То, что мы нищие гости, Изя понял в первый же вечер, когда мы листали при нем справочник Иерусалима в поисках дешевого жилья. Обычный гостиничный номер за 100 $ в сутки для нас был запредельным. 50 $ тоже дорого. Вот где-нибудь на постоялом дворе, в комнатушке шекелей эдак за 100 (25 $)!
— Н-да... — покачал он тогда головой. — До сих пор у меня бывали люди, которые не знают, что значит: дорого. Что такое: захотеть и не взять. Ну да ладно! Живите пока у меня. Страна наша такова, что отсюда можно запросто попасть в любую ее точку. Были бы колеса. А захотите упасть в Иерусалиме, поедем туда и что-нибудь придумаем.
Изя — это наш хозяин и гид, устроивший нам вызов и поручившийся за нас, что мы не террористы, не иностранные рабочие, что въезжаем в Израиль с благими намерениями и в положенный срок укатим восвояси. Сразу же после рукопожатия он предложил называть его просто Изей. Исраэль Шамир — писатель, журналист, переводчик, а в миру — экскурсовод, работающий с богатыми клиентами (такое впечатление, что в Израиле вообще все гиды, экскурсоводы или хотя бы туристические агенты). Родился Исраэль в Новосибирске, приехал в Израиль еще в 67-м году юным пареньком, участвовал в Синайской войне, награжден орденом, вообще много где побывал и много чего повидал на свете.
Тем не менее, у героя антиарабской войны отнюдь не патриотические взгляды. Не знаю только, были ли у они у него самого начала, либо пришли с возрастом. Еврей, критикующий политику еврейского государства, защищающий нееврейское население (т. е. арабов-палестинцев), в кругу своих Изя числится оппортунистом и ходит «белой вороной». В газетах его называют «агентом на службе у арабских хозяев». Сказанного достаточно, чтобы понять, какая это занимательная личность.
29 февраля. Первый день по приезде согласно воле принимающей стороны был посвящен нашей акклиматизации. Это значило, что мы никуда не поедем, но прогуляемся недалеко от дома, заглянем в Яффу и пройдемся по Тель-Авиву с одним или парочкой визитов к хорошим людям.
День выдался на удивление ясный и солнечный. Мы еще не знали, что так бывает здесь далеко не всегда, и воображали, что впереди нас ждет сплошная теплынь, морские купания и загары. Усаженная пальмами набережная от Бат-Яма до Яффы была заполнена гуляющими. Шумная ватага девчушек в белых колготках и черных накидках, — вероятно, воспитанниц какой-то религиозной школы, — также совершала экскурсию. Наши пути то и дело пересекались. Изя полностью отдался роли гида и уверенно переводил нас с одной улочки на другую, рассказывая о каждой какую-нибудь историю. Нет слов, гид он заправский, хотя и своеобразный. Близ Яффского порта, на огромном пустыре, который с одной стороны подпирает море, а с другой густятся старинные особняки в мавританском стиле, он остановился и завел такую речь:
— Ты пойми системный подход, старик. Вот Яффа. Морские ворота страны. Богатейший город с 170-тысячным арабским населением. Наступает 48-й год. По решению ООН перекраивается карта Палестины: это арабам, это израильтянам. Яффа выделяется в отдельный район в составе Палестинского государства. Анклав. Вокруг земля евреев. Вооруженных. Тут же начинается массированная бомбардировка Яффы. Продолжается она до тех пор, пока ее население не разбегается кто куда. Затем входят евреи, заселяют опустевшие дома, Яффа объявляется пригородом Тель-Авива, затем его частью, — методично стирается память о бывшем арабском городе. Это система, старик. Такая система в России только снилась.
Все это Изя излагает нараспев, не спеша, будто бы читает какой-то народный эпос.
— А ты не перебарщиваешь? — спрашиваю я с сомнением. — Несчастные беззащитные арабы и вооруженные до зубов евреи. Так ли было?
Изя благодушно ухмыляется:
— Что такое Яффа тогда, и что такое Яффа сейчас? Надо было тебе повидать Яффу тогда. Сейчас это городской микрорайон с подавляющим еврейским населением. Вот и ответ на твой вопрос.
— Но ведь пишут о войне евреев за Национальную независимость. Против тех, кто грозился «сбросить их в море». В учебниках дети читают.
— Оставь, старик! Какая война за Национальную независимость? Государство Израиль тогда только образовалось. «За независимость» от кого? От того, кто здесь жил? Это был раздел Палестины. Именно раздел. И раздел кровавый.
— Да-а... — киваю я с усмешкой. — Теперь ясно, почему тебя называют предателем родины и арабским наймитом.
Тем же вечером, когда мы сидели в гостях у Михаила Гробмана, тель-авивского художника и издателя, тот поведал:
— Мы с Изей похожи. Оба защищаем слабых. Только понимаем их по разному.
Немного погодя речь зашла о талмудических правилах. «В Талмуде все предусмотрено, — говорит Михаил, — все целесообразно и справедливо. “Почитайте субботу”. Это значит, между прочим, что в субботу нельзя убить человека...» — «Ну, да! — весело отозвался Исраэль. — Еврея. А гоя можно и даже нужно. Вся разница в том, что ты говоришь о человеке-еврее, а я — о человеке вообще».
Когда вышли из гостей на автобусную остановку, чтобы ехать домой, то есть в Бат-Ям, царила уже полная темнота. В Палестине темнеет стремительно: в половине шестого вечера еще блистает солнце, а в половине седьмого уже кромешная тьма. Впрочем, тель-авивские улицы щедро освещены фонарями.
— Послушай, Изя, — говорю вдруг я. — Наверное, в России ты был бы защитником чеченцев.
— Почему «был бы»? — пожал он плечами. — Я и сейчас за них.
С тем и погрузились в подъехавший автобус. В общем и целом я считал этот день неудачным. Пока бродили по улочкам Яффы среди старых и новых особняков, еще ничего. Но как вошли в Тель-Авив, настроение пропало. Шумный, тесный европейский город. Толкотня на улицах. Современные супермаркеты. Бетонные небоскребы. Точно как в каком-нибудь Хельсинки. Стоило ли из-за этого лететь за тридевять земель? К черту эту «акклиматизацию»! Завтра же куда-нибудь вглубь страны, в старину, в древность, в эллинистический и римский мир. Мы ищем седую, тысячелетнюю историю. Понимает ли это он, наш распорядительный гид?