Глава 25
Сказано – сделано.
Приятели запаковались золотом, и пошли на Лефортовский рынок. Авдей тащил три слитка, гном – один. Перед походом Пётр Иваныч прочёл специальное заклинание, способное выровнять не очень трезвое движение компаньонов, и теперь они шли, напоминая парализованных астматиков. Авдей переставлял негнущиеся ноги не совсем так, как следовало бы, двигаясь по прямой линии, а бывший доцент постоянно хватался за грудь, где он под курткой спрятал свой слиток. Так они безболезненно добрались до рынка. Пётр Иваныч прислонил Авдея к будке охраны, а сам отправился к хозяину рынка, некоему Абраму Гасановичу Флюгеру. Ему – бывшему московскому доценту – повезло, потому что господин Флюгер оказался на месте. И даже лучше, чем там, потому что Абрам Гасанович околачивался в приёмной у своей новой секретарши и, золотозубо улыбаясь, зачем-то сулил ей норковую манишку, экскурсию в близлежащий «Макдоналдс» и повышение зарплаты тотчас как…
- Здорово! – с порога в зубы рявкнул бывший московский доцент.
- Вай, какие люди! – взмахнул короткими полными ручками господин Флюгер, отскакивая от стола секретарши. – Совсем давно не виделись. Ара, а как твой хозяин поживает, такой-сякой дорогой господин Шенкель?
Надо сказать, Абрам Гасанович не мог похвастать своим потомственным московским происхождением, потому что прибыл в столицу из глубокой российской провинции. Или что-то вроде того. Поэтому, прожив в Москве больше двадцати лет и став хозяином Лефортовского рынка, таки вкраплял в свою речь характерные провинциальные диалектизмы. А иногда, и целые речевые обороты, построенные по принципу вышеупомянутой языковой особенности.
- Нормально поживает, - буркнул Пётр Иваныч и плюхнулся на стул, в очередной раз схватившись за грудь. – Я по делу…
- Какие такие дела? – уточнил Абрам Гасанович.
- Хочу кой-чем торгануть, встать надо посимпатичней, чтобы коммерция не тормозилась, - рассказал о своей проблеме гном.
- Вах! – схватился за свои огромные волосатые уши господин Флюгер. – Совсем никак нельзя помочь именно в сегодня, потому что даже несимпатичных мест на мой рынок три неделя вперёд не осталось! Ты только не обижайся, дорогой, и свой хозяин скажи, чтобы не обижался, потому что… Слушай, а почему свой коммерция под его крыша устроить не хочешь?
В принципе, Абрам Гасанович не хотел портить отношения с господином Шенкелем. Поскольку был тот не только вхож в кулуары московского полусвета, но и являлся коренным столичным жителем. Больше того: происходил из тринадцатого колена Израилева, основанного самим Иваном Даниловичем Калитой, первым московским евреем. Однако и на горло собственным интересам ушлый господин Флюгер наступать не хотел, потому что на хрена ему предоставлять выгодную торговую площадку этому деятелю, претендующему встать посимпатичней, да ещё за полцены?
- Под крышей ломбарда моего дорогого хозяина? – невольно ощерился бывший московский доцент. – Да я своей троюродной бабушке, которую терпеть не могу, не посоветовал бы иметь какие-нибудь дела с моим дорогим хозяином. Хотя лично я его сильно уважаю… Слышь, Гасаныч, а можно я так, без всякого места, по твоему рынку со своим товаром поболтаюсь?
- Поболтайся, - сморщился от собственной щедрости Абрам Гасанович. Ему бы поинтересоваться: а чем таким ценным собирается торгануть сотрудник уважаемого московского предпринимателя, но секретарша отвлекала. Она, очевидно, не кололась на норковую манишку, поэтому следовало переходить к жилетке из мутона.
- Так ты предупреди охрану, чтобы не пинала, - сказал на прощание бывший московский доцент, - и скажи, что я не один, а с приятелем…
Гном взялся обеими руками за золотой слиток, спрятанный под курткой, рывком поднял себя со стула и потащился на выход. И, едва захлопнув за собой дверь в секретарскую приёмную, нос к носу столкнулся с господином Шенкелем.
- Вот, чёрт! – брякнул бывший московский доцент.
- Доброго здоровьичка! – приятно осклабился в ответ господин Шенкель.
- И вам того же, - поправился Пётр Иваныч.
- Чего это вы тут делаете? – сделал стойку хозяин ломбарда. Был он, как большинство российских бизнесменов, снабжён специальным нюхом на выгоду. И именно сейчас этот нюх подсказывал его обладателю, что встречу с корешем своим, Абрамом Гасановичем, можно отложить, и, не сходя с места, заняться своим подчинённым.
- Да так, кое-что продать надо, - промямлил гном. Он попытался противостоять энергетике хозяина, но не тут-то было. То есть, сначала Пётр Иваныч хотел что-нибудь соврать, но, пронизываемый острым взглядом маленьких глазок хозяина, понял, что не только не сможет ему соврать, но и достойно выкрутиться из такой ситуации, когда тебя, можно сказать, почти поймали за задницу с поличным. Вернее, на попытке продать «палёное» золотишко.
- Кое-что – это что? – ласково поинтересовался господин Шенкель, взял своего сотрудника за воротник куртки и повёл его на выход из административного здания Лефортовского рынка.
- Вот, - обречённо произнёс гном и, отвернув полу куртки, показал золотой слиток.
- Золото, что ли? – пренебрежительно прищурился московский предприниматель.
- Золото, - убитым голосом подтвердил бывший московский доцент.
- Один слиток? – продолжил расспросы господин Шенкель.
- Четыре, - признался гном. – Три у вот этого…
И Пётр Иваныч, выкатившись на улицу, указал пальцем на Авдея.
- А что это с ним? – спросил хозяин ломбарда, направляясь вместе со своим сотрудникам к воротам рынка, где, прислонившись к будке охраны, отдыхал складской служащий.
- Да пьян в жопу, - признался бывший московский доцент.
- Но и вас, как я погляжу…
Господин Шенкель сделал два энергичных вдоха.
- …Не от передоза валериановых капель штормит. Что?
- Ну, есть маленько, - не стал отпираться гном.
- Та-эк, берём этого молодца под руку и забираем с собой…
Господин Шенкель, мужик нехилый, не отпуская воротника куртки своего сотрудника, подхватил другой рукой никакого Авдея и в течение пяти минут усадил обоих в свой поместительный «джип». Через десять они тормозили возле ломбарда, а ещё через пять господин Шенкель охмурял своего сотрудника в запаснике своего предприятия. Авдей, освобождённый от известного груза, спал тем временем в подсобке уборщицы.
- Может, всё-таки деньгами, а? – вяло упирался Пётр Иваныч, отпихивая от себя очередной предмет, принесённый в заклад рачительному хозяина ломбарда каким-нибудь забулдыгой.
- Да что деньгами? – горячился господин Шенкель, продолжая подсовывать под нос гному то резную коробку с китайскими головоломками, то вьетнамский складной нож в комплекте с национальной панамой из рисовой соломки. – Деньги сегодня есть, а завтра – нет. А вещь может годами находиться в хозяйстве, переходить по наследству, вещь может со временем стать раритетом, и она никогда не обесценится. Потому что вещь не подвержена инфляции… Ну, не хочешь коробочку с ножиком, тогда я тебе… А вот тут у меня… Ага!
Хитрый предприниматель вылез из кучи хлама, сваленного в его запаснике, и брякнул о пол всамделишный клавесин, выполненный в размерах для девочек-пятилеток.
- Это что? – оживился Пётр Иваныч.
- Механическое концертино, - слегка приврал хозяин ломбарда.
- Что, и набор перфорированных нот имеется? – заволновался бывший московский доцент, хватая руками понравившийся «предмет».
- А как же! – просиял господин Шенкель. – Вот!..
Ушлый «коммерсант» движением фокусника материализовал кипу специальных карточек, с которых посыпались пыль и тлен.
- …От раннего Вивальди до позднего Хренникова!
- А можно попробовать? – совсем уже расклеился гном.
- Запросто! – воскликнул господин Шенкель. Он вставил одну из карточек в специальную прорезь, завёл механизм, нажал пусковую клавишу, и помещение запасника наполнилось дребезжащими звуками, подозрительно напоминающими легендарную Мурку.
- Это ранний Вивальди или поздний Хренников? – расслабленным голосом поинтересовался бывший московский доцент, которому, если признаться, ещё в далёком детстве медведь наступил на ухо. Однако насупил так грамотно, что не отдавил в маленьком гноме любовь к музыке.
- Это средний Шостакович, - не моргнув глазом, соврал господин Шенкель. – В общем, не стоят твои четыре золотых слитка такого добра, но – бери! Пользуйся моей щедростью, режь меня без ножа! Грабь, в общем… А я тебе в придачу ещё и бубен подарю…
С этими словами хозяин ломбарда изобразил новое движение фокусника, материализовал подержанный цыганский бубен, всучил его своему сотруднику и свистнул охранника. Пошептал ему на ухо пару ласковых и охранник в десять минут выполнил первую часть инструкции хозяина: собрал в кучу гнома, его новоприобретённое «концертино», коробку с нотами, бубен, присовокупил бесчувственного Авдея, и всё это погрузил в свою иномарку. Ещё двадцать минут дюжий охранник с хитрой и донельзя рябой рожей осуществлял вторую часть инструкции – доставлял гнома и приятеля его на Пречистенку. Прибыв на место, охранник «разгрузил» свою тачку и отбыл на службу.
А спустя ещё тридцать минут Авдей Блинов очнулся в квартире бывшего московского доцента. Сначала он сел на полу, где лежал до этого в бессознательном состоянии. Затем машинально помахал правой рукой, ни черта в ней не обнаружил и схватился за голову. Потом Авдей привёл в относительный порядок мысли, сфокусировал зрение, идентифицировал окружающую реальность и понял, что это звенит не в его голове, а верещит некий инструмент, водружённый посередине комнаты неизвестно когда неизвестно кем. Рядом с инструментом приплясывал бывший московский доцент и, усугубляя дребезжащие звуки, бухал в испорченный цыганский бубен.
- Это что, Мурка? – прохрипел Авдей, обладавший кой-каким слухом и начатками музыкального образования.
- Да, классная музыка! – не расслышав приятеля, самозабвенно завопил гном. – Сто тридцать семь нотных карточек! Слушай – не хочу! А какой инструмент! Цены ему нет!
С этими словами бывший московский доцент «завёл» новую музыку, и раздалась донельзя затёртая мелодия типа «Семь-сорок». А всего мелодий оказалось три. То есть, помимо услышанных, ещё присутствовала хреновая аранжировка песни про Костю, который возил кефаль шаландами, а иногда приходил в пивную, от чего тамошние биндюжники начинали зачем-то стонать. Или вставать?
- А где золото? – вспомнил Авдей, хлопая себя по одежде и оглядываясь. – Ты… Мать твою перемать!
Он вдруг понял, зачем и откуда здесь этот струнно-щипковый (61) антиквариат на механической тяге.
- Да нет, рояль хорош, однако ж я не знал, что мелодий будет только три? – начал оправдываться Пётр Иваныч.
- Эх, и мудак же ты! – в сердцах крикнул Авдей. – Дай хоть выпить… Слушай, а назад это дело никак нельзя отыграть?
- Можно было бы, но только не в случае с моим дорогим хозяином, - пригорюнился гном. Затем слегка прояснился и заявил: - Зато мы можем быть спокойными насчёт недовольства со стороны Рока. Потому что теперь наше золото, сфабрикованное с помощью философского камня, уже никуда не пойдёт.
- Ну, да, - буркнул Авдей, похмеляясь виски. – Твой господин Шенкель не такой дурак, чтобы торговать им себе в убыток на Лефортовском рынке…
Глава 26
На второй день после того, как капитан Абакумов засел в запасной бане дорогого президента, ему таки повезло. И он, наконец, смог пообщаться с духом самого Амона. Ну, да, того самого маркиза тьмы и седьмого по рангу специалиста из числа семидесяти двух его коллег. Не путать с овноголовым Амоном из Египта, потому что голова у нашего Амона сначала волчья, потом человеческая, а иногда воронья (или совиная) на человеческом туловище. И нашему Амону стало бы стыдно, если бы его спутали с овцой. Или стало бы кисло тому, кто бы спутал его с бараном. Однако капитан Абакумов был не таковский. Он знал и нашего Амона, и египетского, однако претендовал вызвать именно господина Маркиза, поскольку между ними наблюдалась некая общность рангов. Ну, типа колдун седьмой категории и седьмой в перечне соответственных демонов из властного небесного чина.
Дух Амона, надо сказать, появился на специальной проекционной площадке, на которую Сил Силыч направил ультрафиолетовый луч ограниченного проникновения с помощью колдовского прожектора. Вместе с лучом колдун послал на площадку свой мысленный импульс, замороженный предварительным заговором на определённый радиус действия. Одновременно капитан Абакумов осветил интересное место специальным генератором фигур Лиссажу (62) , подвешенным к потолку над проекционной площадкой излучателем вниз. Причём осветил таким образом, что на площадке появилась не какая-то банальная пентаграмма, а почти полином Чебышева (63) с оккультно сдвинутой фазой в сторону специально заговорённой амплитуды колебаний. В общем, времени на подготовку операции по вызову Амона ушло изрядно, зато тому стало некуда деваться в обоих случаях. Сначала, когда он не смог не явиться по вызову ушлого капитана ФСБ, и потом, когда дух демона не мог никуда рыпнуться с площадки. Поэтому он появился, повыпендривался, меняя видимость от устрашающей до раздражённой, затем преобразился в опустившегося российского таксиста в демисезонных трусах по щиколотку и футболке с надписью «Эх, драйвану!» и хриплым голосом поинтересовался:
- Ну, чё вызывал? Колись, давай, да я поехал, а то дел по горло.
- Дела у него, - пробормотал Сил Силыч, - с помощью отслоившихся от собственного естества бесов благочестивых монахинь совращать… Падла!
- Чё ты сказал?! – ощетинился Амон в виде опустившегося российского таксиста и показал собачьи зубы. – Это кто тут падла?!!
- Ну, ты не особенно ерепенься, - остудил духа уважаемого демона капитан Абакумов, - а то проторчишь у меня тут до морковкина заговенья. Ведь здесь не средневековая Франция, не загуляешь.
- А я, вообще, где? – слегка спустил пар дух.
- В России, - веско ответил Сил Силыч.
- Ух, й-о! – ахнул господин Маркиз и схватился за челюсть. – То-то я гляжу, вид у меня какой-то непотребный…
- Ну, ты не подкалывай, а слушай сюда, - посуровел Сил Силыч, - вернее – проникай!
С этими словами капитан ткнул себя пальцем в лоб и сконцентрировался на теме дорогого президента и его чаяний насчёт философского камня.
- Ну, проник, - буркнул Амон. – Надо же, философским камнем обзавелись, мерзавцы. Чё дальше?
- Так ты ж проник! – повысил голос Сил Силыч. – Поэтому сам должен знать, о чём тебе бухтеть дальше?!
- Легко сказать, - проворчал Амон и стал чесаться, как обычный бродяга. – Я, конечно, силён в теме знаний и насчёт будущего, и насчёт прошлого, однако ж не до такой степени? Тут надо хорошенько подумать, потому что Рок, то да сё, возможность сговора с ним в теме согласования футуральных (64) движений без огорчительных для договаривающихся сторон последствий. И так далее, и тому подобное…
- Так думай, а я…
В это время звякнул телефон, капитан схватил трубку и преданным голосом ответил:
- Да, я вас слушаю, господин президент!.. Да, работаю!.. Да, скоро всё будет готово!... Никак нет… Моя работа находится в той успешной фазе почти завершения, когда я могу с уверенностью утверждать о положительном результате… Так точно!
- Чё, начальство торопит? – сочувственно полюбопытствовал дух демона Амона.
- Оно-с! – веско парировал Сил Силыч. – Так что вперёд насчёт моего интереса по порядку с чувством, с толком и расстановкой.
- Так я ж не успел подумать, как следует, - заныл дух.
- Успел, успел, начальство не ждёт. А будешь тормозить, катализирую…
И Сил Силыч показал Амону специальную шокотерапевтическую булаву сверхъестественного назначения дистанционного действия, которую он изобрел попутно, занимаясь оккультными делами и общаясь с разными демонами. Амон глянул на булаву, и его стало колбасить.
- Ну, всё, хорош! – заголосил он. – Убери дубину! Получи, сука, информацию!
- Вот это другое дело! – потёр руки Сил Силыч.
Владимир Владимирович убрал телефон и отправился в малый зал средних государственных заседаний в головном московском офисе при правительстве РФ. Сегодня, в частности, планировалась его встреча с двумя дюжинами наиболее приближённых казённых соратников. Двадцать три надёжных государственных деятеля и одна деятельница, Валя Матвиенко. Ах, как хотелось Владимиру Владимировичу уже сегодня их всех порадовать вестью о чудесном завершении операции под названием «Волшебный антибиотик». Не получилось. Ну, ничего, капитан обещал быстро справиться.
Президент вошёл в зал, сделал рукой общий демократический привет и занял председательское место. На некоторое время воцарилась мёртвая тишина, не прерываемая даже шуршанием еженедельников. Все ждали, когда первым заговорит президент, но не смели торопить своего руководителя. Российские государственные мужи и одна сенаторская баба понимали, что нельзя этого делать, торопить дорогого Владимира Владимировича. И потому, что невежливо, и потому, что не по уставу, и потому, что просто не по-человечески. Ведь все знали, как тяжело быть президентом такой огромной страны как Россия. Ведь это ж в каком напряжённом режиме ему приходится работать на благо страны и, отчасти, всего мира? И сколько для этого надо сделать? Там речь, тут встреча, здесь совещание, затем поездка за рубеж, снова встреча, опять речь, банкет, изжога, ещё раз речь с искренними заверениями в своих дружественных намерениях, снова банкет, опять изжога. А скольких нехороших людей надо обличить, сколько правильных слов надо сказать, а со сколькими людьми надо обсудить ситуацию в мире? Ай-я-яй…
А какое напряжение физических сил требуют многочисленные поездки и перелёты? Ведь иногда приходится преодолевать до семи-восьми часовых поясов за самое короткое время, когда сбиваешься с правильного здорового графика, учитывающего время на сон, приём пищи и отправление других естественных потребностей.
Да и сами перелёты с участием президента России, это вам не хухры-мухры проветриться в занюханную русскими туристами Хургаду в компании с товаркой по сумочному бизнесу. И это вам не тяп-ляп купил билет, сел в кресло, выдул флакон водки и спи, пока тебя в нужном месте не растолкают. Нет, граждане, перелёт президента целой России из пункта А в пункт Б, независимо от их расположения, - это сложное многоплановое мероприятие государственного масштаба. И президент должен лично проконтролировать его, начиная от проверки качества топлива, заливаемого в баки двух самолётов специальных президентских авиалиний, и кончая проверкой сопровождающих лиц на предмет благонадёжности.
Некоторые, не очень умные люди, упрекают нашего дорогого президента: зачем, дескать, он летает на целых двух самолётах? И поминают президента Швейцарии, который мотается по миру как обычный пассажир. В общем, на то они и не очень умные. Поскольку умный понимает: ведь Швейцария, она вон какусенькая, а Россия – вон какенная! Вот и летает президент Швейцарии босяк – босяком бизнес-классом, а президент России – соответственно. На двух самолётах повышенной проходимости и улучшенной комфортности. Ему вообще его подчинённые из Росавиакосмоса предлагали летать эскадрильей, но Владимир Владимирович поскромничал. И земляки его за это ещё больше полюбили. Но находятся среди них и ехидные резонёры. Ну, так в семье не без урода. Однако правда всё равно побеждает. Как в недавнем случае с одним очень принципиальным журналистом. Ну, такой он принципиальный, такой принципиальный, что многие нехорошие люди его просто как чумы боятся. А он знай, продолжает резать правду-матку в глаза, не считаясь с чинами и авторитетами. Вот и про Владимира Владимировича он резанул, какой у нас президент, дескать, эмоциональный. Потому что не может быть равнодушным ни к проблемам внутри любимой страны, ни к безобразиям вокруг неё. Похвалил, в общем, этот журналист дорогого президента, не боясь нареканий со стороны публичной общественности за совершение ещё одного акта дешёвого подхалимства.
Ничего не скажешь, отчаянный парень.
Как там его?
Козликов? Зябликов? Да, какая-то птичья фамилия.
Во, Соловьёв!
Президент даже решил наградить этого Соловьёва орденом мужества пятой степени.
Владимир Владимирович благодарно глянул на собравшихся. Настоящие двадцать три друга и одна верная соратница. Терпеливо ждут, когда он начнёт выступление. Все сотовые телефоны отключили. А ведь у каждого, помимо государственных, своих дел куча. Одному жена поручила вещи из химчистки забрать, другому после работы надо в гастроном заскочить, третьему вообще собаку не с кем оставить, так и мотается с ней, а сейчас в приёмной привязал к кофейному аппарату. А Валюша Матвинко? Ведь у неё сынок Серёжа так занят, так занят, что маме приходится с внуками самой нянчиться, учить их уму-разуму, кормить, поить, обстирывать. Плюс огород. А как же без него? Вот и крутится бедный соратник по нелёгкой государственной деятельности как белка в колесе. Иной раз на самой лица нет, еле ноги переставляет, но ни одного казённого мероприятия ещё не пропустила, ни разу даже больничного не взяла.
«А что делать? – подумал президент, продолжая оглядывать добрым взглядом своих приближённых товарищей и одну подругу. – Всем недосуг. А я? Вот уж какой срок и – ни одного выходного. Завтра, пожалуй, возьму отгул. Надо будет вплотную заняться капитаном и решить с ним наши общие дела. А то порча совсем одолела. Вот, бензин опять подорожал. И газ. И электричество. И автомобильные покрышки, чёрт их дери. Да ещё аналитики предсказывают, что не сегодня – завтра цена за землю, которой в России сверхнавалом, в два раза прыгнет».
Президент достал из специального кармана бумажку, расправил её и стал говорить.
- Ну, что, пришло время сказать о серьёзных изменениях в нашем международном ориентировании на взаимовыгодную кооперацию, - начал он, а все присутствующие стали прилежно черкать в своих еженедельниках. – Так, нам придётся пересмотреть концепцию на дальнейшее развитие экономических отношений с европейскими соседями, а для того, чтобы не понести финансовых потерь после утраты позиций в экспорте-импорте, всю высвободившуюся – после применения к нам известных ограничительных санкций со стороны бывших партнёров – часть торговых операций переложить на плечи нашего восточного соседа. Я имею в виду Китайскую Народную республику.
- Китайскую Народную республику, - шевеля толстыми губами на добром сенаторском лице, последней записала Валентина Матвиенко.
Глава 27
Президент, прочитав столь длинное предложение, поморщился, отложил бумажку в сторону и заговорил самостоятельно.
- Я чё-то не понял, чё он хотел сказать? – обратился он к соратникам.
- Кто?..
- Что?..
- Где?..
- Ась? – последней разинула рот Валентина Матвиенко.
- Да это вот… поручишь, блин, речь написать… так всё запутают… ни черта не поймёшь, - по-свойски посетовал президент.
- Он, это, - принялся объяснять самый умный сподвижник дорогого Владимира Владимировича, - про Китай, что туды нам всем теперь дорога. В основном. Ну, типа, с нашими торговыми делами и прочими международными взаимоотношениями. Потому что остальные, ну, типа, штатники с европеоидами, нам с нашим экспортом-импортом будут кислород перекрывать…
- Ну, не все…
- Однако ж некоторые итальянцы за нас…
- И сербы…
- А Армения каково знатно нас поддерживает?.. – загомонили присутствующие.
- Так я ж говорю: в основном! – перекрыл шум самый умный.
- Всё ясно! – поднял руки президент, снова придвинул к себе бумажку, снова поморщился и продолжил от себя: - Ну, что ж, Китай – это серьёзная альтернатива в теме утраты некоторых экспортно-импортных позиций. К тому же, я слышал, у нас и на местах организованно взаимовыгодное сотрудничество?
- Чевось? – подала реплику с места умная сенаторша.
- А как же! – ответил президенту министр леса, шишкобойной промышленности и лыкодральной индустрии. – Вовсю сотрудничаем. На Дальнем Востоке, в Забайкалье, Восточной Сибири.
- А чё они там делают? – проявил государственный и, самое главное, своевременный интерес Владимир Владимирович. – Я имею в виду – китайцы?
- Да лес рубят, только щепки летят, - радостно ответил министр. – Они нам – всякие товары с продуктами, мы им – квоты на вырубку леса.
- Продукты – это хорошо, - глубокомысленно сказал кто-то.
- А скоро леса никакого не станет, это тоже хорошо? – съязвил один сподвижник президента, назначенный им самим на должность оппонента по всем вопросам. – Китайцы свой лес давно свели к чертям собачьим на нет, одни пустыни у них теперь, так и у нас скоро будет.
- И никакие у них не пустыни! – загорячился самый умный. – Теперь они на этих местах рис выращивают. Или сою. А из сои делают молочный порошок, пшеничную муку и даже пальмовое масло с бобами какао. Да где бы сейчас были, если бы ни эти полезные продукты питания?
- Ну, лично я всё для семейного питания на своём огороде выращиваю, - разродилась членораздельной фразой добрая сенаторша.
- Так у них народу против нашего – в тыщу раз больше! – не сбивался со своей линии штатный оппонент. – Я посмотрю, кто и как станет на наших новых пустынях рис с соей разводить? У нас и картошку с рожью скоро сеять перестанут из-за нехватки сельского населения на местах, а вы – рис.
- Ну, и не надо, - мягко разрулил ситуацию президент. – Ведь пустыня, это – что?
- Что? – дружно спросили сподвижники.
- Пустыня – это экономическая предпосылка для развития такой выгодной отрасли хозяйства, как фермерское верблюдоводство! – веско молвил президент, и в помещении воцарилась почтительная тишина.
- Дык, это, - попытался отработать свою штатную позицию оппонент, но президент не дал. Потому что был не только эмоциональным, но и заводным. В хорошем смысле этого слова.
- А что? – звонким мальчишеским голосом продолжил развивать инновационную – относительно резко-континентальной России – тему фермерского верблюдоводства Владимир Владимирович. – Мне один знакомый шейх рассказывал, что у них дромедары… это одногорбые верблюды… стоят по сорок тыщ долларов за штуку. Как джипы. Представляете? Американцы в своих штатах корячатся-корячатся, собирают эти сложные машины, чтобы потом продать их на рынке, перенасыщенном всякой автомобильной техникой. А мы – раз! – и начинаем производство дромедаров, для какового производства не требуется такого огромного количества сеятелей картошки с коноплёй или репой. Но потребуются огромные пустынные площади и несколько инициативных фермеров. А за этим дело, как мы уже выяснили, не станет. Поэтому в недалёком будущем мы можем легко организовать и торговлю дромедарами. А на вырученные деньги восстановим не только АЗЛК, который непонятно как сам собой разрушился, но и построим новые предприятия отечественного автомобилестроения! Да мы…
Президент аж зажмурился, представив, какая станет страна под его мудрым руководством уже через десять лет, когда в стране сначала появятся пустыни, а потом на них начнут разводиться такие нужные в хозяйстве всякого уважающего себя арабского шейха одногорбые верблюды.
Вместе с президентом зажмурились все присутствующие, лишь штатный оппонент, как и полагалось по его личному регламенту, криво ухмыльнулся, да Валентина Матвиенко снова разинула рот.
Наконец, когда эйфория миновала, кто-то прокашлялся и задал президенту нелицеприятный вопрос:
- А как нам быть дальше с газом, который мы отпускаем нашим ближайшим соседям и за который они нам ещё ни черта не заплатили?
- Что, по-прежнему не платят? – удивился Владимир Владимирович.
- Больше того, - разошёлся выступающий за газ, - не только не платят, но постоянно и злобно ругаются из-за цены, которую мы им установили по самому льготному тарифу. А цена, прямо скажем, такая, что курам на смех. Мы своему населению дороже продаём. И такая смешная практика, когда наши соседи берут у нас газ бесплатно, самостоятельно им приторговывают и ругаются из-за цены, длится вот уже больше десяти лет. Был, правда, небольшой перерыв, когда они таки платили…
- Что значит – небольшой перерыв? – уточнил президент.
- Ну, в какой-то период, когда соседской страной рулил печально обосравшийся пан Янукевич, они за газ нам кое-что таки платили.
- А теперь не платят?
- А теперь – нет.
- Так что же делать?
- А, может, отключить их к чертям собачьим? – встрял со своей партией оппонент.
- Нельзя, - с сожалением развёл руками президент, - не гуманно это, не по-христиански. Нет, газ надо продолжать давать. А ну, как там без нашего газа вся промышленность встанет? И все наши друзья, соседские капиталисты-единомышленники, останутся без работы? Нет, нельзя. Или я не прав?
- Прав, прав!..
- По-христиански, вот это дело!..
- Что же мы, звери какие?.. – зашумели собравшиеся.
- Да как же, действительно, можно строить подляны таким свойским пацанам, как Игорёк Коломойский, Серёга Тигипко, Саша Турчинов или Олежка Тягнибок? – отдельно прорезался голос одного из российских государственных деятелей из особо приближённых к президенту. – Ведь мы с ними, можно сказать, по одну сторону баррикад с самых девяностых, против проклятой империи зла, а теперь предавать начнём?
- Золотые слова, - поддержали отдельного остальные.
- И люди они золотые, - раздался новый отдельный голос. – Один Игорёк Коломойский чего стоит. Такой труженик, страсть! И благодетель известный. Вон сколько своих кровных для своего народа перевёл. Построил в Днепропетровске самый крупный еврейский центр, а в Иерусалиме дал-таки капитальный ремонт для Стены Плача и соорудил новую шикарную синагогу!
- Умница!..
- Добрейшей души человек!..
- Трудоголик!.. – снова зашумели присутствующие.
- В общем, договорились, - подытожил президент, - газ продолжаем отпускать. Ведь не обеднеем, даже если они и дальше платить не будут?
- Нет, не обеднеем!..
- Да ладно, какие мелочи!..
- Как-нибудь обойдёмся без их денег, у нас страна богатая!.. - поддержали президента его верные соратники. Одна Валентина Матвиенко промолчала.
- А как мы поступим с ценой, по которой они наш газ не оплачивают и которую, как вы мне тут доложили, они постоянно ругают? – поинтересовался Владимир Владимирович. – Пойдём на новые уступки и снизим её? Ну, хотя бы для того, чтобы впредь они нам за газ просто не платили бы, но уже хотя бы без ругани?
- А вот это вопрос принципиальный! – возник штатный оппонент. – И пусть меня порицают собравшиеся и вся остальная мировая общественность, моё слово будет твёрдым: больше никаких уступок!
- И это правильно! – поднялся новый высокопоставленный галдёж. – Мы ж таки великая держава! Сколько можно уступать?! Да пусть себе ругаются!
- Так, что ещё у нас на сегодня? – прекратил шум Владимир Владимирович.
- Да так, мелочи, - ответил кто-то.
- Может, будем закругляться? – предложил его коллега. – Итак, сколько всего перетёрли, а я ещё с собакой не гулял?
- Да нет, рановато будет, - пошёл на принцип президент, - продолжаем работать. Ну, что там у нас за мелочи?
- Письмишко тут пришло от одного деятеля, обсудить бы, - послышался голос из дальнего конца заседательского помещения.
- А забанить никак? – спросил министр леса.
- Никак, письмишко от нашего отечественного лауреата Нобелевской премии.
- Так читайте, - велел президент.
- Может, я своими словами кратенько? – спросил обладатель дальнего голоса. – А то, действительно, как бы ни переработать?
- Читайте! – построжал Владимир Владимирович. – Лауреатов Нобелевских премий у нас пока не как собак нерезаных. Уважать надо.
- И то, - согласился дальний и принялся читать. По мере чтения присутствующие стали тайком зевать, перешёптываться, читать личные записи, а Валентина Матвиенко заснула с открытыми глазами. Хотя письмо содержало в себе и строгую риторику, касающуюся именно государственных дел, и обоснованные для строгости резоны. Так, лауреат ругмя ругал существующие в стране коррупционные порядки в целом, и порядки в сырьевой сфере в частности. Речь шла, опять же, о газе. Но как же ей не пойти именно о газе, если страна, по недалёкому мнению лауреата, якобы подсела на газовую иглу. То есть, почти всю доходную часть своего бюджета формировала за счёт денег, поступающих от продажи газа и нефти. Вернее, за счёт тех денег, которые платили в виде тринадцати процентов от прибыли те современные россияне, которые нынче являлись хозяевами и газа, и нефти. И всех остальных бывших народных ресурсов. И что из этого, по словам лауреата, выходило? А выходило, что, едва пополнившись за счёт таких смешных налогов в виде тринадцати процентов, бюджет тотчас усыхал из-за своей неотъемлемой составляющей в виде расходной части. Каковая вредительская часть госбюджета должна была бы распределяться на оборону, образование, медицину и прочая с прочим плюс расходы на содержание госаппарата в таком виде: процентов восемьдесят пять – на первые перечисленные статьи расходов, и процентов пятнадцать (максимум) – на последнюю. Однако в такой стране как современная Россия – по словам всё того же лауреата – всё было наоборот. Потому что как можно себе представить российского госчиновника от президента до последнего главы районной администрации, получающего не самое дорогое в мире лечение или разъезжающего по своим казённым делам в не самом представительском автомобиле? Или проживающего в не самой элитной квартире или в не самой продвинутой загородной резиденции? Или получающего не самую высокую зарплату в мире? А если учесть, что чиновников всех мастей в современной России раз в десять больше, чем имел воинов всех родов войск и званий в своей орде хан Батый, то можно себе представить, сколько на самом деле расходуется из вредительской части российского бюджета на их, российских чиновников, дармоедское содержание. Плюс щедрое финансирование якобы государственных СМИ. Каковые мерзавские предприятия не только испаскудились до производства низкопробной халтуры, но ещё и занимаются совершенно непотребной рекламой для побочного личного – помимо казённых нехилых зарплат – обогащения.
В этом месте своего письма лауреат сравнил «Радио России» с американской “Cable News Network (65) ”, каковая продвинутая заокеанская фирма не продавала тридцати процентов эфирного времени лекарственным жуликам для рекламирования их сомнительной «продукции», и не получала из казны США ни цента.
В заключительной части своего послания лауреат гневно обращал внимание президента не недопустимость продолжения преступной практики поощрения своих вороватых подчинённых с представителями бизнес элиты, благодаря чьей деятельности страна продолжает стремительно отставать от ведущих мировых держав и падать в пучину беззакония и экономического хаоса.
- Эк! – крякнула, просыпаясь по завершении чтения письма Валентина Матвиенко, и чуть ни сверзилась со своего стула.
- Гм! – сказал президент.
- Чёрт знает что!..
- Чистейшей воды демагогия!..
- Так он же коммунист!..
- Зря мы их в своё время к стенке не поставили!..
- Точно! Тех, кто вовремя партбилетов не выбросил!.. – стали дружно возмущаться сподвижники Владимира Владимировича.
- А чё он тут поёт за наши СМИ? – подал специальный голос один из госдеятелей, имевший отношение к финансовым потокам, вытекающим из расходной части госбюджета, и притекающим в вышеупомянутые организации. – Да прекрасные у нас СМИ. Ведь, правда, Владимир Владимирович? И нечего тыкать своим каблом-нюс-нетворком. И почему это наши труженики радио и телевидения должны сидеть без достойной зарплаты? А лишние деньги за рекламу, они никогда не лишние…
- Всё верно!..
- Был бы он не лауреат, эх!..
- Да я бы лично ему шею свернул, как в 93-м одному политическому конкуренту!.. – снова зашумели соратники главы российского государства.
- Да ладно вам: человек просто не в теме, вот и пишет, сам не знает что! – заступился за лауреата оппонент. – Он ведь по каким делам лауреат? По прикладной географии?
- Да, нет, по лингвистической ботанике!..
- Иди ты со своей ботаникой! Он лауреат по бодибилдингу!..
- Какой на хрен бодибилдинг?! Он лауреат по антинаучной парапсихологии!.. – загалдели государственные российские деятели.
- Вот именно, - снова и с прежней мягкостью разрулил спорную ситуацию президент. – Как физик, наш уважаемый лауреат просто малосведущ в таких делах как экономика и политика. И нам, докам в государственном строительстве под эгидой самых передовых экономических преобразований, способным отличить дефицит от префицита, а префицит от простатита, негоже ругать человека, который не только погряз в своём коммунистическом прошлом, но ещё и на корню заморочен такой научной фигнёй как нестабильные нейтроны, составные нуклоны (66) и полуцелые барионы? Или баррели?
- Да, точно, негоже…
- Так он по физике?..
- А ты, блин, парапсихология… - пристыжено зашушукались собравшиеся.
- Поэтому и пишет, как уже отметил наш уважаемый коллега, сам не знает что, - завершил мысль президент. – И про экономическую пропасть, и какой-то беззаконный хаос, и мифическое отставание. Да, не всё у нас хорошо, но это нехорошо не от того, что у нас какая-то коррупция или моё преступное невмешательство, а порча, о которой наш уважаемый лауреат также не знает…
- Ась? – снова очнулась от краткосрочного сна Валентина Матвиенко.
- Ох уж эта порча…
- Да, не свезло нам: бьёшься, бьёшься за процветание любимой державы, а она – бац! – и все старания насмарку…
- Золотые слова… - снова зашушукались приближённые казённые соратники нашего дорогого президента.
Надо сказать, Владимир Владимирович посвятил их насчёт порчи. Сначала, когда узнал от гадалки, он засекретил эту новость. Но потом устыдился и рассказал о неприятном известии своим приближённым братанам и одной сеструхе. А от кого секретничать? Кругом свои люди. Вместе пели про паровоз, который куда-то летит, вместе строго присматривали за строительством материально-технической базы коммунизма, потом всё, что сами не строили, разрыли на хрен и воздвигли основы демократии, чтобы затем плавно законсервироваться.
А вот о философском камне пока – молчок!
(61) Вообще-то, струнный клавишно-щипковый
(62) Жюль Антуан Лиссажу, французский математик, изобрёл оптический компаратор, годы жизни 1822 – 1880
(63) Пафнутий Львович Чебышев, российский математик, создатель Петербургской научной школы, годы жизни 1821 – 1894
(64) Автор просит читателей не особенно придираться к лексике романа, поскольку она не вся со слов автора, но и со слов его героев, выражающихся подчас не очень грамотно
(65) В просторечье – СИ-ЭН-ЭН
(66) Вообще-то, нуклон и нейтрон – это одно и то же