Авиация в кампании 1916 года
1916 год оказался последним годом Первой мировой войны, в котором царская армия играла весомую роль и серьезно влияла на стратегическую ситуацию на фронтах.
В этом году на Восточном фронте русская армия предприняла несколько крупных наступлений:
- 7 февраля 1916 года на Западном фронте немцы начали свое наступление на Верден, которое вначале развивалось успешно. По настоятельным требованиям союзников, 5 марта русские войска предприняли попытку большого наступления в районе озера Нарочь. В течение десяти дней, русские армии Северного и Западного фронтов безуспешно пытались штурмовать германские позиции. Неподготовленная к наступлению местность, отсутствие эффективной артиллерийской поддержки, поспешность и недостаток времени для организации удара привели к тому, что операция захлебнулась в крови.
Потери армий Западного фронта составили до девяноста тысяч человек; армий Северного фронта – около шестидесяти тысяч. Эти сто пятьдесят тысяч убитых и раненых – жертва русских для облегчения положения своих союзников под Верденом.
Совершенно справедливо зависимость русской стратегии от требований англо-французов отметил начальник полевого генерального штаба Германии генерал Эрих фон Фалькенгайн:
«Не было никакого сомнения, что атаки со стороны русских были предприняты только под давлением их западных союзников и для их поддержки.
Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные войска вести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы.
Если бы даже были достигнуты первоначальные успехи, их нельзя было использовать при состоянии дорог в это время года…»
Неудача мартовского наступления на озере Нарочь очень тяжело повлияла на сознание солдат и офицеров русских фронтов, ещё раз давая доказательство того, как тяжело воевать против немцев.
Тогда русской Ставкой была сделана попытка организовать наступление силами войск Юго-Западного фронта против австро-венгерской армии, степень боеспособности которой была заметно ниже германской.
Тем более, что единственным командующим фронтом, высказавшимся ЗА наступление на совещании в русской Ставке, и был главком ЮЗФ генерал А. А. Брусилов. Генералы Эверт и Куропаткин командовавшие Западным и Северными русскими фронтами в то время, выступили против наступления и подчеркивали, что не ручаются за его успех.
Тщательная подготовка наступления, личный контроль Брусилова за ее ходом, высочайшее мужество и боевой порыв войск Юго-Западного фронта и позволили им прорвать фронт занимаемый австро-венгерскими войсками.
В период с 22 мая по начало июня 1916 года операция ЮЗФ развивалась превосходно.
К сожалению, германское командование мгновенно осознало, какую опасность представляет этот оперативный успех, и начало экстренную переброску резервов в район прорыва.
Немецкие батальоны, полки и дивизии спешно перебрасывались туда с не атакованных участков Восточного фронта (где тогда сидели, без дела, войска наших Северного и Западных фронтов) и даже с Западного фронта. Австро-венгерские дивизии срочно перебрасывались с Итальянского фронта на восток.
ГЛАВНУЮ роль в переломе ситуации тогда сыграли немецкие войска.
«Образование сводных армейских и оперативных групп генералов Бернгарди, Линзингена и др. германских военачальников позволило в наиболее кризисный момент удержать ключевые районы, послужившие костяком для восстановления общей австро-германской обороны на Востоке. Германские части, вкрапливаемые в австрийские корпуса и армии, имели более высокий боевой потенциал, более подготовленный рядовой и командный состав и, главное, более мощную технику. Именно в боях с немцами были растрепаны русские ударные группировки, что и позволило командованию Центральных держав удержать разваливающийся Восточный фронт от уже наметившегося крушения после блестящих майских побед русского Юго-Западного фронта южнее Полесья».
После успешного прорыва австрийской обороны в мае, перед русской Ставкой встал вопрос: куда направлять главные усилия войск фронта?
Было 2 основных варианта дальнейших действий:
1. Развивать наступление против разгромленных и частично деморализованных войск Австро-Венгрии, в направлении Львова и Равы Русской. Это направление давало возможность русским войскам выйти на оперативный простор, использовать маневренную мощь своей многочисленной кавалерии, громить тылы и сообщения австрийской армии. Удачное развитие наступления в данном направлении позволяло воевать против войск слабейшего противника и в перспективе прорваться на Венгерскую равнину и вывести Австро-Венгрию из войны.
2. Вторым направлением для развития прорыва был Ковель.
В случае его захвата русские получали в свое распоряжение важнейший узел коммуникаций и «разрывали» германский фронт, делая неизбежным отступление немцев к Брест-Литовску.
Однако Ковель был заблаговременно укреплен противником.
В Ковеле сходились важнейшие железные дороги.
Самое главное, что тут русским войскам противостояли уже не деморализованные дивизии австро-венгерской армии, а германские войска. Противник активный, умелый, дисциплинированный и стойкий.
Справиться с которым, в годы Первой мировой войны, было очень непросто.
К великому сожалению, именно Ковельское направление и было избрано тогда Ставкой, как направление главного удара русской армии летом 1916 года.
Два других русских фронта предприняли крайне неудачные попытки поддержать наступление ЮЗФ Брусилова уже после того, как оно стало выдыхаться.
Плохо подготовленная атака 1-го гренадерского корпуса на широком участке Западного фронта 15 июня оказалась неудачной, после чего генерал Эверт вновь приступил к новой перегруппировке своих сил, и перенес наступление своего Западного фронта уже на начало июля.
Это наступление на Барановичи ударной группировки Западного фронта, предпринятое 3-8 июля превосходящими силами, было отбито с большими потерями для русских войск.
Наступление Северного фронта с Рижского плацдарма также оказалось безрезультатным, и германское командование начало переброску войск из районов севернее Полесья на юг, против Брусилова.
Усиленные всей русской Гвардией войска ЮЗФ Брусилова в течение лета- осени 1916 года несколько раз предпринимали кровопролитные и безуспешные попытки наступлений в районе Ковельского железнодорожного узла. Эти трагические для наиболее боеспособных войск русской армии и Гвардии сражения получили название «Ковельского тупика».
Потери русских войск там были огромными, а стратегические результаты оказались ничтожными.
Гвардия, ценой больших потерь, сумела создать несколько плацдармов на противоположном берегу реки Стоход.
С упорством, достойным лучшего применения, русское командование в июле-сентябре 1916 года ещё четырежды (!) бросало свои лучшие войска в наступление на заведомо безнадёжном ковельском направлении. Только за один июль месяц 30 тысяч гвардейских солдат и офицеров выбыли из строя».
По итогам боев лейб-гвардии Егерский и Московский полки были сведены в батальоны. Именно здесь, в ожесточенных боях на ковельском направлении, царский режим потерял последнюю свою опору – Гвардию и ее офицеров.
Участник тех жестоких боев, С. А. Торнау с горечью вспоминал: «Результаты, достигнутые этим наступлением, и несколько германских орудий, взятых 2-м гвардейским корпусом, вряд ли могли компенсировать эти чудовищные потери. Подготовка нескольких месяцев стоянки в резерве была сведена на нет. От гордых, многотысячных полков, выступавших в бой 15 июля, оставалось в некоторых частях немного более половины» (Торнау С. А. С родным полком. – Берлин, 1923. С. 91).
Понеся огромные и, что самое главное, абсолютно бесполезные потери у Кухарского леса и под Витонежем, на Стоходе и у села Свинюхи, у Ловищенского дефиле и Квадратного леса, русские войска были вынуждены отойти и совершенно прекратить атаки.
Плохо организованное и бесплодное наступление 1916 года стоило русской армии колоссальных человеческих потерь: около одного миллиона солдат и офицеров было убито, ранено, попало в плен или дезертировало, причём потери пленными и дезертирами составляли непропорционально большую часть суммарных потерь. Каждый из этого миллиона имел где-то в России родных, близких, друзей и знакомых.
Немудрено, что такого масштаба катастрофа подстегнула у одних подданных Николая Второго развитие радикальных политических настроений, а у других создала ощущение полнейшей безнадёжности.
Именно бои на Стоходе стали настоящим прологом к событиям в России зимой 1916 — 1917 г.г.
Столица, да и вся страна, были потрясены бесплодностью этих наступлений и страшными потерями русской армии и гвардии.
Разговоры о бессмысленности войны и новых жертв, стали обычным и повсеместным явлением.
Посол Великобритании в России Джордж Бьюккенен в своем сообщении написал:
«Потери, которые несет Россия, настолько огромны, что вся страна в трауре. В недавних безуспешных атаках у Ковеля и в других местах было напрасно принесено в жертву такое огромное количество жизней, что создается впечатление, что продолжать борьбу бессмысленно и что Россия, в отличие от Великобритании, ничего не получит от продолжения войны». (Дж. Бьюккенен «Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата».)
Что же касается чисто военных итогов кампании 1916 года на Восточном фронте, то их оценку дал начальник полевого Генерального штаба немецкой армии Эрих фон Фалькенгайн:
«На фронте 7-й австро-венгерской армии русские старались приобрести доступ к Карпатским перевалам и в первой трети августа они двинулись южнее Днестра на Станиславов. Здесь, как и у Ботмера и во 2-й австро-венгерской армии, атаки затихли лишь около средины августа, в то время как на фронте Гинденбурга они практически прекратились уже в средине июля, а у Войрша и Линзингена к концу этого месяца.
Согласно всех донесений потери русских должны были быть прямо чудовищными. Их артиллерия, теперь дурно стрелявшая, по сравнению с ее действиями в первый период войны не могла достаточно подготовить атаки, их пехота, пускаемая вперед в тяжеловесных массивных строях, не могла, обычно, преодолеть зоны пулеметов обороняющегося.
Достигаемые результаты поэтому оставались незначительными по сравнению с понесенными тратами.
На чисто немецких участках они, вообще, были равны нулю».
Теперь посмотрим, какую роль сыграла царская авиация в ходе этих тяжелейших сражениях.
Для этого предоставим слово их участникам.
Говоря о пролитии «большой русской крови» и своей роли при этом, командующий ЮЗФ генерал А.М. Брусилов писал в своих воспоминаниях:
«Слыхал я упреки, что я не жалел дорогой солдатской крови. Признать себя в этом виновным я по совести не могу. Правда, раз дело началось, я настоятельно требовал доведения его до успешного конца. Что же касается количества пролитой крови, то оно зависело не от меня, а от тех технических средств, которыми меня снабжали сверху, и не моя вина, что патронов и снарядов было мало, недоставало тяжелой артиллерии, воздушный флот был до смешного мал и недоброкачественен и так далее. Все подобные тяжкие недочеты, конечно, влияли на увеличение наших потерь убитыми и ранеными. Но при чем же я тут?».
Это – оценка действий нашей авиации в 1916 году со стороны наиболее успешного главнокомандующего русскими фронтами: «воздушный флот был до смешного мал и недоброкачественен».
А вот что вспоминал о нашей авиации в 1916 году генерал квартирмейстер войск Гвардии Б.В. Геруа:
«Подчинен мне был по должности генерал-квартирмейстера авиационный дивизион гвардии. Состоял он из старомодных Ньюпортов и т. п., летать на которых, по мнению захваченных нами австрийских и германских летчиков, означало самоубийство. Машины действительно имели ненадежный вид.
Они постоянно портились; вечно чинились и латались. Дивизионом командовал кавалергардский ротмистр Н. С. Воеводский, а в числе летчиков -«самоубийц» находился мой старый знакомый по лейб-гвардии Егерскому полку — Н. Н. Моисеенко — Великий. Оба — пажи.
Помощь нашей авиации вообще, а гвардейской в частности, была ничтожной.
Мы слишком заметно уступали противнику в этой области и состязались с ним вяло, по мере наших нищенских сил и возможностей.
Воздушная разведка, фотографирование и бомбардировки требовали разделения задач и большого числа аппаратов. Протягивая ножки по одежке, авиация наша работала, постоянно прихрамывая, спорадически и универсально.
Это была не военная авиация, а игрушка».
Тоже – поистине убийственная характеристика деятельности царской авиации…
Можно привести ещё один отрывок из воспоминаний генерала Б.В. Геруа:
«Пока же главной чертой нашего пребывания в Рожище были почти ежедневные бомбардировки его с воздуха. Налеты, начавшиеся 15 июля, вообще сделались регулярными и постепенно усиливались. Мы соответственно зарывались в землю. Местечко покрылось блиндажами. Вырыли «генеральский» комфортабельный блиндаж и для меня при доме, в который я перебрался после отъезда Игнатьева и который находился в нескольких минутах ходьбы от основной усадьбы штаба.
Но блиндаж этот не принес мне пользы: каждый раз, как я решался провести ночь в сырости моего подземного убежища, аэропланы не прилетали.
Но стоило мне лечь спать в доме, как рано утром, часов в 5, меня будил гром рвавшихся вокруг бомб. Соскочить с кровати и бежать тогда, в одной рубашке, через двор в блиндаж было стыдно и карикатурно…
Как-то раз воздушные бомбардиры налетели на Рожище вечером, часов в 8, когда уже стало темно и чины штаба, под председательством Гурко, ужинали в саду под открытым небом. Это было испытание нервов. Свист бомб, шум разрывов и жужжанье самолетов, кружившихся над местечком, были плохим музыкальным развлечением при ужине. Несмотря на то, что программа была приурочена к началу трапезы, нашлось немного охотников досидеть за ней до конца. Покинул стол, не дождавшись жаркого, один; его примеру последовали другие... Бегства не было; ужинавшие «отступали» по одиночке, в порядке и с видом беспечности; но стол быстро опустел! Остался до последней чашки кофе лишь сидевший на конце длинного стола Гурко и его два соседа: старик петроградский улан, балтийский немец, доброволец и чин для поручений, состоявший еще при Безобразове, и я. Должен сознаться, что выпив свой кофе, я счел свой долг выполненным и ушел. Гурко с уланом остались в дружеской и спокойной беседе. Они «пересидели» бомбы!...
Самолетов у нас по-прежнему было еще так мало, что мы не могли ни воспрепятствовать этим налетам, совершавшимся безнаказанно, ни сколько-нибудь серьезно мстить за них тем же оружием».
Подчеркнем, что все это происходит летом 1916 года.
Германская авиация совершенно свободно и безнаказанно РЕГУЛЯРНО бомбит штаб русской Особой (Гвардейской) армии.
Ни о наших истребителях, ни о зенитных орудиях и речи нет.
Командующий Особой гвардейской армией ВЫНУЖДЕН просто «пересиживать» бомбежку, надеясь на свое везение и помощь Божию.
Та же картина наблюдается и в Луцке: «в период июльских боев на ковельском направлении германская авиация практически каждый день наносила бомбардировочные удары по главной базе снабжения штурмующих ковельский укрепленный район войск – Луцку (Барятинская М. Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918. – М., 2006. С. 265).
Ну и ещё одно упоминание генерала Б.В. Геруа об авиации можно привести:
«…весь наш авиационный дивизион к этому времени числился инвалидом, а старшие штабы не дали других средств, — вероятно и не могли. Новые самолеты прибыли к нам и были собраны лишь к 27 июля, то есть явились горчицей после ужина…
Между тем противник, ничем не связанный, открыл жесточайший огонь по восточной опушке Кухарского леса, вгоняя обратно в него нашу пехоту и не давая зацепиться на окраине. Не удалась и попытка частей, наступавших по открытому участку к югу от леса, обеспечить захват его действиями во фланг отступавшим австрийцам.
Все это время неприятельская авиация была очень деятельна, и, по всей вероятности, план нашей атаки был ясен для противника как на ладони.
Мы, наоборот, смутно представляли происходившее по ту сторону леса и рвались наугад. Общее управление атакой сделалось бессильным и раздробилось, перейдя в руки мелких командиров, даже не полковых и батальонных, а ротных и взводных».
Интересна и ещё одна деталь из воспоминаний генерала Б.В. Геруа:
«Для должной постановки разведывательного отделения был вызван подполковник Рузский, набивший себе руку на этом деле. В частности, он принес с собой тонкости фотографической техники воздушной разведки и изучения ее результатов в «мастерской» разведывательного отделения. Область эта была новостью и налажена она была далеко не во всех штабах даже к концу войны, как мне пришлось лично убедиться впоследствии.
Разведывательное отделение раздвинулось так, что из квартиранта одной жалкой комнаты в Рожище превратилось потом в Луцке в хозяина двухэтажного особняка.
Приданы были армии и отряды самолетов, с которых можно было делать снимки неприятельских позиций.
В масштабе французского фронта число наших самолетов казалось ничтожным, но все же это было лучше, чем прежнее «ничего».
Итак, К КОНЦУ 1916 года, после ДВУХ лет мировой войны, в лучших войсках царской России, её Гвардейской армии, наконец-то осознали необходимость аэрофоторазведки и начали заниматься её организацией.
У немцев и французов это дело было налажено еще в 1914 году…
О том, как трудно обстояли дела с нашей авиацией в 1916 году пишет и русский историк-эмигрант профессор Н.Н. Головин: «…снабжение материальной частью по-прежнему было неудовлетворительным: мы получали из Франции только те образцы, которые считались там устарелыми.
Осенью 1915 г. германское наступление на Сербию прервало нашу кратчайшую связь с Францией, и отправленные нам аппараты и моторы оказались отрезанными в Салониках. Пришлось их переслать в Архангельск, куда по причине раннего замерзания они не дошли и остались зимовать в Александровске (на Мурмане).
Вследствие этого к весне 1916 г. наша авиация вновь оказалась в критическом положении. Выписанные нами французские самолеты лежали частью на Мурмане, частью во Франции; аппараты, выстроенные в России, за неимением к ним моторов загромождали склады и заводы. Когда же в июне месяце 1916 г. прибыли наконец в отряды французские аппараты, то они оказались совершенно устарелыми, и мы оказались не в состоянии бороться в воздухе с неприятелем на равных шансах.
Большинство воздушных боев между немецкими «фоккерами» и нашими аппаратами оканчивается не в нашу пользу, и длинный список доблестно погибших наших летчиков растет ежедневно».
В 1916 г. в небе над русским фронтом появляется грозный противник - знаменитый Фоккер Е. Этот весьма неуклюжий с виду, моноплан стал первым самолетом, оснащенным синхронным пулеметом, что и принесло ему значительные преимущества в воздушном бою. Машина хорошо показала себя на западе, где заслужила у летчиков Антанты прозвище «Бич Фоккера». Теперь эти истребители решили применить на востоке, где их первое появление было отмечено в январе на Юго-Западном фронте.
В рапорте заведующего Авиацией и Воздухоплаванием великого князя Александра Михайловича в Ставку от 2 июля 1916 года говорилось:
«…Обстановка на фронте вполне оправдала предположения о необходимости увеличения числа истребителей на фронте. Воздушные бои, ставшие обычным явлением, принимают все более ожесточенный характер, причем появление быстроходных, сильно вооруженных аппаратов противника парализует деятельность наших летчиков, не давая им возможности выполнять крайне важные задачи разведки тыла противника, столь необходимые в период настоящих операций. Примером может служить обстановка в 8-й армии, где несколько попыток наших летчиков пролететь до Ковеля неизменно кончались нападением на них, тотчас же по переходе через позиции, нескольких (5–6, а иногда и 8) истребителей противника…»
Интересный анализ действий нашей авиации в 1914-1916 годах содержится в книге Н.Н. Головина «Россия в Первой мировой войне», изданной в 1919 году в Париже.
Он приводит состав наших воздушных сил на 1 сентября 1916 года.
По его данным, Россия к этому моменту, имела 36 воздушных рот, в которых числилось 716 самолетов, на которых могли летать 502 летчика и 357 наблюдателя.
Из анализа этих цифр следует, что число самолетов значительно превосходило количество летчиков: более 200 самолетов в русской армии пилотов не имели.
«Если мы сравним вышенапечатанные цифры с соответствующими данными, приведенными для начала войны, то нельзя не констатировать роста наших воздушных сил», отмечает Н.Н. Головин
«Но такое примитивное сравнение говорит слишком мало. Дело в том, что за тот же период времени возросла и самая численность Русской армии. К 1 сентября 1916 г. число пехотных дивизий в Действующей армии по сравнению с началом войны удвоилось…
Подойдя к интересующему нас сравнению с такой точки зрения, мы должны прийти к заключению, что в конце 1916 г. Русская армия оказалась оборудованной авиацией лишь очень немногим лучше, нежели в начале войны.
Но если принять во внимание то, что за 2,5 года войны германская армия, так же как и французская и британская, сделала громадные шаги по пути развития своих воздушных сил, то окажется, что к концу 1916 г. Русская армия стала еще беззащитнее в воздухе, чем была в 1914 году».
Но и это еще не все.
Н.Н. Головин приводит таблицу интенсивности полетов русской авиации с начала войны по 1 сентября 1916 года, давая помесячное сравнение количества наших летавших пилотов, числа их боевых вылетов и общего времени их полетов, и приходит к следующим печальным выводам:
«Приводимые в этой таблице цифры ярко показывают, насколько незначительной по своим размерам была работа авиации в Русской армии.
Возьмем для примера месяц самой интенсивной работы. Это — август 1916 г., в течение которого совершено было 2116 полетов с общей продолжительностью 3444 часа. Это дает в среднем на один день августа 68 полетов с общей продолжительностью в 111 часов. Но в это время Русская Действующая армия состояла из 14 армий, общим составом более 200 пехотных и 50 кавалерийских дивизий. Протяжение боевой линии, не принимая в расчет Кавказского фронта, превосходит 1000 километров.
И для обслуживания таких колоссальных сухопутных сил авиация может производить в день лишь 68 полетов с общей продолжительностью в 111 часов.
Чрезвычайная слабость наших воздушных сил отчетливо сознавалась во всех инстанциях русского командования. «Брусилов, Каледин, Сахаров, — записывает в июне месяце в своих воспоминаниях председатель Государственной думы М. В. Родзянко, — просили обратить самое серьезное внимание на авиацию. В то время как немцы летают над нами, как птицы, и забрасывают нас бомбами, мы бессильны с ними бороться...»
Отлично сознавала это наша Ставка и потому внесла на Междусоюзническую конференцию, собравшуюся в январе 1917 г., просьбу о присылке Русской армии в ближайшие после 1 января 1917 г. восемнадцать месяцев 5200 самолетов».
Таковы РЕАЛИИ поистине плачевного положения царской авиации в 1916 году.
О том, как развивались боевые действия авиации на Западном фронте в 1916 году, поговорим в следующей главе.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/10/21/480