А время быстрой и полноводной рекой текло вперёд, оно всегда течёт и, как река, никогда не останавливается.
Выливаясь в дни и года, время течёт дальше, всё быстрей и быстрей...
И мы, неизменно попадая в этот поток, мы тоже меняемся, каждый в своё время.
Так случилось и со мной.
Я росла, росла и выросла.
И вместе со мной выросли участники моих детских забав и дружб.
Я закончила школу.
Оставив детским мечтам дальние моря и корабли, всерьёз занялась музыкой, потом уехала из родного города, «выучилась», вышла замуж, конечно за, моряка, родила сына.
Вместе с жизнью менялись даже наши вечно молодые и самые красивые на земле мамы.
Из «девушек комсомолок, спортсменок и красавиц», незаметно преобразились в женщин, потом, благодаря нашим стараниям, стали и они бабушками.
Но речь не обо мне и не о них.
А баба Лена…
Жизнь не пощадила и её.
И даже дядю Ваню не спасли ни саночки, ни мытьё ног.
В какой – то раз, от жизни ли трудной, или от каких других причин, парализовало дядю Ваню.
Кровать с пуховой периной и огромными подушками в ситцевых наволочках на долгие семь лет стала единственным его пристанищем и Родиной.
Баба Лена самоотверженно ходила за мужем, но как – то присмирела и потушила яркость серых глаз своих.
Дочь бабы Лены с семьёй переехала в родной город и поселилась совсем рядом.
Дядя Ваня через семь лет неподвижности и углублённых занятий самоанализом (баба Лена говорила, - Ваня ведь и не спит совсем, всё смотрит в потолок и шевелит губами…), тихо отошёл в мир иной.
Дальнейший рассказ о бабе Лене со слов моей мамы, с которой после смерти дяди Вани, баба Лена дружила до последнего своего дня.
Бабу Лену как прорвало.
Долгими зимними вечерами, между просмотрами телевизионных программ и походами по продуктовым магазинам, рассказывала баба Лена жизнь свою.
Родилась баба Лена в аккурат перед революцией, в небольшом Байкальском посёлке под смешным названием Слюдянка, в семье купца.
Но пролетарская революция добралась и до Слюдянки, и не стала церемониться с кровососами и прочей кулацкой нечистью.
Нести свет и свои идеалы в далёкую Сибирь революция доверила молодому дяде Ване, поставив его во главе отряда таких же борцов,
предварительно переодев жидконого солдатика первой мировой в галифе, кожан, надев на голову чёрную кожаную же фуражку с красной пятиконечной звездой на тулье.
А в тощую шею командира "красных бойцов" впивался узкий ремешок, на нём висел крашеный чёрный футляр, в фанерных недрах нутра которого, на красной бархатной подкладке, разместился тяжеленный маузер!
Матвею, отцу бабы Лены, принадлежала лавка, и ещё он был старостой сельской церкви.
За веру и богатства, нажитые за счёт обмана, угнетения и эксплуатации беднейших слоёв Слюдянки, и был расстрелян Матвей красным командиром дядей Ваней и другими членами пролетарского Союза Воинствующих Безбожников.
Всё имущество, принадлежащее семье, было национализировано, включая новый пятистенок.
Но в пылу революционной борьбы, дядя Ваня всё же приметил Лидию - высокую, статную, большеглазую старшую сестру нашей бабы Лены.
Молодым и горячим пролетарским сердцем воспылал дядя Ваня, с самыми серьёзными намерениями настолько, что не давал прохода дочери врага народа.
Лидия не сумела понять своего счастья и не ответила на серьёзные чувства дяди Вани до такой степени, что повесилась в сарае, в ночь перед заключением брака.
Жених лютовал, грозил расправой остаткам всего семейства кулацких выродков.
И вот тогда в ноги революционера кинулась мать бабы Лены и слёзно стала просить взять вместо Лидии меньшую - Ленку, обещая, что хоть и молодая она, но сильная и здоровая.
Дядя Ваня был хоть и горяч, но не зверь же.
Вывели пятнадцатилетнюю бабу Лену, перепуганную до немоты, поставили перед дядей Ваней, и дело решилось сразу, без лишних слов сговор состоялся.
Свадьбу не играли.
Выправив документы, через неделю молодые уехали.
- Д-о-о-о-лго-о-о-нько-о-о боялась я Вани, - вспоминала баба Лена, - потом деток начала приводить, как два годочка, так и понесла - трое народилось, обвыклась понемногу.
Ваню посылали то булгахтером, то счетоводом, то учётчиком, ездили по сёлам, всё к новым местам.
Детки росли. Я работала в колхозе, Ваня при должностях.
Неплохо жили, как все.
Ваня часто рук не распускал, если уж сильно пяный.
А тут война проклятая.
Ваня на фронт, а я с детками в селе осталась.
Слава Богу, хоть израненный весь и контуженный, да живой вернулся мой Иван.
Только очень уж нервеный стал.
Выпивать - то ему доктора не велели, а он не держался.
Вот так, милая, - и баба Лена вытирала уголочком платка светло-серые глаза свои, которые, казалось, всегда плачут.