— Проклятье, капитан! — Джонс подскакивает ко мне. — Нас окружили!
Я только лишь качаю головой, уже понимая безвыходность ситуации.
Этот приказ мы получили вчера. С первого взгляда, никаких проблем возникнуть было не должно. Сопроводить гражданского из западного отделения в северное — что может быть проще для бывалых бойцов одного из элитных отрядов?
Так я и думал. До того момента, как перед машиной резко затормозили бронированные грузовики — сзади тоже послышался визг шин, — и все пути к отступлению были отрезаны.
Кроме одного.
Заброшенный склад стал нам последним пунктом опоры. Пока мы короткими перебежками добирались туда, я потерял двоих своих парней. И это не давало мне покоя. Простое задание превратилось в гибельную ловушку.
— Что в нем такого? — тихо спрашивает Клэр, косясь на нашего подопечного.
Я лишь молча пожимаю плечами, внимательно оглядывая сидящего боком ко мне мальчишку.
Молодой, года двадцать два, не больше. Глаза у него… странные. Темные, как будто без блеска, без выражения и глубины. Пустые. И волосы серые, как волчья шкура.
— Эй, ты! — окликаю я его, когда с задних ворот слышатся выстрелы, а Робин, едва сдерживая ругательства, докладывает, что потерял связь с Сэмом и Дэвидом. — Подойди сюда.
Он лишь равнодушно скользит по мне взглядом и молча отворачивается. Я вижу на его губах едва заметную, презрительную ухмылку. В глубине души тяжко ворочается зарождающийся гнев, но я глубоко вдыхаю, старательно сдерживая его. И сам подхожу к парню, нависая над ним и надеясь на то, что его это хотя бы будет нервировать.
Он насмешливо поднимает на меня глаза и улыбается.
— Почему за тобой охотятся? — напрямик спрашиваю я, когда мне надоедает эта игра.
Мальчишка запускает руку в волосы, ерошит их, поднимается на ноги, оказавшись на голову ниже меня.
— А вам не сочли нужным сказать? — голос так и сочится ехидством. — Хотя вы, наверное, и не должны были знать. Всего лишь пушечное мясо.
Сзади разъяренно шипит Клэр, и я перехватываю ее, опасаясь, как бы она не натворила глупостей.
В его движениях скользит что-то знакомое. Он не похож на простого гражданского. Слишком спокоен, слишком рассудителен и слишком… ловок. Я стараюсь ухватить каждую мелкую деталь, но образ ускользает, не желая складываться воедино.
— Я смотрю, капитан, вы слуга своей страны, — тихо говорит он, мазнув по моему лицу равнодушным взглядом.
Достает из нагрудного кармана черной рубашки пачку сигарет, вытягивает одну, щелкает зажигалкой и глубоко затягивается, выпуская в спертый воздух клуб серого, как и его волосы, дыма.
Я лишь молча смотрю на него. Руки слегка дрожат, и я едва сдерживаю болезненное раздражение.
— А что случится, если страна предаст вас? — в глубине его зрачков едва заметно тлеет отражающийся огонек сигареты, и почему-то от этого мне становится немного жутко.
И опять я не отвечаю на провокацию, но вижу, как презрительно и гадливо искривляются его губы. И резко бью справа в челюсть.
Он ждал этого, я вижу. Ждал и, наверное, хотел, раз даже не стал пытаться увернуться. Но удар, способный свалить с ног кряжистого мужика, заставляет его лишь слегка покачнуться и выронить сигарету.
Парень вытирает кровь с разбитой губы, на мгновение задерживая взгляд на протянувшейся по ладони красной полосе, и насмешливо скалится.
— Патриот, — в голосе проскальзывает сарказм, а я, так и не получив ответа на свой вопрос, выхватываю пистолет и целюсь ему в грудь.
Он остается так же спокоен, и это пугает меня. А потом, быстро и незаметно скользнув вперед, он выбивает из рук оружие и одним ударом укладывает на землю бросившуюся мне на помощь Клэр. Девушка неловко падает, ударяясь головой об пол, и теряет сознание.
А я вспоминаю. Вспоминаю этот стиль боя, эти плавные, нечеловеческие движения.
Мне было тогда двадцать восемь лет, когда я случайно стал невольным свидетелем тренировочного боя солдат легендарного отряда «Барсы». Помню, что тогда я понял, насколько слаб перед такими, как они. И самое главное: все поголовно там — совсем молодые парнишки.
Как и этот.
— «Барс»? — против воли вырывается у меня, и он останавливается.
В глазах мелькает что-то похожее на интерес, и он склоняет голову набок, глядя на меня, как хищная кошка.
— Был когда-то, — в этот раз я получаю ответ.
— Тогда почему ты здесь? — недоумеваю я, стараясь не разрушить этот хрупкий мостик понимания, медленно возникающий между нами.
— Потому что «Барсов» больше нет, — тихо говорит он, и на лице мелькает отблеск затаенной боли. — Они принесены в жертву… государственным интересам.
На последней фразе голос парнишки ожесточается, в нем проскальзывают рычащие нотки, заставляя меня слегка вздрогнуть.
Заметив сочувствие и интерес в моих глазах, он слегка усмехается.
— Нас было шестнадцать, когда мы отправлялись на задание. Оно обещало быть простым, тем более для такого отряда, как мы, — он скривился, а голос едва заметно дрогнул. — Но, как оказалось, это была проверка на вшивость.
Парень запрокидывает голову и покачивается с носка на пятки.
— Они пытались создать идеального солдата, поместив лучших из лучших в условия, в которых невозможно выжить, — продолжает он, задумчиво смерив меня взглядом. — Из шестнадцати осталось только пятеро. У нас не оставалось даже сил на то, чтобы радоваться спасению или оплакивать погибших товарищей. А потом мы пожалели, что выжили. Это было только началом.
Барс смотрит на меня, будто пытается выискать что-то, известное лишь ему одному. После минутного молчания он тяжело вздыхает:
— Нас отдали генетикам. А может, и не им. Впрочем, разницы нет. Мы стали подопытными крысами — живым человеческим материалом в пробирках. На нас даже не тратили анестетики, вводя в кровь вещества, которые заставляли кричать и корчиться от боли. Когда все закончилось, я остался один. Те четверо не выжили, не перенесли того чудовищного изменения, которому пытались подвергнуть их тела. А я все еще здесь.
Он ухмыляется и внезапно приближается ко мне, глядя снизу вверх.
— А это, — обводит рукой темное помещение склада, — последнее испытание. Полевые условия, капитан. А вы — пушечное мясо. Вами просто без сожаления пожертвовали, чтобы я показал тот результат, которого от меня ожидают.
И он замолкает, с интересом ожидая реакции.
Я чувствую, как внутри разрастается пустота, и только потом приходит понимание, что мальчишка, скорее всего, прав.
Слишком внезапное нападение, слишком… неправильно. Я и мои люди, мои боевые товарищи — лишь разменная монетка в суровых играх вышестоящих.
Джонс и Робин, как Сэм, Дэвид, Коулренс и Прайс, мертвы. Остались только я, Клэр, сейчас только приходящая в сознание и обводящая нас мутным взглядом зеленых глаз, и этот парнишка.
А они уже здесь. Я слышу, как отдаются в помещении осторожные шаги множества ног, и понимаю, что скоро уйду вслед за теми, кто не дождался меня тогда, когда я выходил из передряг живым, а они оставались там, уткнувшись искаженными от боли лицами в чужую землю.
Парнишка засовывает руки в карманы, с сомнением смотрит на меня, на девушку, которую я осторожно поддерживаю, и внезапно кивает в сторону выхода, загадочно подмигнув.
И выходит прямо перед приближающимися врагами.
До меня не сразу доходит, что искры, тлеющие в глубине зрачков без блеска — давно уже не отражения огонька сигареты. Яркое пламя охватывает радужку, расцвечивая зрачки в алый цвет. Он чуть наклоняет голову: ближайший к нему мужчина словно взрывается изнутри, забрызгивая рядом стоящих кровью и ошметками плоти. Противники отшатываются назад в ужасе. Они — такое же пушечное мясо. А Барс улыбается и делает еще шаг.
И темное помещение склада оглашается криками ужаса, суматошными выстрелами и отвратительными хлопками рвущейся плоти.
Пули не причиняют ему вреда, ни единой капли крови не попадает на это жуткое, спокойное лицо, и только в глазах бушует пламя ненависти. Он давно забыл, что перед ним такие же невинные, как и мы, — люди, не знающие, что были отправлены на смерть, просто выполняющие приказ. Он забыл об этом, уничтожая их безжалостно и с такой звериной жестокостью, что осознать подобное слишком трудно истерзанному разуму.
Он останавливается только тогда, когда последний противник, выпустив очередь в потолок, распадается алыми брызгами.
Весь пол залит кровью. Она повсюду — на стенах, на контейнерах, за которыми мы прятались, и даже на высоких перекрытиях и балках.
Он просто стоит и улыбается, а глаза снова становятся темными: пламя покидает их, сворачиваясь и клубком гадюк затаиваясь в самой глубине, посверкивая тлеющими углями ненависти.
— Уходите, — кивает он мне и Клэр, и я, едва переставляя ноги, покидаю этот кровавый кошмар.
Все это еще долго будет сниться мне в самых страшных снах. Еще долго моя жена будет просыпаться рядом со мной от моего дикого крика, расчерчивающего темноту ночи. Еще долго я буду видеть перед собой лица погибших ни за что товарищей. И его — преданного собственной страной и сотворенного руками человека чудовища.
Потом я услышу о том, что одна из секретных лабораторий была полностью разрушена, а солдаты, прибывшие на место происшествия, заходились в диких криках, не в силах прийти в себя после увиденного там. В бессвязных рассказах будет только мелькать образ юноши с волчьими волосами, алыми, как кровь, глазами и спокойной, чуть искривленной омерзением улыбкой.