Малые Улеташки

Белоусов Шочипилликоатль Роман
Автор уж особо и не припоминает, а, быть может, и припоминает, да знать не хочет, как оказался в этой всеми позабытой деревеньке, да и имеет ли это значение? Ведь факт не изменить: оказавшись здесь впервые, ты вряд ли отыщешь обратный путь. История всё же такова, и уж простите вы меня, старика, если где и привру, давно ведь было это, при царе ещё батюшке. В ту злополучную ночь я возвращался в Подмухины Можжевеловки с небольшим фургоном отборнейшего фуража для не менее отборных породистых лошадей.

И только стоило мне лишь заехать в Малые Улеташки, как правое переднее колесо фургона, всю дорогу беспокоившее меня своим непомерным скрипом, истерично подвзвизгнуло последний раз в своей деревянной жизни и окончательно развалилось вдребезги на мелкие части и осколки, вовсе улетевшие в ближайшую лужу, огрев по пятачку мирно похрюкивающего от преприятных сновидений поросёнка, самодовольно распластавшегося в ближайшей луже. Тот, спросонья не разобравшись, что и к чему, поднял такой дичайший визг и лязг, что пробудил к жизни дворняг со всей околицы, котов и полдеревни жителей впридачу, перевернув и выплеснув на себя покоившийся возле забора чан с ледяной дождевой водой.

Огретый по пятачку и ошпаренный прехолодным душем, молодой свин от страха направил свои копытца в ближайший подлесок, где, судя по всему, его благополучно скушали волки, поблагодарив меня за трапезу и улучшив тем самым мою личную карму. Я, конечно же, не преминул выскочить из фургона и огреть по тюбетейке укутанного в тулуп кучера Емельяна Гэль, этого сукина сына, которому ещё месяца три назад барским указом повелел заменить старое колесо, растрескавшееся от дурного качества наших неказистых губернских дорог. Однако же Емеля посмел ослушаться моего высочайшего приказа, и посему мы теперь соизволили пожинать вполне закономерные плоды, порождённые идеальным сочетанием двух русских зол с мировой известностью.

На поднятый шум-гам выбежала хозяйка злополучного сбежавшего поросёнка. Одета она была в сарафан, лапти, чепец, ночные лунозащитные очки, о которых я слышал только, что подобного рода очки по традиции применяются, время от времени, отечественными оборотнями в целях защиты от превращений. При появлении на пороге хозяйка держала в правой руке сковороду, а в левой - мухобойку.

- Разрешите представиться, - отрапортовала она. - Мария Амфибрахьевна Сучрай, владелица местного публичного дома, а муж мой, Павел Гобеленович Сучрай, знаете ли, большой трезвенник и собачник, что для нашей деревни почти одно и то же. А Вас как величать изволите, господин знатный?

- Фелан Аскимович Евсипеенко к вашим услугам, - я вытряхнул из котелка одну из георгин, плантациями росших на полях моей благородной

шляпы, и вручил цветок Марии Амфибрахьевне, учтиво поклонившись. - Не изволите ли предоставить на ночь кров потерпевшему аварию путнику? Я был бы Вам за это бесконечно благодарен.

- Отчего же нет? - откликнулась Мария. - Проходите, конечно, гостем дорогим будете. Только, понимаете ли, какое дело, мы с мужем всё никак не могли раньше решить, что для деревни важнее - мои красные девицы или его гончие барбосы. Даже ссорились из-за всего этого постоянно, но впоследствии поняли: чему бы то ни было одному здесь не место. И тогда, впервые за всю историю человеческих цивилизаций, объединили аристократическую псарню с элитной гостиницей расширенного услужения, - Мария Сучрай нажала на какую-то кнопочку на мухобойке, и между квадратиков мухобойной сеточки вспыхнули разноцветные молнии. - А это, дорогой мой, изобретение местного умельца - Сеньки Криворукого. У него же как обстоят  дела: что ни день, то новое изобретение! Но извольте проследовать за моей антимушиной электролучиной, и сами всё увидите и поймёте.

Я и впрямь проследовал за хозяйкой вовнутрь помещения, оказавшись в круглой зале с красивыми столами и античного вида колоннами, где верхом на далматинцах, лабрадорах, колли, догах и медведподобных бочках чау-чау разъезжали нагие девушки с ярко окрашенными волосами настолько противоестественных цветовых оттенков, что складывалось впечатление, будто некие из девушек пропитывали свои пышные вьющиеся шевелюры ртутной киноварью, а иные же выращивали там, по всему судя, не что иное, как сине-зелёные водоросли, стараясь походить на русалочек.

Причём волосы, имевшие у девушек характерный окрас во всех частях тела, где волосам расти надлежит, настолько гармонизировали с осёдланными собачками, что складывалось впечатление, будто по зале разъезжают усохшие в размерах мохнатые кентавры, променявшие за долгие столетия, прошедшие со времён Античности, статные конские тела на жилистые, приземистые и витиевато выпуклые тушки породистых пёсиков. Меня попросили следовать в комнату, самую дальнюю из всех, и почему-то оснащённую маленькой и узкой круглой дверью, выполненной в виде пентаграммы. За дверью обнаружился вполне себе просторный холл добротных очертаний, в котором работал над баночками и скляночками какой-то человек в филигранно круглых очках, державший зубами промасленный бычий ремень, источавший аромат фиалок.

- Сенька Криворукий, - представился человек, протянув руки, и впрямь оказавшиеся кривыми. Сенькины локти выглядели вывернутыми наизнанку, ногти отсвечивали лазурно-бирюзовой благородной синевой, а из щетинистой башки торчала гигантская сигара, скрывавшая никак не менее двух третей его небритого лица - лица великого изобретателя Сеньки Криворукого, последователя Кулибина в статусе местного «левши». - Позвольте, барин, представить Вам мои изобретения. Вот это – не что иное, как ночнушка-слизевик для окукливания. Она очень любит обволакивать тела, в том числе и, так сказать, не совсем живые.

А вот это - пищевой фонарь. Вы изволите его кушать, а он изволит освещать ваши внутренности, выглядывая из пищеварительного тракта. Просто незаменим в ночных путешествиях. При взаимодействии с желудочным соком особый химический состав фонаря начинает исторгать очень яркое люминесцентное свечение. Осталось только оголить пузо - и Вы уже нигде не заблудитесь. А это - самые настоящие вилы-глобус. Ими вполне можно разгребать сеновалы, разгоняя предающиеся плотским утехам парочки, но если Вы соизволите вдруг повращать мои вилы быстро-быстро, как если бы скатывали себе хлебные  крошки между ладонями, то особый хромированный узор вил образует прозрачный глобус, висящий в воздухе.

А здесь, - он поднял над головой страшное склизкое существо со множеством глазок, хоботом и неизменными, будто бы остекленелыми крапинками, сплошь усеивающими шкуру, как расползшаяся аллергия. - здесь мы видим дракончика-кошачью монету, - существо вытаращило все шесть глаз и начало обильно выделять через поры, открывшиеся в алеющих пупырышках, тяжёлую и хлюпающую эфирно-ароматическую жидкость лилово-розового цвета, от которой пахло свежескошенной травой, сиренью и ржаным хлебом одновременно. - Если Вы изволите пожелать, дабы домашняя кошка выполняла хозяйственные или даже сельскохозяйственные работы, да хоть бы и кучером у лошади Вашей была, то платите ей дракончиком - кошачьей монетой, и всё - кошка вся внимание и в вашем распоряжении. По народному поверью, не лишенному, однако же, значительной доли истины, именно кошки - лучшие в мире камердинеры во дворцах знати.

На полке Вы, дражайший Фелан, можете наблюдать планирующий автолоп полиэтиленовой пупырчатки. Во время полёта он имитирует брачный зов летучих мышей, направляя стаи из ближайших пещер на пупырчатый полиэтилен для автолопанья с высокой производительностью и коэффициентом полезного действия. А вот здесь, в горшочках, я вырастил не что иное, как самые настоящие живые одеколонные цветы. Они накапливают в полостях, образовавшихся из разросшегося цветоложа, особый состав из ароматических масел, воды и некоторого количества этанола, образующегося в процессе брожения.

При этом выращенные мною растения весьма болезненно реагируют на яркое освещение. Если на одеколонный цветок посветить фонариком, то он, дабы защититься, схлопывает свои лепестки, начинающие давить на полость бурления, одеколон из которой в целях отпугивания врагов распыляется в окружающее пространство через разветвлённую сеть дыхалец и канальцев. Вот этот цветок пахнет сыром, тот же вон там, на краю полочки - попугаями, а рядом - шерстяными носками, и ещё чуть дальше, между колбой с хинолином и банкой с заформалиненным тритоном, цветок имеет характерный запах свежесрубленного конского хвоста. Вы когда-нибудь рубили конский хвост шашкой? Уверен, что никогда не рубили. А напрасно, напрасно - очень достойное занятие!

В аквариуме у окна Вы можете наблюдать мою недавнюю разработку: лобстера-будильник. У него на брюшке ровно двадцать четыре деления, и если нажать на одно из них, то ровно в тот самый час, который соответствует номеру чешуйки на пузике лобстера, тот вылезает из аквариума, заползает Вам в трусы и начинает щекотать там усами и хватать клешнями за всё подряд, чем, собственно, и изволит привести Вас в чувство строго в назначенный ему срок.

А сей красный плод есть не что иное, как конский ускоритель. Он обладает особенной степенью жгучести, поэтому, будучи вставленным в задний проход Вашей лошади, увеличивает скорость поездки от полутора до двух раз даже без применения кучером кнута. Теперь видите ползающую по столу зверушку? На самом деле это дымовая граната, правда, она ещё не созрела. Ух, деловущая, ажно волосы дыбом у нас колосятся от её эффекта! Хотя, если честно, то это - улитка-дождевик. Пока она ещё маленькая, то у неё имеется особого рода брюхо-присоска, как и у всех прочих брюхоногих улиток. Но когда споры дождевика в неё вызревают, то улитка останавливается, придавленная тяжестью собственных грибных спор. Тогда её можно хватать и бросать - накопившихся внутри спор достаточно, чтобы создать почти осязаемый эффект дымовой гранаты, плотную деревянного цвета пыльную завесу...

Когда я покинул комнату Криворукого, было уже далеко за полночь. Вблизи не оказалось ни повозки моей, ни кобылы, ни кучера. А в опочивальне не обнаружилось даже постели. Зато вместо неё оказалась белая овца, тщательно пережёвывающая корм. Хорошая такая овца, добротная. Пушистая, как Пушкин. Пористая, как губка. Посмотрев на меня, она сказала: «Ты Луну мою не тронь - я была хороший конь. Но попала в этот грот. Всё теперь наоборот. Сенька дал мне эликсир - удалил излишний жир. У меня внутри огонь накрывает, точно вонь. Завела Сучрай бордель, всем даёт особый гель. Кто намажется им раз, тот откроет третий глаз. И вообще её чепец не для вынутых сердец. Оттого ли без ключа держит маленьких девчат?»

Ну а мне ничего не осталось, кроме как сесть на болтливую овцу и поехать, ибо использовать её в качестве кровати было не вполне удобоваримо. По пути, проезжая сквозь залу, я обратил внимание, что всем «собачьим» девушкам и впрямь лет то ли тринадцать, то ли четырнадцать. Так что сдала овца хозяйку, прямо со всеми потрохами сдала. Ну да я не полицмейстер - еду себе да еду, никого не трогаю.

Когда же я добрался на овце до окраины леса, то изумлению моему не было предела: кромка деревьев вытягивалась, как кожа с вытатуированными фотообоями, отпружинивая моё бренное тело обратно в сторону деревни, причём вместе с овцой. Упруго и эластично. Внезапно меня догнал Сенька Криворукий с криком: «Фелан! Фелан! Послушай!  Топор-то наш - огогогого - детям радость, а мы всё равно в полной балде!» С этим восклицанием изобретатель вручил мне золотой топор с выгравированной древневавилонской клинописью.

Так и еду вот с тех самых пор из Малых Улеташек с золотым топором наперевес. Да только уехать всё никак не могу почему-то.