Солнце зимнее светит, но не греет. Торопятся, подгоняемые морозом,прохожие. И даже машины, кажутся взъерошенными от холода и, как большие мохнатые медведи, урча, срываются с места, выпуская из ноздрей клубы дыма и инея. А город, как щеголеватый денди, высится над своими обитателями, время от времени меняя свой наряд. В дождь - на нем серый, атласный, сверкающий, просторный плащ и серая субтильная шляпа. В снегопад - на нем пушистая, серебристая, белая шуба и надвинутая по самые брови, остроконечная, меховая шапка. Летом - легкомысленный, зеленый наряд и он напоминает беспечного длинноногого папуаса в юбке из листвы, с ожерельем из дешевого стекляруса на груди. Осенью - он становится меланхолично задумчивым и одевается в цвета грусти и печали, не забыв оттенить однотонность своего наряда веселеньким пестрым шарфом.
Он никуда не торопится, вечно праздный и любопытный. Как будто спрашивает:" А что потом?" То веселый и беспечный, то грустный и отрешенный, то яркий и игривый. Это город моей юности, моего студенчества. И мне бывает здесь по - разному. То все хорошо, умиротворенно и благополучно. То вдруг сжимаются временные рамки, и множество разноликих проблем вдруг навязчиво обступают цепким хороводом. Но у меня есть альма - матер, с которой, собственно, связаны все мои печали и радости. Ее массивные коробки учебных корпусов и общежитий образуют целый городок. Здесь царит удивительная, светлая, добрая аура и мистическая просветленность ее обитателей: мы, студенты, неугомонный, шумный, беспечный народ и преподаватели, отягченные нашими проблемами, до которых нам дела нет.
Дни проходят веселой и торопливой чередой в угаре вседозволенности, свободы от родительского диктата. Как жеребенок, впервые вырвавшись на волю, шалеет от весеннего воздуха и простора и подняв хвост свечкой, несется во весь опор, сам не зная куда. Так и мы порою не знаем куда нас заносит. Многочисленные "н/б" черными зловещими галками укоризненно чернеют в журналах посещаемости, и предательские проблемы зияют в зачетных книжках. И тогда мы, студенты, похожи на промокшего, беспомощного цыпленка. А преподаватели в разных должностях: от ректора до куратора - на перепуганных, кудахтающих квочек, ринувшихся спасать своих злосчастных питомцев.
Доброта - всегда благо. Но воздействует по - разному, порою, диаметрально противоположным образом. Она может обрадовать, когда ты стараешься изо всех сил, но их не хватает на последний шаг и тут внезапно кто - то легонько подталкивает, помогая преодолеть заминку.
Она может придать сил и помогает обрести себя, если денно и нощно сидишь за кипой учебников, но в общем - то не уверен в себе, и все формулы и определения не держатся в растерянном сознании. Но она может привести в состояние нокаута. Морального. Когда люди, отягощенные положением, интеллектом, материальным благополучием, проникаются участием к студенту, который вовсе этого не заслуживает. Когда декан вместо того, чтобы наказать, сидит на телефоне и разводит проблемы, теперь уже снулого, верзилы и сердце ее бьется как птица в тенетах, от жалости к этому лоботрясу. А усталый, убеленный сединою ректор просит его вспомнить все - таки об учебе. И вечностью кажутся минуты, и нестерпимо хочется провалиться сквозь землю и жарким пламенем горит лицо под добрым проницательным взглядом женских глаз, притворно - равнодушно затененных подрагивающими ресницами...
Альма - матер, я твой неоперившийся соколенок, который еще не научился летать. Ты поддерживаешь меня, когда меня порою не держат крылья. Ты веришь в меня, когда я никто. И все мои планы - еще в будущем. Ты ложишь к моим ногам Знания, Опыт, Великодушие. И мне нельзя не оправдать твоих надежд.
Я непременно научусь летать.
Летать высоко. И ты, Альма - матер, запрокинув голову, будешь гордо
говорить:"Это мой соколенок!" И, где бы я ни был, кем бы ни стал, никогда не забуду подрагивающих ресниц декана и ее белые пальцы, сжимающие телефонную трубку. Прекрасная птица моей печали и надежды, удержавшая меня на краю...
Долг мой неисчерпаем перед Ней... и перед тобой, Альма - матер.