(1896 г,Город Павлодар на Иртыше).
Долго не могла понять фрау Раубе, что происходит с её мужем. Вот уже неделю, как Александр Иоахимович приходит домой со службы, съедает свой миттагессен и тут же до ужина удаляется в свою домашнюю веркстат – мастерскую, причём крепко запирается на щеколду. Не раз Долли крадучись подходила к двери, но видеть ничего не смогла.
До самого вечера субботы фрау Раубе сгорала от любопытства. Что он там затеял? Нет бы, отдохнуть после службы на телеграфе, подремать или с ней, женой, поиграться, сходить на берег Иртыша или в гости. Из-за двери из толстых досок были слышны постукивания, лязганье, потрескивания, журчание льющейся воды.
Один раз внутри мастерской раздался такой сильный треск, что Долли перепугалась, схватила стоявшую у косяка лопату и стала колотить по двери. Она приоткрылась, в щель высунулось перемазанное копотью лицо мужа.
- Что там у тебя делается? - начала было негодовать Долли (в миру благородная павлодарская мещанка Дарья Ивановна)/
- Майне либлинг, не порть мне сюрприза. Лучше посылай Миньку в слесарню за Дудоладовым, а сама приготовь самовар, штофы рейнвейна и закуску.
У фрау Раубе немного отлегло от сердца. Кликнув дремавшего в бурьяне Миньку, Долли погнала ледащего подростка за Дудоладовым, позвала сторожа телеграфной конторы Камалбая. Тот охотно взялся раздувать ведёрный самовар.
А хозяйка удалилась в квартиру и занялась приготовлением к небольшому застолью: покрыла обеденный стол собственноручно вязаной скатёркой, достала из буфетной горки гранёные рюмки, расставила их кругом, а в центр между ними водрузила вино в квадратных бутылках из темного стекла.
Кухарка Матрёна, что до этого сидела на приступочке у крылечка и широко зевала от скуки, усердно взялась расставлять «блюдья» (так она называла тарелки и миски) раскладывать ножи и вилки. Прибежавший от Дудоладова Минька тут же был нагружен по уши – таскать из погреба солёные грибы, квашеную капусту и мочёные яблоки. А женщины взялись разогревать на уличном очаге припасённое на леднике варёное мясо, жарить кур и рыбу.
Почти всё было готово, когда Раубе с довольным и влажным от умывания лицом (он никогда не тёр лица полотенцем) вошёл в гостиную. Тут же в квартиру постучались – это пришёл местный оружейник и механик Дудоладов, который давно уже завёл дружбу с господином Раубе из-за его больших познаний в электротехнике.
Раубе впустил Дудоладова и предложил гостю на выбор венский стул и вольтеровское кресло, с недавних пор вошедшее в моду у зажиточных павлодарцев. Оружейник уселся в кресло и приготовился слушать.
– Э-э-э… – не сразу подыскал нужные слова помощник начальника телеграфной конторы. – В общем, похоже, что наша с вами гезелльшафт состоится. Пока женщины тут суетятся, мы должны подготовить сеанс нашей пробной демонстрации. Вилькоммен, прошу в мой веркстат. Минька!
Мальчишка тут же влетел в двери гостиной, под которыми подслушивал.
– Шнель, сходи в магазин господина Дерова и скажи старшему приказчику Поздышеву: пусть пришлёт сюда трёх амбалов,
В мастерской Дудоладов увидел нечто вроде цибарки, металлический цилиндр, опутанный проводами и утыканный пластинами из меди и стекла.
– Гляди ж ты! – изумился Дудоладов. – Зело умудрённый народ в Европе! Ишь, напридумывал… этот… как его?
– Лекланшё, – чуть-чуть снисходительно улыбнулся Раубе. – Он называл это сухими элементами, и они гораздо выгоднее гальванических батарей.
Во дворе послышались голоса.
– О! – Раубе поднял вверх длинный костлявый указательный палец с изъеденной химикатами подушечкой. – Грузчики пришли! Форвертс, камрад, во двор!
– Да уж, вперёд, к прогрессу павлодарскому! – добродушно усмехнулся Дудоладов и неторопливо вразвалочку последовал за юрким помощником начальника телеграфной конторы. Все пятеро служащих телеграфа и сам начальник вышли во двор и приняли соответствующие уставу официальные позы и выражения лиц.
Раубе распорядился, чтобы выносили наружу из мастерской приготовленное оборудование. Амбалы сначала вынесли здоровенный ящик, в коем обычно хранились бутыли с купоросным маслом, потом десяток цинковых цилиндров, и под конец выволокли во двор сложенные кольцами провода с нанизанными на них стеклянными пузырями, каковые доводилось видеть на пароходах.
Павлодар – городок маленький и скучный, и всякий обыватель в нём жаждал узреть что-нибудь необычное, кроме спектаклей мадам Плотниковой в пустующей конюшне и цирковых представлений в деревянном шапито.
И пока Александр Иоахимович, как ястребок, летал по двору и хлопотал вокруг своего диковинного снаряжения, явились непрошеные гости, из тех, что по соседству. На заплот, отделявший двор от ресторана, принадлежавшего китайцу Ван Юн Сану, взгромоздился сам ресторатор и часть его обслуги.
Прибыла на извозчике и мадам Плотникова, жена пароходчика, в сопровождении своего «адъютанта» Федора Вереденко (за глаза его звали по инициалам Фэфэ), акцизного чиновника, великого охотника до музыкально-драматического искусства. Из-за этого он слегка манкировал службой, что было на руку плутоватому купечеству.
Пришли своими ногами купцы Рамазанов, Охапкин, Баландин и Суриков – им рукой подать до телеграфной конторы. Пожаловал и Артемий Иваныч Деров в сопровождении своего помощника по городской управе Асямова.
Сторож Камалбай и Минька умаялись, таская из конторы и квартиры стулья и кресла господам. Публика попроще (её тоже явилось немало) обошлась своими средствами присели кто на кирпичики, кто на груду брёвен, кто и без церемоний – на собственные ягодицы, сминая травяной ковёр.
Благо, двор, а скорее проход и проезд между телеграфной конторой и соседними домами на Троицкой улице был широкий. Уместились все, кому не лень было явиться.
Амбалы по указаниям Раубе и Дудоладова воткнули в землю полукругом большие шесты и развесили на них провода с лампами. Потом к действу приступили инженер-телеграфист и оружейник.
Составленные в ящике цилиндры они как-то по-особому соединили пластинами того же металла, что и цилиндры, а потом привинтили концы проводов к медным головкам, выступавшим по краям.
Люди смотрели во все глаза, не упуская из поля зрения ни единой мелочи. Мадам Плотникова светилась от предвкушения красивого зрелища. Разве что Деров хранил на лице мину деланного равнодушия – не пристало все-таки коммерции советнику, кавалеру орденов Станислава, Анны и Владимира уподобляться простодушному зеваке.
Остальные же не тяготились особливым этикетом, пялились, таращились и глазели во все очи, как голодные коты.. Приготовления закончились, и помощник начальника телеграфной конторы поднял руку, требуя внимания.
– Господа и почтеннейшая публика! Техника и наука служат всеобщему благу людей без различия сословий и состояний, и при этом без зазрения морали, потому что результат зависит от доброй или злой воли тех, кто направляет прогресс в русло общественных интересов. Мы с известным нам всем Иваном Павловичем Дудоладовым приняли близко к сердцу нужды павлодарцев и решили предложить всем нам на пользу такой научный и технический феномен, если просто сказать – чудо, но управляемое волей ума и мысли человека. Этот феномен – электричество. У нас здесь мы знаем его, как силу, движущую телеграфные сигналы по проводам. Оно же зажигает лампы на пароходах. И оно же может принести нам свет в прямом смысле – свет в дома и на улицы. Иван Александрович, вы готовы? Начинаем! Включайте!
Дудоладов без промедления надел провод с колечком на конце на выступ, торчащий из крайнего цилиндра. Гирлянда из угонных ламп ярко вспыхнула на фоне вечерних сумерек.
– Вот! – с видом победителя сказал свое слово Дудоладов. – Как захотит хозяин, так и поступит. И в избе-квартире, и в пригоне-баньке-сарайке, и во дворе-усадьбе и в магазине-витрине, лампу с этим вот элементом укрепит и давай освещайся. Тем более на улице, да в гостинице, да в присутственных местах.
– И в театре тоже! – отважился вставить вое мнение Вереденко.
– Как дорого это встанет? – полюбопытствовала мадам Плотникова.
Дудоладов и Раубе вздохнули разом.
– Дороговастенько, конечно, – сожалеющим тоном ответил Дудоладов.
– Сухие элементы, как вот эти, более доступны. Они гораздо дешевле гальванических батарей, долго служат, если просто пополнять материалы взамен израсходованных, – пояснил Раубе. – Кроме тех, что мы с Иваном Павловичем употребили, есть и другие, например, водоналивные с нашатырём.
– Так что слово за вами, господа общество. А мы с Яхимычем расстараемся, – подвёл свою черту Дудоладов.
От дверей квартиры, с крылечка раздался голос Дарьи Ивановны:
– А теперича, если покончили, так прошу дорогих гостей к столу.
Званые гости прошли в квартиру, остальная публика разбрелась. Сторож Камалбай запер кованые ворота телеграфной конторы. Раубе со словами «вот ваш гонорар» выдал амбалам по алтыну и велел всё собрать и снести в веркстат, а Миньке присмотреть за ними и потом навесить замок на мастерскую.
Амбалы поблагодарили его за «гонорар» и попросили:
– Дозвольте погодить с уборкой. Мы ещё позырим – уж дюже оно красиво светится.
… По прошествии месяца Дудоладов выправил в городской управе промышленное свидетельство о подряде на устройство иллюминации, записал в нём господина Раубе в качестве компаньона-советника (поелику из-за госслужбы нельзя было тому напрямую заниматься подрядами).
И почти все купцы-магазинщики обзавелись батареями для осветительных эффектов. Городская управа захотела было установить лампы вместо фонарей вдоль торговых рядов на Владимирской улице, но господин Каменщиков, жандарм и полицмейстер в одном лице, согласия не дал. Мол, куда я городовых дену, и так их сократили с 11 до 7 нижних чинов; не дай бог и ведомство сократят… А ночные сторожа с колотушками не доглядят; любят, байбаки, прикорнуть до утра в затишке.
…С того дня осветительными сухими батареями обзавелись все 5 пристаней, склады, усадьбы, торговые дома и лавки. Купив однажды снаряжение, все хозяева прошли выучку по обращению с ними у Раубе и Дудоладова (тоже не безвозмездно). И рампа на спектаклях мадам Плотниковой сияла светом разливанным.
Наладив изготовление батарей, Дудоладов после очередной поездки в Омск за материалами, снова посетил Раубе, и на этот раз для Долли не было секретов – компаньоны говорили при ней. С немалым изумлением она узнала, что есть на свете синема (тоже что-то явно из французского языка).
И как же было приятно Дарье Ивановне лицезреть, как её драгоценный супруг вновь блеснул талантом и учёностью:
– Не сомневайтесь, Иван Павлович, везите проектор, а мы с вами к нашим батареям подсоединим хорошую динамо-машину с устройством для вольтовой дуги. Она будет сверкать в лампе с двумя углями и передавать синема на экран в лучшем виде.
Так оно и устроилось. И не раз порой Александр Иоахимович, сумерничая дома со своей Долли-Дарьей, говаривал:
– Если бы не Лекланшё, жили бы на одно жалованье. А так и людям польза, и нам немалый гешефт. Не хочешь ли, душенька, в синема к Дудоладову?
– Нет, – отвечала супруга. – включи лучше гирлянду.
И Раубе прямо в кресле нажимал рычажок. За окном вспыхивала и не просто светилась, а благодаря новинке – реле – переливалась и подмигивала новая гирлянда из окрашенных разными цветами ламп.
И в этих переливах грезилась супругам Раубе жизнь культурная, комфортная, совсем праздничная, как свет этой гирлянды… «Гирлянда – что-то тоже французское…», – в полудремё думалось Дарье Ивановне. И забывалось, что завтра опять повторится смертная скука в этом пыльном нудном городишке на обрыве над быстрой рекой с мутно-зелёной водой.
Вместе с супругами из своего чуланчика смотрел на это сторож Камалбай, и ему так хотелось, чтобы в его мазанке, что поставил он на отшибе Павлодара в Жатаках, тоже засветилась такая лампа. А что? Сын подрос, в киртатшколу отдать к Абикею Сатпаеву, выучится и тоже сможет на телеграфе работать. Заодно и в родной хатке… Зачем в хатке? Образованные люди в квартирах живут, дома себе строят, как Рамазанов, Айтыкин и Тумашев. И у них в домах лампы светятся.