Жар в королевской бане стоял немыслимый. Деревянная постройка даже извне пыхала жаром, пар вырывался отовсюду. Айлех испытывал настоящее наслаждение от этой процедуры. В родной деревне банные дни устраивались каждую неделю. Матушка всегда отправляла Айлеха туда, давая чистую, свежую, пахнущую душистыми травами, рубаху. А Аяман долго морщила нос от такого количества душистых трав на теле её друга. Вспоминая всё это, лицо юноши озарила улыбка и на душе полегчало. Знал он, что наступит день, когда он снова увидит их и промчится по зелёным лугам и заросшим колючей ежевикой просторам леса.
После помывки Фаррел собрал всех возле казармы и сообщил, что после полудня в дубовой роще состоится обряд посвящения воинов и благословение короля на военный поход.
- Всем должно присутствовать, - строго взирая на каждого, вещал Фаррел. – Никому никуда не отлучаться. После будет пиршество во дворце. Вся личная дружина приглашена королем отдельно. Остальным будет дано свободное время до полуночи. Можете сходить в трактир, если возжелаете. Завтра выступаем.
И Фаррел как-то грустно взглянул поверх голов собравшихся, глядя, как в небе беззаботно носятся стрижи.
- Айлех, просыпайся, пора.
Барден толкнул друга, которого сморил послеобеденный сон. Он не сразу понял, куда его зовут. Ему снился такой приятный сон, в котором он бежал вдоль обрыва вместе с Аяман солнечным весенним днем.
В городе трубил рог, и все жители стекались в дубовую рощу, росшую неподалеку от крепостной стены.
Двое мужчин в белых мантиях вели двух быков – черного и красного. За ними, верхом на гнедом коне, ехал король, а за ним шествовала дружина.
В роще, на широкой поляне, горел костёр, а у каменного алтаря стояли люди в белых мантиях, с накинутыми капюшонами.
- Это дрисы, - шёпотом сказал, оказавшийся рядом с Айлехом, Барра. – Жрецы. Ведают всеми делами религии. И имеют огромное политическое влияние. Часто они влияют на короля больше, чем дружина. Знают о его делах больше, чем он об ихних.
Когда высокий дрис бросил в огонь дубовую ветвь, вокруг наступило молчание. Казалось, что вспыхнувшего пламени боялись все, даже король. Айлех оказался в первых рядах и видел все мелочи свершающегося обряда.
- Сегодня великий день! – возвестил, судя по всему главный жрец, вздымая руки к небу. – Сегодня боги даруют нам знамение и благословение короля Громыслава на великий поход! Молитесь же о его силе и победе!
Его обнажённые руки, поднятые к небу, представляли собой настоящее уродство. В шрамах, язвах, украшенные золотыми браслетами, они привлекли внимание Айлеха больше, чем слова.
Стоящий у алтаря дрис стал на распев воздавать молитву.
К жертвенному камню вывели чёрного быка. Мгновенье. Громкий детский возглас в рядах толпящихся горожан, и молодую траву окропила ярко-красная роса. Один из дрисов подставил чашу к шее быка, которая быстро заполнилась кровью.
Жрецы громко произносили непонятные Айлеху слова. Их голоса нарастали, и вскоре ему показалось, что он слышит речной поток, срывающийся с утёса.
Чаша, заполненная бычьей кровью, дошла до короля. Главный жрец сам поднес её. И король стал пить из неё. Детский плач нарастал, и Айлеху с трудом удавалось сохранять ясность мыслей.
Он неотрывно смотрел на короля, видя, как прыгает с каждым глотком его кадык, как тонкие струйки крови стекают по бороде и капают на траву. Позади него раздался тонкий тихий стон, и Барден закрыл лицо руками.
- Да прибудет сила священного быка с королём! – громко воскликнул жрец, и все поддержали его. – Пусть сила течет в его крови! И пусть эта же сила пребудет с его воинами! – и он передал чашу с кровью Фаррелу.
Айлех видел, с какой, едва скрываемой презрительной неохотой, тот подносит чашу к губам. И не дрогнул кадык Фаррела.
И чаша пошла передаваться из рук в руки, от губ к губам. Никто и слова не произнёс. Но Айлех увидел мученическое выражение лиц Бардена и Бойда, которым обряд посвящения не нравился так же, как и самому Айлеху.
Когда очередь дошла до Брендана, воин презренно взял чашу и сделал глоток, сразу же отдав чашу Ароду. И пока тот пил, брезгливо выплюнул себе под ноги, оставшись никем не замеченным. Айлех сделал тоже самое, что и Фаррел, а после поспешно отёр рукавом смоченные отвратительным питьём губы.
- Да прибудет с вами всеми могучая сила, посланная богами через эту невинную жертву! – и главный дрис выплеснул остатки крови в костер.
Вновь в огонь бросили дубовую ветвь.
Вновь сверкнул кинжал в руках главного жреца, и во второй раз пролилась кровь. Кровь красного быка предназначалась жителям города. Дрис возносил молитвы о защите города от врагов, от голода и болезней. Горожане взывали к небу и падали на колени. Чаша вновь передавалась из рук в руки. Плач и мольба смешались воедино и достигли своего апогея.
- Боги требуют человеческую жертву! – громкий возглас главного жреца перекрыл все голоса.
Он вскидывал руки, выкрикивал какие-то слова, белой тенью, которая становилась длиннее от заходящего солнце, метался по поляне.
- Кто хочет сам принять волю богов и даровать всем благословение? – взывал он ко всем собравшимся. – Кто хочет принести себя в жертву?
Но, похоже, желающих добровольно умереть не было.
Раздался перестук копыт. Громкие крики, и толпа расступилась. На поляну выскочил всадник, сопровождаемый десятком вооруженных воинов. На длинных смоляных волосах сиял красным золотом тонкий обруч с вправленным в его сердцевину карминовым рубином.
- Никто не желает, - громко и насмешливо воскликнул он, останавливая лошадь прямо перед жрецом. – Какой дурак захочет умереть от твоего кинжала, Катба;д?
Дрис, к которому обратился всадник, встал с колен и снял капюшон. Это был высокий муж, с роскошной, гладко расчесанной, умасленной рыжей бородой, под которой ярко-синей эмалью блестела фибула.
- В моей лишь власти исполнять волю богов, - жёстко произнес Катбад, презрительно сузив глаза. – А если ты презираешь священный обряд и не чтишь пантеон лесных владык, то гореть тебе, Дуфф, в самом жарком пламене печей загробного мира.
Дуфф громко рассмеялся. Его смех заполнил всю поляну. Среди горожан пронёсся возмущенный шепот. Но трудно было понять, что именно их возмутило.
- Ты служишь не тем богам, Катбад, - хохотал Дуфф и лошадь под ним громко заржала. – Им нет дела до тебя и твоих жертвоприношений. Боги забыли о нас. Не трать силы зря, дрис. Они тебе ещё пригодятся, когда будешь гнить в кроличьих норах, забытый всеми, кому служишь.
Катбад заскрежетал зубами, на лице заиграли желваки. Двусмысленные слова Дуффа привели его в ярость, которую он не мог выразить прилюдно, лишь тихо и ненавидяще смотрел на дерзкого всадника.
- Встретимся на рассвете, отец, - бросил Дуфф королю.
И, развернув лошадь перед Катбадом, он умчался прочь, сопровождаемый верной дружиной и возмущенными взглядами собравшихся. Король задумчиво посмотрел ему вслед и снова воззрился на пылающий огонь.
Айлех незаметно пробрался из толпы, чтобы посмотреть, куда направился сын короля.
Катбад вновь монотонно забубнил, вознося свои молитвы незримым богам. Сумерки над рощей сгущались, и пламя вздымалось до небес, заставляя всех отступать назад.
После обряда в роще остались лишь дрисы, продолжившие молиться за судьбу государя и его войско до самого рассвета.
Когда вся дружина пировала во дворце, Айлех и Бойд с Барденом сидели на пороге казармы, тихо размышляя о том, какие дела творятся в их родной деревне. Айлех большей частью молчал, глядя на усыпанное звёздами небо. Мысли его были далеко, в родном доме, в родном лесу. Когда разговоры были исчерпаны, Барден достал свирель и тихонько так, чтобы печальные звуки не долетали до королевских окон, заиграл. И под тихую мелодию мир погрузился в необъятную светлую печаль, неизмеримую людскими словами.
- Не спится? – к ним вышел Брендан, набивая тонкую трубку табаком.
- Поди усни в такую ночь, - вздохнул Бойд. – Здесь заканчивается наша определённость. Завтра всё будет иначе.
Повисло молчание, лишь Барден всё так же самозабвенно играл на свирели. Её звуки переплетались с тишиной, то возвышаясь, то предаваясь печали, то вдруг что-то новое проскользнёт в них, зарождая надежду в душе каждого, кто слышал в ту ночь эту мелодию
- Что это? – вдруг отозвался Бойд.
От замка, прячась от стражи и сливаясь с темнотой, отделилась долговязая тень и исчезла меж дерев сада.
- Кто-то отпировал уже, - предположил Брендан.
Но в его голосе не было уверенности. Смутные чувства вдруг нахлынули на Айлеха. Взглянув на мрачного Брендана, он поймал его чуть заметный кивок.
Любопытство и тревога подгоняли. И тогда они вдвоем двинулись в королевский сад.
- Куда вы? – всполошился Бойд, побежав вслед за ними.
- Всё это странно, - хмуро произнес Брендан. – Нечисто здесь.
Они втроем, скрываясь в густом мраке, торопились нагнать таинственного человека, чью, без сомнения, тень они видели.
- Мне следовало поднять мятеж.
Громкий и неожиданно близкий голос, заставил их остановиться, затаив сбившееся дыхание.
- Тогда бы Дуфф зарезал тебя, Фелиар, - в голосе говорившего скрывалась неприкрытая усмешка. - Джамбад не одобрит твоих намерений. Уже много лет ты служишь королю Громыславу, неся службу его сыну. Но никто не забыл твоих прежних подвигов. Думаешь, король запамятовал, из какой дыры ты попал в Дей-Адейр? Твоя затея мне совсем не нравится. Поэтому мой совет тебе – держатся тени, пока не наступит время.
- Значит, ты не поможешь мне?
- Нет. И больше не ищи со мной встречи. Нам обоим это ни к чему. Прощай.
И второй говоривший, шурша длинным плащом по траве, исчез. Фелиар ещё долго и безнадёжно ругался, а затем лёгкой трусцой побежал через сад и тенью просочился сквозь парадные двери дворца, мимо похрапывающих стражников.
- Тёмные дела, - тихонько присвистнул Брендан. – Против короля и его сына плетётся заговор.
- Нужно рассказать все Фаррелу, - Бойд громко шмыгнул носом. – Это всё так одним разговором не закончится.
- Фаррелу не понравится это, - Айлех задумчиво смотрел на дворцовые окна, где плясали отсветы свечей и слышались разудалые песни, исполнявшиеся хмельными голосами.
Когда он лежал под окном и смотрел на звёзды, в голове его творился настоящий сумбур от всего услышанного в саду. Отзвуки подслушанного разговора до сих пор звучали там. Что-то теперь будет? И кто такой Джамбад? Так в тревожных мыслях Айлех уснул неспокойным сном, в котором он слышал, как вернулись с пира воины и Фаррел, который еще долго ругался на неугомонных смутьянов, перебудивших половину казармы.
Сам же он долго ещё сидел за столом, склонившись над затрёпанной картой. Тени от свечи становились длиннее, а воск медленно таял. Тогда не спящий Брендан подошёл к нему и присел на скамью.
- О чём мысли твои, Фаррел, коли ты спать не можешь? – спросил он.
Фаррел тяжело вздохнул, устало обвёл взглядом спящих.
- Трудной будет дорога, друг мой Брендан. Много тяжёлых путей будет у нас, - произнес Фаррел. – Войско короля двинется завтра на юг. Но ведь армия против южных отрядов, которые поодиночке, как тени тьмы, нападают на наши заставы, полное безрассудство.
- И что же ты предлагаешь? – Брендан тоже склонился над картой.
- Сейчас эти предложения не к чему оглашать, - угрюмо сдвинул брови Фаррел. – Ибо не время.
Его пронзительный взгляд вцепился в лицо Брендана, словно спрашивая, можно ли доверять этому человеку все свои намерения.
- Утро близится, - ответил на его взгляд Брендан. – Негоже предводителю отряда ехать на войну уставшим.
- Верно, - согласился Фаррел, взглянув в окно, за которым небо чуть посветлело. – Завтра новый день и новая дорога. Идем спать, Брендан. Время разговоров ещё придет.
- Стоит выкурить трубку отменного табаку перед сном, - и Брендан поднялся. – Как ты думаешь, Фаррел?
- Можно и выкурить, сон крепче будет.
И они вдвоем вышли на улицу, лишь табачный дым заполнил казарму.
А над великими землями Аластриона, дома могучих государств и королей, за туманными горами Ха;бера, о чьих вершинах сказывалось только в преданиях, неспешно поднималось солнце, чьи лучи озарили прекрасный Дей-Адейр со всеми его окрестными землями.