1. Орден Золотого Руна
Через десять минут на советский берег вышел
странный человек без шапки и в одном сапоге. Ни к кому
не обращаясь, он громко сказал:
- Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня
не вышло. Придётся переквалифицироваться в управдомы.
И.Ильф, Е.Петров. Золотой телёнок
Первым делом надо было посмотреть, что осталось от миллиона. Остап с трудом разжал сведенную судорогой ладонь правой руки, выбросил из неё завиток чьих-то чёрных волос и вырванную с мясом плоскую медную пуговицу с румынским орлом, нежно погладил чудом сохранившийся орден Золотого Руна, и бережно положил его в нагрудный карман рубашки. Тщательные поиски во всех остальных карманах и за пазухой рубашки ничего не дали. Орден - это было всё, что осталось от прежнего величия. Остап погрозил кулаком в сторону высокого румынского берега, на котором уже никого не было видно, и крикнул:
- Сигуранца проклятая! Я вам покажу "Траяску Романия Маре"! Буду жаловаться на вас в Лигу Наций, в Малый Совнарком!
Но он уже вполне осознал, что игра проиграна, и Рио-де-Жанейро откладывается на неопределённый срок. А надо пробираться в одном сапоге через прихваченные весенним морозцем топкие приднестровские плавни навстречу новой жизни в той же советской родине.
Ярко освещённый первыми лучами восходящего солнца, из окутанных утренним туманом приднестровских плавней вышел странный человек без шапки, в байковой рубашке на голое тело и в одном сапоге. Перед ним была окраина городка, на въезде в который стоял дорожный указатель с надписью "г.Шура". Человек сказал:
- И без указателя видно, что это не Рио-де-Жанейро. А городок не иначе как в честь Балаганова назвали. Неужели он и здесь побывал? Тогда где же здесь горисполком?
Несмотря на ранний час, двери в двухэтажное здание горисполкома были открыты, и председатель сидел в своём кабинете над пачкой бумаг. Остап открыл без стука дверь и сказал:
- Здравствуйте! Меня зовут Остап Ибрагимович. Пришёл наниматься на работу управдомом.
Председатель, молодой вихрастый парень с дымящейся папиросой во рту, с любопытством оглядел посетителя и спросил:
- А где ваш второй сапог?
- Остался за дверью. Стесняется войти.
- А, - сказал председатель, - хорошо, что хоть среди сапогов встречаются стеснительные. А то некоторые люди прямо входят без стука. Управдомом, говорите? У нас таких должностей нет. А вы случайно в финансах не разбираетесь?
- Очень даже разбираюсь! Буквально до сегодняшнего дня в моём распоряжении был миллион.
- Ну, у нас в городском бюджете таких денег нет. Вот мне прислали из губернии промфинплан на этот год. На все расходы отвели сто тысяч рублей. И тут в плане какие-то странные статьи. Например, расходы на ремонт рельсоукладчиков. А у нас нет никаких рельсоукладчиков. От нас до ближайшей железной дороги девяносто вёрст.
- А вы потребуйте от губернских планирующих органов средства на покупку рельсоукладчиков. Скажите, что иначе вы не сможете выполнить план по их ремонту.
- Отличная идея! Беру вас своим заместителем по промфинплану! Я сейчас выпишу вам аванс, зайдите в кассу.
- Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! - сказал Остап, выходя из кабинета председателя и помахивая запиской со скромной, но приличной для начала суммой денег. Погладил в кармане рубашки орден Золотого Руна, и добавил:
- Мой талисман. Он принесёт мне удачу!
2. Брюки есть
Выйдя из кассы горисполкома с тонкой пачечкой приятно шуршащих бумажек, Остап пошёл в ближайший магазин, единственный на главной улице городка, да и во всём городке тоже. Его порадовала аккуратная табличка за стеклом витрины: "Брюки есть".
- Европа! - удовлетворённо сказал Остап, - Сразу видно, что за рекой начинается Европа!
Однако ноющий бок и пара фиолетовых синяков на шее живо напомнили Остапу о сомнительном европейском гостеприимстве. Потирая бок, он вошёл в магазин. Продавец уставился на его единственный сапог, на что Остап заметил:
- Вы что, никогда не видели чудака-миллионера?
И помахал перед носом продавца пачечкой банкнот. Продавец задвигался, и выложил на прилавок перед Остапом требуемые брюки немаркого цвета, называемого в народе "цвет детской неожиданности". Когда Остап попросил показать брюки другого цвета, выяснилось, что лежащая перед ним пара брюк - единственная имеющаяся в магазине.
- Да, это уже точно не Рио-де-Жанейро! - резюмировал Остап.
Впрочем, серый твидовый пиджак и чёрные тупорылые ботинки оказались вполне приличными, и в таком виде Остап явился к председателю горисполкома. Тот удовлетворённо осмотрел Остапа и сказал:
- Зайдите в бухгалтерию, я уже сказал, чтобы вас оформили моим заместителем. Кстати, как ваша фамилия?
- Бендер.
- Тут недалеко есть город Бендеры, вы случайно не оттуда?
- Не знаю. Мой папа был родом откуда-то из здешних мест. Он был турецкоподданный, так что я потомок янычар. А моя мама была графиней и жила нетрудовыми доходами.
Остап был готов добавить ещё несколько ярких штрихов своей биографии, но предгорисполкома, озабоченный своими делами, уже не слушал Остапа, и тот пошёл в бухгалтерию. Войдя в неё, он прямо против входа увидел не кого-нибудь, а своего старого знакомого бухгалтера Берлагу собственной персоной! Первым движением Берлаги при виде Остапа было нырнуть под письменный стол.
- Тесен мир! Господи, Иван Фомич! - воскликнул Остап, широко разведя руки, - Кой чёрт загнал вас на эти галеры?!
3. Бухгалтер Берлага
Придя в себя от потрясения после такой неожиданной встречи, бухгалтер Берлага молча вылез из-за стола и поманил Остапа в коридор. Там он обрёл наконец голос, и сказал заикаясь:
- Остап Ибрагимович, если вы по поводу "Геркулеса", то я в нём уже давно не работаю, и "Геркулеса" уже нет. Нас разогнали. А я уехал подальше, думал меня здесь никто не знает. Как вы меня нашли?
- Бог с вами, Иван Фомич! Я вас вовсе не искал. Я тут проездом из Европы. Знакомился с народными обычаями сопредельной страны. Признаться, они показались мне несколько бездушными. Никакого понятия о гостеприимстве. А где остальные мои добрые знакомые из "Геркулеса"? Где Полыхаев?
- Остап Ибрагимович, а Полыхаев-то теперь председатель губернской плановой комиссии при губисполкоме. Он спускает нам промфинплан.
- Нет, точно мир тесен! Значит мы скоро встретимся с Полыхаевым по вопросам городского промфинплана.
Быстро закончив своё оформление, Остап зашёл к предисполкома и сказал, что он готов ехать в губернский город Черноморск "утрясать" промфинплан, тем более. что председатель губернской плановой комиссии оказался его старым знакомым. Председатель был очень доволен, выписал Остапу командировочные и зарплату за первую половину месяца.
Теперь надо было устроиться с жильём. Опытный в таких делах Остап не стал никого расспрашивать о том, где можно снять свободную комнату. Он прошёлся по главной улице городка, поглядывая на окна уютных одноэтажных домиков. За пёстрыми занавесками нескольких из них он увидел то, что искал - любопытствующие глаза и симпатичные личики женщин явно не старше сорока. Выбрав недавно выбеленный аккуратный домик, Остап решительно поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Открыла полненькая курносая брюнетка с умилительными ямочками на щеках, и устремила на Остапа горячий взгляд угольно-чёрных глаз.
- Комнату не сдадите? - спросил Остап.
- Сдам! - выдохнула брюнетка, подавшись почему-то не внутрь дома, а к Остапу.
Войдя в дом, Остап по множеству признаков сразу понял, что не ошибся - хозяйка дома была вдовушка. Он сказал:
- Вы знаете, я здесь на некоторое время проездом из Рио-де-Жанейро, так там есть странный обычай: по случаю знакомства полагается что-нибудь перекусить.
Вдовушка намёк поняла, и завертелась на кухне. Скоро на столе появились фаршированные баклажаны, брынза и бутылка красного крестьянского вина. Остап поднял стакан и сказал:
- За знакомство! Меня зовут Остап-Сулейман-Ибрагим-Эрих-Мария-Бендер-бей. Можно просто Ося.
- А меня - Ася! - сказала хозяйка.
Поздно вечером Остап вышел на крыльцо, посмотрел в сторону ещё слабо розовеющего закатного неба над недоступной Европой, и сказал ни к кому не обращаясь:
- Меня любили домашние хозяйки, домашние работницы, вдовы и даже одна женщина - зубной техник. Но с моей сегодняшней хозяйкой не может сравниться даже пылкая мадам Грицацуева. Домна, вулкан, всё пламя Вселенной сосредоточилось в этой женщине. Хорошо, что мне завтра надо ехать в командировку.
4. Товарищ Полыхаев
Когда Остап подошёл к двухэтажному зданию Черноморского губисполкома на улице товарища Либкнехта, там шло всеобщее собрание сотрудников по поводу праздника трудящихся женщин 8-го марта. Остап не стал заходить внутрь, а с удовольствием посидел под тёплым весенним солнышком на скамейке против входа в здание. По случаю хорошей погоды многие окна первого этажа были открыты, и на улице были отчётливо слышны слова резолюции собрания, которую зачитывала звонким голосом какая-то молодая профсоюзная активистка:
- В ответ на праздник трудящейся женщины мы, работники губисполкома, как один человек, ответим:
а) повышением качества служебной переписки,
б) увеличением производительности труда,
в) усилением борьбы с бюрократизмом, волокитой, кумовством и подхалимством,
г) уничтожением прогулов и именин,
д) уменьшением накладных расходов на календари и портреты,
е) общим ростом профсоюзной активности,
ж) отказом от празднования рождества, пасхи, троицы, благовещения, крещения, курбан-байрама, йом-кипура, рамазана, пурима и других религиозных праздников,
з) беспощадной борьбой с головотяпством, хулиганством, пьянством, обезличкой, бесхребетностью и переверзевщиной,
и) поголовным вступлением в ряды общества "Долой рутину с оперных подмостков",
к) поголовным переходом на сою,
л) а также всем, что понадобится впредь.
Жидкие аплодисменты возвестили о том, что резолюция принята, и собрание закончено. Подождав ещё некоторое время, Остап зашёл в здание. и пошёл по коридору, читая таблички на дверях. Ага, вот "Председатель губернской плановой комиссии т.Полыхаев В.В." Толкнул дверь, и зашёл в маленькую приёмную, где сидела секретарша и, склонив голову, старательно полировала ногти.
- Здравствуйте, Серна Михайловна, - сказал Остап, - Полыхаев у себя?
Серна Михайловна подняла голову, несколько секунд молча смотрела на Остапа, и вдруг вскочила, стала у дверей полыхаевского кабинета, растопырив руки, и зашипела:
- Не пущу! Вы его убьёте! Он после вас неделю болел!
- Из запоя не выходил? Да вы не бойтесь, Серна Михайловна, - примирительно сказал Остап, - я не по старым делам. Я теперь тоже совслужащий, и приехал по вопросам промфинплана.
- Кто там, Серна? - раздался изнутри голос Полыхаева, и в открывшемся проёме двери показался он сам. Увидев Остапа, побледнел и схватился за сердце.
- Опять вы? Но ведь Корейко у меня давно уже не работает!
- А где он работает?! - по какому-то наитию неожиданно сам для себя спросил Остап.
- М-м-м, я точно не знаю. Где-то на строительстве железной дороги в Закавказье. Точнее, в Абхазии. Очамчире, Ткварчели, Сухум. Это всё, что мне известно.
- Пропала дорога, - задумчиво сказал Остап, - однако жив курилка! Мы с ним расстались год назад в одном солнечном среднеазиатском городе, куда приехали через пустыню на верблюдах. Ах, сколько было романтики. Впрочем, к делу! Я теперь зампредисполкома великого города Шура, и приехал к вам уточнять промфинплан этого центра Вселенной. Может быть вы пригласите меня к себе в кабинет?
5. Новый промфинплан
Председатель горисполкома, не вынимая изо рта папиросу, с радостным удивлением перелистывал страницы скорректированного городского промфинплана.
- О, да вы и строительство новой городской бани предусмотрели, и ремонт водокачки, и три новых водяных колонки! Даже организацию шахматного клуба включили в план!
- Да, шахматный клуб - это по моей инициативе. У меня есть старый опыт организации шахматных клубов. А над остальными пунктами плана работала вся плановая комиссия губисполкома.
- И на всё это выделены средства?
- Да, они уже перечислены на наш счёт в банке.
- Как вам удалось всё это сделать за один день? И утвердить промфинплан у председателя губисполкома! Да у меня самого на это ушло бы не меньше месяца!
- Не надо оваций! Я же говорил, что председатель губернской плановой комиссии - мой хороший знакомый.
- Остап Ибрагимович, а давайте я вас сделаю своим заместителем по общим вопросам! Я скажу вам по секрету: меня переводят на работу председателем уездного потребсоюза. А вы останетесь здесь председателем горисполкома вместо меня. Соглашайтесь!
- Спасибо, но у меня тут неожиданно возникло срочное дело. Мне надо ехать на солнечное черноморское побережье Кавказа. Там находится под угрозой строительство железной дороги в одной маленькой симпатичной республике, где растут мандарины и лимоны. Эту железную дорогу может постигнуть участь одной горной гидроэлектростанции. Моя совесть гражданина не может этого допустить. Я прошу вас выдать мне ещё один аванс. Если я не вернусь, то вышлю вам эту сумму почтой.
Выйдя на улицу, Остап сказал ни к кому не обращаясь:
- Кажется, я становлюсь советским человеком. Нехватало мне ещё вступить в партию. А к своей хозяйке я заходить не буду. Если я останусь в её доме ещё на одну ночь, он загорится.
Ранним мартовским утром 1931 года из каюты второго класса парохода "Пестель", совершающего рейс Черноморск-Сухум, вышел на палубу человек, по виду не старше тридцати лет, в сером твидовом пиджаке и светло-коричневых брюках с жёлтыми прожилками. Он оглядел бескрайнее море цвета тёмного бутылочного стекла, вынул из внутреннего кармана пиджака странный рыцарский орден, сверкнувший мелкими алмазными вставками в розовых лучах восходящего солнца, нежно погладил его и сказал:
- Ну, дорогой мой талисман, до сих пор ты приносил мне удачу. Но скоро тебе предстоит поработать во всю силу. Нас ждут нелёгкие схватки!
6. Корейко
Не успели матросы парохода "Пестель" спустить и закрепить пассажирский трап, как по нему на причал сухумского порта легко сбежал первый пассажир. У него не было никакого багажа. Выйдя на площадь перед пристанью, он отмахнулся от многочисленных извозчиков, предлагающих свои услуги, и уверенно зашагал по набережной к гостинице "Сан-Ремо", белоснежный фасад которой виднелся невдалеке.
У входа в гостиницу стоял милиционер. Остап, не останавливаясь, сказал: "Я к товарищу Корейко!" Милиционер кивнул, и пропустил Остапа. В вестибюле стояли и курили несколько человек с портфелями. Остап спросил, где помещается управление строительством железной дороги. Ему сказали: "На втором этаже". Он поднялся на второй этаж, открыл без стука дверь первой попавшейся комнаты и спросил сидящего за первым столом худого человека в инженерной фуражке:
- Где я могу видеть товарища Корейко?
Худой, не отрываясь от разбросанных на столе бумаг, молча указал большим пальцем в стену справа от себя. Остап вошёл в соседнюю комнату, и сразу увидел Корейко, сидящего за столом у окна и уткнувшегося в большую амбарную книгу. Подошел к нему и сказал негромко:
- Здравствуйте, Александр Иванович.
Корейко поднял голову, равнодушно посмотрел на Остапа, и сказал без всякого выражения, как будто они только вчера расстались:
- А, это опять вы? Давайте выйдем в коридор, здесь неудобно разговаривать.
В коридоре Корейко сказал Остапу:
- Что, профукали мой миллион и пришли за новым? Ничего у вас не получится.
- Александр Иванович, мне не нужно ни копейки ваших денег. Даже если будете настаивать - не возьму. Я не за этим приехал. У меня к вам серьёзный и долгий разговор. Когда вы заканчиваете работу? Можем мы встретиться с вами где-нибудь здесь в кафе на набережной, и спокойно поговорить за чашечкой кофе?
- Да можно хоть сейчас, только надо предупредить товарищей, что меня не будет.
Они сели за отдельный столик под зонтом у самого барьера, за которым плескалось море. Подошёл официант. Остап заказал две чашки турецкого чёрного кофе и две рюмки греческого коньяка.
- Я не пью! - сказал Корейко.
- Я тоже, - сказал Остап, - но чёрный кофе без коньяка - это нонсенс. Александр Иванович, скажите, вам не приходила в голову мысль, что наше время прошло, и мы в этой стране лишние. И даже не просто лишние, а враждебные элементы. Нэпманов больше нет, а грабить государство опасно. В стране установилась сильная власть, наводится жёсткий порядок, и до таких, как мы, скоро доберутся. А бежать за границу с этими миллионами бессмысленно. Я уже пробовал. Если удастся проскочить на ту сторону, там ограбят, и хорошо если не убьют. Что вы на этот счёт думаете?
Корейко молчал.
7. Криминал на службе государства
Остап отхлебнул кофе и сказал:
- Ну, раз вы молчите, значит вы со мной согласны. Я в этом не сомневался. Вы человек умный, судя по изобретённым вами блестящим схемам изымания денег. Значит, вы понимаете, что мы живём уже в другую эпоху, когда нужно не изымать у государства деньги, а вкладывать их в него. Нам теперь придётся жить в нём, другого выхода нет. За границу путь закрыт, реставрация прежнего строя, на что вы надеялись - это утопия. Наше благополучие теперь неразрывно связано с благополучием государства, в котором мы живём. Вы согласны с этим?
Корейко молчал, глядя на плывущую в море рыбацкую лодку.
- Ну, раз не возражаете, значит согласны. С вашего позволения я продолжу. Давайте не будем говорить обо всём государстве, обсудим ситуацию со строительством железной дороги, в котором вы участвуете. Ситуация критическая. Совет Труда и Обороны СССР отпустил на строительство этой дороги всего 4,5 миллиона рублей. Так?
Корейко молча кивнул.
- На эти деньги удалось дотянуть дорогу только до Очамчире. Оставшихся денег нехватит даже на полную консервацию работ. Так?
Корейко прокашлялся и спросил:
- Откуда вы всё это знаете? Вы что, давно уже здесь?
- Только что с парохода. Вы ещё не забыли нашего общего знакомого товарища Полыхаева. Так вот, он после разгона "Геркулеса" (не без вашей помощи) работает сейчас в Черноморском губисполкоме. Мы с ним недавно провели почти целый день в его кабинете, решая другие вопросы. Нет не те, что мы с вами обсуждаем. Он-то и сообщил мне о вашем нынешнем местопребывании. Не скрою, меня обеспокоила судьба этой до того совершенно не известной мне дороги, и я поспешил сюда. Полыхаев тогда же по моей просьбе позвонил в управление Черноморской железной дороги, и ему сообщили подробности. Теперь понятно, откуда я их знаю?
- Хорошо, - сказал Корейко, - давайте о деньгах. Да, я давно уже понял, что у меня их слишком много, и это опасно. Я готов от них избавиться. Вы предлагаете передать их на строительство местной дороги? Мне всё равно, пусть так. Но я не знаю, как это сделать.
- Александр Иванович, доверьте это мне. Сколько их там у вас? Год назад их было около восьми миллионов.
- Восемь с половиной.
- Приготовьтесь сдать их в банк. Анонимно, в опечатанном виде по весу. Ваш кофе остыл, пейте. Здесь прекрасный вид.
Начальник строительства железной дороги Цатуров возвращался в свой номер гостиницы после совещания по вопросам консервации строительства, когда к нему подошёл человек в сером твидовом пиджаке и странного цвета брюках, и сказал:
- Александр Тигранович, меня зовут Остап Ибрагимович, я из организации, которая обычно себя не называет.
- Понятно! Чем могу быть полезен, Остап Ибрагимович?
- Уважаемым местным людям, обладающим некоторыми сбережениями, стало известно, что строительство железной дороги приостановлено из-за недостатка средств, и сейчас консервируется. Эти люди крайне заинтересованы в продолжении работ, собрали на это средства, и готовы анонимно передать их в управление строительства.
- Да, я что-то слышал о том, что местные толстосумы вроде "мясного короля" Муджи Цулая, и "короля петрушки"...
- Тсс... Александр Тигранович, они просили не афишировать их имён.
- Хорошо, сколько они там собрали?
- Восемь с половиной миллионов советскими и валютой.
- Восемь с половиной миллионов?!! Да на такие деньги мы дорогу если не до самого Сухума, то до Келасури точно доведём! А как их получить?
- Я попросил Александра Ивановича Корейко, счетовода вашего финотдела, принять эти деньги, пересчитать их и сдать в упакованном виде в банк. Он передаст вам опись вложения и доверенность на получение.
8. Апофеоз
В яркий солнечный день 1-го мая 1933 года на площади перед бело-голубым зданием вокзала только что построенной товаро-пассажирской станции Келасури, в трёх километрах от города Сухума, шёл торжественный митинг. К вокзалу подошёл первый поезд. Он состоял всего из двух вагонов - товарного и пассажирского. Из окон пассажирского вагона выглядывали радостные лица ударников строительства дороги. Оркестр сыграл приветственный марш. Под него ударники с красными флажками прошли гурьбой через здание вокзала, и стали около трибуны, на которой уже стояли председатель Совнаркома Республики Абхазии Нестор Аполлонович Лакоба, начальник строительства железной дороги Александр Тигранович Цатуров и начальники строительных участков. Лакоба поднял руку, дождался пока утихнет шум, и сказал:
- Товарищи, до сих пор в нашей республике было всё: курорты, виноград, цитрусы, табак, абхазское солнышко и абхазское гостеприимство. Не было только железной дороги. Теперь она есть! К сожалению, централизованные средства на её строительство были отпущены в недостаточном объёме. Путем жесточайшей экономии и мобилизации внутренних резервов, благодаря помощи местных органов, железная дорога дошла до Сухума. Ура, товарищи!
Собравшиеся закричали "ура", оркестр сыграл "туш". Стоявшие позади толпы Остап и Корейко отреагировали на ситуацию по разному: Остап крикнул "ура" и замахал белой фуражкой, Корейко вяло поаплодировал. Остап сказал:
- Вот видите, Александр Иванович, местные органы - это мы с вами. Вы чувствуете гордость от того, что ваши скромные сбережения нашли достойное применение?
Корейко кисло улыбнулся и промолчал.
- Кстати, Александр Иванович, познакомьтесь с моей будущей женой Наташей, - сказал Остап, обнимая стоящую рядом застенчивую блондинку с длинной косой, - я сделал ей вчера предложение руки и сердца, и она ответила мне согласием. Вы же знаете, что я работаю управдомом в общежитии сотрудников ОГПУ. А она - воспитатель в детском садике при общежитии. Очередь за вами, Александр Иванович. Вы же избавились от груза забот, и теперь свободный человек. Или вы никак не можете забыть Зосю Синицкую-Фемиди? Так у неё уже два прелестных сыночка. Я тоже хочу таких. Нет, я хочу сына и дочку, - сказал Остап, ласково глядя на Наташу.
Корейко молча повернулся, и пошёл по дороге в сторону города.
- Александр Иванович, куда вы?! - закричал Остап, - праздник только начинается!
Но Корейко шёл не оглядываясь, и вскоре скрылся за молодыми соснами, растущими вдоль дороги.
9. Эпилог
Написан Игорем Мараниным http://www.proza.ru/avtor/igmara
В конце августа 1991 года, когда вся страна праздновала победу над странным и неумелым путчем, и ещё не подозревала о её последствиях, в провинциальном городе N. хоронили старика. Погода в день похорон выдалась неожиданно зябкой, налетел холодный ветер, поднимая с дорожек пыль, а небо завернули в серую рваную тряпку, да так и оставили: ни туч, ни солнца.
Похороны были скромными: ни толпы родственников, ни слёз, ни прощальных речей – умерший был одинок. Ему оставалось всего несколько месяцев до столетнего юбилея. Последние десять лет он прожил в доме престарелых, постепенно выживая из ума, капризничая и беспрестанно ноя. Работники Дома его не любили: очень уж вредный был старик. Вредный, скрытный, подозрительный. Прятал свои вещи, забывал куда, чуть ли не ежедневно жаловался на кражи... Потом ему стали являться видения. Он рассказывал о странных людях, приходивших и требовавших у него деньги. О том, что он несметно богат и обязательно вознаградит тех, кто поможет ему бежать "из этой несносной страны". С течением времени его рассказы становились всё бессвязнее, он уже не обращался ни к кому конкретно, а неразборчиво бормотал о чём-то сам с собой.
Посетителей у Старика не было. Никому не нужный, брошенный, выживший из ума. Лишь однажды, за день до смерти, к нему пожаловала целая процессия: двое крепких молодцов в строгих костюмах привезли в инвалидном кресле своего дедушку. Дедушка выглядел довольно бодро, постоянно шутил, и даже ущипнул молоденькую санитарку за... в общем, ущипнул. Он был лет на пять помоложе Старика.
Разговора у них не получилось. О чём можно разговаривать с сумасшедшим? Впрочем, одну отчетливую фразу Старик всё же произнёс:
- Когда я умру, - сказал он, - на небе будет радуга...
- Вряд ли, - ответил посетитель, - радуга не для нас с тобой, да и чёрт с ней. И посетитель попросил оставить их наедине со Стариком.
Бодрый дедушка в инвалидной коляске и его двое молодцов-внуков были единственными, кто провожал Старика в последний путь. Радуги не было. Было небо, завёрнутое в серую тряпку. Грязную рваную тряпку облаков. Молодцы подвезли дедушку к самому краю могилы, и тот, нагнувшись, бросил на гроб горсть земли.
- Покойся с миром, - задумчиво произнес он, и неожиданно добавил, - да и чёрт с ней, с радугой! Поехали на вокзал.
И уже никто из посторонних не видел, как на могилу водрузили плиту со скромной табличкой:
Корейко Александр Иванович. 1892-1991 гг.