Товарищ Ювачёв!

Белоусов Шочипилликоатль Роман
[Действие полностью происходит в магазине необычных обоев]

Действующие лица:

1.  Клавдия Семёновна - директор магазина необычных обоев.
2. Ферсман Хеймдалль - главный заместитель директора магазина необычных обоев.
3.  Вацлав Кабукушкин - продавец магазина необычных обоев.
4. Товарищ Ювачёв - Д. Хармс, советский писатель, покупатель в магазине необычных обоев.
5. Терера Оймыгы - главный идейный художник-дизайнер магазина необычных обоев. Постоянно пребывает в ИСС, шаманит.
6. Абырая - трансгалактическая уборщица магазина необычных обоев, одно из воплощений бога Шивы, покровительница разрушения и обновления, античный циклоп.
7. Одиссей - древнегреческий путешественник, случайно заглянувший в магазин необычных обоев.

Клавдия Семёновна [как бы начиная совещание]: Собрались все вместе, тотчас возомнили: а вдруг к нам отныне навеки придёт на четверть из мыслей и бархатной пыли купец-покупатель старик Геродот. Не снял даже лапти, но горд и свободен, похоже, желает в себе поменять на годы из детства прогнозы погоды - ручную, забытую в космосе, кладь.

Ферсман Хеймдалль: Он знает, обои исходят из хвои, и их предрешён невесомый итог. Меняют миры, размещая устои для тех, кто ещё не зарылся под стог.

Вацлав Кабукушкин: Кручу я, часы разнеслись из карманов, но тучи на круче не ждут королей. Они выбирают: поручик иль дуче? А может, с морковкой Владыка Зверей? Мне - нужно обои! Мне - дайте обои! Хранит вас иприт, как наместник - страну. Бочонок сварил, чем немало расстроил все планы на омуль, компот и вину. Ведь к нам прибывает в отряде героев, великоречивый на кисточки слов, ломатель устоев, вершитель удоев, абсурда пророк - Даниил Ювачёв! Он - здесь - и нигде. Он - энергия, сила! Полгода не знает, но ведает год, доступный посредством верлибров Панфила, который ещё не вскопал огород. Повадки - рассудит. И впредь - не забудет! Направит туда, куда нужно идти. Ведь всех Ювачёв превозмог в перелюди, как перепел тонкий в звенящий утиль. Ярлык - молодец, а диспетчер, как дура, летает повсюду, где властвует мёд. Он любит отведать и прочие блюда, но с мёда его позитивнее прёт.

Товарищ Ювачёв [заходит, неспешно снимая котелок и высоко размахивая тонкой деревянной тростью]: Приветствую вас, исказители знаний, крушители истин, забытели слов, вы - снов ретрансляторы в солнечной призме, промежду обоев и острых углов. Не ведаю сам, передавши приветы, получишь карету иль лето господ, умами сокрытое в козьи омлеты ещё не распухших бутонов икот. Я - вам не помеха ль, желая удачи в попытках разверзнуть глухие глаза? Да только вот вы не вернули мне сдачи семнадцать юаней и все тормоза. Брусок пирога ваш - не твёрже мякины, а джинны восходят к явленьям пород. Кто скажет - где вызваны грозные джинны, доевшие с бражкою весь бергамот?

Вацлав Кабукушкин: Обои мы вам предлагаем не броско - смешите же мили! Фонетики сплав, как мысли, у фона словив через доску, залили анклавом варить в автоклав. Так что? Поменяете закись азота на грунт Антарктиды? В подарок - пингвин! Он склеит миры об исходные коды, как только к нему подкрадётся раввин, что всюду является летом с весною, приходит под осень и зиму живёт под самой дремучей смолистой сосною, затарив в чулан пару ласковых сот.

Терера Оймыгы [недовольно маршируя с наглым видом Буратино, достигшего переходного возраста]: Хожу я, раз-два, понимаешь, камлаю, а толка как не было, ныне так нет. Вот вам позову я с ведром Абыраю - и тотчас у всех зашатается свет!

Товарищ Ювачёв: Зови Абыраю - она же чревата, в черешню виваты кудряво поёт, ведром собирает колибри в штрафбаты, а шваброю всем сверхсознание трёт. Пришёл - а котлеты опять ускакали, превысив на Ом коммунальный лимит. Он всех нас по стенке построил в спирали, слегка приоткрыв риторический вид.

Абырая [с хрипотцой дрожащей гнуси в тихо угрожающем голосе]: Ведром обирая, идёт Абырая. Идёт Абырая! Тряситесь, враги. А если у швабры зажимы стирает - исчезнет в ветрах отпечаток ноги. Гроза и каркас! Освежитель, как улей, пробрала в сознанье - глядит за врата. Но тело стремится уйти казаться бабулей, да всё не дойдёт через усик кита. Ведь я - не Яга, просто шабаш удачен. Собрались на даче - и полный улёт. Летаем мы, правда, немного иначе, чем нам завещал восковой чароплёт. События тоже на что-то похожи, а мы вышли рожей вообще себе так. Билеты купили в масонские ложи, чтоб тайны Тибета продать за пятак. Ведь я, Абырая, всегда угораю: мой блин пригорел и навеял мне сплин. Я в мир человеков спустилась из рая, чтоб всех научить вышибать этот клин! Как тряпкою дам - и разверзнется Этна, моря испарятся и бобр придёт. Планета окажется вновь незаметной, что всуе продлится, без малого, год. Но главное - бобр, весь покрытый висками, внимает велению звёздных господ. Когда он полезет купаться с носками, тогда Рагнарёк, уж поверьте, придёт.

Товарищ Ювачёв: Вот я наступил, ты меня застирай-ка, я сам - самовар, и немножечко Плих, похожий на ту бело-лунную лайку, что маслом под шерстью измазала стих. Меня научи ты, совсем не карая, как людям надеть на глаза телескоп. Я знаю! Ты можешь, моя Абырая, поскольку ты - точно античный циклоп.

Одиссей [одет в тунику из марли и гелиевых шариков, забегает в магазин, запыхавшись]: Смотрите! Та самая! Кушает! С глазом! Мерцает топазом, хранит сундуки, встречает Аида прокуренным басом, пока он идёт к побережью реки. Я честно сражался за частности книги, где глаз паучихи - бетонный Сезам. Мы - лыком не шиты, мы - точные сдвиги, привыкшие жать по азам тормозам.

Абырая [продолжая возбуждённо шепелявить, но уже с оттенками эха отзвуков пафоса]: Я помню ведь, право, ты шкурою ползал. Я вдоволь хитрила - тебе невдомёк, что Аттики та нерасцветшая роза - укоров Реальности хоря намёк.

Товарищ Ювачёв [торопливо и с лёгкой обидой разводя руки в стороны, удивлённо пожимая и подёргивая плечами, но, в то же время, как бы безадресно оправдываясь перед никем]: Купил я обои, хорькам не поверив, да маски Сибири под ёлку согнав. Узоры тетрадей зашорили звери, занюхав в трактире полпинты в рукав. Я вам расскажу, а вы слушайте только. Ходить по слюде за экранами стран - занятье, как быстро-ритмичная полька, что вас притянула на башенный кран. Обои - пароли. Они - натяженье, обои - скольжение тысяч умов, пришедших когда-то в другое движенье от сказанных кем-то кленовых томов. Я - альфа, и, может быть, даже омега. Отсель Абырая нам всем нипочём. Вот был бы всегда паровоз да телега, чтоб петь стало сладко про фтористый гром!

Абырая [в нарочито исступлённом негодовании тщеты, двулично выставляемом чересчур напоказ, как экспрессивная речь политика перед выборами]: Я вам возмущаюсь, да как вы посмели: пипетки на клетки? Вам дыбом бы быть! Вот ваши вибриссы засуну в розетки - так мигом уйдёт молодецкая прыть! А магму ли лили? Лилли ль был в Циклоне? Иль ас из усов в кукурузник парит? В воздушных скитаньях на гористом склоне к вам точно придёт обескрыленный гид!

Товарищ Ювачёв [с воодушевлённой внутренней уверенностью]: Смотрите! Меняется фильм мирозданья! Мы входим в Реальность иного кольца. В нём властвует зимняя русская баня и клюквенный морс должностного лица, что мчится на тройке, звенит бубенцами, стреляет рогаткой и регги поёт. Прекрасный и ясный, как после попойки, но в целом надёжный халиф Обормот. Вы только увидите - сразу же ждите: прибудут Асуры и Веды споют, нас всех прочесав в галактическом сите, подставив сперва в интерьерный уют. Ормузд с Ахриманом сгорят в поединке, той битвы виток окропит огород. Моста волосок воспарит на картинке у водоворота алмазных ворот. Тогда нам ничто и нигде не мешает пропеть эти жизни на скриминге нот, ведь умная белка летает большая, как будто вернулся опять бармаглот.

Клавдия Семёновна [властно и поспешно стараясь навести порядок в обстановке  собрания, вышедшего из-под контроля]: Купили обои - валите, Сократы! Я истинам вечным всегда предпочту хрустящих сантимов слащавую вату,  и ватою сей наведу красоту! Здесь вам - магазин, а совсем не театр! Заладили, ишь… Пустота… Абсолют! Я лучше поеду с утра в Улан-Батор и всем там устрою победный салют. Обои надели, задёрнули шторы, задули камины, убрали мозги. Вы - наш потребитель! Покиньте обитель, в зыбучие снов отправляясь пески.

[Все пятятся на корточках, сникают, в ужасе покидая сцену спиной.]