Ты смотришь над головой и перестаешь существовать в объективной реальности. Федор первый раз так пристально посмотрел ввысь. Впечатления такие, будто на голову плеснули жидкого олова.
День успения Богородицы на Мальте встречают, как карнавал в безлюдной Бразилии. Множество разодетых людей весь свой выходной день гуляют по родным улочкам, веселятся, смеются, наслаждаются своим эдемским государством. Вальхалла без боен у порога.
Но прежде чем предаваться безудержному католическому веселью, с утра следует сходить в костёл и про себя замолвить слово о Деве Марии. Господь, как была милосердна твоя матушка! Дай судьба небесная ей счастья целый мешок на райских побережьях! Островитянин - не дурак, смерть Христовой матери воспринимает как счастье и знак свыше – от добра возносятся на небеса.
Федя не был ни католиком, ни мальтийцем. Так уж сложилось, что оказался он на островах достаточно случайно, когда совсем от надоевшей скуки выкупил билет на паром, вот-вот с Сицилии отходящий. А как он оказался на Сицилии – достойной причины не найти, Бог их, буржуев, знает. Путешествовал и странствовал буквально от острой необходимости, оттого что места не мог найти себе и чувствовал ногами, что не в той овощной тарелке барахтается. Броситься на Мальту, когда ты ничего не знаешь об этом государстве – шаг, конечно не из самых экстравагантных и экстремальных, но о духе Павла Первого на островах он знавал – вселяло уверенность. Император был не последним человеком на Мальте и даже как «высокий» гость почитается местными высоко до сих пор. Федору этого хватило на решение касательно плавания; ну, что ж, он не из лукавых, не робкого десятка, может себе позволить и выходку.
Пятнадцатое августа, а Федор еще не уверовал в пресвятую Троицу, не задумался о божественном в кафедральном соборе Святого Павла, и не засыпал с мыслями о Деве Марии. Это ему воздастся, может быть, после смерти, но именно сегодня было решено не буянить, не сквернословить, не пьянствовать даже в собственной комнате и не гневаться даже в упокоившейся давно душе. Это действительно серьезный шаг, грозный вызов и порыв, которому сложно найти объяснение, кроме желания не выделяться изнутри черным сиянием в толпе. У ребенка отняли конфету.
Законченным грешником и не обозвать, потому что до известных убийц, казнокрадов и личностей античеловеческих еще очень далеко ему было тянуться, но присущие им преступления уже были совершены в мыслях. Кровь в голове – заточка в кармане. В такой день было решено не затмевать собственной красотой и самолюбием архипелаг, пусть люди и дурачки празднуют. Странное для человека, пусть и грешного, решение?
Нисколько не странным оно становится ровно в тот момент, когда Феденька предстает своим практически двухметровым силуэтом, и видно – плечи широки и либо пиджачок за ночь скукожился, либо произошло чудо и человек впервые после пьяного удара лицом о раковину прибавил в здоровье. Подсядет к милой дамочке в летнем саду и пополам разорвет для нее размером с собственный кулак, который, между прочим, очень и очень большой, яблочко. Чем не чудо – увидеть ранним раскаленным утром бегущего по побережью титана, который решил оставить захваченный Олимп и взбодриться после долгого боя? Черт не часто шутит – когда он просыпается знойным утром, кондиционер включается, а то упаси господь злить замечательного и лучшего из людей. Истинно красив, как с картины писан. При возникновении конфликта с Федором он глядит на тебя своими черными глазами и ты в них видишь кинокадры, где он поднимает автомобили и с корнем вынимает деревья. Конфликт исчерпывает сам себя.
В соборе выло достаточно народу, но решение уже было принято и отступать некуда. Вой, стоны и религиозные песнопения. О, Мария, пусть спокойна ваша душа за мирян станется! И Феденька, пробравшись туда, завыл вместе с остальными. Его никто и не осуждал, даже я не осуждаю, наоборот – местные, увидев голосящего гиганта, восприняли его то ли как посланника с небес, то ли от простого взаимопонимания полезли в его жадные объятия. И слов не знал этих песен, и голосил невпопад, занимался чистой воды звукоподражанием.
Терлись о белую рубашку и тянулись к многодневной щетине. Наверное они в тот момент восприняли щетину чем-то вроде терновника, а Федечку приняли за Христа. Кто их, островитян, знает, чего удумали себе? Смотрят на него, окаянные, прямо в глаза смотрят. Им в ответ прилетает ничего не понимающий взгляд и стеклянные, черно-сизые глаза пытаются не подавать виду, не раскрывать хозяина и его истинную личность. Они видели собственные силуэты в отражении его пыльных стеклянных глазниц. Новоиспеченный герой. Божественная комедия.
Прихожане ведь не знают кто перед ними стоит, откуда этот человек, каким крылом его занесло в эти степи. Все это представлялось своего рода диссоциативной лихорадкой, когда куча изможденных в грехе тел липли к белой льняной рубашке. Рубашка Федора Назаретского в таких условиях канонизируется в кратчайшие сроки – ахнуть не успеешь. По ее вопросу теологи будут интервью давать, якобы батюшка наш, милостивый Господь, побывал на обетованной земле. Не в своем, не в еврейском доме, земля эта – целый мир, а Федос – хозяин его.
Солнце уверенно расстреливало старые витражи и решетки на стенах, и падало лучами к алтарю. Местный органист с недоверием наблюдал за столпотворением у ног чужеземца, будто бы знал, мол если раскаленную печку (а в данном случае мясорубку и костоломку) обнять, хорошего не случится. Но самоотверженно продолжал вести свою службу, давая понять кто здесь органист и приводит их колени в дрожь. Можно было сполна отдаться этому моменту, почувствовать всю сладость, напиться, обпиться, обтереться всеми этими соками, но пора уходить, хотя орган настигал каждый сантиметр пространства в наполненном религиозным безумием соборе.
Но пора уходить.
Жарко так, что становится страшно от того влажного воздуха, который вдыхаешь. Это замечается после первых шагов с борта парома или самолета. И не прекращается до тех пор, пока ты не покидаешь архипелаг. Совершенно бессмысленные комбинации из свежего морского воздуха и душных, прелых и отвратительных испарений во время ночных вечеринок. Сейчас даже не середина дня, Федечке становится просто не по себе от тех обещаний, что с утра он дал себе. Прочувствовал руки на себе, блаженную любовь и смятение. Большего количество света, кажется, никогда не было в прошлом и не предвидится в будущем, каким бы оно ни представлялось.
И вот ступени собора уже стелятся перед поникшей уверенностью Атланта, манят к выходу из этих потусторонних измерений. Единственное, что наполняло Федю – это какой-то неизведанный страх. Не страх перед боем, не страх перед ответственностью или кажущейся недоступной девушкой. Что-то такое, подобного еще не встречалось, не испытывалось в жизни. Можно было понять бедность своей жизни, неопытность, скромность знаний или трусость перед полярным образом жизни, но это было бы по-ребячьи, такие дела не свойственны героям или хотя бы уважающим свою силу мужчинам.
Обещание, данное себе на сегодняшний день, не могло быть выполнено из-за произошедшего. Такие события, нельзя сказать, что сильно влияют на жизнь или психическое здоровье, но будто бы на уже готовую к продаже картину выливают переливающуюся от бензина воду из лужицы. Подобным тому, что случилось с картиной, было и состояние Федора после посещения собора.
При таком климате достаточно сложно подобрать обувь, которую нужно носить летом на Мальте. Особенно это касается туристов, потому что они не сильно представляют себе что же происходит здесь в жаркое время года. В кедах ходить чересчур жарко, плюс ко всему - очень близко к морю и не будет очень удобным идти с мокрыми ногами до ночлежки. Пляжные шлепанцы тоже не подходят, потому что они плавятся на асфальте, а когда такое случается, то подобно дереву не знаешь куда деться и ищешь ближайший супермаркет, где можно купить сменную пару. Женскую, детскую, ласты, носки, что угодно, лишь бы добраться до места, где ты ночуешь и иногда мечтаешь.
Праздничным утром выбор Федора пал на очень интересные сандалии оливкового цвета. Без маркировки, без синтетической подошвы, дары природы в чистом виде и практически хенд-мейд! Кто поумнее – тот позавидует с причмокиванием. И, быть может, пальчиком поводит. Когда человек или человечище делает выбор, подобный этому, смело можно вручать орден «За мудрость» и похвальную грамоту. Просто потому что когда угадываешь с внешним видом при тяжелых климатических условиях, хочется именно этого.
Дорога до спокойствия и оазиса достаточно дальняя и уставшая, хотя пролегает через побережье. Перед собором крошечная площадь, которую никто никогда не замечает, она всего-то, если повезет, с десяток квадратных метров, и, может и названия у нее никакого нет. Асфальтированная площадочка, и она, есть вариант, предназначена для курения или парковки инвалидного кресла (бывали случаи, когда калека при виде храма будто бы теряя прошлые травмы и оставляя их под сиденьем каталки, рвался к ступеням собора, обранивая все пожертвования из карманчиков). Такой удивительный и крошечный мирок.
По пути встречаются приятные узорчатые заборчики, по всей видимости отлитые из чугуна, где изображены библейские мотивы или что-то совсем невнятное и кажущееся. Позднее эти заборчики сменяются современным симбиозом заборчиков повыше, которые в то же время играют роль одиночных бесплатных велосипедных парковок.
Кафетерии, фонтанчики с чистой водой, которыми могут воспользоваться путники и похмельная пьянь. Останавливаешься и чувствуешь, что жизнь кипит очень бурно. Только не здесь. А очень, очень далеко, за тысячу километров или больше. Создается такое ощущение, что эти места никогда не знали ни бед, ни голода, ни засухи. «В Греции всё есть», только Мальта выше на десяток ступеней и смеется над бедными эллинами. Но эти места знавали сотни и тысячи бед.
Федор-Федор, душа ты моя! За что же ты не стал моряком да и как бы к лицу был черный бушлат! Белое море, холодные волны, а борода вся в капусте от съеденных кислых щей! Какая культура, какие творческие поиски и душевные порывы? Вам бы, мой друг, копченые от табака рыжие усы и прищур при сведениях с Большой Земли. Стихия Феденьки обнаруживается ровно в момент, когда проходя по побережью, или даже просиживая одно место на скамье, видно проходящую мимо яхту. А вдалеке можно увидеть настоящий корабль. Если повезет, то полновесный, взрослый морской крейсер с пушками! К сожалению, авианосец он видел только один раз и чуть было не умер, пока ему не дали добро пробежаться по палубе со шваброй.
А теперь весь мир просто уходит на десяток планов назад, просто перестает существовать. Как будто хозяин видит свое чадо и гордится им, восхищается им. Отец встречает сыновей, вернувшихся из военного похода. Повар оценивает самую большую в мире пиццу для Книги Рекордов Гиннеса. И то ли грусть томится в его сердце, то ли счастье за увиденное. Не моряк, но как красив корабль! Как величественно он смотрится рядом с букашкой-человеком. Корабли бывают больше и тяжелее китов, это случается очень часто, особенно у богатых бизнесменов и озлобленных милитаристов. Но китов здесь не видно, зато много рыбы и море синее. Если на катере двигать два часа к «известному-всем-острову» то море там светлее неба. И песок белый, как сахарная бумага. Кажется, если нырнуть под воду и руки поднять, можно оставить гореть спичку, но на самом деле там около шести метров вглубь.
Здесь пляжи из камня – такие очень приличные белые плиты. Ровные и достаточно гладкие, но ближе к морю становятся бесформенными, сюрреалистичными и острыми, нужно быть осторожным в случае чего. Народ не только отдыхает от пекла и загорает уже под приморским солнцем, но и занимается полезными делами на побережье. Много художников прямо посреди отдыхающих, нет дураков с кукурузой, но большое количество влюбленных пар гуляют туда-сюда вдоль моря. Последнее непременно является важным и необходимым. Проходя мимо, Федя встречает много знакомых, здоровается с ними, правда это происходит немного бездушно и с некоторыми прошептанными словами, мол кто-то там козел, дурак и остолоп. И лучше б мимо вообще прошел и знать не знаю никого. Нет желания вести замысловатые диалоги про погоду или какую-то беду вдали отсюда.
Сейчас главным является путь, который надо пройти, и жажда, которую необходимо утолить. Вот-вот цель будет настигнута и глотки коснется яд со льдом. Или всё же вкусный сок и сытный ланч? Боже мой, единственное, о чем сейчас можно и мечтать на самом деле – это сэндвич с тунцом и ледяной апельсиновый сок, можно при желании заказать пару кусков замечательной пиццы и немного вермута. Аккуратно присесть на плетеный стул, выдохнуть, закатить глаза. Закрыть глаза и лениво поднести к ним руки, чтобы вытереть пот с век и лба. Постыдиться своего акцента и написать на бумажке желаемый заказ и подмигнуть девушке, которая его примет. Она знает: если Федю не обидеть, Федя скажет спасибо.
Проходит четыре минуты и можно увидеть стакан с соком. Плюс шесть минут и рука чувствует вибрацию, когда тарелка оказывается на столе. Ведь и правда, когда смотришь на свой заказ, когда оглядываешься вокруг и пытаешься хоть чуточку поверить в реальность происходящего, то ничего не получается! Это даже не сказка, не помутнение, бредовое видение, ну не бывает такой гармонии! Горячий хлеб только-только из печки, красный лук, свежий тунец, лёд из чистой воды! Не бывает таких мест, не существует в природе таких красивых женщин и вкусного вина! Такой идиллии нельзя показать даже в кинофильме, потому что изобразить вон того лысого испанца, который практикует йогу на пляже по ночам, невозможно. У него красные плавки и смотрится очень смешно, этот дурак похож на , извиняюсь, растлителя.
Все эти маленькие бухты, крошечные лодки, яхты, фонтаны, невыносимые фейерверки, которыми пугают ворон по утрам (форсирует привязанность к здешним местам), Феррари красного цвета около Макдональдса и ее хозяин, который со стыдом просит закурить.
Пока мой Федя обо всем этом мечтал и стучал коленями, его рубашка успела высохнуть от пота соборных прихожан и заодно взмокла от его собственно
го пота, хоть и не очень сильно, что всегда делает погоду уважающему себя красавцу. Точка назначения – это не какой-нибудь бордель, бар, боулинг или кинотеатр. Хотя, если хорошо ориентироваться на местности и мысленно приблизить их к месту назначения, то нужная точка будет располагаться строго между этими не больно угодными богу заведениями. Рогатка. Двадцать европейских денег за полет. Плюс десять и получаешь видео с перекошенным лицом на фоне островов. Семьдесят метров вверх. Столько страха по сусекам на всю жизнь не наскрести, сколько получишь здесь. Федю здесь знают хорошо и дают большую скидку, как приятелю и частому визитеру. Денег меньше вполовину и бутылочка газировки, если попросит (им не жалко).
Усаживайся поудобнее, мой милый Федор, сейчас мы пойдем навстречу бесконечной дали! Уровень безопасности сравни космической станции. Жаль, правда, что день на дворе. Очень ощутимая разница между полетом днем и глубоким ночным взлетом. Ночью пускаешься в страшную темень, в полностью бесконечную глубь, дальше просто ничего не существует, а звезды – звезды лишь кажутся и они иллюзия. Звук натянутого троса, выстрела и свист прохладного ночного воздуха. Быстро, резко и, кажется, окончательно отрываешься от земли. При свете дня это все подменяется, и сохраняется только природная опаска перед скоростью и высотой. Мазохисты могут понадеяться на сердечный приступ или галлюцинации, чтобы было красиво, как в кино и драматично как в театре, но герои настолько глупой смертью в землю не уходят.
Раз. Шарик наклоняется и положение тела испытуемого меняется на почти горизонтальное. Самый прилежный бунтарь скован ремнями и ждет выстрела.
Два. Глаза зажмуриваются, пальцы ног поджимаются. Руки впиваются в рычаг. Выстрел крадется незаметно!
Три. Глубокий вдох. Еще один вдох, и он, как правило, следует после выдоха. Предохранитель не отказывает никогда, дорогой друг!
Четыре. Свист, несуществующий унисонный многотонный удар в грудь и спину, кажущийся неизбежным разрыв сердца, дрожь где-то от середины плеч и до мочек ушей. И та самая сирена во внутренних ушах (эти несуществующие уши, которые всегда внутри головы сигнализируют о том, что тебе страшно). Иногда эти уши при вращении внутри головы задевают глаза изнутри и поэтому так щекотно и тряска ощущается сильнее, отдавая мурашками в колени.
Пять. Выдох. Страшная и невыносимая скука подскакивать к небесам посреди дня, пока небо не затянуто темно-синим кропленым шёлком.
Отстегиваются ремни, Феде больше не жмет, не давит, и ноги спускаются на платформу. Будь это платформа с огнеупорным поездом, который несется к центру Земли, все ближе и ближе ко тьме, он отдал бы все, чтобы там оказаться. Это была платформа рогатки с шаром. Он спустился по ступеням на землю, к раскаленному асфальту. Какое замечательное все-таки место! Только не нашлось лучшего решения, кроме как двигать ногами в сторону ночлежки. Рано темнеет и можно идти медленно, чтобы застать сумерки, закаты и уменьшающиеся потоки зевак.
Скоро будут видны звезды, которых и вовсе не сосчитать никогда, это бесчисленное множество огней, которые блекнут перед тьмой. Они пытаются заменить собой черное небо, свет пытается заменить тьму. И пропорции добра и зла здесь не при чем. Нужно с верным пониманием относиться к этому времени суток и уважать недостаток света, уважать тишину других сопутствующих недостатков.
Все любуются звездами, летящими кометами и не один не воскликнет о красоте ядрено-черного небосвода без звезд. Противопоставить тьме могло бы себя полярное сияние, но здесь слишком жарко что для одного, что для другого полюса, поэтому темень вне конкуренции.
Шагается очень комфортно и хорошо. «Хорошо шагается» - это когда люди проходят в полутора метрах (а лучше в полутораста метрах) слева и справа от тебя и встреча с человеком происходит не чаще одного раза в сорок секунд. Это когда дует ветер, но не очень сильный, а песок и грязь не летят в глаза. Автомобили проезжают очень редко и нос не замечает выхлопных зловонных газов. Никто не окрикивает издалека; криков и разговоров не слышно в общем-то, но музыка не идет в счет этому. Та, что вдали или та, что в плеере. Фонарь и его друзья светят лампочками на дорогу и стоят в семи-восьми метрах друг от друга. От глухой озаряющей желтой пелены практически некуда деться даже ночью.
Все очень хорошо, но.
Нужно выбираться подальше от берега, ближе к центру океана, ближе к центру моря или под плотную простынь в комнату, где не будет воздуха. В самой кромешной темноте всегда найдешь и увидишь свои руки. Ты – как источник света. И не погасить. Из-за этого Федор и уехал. Искать чего темнее, чтобы затушить, затушиться, загасить. Никакая пещера не подойдет. Дно самой глубокой океанской впадины не подойдет. Всегда в темноте увидишь свои руки. И ощутишь далекое постороннее тепло, если кто-то окажется рядом. Нескончаемые количества света повсюду, в каждом уголке пространства. Затворить створки глаз и послушать.
Федор темноту ищет не из-за страха перед нею. Не потому что он или окружающие люди ее боятся. И правда – боятся, так сложилось исторически, что темнота воспринимается не как отсутствие света, а больше как отсутствие жизни. Но ведь жизнь полна чудес, а в темноте эти чудеса никто не ищет. Если поискать, если взять себя в руки и не забыть волю в кармане, а крепко сжать в кулак, то сколько замечательного дается обнаружить? Не волей случая или удачей – сам мир дает шанс открывать все новые и новые двери.
Места, откуда прибыл Феденька, были бездверными, в это время во всем мире все двери были какими-то несуразными, не такими, как должны быть; там и сям некуда была войти или выйти. Он и родился как будто бы во время, когда новые земли открывать слишком поздно, а космос осваивать еще рано. А жить в реальном мире просто-напросто неинтересно. В какую же страшную беду попала его судьба! Он с юного возраста понимал, что приткнуться к двери, которая откроется «здесь и сейчас», у него нет шансов по вышеизложенным причинам.
Поэтому страх, который жил и в нем, быстро был задвинут на второй план. Хотелось открывать, жить и все меньше сидеть. Все больше думать за дело и делать так много, чтобы не о чем было думать. Открывать, искать, умножать, делить, находить, рассуждать. Пилить, забивать, стрелять, выплывать, гореть. Взлетать! Им было рассчитано оставить на будущее задел, но не для славного имени своего, не для лекций о нем, которые проводили бы в школах. Никогда не останавливаться, не думать о передышке, обтирая соленую, мокрую шею.
Маленький заплыв энтузиаста в большущей грязной тарелке. Только не мешайте! Только бы побольше удачи!