Из цикла "Славкино детство"
Лампочка вдруг замигала. Славка оторвался от книжки: мам, сколько времени?
Слава давай, собирайся спать, уже без пяти десять.
Славка знал, что мигание лампочки – это предупреждение жителям их села, через несколько минут остановится дизель, и электрический свет повсюду погаснет. Всего лишь пару лет назад на улицах села вкапывали столбы, тянули провода, делали электропроводку в домах. Наконец-то и в их целинном селе будет электричество, говорили сельчане.
Славка ходил тогда с мальчишками на машинный двор, там, в отдельном помещении, сложенном из плоских камней, добытых в каменоломне, поставили огромный дизель, помнится, от мощного трактора «С – 100», который теперь приводил в движение электрогенератор и давал в село долгожданное электричество.
Дизель усердно пыхтел, незлобливо урчал, раскручивая динамо-машину, и, казалось, что бездушной железяке доставляет удовольствие дарить людям СВЕТлую радость. В помещении прогретый воздух приятно пах машинным маслом, соляркой и чем-то еще, рабочим духом что ли. Дизелист ребят не гнал, но советовал быть повнимательнее, особенно возле трансмиссии. Да сельские ребята к технике привычные, чего им боятся какой-то трансмиссии.
Славка от книжки голову поднял, глядит в окно. На улице темень, октябрь – пора предзимняя. Скотина вся во дворе, накормлена, напоена, и у него отдых вполне заслуженный.
Мама, я еще почитаю. Свечку зажгу. Или лампу керосиновую возьму, завтра ведь воскресенье.
Ты аккуратнее там, на печке! Всё ж, под тобой одеяло старое, заснешь, да пожар устроишь.
Не усну, мам. С такой книжкой разве уснешь.
Наконец, все угомонились, наступила долгожданная тишина. Славка остался наедине со своими неугомонными литературными героями.
Керосиновая лампа усердно освещала закуток за занавеской, стараясь желтым колеблющимся светом изгнать таинственную тьму из недосягаемых углов, изредка попыхивая и потрескивая неровным фитилём.
Славка чуял, что пора бы снять нагар с фитиля, да некогда ему. Ведь читать книгу, значит самому как бы участвовать в событиях, описываемых в ней, это и есть незабываемое погружение в сюжет, а в руках целый «Остров сокровищ» Стивенсона, и его надо проглотить за выходные, потому что очередь за книгой нешуточная.
Однако, заложив пальцем страницы, Славка вновь оторвался от книжки и задумался: как человек к лампочке электрической пришёл, ведь всего-то каких – ни будь полсотни лет назад, в деревнях еще лучину жгли. Те, кто побогаче, конечно имели свечи да лампы керосиновые, а во дворе фонари, тоже керосином заправлялись. У них в семье такой фонарь непременно наготове, со скотиной управляться, да, мало ли что ещё.
Лучина – вещь опасная. Дед с бабкой умели такие лучины делать из сухой щепы и зажигали изредка по вечерам, когда керосин неожиданно заканчивался.
На кухне от неё чад, треск, искры вдруг разлетаются, очень опасная штука – лучина, а потому неподалёку стояло ведерко с водой, да мокрая тряпка под рукой.
Нет, куда интереснее на огонь смотреть, который в печке или плите кухонной гудит. Особенно, когда свет выключат, дрова трещат, уголья то вспыхивают красным и оранжевым, то замерцают вдруг, будто звездочки далёкие. Сквозь отверстия в печной заслонке лучики света из темницы наружу просятся, по комнате мечутся, а корявые тени от них шарахаются, кто куда. Загадочная игра света и тени получается. До того, притягательная и лечебная для души.
А то еще лампада для освещения употреблялась, где-то на чердаке, пожалуй, валяется. Это такая плошка латунная с ручкой, в неё масло или жир топлёный наливается, и фитиль кладётся, из сученной пряжи, например. Кончик его свешивается из плошки и поджигается спичкой, успевай лишь следить да поправлять. Тоже коптильня добрая. Поднесёшь нос, того и гляди в саже будет.
Совсем недавно, Славка тогда помладше был, а помнит, и спички в доме большой дефицит были, их берегли очень, бабушка Аксинья с вечера в
печке угли золой заметала, что сберечь огонь на утро. Вот, такие времена были отсталые! А теперь, дизель работает, ток даёт на всё село, всем электричество поставляет, а стоит оно копейки.
Дед Александр теперь при электрической лампочке себе снасти рыболовные мастерит, сети плетет или старые чинит. Ячейки в сетях, как положено шириной в четыре взрослых пальца, а Славкиных, пожалуй, все восемь. Дед говорит, нельзя мелочь ловить, растёт пусть, пользы от неё ни людям, ни кошке, и смеётся. Да, уж, каких окуней, да язей дедушка привозил с рыбалки, страсть поглядеть, не то, что Славка с берега наловит удочкой. А про щук и говорить нечего, больше Славки ростом, даже Генки, брата сродного, который учится в их школе, а родители его живут в другом селе, верст за тридцать отсюда.
Да, думает Славка, электрический свет, конечно, здорово! А всё же нет ничего лучше живого древесного огня. С древних, незапамятных времен был ОГОНЬ человеку верным другом и надёжным заступником, в лихие годины согревал и кормил его, в люди из обезьян вывел, можно сказать.
Про это Славка от старших слышал, мать хоть и литератор, ан про теорию Дарвина рассказывала. Бабушка Аксинья посмеивалась, услыхав тогда про это. Потом, когда мать в школе была, сказала Славке, что когда при царях церковь в силе была, то люди верили, будто человека создал Господь БОГ по своему образу и подобию. Славка чуть было бабушкины сказки не развенчал: баба, а почему тогда люди волосатые, вон я в бане видел… БОГ, что ли волосатый был? Но бабушка и тут нашлась: БОГ, говорит, иных людей за грехи в наказание назад к обезьяне отправил, во т потому и волосатость.
Славка думать любит. Глядит на огонёк трепещущий лампы, сравнивает: он, скорее живой, как пламя костра, или искусственный, как в лампочке электрической. И себе отвечает: из чего бы свет ни извлекался, он извечно будет живой, ибо нет разницы между живым и неживым, а есть лишь тонкая грань превращения. А человеку будет всегда у огня светло, тепло, комфортно и задушевно.
Огонь – ты светоч души моей! Ты освещаешь мои былые дни и навеваешь теплые и в тоже время грустные воспоминания о минувшем.
Так и у других, наверное.