Тит Сусликоватый был мальчиком с веслом, а оттого был весёлым. Если он представлял, что весло - это руль, то движение на всей планете останавливалось на радость пешеходам, а водители начинали галдеть, словно последние достопочтеннейшие галки.
Полицейский Борзюков не любил Тита Сусликоватого и всё время ему неустанно твердил: «Ты, регулировщик асфальтный, зачем у честного народа хлеб непосильный отбираешь, работать нам всем, вместе взятым, мешаешь?» При этих словах Тит всегда начинал раскидывать вокруг себя фонтаны хлебных сусликов, крича: «Держи свой непосильный хлеб, о великий дятел Вуду!» Хлебные суслики разлетались до ближайших дверей и щелей. Просто они недолюбливали всего две вещи в мире - солнечный свет и запах подгоревшей карамели, а Тит Сусликоватый и дня не мог прожить без того, чтобы не забыть на плите свою пережаренную карамель, доведя её до кондиции сладеньких угольков.
Баба Калюпа сидела на лавочке и караулила, когда же на горизонте замаячат мигалки автомобиля, развозящего полицейского Борзюкова по всяким там сомнительным полицейским местам. А когда мигалки всё-таки появлялись, Калюпа стремительным рывком направлялась к машине и непрестанно старалась поставить свой батожок в колёса автомобиля, заявляя, что ругать Сусликоватого - это её исключительная привилегия как почётной бабульки-соседки, и никто в целом мире не имеет права даже прикасаться к Сусликоватому потому, что он обещал ей как-нибудь во время драки просыпать щепотку-другую хлебных сусликов, без которых нечем кормить бабкиных кур, зимующих на веранде восьмого этажа. Куры те были далеко не промахи, поэтому питались исключительно хлебными сусликами, заставляя блаженную старушку препираться с Титом посредством непристойных речей.
Неподалёку от дома полицейского Борзюкова проживал параноик Кулуш Гумаго. Кулуш очень боялся, что когда-нибудь полицейский возьмёт его за шиворот и начнёт отчитывать за все подряд преступления и проступки, а потому каждый день ходил в аптеку за ватой для ушей, чтобы в случае чего можно было заткнуть уши. Ведь если ничего не слышишь, то, по идее, уже и не так страшно, как если что-то слышишь. Когда единственный раз в его жизни в дверь всё-таки позвонили, то Гумаго не стал размениваться на мелочи, а выпал сразу пятитысячными купюрами в осадок. Входная дверь его в тот день отворилась под дуновением ветерка, а на пороге стояла взъерошенная баба Калюпа с пылесосом «Шмель» наготове. Калюпа почти мгновенно вошла в транс и начала камлать: «С пылесосом мы вдвоём песню про шмеля споём. Длинный шмёль - унты засели, только вот не насовсем, разве что на три недели в танце капиллярных клемм».
Цучъ был китайским звездочётом. Он очень любил собирать коллекции звёзд, делая снимки со стёкол окружающих домов. Оттого, что он настраивал телескоп на отражения, ему часто приходилось наблюдать частную жизнь своих соседей. Их Цучъ также фотографировал и затем снимки выкладывал в Интернете на сайтах знакомств, поскольку выкладывание снимков частной жизни соседей на сайтах знакомств было его вторым хобби после астрономии. За то, что звездочёт так делал, он бывал частенько бит бабой Калюпой, засасывавшей своим пылесосом все его вещи. Но тут уж ничего не поделаешь, поскольку хобби есть хобби, от него уйти никуда не возможно, а нужно соблюдать, словно бы ритуал какой важный очень. У бабы Калюпы было вот и другое хобби: она усовершенствовала собственный пылесос, встроив вовнутрь любимого агрегата маленькую чёрную дыру. С этих самых пор, он начал пылесосить заметно качественнее, чем раньше, почти совсем, как заграничный, но только с чёрной дырой внутри.
Ляпа Бямь был космонавтом. Он был им теоретически. Практически же он никогда не летал в далёкий космос, да и в близкий тоже не летал, однако же это вовсе не мешало ему быть космонавтом. Каждое утро под вой сирен и перебранку Тита Сусликоватого с Борзюковым Ляпа Бямь становился на балкон и подставлял солнцу солнечное сплетение. Он не любил сущностей, цепляющихся к телу, поэтому стряхивал их со своей кожи каждый будний день, а по выходным он предпочитал влажную чистку, поэтому всегда вызывал грозовой дождь с градом. Даже зимой.
Ляпа вытягивал свои астральные щупальца далеко в космос и начинал вращать планеты со звёздами, а некоторые огнепоклонники даже объявили его движущей силой Вселенной - Ормуздом. Но, на самом деле, никакой он, конечно, был не Ормузд, и даже не Ахриман, а самый обыкновенный космонавт Ляпа Бямь, который никогда в жизни не бывал в космосе, несмотря на то, что для него не представляло труда подтянуться на выставленных далеко в открытое пространство щупальцах и попасть в открытое космическое пространство или даже на Марс.
Люк был джедаем - ассенизатором. У него профессия ассенизатора была. Можно так сказать, просто генетически передавалась из поколение в поколение. Главным врагом Люка был Дарт, играющий в «дартс» в люковых ассенизационных комнатах. Поводом для игры всегда становилось хаотическое движение звёзд на небе, которые со своего балкона и будучи в одних трусах вращал Ляпа, активно простимулированный криками Борзюкова и Сусликоватого под обкамланное гудение калюпиного «Шмеля» с чёрной дырой внутри. Дарт свинчивал люки со всех канализационных отверстий и гаечки с труб. Элементарно цеплял их кончиками с натянутыми крысиными хвостиками, превращая в дротики. Он начинал играть в «дартс» рано утром, а заканчивал поздно осенью, поскольку не мог остановиться. Когда он проигрывал сам себе, то всенепременно отрубал огромным таким топорищем какую-нибудь часть своего тела. Но не всё было так просто в жизни его.
За Дартом постоянно бегал полицейский Борзюков, чтобы поймать, судить и казнить, поскольку калечиться было запрещено: за мелкое увечье карой могла быть только казнь посредством кварковой дезинтеграции, а игра «дартс» и вовсе была объявлена вне закона по причине своей азартности. Люк же бегал за Дартом не из-за увлечения игрой «дартс», а потому, что последний постоянно воровал канализационные люки, которые, между прочим, тоже денежек стоят, особенно для кармана ассенизатора. Но главной ролью Люка была щитовая защита от пикирующих альбатросов - вечная осенняя напасть в этом тихом ветхом городке у моря. В осенний сезон жители проводили всё личное время с щитами канализационных люков на голове, а когда приходило время ложиться спать, просто переворачивались вверх тормашками, и, заткнув люки своими головами, так и спали в перевёрнутом состоянии весь вечер и всю ночь.
Когда Калюпа с Люком и Борзюковым поспели, как земляника или черешня, к месту происшествия, от горемыки Дарта осталась одна лишь голова. Полицейский, в качестве старшего по званию, взял полную власть командования на себя, поскольку вообще по жизни любил власть и брать, причём не только власть. Борзюков приказал вырыть грот и схоронить серую и сырую голову Дарта, похожую на сыр, со всеми почестями. Посаженный в пещеру Дарт больше вовсе не представлял опасности, но разросся, покрылся шелками и принялся активно делится вегетативным методом почкования.
Вскоре на его колючей голове выросло ещё с десяток молоденьких головят, и впоследствии весь подземный грот был бы ими всенепременно усажен с головы до пят, если бы не произошло второе пришествие гениального генерального пингвина. Он исполнял соло на фортепиано, телепатически гастролировал и обладал чувством врождённого ясновидения. И сейчас он ясно видел усыпанную головятами пещеру, а яснослышанием ясно слышал возмущённые вопли полицейского Борзюкова, на которого смелая бабуля натравила золотогривую индийскую корову из Гоа с вилами вместо головы. Гениальный генеральный пингвин вывернул пещеру и, внезапно, для перестраховки - подстраховку. В негативе пространства голова и головята оказались намертво замурованы внутри гранитной скалы.
Хатрямян Гы был просто большой любитель покушать, вот почему он не замечал разницы между всеми и всем. Он сидит себе перед камерами слежения, но совершенно ничего не замечает. Интересно, а для каких целей его вообще туда посадили?
Любимым хобби Каско Гибмеяна был отлов хлебных сусликов по углам собственной квартиры под классическую музыку. Впрочем, он никогда не имел ничего и против джаза. Да, конечно же, джаз тоже очень хорош, но не сейчас, потому что был он для Гибмеяна не джазом, а классической музыкой, да и вообще, кто разберёт, что за музыка играет у него в голове? Каско Гибмеян залез на самую высокую башню, какую только нашёл в этом маленьком тихом городке у моря, и крикнул оттуда во всю глотку: «Синхрофазотрон! Приди, Синхрофазотрон! Хочу Синхрофазотрон!»
Тут же заклинание как взяло и как сработало. И пришёл Синхрофазотрон! Даже перепалка Сусликоватого с полицейским приостановилась. Ведь частицы окончательно полетели. Так целиком и полностью подошли к концу гаечный опердень и существование планеты имени калюпиного «Шмеля».