Ранняя Ахматова. Стихи ее еще полны жизни, но они уже полны смерти. Каждое четверостишие - что мрачное дыхание одиночества, безысходности, потерянности. Возможно в лирике этого периода отражается семейная драма поэтессы. Ей 20 лет. Родители расстались и она совершенно одна. Но терзается ли она своим смертельным одиночеством ? Скорее всего нет. Подобное эмоциональное состояние - состояние беспомощности и повышенного градуса страдания, свойственно многим субкультурам современности. Например Готы, Эмо, как известно, ставят во главу угла своей идеологии «эстетику страдания. «Хорони, хорони меня ветер» можно также назвать своеобразным декадансом 20 века. Подобные же мотивы в литературном творчестве можно встретить и в прозе 19 - го века. Невольно вспоминается Аглая Достоевского с ее «представлением себя в гробу и слезами ее родственников». Жалость к себе толкает на создание подобных произведений литературы. Отсюда следует логичная актуальность этой темы , как в прошлом, так в настоящем и возможно в будущем. Анна Ахматова весьма патетично окрашивает новой живой палитрой чувств, свой смертельный душевный порыв: « Я была, как и ты, свободна, Но я слишком хотела жить» - пишет она. Также интересно отметить языческую и христианскую традиции, тесно переплетающихся между собой в этом ее стихе. Поэтесса обращается к ветру также как Ярослава в «Слове о Полку Игореве» обращалась к этой природной стихии. Но в строках «И вели голубому туману. Надо мною читать псалмы.» ярко проступает христианское мировоззрение. Подобная религиозная синтетичность удивительна, особенно если учесть, что Анна Ахматова относится к акмеистам. Конец стиха отсылает нас к Возрождению или Воскресению жизни. «Прошуми высокой осокой. Про весну, про мою весну». Материализм? Нет. Пожалуй все же нет.