Перстень

Вероника Трифоненко
Сосед снова пил и лазил по балконам. Вероятнее всего, от скуки. Его никто не запирал и не пытался удерживать, его никто не кодировал, родные жили отдельно. И он был полностью предоставлен самому себе.
Я в очередной раз подумала, что жизнь его закончится на асфальте. Даже, зачем-то, снова сказала об этом мужу. Ваня не ответил, был поглощен телевизором. Наверняка, даже вопрос не услышал. Я не стала повторять, ушла на кухню. Суп кипел, а за окном, двор виляющей походкой пересекал сосед. Безобидный, в сущности, алкоголик, мой знакомый из детства. Правда, будто бы обреченный. Улыбнулась мыслям, может и выживет, зачем каркаю!? Главное, чтобы женщину себе нашел, пусть удерживает. Какие-то бессвязные, малость, мысли. В соседней комнате заплакала Василиса, и я побежала к дочке.
День прошел как обычно. А вот вечер был…. Сложным. Я вышла в магазин за молоком, когда сосед снова полез навстречу к звездам и сорвался с вскриком. Когда я подбежала, в скорой вызванной другой соседкой смысла не было. Но, все же, помня о ней, я заставила себя склониться над рукой соседа и снять с пальца левой руки золотой перстень, знала, в морге  снимут. Кожа все еще теплая была испачкана. В душе из-за всего случившегося царила буря, кажется, меня никто не заметил. Быстрым шагом войдя в подъезд, я постаралась вернуть себе спокойствие. Не выходило, перед глазами было это лицо гротескная маска, эти удивленные, наполненные влагой глаза. А в голове бьется всего одна дурацкая мысль: «Неужели накаркала!? Приговорила». Сердце охватывает противоречивая и неправильная смесь восторга и ужаса, когда я прячу золотой перстень в письменном столе. Кажется, что сердце уже не будет биться спокойно и размеренно, но все проходит с первым криком дочки. Да, на лице моего зеркального двойника я все еще вижу какой-то лихорадочный румянец, но мысли мои уже не заняты целиком смертью. Ведь жизнь повседневными делами держит не хуже иных цепей.
Я забываю про перстень, я забываю про соседа. Мысли о нем, желание пойти в церковь и помолиться, а лучше просто поставить свечку,  возникает только ночью в кровати за несколько минут до погружения в сон. Еще думается о том, а можно ли за него молиться, не посчитает ли церковь подобную смерть самоубийством, имею ли я право… нет, не правильно… имеет ли он право на отпевание!? Правильные и какие-то абсолютно черствые мысли лезут в голову, а вместе с ними воспоминания о веселом мальчишке-шалопае и понимание, что все равно пойдешь, независимо от обстоятельств. Потому что этот человек был частью твоего мира… маленькой, странной, но частью. Потому что когда-то он угостил липкой измятой конфетой в честь своего дня рожденья, потому что когда-то вместе с ним играли всем двором в казаки-разбойники, лазили на яблоню, шутили… и потому что это просто неправильно, не почтить его память. Невольно на глаза навернулись слезы, которые пришлось быстро сморгнуть, потому что Ваня терпеть не может женские истерики. Особенно после трудового дня.

Утром достала из стола перстень, держа в руке, невольно вновь вспомнила лицо – маску, и тут же до боли сжав кольцо мертвеца, заставила себя увидеть соседского мальчишку-шалопая. Не хочу, не буду вспоминать о нем как о каком-то неодушевленном теле. Я знала его, я помню его, и я буду помнить его живым. Там на асфальте это был уже не он, просто разбившаяся скорлупка, выпустившая в небо душу-бабочку. Надеюсь, что в небо и верю, что в небо. Говорят же, что наш Бог любит дураков и пьяниц, так почему бы ему не принять еще одного заблудшего в свои объятия!? Вероятно, мои знания по теологии застряли на средневековье, но вера такая наука, где наши познания никогда не являлись главным и определяющим фактором.

Днем я позвонила в квартиру погибшего и передала его сестре перстень, еще через день побывала на поминках, после не смогла поехать на кладбище. Но на следующий день, сделав с коляской в своем привычном маршруте небольшой крюк, перекрестившись, зашла вместе с ребенком в церковь, быстро поставила свечу и вышла, Василису пора было кормить, жизнь снова побеждала.
Очень скоро я просто забыла о том событие, свидетельницей которого я невольно являлась, у Васи стали резаться зубки и болеть животик, к нам на время ремонта переехала мать мужа, Ваня принес с работы кошку. Подчас времени на мысли просто не было, а событий и дел было так много, что даже день в сознание превращался в сразу парочку растянутых до невозможности дней. Но каждый раз подходя к подъезду идя по месту, где он лежал, я невольно ускоряю шаг, потому что душу охватывает холод и сожаление. Мне кажется, что я чего-то не сделала или же что-то сделала не так, но я никак не могу вспомнить что именно.
Конец.
2013-2014