Пробудившись, она долго разглядывала на глянцевом полу с серебряной искрой светящийся четырёхгранник со скошенными углами. Так отражался солнечный свет, лившийся из широкого, лишенного занавесок окна.
Сладко потянувшись, она повернулась на спину: увидела матовый шар люстры, стены просторной комнаты, стерильной чистотой напоминавшей больничную палату – все чужое, незнакомое. Села одним рывком и потерла глаза, гоня наваждение. Не помогло. Под кроватью обнаружились новые шлепанцы из мягкой ткани подходящего тридцать восьмого размера. Она крутила их в руках, пытаясь вспомнить, как здесь оказалась – память по всем направлениям выдавала зеро. Амнезия? Липкий ужас прошелся по позвоночнику, сковал запястья. Смешно, диагноз всплыл моментально, а вот кто она, откуда, зачем и почему даже намека нет. Заставив себя подняться и подойти к подоконнику, выглянула в окно, голова пошла кругом – сквозь разрывы в белоснежной вате облаков виднелся зелёный блин земли, казавшийся пластилиновой подставкой для игрушечного домика – слишком высоко. На противоположной стене тоже оказалось окно, рядом с ним обнаружилась щуплая девушка в белой пижаме с рыжей копной волос до плеч и россыпью канапушек по всему лицу. Она замерла, разглядывая нечаянную соседку, потом кивнула. Одновременно с ней кивнула и незнакомка. Зеркало, ну конечно!
Девушка вздрогнула от неожиданности – с шипящим звуком распахнулась дверь, за ней толпились люди. Женщины и мужчины разных возрастов. Белые пижамы, чужие неузнаваемые лица...
Кто они? Память не отзывалась, совсем.
– Ой, новенькая… молоденькая совсем… хорошенькая… за что её-то сюда... да какое нам дело, зато сладости к завтраку подадут… – забубнило многоликое создание на разные голоса.
– Ш-ш-ш, тихо! Вы её совсем запугаете, – выступил вперёд длинный, как жердь мужчина с посеребрённой временем бородкой и теплым взглядом светлых, почти прозрачных глаз. – Я – Мудрец. Как тебя зовут?
– Как зовут? – Пусто. Она схватилась за волосы, потянула, причинив себе боль. Пауза затягивалась, толпа во главе с Мудрецом смотрела на неё выжидающе. Рич – всплыл в голове бессмысленный набор букв. И поскольку ничего другого в голову не приходило:
– Рич, – тихо сказала она.
– Добро пожаловать, Рич. – Бархатный голос Мудреца действовал успокаивающе. – Не волнуйся, ты не больна. Все мы однажды проснулись в этом доме без памяти о прошлом. Так и живём. Привыкнешь.
Не привыкла…
Рич провела здесь больше года, но так и не сумела ни вписаться в ограниченную строгим расписанием жизнь, ни прибиться к одному из сложившихся течений здешнего общества. Её прозвали Рыжей, по цвету огненных волос, всегда, сколько бы ни причёсывала, небрежными волнами спадавших на плечи. Рыжая, значит другая, не такая, как все. И верно – как все она не умела. Нашла себе единственного друга. А он взял и ушёл. Ушел совсем, сократив путь к свободе до одного краткого мгновения…
Так, хватит брюзжать, уже полдевятого, не успеешь на завтрак – останешься ни с чем. Судя по тому, как суетились охраны возле опустевшей комнаты Мудреца, на их этаже должен появиться новенький. Охраны – здешний персонал, пекущийся о благополучии постояльцев, – оранжевые комбинезоны с множеством карманов поверх трикотажной футболки с коротким рукавом и именем на тонкой металлической пластинке чуть выше левой груди день-деньской снуют по этажам. Нет, не только. Охраны знают о доме всё. Знают и строго хранят свои тайны.
В первый же день вместе с инструкцией по проживанию Рич вручили план жилого сектора. Одинаковые кишки коридоров трёх верхних этажей со светло-желтыми голыми стенами в сто пятьдесят жилых комнат каждый с одной стороны уходили на освещённую белыми полушариями светильников бесконечную – дна не видать, бетонную лестницу, а с другой упирались в просторные залы, где располагались столовая, спортзал и комната развлечений. На крыше небоскрёба, облицованного черным стеклом, одиноко торчавшего посреди зелёной пустоши, под круглым прозрачным колпаком находилась оранжерея, примыкавшая к лабиринту подсобных помещений разного назначения от бельевой до парикмахерской.
Отбросив одеяло, она коснулась груди. Опять вспотела во сне. Рич вскочила и распахнула окно – прохладный ветер неприятно прошелся по влажной коже. Чивка был тут как тут, воробей нахохлися и помахивал клювиком туда-сюда, будто осуждал заспавшуюся хозяйку. Она улыбнулась, осторожно погладила пташку, раскрыла прибережённую с вечера салфетку и высыпала крошки на ладонь.
Покончив с кормлением и утренним моционом, Рич вышла в коридор. У комнаты Мудреца собралась толпа. Новенький, так и есть! Девушка направилась в другую сторону. Момента лучше не подобрать, народ занят разглядыванием новичка, следить за ней некому. Добравшись до оранжереи, она остановилась, прижала палец к окошечку электронного замка и позвала в тихо разъехавшиеся двери:
– Ду-у-уг!
В глубине сада зашевелилась листва.
– А, это ты? – появился коренастый, с красноватым оттенком сурового лица охран. – Привет. Что случилось?
– У Мудреца новенький, – прошептала Рич. Охран сочувственно сжал ей пальцы. – Но я тут не за этим, – быстро добавила девушка, – я просить пришла. Постричься хочу, то есть совсем волосы убрать.
– Побриться? – Рич уверенно кивнула. – Вот дурёха, знаешь, на кого ты будешь похожа с лысой головой?
– Я так хочу. Успеем до завтрака?
– Как скажешь. Желание гостя у нас закон. Да и отрастут, куда денутся, – через секундную паузу, сказал Дуг, коснувшись измазанными в земле пальцами кончика грушевидного носа. На простоватом лице охрана осталась смешная отметина. Рич невольно прыснула.
– Ладно, сумасшедшая, пошли, – неверно истолковав её улыбку, добавил охран.
По дороге Рич обуяла странная весёлость и она донимала Дуга вопросами, на которые ни один из охранов никогда не давал ответ:
– Зачем я здесь?
– Я е-сть, я есть, – эхом отзывался коридор.
– Что случается с теми, кто уходит вниз по лестнице?
– И -це-ице-ице…
– Почему я ничего не помню?
– О-мню, о-мню…
Игра быстро наскучила. Рич затихла, и с заметной тяжестью преодолев последние метры, робко переступила порог парикмахерской. Дуг поднял на неё вопросительный взгляд. Этого оказалось достаточно. Оставить все как есть после смерти Мудреца никак нельзя. Ведь он был единственным, с кем могла говорить, не выбирая слов. Кто принял её такой, какая есть, со всеми причудами взрывного характера и оградил от всех невидимой прочной стеной.
Иногда они совершали опасные вылазки вниз, прочёсывали нежилые коридоры, где каждый шаг сопровождался страшным грохотом, от которого холодело внутри, гоготом невидимых существ или диким пугающим лязгом. Мудрец ходил туда чуть не каждый день, а вот брать девушку с собой соглашался редко. Ожидая его возвращения, Рич часами просиживала на лестничной клетке. И со всех ног бросалась навстречу, завидев стройную фигуру на нижних пролётах.
– Я обязательно вернусь, – успокаивал её Мудрец, – не хочу рисковать тобой.
Неделю назад он принёс с собой связку книг. «Сказка странствий» – успела прочитать Рич название на верхней обложке. Мудрец без объяснений спрятал приобретение в рюкзак и закрылся у себя. Всю ночь над дверью горела красная лампочка – не беспокоить. Эту ночь Рич провела без сна, а утром, едва бурые проблески зари наметились на горизонте, пошла к Мудрецу. Какая лампочка её остановит? На стук вопреки обыкновению никто не отозвался. Сердце ухнуло и провалилось в пустоту, Рич рванула дверь. Мудрец стоял на подоконнике у распахнутого настежь окна, прямой, как всегда. В лицо ударил ветер, она невольно моргнула, а когда открыла глаза, увидела пустой подоконник. Рич бросилась вперёд, зная, что уже не успеет. Ничего не успеет сделать.
То, что валялось в далёкой зелени, напоминало белую тряпку, по ошибке сброшенную вниз кем-то из постояльцев. В уши барабанной дробью ударил топот множества ног. Она успела забраться в шкаф до того, как на пороге появились охраны. Затаив дыхание слушала, как они мечутся по комнате, силясь понять странную мешанину из слов:
– Самоубийство?
– Этого ещё не хватало. Что на той стороне?
– Мёртв, разрыв сердца.
– Чёрт, что теперь будет?
– Откуда здесь книги?
– Программёры. Мать их… Коридор С-20 потёк, лифт застрял там же, я предупреж...
В комнате вдруг установилась тишина. Спустя несколько томительных мгновений дверцы шкафа распахнулись. Насмерть перепуганная Рич всё же заметила растерянность на лицах охранов, прежде чем её потянули за руки, заставив выйти из укрытия.
– Иди к себе, быстро! Ничего необычного здесь не было, поняла? – металлом зазвенел голос охрана Гора. – Мудрец ушел вниз, как все, поняла?
Рич часто закивала, но дыхание пресеклось, картинка поплыла перед глазами, потекла синими пятнами, потом все погасло. Очнулась она далеко за полдень в собственной кровати, разглядела Дуга на стуле напротив. Значит все это не сон. Охраны сказали, Мудреца не откачали. Внутри что-то лопнуло. Рич внезапно утратила способность чувствовать, даже думать будто бы перестала.
Обед и ужин в тот день ей принесли прямо в комнату. Рич не сумела проглотить ни крошки, насилу влила в себя на ночь стакан горячего молока. Без этого Дуг не соглашался уйти, а его молчаливое присутствие тяготило девушку. Хотелось закрыть глаза и уши, замкнуться во внезапно поселившейся в груди пустоте. Последующие несколько дней слились в череду отрывочных воспоминаний. В условленное время она приходила в столовую, набирала еду и шла на лестничную клетку – ждать Мудреца. Есть могла только там. Жители дома, проходя мимо девушки, отводили взгляд и вжимали головы в плечи. Даже Дуг, сопровождавший её повсюду, вопросов не задавал. И хорошо! Только Чивка по утрам радовал душу, и она старалась приберечь для воробушка больше вкусных крошек.
Вчера она приняла решение. Мудрец любил гладить её волосы? Их больше не будет. Ничего не будет так, как прежде.
В столовой появление бритоголовой Рич встретили дружным гоготом, тут же рассыпавшимся на колкие фразы, междометия и мелкие шепотки. Рич гордо вздёрнула подбородок и впервые за все эти дни направилась к своему столу.
– Ну что бросил тебя Мудрец? Ушел? – ухватив Рич за полу пижамы, остановила её Омела Белая мать. – Сколько говорила, иди ко мне в дочери. Так ты ж упёртая, все кобенилась, – круглое, как блин, румяное лицо Матери расплылось в самодовольной улыбке. – Рыжей ты мне нравилась больше. Но я великодушна. Приди же, заблудшая овца, в объятия матери твоей. – Она поднялась, раскрыв мясистые руки.
– Вними. А-а-мен! – дружно завыло восседавшее за большим столом сообщество. Сыновей и дочерей Матери Омелы отличали от остальных прилепленные ко лбу бумажные звёзды.
– Не хочу. – Отвернулась Рич.
– Гонение отрёкшейся! Бойкот! – завопила Омела.
– Гонение! А-а-мен, – громко подхватили за столом.
Рич мягко подтолкнули в спину. Неприкосновенность гостей обеспечивалась вездесущими охранами. Тех, кто рискнул баловаться рукоприкладством, уводили навсегда. Иначе Мудреца с его Рыжей любовницей давно бы здесь растоптали. Походы вниз по лестнице у Белой Матери под строжайшим запретом.
– Смирение – вот главная благодетель, дети мои, – нараспев проповедовала Омела.
Рич села на своё место и принялась ковырять глазунью одноразовой вилкой. Поднос с пирожными вызвал тошноту. Раньше она любила песочные корзиночки с клубникой. Мудрец всегда оставлял ей свою порцию лакомства. Теперь на его месте сидел новенький. Рич старалась не смотреть в его сторону. Пыталась обмануть себя, представляя, что Мудрец всё ещё здесь, ведь они частенько так молчали, если ссорились накануне. А не сходились обычно в одном: Рич убеждала собраться с духом и уйти. Мудрец утверждал, что это – верная смерть, ведь оттуда ещё никто не возвращался. Здесь, пусть скучная, но жизнь, а жизнь – великая ценность и бесконечная дорога к познанию. А сам шагнул из окна, пошло предав собственные убеждения. Один, без неё. Что же он вычитал в книгах, бесследно исчезнувших из его комнаты? У охранов спрашивать бесполезно, даже Дуг не скажет ни словечка. Табу есть табу!
Она подвинула к себе кофе, сняла пенку и слила её в чашку, повторяла это механическое действие снова и снова. Как найти книги? Очень просто, этаж за этажом кропотливо прочесать каждую комнату. Только двери открываются далеко не везде, она помнила это по предыдущим вылазкам. Мудрец с его недюжинной силой мог и выбить. Занимался же гимнастикой с Рич на плечах. Беспрестанно качал мышцы, играючи перехватывая девушку с руки на руку, а она все смеялась. Теперь не до смеха.
– Простите, моё присутствие вам неприятно? – послышался хриплый, будто надорванный голос.
Рич подняла взгляд. Новенький вдруг закашлялся. Поперхнулся? Девушка вскочила, одним прыжком оказалась рядом и принялась хлопать незнакомца по спине. Он силился вдохнуть, тараща на неё бессмысленные глаза, покрытые красной сеткой вздувшихся сосудов, и вновь сгибался от удушья. Уронив стул, Рич рванула новичка на себя, не удержала, оказалась придавленной, судорожно вздрагивавшим телом. Чужим телом.
В столовую ворвались охраны, вырвали новичка из рук и, уложив на каталку, спешно увезли к медикам. Рич помогли подняться.
– Иди в свою комнату, – сквозь зубы приказал охран Лиг – высоченный лысый мужик с жестоким лицом, попробуй, возрази такому.
– Я только хотела помочь, – побелевшими губами прошептала Рич.
– Знаю, иди.
От сердца отлегло – обвинения нет. Охраны – всезнайки, а ведь во время завтрака никто из них в столовой не появлялся. Хотя, чему тут удивляться. Нашли же её в шкафу.
Рич убралась из столовой, дорогой продолжая вздрагивать, будто удушье новенького странным образом передалось и ей. В комнате сорвала с себя пижаму, зашла в ванную и встала под струи ледяного душа: когда опомнилась и добавила теплой воды, схватилась за шампунь, засмеялась – ароматная желеобразная жидкость теперь не нужна. Завернувшись в мягкое полотенце, вытерла ладонью запотевшее зеркало. С той стороны показалась нелепая яйцеголовая девица. Другая, совсем не Рыжая Рич. Вместо весёлых искорок в глазах пусто. Мудреца больше нет.
– Ты сволочь, Мудрец! Какая же ты сволочь! – крикнула она, набрасываясь на зеркало с кулаками, но мягкая поверхность пружинила, не оставляя следа на жаждущих боли руках. – Сегодня же уйду, совсем, ты слышишь? – зло процедила она. – Предатель! Как ты мог? Как мог оставить меня одну? – Настал её черед хватать воздух. Задыхаясь в истерике, Рич сползла на пол, кричала, потом тихонько выла, тыкаясь лицом в полотенце. Сама не поняла, как оказалась на подоконнике перед распахнутым окном. Стоило глянуть вниз – голова закружилась. Нет, у неё так не выйдет. Вот Мудрец, этот смог, этот может всё. Рич закусила губу, почувствовав, что ноги зажаты, точно в тисках.
– Не дури, девочка, – тихо сказали из-за спины.
– Дуг?
Тело обмякло, сделавшись ватным. Рич стала заваливаться вперёд, навстречу развёрстой бездне. Дуг стащил её с подоконника, подхватил на руки, с материнской нежностью уложил на кровать и начал массировать виски, плечи, ледышки холодных рук. Несколько минут Рич не могла шевельнуться, но под натиском умелых пальцев охрана оцепенение прошло.
– Отпусти, я хочу спать, – проговорила Рич ссохшимися губами, силы оставили, прикосновения Дуга причиняли боль.
– Хорошо, – сказал охран, опуская руки. Заставил проглотить прозрачную капсулу и дал запить воды.
– Спи, девонька, спи… – последнее, что запомнила Рич, прежде чем провалилась в непроглядную муть дурного, тяжкого сна.
Проснулась в темноте. Включив ночник, обнаружила, что в комнате прибрано и пусто. И так же пусто было внутри. Рич добралась до окна. Захотелось вдохнуть ночную прохладу, однако открыть створки она не посмела. Слабачка!
– Сделанного не воротишь, – любил повторять Мудрец, глядя на неё своими прозрачными, проницательными глазами. Именно, – мысленно согласилась Рич. Может зря отказалась от тёплых объятий Матери Омелы. Налепила бы на лоб бумажную звезду и с утра до вечера ходила вереницей, распевая нелепые гимны. Приди к пречистой Матери и тебе откроется истина! Истина дружно делать вид, что знаешь, как правильно жить. Мы здесь, чтобы служить Матери – не надо мучиться в поисках ответов. Сомнения – ересь. Глупо, зато в коллективе. Ряды послушников Белой Матери неуклонно росли. Наверное, людям свойственно вливаться в ряды…
Или в молчальники податься. Всё одно говорить теперь не с кем. А можно примкнуть к игрокам, дни напролет проводившим за шахматными турнирами. Они научат тонкостям хитроумной игры. Звание главного магистра надо честно заработать победами, а не словесами, как у Матери Омелы. Нет, сначала книги. Она должна понять, почему Мудрец так поступил, и не с ней даже – с самим собой.
Рич машинально пригладила несуществующие волосы, голова мягкая, как плюш. Глянула на часы – ужин уже закончился. Ну и пусть. Она открыла шкаф и вытащила рюкзак. Мудрец таскал его за плечами всякий день, а она впервые решилась посмотреть. Тяжёлый. Отстегнув защёлки, вытряхнула содержимое на стол: фляга для воды, аптечка, тюбики с питанием в отдельном пакете, фонарик, ножницы, моток верёвки, трикотажная шапочка, кожаные перчатки без пальцев и пояс из грубой материи с железными петлями и карабинами.
Мать Омела взахлёб проповедует, что на лестничных пролётах их отслеживают и убивают охраны, что рюкзак – соблазн для легковерных дурачков. Тем не менее, один такой с полным набором внутри лежит в каждой комнате.
Рич натянула на голову шапочку, надела перчатки, подогнала на себя пояс, ловко, будто руки сами знали, что делать, закрепила карабин в петле и заглянула в зеркало – ни дать ни взять альпинистка. Альпинистка? Кто это? Сколько ни вглядывалась в собственное отражение, найти ответа на этот вопрос в своей беспамятной голове не смогла. Лишь радостное ощущение безграничного простора, мелькнув, тут же исчезло.
В дверь тихо постучали. Дуг, больше некому.
– Сейчас! – крикнула, спешно срывая облачение. Торопливо побросала вещи в рюкзак и закрыла шкаф. – Можно. – Дверь медленно отворилась. На пороге стоял долговязый мужчина средних лет. Лысеющая голова, припухшие глаза, белки подёрнуты красноватой сеткой, крупный нос немного набок, линялого цвета жидкая бородка. Из рукавов торчали крупные ладони с узловатыми, длинными пальцами. Под пристальным взглядом Рич человек сделал неуклюжий, будто сам себя стеснялся, шаг вперёд:
– Я Лев, новенький, – сказал он осипшим голосом, и вновь задохнулся. Рич не успела испугаться, он вытащил из кармана пижамы продолговатый предмет и приложил его ко рту.
– Пфых! – послышался звук, будто из надувной подушки резко выпустили воздух. Пришелец облегченно выдохнул:
– Вот, ингалятор, охраны дали, помогает дышать. – Он обернулся на дверь, будто искал пути к отступлению, вновь взглянул на девушку.
«Такой большой, а мнётся, как девчонка». – Пронеслось в голове у Рич, но она, молча, ждала продолжения.
– Я спросить хотел, не напугал ли вас сегодня утром? Говорят, вы потом плакали.
– Кто говорит? – вскинулась Рич.
– Женщина, грузная такая, с бумажной звездой на лбу. Похоже, она здесь за главную.
– Ясно, – твердо сказала девушка, хотя на самом деле не было ясно, откуда Белая Мать может об этом знать. Поверить, что Дуг растрепал, зная охрана, трудно. Однако Мудрец удивил не меньше. – Я – Рич, будем знакомы, – пытаясь скрыть бушующие внутри эмоции, выдавила улыбку девушка.
– Я знаю, в-вот. – В ладони оказался сложенный вчетверо листок бумаги. «Рич», – было написано сверху размашистым почерком Мудреца. – Я у себя нашел, подумал, надо передать.
– Спасибо, – Рич торопливо развернула листок.
« Не ищи книги. Это – яд».
И всё? Рич скомкала записку, швырнула под стол и поморщилась – на глаза навернулись слёзы.
– Простите, наверное, мне не надо было этого приносить, – совсем растерялся новенький.
– Надо – не надо, какая разница? – Рич задержала дыхание и мотнула головой, глубже запихивая обиду.
– Вам красиво в шапочке.
– Чёрт, забыла снять! – новенький отшатнулся, копившаяся в душе девушки злость вырвалась наружу вместе со словами. – Не обращай внимания, я странная, – и скороговоркой продолжила, деланно-бодрым голосом. – Идём, покажу тебе оранжерею.
С того дня новенький стал везде таскаться за Рич хвостом. До завтрака в дверь девушки осторожно скреблись, а после ужина Лев неохотно покидал её комнату, ища повод продолжить разговор. Девушка быстро привыкла к его пространным, будто размазанным во времени рассуждениям, к хрипучему голосу и шаркающей походке. Как бы там ни было, она не подпускала его к себе слишком близко. Смерть Мудреца выжгла душу до тла.
Книги – яд? Рич упорно искала книги, каждый день уходя все дальше, меряла ногами тропу смертников – так гости называли красную ковровую дорожку посреди бетонной лестницы, связующей небо с землёй. Лев коротал время до возвращения девушки с папкой и цветными мелками, принесёнными из игровой комнаты. Выяснилось, что у него талант к рисованию. И теперь мелкими четкими штрихами Лев изображал всех, кого здесь встречал. Позировать ему приходила даже Омела, позавидовав портрету Рич с рыжей копной волос. Как он узнал, Рич не спрашивала, может и доложил кто, ведь сплетнями время от времени не пренебрегали даже охраны, вынужденные проводить однообразные дни в обществе лишенных памяти гостей дома. Дуг со Львом крепко сошлись на любви к растениям, часами возились в оранжерее, было время поговорить…
Рич ежедневно зазывала художника составить ей компанию в поисках. Лев отказывался под предлогом того, что плохо дышит и не хочет быть обузой в опасном путешествии. Вдруг ингалятор потеряется.
– Попроси запасной, хоть пять, охраны не откажут, – подтягивая лямки рюкзака, подтрунивала Рич.
– Завтра, обязательно, обязательно завтра скажу, – отвечал Лев, пряча взгляд.
На каждом этаже, так Мудрец отмечал пройденный путь, она находила привязанный к толстым прутам ограждения лестницы кусочек верёвки, закрепляла рядом свой и смело шагала в коридор, тут же оглашавшийся устрашающими звуками, на что она довольно быстро перестала обращать внимание. За спиной остались сотни пустых чистых комнат, точь в точь таких же, как и её, только без рюкзака в шкафу.
Сегодня Чивка не прилетел. Она битый час ждала у окна, нервно поглаживая начавшие отрастать колючки волос. А на следующем, сто первом по счёту этаже не оказалось верёвки Мудреца. Наверное, книги изъяли охраны. Забрали и спрятали, а она, как дура, искала. Сколько времени убила на это. Неужели все впустую? Рич тяжело опустилась на ступеньку, глотнула из фляги воды, деревянными пальцами привязала свой кусочек верёвки. Куда и зачем теперь идти совершенно непонятно. Нет, плакать она не будет. Сколько можно, в конце концов!
Лучше действовать. Тронув дверь, она шагнула в коридор, встретивший странной, пугающей тишиной.
«У них что, кричалка тут сломалась»? – зло подумала Рич. Предыдущие этажи походили друг на друга, точно братья-близнецы, а этот с отсыревшими замшелыми стенами и чадившими факелами в чугунных подставках навеивал мрачные мысли.
Здесь не было ни одной двери, даже эха не было – шаги тонули в тиши, вместо блестящей гранитной плитки пол покрывала пористая дрянь землистого цвета. По спине против воли забегали противные мурашки, но Рич, сжав зубы, двинулась вперёд. Смутная тревога, сродни той, что она чувствовала в ночь перед смертью Мудреца, сдавила грудь. В тот же миг коридор качнулся и задрожал. Она схватилась за стену, пальцы легко отодрали кусок замшелой склизкой поверхности, открыв похожую на желе искрящуюся субстанцию. Коснувшись её, девушка почувствовала болезненный укол в руку и отпрянула, но тут же упала – пол сделался белёсым и скользким. Какое-то время сидела, растирая ушибленный затылок, потом заметила, что изо рта с каждым выдохом вырывается пар, а руки коченеют от холода. Подняться оказалось невыполнимой задачей – ноги разъезжались прежде, чем удавалось выпрямиться. В памяти выстроилась череда самых страшных легенд о коридорах смерти. Пальцы будто онемели. Вот и все, она замёрзнет здесь насмерть. На глаза накатились слёзы бессилия.
Нет, она не хочет так умирать! Ногти впились в лед, факел впереди заметно приблизился. Рич стянула со спины рюкзак, забралась на него и заработала руками. Скоро она уже неслась по коридору, стараясь держаться подальше от стен – один раз занесло, и она чуть было не расшиблась – факелы пролетали мимо один за другим. Незащищённые перчатками пальцы не разгибались от боли, зато согрелась. Рич улюлюкала и свистела, подбадривая себя, так радовалась своей маленькой победе, что не сразу заметила металлическую стену, возникшую впереди. Пытаясь остановиться, переломала все ногти, в последний момент сообразила откинуться назад и вскрикнула, ощутив, будто в спину ударили кулаком. Перед глазами долго кружили искры. Придя в себя, увидела, что оставленные позади факелы больше не двигались с места. Рич села, превозмогая боль, и обнаружила, что наполовину въехала в небольшое, метр на метр, помещение с отливающими серебром стенами. Пол был покрыт чем-то мягким, напоминающим резиновую губку. Даже стена перед ней отступила? Нет, не стена, двери, точно такие, как в оранжерее разъехались в стороны. Она поднялась на ноги одним рывком и пожалела об этом. Боль накрыла с головой, едва не лишив сознания, пришлось вжиматься в приятную прохладу стены и ждать, пока отойдут онемевшие ноги. Потом подтянула к себе рюкзак – смеясь сквозь слёзы, ведь сумела же вырваться из ледяного плена – стёртыми в кровь пальцами выудила оттуда флягу.
Вода показалась сладкой. Наслаждаясь божественным напитком, о котором любила разглагольствовать Белая Мать, Рич плавала на волнах эйфории. Но радость была недолгой, обернувшись, девушка обнаружила, что двери закрылись, намертво, сколько ни билась, как ни пыталась разжать. Дом оказался сильнее рыжей девчонки, дерзнувшей меряться силами с этой хитроумной махиной. Разве не об этом предупреждал её Мудрец в своей последней записке. Разве…
Пол дёрнулся, послышался тихий гул, желудок подступил к горлу. Она уже чувствовала нечто подобное, когда… Когда? Память осталась немой. Рич оперлась на стену и закрыла глаза – сколько можно сражаться. Минуту спустя, ощутила в теле непривычную тяжесть. Крик радости вырвался из горла, когда она увидела раздвигающиеся перед ней двери. Девушка вывалилась вон прямо в объятья Дуга.
– Ты что здесь делаешь? – остолбенел от изумления охран.
– Я вниз ходила. Каталась на льду, – язвительно ответила Рич. Пискнула от боли – Дуг неловко сжал ладонь, разглядел её окровавленные пальцы, охнул и потянул за собой. Рич узнавала двери расположенных на крыше подсобных помещений и не могла понять, как здесь очутилась, ведь была на сто первом этаже.
Накладывая антисептическую мазь в медицинском блоке, Дуг подробно расспрашивал, что с ней произошло. Девушка рассказывала, не таясь. Охран с каждым словом все больше мрачнел, но от комментариев воздержался. Закончив перевязку, отвел путешественницу к себе и удалился, сдержанно пожелав спокойной ночи. Рич, затаив дыхание, слушала, как удаляются торопливые шаги охрана. Куда он так спешит?
Лев до сих пор ждёт на лестнице, внезапно перескочили мысли. Нечестно заставлять его переживать. Она с сожалением оглядела мягкую кровать – сейчас бы упасть, уткнуться носом в подушку и… – и вновь направилась к лестнице. Сердце ёкнуло, когда с площадки послышались глухие рыдания. Ёкнуло ещё раз, когда разглядела широкую спину с выделявшимися под тонкой тканью пижамы сальными складками.
– Ой, ой, как же ты мог? Зачем ушел, на кого оставил? – давясь слезами, причитала женщина.
Омела? Дыхание перехватило, ведь Рич ещё совсем недавно задавала немой пустоте те же вопросы. Девушка бесшумно приблизилась, села рядом на ступеньку и осторожно обняла женщину за плечи.
– Кто ушел? – тихо спросила она.
– Мак, мой любимый сыночек, – на Рич воззрились полные боли живые глаза. Кажется, матушку вовсе не заботило, кому изливать душу. – Я все для него, а он… Рюкзака в комнате нет. Не попрощался даже.
– Так бывает, Омела. – Успокаивала Рич, припоминая юркого парнишку ни на шаг не отходившего от Матери. – Мой вот тоже… ушел.
– Это я виновата, – встрепенулась Омела, – смеялась над тобой, и меня наказали. Прости меня, пожалуйста, прости! – Женщина бухнулась на колени.
– Прекрати! Что ты делаешь? – девушка вскочила и попыталась поднять Омелу, но женщина не слушала.
– Прости-и-и, ради бога, – выла она.
– Я не в обиде, слышишь? Прощаю! – крикнула Рич, увидев, что Омела собралась лобызать ей ноги. – Вставай, наконец!
– Он вернётся? – взмолилась женщина, тыкаясь носом в грудь нежданной наперснице, – пожалуйста, скажи, вернётся?
– Вряд ли, если решил уйти. Но я ни при чём, слышишь? Мак никогда со мной не разговаривал. – Рич выдержала паузу, прежде чем сказать самое главное. Должна была сказать, слишком хорошо помнила, какую злую шутку сыграли с ней собственные иллюзии. – Пойми, здесь у каждого своя дорога.
– Догони его, ты сможешь, я знаю. – Омела ухватилась за Рич, как за последнюю соломинку. Глаза женщины полыхнули безумным огнём.
– А если не захочет вернуться? Разве не будет ещё хуже? – осторожно выпрастываясь из мёртвой хватки Матери, спросила Рич.
– Так делать нечего? – наконец сдалась матушка.
– Точно. – Слов не осталось. Омела обмякла, всхлипывая на плече у девушки, та гладила женщину по растрёпанным волосам:
– Я тоже ухожу, как только заживут руки, – призналась Рич.
– Я с тобой, можно? Сил больше нет. – Мать подняла голову, в глазах застыла мольба.
– Если хочешь, – пожала плечами Рич.
Какая дивная перемена произошла с этой живой богиней? С этим твердокаменным, как казалось, сердцем. На прощание они крепко обнялись:
– Ты им не скажешь? – окидывая спящий коридор красноречивым взглядом, напоследок поинтересовалась Омела.
– Ни словечка, – шепотом подтвердила Рич. – Да и не смогу, ты объявила мне бойкот.
Они договорились, что в условленный день во время завтрака Рич уронит салфетку рядом со столом Омелы. Место встречи на лестнице, через час после ужина. Матушка уже начала сомневаться, передумает, скорее всего. С этой мыслью Рич толкнула свою дверь. В комнате обнаружился Лев в обнимку с её рюкзаком.
– Ты вернулась? Я уже и не надеялся, – выдохнул он, выпуская сумку из рук.
Рич обняла и его, заметив, что художник мелко дрожит.
– Конечно, куда ж я без тебя?
А его прорвало, он говорил и говорил. Рич терпеливо слушала сбивчивые речи. Лев не сразу понял, что причиняет ей боль, сжимая забинтованные руки. Увидев их, прянул в сторону.
– Не бойся, это пройдёт, оцарапалась по дороге, – с ободряющей улыбкой солгала Рич и сообщила, что собирается навсегда покинуть беспамятный дом.
– Ты, правда, этого хочешь?
Девушка кивнула.
– Конечно, тогда я с тобой, обязательно с тобой, обязательно. – Проговаривая слово за словом, Лев хрустел костяшками пальцев, словно пытался переставить их удобнее. Она поспешила отвести взгляд. – Ты устала, тебе нужно отдохнуть. – Потусторонний тихий голос, будто не он говорил. Поспешил уйти, вытянувшись в струнку, точно Мудрец перед прыжком. Закрыл за собой дверь и остановился. Рич слушала тишину.
Нельзя было так, не успела вернуться и обухом по голове. Ухожу. Ведь он её ждал. Девушке стало стыдно пред больным, неуклюжим, чертовски талантливым человеком. Художником, на портретах которого отчетливо проявлялась человеческая суть. Вспомнилось, как она высмеяла изображение Омелы, сказав, что маменька не больно похожа, а сегодня представился случай увидеть её такой. А вот себя на рисунке испугалась и не в волосах дело: улыбка мягкая, а в глазах тьма от которой не знаешь, чего ожидать. И как он может видеть всех насквозь и так всего бояться?
Сделанного не воротишь! Если он не пойдёт, Рич упрекать не станет, как не имела права корить Мудреца, ведь он и оставаться больше не мог и уйти боялся. Тупик – за дверью зашаркали шаги.
Несмотря на ежедневные перевязки, раны заживали больше месяца. Будто тело Рич проверяло её уверенность в спонтанно принятом решении и нарочно тянуло время. Омела избегала её. Лев начал пропадать из виду: утром ухаживал за цветами, а днём засиживался в уголке игрового зала с рисунками, где его неизменно окружала толпа зевак, дающих советы, какую позу лучше принять натурщикам. Добровольцы с недавних пор выстраивались в очередь к творцу. Цеплять портреты к одинаковым дверям пронумерованных комнат вошло в моду. Лев постоянно оказывался занят, а в редкие минуты наедине с Рич – отмалчивался. Разговоры о предстоящем походе переходили в монолог девушки. Чивка исчез без следа. Рич стала мёрзнуть, ожидая его по утрам, а днём взяла за привычку накидывать на плечи простынь – её постоянно знобило. Дуг встревожился по этому поводу, но всестороннее обследование показало – девушка абсолютно здорова, мудрёные аппараты охранов не могли определить холод одиночества.
Не смотря ни на что, стоило ногтям отрасти, а коже на пальцах обрести прежний розовый оттенок, девушка уронила салфетку рядом со стулом Омелы и предупредила Льва за завтраком. В назначенный час задержалась перед дверью на лестницу. Кто бы мог подумать, как сложно сделать первый шаг.
На площадке с рюкзаком за спиной топталась Омела. Без звезды на лбу она выглядела помолодевшей лет на десять, миловидное лицо, так долго скрываемое под божественной личиной, светилось изнутри.
– Ну что, подруга, вперёд? – бодро заговорила женщина. – Он не придёт. – Отчеканила, заметив, что Рич оглянулась на дверь.
– Откуда ты знаешь? – отразился от стен голос девушки.
– Всё просто, милая, – расплываясь в примирительной улыбке, продолжила Омела, – я передала ему амулет. Теперь Лев – отец моего семейства. А я вознеслась точно так же, как предыдущий отец Ланим, одаривший меня амулетом. Паству разуверять нельзя.
– Как ты могла? – рявкнула Рич, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на матушку с кулаками.
– Ударь, ну же, ударь! Разве ты не мечтала набить мне морду? – подстрекала мнимая святоша, её фальшивая улыбка превратилась в издевательский оскал.
– Не дождёшься! – опустила руки Рич.
Омела изобразила на лице радушие, приникла к девушке и зашептала на ухо:
– Я тебя проверяла, всё-таки не на прогулку идём. А Лев все одно бы остался, трусоват, а так при деле будет, люди вокруг, слепое поклонение, понимаешь?
Рич оттолкнула женщину и начала спускаться. Та не отставала, прося прощения набегу.
– Подождите!
От неожиданности Омела споткнулась и кубарем преодолела последние ступеньки. Убедившись, что женщина отделалась легкими ушибами, Рич подняла глаза и увидела Льва.
– Простите, что напугал. Вы тоже идёте? – искренне удивился он, разглядывая Омелу.
– Не делай вид, что не знаешь, – огрызнулась Рич.
– Не знаю чего? – пожал плечами Лев. Под грузом раздувшегося рюкзака, он будто стал ниже ростом.
– Амулет ты себе оставил? Что же будет с паствой? – Сыпала вопросами девушка.
– Какой амулет? Какая паства? Я ничего не понимаю, – всплеснул руками новоприбывший.
– А вот я, кажется, начинаю понимать. – Затаив дыхание, Рич воззрилась на женщину. Та пожала плечами и присела в извинительном реверансе, но оправдываться не стала.
– Ингаляторы, мелки и папка с рисунками, еле закрыл, – вклинился в красноречивый обмен взглядами Лев.
– Часть ингаляторов можно перебросить ко мне. – Сказала Рич, погрозила Омеле пальцем и бросилась навстречу другу.
– И ко мне тоже, чай вместе идём, дети мои, – ляпнула Омела и осеклась, – простите, привычка.
– Я сам, – буркнул Лев.
– Я хотела сказать, что рада тебя видеть, – добавила Рич. Лев взял её за руку – так и спускались несколько пролетов подряд. Восемь ступеней, широкая площадка с дверью, восемь ступеней. Дорогой художник посетовал, что хоть и работал не покладая рук последние дни, не успел нарисовать всех желающих. Омела охала при каждом шаге и растирала ушибленный зад, всерьёз замедляя движение. Рич успела пожалеть, что предложила разделить с ней опасное путешествие. Та оболгала Льва столь же легко, как ежедневно и ежечасно обманывала своих послушников, ещё и подоплеку добрую привязала. Смотреть противно. Жаль, лестница одна на всех.
– Подождите, не бросайте меня. Куда вы так бежите? – Рич остановилась, заметив, что Омела отстала на два пролета.
– Пошевеливайся, – крикнула девушка.
– Мне больно идти, – проскулили сверху.
– А мне не было больно?
– Пожалуйста, прости.
– Хорошо, но предупреждаю, ещё раз наврёшь, мы от тебя сбежим. Правда, Лев?
– Угу, – поддакнул Лев, изумлённо глядя на девушку, но спрашивать в чём дело не решился.
– Обеща-а-а-ю.
– Ждём, – коротко резюмировала перепалку Рич.
Пока дожидались Омелу, освободила плечи Льва от пудового рюкзака, переложила к себе половину ингаляторов и вернула художнику изрядно похудевшую ношу.
– Зачем так много? – поинтересовалась между делом.
– С ними легче, – потупился Лев, – вроде как броня. – Он криво усмехнулся. – Я боюсь. Нас ведь убьют, убьют ведь нас там. – Проговорил он, глядя вниз, в широкий проём между пролётами.
– С чего ты взял? – Мотнула головой Рич, – хотя, все может быть. Я тоже боюсь, если честно
– Тогда зачем идти?
– Чтобы проверить, другой возможности нет, понимаешь? Остаться я не могла, – помолчав, призналась Рич.
– Мне тоже очень, очень страшно, – поравнявшись с ними, боязливо повела плечами Омела, – Бог его знает, что там внизу.
– Пока есть это, – девушка показала спутникам привязанные к лестнице кусочки верёвки, – первых сто этажей не страшно. Я обошла все коридоры, там никого. – Пытаясь вывести из прострации, дернула Льва за рукав. Он будто не почувствовал этого, стоял, глядя вверх, то ли прощаясь, то ли… – Ещё не поздно вернуться. – Тихо добавила Рич.
– Некуда возвращаться, я амулет передала, – посетовала Омела.
– Почему? Можешь наплести своей пастве, что Бог отправил тебя обратно с важной вестью. Ты и не такое выдумать можешь, – язвительно предложила Рич.
– Нет, амулет получил Люка. Кто согласится добровольно расстаться с властью, что бы я ни нагородила? А в дочери я не пойду, уж лучше туда, – Омела ткнула пальцем вниз и продолжила спуск.
– А ты? – Рич посмотрела на Льва. Тот, ничего не сказав, сжал ей руку.
Сверху ухнуло, так громко, что звуковая волна, пройдясь по вздыбленным от ужаса волосам спутников, долго затихала внизу. Омела вжалась в стену, Лев вцепился в Рич мёртвой хваткой. Дальше – тишина, настороженная, будто некто затаился и ждёт подходящего момента, чтобы набросится на дрожащие жертвы.
Рич приложила палец к губам и, несмотря на молчаливый протест спутников, стала всматриваться в верхние пролеты, заметив, что вверху на перила легла чья-то рука.
– Кто здесь? – громко крикнула девушка.
– Это я – магистр Ананд, не убивайте меня. Пожалуйста, не убивайте, я вернусь, сейчас же вернусь, – через долгую паузу, во время которой Омела и Лев прижались друг к другу, точно родные, – послышалось сверху. – Н-не убивайте, прошу.
– Ещё чего, – расхохоталась Рич, – не бойтесь Ананд, это Рич.
– Лысая Рич?
– Она самая. Зачем так хлопать дверью, Магистр? Вы до смерти напугали моих спутников.
– Кого? – этих самых спутников вмиг развело по сторонам лестницы, точно однополярные магниты. Они конфузились и синхронно пожимали плечами:
– Идите сюда, сами всех увидите. – Обратилась к Ананду Рич, стараясь не глядеть на их смущенные лица.
Ананд утвердительно хмыкнул и начал спускаться.
Лев опустился на ступени, накрыв голову руками. Так и сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, пока с ними не поравнялся Магистр.
– Добро пожаловать, Ананд, – бодро поприветствовала его девушка, – решили измерить длину лестницы?
– В некотором роде, надоело выигрывать, – развел руками смуглый, невысокого роста гроссмейстер с цепкими угольками глаз на подвижном, тонком лице.
– Нам тоже, – пошутила Рич, – надеюсь, мои спутники в представлении не нуждаются.
– Забавно, очень забавно видеть вместе святую Мать, рыжую отщепенку и художника с постоянной одышкой. Кстати, Лев, портреты у вас замечательные. – От того наконец последовал ясный взгляд, даже попытка кивнуть в благодарность за похвалу. – Что ж, позвольте пожелать вам доброго пути и откланяться. – Поспешил заключить Ананд.
– Вы возвращаетесь? – удивилась девушка.
– Нет, намереваюсь продолжить спуск. – С этими словами Магистр сложил ладони на груди, поклонился и пошел дальше, как ни в чем не бывало.
– Оригинал, – взяла слово Омела, – жаль, не сумела увлечь его в паству.
– Проколы в логике ваших суждений, уважаемая Омела, отпугивают умных людей, – донеслось с нижнего пролёта. Омела закусила губу, но не нашлась, что ответить. Глядя в её перекошенное гневом лицо, Рич не сразу заметила, что Лев достал из рюкзака папку и принялся за новый рисунок:
– Магистр хочет от нас оторваться, – упреждая вопросы, с удивительной твёрдостью в голосе, сказал он, – вы успеете отдохнуть, пока я закончу портрет.
– Отличная идея! – Поддержала его Омела, с дивной легкостью для своего грузного тела, вспорхнула по ступенькам и встала за спиной художника.
– Ну, вы даёте, – психанула Рич, – эдак мы месяц будем идти.
– Ты куда-то спешишь? – с елейной улыбочкой проворковала Омела.
– Ожидание смерти, хуже самой смерти. Но вам, уважаемая, это кажется невдомёк, – ответил ей снизу Ананд. – Лев, благодарю за понимание, будьте любезны, сделайте из моего портрета самолетик и бросьте между пролётами – я потом подберу, если дойду, конечно. Спасибо
– Обязательно! – крикнул Лев, пытаясь сбросить с плеч руки Омелы, – Матушка, вы мне мешаете, – сдержанно добавил он.
Омела дернулась, будто получила пощёчину, и тяжело опустилась на ступеньки с другой стороны лестницы. Рич поймала себя на том, что не может отвести глаз от лица художника: резкие, заострённые страхом черты вдруг обрели мягкость, даже остатки волос, прежде беспорядочно ворох обившиеся вокруг лысины как будто улеглись, глаза неотрывно следили за порхающей над листом рукой. Он, оказывается, левша, как я раньше не замечала – подумала Рич. Поняла, что не может на него обижаться. Мастер работает, отвлекать его другими дорогами, чего бы те не сулили – святотатство. Сама бы нарисовала его сейчас, если б могла. А в сущности, что она может? Магистр великолепно продумывает стратегию игры, Омела проповедует так, что ей затаив дыхание внимают многие, Лев рисует, а она… Рич достала из рюкзака флягу, напилась и, спустившись до следующей площадки, прилегла на ковер, положив под голову рюкзак.
– Рич? – в голосе Льва скользнула тревога.
– Всё в порядке, отдыхать, так отдыхать. Разбудите, если усну, – вяло отозвалась она. Сделанное только что открытие ей не понравилось. Все-таки что же она умеет делать? Шастать там, куда другие даже заглядывать бояться – всплыл в голове, напрашивавшийся сам собой ответ. Разве что, только кому от этого легче? Неужели она им завидует?
Рич бросила думать об этом, стоило руке Льва вновь оказаться в её ладони. Шли, пока у девушки не появилось ощущение, что это не они идут по лестнице, а она кружит вокруг них в завораживающем, грустном вальсе – бетонная красавица в дерзком красном платье, с ожерельем из жемчужин-светильников на высокой груди. Интересно, каким Лев изобразил бы её лицо? Только открыла рот, чтобы спросить…
– Рич? – Омела! Что за хамская привычка хватать за полу пижамы? – Остановись, пожалуйста.
Пришлось – куда деваться. Матушка умеет ломать очарование. Рич обернулась:
– Я, это. Отойдём на минутку? – руку Льва, согретую своим теплом, пришлось оставить.
– Мне по нужде надо, едва терплю, – зашептала на ухо Мать, – что делать?
– Как, что? Пошли в коридор, комнаты там такие же, как наши, – усмехнулась Рич, – Лев, ты с нами, или здесь подождёшь?
– С вами.
Дверь отворилась от легкого толчка, на путников, стоило переступить порог, обрушилась какофония звуков. Не сделав и двух шагов, Омела лишилась чувств, а Лев выскочил на лестницу, точно ошпаренный. Рич бросилась вслед за художником, сжимавшим ингалятор в руках, торопливо объяснила, что к чему и силой затащила обратно, – одной ей Омелу не утащить, нужны мужские руки. Вернувшись, заметила, что под так и не очнувшейся Матерью, растеклась прозрачная лужица. Лев сбегал ещё дважды. Пришлось орать на него до хрипоты и даже хлестать по щекам. Стоило им занести Омелу в первую попавшуюся комнату, зажечь там люстру и отдышаться – такой тяжелой оказалась женщина, Рич захлопнула дверь. Блаженная тишина не заставила себя ждать.
– Уф, – справляясь с новым приступом удушья, оперся на стол ладонями Лев.
Девушка набрала ведро воды, брызнула Омеле в лицо. Та вздрогнула, села, беспомощно оглядела комнату. Жива! Рич кинулась к ней, обнимала, объясняла и улещивала, затем помогла подняться и увела в ванную. После душа до красноты растёрла женщину полотенцем и вернулась в комнату – Лев вновь рисовал. И хорошо. Девушка нашла в шкафу свежую пижаму, дала её Омеле и только после этого позволила себе сесть на кровать.
– Ты знала? – не отрывая глаз от рисунка, поинтересовался Лев.
– Зла не хватает, я так привыкла к голосам в коридоре, что забыла вас предупредить, – всплеснула руками Рич.
– Бывает. Как Омела?
– В порядке.
– Значит, обошлось.
Матушка зашла в комнату тише воды, испуганно озираясь по сторонам, осторожно прокралась до кровати и опустилась рядом с Рич:
– Вы как хотите, а я в коридор ни ногой, – кивая на дверь, глухо сказала она.
– Смотри на меня, – Рич взяла из ванной тряпку, схватила ведро и вышла в коридор, «позабыв» затворить за собой дверь. Душераздирающие крики, лязг и топот невидимых ног не помешали ей убрать последствия конфуза Омелы, расширенными от ужаса глазами наблюдавшей из-за двери за размеренными движениями девушки. Та сменила воду, промыла часть коридора совершенно не нуждавшуюся в уборке и только после этого переместилась в комнату. Там тоже было мокро.
– Видишь, совсем не страшно, звуки только и всего, если вслушаться, заметишь, что они повторяются. Ничего живого, – сказала она, в последний раз выжимая тряпку.
– Ничего живого, – повторила Омела и поспешила закрыть дверь, – оглохнуть можно, – буркнула она. – Все равно никуда не пойду.
– Останемся в комнате – умрём с голоду, выбирай, – добавила девушка, глядя в упор на Белую Мать.
– С голоду не хочу.
Рич кивнула. Лев продолжал рисовать, будто не слыша разговора. Девушка подошла к столу и разглядела на листе свою, перекошенную гневом физиономию в сбившейся набок шапочке. Ну и уродина! Лев дал ей время наглядеться, зыркнул из-под кустистых бровей, хитро ухмыльнулся и пожал плечами – мол, какая есть. Расписавшись в уголке портрета, вручил ей листок. Не удержавшись, Рич чмокнула его в лысеющую макушку.
– Покажи, доченька, – попросила Омела.
– Ни за что, – весело подмигнув художнику, Рич спрятала рисунок в рюкзаке. – Кушать хотите?
– Я бы поспала, – взмолилась Омела, – ночь, ноги не ходят.
– Спи! Лев, идем, в других комнатах тоже есть кровати.
– Не оставляйте меня одну, – взмолилась женщина.
В коридоре вновь зашумело. Рич выглянула и помчалась вслед за нарушителем спокойствия. Им оказался Ананд, магистр вжимался в ограждение лестницы, выставив перед собой рюкзак для обороны.
– Я думала, вы уже далеко, зачем вернулись? – ровным тоном поинтересовалась девушка.
– Фу, напугали, – обрёл дар речи Магистр, – я вас искал, чтобы спросить, поинтересоваться… – он замялся, смуглое лицо побледнело от смущения. Рич поняла без слов, кивнула и в третий раз объяснила про шум в коридорах.
Лица её спутников вытянулись, стоило ей появиться на пороге в сопровождении шахматиста. Забыв о приличиях, Ананд бросился в туалет и закрылся там изнутри.
– Гляди-ка и этот тоже, – захихикала Омела.
Напряжение лопнуло, все дружно взорвались, хохотали, держась за животы и утирая накатившиеся слёзы.
– Что смешного? – явился смущенный Ананд, оглядел их – изо всех сил пытавшихся вернуть лицу серьёзное выражение (Омела бесшумно тряслась, уткнувшись в подушку), и сам закатился, да так громко, что задребезжали оконные стёкла. Успокоившись, они ещё долго переглядывались и прыскали в кулак.
Перекусили. Затем Рич заставила всех, включая Омелу, таскать кровати. Ананд удивил, сообщив, что переночует в отдельной комнате. Улеглись, когда небо за окном уже начинало сереть.
Рич слышала, что Лев и Омела тихо переговаривались во тьме. Навалившаяся усталость не позволила разобрать слов. Голоса перезванивались, точно серебряные колокольчики, звенели все тише. Девушка провалилась в сон, глубокий, похожий на смерть. Переход из одного состояния в другое произошел так быстро, что пробудившись от новой волны шума в коридоре, сопровождающего дезертирующего магистра, она не сразу поняла, что проспала двенадцать часов. Картинка за окном не изменилась – те же сумерки, но настенные часы ясно показывали, что теперь вечер следующего дня.
– Вот дивный мужик, сначала гордо проходит мимо, потом разыскивает нас только для того, чтобы снова уйти. Выспаться не даёт. И чего ему неймётся? – послышался с соседней кровати голос Омелы.
– Зачем ему мы? – подавляя зевок, поинтересовалась Рич.
– Вместе не так страшно идти.
– То есть Ананд из нас самый смелый?
– Не смелый, а чванливый, – садясь на кровати и потирая лицо, запротестовала Омела, – гордится невесть чем, а как припечёт к нам бежит за помощью. Гордыня – грех.
– Мне кажется, тут нечто другое, – вклинился в дискуссию Лев. – Магистр выбрал дорогу и хочет её пройти. С посторонней помощью ценность путешествия для него теряется.
– И что это, как не гордыня? – воскликнула Белая Мать.
– Мне помнится, ты сама твердила: не суди, да не судим будешь. – Поддела Матушку Рич.
– Да ну его, в самом деле, грешника этого, – уязвлено зашипела Омела, – пусть делает, что хочет. – Крики в коридоре стихли. На фоне установившейся тишины отчетливо прозвучали слова. – Идет сам и сгинет сам.
– Вам кажется, сгинуть при свидетелях почётнее? – вновь прорезался Лев.
Матушка махнула рукой, вскинула подбородок и чинно прошагала в ванную, всем своим видом показывая, что не намерена объяснять невежам очевидное. Перед завтраком женщина опустилась на колени возле окна и принялась молиться, громко шептала:
– Господи, спаси и помилуй, – и усердно клала земные поклоны, показавшейся в небе Луне, ясный лик которой быстро поглощала черная туча: – Дурной знак! – Добавила Матушка, поднимаясь с колен. Больше до самого выхода не произнесла ни слова, но в коридор шагнула смело. Когда вышли на лестницу, Рич глянула вниз между пролётами, но не заметила признаков движения. Ананд успел оторваться.
Шли, изредка перебрасываясь репликами. Магическое кружение лестницы делало свое дело. Рич чуть было не упустила момент, когда кончились привязанные кусочки верёвки, заметив, поспешила вернуться, оставив Льва и Омелу в недоумении дожидаться внизу.
Сто первый этаж отыскался тремя пролётами выше. Девушка поднялась выше, осторожно отвязала верёвки: свою и Мудреца, спрятала в кармашек рюкзака, пусть хоть там останутся вместе. Вернувшись, тронула дверь – странный коридор не изменился, только теперь сквозь замшелые стены прорезывалось неясное сияние, усиливавшееся там, где она вырвала из стены склизкий кусок. Рич отступила и захлопнула дверь. Уперлась в неё лбом и стояла, подавляя смутное желание вернуться раз испытанным путём. Омела не пойдёт, а Лев и вовсе уважать перестанет. Ну и пусть, они не поймут, куда она подевалась.
Рич одернула себя, отклеилась от двери и, достав из рюкзака припасенный заранее листок бумаги, написала на нем цифру 101. Интересно узнать, сколько в здании этажей.
Застала Льва за новым рисунком, Омела предавалась молитве, устроившись в углу площадки. Будто мысли прочли. Рич стало стыдно, сама всех подбила, а после хотела улизнуть?
Снова двинулись, лестница осталась такой же безучастной, как и прежде, красная, как кровь линия ковра, поглощала звуки шагов, стены давили, а решётки ограждений ощетинивались кольями. Пройдя с десяток этажей, девушка поймала себя на том, что страшится приблизиться к перилам, идет, держась за стенку, и с трудом отнимает руку, чтобы записать на листке новый номер. Лев и Омела гуськом следовали за ней. Липкий, беспричинный ужас сковал их невидимой цепью. Каждый шаг давался всё тяжелее. К моменту, когда Рич насчитала двести пятьдесят этажей, пот лился с неё градом. Лев тяжело дышал, Омела шептала молитвы на ходу.
– А если она бесконечная, эта лестница? – вдруг проговорила Белая Мать, валясь на ступеньку, как подкошенная.
– Быть того не может, – выдохнула Рич, усаживаясь ниже по лестнице, Лев молча устроился на верхней площадке, – дно здесь точно имеется (Мудрец упал, она своими глазами видела).
– С чего ты взяла? – с дрожью в голосе произнесла Омела.
– Знаю и все, – сквозь стиснутые зубы огрызнулась Рич, вдруг озлившись на Омелу. У той есть надежда, что Мак жив, пусть и находится теперь неизвестно где, а у Рич не осталось ничего, кроме огрызка верёвки и памяти. Мгновения между тем, как она рванула дверь комнаты Мудреца, опустевшим подоконником и неестественно изогнутым телом в далёкой зелени пронеслись перед глазами. Рич вздрогнула и помотала головой, гоня наваждение, оставившее на губах ржавый привкус. Девушка глотнула из фляги, стараясь смыть мерзкое послевкусие. Тогда она потеряла чувство времени, вдруг стукнуло в затылок, но если подумать, от двери до подоконника всего несколько шагов. Значит, прежде чем приземлиться, Мудрец падал несколько секунд.
– Что такое свободное падение? – обернувшись, огорошила вопросом спутников, только теперь заметив, что Лев вжался в стену, и сверлит её тревожным взглядом.
– Наверное, свободно упасть, – резонно предположила Омела. – Зачем тебе это?
–Да так. Лев, у тебя все в порядке?
Художник неуверенно кивнул и тоже выудил флягу. Рич видела – сам не свой, крепится из последних сил. Надо что-то делать:
– А кто сказал, что на лестнице убивают? – громко поинтересовалась девушка. – Охраны об этом молчат, зато досужие выдумщики из гостей стращают других почём зря. В самом деле, что мы знаем о доме? – Она сделала паузу, давая спутникам переварить информацию.
– Те, кто ушел не возвращаются, – мрачно проговорила Омела, – снаружи их тоже не видели. Этого мало?
– А если окна наших комнат выходят на другую сторону, не туда, где можно видеть, как они выходят из дома. – Возразила Рич. Взгляд Льва прояснился, скрюченные страхом пальцы расслабились и свободно легли на колени.
– В нежилых коридорах криками пугают. – Нашлась Матушка.
– Пугают, но не трогают, – вскинулась Рич. – Вы как хотите, а мне надоело бояться, сейчас я всё этим гадам выскажу, – с этими словами девушка подхватилась на ноги и рванула к перилам, набрав полные лёгкие воздуха, и словно ударилась о стену: сложившаяся в уме издевательская тирада замерзла на губах. На следующей площадке лицом вниз недвижимо лежал человек в белой пижаме гостя – ноги врозь, руки неестественно заведены за спину, бесполезный рюкзак валяется в углу. Мертвец! Рич шарахнулась обратно к стенке.
– Что там? – прошептала Омела, тараща на девушку изумлённые глаза.
Рич онемела от ужаса. Матушка поднялась, шагнула к перилам, коротко вскрикнула и, зажав рот руками, стремглав помчалась вниз. Рич бросилась следом.
– Мак, миленький, что же ты наделал! – упав перед несчастным на колени, женщина силилась перевернуть окоченевшее тело. Слишком легкое, чтобы быть настоящим, поняла девушка, помогая Белой Матери.
– Куклу подсунули, – выдохнула матушка, когда в потолок уставились нарисованные глаза. – Сволочи! – На фальшивого покойника посыпался град ударов. Омела колотила его и рвала пижаму на клочки. Рич схлопотала по подбородку, пытаясь оттащить Матушку от манекена, пока на помощь не пришел вышедший из ступора Лев. Ему тоже досталось, взбесившаяся фурия расцарапала щёку. Чтобы унять кровотечение, Рич пришлось сбегать в коридор за смоченным водой полотенцем. Вернувшись, она застала на площадке ещё и Магистра.
– Ты только погляди, кто к нам с небес спустился? – тыча в Ананда пальцем, встретила язвительной репликой Омела.
– Что значит с небес? – с тревогой заглядывая в лицо женщины, поинтересовалась Рич. Шагнула к художнику, приложила к царапине влажную ткань.
– Магистр действительно сверху пришел, – подтвердил Лев.
– Я вас предупреждала! – Зашипела Белая Мать, припухшие от слез глаза женщины смотрели ясно. – Тоже мне смельчак выискался. Не смельчак, а подлец, каких поискать. Пускает нас на убой, а сам тихонько крадётся сзади, чтобы в случае чего успеть унести ноги. А, Магистр? Раскусила я твою тактику и стратегию?
– Я только пытался выжить, – потупился шахматист.
Рич смотрела на него во все глаза: ловко придумано. В проницательности Омеле не откажешь, искушена, не то, что они со Львом – заурядные простофили. Вон как художник смотрит, тоже дар речи потерял.
– Я вам говорила! Слушать не желали, – женщина дико засмеялась и сделала попытку броситься на Ананда. Лев вновь принял на себя удар, преградив Матери дорогу. Художнику удалось быстро утихомирить женщину и усадить в дальнем углу площадки.
Рич приблизилась к Ананду и задала вертевшийся на языке вопрос:
– Почему раскрылись?
– Мне показалось, вы попали в беду, – нервно теребя лямки своего рюкзака, пробормотал Ананд.
– Правда? – девушка шагнула вперёд, заставив шахматиста отступить на лестницу. Увидела белые ступени и тропу смертников синего цвета за его плечом. Потерла глаза – то же самое.
Проследив за её взглядом, Магистр осмотрелся, хмыкнул и бесстрашно спустился на нижнюю площадку, где тоже лежал:
– Манекен, – подтвердил он, проведя беглый осмотр ещё одного мнимого мертвеца.
Рич оглянулась на своих друзей, с удивлением обнаружив, что Лев держит в руках ладони Омелы, рассказывая нечто безумно интересное, судя по тому, как Матушка улыбается, заглядывая ему в глаза. Идиллия.
– Рич? – позвал Ананд.
– Иду! – Как можно громче ответила девушка. Голубки продолжали ворковать, ничего не замечая вокруг. Нашли время.
Застала Магистра над четвёртой по счёту куклой. Ананд успел выяснить, что рюкзаки манекенов пусты.
– Зачем им это? – окидывая взглядом изменившуюся лестницу, обратился к стенам Магистр.
– Не знаю, но очень надеюсь узнать в конце пути. – Тихо проговорила Рич.
– Я тоже. Вы на меня не сердитесь?
– Сержусь, не сержусь, разве вам важно?
– Простите, я лучше пойду, простите, – не дожидаясь ответа, Магистр закинул за спину рюкзак.
Рич вернулась к своим спутникам. Да, так и сидят, точно приросли друг к другу. Скрипнула зубами от злости. Она ревнует Льва к Омеле? Завидев Рич, Лев с радостной улыбкой поднялся навстречу, протянул руки – девушка прошла мимо, глухо поинтересовавшись самочувствием Омелы. Та кивнула, румянец на щеках и счастливые глаза сомнений не оставляли. Встретив взбешённый взгляд Рич, женщина посетовала на усталость. Лев тут, как тут – предложил очередной привал.
Порог коридора они переступили одновременно с художником – далекие друг от друга, как никогда прежде. Тихо, ни крика, ни лязганья, но в остальном те же голые стены, череда светильников по потолку и ряд белых дверей. Комната на первый взгляд ничем не отличалась от прочих, виденных в шумных коридорах.
– Я буду спать через стенку, зовите, если понадоблюсь, – предварительно заглянув во все углы и не найдя ничего подозрительного, сообщила Рич.
– Что случилось? – поднял изумлённый взгляд Лев, пока Омела прятала под маской смирения торжествующую улыбку.
– Ничего, – буркнула Рич, – устраивайтесь. – И вышла вон, хлопнув дверью.
Смыв с тела усталость пол теплыми струями душа, Рич сменила пижаму, погасила в комнате свет и устроилась на подоконнике с флягой свежей воды. Разглядывая россыпи звезд на перевёрнутом куполе неба, прислушивалась, как колотится уязвлённое девичье сердечко. Красноватое око Луны насмешливо улыбалось щербатым ртом, а Лев всё не приходил. Она его не любит, отчего же внезапный поворот к Омеле заставил так волноваться? Что это с ней? Ответить на этот вопрос было некому. Опустошив флягу, она переместилась на кровать, и долго крутилась на мягком ложе, разглядывая сменяющиеся на часах секунды.
Тяжкий удушливый сон пришел, когда горевшие холодным синим цветом цифры поплыли перед глазами. Она убегала от злобного монстра, лязгавшего зубами за спиной. Клыки соскальзывали с взмокшей от холодного пота ткани пижамы, дыхание обдавало жаром. Ускориться не оставалось сил – ещё мгновенье и страшные челюсти сомкнутся у неё на шее.
Девушку подбросило на кровати, с трудом переводя дыхание, она дотянулась до ночника, оглядела комнату. Фу, пригрезилось. Однако приглушенное закрытой дверью ритмичное лязганье продолжилось и в реальности. Монстр существует, а она бросила друзей из-за глупой ревности? Рич метнулась к двери – в коридоре пусто. Звук шел откуда-то сверху, с лестницы – сообразила она, прислушавшись. Ноги сами собой домчали до выхода, набат стал громче. Рич споткнулась о разверстую на площадке куклу, отбросила манекен в угол, замерла – точно, наверху – и помчалась, перешагивая через две ступени. На третьей по счёту площадке нашелся Лев, он лежал на боку, исступлённо надавливая на пустой ингалятор. Ноги художника судорожно колотили по прутам ограждения. Девушка попыталась поднять завязавшегося в узел друга. Тщетно. Скованные безотчётным ужасом глаза глядели сквозь неё, каждый новый вдох вырывался из груди надсадным хрипом. Рич стянула с него рюкзак, выхватила новый ингалятор. Чтобы выдрать из скрюченных пальцев пустышку потребовались все её силы. Приложившись к спасительному пластику, Лев отдышался и сделал неуклюжую попытку подняться. Рич обняла, шептала ему на ухо:
– Дыши, дыши, дыши. Беда бедовая, ты хотел вернуться, испугался и задохнулся?
– Я подумал, ты больше не хочешь меня видеть. – Лев замотал головой и расплакался на её груди. Рич шептала успокоительные слова, гладила волосы, утирала со своих щек его слёзы.
– Вот ещё выдумал, видеть не хочу. Я хотела побыть одна, только и всего. – Солгала девушка, дождавшись, чтобы волна эмоций схлынула.
– Угу! С-смотри! – Прохрипел художник. Рич подняла голову и обомлела.
Подвижная белёсая субстанция полностью накрыла верхний пролёт, идеально ровной стеной отрезав площадку.
– Господи, что это такое? – Девушка с трудом выдралась из цепких рук художника и приблизилась к текучему нечто. Возникшая ниоткуда стена переливалась всеми оттенками спектра, внутри неё возникали цветные шары, превращались в вытянутые капли, те в свою очередь наплывали друг на друга, сбивались в облака. Зрелище завораживало, заставляло вглядываться, затягивало внутрь. Рич невольно коснулась препятствия и отпрыгнула – руку, словно огнём обожгло.
– Оно жжётся. Ты в порядке? – тревожно поинтересовался Лев.
Девушка разглядела ладонь – цела, пошевелила пальцами:
– Вроде бы. А ты?
– Полегче, только это теперь без разницы,– коротко выдохнул он. – Ты ещё не все видела, – и указал вниз между пролётами.
Рич прильнула к прутам ограждения, насчитала пять освещённых площадок с синими коврами и куклами, остальные тонули в кромешной тьме:
– Нас закрыли, – застонал художник.
– Рано утверждать, – тряхнула головой Рич, – пошли, проверим, что там.
Лев дрогнул, подтянул к себе рюкзак, достал несколько ингаляторов и, рассовав их по карманам пижамы, протянул девушке руку. Идти до световой границы пришлось недолго.
– Дай мне фонарик, – приказала Рич.
Лев послушно распотрошил рюкзак, найдя на самом дне, протянул девушке фонарик. Яркий белый луч, пронизав тьму, пробежал по лестнице, заметался по пустой площадке и уткнулся в коридорную дверь.
– Не ходи туда, пожалуйста, не ходи, я умоляю! – крепко обхватил Рич за талию Лев.
– Но ведь кто-то должен пойти, – недоумевая, возразила девушка.
– Тогда я с тобой.
– Уверен?
Рич поняла, он не отпустит, коротко кивнула. Они двинулась, как прежде, взявшись за руки. Девушка осматривалась, затем друзья протаптывали путь ногами. Молча, боясь спугнуть неверную тишь. Пока Лев не споткнулся о неизвестно откуда взявшийся булыжник. Рич посветила вниз и задержала дыхание – луч выхватил острые края наваленных кучей осколков бетона, фрагментов ступенек, обрывков ковровой дорожки. Впечатление, что лестницу разворотило взрывом. Между пролётами болталась верёвка, Рич подёргала – привязана прочно:
– Теперь понятно, зачем в рюкзаке пояс с карабинами, дальше спускаться придётся здесь.
– Кошмар, я не умею, – засомневался Лев.
– Придётся научиться. Пошли, фонарик тускнеет, Омела там одна, ещё испугается.
Вопреки подозрениям Матушка крепко спала, блаженная улыбка играла на её румяном лице.
– Она ещё не знает, – прошелестел Лев, – может, дадим выспаться?
– Ты как хочешь, а я не собираюсь рассиживаться, когда выход так близко, – фыркнула Рич.
– Думаешь, это выход? – сжал руку художник.
– Уверена. Собирайтесь, я только рюкзак захвачу. Пояса и перчатки рекомендую надеть сейчас, в темноте несподручно будет. – Проговорила она, глядя на очнувшуюся Омелу. Та поднялась и начала облачаться, не возразив ни слова.
– Рич? – Лев заглянул в глаза, будто не узнавал её, попытался обнять.
– Не надо сантиментов, – разжала руки девушка, в голосе скрежетнул металл. Ведь до разгадки тайн ненавистного дома рукой подать. Она заметила внизу кусочек ровного пола, то самое дно. Так рвалась вперёд, что сумела заразить даже Омелу. На площадке их поджидал Ананд, непонятно зачем взваливший на спину манекен.
– Можно, с вами? – упреждая вопросы, попросил он.
– Глядите-ка, кто к нам пожаловал, точнее, спустился, – с издевательской улыбочкой проворковала Омела. – Да не один, а с другом. Какая честь! Несладко в одиночестве видно, раз с куклами якшаться начал, сын мой. – Женщина картинно расшаркалась.
– Прекрати паясничать! – гаркнула на неё Рич. – Добро пожаловать, Ананд. Приготовьте фонарик, использовать будем поочерёдно.
В темноте праведный гнев Матушки угас, а при виде развалин и верёвки, она забилась в истерике.
– Вот и конец, вот и конец. Верёвка меня не выдержит, – причитала Омела.
Успокаивать женщину Рич предоставила Льву, тем временем привязала страховку и пристегнула карабин:
– Давайте начнём с куклы, мало ли, что там, – предложил Ананд. Пока он затягивал на манекене пояс, Рич подумала, Магистр совсем свихнулся от страха. Оказывается, он находчивый:
– Ваша правда, проверить не помешает, – согласилась она. Кукла вернулась невредимой. – Кто первый? – Тишина установилась мгновенно, в свете фонарика блестели расширившиеся от ужаса глаза спутников. – Значит, я. – Выдохнула Рич. Смотрите внимательно, что буду делать.
Омела кинулась ей на грудь, Лев сжал ладони.
– Удачи! – Коротко напутствовал Ананд.
– No pasar;n! – Сжала кулак девушка, произнося вдруг всплывшую в голове фразу, почувствовала зуд в ладонях от желания поскорее оказаться внизу, – и вы не задерживайтесь. – Она оседлала перила, взялась за верёвку, отпустила ноги и начала скользить вниз так ловко, будто всю прежнюю жизнь только этим и занималась.
Стоило коснуться тверди, в голову, будто бурная река пробила плотину, полились воспоминания. Рич застонала, схватилась за виски, словно сквозь пелену слыша тревожные оклики друзей, но ответить не успела – тысячеглазый дом порвался, рассыпался лоскутами и пропал, оставив после себя реальность больничной палаты. Ту реальность, в которой пребывала месяцы, после того, как сорвалась. Ведь она альпинистка, и непростая. Была.
Клаймбингом, альпинизмом без страховки, заразил бывший друг. После разрыва отношений, она упорно тренировалась и сумела заслужить уважение среди товарищей, вздумавших брать неприступные скалы голыми руками, упиваясь игрой со смертью. Завораживающей, пьянящей игрой, ведь когда достигаешь вершины – чувствуешь себя всесильным, можешь рассмеяться в лицо подстерегающей внизу бездне.
Чёрт её дернул подписать контракт. Он появился в палате (он – это Дуг, а на самом деле Андрей Романов, приятный молодой человек с теплыми карими глазами), когда пришла в себя после очередной операции, предложил использовать временное бездействие с пользой для людей, утративших надежду и пытавшихся свести счёты с жизнью. Убеждал, что в виртуальном пространстве проекта «Тысячеглазый дом», она сможет выбрать для себя любую внешность и никаких особенных усилий от неё не требуется. Только быть собой. Им позарез нужны проводники – люди с сильным характером. Некоторые из добровольных постояльцев дома, не решаясь ступить на лестницу, засиживаются там слишком долго. Преодоление страха – главная стадия проекта. Без этого психологическая помощь сводится к нулю. Андрей показывал отчёты, хвастался успехами. Никто из участников проекта не повторил попытку суицида. Никто, кроме Мудреца!
По возвращении убеждал, что они уже приняли меры. Рассказал, что библиотеку на начальных стадиях разработки проекта хотели предоставить в пользование гостей дома, но убедившись, что книги вызывают нездоровые настроения, комнату решили убрать. Программист, создавший локацию вместо того, чтобы удалить комнату, спрятал её на нежилых этажах. Теперь ошибка исправлена. Мудрец будет единственным пострадавшим. Сколько не просила, Андрей не согласился выдать его инкогнито даже после смерти, конфиденциальность каждого участника проекта чётко прописана в контракте. Подсовывал новый документ, она оказалась отличным проводником, умудрилась вывести троих. Троих вывела, одного погубила – занятная математика. Если бы не вломилась в комнату Мудреца, кто знает, может он передумал бы прыгать, а так… Сделанного не воротишь.
– Знаешь ли ты, сколько людей погибло, прежде чем те же поезда стали безопасными. На ошибках учатся. Все сегодняшние технологии взращены на многих жертвах, – продолжал тараторить Андрей, – у нас один человек на сотни спасенных. Ты можешь им помочь.
Жаль, руки плохо слушаются, а так бы одним движением стёрла с его лица рафинированную улыбку. Трудно поверить, что Дуг и этот парень, разговаривающий заученными фразами, один и тот же человек.
– Уходи! – процедила девушка сквозь зубы.
***
Она уговорила маму переночевать дома и отпросилась у медсестры в парк, подышать вечерней свежестью. После вчерашнего ненастья случился тёплый день, может быть последний в этом году. Управляемая мозговыми импульсами коляска легко лавировала между прогуливающимися пациентами. Ира быстро научилась с ней управляться. Теперь бы ещё умудриться встать на ноги, но до этого ещё далеко. Две операции и месяцы в реабилитационном центре. Осень и зима.
Она огляделась. Приятный ветерок ерошил густые кроны прихваченных золотом ранней осени вековых клёнов, переговаривался с птицами, колыхал цветущие кусты гортензии и щекотал ноздри пряными ароматами смоченной обильной росой зелени. В виртуальном жилище запахов не было, программисты ещё не научились их генерировать.
Коляска резко свернула в траву, так быстрее добраться до увитой зеленью уютной беседки. Колёса подпрыгивали на неровностях почвы. Девушка ухмыльнулась – правильно психолог сказал – хоженые тропы не про неё. Такой характер.
– Рич! – послышалось откуда-то сзади. Вот именно, послышалось. Хватит об этом думать, все равно, даже если бы знала, кем был Мудрец на самом деле, после смерти никого не спасти. Это дурной характер столкнул его с подоконника, её со скалы. Видела, что склон слишком сложный, может не удержаться, видела лампочку – не беспокоить, а полезла все равно. Как Дуг не поймёт, ей противопоказано кого-то спасать.
Она поморщилась, справляясь с накатившими на глаза слезами.
– Рич?
Обернувшись на голос, увидела рядом стройного незнакомца в длинном лёгком плаще. Снова они? Этот постарше Дуга, седина в волосах посверкивает. Посерьёзнее шишка. Улыбку им видимо на складе раздают.
– Меня зовут Ирина, – злобно проговорила она, – кроме того, вы зря теряете время.
– Рич, – пристально всматриваясь в её лицо, произнёс незнакомец, – ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть, – с этими словами он достал из внутреннего кармана плаща сложенный вчетверо листок бумаги и развернул перед глазами девушки. С портрета задорными зелёными глазами глядела Рыжая Рич. Господи!
– Как ты меня нашел? – пытаясь сдержать нахлынувшие эмоции, спросила Рич. – Контракт ведь запрещает.
– Они мне с дыханием напортачили, пришлось дойти до руководства проекта. – Не спуская с неё глаз, Лев сложил портрет и осторожно сунул ей в карман больничной пижамы. – В жизни ты гораздо интереснее…
– Прекрати! – Оборвала его девушка. – Куда как интереснее, лысая калека с раздробленным позвоночником.
– А когда отрастут волосы, сейчас скажу, они у тебя русые, короткое каре, – продолжил разглядывать её художник.
– Браво, да ты провидец! – в голосе прозвучали язвительные нотки. Коляска вздрогнула, захотелось сквозь землю провалиться, но выполнить подобную команду напичканное электроникой кресло попросту не могло.
– Вовсе нет, видел тебя на скалах, нашел в сети. Как падала тоже. – Он перевёл дыхание, завладел её рукой, заглянул в глаза. – Ты обязательно выздоровеешь. – Тихо так сказал, но от сердца отлегло.
– Почему ты пытался свести счёты с жизнью? В проект ведь просто так не попадают. – Надо же, вырвалось. Когда она научится не задавать людям в лоб запретные вопросы?
– Было дело, как-нибудь расскажу, – махнул рукой художник. – Потом, позже. У меня скоро откроется персональная выставка, спросить хотел, ты придёшь?
Июль-октябрь 2014.