В 88-ом году, после попытки суицида, мне дали вторую группу инвалидности и грошовую пенсию. Моя любимая тёща, на самом деле любимая, предложила мне пожить у неё на даче в Эстонии на её харчах. Я согласился. Я тогда только-только начал писать стихи, но у меня уже был приличный архив. Тогда ещё был жив Давид Самойлов, и он жил в Пярну. У нас были общие друзья, которые советовали мне взять бутылку коньяка и рвануть в гости к Давиду со своими стихами. Он – не только хороший поэт, но и приятный человек, – так говорили мне они. Но я постеснялся ехать в гости, а только отправил Давиду тетрадку своих стихов, через тех же общих знакомых. Ответа я не получил, и вскоре Самойлов умер.
Но эта история имела продолжение. Спустя пару лет, я уже был дома, в Москве, и даже работал. Ко мне из Таллинна приезжала тёща, и я встречал её на вокзале. Теща вышла из вагона с каким-то мужчиной и познакомила нас. Оказалось, что она ехала в поезде и услышала разговор в соседнем купе. Какой-то мужчина говорил, что едет в Москву, чтобы найти поэта, Ивана Зубковского, про которого он только знает, что Иван живёт в Москве и лечился в Кащенке. Теща обалдела, подошла и говорит: «Иван Зубковский – мой зять, и будет встречать меня на вокзале». Оказалось, что этот мужчина (его звали Слава, фамилию не помню) приревновал свою жену ко мне. Жена Славы привезла с курорта в Пярну тетрадку стихов неизвестного поэта и очень её расхваливала. Та тетрадка, которую я послал Самойлову, оказалась у этой женщины. Каким образом – неизвестно. Слава оказался психом покруче меня, и отправился в Москву, искать любовника жены. Когда мы с ним познакомились, и ситуация прояснилась, мы со Славой подружились, и он стал моим почитателем. Он несколько раз приезжал ко мне в Москву, забирал у меня новые стихи, и всегда фотографировался со мной на память! Потом Эстония отделилась, общаться стало трудно, и Слава пропал...
Ушёл Давид, прилёг среди могил.
И не узнать – Успел ли он прочесть
Тетрадь? И как воспринял он? – Бог весть...
Быть может, в гроб сходя, благословил.