ЕЩЕ ОДНА ГЛАВА
День в день, ровно через год, я появился в Лас-Пальмасе, снова, неожиданно и даже как-то – быстро. Судно «Адмирал Стариков» меня ждало, в промысел собиралось на днях, и я был ошеломлен и обескуражен сообщениями почти всех с кем пообщался там в первый же по прибытию день, что оно задержится еще на недели три… Такой вираж, пассаж мало устраивал, потому что начальник мой , Сателин, топал прямо ногами, чтоб я прервал отпуск, делал визу и летел, на всех парусах. В дороге на рейс я впервые оказался один – маршрутом еще не таким сложным, с Питера, куда добрался поездом , самолетом - на Барсу, а оттуда на Гран-Канария. На там меня встретил агент, я успокоился и болтая с ним, той невообразимой смесью английского с испанским словами, которые стали всплывать в голове помимо воли, узнал, что здесь же стоит еще и «мой любимый» «Косарев» и оказалось даже так, что совсем рядом, всего-то метров в двухстах…. А я уж думал, что расстался с ним навсегда… И где-то в те первые дни рейса и зародился этот замысел – продолжить записки в «свете «Косарева»…
В медслужбе флота осенью и в начале зимы 12 года сложилась драматическая ситуация. Многие суда тралфлота, основного заказчика медкадров, стояли на приколе, кабальные прежде договора не устраивали новых хозяев, они искали новые, приемлемые пути выживания… Закупили несколько мощных по заготовке рыбы судов, гораздо рентабельнее «Моонзундов», переориентировались и сдали последние в аренду, с условиями их ремонтов… В общем выжили. И в с декабря вновь пошли заявки на врачей… То пусто, то густо. Я , торчавщий уже пятый месяц на берегу, сильно на свою основную работу не рвался, пенсия моя северная, да и приработок в местной под городом больнице сносное существование обеспечивали. Однако ж и увольняться полностью с флота было боязно, форма существования в море меня привлекала не только заработком… Там хорошо и удобно писалось.
Зимин теперь и меня решил готовить, как опытного и поднаторевшего морского волка, - в рейс на новое, вновь купленное судно «Гейзер», с полной закупкой туда оборудования и имущества для медблока. Нехотя мне пришлось согласиться, заниматься составлением списка медтехники, беготней по кабинетам… Начало рейса намечалось на 20 декабря. Но самое неприятное, я посылался с тем же капитаном Безбородовым, с коим уже промучился на прошлом «Косареве». И почти весь тот же экипаж, с прошлого июля также туда, на освоение, направлялся… Зимин намеренно меня направлял на самый трудный участок. Я даже с тем «Безбородом» встретился случайно в кабинете кадров, перед его отлетом в Конакри, гвинейскую столицу, где и стоял тот «Гейзер», и даже пожал ему руку и пожелал счастливого пути… Готовился и я ,и морально в том числе, к очередному вояжу, да и еще как выяснил, на севере, под шторма и качку…Судно туда перегонялось.
Зимин, верный своей манере показать спесь, перечеркал мой список, с издевательскими, язвительными замечаниями, потребовав его составить заново. Отношение отзывается, и вот что дальше случилось . Зимин срочно меня вызывает, объясняет, что Безбородов от меня отказался и я тут же, буквально через три дня, 12-го, должен улетать на «свой» «Косарев»… Это был непредсказуемый и коварный удар, пониже пояса. Этот обскурантный и мистический Безбород уже вторично доказывал свое бесовщину. Один раз он откуда-то узнал про меня или ему шепнули, но написал он рапорт о моей строптивости и несговорчивости. Явно нелепый и наговорный. Я был ехать не готов… Я просто физически не успевал…Конечно, можно было все бросить в прямом смысле, оставить доверенности, заручиться обещаниями. Но это было не то время и не в том возрасте, чтобы так гнать , чтоб уйти будто бы на «хорошие бабки» в море, за рубеж… И я решил отвертеться. Ночью, на смене в приемном отделении, когда хорошо думалось, чтоб отвлечься от капельницы прединфарктонй старушке, которая ставится на 12 часов наблюдения, на все вечер, ночь и утро, - полная рабочая смена. Я придумал. И не так уж далек был от истины, что пошел почти на подлог. Самые весомые аргументы, убедительные причины привел и озвучил и, главное - что мне нужно устраивать в больницу тяжело заболевшего родственника.
Я хорошо помню, те напряженнейшие 10-15 минут… Зимин, склонив голову набок и зажмурившись, будто урка на совете воровской сходки, решал мою судьбу и наконец, встряхнув своей кудлатой прической, произнес: пиши еще на месяц вперед бумагу на отпуск-резерв и пойдешь, мол, на мойву в Баренцуху, в начале февраля…. Будто приговор огласил, в пику наказал, такому мне нехорошему, строптивому…. Непослушному и непреклонному… Я перевел дух. Задумка моя удалась. Это был не тот Зимин, что год назад, расположенный ко мне, даже заискивающий, я подменял его на праздники тогда, бескорыстно, правда, только отвечал на телефонные консультации судовым медикам… Но и вырывающаяся злость его теперь была уже напускной, он уж пообломал крылышки, пообтерся средь властных структур, им были явно недовольны «наверху», он и сам жаловался мне о том, в порыве откровенности, что висел… на волоске. Это чувствовалось. Потому то он должен был соблюсти приличия и видимость законности. Присутствовал еще один момент в этой истории. На «Косарев» готовили врача Чернышева, хорошего моего приятеля, его специально вызвали из Минска, прервали ему отпуск и вот теперь я должен его был подставить не по своим причинам, оттеснить, ехать вместо него. Он даже бросал трубку, когда я пытался ему объяснить это по телефону. Что то в этой ситуации было дурное, никак не виноват и ему вполне сгодится и малопредсказуемый «Гейзер», чем, конечно, я кривил… Об этой щекотливом обстоятельстве я Зимину, понятно, не говорил. Он бы из вредности и самодурства, послал меня бы именно на «Косарев», в четвертый раз… Я уж его изучил…
Странное ощущение я испытывал, взобравшись на трап «Косарева» на следующий после прибытия день. Пробродил коридорами, мимо кают, в поисках знакомых, даже увидел давнего пациента с ударившейся головой, неприятно поразивший, злобно отозвавшийся на мой вопрос. Неужели эти те изменения психики, которые проявляются в отдаленном будущем после травмы, о чем читал в справочниках?... Но ведь с год всего-то назад… Я твердо, однако, знал, что на борту боцман и вряд ли он ушел, имея сведения от другого боцмана, со «Старикова».. Равнодушное, показно- приветливое отношение к Томазу теперь почему-то сменилось действительной, невольно рожденной внутри меня симпатией. Мы обнялись по восточному обычаю. Я щелкнулся с ним на новый, купленный мною перед приездом фотоаппарат. Тепло поздоровался и с Шипкиным, первым электромехаником, земляком по Мурмашам. Заглянул в каюту к Тювинову, также электромеханику, вечно вторым или третьим, по причине залетов, с которым проходили два рейса… Но самая первая меня поприветствовала обрадованная и подлетевшая ко мне, сквернословщица с бахмановского рейса, похабная сплетница, худющая в теле и хронически больная, вдобавок еще и помешавшаяся на сексе, буфетчица Марина. Я не смог пройти мимо искушения заглянуть в библиотеку внутри салона, налево дверь, где она меня и заметила. На «Старикове» библиотеки не то, чтобы не было вовсе,- книги там давно уже пожгли, еще в апреле, едва только судно встало на долгую стоянку… Единственно, кого не застал, так это коллегу, врача Санько. Но и он появился перед моими очами, в тот же поздний вечер, когда я, уже приняв по обыкновению холодный душ, собирался отдыхать… Те три недели до рейса на судне еще и не включались кондишки и спать по ночам приходилось с мучениями, испытанием-«тренингом» для сердца и сосудов, выдержкой терпения… «Отдохнули» мы с доктором славно, уничтожив весь мой запас привезенной водки и уже закупленным здесь порошковым пакетным местным вином. К слову, раскусивший то зелье, позднее я покупал уже только бутылочное. Санько клятвенно заверил меня, что тоже, в свою очередь, он угостит и напоит меня… «Омманул», и даже не повинился. Про него я слышал давно еще в бытность работы в Атомном флоте, лет с десять тому назад, а вот столкнулся реально только теперь…
Коля Учватов, матрос с первого рейса «Косарева», капитана Витковского, жил уже с год в Вологде. Я проездом, из Сыктывкара в Архангельск остановился там по своим литературным делам, хотел посмотреть места, где жил и погиб поэт Рубцов, про которого написал сценарий, и был за то вознагражден. Гостиница, где остановился, буквально оказалась в нескольких сотнях метров от печально известного дома на улице Яшина, а памятник знаменитому земляку власти поставили тоже недалеко, с его неизменным чемоданчиком в многочисленных странствиях без пристанища и знакомом, обмотанном вокруг шеи шарфе… Учватов, прибывший по звонку моему, по-хозяйски и пристрастно оглядел-обошел мои «хоромы», успокоился и вряд ли обидевшись, что я не принял его приглашения поселиться у него за городом в его собственном доме, где я, конечно же, побывал и восхищался… После того памятного сентябрьского вояжа в год своего юбилея на родину...
…«Косарев», оказывается, - «Косарь». Об этом узнал от Еремука, технолога, когда на трапе «Старикова» присматривался к его очень уж знакомому лицу. Разговорились. Он заменил когда-то заболевшего на «Косареве» в Клайпеде технолога Кривсунова, с которым я еще работал на «Сыре» (Сыромятникове) , неплохом судне северной группы, где я был чуть не случайно, залетно , по два месяца, и оба раза - перед Лиепаей 2007 года осенью, и накануне увольнения в декабре 09-го… Вот уж классическая теория подрыва иммунитета прямо наяву. Кривсунов курил до двух пачек сигарет в день и «бухал», тоже каждый день, да еще нервно-психические перегрузки на ремонте. Он свалился с тяжелейшей пневмонией, что даже пришлось его увозить на «скорой помощи» и я его посещал в клайпедской больнице, не без интереса осматривая бывшее здание когда-то совковского проекта, но удивительно комфортабельное и просторное. Еремук меня «просветил», что теперь будет дальше. «Стариков», как и все другие Моонзунды, взяты теперь под аренду исландской фирмы, с руководством аж из Гонконга, на несколько лет. Все основные вопросы, кадровые и снабжения, решают они, заработки может раза в полтора выше, но и работа изматывающая «шесть через шесть» и так беспрерывно 70 или 140 суток. Держат они и врачей, но тот должен заниматься еще дополнительно стиркой и лавочкой. Есть Интернет, шведский стол на питание. Но и дисциплинка, - диктаторская. Любое замечание, даже косой в прямом смысле взгляд оборачивается назавтра увольнением без предупреждений и объяснений. Покупается билет и сбирай чемодан за полчаса. Таков «хищный оскал настоящего капитализма», прямо с плакатов окон РОСТа 30-х годов. К чему привела многолетняя борьба рабочего класса за права, что покатилось и обвалилось в СССР с 85-го, перестроечного года… Позже в рейсе, в нем угадывался пустой человек с алкогольными пристрастиями… Но все равно я его в амбулатории принимал, спирт разведенный наливал, под треп разномастный и новости от первых рук с мостика, - узнавал.
Новое судно, незнакомое по экипажу, требует обустройства и удобств, чем я и занимался в те отпущенные мне неожиданно три недели в Лас-Пальме. Обнаружив, что нет плеера под телевизорами в салоне и кают-компании, я мучился и прикидывал, как же устроиться с «кинотеатром» на рейс. В конце концов, перебрав и даже попробовав все возможные варианты, с помощью начальника рации пристроил телевизор и проигрыватель для него с «болванок» прямо в амбулатории, в одной из комнатушек проходного типа…
…Когда меня прихватили на таможне при выходе «Шабалина» из порта Мурманск и разбирался с этим – показывал документы, писал объяснения, я отчего-то в глубине души предчувствовал, что рейс мой этот, окажется удачным. Замечателен был даже забавный капитан, маленький и шустрый, регулярно под хмельком, но удивительно добрый и шутейный; обаяли приветливые лица обслуги, «дни рождения», отмечаемые с регулярностью раз в месяц , а то и чаще, куда меня звали, заходы в родной порт каждые три недели… Случилась еще просто любовь нежданная как в песне буквально накануне отхода и продолжалась в эти появления. ожидания чего-то светлого, большого… Ну и конечно – «конец атамана»… На втором заходе в марте, Сателин доложил мне об этом - падении Зимина. Но «Степашка» еще барахтался, показывал свой норов и обрушился на меня с ругательствами по поводу очередной написанной мною, заказанной аптеки. Он даже сидел на прежнем своем месте в кабинете на Шмидта, здании рядом с управлением тралфота, очень удобное. С водворением следующего начальника место последнего окончательно перевели в стационар, в дальнюю окраину города, да еще на горке, отделенного лесом и пустошью презентабельное здание в 11 этажей, рядом с сопкой телевышки… Я как мазохист, радуясь в глубине души, слушал эти последние излияния желчи и недоброжелательства и только поражался Сателину, чуть не поддакивающему и лебезящему бывшему патрону, карьера которого явно и реально провалилась. Слишком прям и резок он был не только с подчиненными ему, но и показывал прыть перед сильнее его руководством. Он устроился на «большие бабки» в ту же фирму нефтяных платформ, где работал когда-то погибший там Коля Свистунов…
А может еще и потому хорош был мой рейс на «Шабале», что встретился я таки с «Гейзером», и узрел там своих милых сердцу дам с «Косарева» - Элину и Ларису. «Гейзер» уже назывался «Механик Ковтун» он высился громадой своего оранжевого корпуса невдалеке от нашего причала, небольшого портика Рунавик на одном из островов Фарер. Подошли мы почти одновременно, но «Ковтун» заканчивал разгрузку, а мы только начинали и в самые приятные, наступившие солнечные и теплые дни самого начала последнего месяца весны. 1 Мая, предварительно предупредив эсэмэской, вечером, я двинулся в направлении с бутылкой купленного мною предусмотрительно еще в Мурманске сухого вина. Врач Ременяк, сухопарый, говорливый, с клочком седоватых редких волос, встретил меня приветливо. Показал, как и где обитает, чем пользуется в работе. Рассказывал, между прочим, леденящую историю с одним пострадавшим от артериального кровотечения на локти. «Паша» (Безбородов) вновь проявился, показал себя с отвратительно беспечной безучастной стороны. Лишь только когда доктор позвал его в забрызганную и залитую по всем переборкам санблок амбулатории, только тогда Паша заметался и очухался - организовал срочную эвакуацию едва не погибшего пострадавшего матроса…
А следующим днем, второго мая, я «гулял». Ко мне завалились, по договоренности – девушки-пенсионерки, Элина и Лариса. Почистили основательно мою аптеку, но я был не в обиде – сами они тоже натащили,- продуктов. 27 мая, чартерным рейсом самолета с Фарер на Киркенес и оттуда автобусом, я прибыл домой. Моя «Шабала»-«кабала» закончилась, оставив какой-то неясный, но явно добрый и знаменательный по результатам в душе свет. И что не радоваться – я перекачал в электронный вид роман-эпопею Николая Скромного в 1350 страниц. Работал самозабвенно, иногда достигая 23-х страниц в день, от восьми утра и до десяти вечера, и так в течение не менее сотни дней, из всего срока в 120, исключая, конечно, заходы в Мурманск или срочно-неотложные медицинские дела, по которым можно было также писать байки. Один матрос, москвич, в возрасте под шестьдесят заходил ко мне чуть ли не каждый день, пока я его не списал в последнем заходе. Стойкая гипертония, не леченная, не поддающаяся коррекции, да еще с депрессией от стресса, полученного в отпуске после «Косарева» с июля. Его вторая жена, продав квартиру у Таганской площади, лишила его московской прописки, выкинув его в «однушку» за городом, а сама пристроилась в столице… И жалко его было и, понятно также, держать его на промысле, непредсказуемого, в открытом море, не следовало. Эти «хроники» только и выявляются в рейсах и своими проблемами. У боцмана с тяжелым и запущенным простатитом даже была полная отключка мочеотделения, - анурия, – еле ее выправил, с помощью лекарств. А здесь на «Старикове» рыбмастер 55 лет держит гипертонию в 180 и напрочь отказывается от лечения и контроля, материт меня на каждом шагу… И должность его дефицитная, и никак его не списать, несмотря на рапорты – ничего не действует теперь, как во времена еще прошлогодние. Все. Финиш. Командуют троглотиды, «катловцы». Фирма арендующая – katla seafood , с логотипами на майках и бейсболках. Ведь что удумали – майки синие – для рядового состава, майки красные - командные…
И удивительна буфетчица «Шабалы», работавшая также на «Косаре», лет под 46, но беспробудная пьяница, костерит всех не хуже рыбмастера. Умудрилась первого и второго мая, в два вечера подряд, поочередно сломать себе руку и ногу, перебираясь по сходням в непотребном виде. «Виноват», конечно, доктор, не оказывал вовремя помощь, но ведь я предупреждал, что иду на «Ковтун»… И потрясающий тип «Кончака», ударивший кончик пальца и на две недели, хоть и нагноившийся и освобожденный от ногтя дактиль держал под повязкой, и полностью излеченный, почти на месяц определился на «легкий труд». 48 лет, ни разу не женатый , без детей, маменькин сынок, живущий с мамой, взвивается от укола до потолка…
И совсем поразительный типаж был Жора-сварщик. Мы сошлись на теннисе. Второй раз в моей морской жизни был соперником кандидат в мастера. Он действительно играл виртуозно, ну а после я узнавал от него, что он еще и мастер хоккея, играл за Ковдорский комбинат и лесопромышленный комплекс в Костомукше, а также руководил , когда-то, леспромхозом в Карелии. Порывшись в его биографии и оценив статус, по безмерному хвастовству, я понял, что передо мной опять тот же из когорты несгибаемых, то есть – бывших, употребляющих… Ремонтный слесарь Юра, ходивший на «Шабале, игравший со мной на «Косаре», тоже был из этих, что даже обидно. Он меня, в июне встретив неожиданно в городе, потащил к себе, где обитал после развода. В самом центре, у ж/д вокзала. Старенькая его мать, в просторной с высокими потолками сталинке, но запущенной, без ремонта , узнав какой я врач, стала делиться секретами травяного лечения. Прямо сокрушалась по поводу непутевого сыночка, а Юра лишь скалил зубки и усмехался… Его интересовала только Юля. Я выспросил телефон у Элины и сбросил ему. А ее тоже неожиданно на днях видел, в месте муравейника, где встречаются часто, - коридорах и крыльца отдела кадров управления тралфлота. Здесь можно увидеть кого угодно. Так и Юля, обрадовалась встрече и после захлебываясь от восторга, хвастала, как она работает главным поваром на той же нефтеплатформе откуда тащит с провизионок все что хочет. Мне даже расхотелось от такой ее откровенности давать Юре ее телефон, но я, зная, что у Элины он есть, обещание приятелю исполнил. Я звал Юру и на «Стариков», пока загорал в прямом смысле в Лас-Пальмасе, но Юра лишь ругался и отказывался. И правда, как предчувствовал. Теннисную комнату исландцы заняли под офис. Пинг-понг на судах тралфлота медленно умирал. Как и все другое прочее - общие смотрины ТВ, библиотеки, атлетические залы…
Вечер 19 августа, обычный и суетный, принес огорчение. Искал в городе термометр для каюты да так и не выискал, лишь что-то присмотрел сувенирное, - на берегу пляжа в одном из многочисленных здесь лавочек, работающих круглосуточно. Уже в наступившей темени свернул на улочку, чтоб срезать путь, и узрел Шипкина, на скамеечке сидящего ко мне спиной. Ба, а я-то думал, что он уехал , собирался ведь, я даже выкупил остававшиеся у него евро два дня назад… Он сидел с другим электромехаником, своим коллегой, которого я не знал . Мы разговорились. Он оказался братом моей близкой знакомой, даже созвучной мне по фамилии.…Узнал и о печальной судьбе Тювинова, опять списанного за пьянку. Причем в «состоянии» его обнаружили вне работы. Но видимо, попался уже не в первый раз… Так мы и сидели наслаждаясь, баночным пивом, пока мимо не пробежала Марина, одиношенька. Мне было все равно по пути и я увязался с ней. Она меня – за руку и склоняет… понятно к чему. Тут же выкладывает свои болезни, как специалисту… Перед «Косаревым» я все-таки мягко освобождаю свою руку и почти убегаю, сославшись на неоконченные еще сегодня дела… Я еще не знал, что через пару часов судно закачается в прекрасном черно-синем со звездами испанском небе и отправится к марокканским берегам…
Рейс на «Старикове» закончен. Послезавтра отлет с этого неприютного и неудобного порта Дахлы. Сателин наворочал Бог знает чего. Предлагал рейс продлить, до неизвестного срока, но, верно, предполагалось четыре месяца полных и обычных, с ноября. Это значит – до марта. И вдруг я узнаю, что промысел всего на полтора месяца и с двадцатого декабря ремонт опять на два месяца в Пальмасе. Доктору, сменяющему меня, очевидно, это неудобно, явно. Его не будут там держать, отправят домой... Я ругаюсь про себя, пытаюсь звонить, телефон Сателин не отвечает… Четырехчасовая разница сказывается. Или я не додумал, или судьба так располагает. Но уже поздно, уже слишком поздно. Маховик закручен и его не остановить. Завтра с утра смена вылетает, добирается почти сутки, на катерках погранслужбы, качающихся как бешеные… Это мне уже знакомо. Еще при Бахмане. Уже уволенном. А тут узнал еще нечто сногсшибательное – доктору Санько с «Косарева» замены не нашли, экипаж того тоже с нами летит, вместе. Вот так-то… И тепло разливается внутри…Значит для меня Сателин расстарался. Спасибо .
...Эти три моих рейса, чередой 12/13 годов, прямо-таки отпечатываются в сознании и давят своей памятью. Как и этот – «стариковский». Неожиданно я выехал сюда, рановато меняюсь. Ну а берег – он манит. Блеском открытий, радостью откровений. Ведь я вступил в Союз писателей, узнал об этом тут, в Интернете, дорогом, но жгуче манящем…. Долгий и мучительный, прокладываемый через препоны и заграждения, манящей целью путь, - преодолен. Что же впереди?
4-6 ноября 2013г. Дахла. Марокко.