Меня разбудил голос лектора. В зале на двести человек, без парт сложно спать сидя, оперевшись на противоположный стул. Сзади снова тихо улыбались девчонки. Их забавляет то, что я все время сплю на лекциях. Не дай Бог им узнать, что такое серьезная бессонница.
Но сегодня спать мне не давала муза. Я сидел перед монитором и рисовал будущую музыку. Она была не злой. Но точно не доброй. Муза журчала мне на ухо что-то о скорби по мертвым.
Но я не хотел писать о скорби. Я стал писать о мертвых. Знаете, как это бывает, муза толкнула под локоть, и все остановилось. Я больше не хотел писать о мертвых. Мне не нравилась эта музыка. Пустые трубные созвучия, продолговатые шорохи и горловой рокот в басах. Мне не страшно, мне просто не хотелось говорить о тех, кто уже никого не волновал.
Муза шепнула мне на ухо, что если мертвых забыли, это ведет к пустоте и потере живых. Да! Я должен писать не о мертвых, а о мертвой пустоте! Музыка ожила. Она стала плясать ритмом тишины и пульсировать округлой впадиной пустоты. Я писал, а муза все курлыкала и курлыкала мне под руку что-то свое.
Но мне снова надоело. Нет, я просто осознал, что не понимаю, кому нужна такая музыка? Муза тихо приказала сделать ее для всех, для всего человечества. Ну конечно! Все любят танцевать! Я редко работаю так самозабвенно, как чокнутый гений.
Мне стало жарко. Я снял рубашку. Теперь дело за малым. Скучная обработка топорного наброска созвучий в сочный сбор чувств: ненависти, ярости, правды и лжи.
Муза тихо улыбнулась и с уверенностью, что я сам смогу справиться исчезла. Работа встала. Я не знал что делать. Я думал. Думал о том, что я сделал. Я написал музыку. Она красива? Ужасна. Она интересна? Скучна, как сонный день в деревне. Я умею писать музыку? Нет! Но зачем я тогда ее написал? Во всем виновата муза. Нужно было выгнать ее до того, как она запустила в меня свои корни, до того, как ее пальцы схватили меня. Но я не мог сопротивляться, этот трепет, сбегающий на поясницу, не дал мне пошевелиться. Муза владела мной, но я собой не владел. Муза велела мне делать, и я делал. Никто и никогда не может так мною управлять. Но музы могут. Эта была самой сильной. Она давила меня, я не мог пошевелиться, у меня сводило руки. Я хотел вырваться, но только в начале, потом я позволил себе остаться с Ней. Она шептала что-то, обхватив руками и ногами, вцепившись в меня зубами и ногтями. Мне даже было немного больно, немного обидно, но Музу нельзя от себя отогнать. Такова судьба Творца. Я боялся, что она уйдет, и я останусь один. Один на один с собой и монитором. Но все это было похоже на сон. На сладкий сон счастья, где я и моя муза были едины, я знал, что она заставит меня написать то, что я написал. Я знал, что мне не нравиться то, что я пишу, но это нравиться ей, поэтому я творю.
Мой сосед всегда мне завидовал. Он так и не создал ничего, что было бы похоже на творение. Толи музы его не посещают, то ли сам он просто не хочет их слушать. А я слушаю. Всегда. Но никогда не рассказываю о них другим. Люди осмеивают и меня, и то, что я делаю. Пусть лучше меня считают абсолютно черствой сволочью, чем смеются над тем, что я сотворил под чутким управлением великомудрой музы…
В комнате было светло. Не знаю, сколько прошло времени, пока я все это думал, но моя муза уже встала, одела трусики и пошла варить кофе.
9 апреля 2008