Выйдя замуж на пятом курсе института, во время трудоустройства в школу я оказалась уже беременной. Первый год работы труден сам по себе, а нагрузка от ботаники в пятых классах до общей биологии в десятых, подкрепленная изматывающим токсикозом, забирала все мои силы. К тому же выпирающий живот вызывал раздражение у завуча – пышногрудой накрашенной тетки, которая не без оснований подозревала, что скоро ей придется искать нового учителя биологии. Чтобы не травмировать ее лишний раз, я не отпрашивалась с уроков на лекции для будущих рожениц, которые проводились в женской консультации (кстати, в советское время это был единственный источник информации: что такое роды, как они проходят и как правильно себя вести). Лежа без сил по вечерам дома на диване, я мечтала скорее кого-нибудь родить.
Этот момент настал в конце февраля посреди ночи. Сонный муж отбивался от меня, бормоча: «Женщина, оставьте меня в покое... Здесь вам не роддом». Но, наконец, я попала в руки к врачам, и меня уложили на кровать в предродовой палате. Дверь в родовую была открыта, но, что там происходит, видно не было.
Когда суета улеглась, я обнаружила, что лежу здесь не одна. Еще три роженицы криками, стонами и совершенно необъяснимыми манипуляциями пытались справиться с болью: одна во время схваток вскакивала, ложилась животом на спинку кровати и давила изо всех сил, истерично всхлипывая; другая беспрестанно стонала и ворочалась на кровати, как бегемот; третья, по-моему, пыталась залезть под кровать, но у нее не получалось. Понаблюдав весь этот кошмар, я решила, что до такого недостойного поведения не опущусь, хоть режьте. Тут схватки добрались и до меня, поясницу скрутило, я забросила руки назад, вцепилась в спинку кровати и стала молча подтягиваться (вспомнила, что так делала моя старшая сестра во время родов). Так повторялось много раз, и мне казалось, что я мужественно переношу боль и никому не мешаю своим кряхтеньем. Но тут вошла в палату акушерка и строго спросила:
- Ну, кто тут у меня рожает?
Все притихли, и я тоже вытянула шею и огляделась, мол, интересно, кто же это рожает? Обойдя всех и проверив животы, она подошла ко мне:
- Вот тебе раз! Первородка, а всех быстрее управилась! Ну-ка, живо на стол.
Оказалось, что рожаю я.
Мне помогли взобраться на это уникальное сооружение – гинекологическое кресло, и оставили одну. Просто все вдруг вышли из родовой в соседнюю комнатку, и всё. Шло время, я терпела. Акушерка выглянула из двери и спросила:
- Ты рожать-то собираешься? Тужься!
Я возмутилась:
- Так я держусь, как могу! Ребенок сейчас выскочит, а вас нет!
- Выскочит! Да с тебя семь потов сойдет, пока он выскочит! Тужься, давай!
Но ко мне все-таки подошла.
Описывать роды не буду. Родив троих детей, я до сих пор не понимаю, как мужчины добровольно соглашаются присутствовать при рождении детей. Зрелище это кровавое, и совсем не эстетичное. Если бы я смотрела на себя тогда со стороны, то грохнулась бы в обморок наверняка.
…И вот лежу я на столе, отдыхаю после «трудов праведных» и вижу, что за окном по пожарной лестнице лезет мужик, видимо, к своей разлюбезной жене на третий этаж. На локте кулечек болтается, передачка, значит, нелегальная. И хотя я находилась в апатичном состоянии, все-таки стало любопытно, заглянет к нам или нет? Зрелище в нашей родовой к этому времени было уникальное: на четырех столах в ряд лежат голые роженицы, под ними окровавленные клеенки, а согнутые в коленях и раздвинутые ноги повернуты прямо к окнам. Красота! Но мужик прополз вверх по лестнице с задранной головой, весь сосредоточенный на конечной цели.
Мимо меня прошла медсестра и бросила на ходу:
- Эту в шестую палату.
Понятно, решила я, и стала осторожно сползать с кресла. Ко мне подскочили сразу двое:
- Ты куда?!
- Так сказали в шестую палату…
- Дурочка, тебя отвезут. Тебе еще сутки вставать нельзя, роды-то тяжелые были.
- А вот в книжках пишут, - авторитетно заявила я, вспомнив исторические романы, - мечет баба на сносях сено в стог, отойдет в сторонку, родит ребеночка, перережет пуповину, встанет и дальше мечет...
Наверное, они покрутили пальцем у виска, но у меня все поплыло в глазах, и я чуть не свалилась мимо подъехавшей каталки.
- Начитаются книжек…- ворчала сестра, доставляя меня в палату, - а жизни не знают!
С тех пор жизнь не раз жестко учила меня уму-разуму и наказывала за наивность и легковерие, но в глубине души и сейчас живет та двадцатилетняя девочка, впервые открывающая суровый мир. И мы с ней в ладу.
2013 г.