землетрясение

Галина Двуреченская 2
    В те годы было принято работать допоздна: так работал вождь народов, так работали и ответственные работники всех уровней. Поэтому не удивительно, что в здании ЦК Партии Туркменистана в час ночи еще горел свет. Всем присутствующим хотелось поскорей закончить затянувшееся совещание и выйти на улицу, где дневная жара уступила место ласковой вечерней прохладе. У Евгения Павловича с утра болела голова, он с трудом следил за ходом совещания, равнодушно проголосовал за резолюцию и подошел к окну. В горах видны были какие-то всполохи, похожие на отдаленную грозу; издалека, через открытое окно доносился вой собак. «Странно, чего это собаки воют», - вяло подумал Евгений Павлович, но додумать до конца не успел: мощный толчок подбросил его вверх и с силой швырнул на пол. На него и на других упавших посыпалась мебель, стекло из выбитых окон, книги. В движение пришла вся земля, все вокруг гремело и стонало. Ночь из прозрачной стала молочно-белой, кричали люди, выли собаки. «Война»,- в ужасе произнес кто-то. Но это была не война. Это было землетрясение, за двенадцать секунд полностью разрушившее город. Уцелело лишь несколько зданий, в том числе и здание ЦК Партии, которое спасло жизнь Евгения Павловича.

  Двухэтажный дом, в котором он жил, рухнул как карточный домик, погребя под своими развалинами его жену и шестилетнего сына.

  Людмиле в эту ночь не спалось. Три дня назад Виктор впервые признался ей в любви и попросил выйти за него замуж. Конечно, она была согласна: они встречались уже полгода, и она давно ждала этих слов. Но неписаное правило требовало не соглашаться сразу, и Люда сказала, что подумает, посоветуется с мамой и ответит через неделю. И теперь она бродила вокруг дома, вспоминала мягкие и теплые губы Виктора и мысленно ругала себя: надо было сказать сразу, что согласна, зачем эти дурацкие правила, ведь мама тоже знает Виктора и, конечно, она не против. Сейчас бы гуляли вместе как жених с невестой.
 
  Люда даже не успела удивиться, что там за странные сполохи в горах, как начался ад. Земля не просто качалась под ногами, она летела в пропасть вместе с населяющими ее людьми, домами, деревьями. Грохот, крики боли и ужаса, сплошная белая пыль от разрушенных домов – все это было бы похоже на фильм ужасов, но тогда, в 1948 году таких фильмов еще не было.
 
  Людиных родителей и младшего брата откопали мертвыми под развалинами дома только на третьи сутки.Тогда же нашли тела жены и сына Евгения Павловича. Виктора не нашли.

  Евгений Павлович и Люда одни остались в живых из их двухэтажного десятиквартирного дома. Они были эвакуированы в крупный сибирский город, там оба поступили в распоряжение МГБ (потом - КГБ), где и проработали: Евгений Павлович до самой смерти, а Людмила Дмитриевна – до выхода на пенсию. Они никогда никому  не рассказывали о пережитом в Ашхабаде, и не только потому, что эти разговоры не поощрялись начальством, но и потому, что воспоминания были слишком тяжелыми. Средства массовой информации писали о катастрофе глухо и недостоверно, главный упор делая на оперативности оказания помощи, а также героизме и мужестве тех, кто пришел на помощь пострадавшим. Стыдливо умалчивали они о том, что в числе немногих сохранившихся зданий оказалась городская тюрьма, из которой разбежались заключенные, разоружив охрану.  От мародеров-уголовников пострадали многие, оставшиеся в живых ашхабадцы. Тяжело контуженную Людмилу спас от их рук Евгений Павлович, получивший оружие и разрешение стрелять мародеров на месте.

  Глубоко на уровне подсознания Людмила усвоила, что нельзя ничего откладывать на завтра, потому что завтра может и не быть. И еще: нельзя отпускать от себя любимых, потому что можно потом и не дождаться встречи.        Долго и трудно восстанавливались они после пережитого, ободряя и поддерживая друг друга. Последствия психологического шока и перенесенной контузии Людмила ощущала до конца жизни.

  Через несколько лет у них родился сын, которого в честь Людиного отца назвали Димой. Евгений Павлович волей-неволей видел в Диме своего погибшего сына, а Людмила – брата. И хотя они никогда не говорили об этом ни Диме, ни даже друг другу, оба очень хотели, чтобы Дима «соответствовал». Оба в ребенке души не чаяли, все свободное время проводили с ним и даже слегка ревновали его друг к другу.

  Евгений Павлович много работал;  что скрывать, в те годы дел у сотрудников КГБ было немало, а в свободное время очень любил мастерить. Купить мебель тогда было непросто, а своим служебным положением он никогда не пользовался. Если же удавалось что-нибудь достать, он разбирал покупку до самых мелких деталей, а потом конструировал из них новую удобную и оригинальную вещь. Жили они в просторной трехкомнатной квартире в центре города, мебель в ней была полностью сделана руками Евгения Павловича, чистота и уют поддерживались усилиями Людмилы Дмитриевны. Хотя в глазах Димы авторитет отца поддерживался неукоснительно, дома «рулила», конечно, мама. Работая в одной системе с мужем-генералом, она тоже старалась «соответствовать». Небольшого роста, энергичная и деловитая, она очень следила за своим внешним видом: всегда аккуратно уложенные волосы, слегка подкрашенные губы, модная, но скромная одежда. Кстати, и одежду , и прическу она мастерила сама, не прибегая к помощи портных и парикмахеров. Она решала все вопросы быта, планировала бюджет и занималась воспитанием Димы.

  Дима рос красивым послушным мальчиком. В глубине души и он чувствовал, что родители многого ждут от него, и старался  их не разочаровывать. Как и у отца, у него были золотые руки, он охотно помогал ему во всех делах по дому. Родители рано научили его читать, подрастая, он читал много и охотно. В семье вообще любили книги и много читали. Каждое воскресенье Людмила Дмитриевна и Дима шли на книжную ярмарку, где даже в самое дефицитное время можно было купить хорошую книжку, участвовали во всех розыгрышах подписных изданий и сумели собрать неплохую библиотеку.

  Все их родственники и друзья остались навсегда в Ашхабадской земле, новых друзей не завели, поэтому семья жила замкнуто, вполне удовлетворяясь общением друг с другом. Учеба, чтение, общение с родителями занимали все Димино время, он не бегал с ребятишками во дворе и практически не имел друзей. Мужчины: папа и Дима –  не позволяли маме делать никакой тяжелой работы. Дима знал, что у нее после контузии осталась инвалидность.
 
  У Димы обнаружился абсолютный музыкальный слух, и Людмила Дмитриевна отдала его учиться играть на гитаре.  Музыкой Дима занимался с удовольствием. В школе он тоже хорошо учился, ровно по всем предметам, но особенно нравилась ему математика. Она подкупала мальчика своей бескомпромиссностью и однозначностью. В истории, в литературе всегда можно было допустить несколько толкований, часто исключающих друг друга, а в математике  сумма квадратов катетов всегда была равна квадрату гипотенузы,  и неважно, нравилось это кому-то или нет. Сам Дима по характеру был деликатным и добрым мальчиком, в школьных драках и скандалах не участвовал, но в ссорах и спорах одноклассников его слово бывало последним. «Если уж Димка сказал...», - говорили ребята.

  Куда поступать после окончания школы – сомнений не было. В городе недавно открылся медицинский институт, конкурс туда был очень высоким, а поступление – вопросом престижа. Поскольку особого желания лечить людей у Димы не было, то на семейном совете был выбран медико-профилактический факультет: специальность нужная, интересная и будет всегда востребована. Поступил Дима без труда, а вот учился без особой охоты. Вскоре после начала занятий по традиции молодого института проводился так называемый «первокурсник». Очень быстро Дима собрал нескольких энтузиастов, и через несколько дней новорожденный вокально-инструментальный ансамбль «Динамит» - (Дима-Наташа-Миша-Инна-Толя) уже репетировал в зале свою программу. На конкурсе их факультет занял первое место, а их ансамбль вскоре стал лучшим в институте. Они играли на всех торжественных собраниях, на вечерах, на студенческих КВНах. Понятно, что времени для учебы оставалось мало. Людмилу Дмитриевну, конечно, огорчали посредственные оценки сына, но она ходила на все выступления «Динамита» и гордилась его успехами.

  Вскоре Людмила Дмитриевна была своим человеком в деканате, знали ее и на многих кафедрах. Дима немного стеснялся маминой активности, но и гордился ею. Разумеется, знала она и всех «динамитчиков»: не раз и не два бывали они у них дома, и Людмила Дмитриевна поила их чаем со своими знаменитыми булочками, равных которым просто не было. Она же первая заметила взаимную симпатию между сыном и Наташей. Наташа училась на курс старше  Димы, на лечебном факультете. В ансамбле она вначале участвовала в порядке «шефской помощи», а потом в нем и осталась. Она была пианисткой, или, как они ее называли, клавишницей. Кроме того, она хорошо пела. Ее голос, правда, слабенький, но усиленный микрофоном, был слышен даже в самом конце зала. «На тебе сошелся клином белый свет», - пела Наташа чистым приятным голосом, а Людмила Дмитриевна едва сдерживала слезы: у нее был прекрасный муж, вырос замечательный сын, но тот, на ком сошелся клином белый свет, не забывался. «Я могла бы побежать за поворот, только гордость, только гордость не дает», - пела Наташа. Какая уж  гордость – побежала  бы, только нет там никакого поворота, ушел под землю вместе с любимым.

  Конечно, Дима был еще молод для семейной жизни, но с другой стороны, по вечерам будет дома, не свяжется с какой-нибудь дурной компанией, да и девочка вроде бы неплохая. Словом, благословение родителей было получено, и Дима с Наташей поженились на третьем курсе.  Чтобы не было никаких недоразумений, Людмила Дмитриевна сразу расставила все точки над i. В кухне должна быть только одна хозяйка, и нет вопроса, кто этой хозяйкой будет. В воскресенье они с Димой, как и раньше, будут ходить на рынок за продуктами и на книжную ярмарку. Что касается денег, то, пока они оба не работают, денег родители с них брать не будут. Свои стипендии они могут тратить как угодно, но Людмила Дмитриевна всегда с радостью даст совет, как выбрать вещь недорого и со вкусом. Спальню Димы Людмила Дмитриевна обставляла по своему вкусу, с любовью, поэтому просит там ничего не менять. На этом требования свекрови заканчивались. Она всячески оберегала жизнь молодой семьи, невестку работой по дому не загружала, скорее, наоборот: «Наташенька, не мой посуду, все равно перемывать придется, лучше я сразу сама помою. Наташенька, давай я буду стирать Димины рубашки. Я это делаю вручную, в машинке воротнички ломаются. Нет, Наташа, торт я испеку сама, я ведь знаю, какой мужчины любят».
Ансамбль их к этому времени распался: Наташа забеременела, Миша перевелся в другой город, Толю исключили за неуспеваемость.

  Дима очень переживал распад ансамбля: свой голод по общению со сверстниками он удовлетворял именно с «динамитчиками». Людмила Дмитриевна, хотя и сочувствовала сыну, в глубине души была даже довольна: пора по-настоящему заниматься учебой, скоро выпуск, и надо думать о будущем.

  Дима учился на пятом курсе, когда заболел Евгений Павлович.  Его положили в больницу с инфарктом.
- Ничего, - говорил он перепуганной Людмиле Дмитриевне,- выкарабкаюсь.
И уж совсем было выкарабкался. На последнем свидании с женой и сыном был веселым, шутил; назавтра его обещали выписать. А утром позвонили из больницы: умер в результате повторного обширного инфаркта.

- Этого не может быть!-твердила потрясенная Людмила Дмитриевна. – Его отравили. Кто-то отомстил ему.
- Мама, о чем ты говоришь? Кто и зачем мог его отравить?
- Ты забыл, где он работает? Или ты не знаешь, какой у тебя отец? Он никогда не шел ни с кем на сговор, для него ничего не значили ни степени, ни должности, он был всегда честным. Видно, кому-то перешел дорогу. Конечно, правду будут скрывать, но им это не удастся. Дима, ты должен помешать им утаить от всех правду.
- Я?- у Димы мгновенно высохли слезы. – Но каким же образом?
- Ты пойдешь на вскрытие и проследишь, чтобы все было честно.
- Мама, ты понимаешь, что говоришь? Ты была хоть раз на вскрытии? Это невозможно. Да и понять я все равно ничего не смогу.
- Дима, ты должен! – в голосе Людмилы Дмитриевны зазвенел металл. – И ты пойдешь!

  И Дима пошел. Ничего более ужасного, чем эти полчаса, проведенные на вскрытии того, что еще вчера было его отцом, в жизни Димы не было. Он не достоял до конца, на ватных ногах вышел в коридор и едва дошел до туалета, где его долго и мучительно рвало. Дома сказал маме:
- Инфаркт, отравления не было.

  После похорон Людмила Дмитриевна потребовала с Димы обещание, что он ее никогда не бросит и всегда будет верен своему сыновнему долгу.
 
  Через неделю Наташа родила крохотного сморщенного недоношенного мальчика, которого назвали Евгением.

  Людмила Дмитриевна была категорически против академического отпуска, поэтому все заботы о ребенке она сразу же взяла на себя. Кормила его сцеженным молочком, пока Наташа была на занятиях, меняла пеленки, вставала к нему ночью, а потом для  удобства перенесла к себе в комнату Женечкину кроватку.
 
  Наташа поначалу пыталась протестовать, но Дима просил смириться: он считал, что заботы о ребенке помогают маме перенести потерю отца.
 
  Дима и Наташа успешно закончили институт.  Людмила Дмитриевна использовала все свои связи и добилась, чтобы их оставили работать в городе. Наташу взяли в стационар терапевтом, а Дима начал работать санитарным врачом в санэпидстанции. Правда, проработал он там меньше года. Становилась все более востребованной новая наука – кибернетика;  на базе областного электронно-вычислительного центра открылась лаборатория медицинской кибернетики, подготовленных специалистов не было, и Диму после короткого собеседования взяли туда с радостью. Вот где пригодилась его любовь к математике! Дима самостоятельно освоил азы программирования, и вскоре его программы стали лучшими в городе. Он даже рискнул послать одну из них на всесоюзный конкурс, где был удостоен звания дипломанта.

  Женя рос под крылышком Людмилы Дмитриевны. Как и следовало ожидать, у мальчика оказались большие способности к музыке, и Людмила Дмитриевна отдала его учиться на скрипке. Она сама выбрала ему педагога и постоянно контролировала процесс обучения: присутствовала на уроках, участвовала в выборе репертуара, а позднее, когда Женя подрос, следила за прохождением конкурсов юных музыкантов и часто просто настаивала на Женином участии в них. Надо сказать, что играл Женя хорошо: чисто, аккуратно, с соблюдением всех авторских нюансов, в школе он был лучшим скрипачом, играл с большим успехом на всех концертах, а вот на конкурсах ему не везло. По мнению Людмилы Дмитриевны, жюри оценивало игру очень предвзято, Женя в лучшем случае получал диплом, призовые места ему не доставались. И хотя решения жюри обжалованию и  пересмотру не подлежат, Людмила Дмитриевна несколько раз обращалась к председателю за разъяснениями и всегда получала однотипный ответ: да, играет чисто, да, техника хорошая, но играет неинтересно, формально, без собственного отношения к исполняемому.

  А откуда у маленького мальчика из благополучной семьи  возьмется понимание сложной музыки, пропитанной страстями и страданиями?!

  Впрочем, была еще одна причина неинтересной игры Жени: он ненавидел скрипку. Ни разу никто не спросил у мальчика, хочет ли он играть на скрипке и хочет ли он вообще заниматься музыкой. Ему не было и пяти лет, когда бабушка отвела его в музыкальную школу, и с тех пор она строго следила, чтобы он занимался ежедневно. Только в день, когда он играл на концерте, можно было вечером отдохнуть. Как Женя завидовал своим одноклассникам, которые после школы играли во дворе в футбол, а зимой – в хоккей, как он мечтал, чтобы его скрипку украли или нечаянно сломали! А скрипка у него была хорошая: итальянская мастеровая. Стоила она очень дорого. Бюджетом семьи по-прежнему заведовала Людмила Дмитриевна, хозяйство она вела очень экономно, но на скрипку денег все равно не хватало, пришлось отказаться от покупки новой шубы для Наташи, да еще заложить кольцо с бриллиантом – подарок покойного мужа. Конечно, решение о покупке было принято на семейном совете, но участие Димы и Наташи было формальным, Людмила Дмитриевна решила все сама.

  А жизнь семьи текла по накатанному пути. По воскресеньям Людмила Дмитриевна с Димой ходили на книжную ярмарку, потом на рынок за продуктами. Несмотря на денежные затруднения,  Людмила Дмитриевна продукты из магазина не признавала. Дима, казалось, был вполне доволен семейным укладом: дома чисто, обед всегда вовремя, ребенок присмотрен – что еще надо? Ему самому надо было только одно: возможность работать. Нет, он безропотно выполнял все, что от него требовалось по дому, но по-настоящему был счастлив, когда его оставляли в покое и не мешали заниматься любимым делом.

  Когда Диме исполнялось тридцать лет, Наташа предложила отпраздновать эту дату с друзьями. Но тут выяснилось, что друзей-то у Димы нет. Вся его жизнь – семья и работа.
 -Тогда я просто испеку для тебя торт, и отпразднуем дома, - сказала Наташа.
- Наташенька, у тебя торт то ли получится, то ли нет, а у меня уже все отработано, мои торты ты ела, знаешь, какие они.

  Людмила Дмитриевна испекла торт, и отпраздновали дома. Женя сыграл на скрипке специально для папы выученный трудный этюд «Непрерывное движение», а Наташа аккомпанировала ему на фортепиано, которое тоже было куплено для Жени, правда, дешевое, с рук.

  За домашними делами, за заботами о Женином образовании Людмила Дмитриевна как-то упустила тот момент, когда Наташа стала меньше бывать дома, позже приходить, чаще дежурить. Совсем она ушла из семьи, когда Жене было 11 лет.Ушла к итальянцу, из тех, что монтировали в городе линию по изготовлению мороженого. Случилось так, что  один из рабочих заболел, попал в больницу, где работала Наташа, там они и познакомились.

 -Хочу быть женой, хозяйкой, матерью, а не квартиранткой,- так объяснила она свой уход.
 -Понятно, чтобы стать матерью, надо бросить сына,- парировала Людмила Дмитриевна.
Вопрос о сыне был, конечно, самым больным. Наташа понимала, что никогда Дима не даст согласия на отъезд Жени в Италию. «Ничего,- уговаривала она себя, - повзрослеет – сам поймет».
  А Дима, всегда такой спокойный, сдержанный, плакал.

  Через два года после ухода Наташи Дима с Женей отдыхали в Болгарии, когда на пляже к ним подошла хорошенькая, как куколка, трехлетняя девочка и совсем по-взрослому обратилась к Диме:
 -Здравствуйте, не хотите ли познакомиться с моей мамой? Она пошла купаться, а я сторожу вещи.
 -Тебя мама прислала?-улыбнулся Дима.
 - Что вы? Мама мне не разрешает разговаривать с незнакомыми дядями, это я сама.

  Так маленькая Оленька познакомила Диму с Еленой, молодой, красивой, недавно разведенной женщиной. Домой, в Россию, они уже возвращались вместе.

  Людмила Дмитриевна познакомилась с Еленой. Нет, она, конечно, желала счастья своему сыну и допускала, что именно с Леной он может быть счастлив, но...
 -Леночка, я хочу при вас напомнить Диме, что после смерти папы он дал мне слово никогда меня не бросать. Поэтому Дима будет жить со мной. Давайте рассуждать трезво, без обид. Мне нужна отдельная комната, это не подлежит обсуждению. Женя играет на скрипке и на фортепиано, он взрослеет, ему тоже нужна отдельная комната. Дима много работает дома, ему нужны тишина и покой.Честно говоря, я не вижу, как вы с Оленькой сможете вписаться в нашу жизнь.

  Дима несколько раз пытался вставить слово в мамин монолог, но это ему не удалось. А Елена ответила очень спокойно:
 -Людмила Дмитриевна, мы с Оленькой не претендуем на вашу жилплощадь, у меня есть квартира в Кировском районе. А Дима – взрослый человек, он сам решит, как ему жить.

  Но взрослый человек Дима, как оказалось, ничего решить не мог. Связанный словом, сыновним и отцовским долгом, он не мог оставить маму и сына. Отказаться от Елены и Оленьки, которые так быстро стали ему родными, он тоже не мог. Почти год продолжалось это противоестественное существование, когда Дима был «мужем выходного дня», приходя к жене и Оленьке только по субботам, после похода с мамой на рынок, чтобы в воскресенье вечером вернуться домой.
Людмила Дмитриевна не была жестокой, она болела за сына, видя, как ему трудно. Но выхода не видела. Уйти к новой жене, оставив ей сына, значит, сделать мальчика, росшего без матери, круглым сиротой. Уйти вместе с Женей, значит, обречь ее на скорое угасание, лишив всего, что ей дорого в жизни.
Как ни странно, помог разрешить проблему Женя. Он окончил музыкальную школу и заявил, что не будет поступать в музыкальное училище, а после 11-го класса пойдет в университет и станет программистом, как папа. Людмила Дмитриевна приводила все аргументы: говорила, сколько времени и сил стоила им обоим его учеба, вспоминала потраченные на покупку скрипки и на участие в конкурсах деньги, напоминала об обязанности перед собственным талантом. Наконец, пустила в ход тяжелую артиллерию: перенесенную ею контузию, ночные головные боли, расстроенные нервы и даже «был бы жив твой дедушка». Ничего не помогало.

  Неожиданно на сторону Жени встал Дима. «Мама, когда-то ты выбрала институт для меня, и мне пришлось потом переучиваться. Женя пусть выберет сам». Когда вопрос был решен окончательно, Людмила Дмитриевна вдруг сказала:
- Дима, Женя уже достаточно взрослый, сам принимает решения, я думаю, что мы сможем с ним справиться и без тебя. Я освобождаю тебя от от твоего слова, живи с новой семьей.

  Дима был хорошим сыном и отцом, стал хорошим мужем и отчимом. Ему удалось подружить Женю и с Еленой, и с Оленькой. Каждое лето они вместе ездили отдыхать, по выходным гуляли, ходили в парк, ели мороженое. Конечно, не забывали и Людмилу Дмитриевну, к ней приезжали с подарками, с цветами. Правда, она очень холодно принимала Лену, не уставала подчеркивать, как избалована Оленька, но это были мелочи, не стоящие внимания.
 
  Шло время. Женя выучился, женился, жил с бабушкой, которой очень не нравилась его жена Юля. Но Юлю, похоже, совсем не интересовало, нравится она Людмиле Дмитриевне или нет. «Вы не обижайтесь, - заявила она чуть ли не в первый день, - но в кухне я все переставлю по-своему, чтобы было и красиво, и удобно. И ремонта, я вижу, давно не было. Сделаем и ремонт».

  Она очень удивилась, что Женя ни разу не был у мамы в Италии, и быстро организовала совместную с ним поездку по приглашению Натальи.

  А Людмила Дмитриевна, привыкшая все контролировать и все держать в своих руках, как-то спасовала перед решительной невесткой и не возражала против ее нововведений. Она долго не признавалась никому, что у нее просто нет сил спорить с Юлей, что она часто испытывает слабость, головокружение, по вечерам ее знобит, повышается температура. Когда однажды утром она не смогла встать с постели, вызвали врача. Оказалось, что у Людмилы Дмитриевны болезнь крови. Умерла она быстро.

  Дима, хоть и старался этого не показывать, тяжело переживал смерть матери. Кроме естественного чувства утраты, он мучился от неискупимой вины, от собственного предательства: все-таки не должен он был оставлять маму; Женя и Юля молодые, они не могли понять, какой непростой была ее жизнь, как  самоотверженно старалась она заменить отцу потерянную семью, сколько сил отдала воспитанию Димы, а потом и Жени, особенно после отъезда Натальи.

  Дима болел редко, поэтому в этот раз, когда у него заболело горло и немного повысилась температура, он не пошел в поликлинику, а просто позвонил на работу, где он давно уже заведовал лабораторией, и сказал, что один день поболеет дома. К врачу все же пришлось пойти: температура не снижалась. Врач выписал больничный со стандартным диагнозом: ОРВИ. Через неделю, несмотря на повышенную температуру,  Дима вышел на работу, еще через неделю снова слег. Когда, наконец, догадались сделать анализ крови, сомнений не было: острый лейкоз. «Мама зовет», - грустно сказал Дима.

  Через месяц после похорон Димы, в день рождения Людмилы Дмитриевны, у Юли и Жени родилась девочка. Назвали Людмилой.