медосмотр

Елена Еремина
Желтый дом, там где дают желтый билет. Почему именно желтый? Ну с прессой понятно: что то испорчено и приобрело вид несвежести и непривлекательности, или гной, который так волнует воображение. А вот люди, за что им это, ну как клеймо – человек с желтым билетом, а значит – другой.. все свои – с зелеными и розовыми, а этому не повезло. Диспансер, где дают эти билеты не желтый, а цвета старости и неустроенности. Там даже покрасили панели голубым когда то, и пожелтеть они не успели. Но нищета стала законом прочно, и нет просвета, как в символе места, которому ни время, ни технический прогресс не указ. Нищета.А кому роскошествовать? Наркошам? Или бедолагам, которых родственнички сюда притащили? Нет, такого использования народного добра никто не допустит, ладно бы в карман достойному ворюге, но не этим же.. Хотя, на фоне разваливающихся детских отделений все выглядит хоть сурово , но нормально (удивительное слово для ситуации). Ну в целом, не возникает желания впадать в жалость или возмущение.Но на приеме народ разный сидит, в основном «нормальный», потому как медосмотр.  И этому народу нужно получить билет о том, что у них нет желтого билета. И вроде бы, по всем признакам очередь медосматривающихся должна идти быстро, поскольку психиатрине, которая выдает нужные билеты нет никакого дела до здоровья входящего, если он на него не собирается жаловаться. А еще может возникнут впечатление, что психиатрине самой неотложно нужна помощь, поскольку она почти бьется в припадке, если дверь за очередным посетителем закрывается недостаточно быстро. А ведь она  к моменту явных конвульсий успела принять пятерых, в лучшем случае. Но они были из тех тех, которые жаловались..видимо излишне интенсивно.Хотя, снаружи кабинета психическое здоровье даже у обладателей билета нездорового цвета выглядит более благополучным.  Население находит общий язык, тем для разговоров не мало. Кто-то предлагает падучую для более быстрого проникновения в кабинет, кто то предлагает за пивком, можно и барбекю.. У медосматривающихся вполне себе проходит рабочий день по самой что ни есть уважительной причине.Но время тянется долго и некоторые из «нормальных» начинают роптать, поскольку без барбекю все же не очень комфортно. Объектом для раздражения становятся дети. Их тащат бедные родители, потому как в школы и садики без санкции психиатрии теперь не попасть. Вот и малыши должны доказывать  свою адекватность. Хотя им придумали некоторую поблажку под названием «безочереди». И они мал по малу идут, почти не прерывая свою безочередь в ущерб нервно истощившимся в процессе ожидания.  И у кого то, в добрейшей накануне душе, всплывает монстр раздражения на материнство и детство. Он начинает почти в мольбе предлагать: «давайте уже через одного, это же безобразие, это же невыносимо, ну как же нам теперь быть, жить здесь что ли..?» И т. д. и т. п. с пожеланиями и рекомендациями..«Ну что вы! Это же дети! Как вы можете!?» - это сказал Фима. Он давно умиротворенно  сидит на кушетке и кажется, что вразрез преобладающему настроению  как красный партизан готов быть самым последним пациентом на сегодняшний день. И даже если его не примут сегодня, он не особенно огорчится. Глядя на Фиму можно предположить, что он вообще не умеет огорчаться. Нет, на его лице нет олигофренского оптимизма, скорее внимательность, сосредоточенность и заинтересованность происходящим, несколько отстраненная эмоционально от мира изучаемого, нетождественность с ним. У «нормальных» не часто  можно встретить  такую отстраненность. У обычных людей  присутствует прямая включенность во что угодно свое,  всей натурой преследование своей цели, без аналитического инсайта окружения.Фима – городской сумасшедший. Даже в суровую сибирскую зиму он ходит в шортах или пляжных бриджах, гавайской рубахе и ковбойской шляпе. Существуют  очевидцы, как в совсемошний мороз Фима вышел из дому в светлом плаще, и сандалии он поменял на ботинки с носками. Этот факт вызывает вздох облегчения у склонной к сердечности публики. Остальных личность Фимы не волнует или раздражает.  Дело в том, что юродивый патологически добр. Судя по всему, живы его близкие и не дают ему пропасть от голода, хотя с холодом он вполне справляется. Но если случается, что в руки Фимы попадают деньги, то он сразу их отдает всем желающим, считая, что им они нужней. Однажды он пригласил к себе в квартиру незнакомца и подарил ему телевизор. Какая история привела Ефима к подобному мироощущению народ, должно, знает.  Но незаурядность в поведении обнаруживалась  когда Фиме было годов под тридцать, и он вдруг  решал заняться, к примеру, игрой на аккордеоне. Японский гражданин вряд ли бы удивился, но в маленьком неразвитом поселке такое поведение – аномалия. Примечательной чертой Фимы является его внешняя опрятность, петухи на рубахе хорошо простираны, длинные волосы обычно чисты и лицо гладко выбрито. Впрочем, внешность вполне могла бы и для Голливуда подойти, благообразие очевидно. Но отсутствие агрессивности в сочетании с  парадоксальным вызовом традициям делает его малоинтересным для женщин почему то..получается, что не мачо, хоть и в шляпе, хоть и большой, хот и грамотный, хоть и добрый..Есть еще одна черта у блаженного: он ходит по кабакам, пьет пиво, если предложат или кофе, если у самого уцелело чего в карманах.  Фима общается, он может многое рассказать, иногда, по желанию пророчески поведать  у кого когда какой ребенок родится. Это его дар.А сейчас, в этом тесном, забитом раздражением, коридоре диспансера,  он с теплом в голосе и с улыбкой на лице изредка повторяет мантру: ну что вы, это же дети.. А глаза у него пристальные очень, и слишком контрастируют с улыбкой. Не всякий позовет его за свой стол в кабаке, кто то и бил, возможно..