Ученик восьмого класса «В» школы № 513 Кировского района Ромка Кавердин, хулиган и раздолбай полных четырнадцати лет от роду, возвращался домой после двух прогулянных уроков в прекрасном расположении духа. Запуганная угрозами и крепкими затрещинами мелкота исправно несла своему повелителю дань, часть которой переправлялась вышестоящим авторитетам из десятых-одиннадцатых классов, остаток же оседал в его собственных карманах, здорово поправляя финансовое положение. Жалкие копейки от матери, тащившей двоих детей в одиночку, уже давно не удовлетворяли Ромкины запросы.
Кратчайший маршрут до серой панельки, где в тесной двушке Ромка жил с матерью, младшей сестрой и ворчливой бабкой, лежал через так называемый парк. Вообще-то ходить в одиночку через пустынную заросшую кустарником лесополосу детям категорически воспрещалось, но, во-первых, у Ромки уже пробивались усы, и к детям он себя не относил. А во-вторых, как всякий малолетний хулиган, был просто уверен в собственной неуязвимости.
Поэтому, не раздумывая, Ромка свернул с дороги на тропинку, усыпанную желтыми листьями, и пошел вразвалку, с удовольствием прислушиваясь как хрустит под ногами сухая листва. Тропинка петляла между деревьями, как заблагорассудится, и вскоре его яркую ветровку с дороги уже было не разглядеть.
Для полноты приятных ощущений Ромка решил закурить. Полез в карман за мятой пачкой сигарет, лихо щелчком выбил одну, достал зажигалку. Чиркнул раз, другой, но кремниевое колесико никак не желало давать искру. Ромка пробовал до тех пор, пока не засаднило палец, потом психанул и зашвырнул дурацкий кусочек пластмассы в кусты. Сигарету рачительный пацан вернул на родину.
Затолкав пачку в карман, Ромка поднял глаза и вздрогнул от неожиданности — он так увлекся борьбой за огонь, что не заметил, как в паре метров от него на тропинке возник пацаненок-первоклашка с огромным ранцем на спине и пушистым черным котенком на руках.
— Курить вредно, — ровным, совершенно не детским тоном произнес мальчонка. От этого тона и серьезного немигающего взгляда огромных серых глазищ Ромку продрал мороз. А еще от какой-то неестественной тишины вокруг, даже листья под ногами, кажется, шуршать перестали. И он тут же разозлился на себя — чего тут можно испугаться?! Шпенделя еле от земли видать! А еще учит, тоже мне, мамочка нашлась! Хорошее Ромкино настроение улетело в кусты вместе с зажигалкой, медленно закипая, он подошел к мальчишке вплотную и угрожающе завис над ним.
— Слышь, мелкий, ты че такой умный, а?! Че ты тут шляешься, тебе не говорили, что по лесу шляться опасно?
Ромке хотелось влепить малому затрещину, но этот взгляд… Пацаненок стоял и спокойно смотрел на верзилу снизу вверх, вовсе не думая убегать или звать на помощь мамочку. Вместо затрещины восьмиклассник схватил за шкирку котенка и поднес его к лицу.
— Фу, мерзость блохастая! Ты че, не знаешь, что кошки заразные?!
Кошек Ромка не любил, факт. И привязанная к хвосту банка — это акт милосердия, на который попавшая в его руки дочь Бастет вряд ли могла рассчитывать. Последнее его развлечение — обливание бензином и поджигание подвальной побродяжки Ромкин приятель Никитос снимал на мобильный телефон. Они потом запись даже в Интернет выложили, и девчонок в школе пугали — горящая живьем кошка выла не хуже какого-нибудь чудища из голливудского фильма.
Впрочем, вздернутый в воздух грубой рукой хулигана котейка не проявил ни малейших признаков робости или паники. Уставившись на Ромку зелеными глазищами, он прижал уши к голове, осклабился и зашипел.
— У, падла! — возмутился Кавердин, прикидывая, какую веселуху можно устроить с этим отважным комком шерсти.
— Маленьких обижать любишь? — тем же ровным, невозмутимым голосом спросил пацаненок, не двигаясь и продолжая сверлить Ромку своими стальными глазюками.
— Чего-о-о?! — протянул Ромка, и вскрикнул — извернувшись, котенок оцарапал ему запястье.
— Вот тварь! — хулиган размахнулся и шваркнул животинку о ближайшую березку. Кот не издал ни звука — не вякнул, и даже косточки не хрустнули. Он отскочил от ствола как гуттаперчевый и врезался Ромке прямо в грудь. От неожиданности и сильного толчка пацан брякнулся на спину, хотел заорать, но дыхание сбило, и он с застрявшим в горле криком ужаса наблюдал, как сидящее на его груди существо раздувается, шипя и принимая размеры здоровенного сибирского котяры. Острые как сабли когтщи полоснули куртку… Услыхав треск рвущейся нейлоновой ткани, Ромка просипел: «Помогите…». А когда они добрались до груди, он наконец-то смог закричать.
Ромку нашли только к вечеру. Случайный прохожий, срезавший путь через лесок, наткнулся на его бессознательное тело, густо украшенное глубокими кровоточащими ссадинами. Одежда на Ромке выглядела так, словно ее пропустили через уничтожитель для бумаги. В первую минуту бедняга прохожий решил, что парнишка стал жертвой извращенца. Вызванная скорая увезла восьмиклассника в больницу. Вызванная милиция посовещалась с докторами и написала в протоколе: нападение крупной кошки, предположительно, рыси.
Добрые полгода после этого местные мужики с собаками на поводках и ружьишками прочесывали окрестные леса, в поисках отродясь не водившейся там рыси.
Ромка провел в больнице две недели, бредя и выкрикивая по ночам что-то о первоклашках, черных котах и прочей дребедени. Домой он вернулся покладистым, тихим как мышь, и мать не знала, радоваться или печалиться такой перемене, и втихаря все-равно лила слезы и пила валерьянку.
На все расспросы в школе Ромка бубнил, как заученное стихотворение классическую песню: упал — очнулся — гипс. От дел «общественных» он отказался в одностороннем порядке, его и не донимали, так как факт «тихой тронутости» по мнению бывших приятелей был налицо. Ромка просто панически стал бояться всякой мелочи, особенно первоклашек, светлоголовых и сероглазых. А котов вообще обходил за версту, любых. Тонкие белые рубцы, оставшиеся на его теле после приключения в парке, жгло огнем при приближении хоть первых, хоть вторых.
Мигель Диас Санчес Мария дель Торро проснулся в состоянии крайне тяжелого похмелья в своей маленькой хибаре в крошечной рыбачьей деревушке, чье название не интересовало даже ее немногочисленных жителей. Голова у Мигеля буквально трескалась на части, поэтому первое, что он почувствовал, когда услышал, как жена переставляет посуду на кухоньке за дощатой перегородкой, было дикое раздражение.
— Хуанита, вот стерва, — пробурчал он, переворачиваясь на другой бок. И чего ее принесло? Вчера вечером Мигель выпил немного с приятелями в деревенском трактирчике, пришел домой, а эта тощая пила раскрыла свой рот и стала попрекать его тем, что нечем кормить ребятишек. Ну, он и поучил ее маленько, как следует уважать мужчину. А она похватала ребятню и убежала к матери — та живет на другом конце деревни… Тоже, та еще… Хуанита вся в мать. Вот и сидела бы со своей мамашей… так нет, принесло ее, ни свет ни заря, гремит плошками… И так голова раскалывается.
Мигель повертелся еще немного с боку на бок и понял, что пить хочется просто невыносимо. Прочистив горло, он рявкнул:
— Хуанита, ты там? Принеси мне воды!
Он полежал еще, однако ни законная супруга, ни холодненькая водица в комнате так и не появились. Закипая, Мигель рявкнул еще раз и еще. Разозлившись как следует, темпераментный латинос собрал волю в кулак и перевел затекшее тело в вертикальное положение. Пропахшее рыбой полосатое пончо, которым он укрывался, соскользнуло на пол. Даже в лучшие времена Мигелю и в голову бы не пришло его поднимать, а сегодня уж тем более.
Справившись с приступом тошноты и «вертолетом», мужчина поднялся и, кляня жену на чем свет стоит, поплелся на кухню. Ну, сейчас она у меня отхватит, думал Мигель, толкая покосившуюся дощатую дверь. Но, к великому его удивлению, высокой, изможденной родами, нищетой и регулярными побоями Хуаниты не оказалось ни у стола, ни у старой закопченной плиты. Вместо его супруги, слывшей в молодости, между прочим, первой красавицей в деревне, на шести квадратных метрах бабьего царства расположилась какая-то совершенно посторонняя женщина. Маленькая, изящная азиатка, затянутая в черный латексный костюм, сидела на краешке кухонного стола и строгала армейским ножом спичку.
— Ты кто? — изумился Мигель: — И где Хуанита?
Вместо ответа незнакомка осмотрела спичку, нашла ее форму приемлемой и отправила импровизированную зубочистку в рот. Переместив ее ловким движением языка в уголок губ, она спросила на чистейшем испанском:
— Бьешь жену, поганец?
Ее раскосые черные глаза внимательно уставились на помятого Мигеля. Похмельный рыбак еще успел подумать, что похожую девку видел он в кино, что-то там про Билла... а потом тяжелый армейский ботинок врезался ему в солнечное сплетение и сознание покинуло его.
Нашла мужа Хуанита. Ее взволновал тот факт, что уже далеко за полдень, а Мигель все еще не идет мириться или продолжать скандалить к дому своей тещи. Все-таки она любила его, каким бы грубым и непутевым он не был. Он отец ее детей… Поэтому Хуанита искренне испугалась, когда увидела мужа, валяющегося на кухне с разбитым носом. После ее нежных хлопот, примочек и припарок Мигель пришел в себя. Он был пугающе молчаливым, а на расспросы жены однозначно отрезал, что поскользнулся в тесной кухоньке и ударился лицом об стол. То же самое он сказал и соседям, и те легко поверили, ведь хорошая мужская драка в таком маленьком местечке не могла бы пройти незаметно для общественности.
Спустя пару дней Мигель, украшенный двумя внушительными синяками под глазами, отправился в трактирчик, но, впервые за много лет, вовсе не для того, чтобы напиться. Он очень аккуратно, издалека, расспрашивал приятелей, не встречали ли те в округе какую-нибудь проезжую женщину азиатку? В ответ все лишь пожимали плечами – ну, какие азиатки? Откуда они в этакой глуши? И посмеивались потом, что Мигель видно решил сменять свою клячу Хуаниту на какую-нибудь изящную китаяночку или японочку.
Через пару лет семья Мигеля переехала в новый дом. После роковой встречи с незнакомкой он совершенно перестал пить. Жену он больше пальцем не трогал, а на освободившиеся средства регулярно покупал ей и ребятишкам гостинцы. Дела его пошли в гору, да так, что Мигель смог выстроить новый дом, пусть небольшой, но зато у мальчишек и девчонок были свои собственные спальни, а кухня, сакральное место, была большой и светлой. Хуанита пополнела, на ее смуглых щеках расцвели розы, и они с Мигелем даже планировали поехать в путешествие.
Сенатор от штата Джорджия Клинси МакХилли проснулась позже обычного, и теперь томно нежилась на шелковых простынях, ленясь вставать. Потянувшись как кошка, она сладко зевнула и взяла со столика у кровати свежую газету. Помедлила секунду и бросила обратно. У нее уик-энд и она не желает забивать себе голову ежедневными проблемами. А вот от привычной чашки кофе, она, пожалуй, не откажется даже в честь выходного.
Любимый напиток исходил ароматным паром тут же на столике, принесенный минуту назад заботливой Мэгги. Да, из чернокожих при правильном подходе получаются отменные горничные, что ни говори…
Клинси с удовольствием пригубила кофе и даже причмокнула от удовольствия. Все-таки жизнь чертовски хороша… Она ощущала себя абсолютно успешной, влиятельной, целеустремленной и сексуально привлекательной в свои сорок восемь. Единственная дочь давно выросла и училась в колледже, не доставляя маме особых хлопот своим поведением. Кстати, надо будет позвонить ей, узнать как дела…
Почтенный статус вдовы придавал образу миссис МакХилли этакой викторианской чопорной романтичности, позволяя с другой стороны вести активную сексуальную жизнь. С привлекательными и свободными молодыми людьми ее круга, конечно же, никаких садовников, шоферов или женатиков — подобные мезальянсы могли испортить имидж. У нее уже была запланирована приятная встреча на вечер с одним симпатичным помощником конгрессмена…
Покинув роскошную кровать размерами с Лонг — Айленд, сенатор встала перед огромным, в пол, трюмо, стянула через голову тончайшую шелковую ночнушку и с удовольствием оглядела свое подтянутое, вылепленное занятиями на тренажерах тело. Диетами Клинси себя не истязала, любила и умела вкусно поесть, и не полнеть при этом. Не девочка, конечно, но еще вполне и вполне привлекательная женщина. Симпатичное лицо несколько портил слишком волевой подбородок – ну, для сенатора избыток воли – это в общем-то не плохо.
Надев купальник и перекинув через плечо белоснежное полотенце, сенатор спустилась по лестнице на первый этаж, прошла по крытой галерее и оказалась у овального бассейна. Тропические цветы в кадках создавали атмосферу райского острова, в этом месте с трудом верилось, что ты находишься не где-нибудь на юге, а в Вашингтоне, округ Колумбия.
Клинси уже предупредила Мэгги, что завтракать будет здесь же, очень хотелось расслабиться и выкинуть эту чертову работу из головы хотя бы на пару дней. Не так давно сенатор с группой единомышленников пролоббировала возобновление военных действий в одной маленькой, но необычайно богатой стране. Бомбардировки без введения наземных войск дают неизменно хороший результат, практика это уже доказала… Ну вот, снова она о работе! Клинси разозлилась на себя и тут же рассмеялась, отшвырнула в сторону полотенце и прыгнула головой вперед в голубую прохладу бассейна.
В ту же секунду за тысячи километров от Вашингтона пилот сверхзвукового бомбардировщика нажал на гашетку, выпуская ракеты по объекту, которого он никогда в жизни в глаза не видел. Внизу, под брюхом самолета, расстилалась желтая пустыня, но и этого он не мог видеть. Масляно лоснящийся цилиндр ракеты вспорол воздух и рванул, оставляя за собой реактивный след, к цели, неся в своем металлическом брюшке смерть для одних и выгодные контракты для других. Пролетев немного, ракета беззвучно исчезла в воздухе, словно растворившись, но пилот никогда об этом не узнал.
Вынырнула эта металлическая акула за тысячи километров от места старта, над пригородом Вашингтона, и понеслась, нацелив хищное рыльце аккурат в крытый тропический рай сенатора Клинси МакХилли.
А где-то далеко-далеко, над Землей, над Солнечной системой и молочными переплетениями галактик, в необозримой выси мобильный отряд ангелов — воителей в очередной раз отчитался по проекту «Бумеранг». Результаты превзошли все самые смелые ожидания. Довольно потерев руки, божество рассмеялось мелодичным женским смехом и произнесло мягким баритоном:
— Эффект бумеранга — как просто! И как я не додумалось до этого раньше?