Удивительные истории мыши Красавы the Beauty

В настоящий сборник включены: произведения для детей.

Удивительные истории мыши Красавы

Wonderful Stories of Mouse THE BEAUTY


Знакомство

В чём состоит моё великолепие? В том, что я мышь. Гордая, элегантная, экстравагантная. Подчеркиваю: не домашняя! Быть домашней – жалкий удел. Пробавляться тайным изъятием из подвалов людей их запасов, опасаться пусть и утратившего свои навыки ловли домашнего кота, ………………? Нет, это не мой выбор. Я исключительно самостоятельна и по существу независима. Мой дом-норка за городом, на краю поля, рядом с домами других полевых мышей – моих друзей! Собираю колосья зерна и живу – не тужу. Хотите узнать некоторые истории из моей жизни? Не вопрос! Я умею рассказывать о себе: мне приятно внимание и особенно – восхищение, я их принимаю и ценю. Друзья! Вот мои истории.


О несносной подружке

В городе Холодрыжкино дрогла моя подружка мышка Шурш;вка. Город Холодрыжкино расположен довольно далеко от поля, где я живу. Там, в городе, люди строят большие тёплые дома и селятся в них. В этих же домах тайно поселяются и мыши.
Мыши обычно выбирают для своих норок уголки кладовых, кухонь, столовых. Стараются не выдавать своё присутствие, потому что люди мышей не любят. Мало сказать не любят – люди мышей гонят, ставят мышеловки, науськивают котов. Почему же многие мыши не уходят из домов людей, несмотря на все трудности и опасности проживания? Ответ прост: у людей есть еда. У людей есть зерно, крупы, орехи, семечки, конфеты, сыр. Всё это мыши тоже любят. Что касается мышеловок и котов – ну их можно обойти стороной. Ведь в поле тоже ходят лисы, волки, летают совы, – все они представляют опасность для мышей! Так что каждая мышь сама выбирает, жить ей в поле, или уходить в дом; людей.
Я устроила себе норку в поле. Здесь жили мои предки испокон веков, здесь живу и я. Это мой выбор. Полагаюсь только на себя – заготовлю зерна – будет у меня зерно, не заготовлю – не будет. Приволоку себе пуха и сена в норку – будет у меня тёплая норка, не приволоку – не будет. Словом, еду и тепло нахожу себе сама.
Меня устраивает моя самостоятельность. А то бывает: вот бросила мышь норку в поле, ушла в дом людей, а они взяли и куда-то уехали. Отопление отключили, еды не оставили. На дворе зима. Все дома людей меж мышами поделены – в новый дом не пойдёшь, там свои мыши, они новенького не примут. Потому что каждая мышь на счету, одна-две-десять даже мышей в доме людей могут быть незаметны, но каждая новая – лишняя. И что в таком случае делать?
Я не просто так говорю: моя подружка Шуршавка попала именно в такую ситуацию. Когда мы были ещё мышатами, к нам в поле пожаловала одна из тех мышей, что живут в городе. Ну и порассказала и про всегдашнее тепло в домах людей, и про конфеты, и про сыр, и про безделье, и про сытую жизнь. Шуршавка тогда пришла в восторг. И решила: вот подрастёт, тоже такой дом людей себе найдёт. Всё рассчитала: отправилась в город летом. Нашла дом. Смогла договориться с местными мышами и влиться в их стаю. Прибегала ко мне в гости и пищала от радости, рассказывая, как ей удалось устроиться. Настала осень. Люди включили отопление. Шуршавка блаженствовала. Потом люди раз – и куда-то уехали. В один день – ни отопления, ни пополнения запасов еды. С остатками-то еды Шуршавкина компания быстро управилась. А что дальше? Одной мыши повезло – она ушла к родственникам. А ещё три мышки, в их числе Шуршавка, дрогли и голодали в холодном доме. Шуршавка с отчаяния куда только не стучалась. Везде ее принимали жёстко: уходи, тут своим мышам тесно. Шуршавка ринулась обратно на наше поле, но её норку ещё в начале осени заняли суслики. Пойди поспорь с десятком сусликов! Шуршавка приходила ко мне вчера вечером и горько плакала. Рассказывала, как мёрзла в доме, и уставала в сугробах снега, когда бежала обратно на поле. Потом сказала, что она пойдёт всё-таки попробует найти другой дом людей в городе. И ушла.
А я думаю: ведь пропадёт она там. Вряд ли в какой-то новый дом её местные пустят. Летом когда уходила, Шуршавка была жирненькая, пушистая. Прискакала обратно – тощая, щёки впалые, глаза красные, шёрстка облезла наполовину. Я ей сказала: «А ты останься пока здесь у меня, а потом посмотрим». Но она помотала головой и заявила, что будет считать себя неудачницей, если новый дом вот сейчас не найдёт. Оу. Где она вот сейчас найдёт дом? Как-то мне не по себе было, когда я смотрела ей вслед. Её лапы утопали в снегу и она не бежала, как раньше бегала, и даже не шла, а плелась. Я догнала её в два прыжка и сказала: «Ты хотя бы дня два откормись у меня, потом пойдёшь!» Но она опять помотала головой. Шуршавка упрямая, но я схватила её за ухо и сказала: «Стоп». Она вырвалась и опять поплелась. Что тут скажешь.
Сегодня утром я пошла к другой подружке, Пушинке. Пока я к ней шла, падал снег. Пушинка мне обрадовалась. Она выслушала меня внимательно, грызя зёрнышко. Мы приняли решение пойти по следу Шуршавки, потому что Пушинка сказала:
– Да Шуршавка попросту не дойдёт до города!
– Почему? – спросила я.
– Ну она же истощена, – сказала Пушинка. – Потому и не дойдёт. Замёрзнет на полдороге!
И тут мы как посмотрели друг на друга! И как ахнули! И как выскочили из дома! Пушинка даже не закрыла дверь! Мы бежали по направлению к моему дому. Добежали, взяли след Шуршавки, и быстро по следу! Потому что валил снег крупными хлопьями! Если бы Шуршавка бегала как раньше, её след бы уж; потерялся, но она ведь тогда плелась, и это был не обычный мышиный след, а как протянутая полоса. Бежали мы недолго! Потому что увидели лису! Вернее, она нас! И побежала на нас! Мы в сторону! Мы ринулись к реке, заскочили на лёд! Лиса за нами! Но она провалилась под лёд, потому что лёд ещё тонкий, а лиса тяжёлая! А мы выскочили с пластинки льда обратно на берег! Причём Пушинка едва не провалилась вслед за лисой, потому что была к ней ближе! Лиса ругалась нам вслед! А было некогда её слушать! Валил снег! Мы уж; скорее угадывали след Шуршавки, чем видели его! Нашли мы Шуршавку скоро! Она лежала на боку, вытянув лапы и морду! Глаза у неё были закрыты! Шуршавка не шевелилась! Снег падал прямо на неё и на ней таял! Мы схватили Шуршавку за лапы и потащили! Тощая-тощая, а нам было тяжело её нести! Нам мешал сыплющий в лицо снег! На обратном пути мы увидели мокрую злую лису! Она тоже нас увидела и побежала к нам! Но она была замёрзшая и лапы у неё сводило судорогой, бежала лиса зигзагами! Я положила Шуршавку на снег, я измучилась, и готова была разорвать лису, если она нам помешает. Я схватила какую-то хворостину, подняла её над головой и заорала:
– Если ты подойдёшь к нам, я столкну тебя обратно в реку!
Угроза была смехотворной, потому что как я могу столкнуть лису в реку, да ещё какой-то тонкой хворостиной? Но лисе сводила лапы судорога, на неё дул ветер, и шерсть у нее была в сосульках льда, она прохрипела:
– Я вас, мелких тварей, ещё достану! – и спряталась в сугроб (все знают, что в сугробе снега теплее, чем на ветру), а мы подхватили Шуршавку за лапы и опять потащили. Мы дотащили её до моей норы (моя нора ближе, чем Пушинкина), и плюхнули на тёплую солому. Шуршавка лежала неподвижно, с шерсти у неё скатывались капли растаявшего снега. Шуршавка лежала неподвижно долго. Потом открыла глаза. Они у неё были мутные. Мы поднесли ей зёрнышко. Она отвернулась. Она нас не узнала.


…Шуршавка болела 2 месяца, она, видимо, сильно простудилась. Мы ходили звать доктора с другого поля, доктор нам давал настаивать какие-то травы, мы поили этими настойками Шуршавку… Еле выходили.
– Глупая ты, – сказала Пушинка Шуршавке, когда та наконец выздоровела.
– Нельзя обзываться, – заметила Шуршавка. – Я не глупая, мои дЕйствия можно назвать недальновидными.
–  Ах простите, – сказала Пушинка Шуршавке. – Но суть от слов не меняется! Надо было нору в поле закупорить, чтобы в ней не поселились суслики. Разве можно не оставлять себе пути назад? Не заняли бы твою нору суслики, ты бы вернулась из города, и всё.
Шуршавка согласилась с доводом.
Потом вдруг из города стали массово возвращаться мыши. Оказалось, у людей наступили трудные времена, в их домах не очень тепло, запасы люди прячут от мышей на верхних полках кладовых. Вот так вот, подумала я. Уж лучше самой стараться, чем на кого-то рассчитывать.


…А лису я совсем не боюсь: наши следы замёл снег, и она не сможет найти по следам мою нору.



Дом с видом на реку

Шуршавка выздоровела аккурат посередине зимы. В моей норке жить до весны она не хотела – не хотела меня стеснять. Я уж ей сколько раз говорила, что ничего, в тесноте да не в обиде, и вот если уйдёт, что она будет кушать, у неё же нет запасов? Но Шуршавку убеждать – дело неблагодарное. Она хотела побыстрее устроиться где-нибудь сама. Что ж, мы собрали совет мышей в моей норке. И постановили: не дать пропАсть Шуршавке, а именно:

План А. Попросить сусликов освободить норку Шуршавки – ту, которую она сама бросила летом, непредусмотрительно не закупорив её и не замаскировав. (Так принято, и в этом случае суслики её нору ни в коем случае бы не заняли – кому интересно решать проблемы с вдруг объявившейся хозяйкой?)

План Б. Если суслики откажутся посреди зимы освобождать норку Шуршавки (а они, скорее всего, откажутся), предложить им взамен другую – а именно старую нору мыша Сурика.
Сурик уехал пару лет назад со всем своим большим семейством, а нора пустует до сих пор. Никто её не занял, потому что Сурик-то не сплошал: он закрыл все двери и замаскировал все выходы. И хотя он до сих пор не приехал, его нору никто не занимает! Вот сейчас мы нацелились, и то по срочной необходимости, и не насовсем – только на эту зимовку! Ведь о Сурике ходили слухи прошлым летом, что он чудно устроился за рекой, поэтому вряд ли приедет обратно. Мы решили: пока предложить его нору сусликам – сусликов десять персон, им же надо куда-то тоже деваться! По ходу возникал вопрос: а может, не сусликов, а саму Шуршавку поселить в нору Сурика? Но это предложение собранием было быстро отвергнуто. Длинноухий, друг Сурика, которого Сурик просил присматривать за норой, сказал, что нора Сурика без ухода и ежегодного ремонта пришла почти в негодность (отсырела, потолок кое-где провис). Но сусликам мы об этом, конечно, не скажем – их, главное, выпроводить из норы Шуршавки вон.
План В. Его мы не придумали. Решили сперва наведаться к бывшей Шуршавкиной норе, посмотреть, как и что, и что можно сделать, и на какие компромиссы суслики пойдут.
Но переговоры с сусликами ни к чему выгодному для Шуршавки не привели. Суслики не пошли ни на какие компромиссы. Впрочем, все догадывались, что того и надо было ожидать. Раз нора занята большим семейством, кто ж оттуда уйдёт. Вот так вот посреди зимы снимутся с обжитого места и переселятся? Но мы, конечно, всё-таки попробовали поговорить с сусликами. Мы – я, Пушинка, Шуршавка, ещё мыши, – собрались в погожий денёк вместе и пошли к Шуршавкиной бывшей норе. Солнце необычно для зимы припекало, кое-где на поле даже проглядывала мокрая земля и бурые стебли колосьев из-под снега. Мы быстро добежали до места и постучали в дверь бывшей Шуршавкиной норы. Эта дверь теперь была украшена затейливым плетением из каких-то ветвей, на ней красовалась надпись: «Суслик Ханн и его семейство. Проходите мимо!» На наш стук из норки вышел сам папаша семейства. Вышел и сразу упёр лапы в боки.
– Опять  ты! – воскликнул он, завидев Шуршавку. – Я же тебе сказал, чтобы ты больше не приходила.
– Но теперь я пришла не одна, – сказала Шуршавка…
– И вообще… суслики зимой впадают в спячку! – перебил Шуршавку суслик Ханн. – Что меня беспокОите! Опять разбудили! Я должен пребывать в состоянии сна согласно сезону! И не шумите! Всех сусликов сейчас перебУдите! Что я им скажу: мыши пришли?
– Со мной мои друзья, – невозмутимо продолжила Шуршавка. – Передо мной вы захлопнули дверь –  едва узнав, в чём вопрос. Может, друзья мои вас убедят.
Суслик Ханн досадливо поморщился.
– Нет, не убедят. Раньше надо было думать, – заявил суслик. Нам это показалось наглым. Мальчики переглянулись. Тогда суслик, видя, что атмосфера накаляется, спокойно и размеренно заговорил, обращаясь к Лихачу. И как суслик догадался, что Лихач был в нашей тогдашней компании за главного? Суслик объяснил:
– Я уже говорил ей. Мы заняли эту нору, да. Летом. Но нора пустовала! Пустовала. Дверь была не закрыта, вход не замаскирован, как принято! В этой норе никто не жил. Она была сырая и неуютная. Мы её заново обустроили: расширили, прорыли дополнительные выходы и две кладовки… да тут ремонта на пол-лета!
Он помолчал. Потом сказал Шуршавке:
– Что от твоей каморки осталось? – ты посмотри, какое помещение сейчас!
Опять помолчал. Повернулся к Лихачу:
– И вы хотите, чтобы мы всё это отдали ей, – он показал на Шуршавку, – а сами, все десять сусликов, ушли? Куда? Нет, это несерьёзно. Так не делают. – Суслик Ханн решительно покачал головой. – Даже если вы предложите нам, сусликам, другую нору взамен этой, мы не пойдём. Потому что здесь мы всё строили для себя, так, как нам удобно. Починили потолок, утеплили стены! Это уже совсем другое жильё! – Суслик вздохнул. – Хотя если будете настаивать, мы уйдём, – сказал он. – Только прежде всё построенное перегрызём и завалим нору песком!
В это время из норы выглянули два маленьких суслика, они посмотрели на нас с любопытством. Суслик Ханн махнул им рукой от спины назад – «скройтесь, мол!», и они моментально спрятались.
Возразить нам было нечего. И упрёки суслика были справедливы, и в то, что суслик, если уйдёт, засыплет нору песком, тоже сразу мы поверили. Решимость читалась во всём облике суслика. Он поднял руку, как бы отстраняясь от нас.
– В общем, поговорили, – сказал суслик Ханн. – Вы нас больше не беспокойте. Ни к чему это. Раньше надо было думать, – он повернулся, вздохнул, пожал плечами и закрыл дверь. Бывшую Шуршавкину дверь, на которой теперь мы ещё раз прочитали надпись: «Суслик Ханн и его семейство. Проходите мимо!»
– Ладно, – сказал мышь Аржан, – нечего тут ловить. План В таков: Шуршавка остаётся у Красавы.
У меня, значит.
– Зимует, – продолжил Аржан. – Весной строит себе новую нору. Мы поможем. Красаве. Скидываемся по десять зёрен. Красава же рассчитывала запасы еды на одну себя, а тут подружку кормить ещё надо.
Что ж, всю зиму я слушала нытьё Шуршавки, как много она мне обязана, и до того это мне надоело, что я готова была вытолкать Шуршавку в шею, как только придёт весна. Лишь бы не слушать её нытьё. Однажды я её спросила, не выдержав:
– Ну а ты, ты разве не помогла бы, окажись я в такой ситуации?
– А ты бы не оказалась, – заявила Шуршавка. – Ты хитрая.
Я попыталась получить ответ повнятнее, и спросила ещё раз, но Шуршавка отвечала уклончиво. Я решила – не отвечает, значит, спрашивать больше не буду. И отправилась в кладовую перебрать запас зёрен – пришла пора отделить подпортившиеся от замечательных. Шуршавка выждала паузу, потом побежала за мной и сказала:
– Но, конечно, помогла бы. Спрашиваешь.
– Ну так и замолчи, – сказала я. – Ты бы для меня сделала то же самое? Всё. Давай настой боярышника пить и закусывать орехами.
Какой смысл строить предположения и выдвигать подозрения на тему «как бы поступила подруга»? Шуршавка всё равно у меня в гостях, и раз так, пусть мы проведём это время доброжелательно и с комфортом, подумала я.

Остаток зимы прошёл тихо: погода установилась хорошая (хотя и морозная), небо было почти всегда ясное, снег скрипел под лапами. Утром мы с Шуршавкой выходили прогуляться, и если получится пополнить запасы еды, потом заходили в гости к друзьям-подружкам, в основном к Пушинке, потом вечером шли домой и за ужином обсуждали друзей-подружек и новости.
Пару раз, правда, была метель, да что она нам! Метель мешает тем, кто ходит по снегу, например, людям, волкам, лисам. А мы-то – на поверхность почти не показываемся, мы делаем ходы, коридоры, «туннели» в снегу, и ходим только по ним. Свои маршруты! Ну кружит снег на поверхности, порывы ветра налетают… но то ведь на поверхности. А мы выпрыгнем иногда из снега – что там на свете делается, посмотреть? – а, метель – ну, значит, ныряем обратно. Спрятались. Прогуливаемся по своим снежным канавкам. Нет снегопада – можно немного и понаблюдать за полем, где чьи следы, узнать. Даже в те сутки, когда была не метель, а просто какая-то снежная буря, мы ходили себе в снегу по «туннелям», среди стеблей растений, зёрна собирали. Ведь, несмотря на то, что все друзья скинулись каждый по 10 зёрен для нас (по предложению Аржана, помните?), дефицит еды мы с Шуршавкой всё-таки испытывали. Запасы – это хорошо, но и на поле ходили. А там под снегом – стебли зерновых, сами зёрна, чего только нет среди высоких стеблей! Раздолье. На поверхности – кружит снег, ветер раскачивает деревья и сносит всё, что люди не успели прикрепить, прикрутить – банки с краской, доски, валит собачьи будки и плетни! А в снежном «туннеле» – тихо, почти тепло. Даже забываешь, что на поверхности лютует буря. Шуршавка тянула меня пойти в ближайшую к нашему полю деревню людей, она покушалась на деревья у домов людей, порывалась обгрызть яблони (кору яблонь), но я её останавливала – не надо сердить людей, зёрен тебе мало?
 Хотя людей на улицах деревни вообще видно не было. Все пережидали непогоду. Попрятались. Это была одна из тех снежных бурь, когда «сорока летит хвостом вперёд». Да-да, в такую пору даже ловкая сорока летит по земле хвостом вперёд, подгоняемая ветром, напрасно пытаясь затормозить и расставляя крылья и лапы – только снежная пыль взмётывается из-под её крыльев и лап (если по глупости или от голода вздумает выглянуть из укрытия). Мы видели одну такую недальновидную сороку, в панике пролетевшую вперёд мимо нас. Да, это была настоящая снежная буря. Люди, повторю, из ближайшей к нашему полю деревни вообще носов на улицу «не казали». Затихли. Замерли. Только собаки недоумённо полаивали. «Гав!» – скажет одна. «Гав!» – ответит ей издалека другая. Вроде как: «Ты гляди, что творится!» А другая отвечает: «И не говори!» 
Когда снежная буря притихала, на поверхности искрился и временами взмётывался вверх (из-за ветра) только чистый снег без каких бы то ни было следов. Ни птичьих, ни людей, ни собак, ни лисиц.
Мороз нарисовал на окнах домов в деревне чудные узоры. Мы с Шуршавкой выглядывали из снега – любовались.
Только однажды за те сутки, что бушевала буря, и то лишь когда снег немного пореже стал сыпать, мы видели человека из деревни – тётеньку. Она была замотана в платок по самые глаза и несла в руке сумку – похоже, шла из магазина. Она шла медленно, аккуратно шагая, и всё равно каждый раз её ноги проваливались в снег. Из сумки нёсся аппетитный хлебный аромат. Мысли заметались. Булочки? Батоны? Пряники? Бублики? Шуршавка запрыгала на месте – что бы предпринять? Она очень любит хлебобулочные изделия. Она даже рванулась было прыгнуть на край сумки, но я удержала её за хвост. Куда? Если тётенька нас заметит, люди осерчают против нас! А нам этого не надо. Пусть они будут хотя бы равнодушны – так легче кормиться около. Но удача в тот день была, похоже, на стороне Шуршавки. Тётенька не очень ловко раз – и ступила на снег, её нога скользнула, и она качнулась. Из её накренившейся сумки тут же выпала одна сушка – эта такая маленькая бараночка, бубличек! Шуршавка вмиг подпрыгнула к сушке и схватила её на лету! И покатилась вниз по заснеженной дороге, не в силах выпустить добычу! Пролетела шагов двадцать! Наконец была остановлена снежным заносом! Её уши вынырнули из снега, она отряхнулась, подняв вихрь снежной пыли – и я увидела Шуршавкину мордочку – абсолютно счастливую! Она закричала мне:
– Холодно! Пора домой!
И мы поскакали так быстро, как только могли. Хочется думать, что тётенька в платке не очень сердилась, обнаружив недостачу! Ну что – ведь сама выронила сушку. А мы  и крошки потом подъели. Все-таки люди – знатные хлебопеки. У них хлеб почти всегда вкусный. А сушка вообще слов нет. Тётеньке мы были признательны за любимое угощение. Случай выразить свою признательность представился скорее, чем мы могли бы предположить. Мы-то думали – может, потом, когда-нибудь… «Когда-нибудь» наступило через два дня! Мы сумели помочь той тётеньке. Совершили почти подвиг. Но об этом позже. Или рассказать? Рассказать? Скромность мешает мне похвастаться. Ну да ладно, расскажу. Коротко, в двух словах.
Итак: через пару дней после снежной бури мы – Шуршавка и я – шли по своему «туннельчику». Над нами лежал толстый слой снега. Там, по снегу, ходили взъерошенные птицы и пытались докопаться клювами до земли, потому что на земле сами понимаете – еда. Зёрна, семечки, орешки, хлебные крошки и прочее. Птицы сердились. Это мы понимали по их гневным крикам. Ну конечно, сердились – ведь клювами до земли они докопаться никак не могли. Землю засыпало снегом, по ветки высокие деревья были завалены. До окон домов людей снега намело. Где уж тут птицам клювами(!) до земли достать. Они ходят по поверхности снежного покрова и негодуют, что земля далеко. Птицы ведь лёгкие по весу. Лошадь ступит – провалится в снег, человек ступит – провалится в снег, а птица, конечно, даже если захочет вот так ступить – провалиться, у неё не получится. Однако нет правил без исключений. Мы шли себе спокойно – Шуршавка и я – искали зёрна, и перед нашими носами вдруг возникла сорока. Мы очень удивились.
– Здравствуйте! Ах, что за стужа! Как холодно там, на поверхности! Я свалилась, – предупреждая наши вопросы, пожаловалась сорока.
– Как это?  – спросила Шуршавка, посмотрев наверх. Наверху в кружочке получившегося снежного колодца синело небо.
– Вот как увидела лису, вот сразу и свалилась! – крикнула сорока. – Я не могу сейчас взлетать, мне метелью стукнуло по крылу. Заживёт – буду летать. А сейчас осталось только нырять в снег при виде опасности!
«Опасность» не замедлила появиться собственношкурно. В кружочке «колодца» на фоне неба показалась лисиная морда. Лиса посмотрела сверху на нас с неподдельным интересом. Так и показалось, что она сказала: «Хо-хо! Какой сюрпри-из!» Сорока в ужасе приложила крылья ко лбу. Шуршавка пискнула. А я мигом велела себе не пугаться. Толку пугаться – надо действовать! Я толкнула Шуршавку вбок, в нашу снежную канавку! Следом сороку. Они, глупые, тормозили. Наверное, от ужаса. Замерли. Я сердито закричала:
– Что замерли? А ну пошли!
Сработало. Шуршавка, а за ней следом, качнувшись, и сорока, рванули вперёд так, что снег осыпался перед моим носом. «Ну умницы», – подумала я. – «Взяли и перекрыли мне ход. Оставили один на один с этой хищницей». Хищница меж тем попробовала спуститься, аккуратно переступив лапами. «Сейчас как выпрыгну!» – подумала я недоброжелательно. – «Прямо тебе на загривок! Ка-ак щёлкну по носу!» Ну, подумать я так подумала, а сама вмиг раскидала снег перед собой, нырнула в канавку и помчалась следом за Шуршавкой и сорокой. Смысл идти на неоправданный риск. Биться с лисой? Зачем? Если можно уйти от опасности. Лиса в снег нырять не будет – увязнет… Правда, меня подгоняло намерение добежать до Шуршавки с сорокой и сказать им всё, что я о них думаю. Я им помогла, а они мне?! Дорогу перегородили, в такой момент! Бежала я довольно долго, и вдруг пребольно столкнулась с Шуршавкой лбами. Оказалось, они с сорокой резко затормозили, осознав, что я осталась за снежным завалом в компании лисы. И развернулись на выручку – помочь разгрести снежный завал, чтобы я смогла быстрее пробраться через него и убежать. «Быстрее надо думать», – сказала я им. – «Такими темпами вы не успели бы мне на выручку».
– Знаешь, – как-то задумчиво сказала Шуршавка, наклонив голову вбок, – эта лиса мне порядком надоела. Всё время вертится вокруг нас. Всё время я напрягаюсь, чтобы она меня не поймала. Может, пришло время лисе уйти с этого поля?
Сорока округлила и без того круглые глазки, а я не сочла нужным даже ответить Шуршавке. Что сказать? Что и так понятно? Что реальность не всегда соответствует мечтам? «Пришло время лисе уйти с этого поля!» Надо же додуматься до такого! Шуршавка – может, вздумала лису на поводке увести? Куда нам с лисой тягаться! Хотя…
Мой план был прост. Я велела Шуршавке и сороке идти ко мне в нору, и ждать там. И ждать – там. Не мешать мне. Я сказала:
– Шуршавка! Постарайся меня больше не огорчать, а?
Шуршавка посмотрела на меня робко, взяла сороку за крыло и потянула за собой. Они разом как-то ссутулились и пошли, и Шуршавка всё время оглядывалась. Вдруг она остановилась и сказала:
– Я ж знаю. Ты хочешь идти на лису. Одумайся. Я ж себе не прощу, это ж я подала идею. Да я не подавала идею! Я просто так сказала! Красава, я ж себе не прощу!
– Не бойся, – сказала я.
И весело напевая, отправилась в деревню. Я не была уверена в успехе своей затеи. Получится – получится, нет – нет. Рисковать я не собиралась.
Мой расчёт был прост, как всё гениальное. Куда пошла лиса, не поймав нас? Правильно, в деревню! К людям. Лиса голодная, а у людей в курятниках – куры, на подоконниках – кувшинчики со свежей сметаной! Это даже я знаю, а лиса, значит, тем более знает!
Я вынырнула из снега где-то посредине деревни людей. Этот маршрут нами давно отработан (печенье… конфеты… я вздохнула). Ах, как верен был мой расчёт! На снегу я сразу увидела крадущуюся к домам лису. Она, видно, оголодала и немного потеряла бдительность. Шла не таясь. Прямо по снегу. Не пыталась ни скрыться за деревьями, ни прижаться к углу какого-нибудь дома – как она это делает обычно, когда заходит не на свою территорию. Ей нечего было бояться – снежная буря только что угомонилась, люди ещё из домов не пробовали выходить. Ни одна дорожка ещё не была расчищена. Лиса шла прицельно в чей-то двор. Вот перешагнула через сваленный бурей, полузанесённый снегом плетень. Вот прошла к хлипкой постройке – сараюшке. От сараюшки явственно несло куриным духом. Ну всё понятно. Курятник. А лиса, конечно, пожаловала за курицей. Дверь сараюшки была на две трети завалена снегом. Лиса принялась этот снег откидывать лапами. Тут я совершила первую стратегическую ошибку. Я настолько увлеклась наблюдением, что позволила себя обнаружить. Я слишком далеко высунулась из спасительного снега и на меня откуда-то сверху тут же свалилась пластиковая бутылка. Шум, конечно, привлёк внимание лисы. Лиса замерла, потом приподняла ухо… медленно и осторожно развернулась… и одним махом допрыгнула прямо до меня! Вернее, до того места, где я только что находилась. Пока лиса разворачивалась… я шмыг – и в снег, по туннелю – в сторону, бежала очень быстро! Зачем ждать, пока лиса развернётся – ждать не надо! Я слышала, как лиса, сердясь, разрывает снег на том пятачке, где я только что находилась… но я знала, что долго искать меня она не будет. Куры отвлекали её внимание, а опасность нахождения на территории человека её здорово подстёгивала. Она, оглядываясь, вернулась к курятнику (к тому времени я наблюдала за ней уже с другой точки) и снова принялась, всё так же оглядываясь, откидывать лапами снег от двери курятника.
Момент настал, подумала я! Я вспрыгнула на снег перед окном дома человека. Окошко было занесено снегом примерно наполовину. Да, немало! Зато меня хорошо было видно хозяевам дома. И они не замедлили появиться. С той стороны окна показались два улыбающихся детских личика.
– Мышка, смотрите, мышка на нас смотрит! – различила я слова. – Мышка, мышка, смотрите, какая хорошенькая!
Комплимент был мной принят и одобрен. И это была моя вторая стратегическая ошибка. Я уделила слишком много внимания улыбкам и комплиментам, и забыла, что лиса-то не ушла. Лиса вот тут, в одном прыжке от меня, и прыжок этот вполне может быть ловким… К счастью, отвлечение моего внимания на улыбки и кокетство оказалось не только моей стратегической ошибкой. Но и лисы. Она махнула ко мне, дети за окном истошно закричали, дверь дома распахнулась, и прямо в снег выскочил хозяин дома с ружьём! Снег ему очень мешал двигаться, но хозяин дома и не собирался  двигаться! Он прицеливался из ружья! Лиса (и правильно) немедленно кинулась со двора. Хозяин дома с досадой посмотрел на своё ружьё и зашёл в дом. А я забралась по стенке дома повыше и посмотрела, куда побежала лиса. Она стремглав промчалась по задворкам деревни, выскочила на лёд на реке, прокатилась по льду, и упала в снег на той стороне реки. Потом отряхнулась… я вытягивала шею, пытаясь не упустить её из виду… потом потянулась… и заинтересованно уставилась на лунки во льду, оставленные местными рыбаками.
«Фух!» – подумала я. Не знаю, уйдёт ли лиса с нашего поля насовсем, тут всё зависит от многих обстоятельств, но хотя бы пока можно не волноваться. Во-первых, это вот так, с перепугу, одним махом можно прокатиться по льду через всю реку. Обратно – пойди проберись. Скользко, холодно, ветер дует, люди могут увидеть. На льду лиса очень, очень заметна. Не будет она рисковать – не так глупа. Задержится на том берегу. А весной – лёд тонкий, ходить вообще по нему нельзя будет… кто ж хочет проваливаться в холодную воду? А потом ещё ледоход… Лёд трещит, льдины плывут по реке. В воду ходу тогда совсем нет! Словом, почти до лета лисы можно не опасаться. Да и летом реку переплыть не так просто! Течение у нашей реки быстрое. Кто там ещё? Ну, волк, ну, собаки, ну, сова… Но лиса самая ловкая, и от неё трудно бегать. Бежишь – а она быстрее… Да ну её. Я отвернулась, спустилась по стенке дома вниз и нырнула в снег. План выполнен. Можно идти домой. Я радостно похлопала лапами и поскакала. Но через два прыжка остановилась. От удивления. Кого я увидела в снежном туннеле – Шуршавку с сорокой! Они смотрели на меня издалека очень жалобно. Как будто чего-то боялись. Шуршавка шевельнулась, потом замялась на месте. Потом всё же двинулась ко мне. Я с удивлением заметила, что она хромает. Я побежала навстречу.
– Что вы здесь делаете? Что случилось? – спросила я.
– Ничего, – робко сказала Шуршавка. – Мы здесь, чтобы если что, прийти тебе на выручку. Сторожим. Ты там, а мы неподалёку. Вот, у меня с собой оружие, – и она подняла над головой колючую ветку малины.
Я рассердилась. Пришли вояки! Одна с перебитым крылом, другая хромает.
– Разве я не велела вам идти домой и ждать меня там? – спросила я.
– Велела, – сказала Шуршавка. – Только я ж себе не прощу.
У них был заморенный и виноватый вид. У Шуршавки шерсть висела клоками, а у сороки были красные воспалённые глаза. Да, подумала я, сорока в отличие от нас не приучена ходить по туннелям в снегу, нелегко, ей, наверное!
Я засмеялась, представив, как Шуршавка бьёт лису веткой малины.
– Где ты раздобыла ветку? – спросила я.
– Да неважно, – сказала Шуршавка. – Тут же во дворе сорвала.
– Ладно, – сказала я. – Пойдём домой. И ты, сорока, с нами. Будем лечить твоё крыло.
– Я? – спросила сорока. – Нет, я очень ценю ваше доброе отношение, но я не смогу жить в норке. Тесно. Я к людям пойду, наверное. Я буду тут, я решила. В этом дворе. Людям я не мешаю. Пока, подружки! Приходите в гости, очень, очень буду рада!
Она забралась на окно и царапнула лапой по стеклу. Люди выглянули, заахали, взяли сороку на руки, осмотрели её перебитое крыло и бережно отнесли в дом. Сорока махнула нам здоровым крылом из окна ещё раз. И тут я с удивлением узнала в хозяйке дома (она держала нашу сороку в руках) ту тётеньку, что пару дней назад выронила из сумки сушку! Похоже, Шуршавка тоже её узнала.
– Красава, – восхищённо пискнула она, – как повезло нашей сороке! Какие сушки она будет кушать! Определённо надо ходить к ней в гости.
Мы засмеялись.
По пути домой я хотела было рассказать Шуршавке, как разворачивались события. Но она сказала:
– Да я же всё видела! Мы же тебе сказали, что наблюдали за тобой издалека! Мы готовы были рвануть тебе на выручку.
– А почему ты хромаешь? – спросила я.
Шуршавка вздохнула.
 – Да неловко ступила, – сказала она. – Когда мы разворачивались, чтобы бежать не в нору, а к тебе. Да это ничего, пройдёт. Между прочим, мы спасли куриц. Лиса теперь долго не доберётся до деревни. Спасли куриц – отплатили добром той тётеньке? Мы молодцы?
– Ну разумеется, – сказала я. – Мы вообще супер. Одна хромает, другая еле плетётся. А всё потому, что герои. Заметь!
Шуршавка плюхнулась рядом со стволом какого-то дерева, взметнув клубы снежной пыли, и устало засмеялась. Я её вытащила из снега и сказала:
 – Холодно! Я хочу домой! Вечереет! Пошли, хватит!
И мы поплелись домой. Шуршавка волочила за собой по снежному туннелю своё оружие – ветку малины.
Мы пришли, заперли крепко-накрепко дверь, приставили ветку малины изнутри к двери и храпели два дня. На второй день к вечеру нас разбудил настойчивый стук в дверь. К нам буквально ломились. Я думала, мне эти удары в дверь снятся. Потом Шуршавка стала глухо кричать: 
– А? Что? Чего? Кто там, эй?
И я проснулась. Я осторожно подошла к двери. Шуршавка, протирая глаза, тоже. Мы не отвечали. Стук казался нам агрессивным, и мы затаились. Потом мы услышали писк вроде Пуш;нкин:
– Красава! Шуршавка!
И опять удары в дверь. Я тогда осмелилась посмотреть в глазок. О, да это действительно Пушинка, и с ней ещё пара наших! Я открыла дверь. Пушинка издала радостный писк и бросилась ко мне с объятиями.
– Как я рада, как я рада! – восклицала она. – Я приходила к тебе в гости позавчера вечером, и вчера днём, и вчера вечером, и сегодня, и никто не открывал! Я так беспокоилась! Я так беспокоилась! Вот собрала наших пойти! Если не откроете, думали, будем держать совет, куда вы делись, и что делать.
Я на неё прямо умилилась. Друзья поднимают галдёж при малейшем подозрении на опасность, такие друзья в радость! Мы выразили Пушинке и компании большую признательность, а они с интересом послушали наш рассказ (хотя смотрели недоверчиво). Новость, что лиса перебежала пока на другой берег реки, была встречена ликующими кликами.
Ну вот примерно такие события были этой зимой. Шуршавка наконец перестала ныть, округлилась, её шёрстка стала лосниться… (вернулась-то она истощённая), мы любили листать журналы людей, которые я как-то летом стащила из машины с арбузами с целью использовать бумагу для утепления норы. Нора вышла и так тёплая, поэтому журналы лежали стопкой, мы листали страницы и грызли зёрна, рассматривая картинки.
Потом наступила весна. К нам в гости как-то заглянул Аржан и сказал:
– Пора строить Шуршавке свою нору. Завтра выход;те на стройку. Мы с ребятами место уже подыскали. Уютное, тёплое, около трассы людей, с подветренной стороны.
– Так там же машины! – пискнула Шуршавка испуганно.
– А что они тебе? – возразил Аржан. – Они едут мимо.
 Шуршавка сказала:
– У дороги может быть резкий з;пах масел. Резких з;пахов мышки не любят. Сам знаешь.
– Ну да закроешь дверь, и всё, – сказал Аржан. – И потом, у нас для тебя сюрприз: стружки! Сосновые! Ценный материал! Долго по одной стружечке носили! Благоухание, тепло и уют в норе, считай, обеспечены.
Аржан гордо выпрямился.
– Это я придумал, – заявил он. – Принести ворох стружек.
– Пошли смотреть!  – воскликнула Шуршавка. – Что разговаривать!
Аржан заторопился:
– Да-да! Вот ещё: твоя нора будет примерно в ста шагах от трассы. Подумай: сто шагов до трассы! И к дороге не близко, и лисы-волки ходят стороной. Они боятся людей гораздо больше, чем мы. …Люди, как я уже сказал, тоже тебе вреда не причинят: они едут себе мимо в своих машинах! Ну, может, гул будет небольшой всё время, ну так лучше безобидный гул машин людей, которые к тебе равнодушны, чем лиса неподалёку!
– Лиса за рекой! Ты же знаешь! – сказала Шуршавка.
Аржан улыбнулся.
– И обещала там остаться? – спросил он. – А других лис в природе не существует? Мы же не на два дня тебе нору строим… И волки – не за рекой. Надо, чтобы хищники не смели подходить к твоей норе. Поэтому мы определяем тебя поближе к людям!
Шуршавка подумала и согласилась: да, место выгодное.
– Только почему вы выбрали за меня? – спросила она. – Я бы сама.
– Иди выбирай, – сказал Аржан. – Это будет дольше по времени. Ты одна, а нас много – мы быстро бегали, просматривали все варианты. Выбрали этот.
– Ладно, – сказала Шуршавка. И сказала тихо мне:
– Не понравится, другую нору сама построю, да?
– Конечно, – сказала я.
– И от Красавы, твоей подружки – недалеко, – весело сказал Аржан. – Будешь к ней в гости ходить теперь.
Шуршавка обрадовалась.
Мы пошли посмотреть место. Да, подходящее. Галька вдоль трассы насыпана людьми, можно камешки будет использовать. Аржан сказал, что велел всем мышам-друзьям с утра сюда подходить.
Весь вечер Шуршавка была в ажитации, нервничала. Ой, говорила, грядёт великая стройка.
Она была права. Наступило утро. Утро было замечательное. Небо, как всё последнее время, было ясное, солнце светило, зелёные листики пробивались уже из-под снега, по земле бежали ручьи воды. Аржан провёл перекличку. Оказалось, пришли все. Никто не стал отлынивать.
Аржан зашёл на край трассы, чтобы его было видно отовсюду. Вытянулся, оглядел всех строго, махнул рукой и пискнул: «Начали!» И закипела стройка.
Строили мы нору дней десять! Использовали и камешки, и песок, и веточки деревьев, и бумагу (помните мои журналы?) Нора получилась замечательной: тёплой и просторной, с одним основным выходом и аж тремя запасными, один из которых идёт под трассой людей, и выходит на другую сторону трассы! А из другого запасного выхода в ясную погоду виден кусочек реки! Даже ранней весной, когда на реке ещё держится лёд, этот пейзаж впечатляет, а летом наверное, вообще красиво – синь реки, цветочки, солнце… Да, похоже, Шуршавке наконец повезло, после всех перипетий.
Новоселье было тоже ярким событием. Все скинулись по 2 зерна, или ореха, приходили даже мыши из города Холодрыжкино, приятельницы Шуршавки, приносили сыру и конфет. Сюрприз, сюрприз, сказали они. Так что у Шуршавки на новоселье были и деликатесы. Теперь Шуршавка живёт в своей новой норке и частенько заходит в гости и ко мне, и к Пушинке, и нас зовёт к себе тоже.
Слова Аржана оправдались: лисы-волки и близко к трассе людей не подходят! Так что Шуршавка благоденствует.

Ах, да! Суслики однажды объявлялись у меня на пороге, похоже, всем семейством, в начале лета. Сказали, что пришли Шуршавку проведать, как она, а то неудобно всё-таки получилось. Принесли дары: горсть зёрен и горсть орехов. Сусликов мы простили. Они потом и к новой Шуршавкиной норе приходили, но она очень смешно их стала гнать, в шутку. Кричала, что, мол, пришли, выведывать, хороша ли её новая нора? Суслики смеялись, Шуршавка тоже. А потом вдруг Шуршавка чего-то заплакала. От пережитых волнений, может. Потом вообще выдала такой рёв, что суслики испугались и убежали. А Шуршавка посмотрела на свою новую нору, вытерла слёзы и угомонилась.
– Ладно, – сказала. – Эта нора лучше прежней. Но какой ценой досталась! Не знаю, что бы я без тебя делала.
– Ты опять? – спросила я. – Не желаю я в двухсотый раз слушать слова благодарности. Всему есть предел, подружка. Сусликов ты напугала.
Шуршавка кивнула.
– А я нарочно, – сказала. – Чтобы прочувствовали. А то пришли как будто в гости. Я их не звала.
Мы пристроились на крылечке и погрызли орехи, оставшиеся от пиршества новоселья.

А Аржан, когда Шуршавке построили новую нору, вдруг вздохнул и сказал ей:
– Ну вот, а старался я ради тебя.
– У? – спросила Шуршавка.
– Ну, тебе же всё-таки нелегко пришлось, – сказал Аржан. – Вот я и старался быстрее тебя пристроить. Как ты смотришь на то, чтобы мы завтра днём сходили прогуляться? Погода вон чудесная. А то ты всё с Красавой ходишь, а я побоку.
Ха, тут я поняла, почему Аржан дразнил Шуршавку, когда строили ей новую нору. Он всё пел, явно имея в виду Шуршавкину попытку уйти в город:
– Ой мышь-мыш;, спешит-спешит шурша, спешит-спешит шурша, спешит мыш;. Ой мышь-мыш;, спешит-спешит шурша, спешит-спешит шурша, ой мышь-мыш;.
Совсем задразнил, Шуршавка даже обижалась. Ах вот почему! Внимание привлекал к своей персоне. Шуршавка-то на него даже не смотрела. А ему это было не по нраву, наверное.
Вообще Шуршавка очень удивилась.
– Что-то я не замечала раньше, чтобы Аржан был ко мне неравнодушен, – сказала она. – Как ты думаешь?
– Что ж, почему не пойти прогуляться? – ответила я. – Аржан – настоящий лидер среди нового поколения мышей нашего поля, очень даже бравый парень.
 


Великосветский бал

Зима в этом году была снежной, холодной, весна затяжной, тоже холодной, мы просто утомились мёрзнуть! На поле без особой необходимости порой и не выглянешь – ветер дует промозглый, неуютно, шёрстка и та не спасает от промерзания. Поэтому, когда наступили наконец первые тёплые дни лета, мы были настолько им рады, что решили устроить бал!
Мы, все обитающие на территории этого поля мыши, собрались в один из вечеров вместе и постановили: балу быть! Сказано – сделано. Началась подготовка. Во-первых, нужен оркестр. Танцевать и закусывать лучше под музыку. Играть никто из нас не умеет. Ни на прутиках, ни на камнях. Решили так: ну и что, что не умеем. Играть и на прутиках, и на камнях будем по очереди. Кто как сможет. В самом деле, что тут сложного – взял камень, взял другой, да и бей их друг об друга, устанавливая определённый ритм. А приятель в это время дёргает натянутые на земле и закреплённые больш;ми валунами прутики. Какая-нибудь мелодия, но получится же! Приглашать профессиональный оркестр с соседнего поля мы не хотели. Итак, насчёт музыки нашли выход. Теперь второе. Закуски. Тут просто. Каждый приносит со своей норы провиант. Желательно повкуснее. И главное условие: не жадничать и не надеяться на соседа. Третье. По списку, но не по значимости. Безопасность бала. Сов никто не отменял. Лисы и волки тоже никуда из соседнего леса не уходили. Люди нам помогают, охотясь на лис, волков и сов. Но всех они не изводят. Поэтому поле надо оградить от набегов хищников хотя бы на вечер бала! И с боков, и с воздуха. А как? Тут-то мы и призадумались. Призадумались прямо на несколько дней, пошли думу думать каждый в свою нору. Так решено было: несколько дней придумывать идеи, потом озвучить их на повторном общем собрании и выбрать единственное решение. Сразу скажу, что выбрали не единственное. Выбрали 2 решения. Первое внёс Аржан. Он сказал:
– Элементарно. Утянуть у людей ленту подлиннее. Я видел у пастухов мотки лент ого-го. Протянуть ленту по периметру поля на высоте моего роста от земли. Подтянуть к получившемуся ограждению камни. Поставить сторожевых мышей. Ну, тут по очереди: час я сторожу, потом ты, ты, тут всё будет честно. Что получается: бежит, например, волк. Видит нас. Наш бал. Устремляется к нам. Натыкается на ленту. Как минимум цепляется, как максимум падает. Тут сторожевые мыши хватают камни. Забрасывают волка камнями. Ему больно. Он ретируется, то есть спасается бегством. Если не спасается, сторожевые подают всем нам условный сигнал – короткий, резкий писк. Мы набегаем. Нас много. Облепляем волка. Бьём и кусаем. Ему больно. Он убегает. Всё.
– Ч;дно, – сказал Линялый. – Но есть 2 вопроса. Что делать с совами? И что делать, если волк не один, а их, к примеру, целая стая? Штук этак десять волков.
– Если волков десять, то сторожевые сразу – условный звук всем нам. И мы сразу набегаем, кусаем и бьём волков. Им больно. Они убегают.
– Так в чём мысль? – спросил Линялый. – В чём то есть разница, один волк или их десять.
– Ну ты непонятливый, – удивился Аржан. – Если волк один, сторожевые сперва пытаются справиться своими силами, не беспокоя и не отвлекая от увлекательного времяпрепровождения основную массу собравшихся. А если волков десять – сразу кличут всех на помощь.
– Нет, я понял, – сказал Линялый. – Идея неплоха уже потому, что ничего другого мы придумать не можем. Слишком неравны силы и весовые категории наши и волков. А как быть с совами?
 – А вот насчёт сов я не знаю, – сказал Аржан. – Я не придумал. Есть идеи? – он глянул на нас, всех собравшихся.
–  Есть, – кивнула я.
И это было второе наше решение.
– Ты говорил о камнях, – сказала я. – Камни – это неплохое оружие для защиты. И их можно кидать не только вдаль, но и вверх. Особенно при помощи рогатки.
– О! – закричали все. – Рогатка! Как это никому не приходило в голову? Красава, ты гений!
– Это не я, – сказала я. – Это Аржан заговорил о камнях, вот я и подумала, что их удобнее кидать будет из рогатки. И точность попадания выше.
Мы срочно устроили экспресс-курсы обучения стрельбе из рогатки. Это оказалось несложно. Все ученики (а вели занятия мы с Пушинкой) оказались талантливы и схватывали «науку» на лету. Почему мы с Пушинкой? Ну… потому что так получилось, что мы хорошие мастера с детства. Потом расскажу, почему.

Итак, первое, что мы сделали в утро «дня бала» – раздобыли еды и сложили её штабелями. Каждая мышь, согласно предписанию, тащила лучшее. Чего только здесь не было! Зерно, орехи, семечки, печенье, конфеты, сыр!! Три последних пункта обеспечили мальчики, сходив с вечера в ближайшую деревню людей. Как они добыли всё это великолепие, они не сказали. Мы не спрашивали. Мы сразу утянули каждая по конфетке и продолжили бы это упоительное начинание, если бы мальчики не сказали: «Конфет в деревне больше нет, честное слово. Поэтому если съедите сейчас, на балу взять будет неоткуда». Ну мы и положили конфеты пока обратно в конфетную стопку.
Потом мы соорудили «оркестр», то есть протянули и закрепили прутики и выбрали наиболее музыкально звучащие камни. «Играть и сторожить вечером будут все по очереди», – напомнил Аржан. Мы не возражали. Мы решили попрактиковаться немного. Что за грохот раздался над полем, что за пиликанье! «По-моему, вечером нам не надо будет обороняться», – сказала Пушинка. – «От лис, сов и волков. Они должны разбежаться уж; сейчас от непонятного грохота».
Шутки шутками, а ограждение лентой мы сделали и рогатки положили для сторожевых. И стали ждать вечера. Не днём же начинать. Ещё людей привлечём шумом, а это вам не лисы с волками. Люди – это серьёзно. Лучше не конфликтовать с ними. Ведь если человек зацепится за нашу ленту… Нет, такого нельзя допустить. Ни в коем случае. Люди – чудесные существа. Во-первых, они истребляют лис, сов и волков. Во-вторых, делают наивкуснейшие конфеты и сыр, которые мы можем почти – да что там почти! – просто безнаказанно уволочь. Нет, людей надо беречь.
Мы чинно ждали вечера. И он наступил. Выплыла луна. Круглая, как сыр. Круглая луна – это хорошо: светлее на поле. Какой начался бал! Нет, скорее, пир. Потому что первое, что сделали все мы – принялись за еду. Дежурившие на музыкальных инструментах с беспокойством поглядывали на стремительно уменьшающиеся горы печенья. Дежурившие на охране не поглядывали, потому что были далеко – заняли посты по периметру поля, и пирующих нас не видели. Потом дежурившие на музыкальных инструментах «вдарили» по камням. Не знаю, как насчёт ритма, но громкость была отменная. Слышать друг друга мы перестали. Кушать тоже перестали. И пустились в пляс. Потом дежурившие на музыкальных инструментах устали, их сменили другие, а нас с Пушинкой по графику отправили сторожить.
– Во время нашего дежурства происшествий не возникало, – доложили нам уходящие на бал прежние сторожевые. – Думаем, никто из хищников сюда не сунется, – они засмеялись. – Уж больно грохот устрашающий, издалека слышен. А что, уже все запасы съели?
– Нет ещё, – сказала Пушинка. – Конфеты ещё были, когда мы уходили. Да и печенье.
– Желаем тихого дежурства, девочки! – сказали заспешившие вдруг прежние сторожевые.
– Так мы и пустили только девчонок на пост, – раздался голос сбоку. Голос принадлежал Линялому.
– Мы двое тоже здесь побудем.
Нарисовались Замлелый и Лихач.
– О, чудесно, – сказала Пушинка. – Вы, мальчики, сторожите, а мы поболтаем. Какая ночь, Красава! Какой бал, ты не находишь?
Я не успела сказать:
– Нахожу!
Потому что хищники, видать, не заробели от нашей музыки, то есть не впечатлились грохотом. Или, наоборот, впечатлились, пришли посмотреть, кто это так шумит.
Словом, первое, что я почувствовала, увидев нависшую над мальчиками (они находились чуть поодаль от нас с Пушинкой) морду волка, это вцепившиеся в меня когти Пушинки и первое, что я услышала, это её: «Ой!» Испугаться я не успела. Потому что события развернулись стремительно. Хорошо, что один из прежних сторожевых успел сунуть мне в руки рогатку. И хорошо, что прежние сторожевые ещё не успели уйти: получилось, нас «на посту» было не пятеро, а семеро мышей. (Два прежних сторожевых, Линялый, Замлелый, Лихач, Пушинка, я.) Иначе бы может и не все бы выжили. А так – я, повторяю, испугаться не успела. А где нет страха, там вероятна победа. Я схватила камень. Рогатка в лапе. Пли!
– Подавай камни! – крикнула Пушинке.
А Пушинка вот хороша – хлоп и набок в обморок! А ведь она стрелок хоть куда, отличный! Ладно, сама! Я стала хватать камни и стрелять в волка. Эффект был. Волк отскочил. Рядом стреляли наши парни. Но волк не очень-то торопился покинуть поле боя. Он поджимал лапы, втягивал голову, но шёл вперёд. Тогда Линялый вытянулся и издал короткий, резкий писк – подал сигнал всем на балу: нужна помощь! Ну да! Так те нас и услышали! Тут я поняла жестокий наш просчёт: грохотала музыка! Линялый издал условный писк раз, два… десять, а его не слышали! Надо тут пояснить, что короткий, резкий писк эффективен примерно как человеческий свист, и обычно очень хорошо слышен издалека. Вот, Линялый отчаянно посылал сигнал за сигналом, а его не слышали! Тут я забоялась. Плохо дело, подумала. Только тут же и разозлилась! Не глядя, схватила ближайший камень – какой-то он был мягкий, ком земли, что ли? – мелькнула мысль, ну что делать, что схватила, то схватила, и запустила из рогатки в волка, который упрямо шёл на нас. И тут парни ахнули, а с ними и я: из моей рогатки вылетела Пушинка! Это было ужасно видно при яркой луне! В пылу боя я схватила, получается, вместо камня валявшуюся на земле в обмороке Пушинку! Я бы засмеялась, если бы это не было так ужасно. Пушинка-то полетела к волку! На меня рухнуло чувство досады и на себя, и на Пушинку: я – как я могла, и Пушинка – нашла время валяться в обмороке, трусишка этакая, ведь она стрелок великолепный, сколько орехов сбивала прицельными ударами, когда мы были мышатами! Орехов не боится, сбивает, так представь, что это не волк, а орех, и сбей! Нет, надо в обморок было валиться! Я так испугалась за Пушинку! Всё, думаю, пропала подружка. Ах ты! И я кинулась на волка. Парни увидели, как я рванула – и за мной! Мы, шестеро мышей, без всяких камней, вцепились волку в лапы и стали бить его, и кусать, как могли. Бить мы могли плохо – что наша сила удара для волка! Но тот, видно, совсем уже был поражён. У него и в начале-то боя было «прислушивающееся» выражение морды. Он и так смотрел на нас с недоумённым любопытством. А когда мы кинулись в атаку, он уже и на упавшую ему на нос, а потом перекатившуюся по земле Пушинку не обратил особого внимания. И он как-то не побежал, а попятился назад – оглянувшись, словно у кого-то ища поддержку. И это – зубатый хищник!!! Он отходил от места схватки дальше, дальше… Мы ехали на его лапах. Когда он отошёл уже довольно далеко, мы поспрыгивали. Волки посмотрел на нас странно. Потом округлил глаза и как побежал! От нас. Мы удивились. Посмотрели друг на друга. И засмеялись! Мы были все белые от придорожной пыли. Шерсть дыбом, каждый как будто сверкает в свете яркой луны! Что волк подумал, не знаю. Наверно, что мы не мыши. И на всякий случай – убежал. Главное, чтоб не вернулся, немного подумав.
– Где Пушинка? – закричала я.
Мы побежали обратно на поле. Пушинка валялась там, где «приземлилась». Мы трясли её недолго. Она открыла глаза и села на землю. Она пошатывалась даже сидя.
– А чего это я? – спросила она. – Где я?
– Порядок, – сказала я. – Приходи в себя.
И отбежала.
– Мальчики, – сказала я. – Не выдайте меня, пожалуйста. Вы же знаете, что я не хотела стрелять Пушинкой. Так получилось. Я думала, это ком земли, когда схватила Пушинку, не разобрала, что это она, торопилась ведь очень, стреляла, волк наступал…
– Да не переживай, – сказали мальчики. – Мы никого в воздухе не заметили.
– Спасибо, – сказала я.
И побежала обратно к Пушинке.
– Ты как?! – спросила.
– Я ничего, – сказала Пушинка, пошатываясь и пытаясь встать на лапы. – Кажется, мы переоценили наши возможности. Насчёт… охраны. Охраны бала.
– Нисколько, – сказала я, стараясь придать голосу уверенность.  – Видишь же, волка нет. Как мы его напугали! Особенно ты.
– Я? – удивилась Пушинка.
– Ты, – подтвердила я. – Он, как тебя увидел с рогаткой в лапе, так и убежал. Сейчас бежит, искры, наверно, от лап летят, так торопится. Ты просто герой.
Пушинка потёрла лоб и задумалась. Потом улыбнулась.
– Всё ты сочиняешь, – предположила она. – С тобой так весело.
 – И не говори, – сказала я. – Веселее не бывает.
Подошли мальчики и сказали:
– Знаете что. Пора сворачивать шоу. Пойдём-ка на поле.
– Как-то тихо? – вдруг спросил Линялый, прислушавшись.
Да… было непривычно тихо. После грохота музыки. На небе сияла луна. И звёзды. Лёгкий тёплый ветерок вился по полю, качал стебли растений. И было странно тихо.
– Надо поспешить? – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказали мальчики. И рванули на поле. Мы (Пушинка и я) за ними.
На поле мы никого не увидели. Никто не танцевал. Не играла музыка. Зато вдали кипело сражение. Наверное, ещё одно ЧП (чрезвычайное происшествие) и резкий, короткий писк – условный сигнал «на помощь» – на сей раз был услышан.
– Ой, – сказала Пушинка. И села на землю. – Что-то мне плохо. Я боюсь.
– Волков? – спросила я.
– Нет, боюсь, опять свалюсь в обморок, – ответила Пушинка.
– Не надо, – сказала я. – Тебе это вредно. Очень, поверь.
Мальчики нас не слышали. Они уже были далеко – бежали на помощь нашим.

Утром мы подвели итог. Подсчитали потери. 18 мышей раненых – это не шутки. Хорошо, что только раненых. Оказалось, нам с Пушинкой повезло. К нам пришёл 1 волк. А на другой «пост», на другой конец поля – стая, целых 2 волка! Знаю, там трудно было. Не знаю, насколько. Знаю, что волков всё-таки отогнали. И что мышей – 18 раненых.
Утром же мы провели экстренное собрание. Постановили: никакой больше музыки. Как-то небезопасно оказалось. Можно было этого ожидать, кстати, если не проявили бы мы, мыши, некоторого легкомыслия. Музыка, как мы выяснили, волков не отпугивает – нет, привлекает их посмотреть, кто это там грохочет. Вполне можно поплясать и под удалой писк.
– Когда я побежала спасать Пушинку, вы, мальчики, почему за мной кинулись? – спросила я мальчиков – созащитников «нашего» поста. – Как вы не побоялись? Я-то была в пылу битвы, а вы?
Мальчики очень удивились. Переглянулись.
– Не понял, – сказал Линялый. – Ты нас – за кого считаешь?
– Ничего себе спросила! – повёл бровью Лихач. Отвернулся и пошёл на поле. За ним Замлелый и другие.
– Волки же очень опасны, – упорствовала я.
– Неужели? – с иронией спросил Линялый. – А мы этого не знали. Да, парни?
Парни  уже отошли далеко и не расслышали:
– А?  – сказали.
Линялый махнул им лапой – «неважно, мол», и усмехнулся: 
– Хорошо, если тебе так необходимо знать правду: нам было страшно! За вас. Пушинка летит прямо на волков, ты бежишь за ней… 
Нет, не эти слова я хотела услышать. Это я и так знаю.
– И ещё: девочки! – сказал Линялый. – Вы не замечаете очевидного. Вы обе небезразличны нам. Ну, ему и ему. Вот он, – понизил голос Линялый, – небезразличен к Пушинке! А вот он, похоже, – к тебе!... Я выдал секреты своих друзей. А они об этом и не догадываются! Ты же им не скажешь, кто их выдал?
Не скажу! Ах, это именно то, что я хотела услышать! Выудила, выудила и комплимент, и «тайну»! Я похлопала лапками и весело поскакала к Пушинке.
– Ха-ха, а у меня увлекательные новости, – стукнула я её лапой по плечу. – Только я тебе их пока не скажу. Жди задушевной беседы!
– Ты про что? – рассеянно спросила Пушинка. – Про то, что мы волков прогнали?
Линялый издалека махал мне лапой – не выдавай, мол! – так что придётся пока попридержать новость. Хотя это так трудно! Но я небрежно сказала Пушинке:
– Да. Про волков. Как мы их прогнали, а? Пусть теперь нас боятся!
И как ни странно, это сказанное только из стремления храбриться утверждение стало почти правдой. Во всяком случае, единственный бонус этой истории с проведением бала в том, что волки пока обходят наше поле стороной. Мы смотрим на них издалека, как они сворачивают с пути, и удивляемся. Несомненно, мы рады, но удивляемся, чего это волки  – опасаются, неужели?

…А на днях к нам пожаловала сорока! Ну та сорока, что зимой спасалась вместе с нами от лисы и осталась потом в доме у людей лечить крыло. Её знаю только я и Шуршавка, Шуршавки не было дома, я тоже ходила на поле за зёрнами, поэтому сначала сороке пришлось туго! Наши мыши на неё напали и люто гнали с поля. Сороки же для нас не друзья – в природе. Они, бывает, нападают на мышей. Так что мы сор;к не жалуем. И не жалеем. То, что именно эта сорока славная и добрая, наши мыши не ведали.
Я, возвращаясь домой, издалека услышала гам. Заспешила. Смотрю – сорока! Отбивается от мышей. Я её сразу узнала. Пришлось лезть в самый центр и выволакивать успевшую растерять все перья взъерошенную сороку из цепких лап наших.
– Матильда! – закричала я. – Как ты? Крыло зажило?
– Уж; нет, – ответила Матильда, отряхиваясь. – Что ж мне так не везёт, а? То метелью бьёт по крылу, то мыши вцепляются. Пойду обратно к людям.
– Подожди! – закричала я. – Я тебя со всеми познакомлю!
– Спасибо! – сказала сорока. – Знаешь, они очень дружелюбные! Мне будет очень приятно с ними познакомиться поближе.
Сорока нахохлилась.
– Ну-ну, – сказала я. – Наши мыши не знали, кто ты.
Наши мыши меж тем хмуро прислушивались к нашему разговору.
Я оставила сороку подождать вдалеке и объяснила своим друзьям, кто эта птичка. Тут и Шуршавка вернулась. Подтвердила. Наши мыши завздыхали.
– Что ж она сразу не сказала! – сказала Пушинка.
– Скажешь тут, – проворчала сорока. – Вон сколько перьев повыдергали. Слова ж не дали молвить.
Тогда мы, желая отвлечь сорочье внимание от ворчания, и желая похвастаться, рассказали ей про то, как сражались с волками. Сорока выслушала нас со вниманием и закатила глазки.
– О! – сказала она. – Это знают даже птенчики!
– Что? – хором спросили мы.
– Если бы вы натянули ленту примерно на уровне морд волков – вам вообще бы не пришлось с ними сражаться! Волк, видя ленту, обычно бежит вдоль неё – пока не находит выход. Волки перескакивают ленту …редко …да почти никогда! Такие у них повадки! Натяни вы эту ленту повыше, волки бегали бы и бегали вдоль ограждения. Искали бы вход на поле.
– Какие волки дисциплинированные! – мы засмеялись.
– А что, вы не знали? Люди давным-давно придумали так охотиться на волков: цепляют ленту, да и гонят серых вдоль ленты прямо в ловушку, – удивилась сорока. – Это знают – даже наши птенчики! Мы обычно наблюдаем с воздуха. Сверху всё отлично просматривается.
Шуршавка пригласила Матильду зайти в гости, оценить новую норку с видом на реку. Но Матильда сказала:
– Нет, я пошла обратно к людям. Домой. Там пока мой дом. Ваши мыши по крылу мне почти зажившему стукнули. После чего я поняла, что в гостях хорошо, а дома лучше. Пешком пойду. Взлетать опять не смогу пока! Проводите меня? А то вдруг кто ещё из мышей меня не знает! – она засмеялась.
Мы пошли пешком в деревню людей. Погода была чудесная – тепло, солнечно.
По пути Матильда рассказывала о людях – хозяевах д;ма, где она провела зиму. Как эти люди живут, что делают каждый день, какие вкусные булочки пекут, какие у них в доме на подоконниках красивые растения.
И вот мы пришли. Матильда чинно постучалась людям в окошко. Те выбежали из дому, радостно крича. И опять забрали нашу Матильду. Мы смотрели в окошко, как люди, ахая, перевязывали ей лапку и крыло. Матильда забралась на подоконник и мигнула нам из окошка. Мы помахали ей лапами и пошли. Наша Матильда не пропадёт у людей. Люди – это вам не лисы и волки. Люди – они как Матильдины сородичи: вообще не друзья, но дружить или хотя бы мирно жить по соседству вполне реально.



Залихватские прыжки в воду

Ну что делать летом? Кроме сбора запасов еды, разумеется? (Хотя основная заготовка еды на зиму осенью – когда всё поспевает.) А так, – для ощущения полноты жизни? Чтобы «жизнь бурлит-бурлит, удивительные события сменяют друг друга как в калейдоскопе, сияют огни славы и общественного признания, и события кажутся почти фантастическими?» Словом, требовался калейдоскоп. Событий. Раз требовался, то его мы и получили. По почти полной программе. «Будьте осторожны со своими запросами – а то ведь сбудутся!» Итак.

День был самый обычный – летний. Самый обычный летний в нашей местности значит – очень жарко уже с утра, пыльно, в полдень начинается марево. Было впечатление, что пыль просто-таки висит в воздухе над полем! Это вызывало ощущение некоторого дискомфорта.
Мы с Пушинкой решили идти к реке. У реки прохладнее. Зелёные ветви деревьев нависают над водой, корни деревьев выглядывают из песка, на них можно пристроиться, чтобы спрятаться от солнца.

Когда мы подошли к реке, то очень удивились, потому что ожидали увидеть пустынный пляж. А увидели полный берег мышей. И с нашего поля, и чужих. Да, можно было и догадаться, что не одни мы поспешим к речке искать прохлады.
– А ничего, – вяло сказала Пушинка. – Я знаю один песчаный откос берега, куда ни одна мышь не пойдёт. Считается опасным из-за того, что когда на него взбираешься, песок уходит из-под лап и можно вместе с песком поехать вниз, ну и удариться о землю. Это так считается. Но я знаю одну хитрость, почему мы и те, кто бы делал как мы, можем обойти эту опасность. Пойдём.
Что ж, мы пошли.
– Вот, – сказала Пушинка, когда мы добрались до места. Путь не занял и пробега в сто шагов. Я отлично знаю этот высокий, крутой откос. И правда, тут легко поехать на песке вниз. Я никогда не имела амбиции брать эту высоту.
– Видишь? – сказала Пушинка. – Откос.
– Да, откос, – сказала я. – И как ты предлагаешь туда забраться? И кстати, зачем?
– Как зачем? – изумилась Пушинка. – Да ты только посмотри на те деревья на откосе! Вот где зелень и прохлада! По всему берегу такого не найдешь! Следуй за мной и постарайся повторять за мной. Я уверена, ты сможешь.
И Пушинка поставила лапку на нижний выступ откоса. Песок под её лапкой немедленно осыпался. Тогда Пушинка схватилась лапками за росшие на песке стебли степных цветочков и пошла по откосу. Стебли тряслись и махали листьями, но держали её. Пушинка уверенно хваталась лапками за всё новые и новые стебли и не менее уверенно взбиралась по откосу. Всё шло нормально до того момента, как Пушинка, в очередной раз сделав перехват, не обнаружила, что до следующего стебля далековато. Потянулась. Не достаёт.
– Ой, – сказала Пушинка. И посмотрела сверху на меня. – Помоги?
Ух ты, подумала я. Чем я помогу отсюда?
– Ты раньше как забиралась? – крикнула я.
– А я раньше не забиралась, – сказала Пушинка. – Духу не хватало. Вот тебя взяла для поддержки. Думала, вдвоём справимся.
– Несомненно справимся, – подтвердила я. – Только пока иди обратно, вниз. Тут подумаем, как быть.
– Шутишь? – пискнула Пушинка. – Как я пойду обратно, вниз?
– Как туда шла, – сказала я. – Цепляйся лапами за растения и иди.
– Так я же их не вижу! – завопила Пушинка. – Я вижу только те растения, что по пути, впереди!
– А разве ты не думала, как мы будем спускаться, когда отдохнём на откосе? – удивилась я.
– Нет! – сказала Пушинка. – Не думала.
– Так ты что, застряла? – ахнула я.
– Да! – вытаращив глаза, заорала Пушинка.
– Отлично, – сказала я. – Посреди крутого откоса на берегу реки застряла Пушинка. Не идёт вверх, не спускается вниз. И что мне делать? Как я тебя спасу?
– Спаси как-нибудь, – жалобно пискнула Пушинка.
Я устроилась на песке и стала думать. Думать мне пришлось недолго. Потому что ровно через одно дуновение ветра мне на голову свалилась Пушинка. Это не преувеличение. Она свалилась мне на голову. Она, собственно, ударилась спиной о мою голову, с жалобным писком: «Ой!», и уже с моей головы рухнула на песок. То есть я собственной персоной смягчила её удар о землю.
– Неплохо, – сказала я, потирая нос. Перед глазами у меня закачались и завились кружочки из воздуха – не иначе как от удара Пушинкой. – Какой прыжок! Но почему не в сторону?
– Я не прыгала, – валяясь на песке и держась лапками за бок, сказала Пушинка. Глаза её были полны слёз. – Я упала.
Тут только я заметила, что в одной лапе у неё остался вырванный с корнем стебель.
– Эти хилые стебли не выдержали даже моего веса, – сказала Пушинка. – Ой, как мне больно.
– Не ранена? – полюбопытствовала я.
– Вроде нет, – сказала Пушинка, садясь на землю и держась лапкой за свой лоб.
– Пошли домой, на поле? – спросила я.
– Нет, – сказала Пушинка. – Я же хотела искупаться, перекусить… Давай из-за моего глупого падения не отступать от первоначального плана.
– Хорошо, – сказала я. – Пойдём поищем место на пляже?
– Ещё чего! – закричала Пушинка. – Вот наш откос! С него, подумай сама, отлично можно прыгать в воду! Воду я проверяла – там нет коряг, о которые можно было бы удариться! Я ныряла.
Что-то её слова не вызывали у меня уже доверия.
– Кстати, вот ты спросила: как, если заберёмся на этот песчаный откос, спуститься обратно? – продолжала Пушинка. – А зачем спускаться? Можно через воду. Прыгнем, и в порядке. До берега доплыть легко.
– Отлично, – сказала я. – Представляю, как увлекательно будет прыгать с этого песчаного откоса в реку. Но каждый раз, для каждого нового прыжка, забираться по новой на откос? Кажется, мне это невмоготу. Давай придумаем что-нибудь другое?
– Давай, – сказала Пушинка. – Думай. Ты генератор идей. Я просто пока подожду, пока ты что-нибудь придумаешь. А то у меня после удара о землю бок болит и мешает думать.
– О землю, ты уверена? – хмыкнула я.
– Ну, извини! – пискнула Пушинка.
– У нас же есть длинная лента! – воскликнула я. – Оставшаяся после великосветского бала. Помнишь? Та, которую натягивали на уровне моего роста над землёй, чтобы волки об неё спотыкались. Она же у нас ещё есть? Где лента на хранении, не знаешь?
– Знаю, – уверенно ответила Пушинка.
Мы поспешили на поле.
– Вот, – сказала Пушинка, показав на укрытие. – Здесь, на общем складе НЗ (неприкосновенного запаса) всех мышей этого поля. Кто сегодня дежурит? Кому повезло? Вот список. Где Линялый?
– Жди его! – сказала я. – Наверно, тоже на реке.
– Я тут, – послышался протест Линялого. – Я не на реке, я ведь сегодняшний дежурный охранник!
(У общего склада НЗ всех мышей этого поля, где хранятся предметы, не нужные каждый день, но м;гущие потребоваться когда-нибудь, и не принадлежащие кому-то лично, нет постоянного завхоза – ни к чему, есть дежурные охранники, Линялый, как вы поняли, дежурил в тот день.)
Мы объяснили Линялому суть дела. Он воодушевился.
– Я с вами! – сказал он, выволакивая моток ленты из закромов.
– Ты же дежурный! – воскликнула Пушинка.
– Ничего, – сказал Линялый. – Я запру дверь.
И он пошёл с нами. Это оказалось потом очень важным. Хорошо, что пошёл. Но Пушинка не знала, какую Линялый сыграет роль, и ворчала всю дорогу, что Линялый покинул свой пост. Линялый молчал: упрёки были справедливы.
Когда мы добрались до откоса, мы обнаружили там ещё Замлелого.
 – Что ты здесь делаешь? – удивились мы.
– Да я вас видел, – обрадовался он. – Вон оттуда, – он показал лапой вдаль. – Видел, как Пушинка полетела вниз. Поспешил на помощь, а вас нет. Не знал, что и думать. Хотел уже на поле идти. Мало ли, вдруг помощь нужна?
Да, Замлелый настоящий друг.
Вчетвером мы быстро справились с задачей закидывания ленты за толстую ветку дерева, растущего наверху на откосе. Мальчики – это вам не мы с Пушинкой: и забрались на откос, и ленту прикрутили так, что не оборвётся, и дно реки проверили ещё раз на предмет отсутствия коряг, и обучили нас «правильным» прыжкам в воду. Оказывается, мышь должна прыгать в воду столбиком, прижав лапки к телу, чтобы не удариться о воду.
Какие залихватские прыжки в воду начались! Мы прыгали в реку, взмётывались волны, летели брызги, мы потом быстро взбирались по ленте на откос и по новой! Один раз, правда, вслед за Замлелым с откоса полетел камень, его Замлелый случайно зацепил и потянул за собой, ну да камень в Замлелого не попал, а просто ухнул в воду.
Жара отступила, солнце клонилось к горизонту. Наступал вечер. Мы устали и хотели уже идти на поле, но так сразу нам попасть домой не удалось.
Сначала приехала машина людей. Большая машина – грузовик-самосвал. Он подъехал к б;регу со стороны деревни.
Грузовик моментально привлёк наше внимание. Ещё бы! Из его окна нёсся аромат свежего печенья. Печенье мы тоже углядели. Легко было углядеть. Это печенье грыз водитель. Мы оголодали за день и крепко позавидовали водителю.
– Подойдём поближе? – предложил Замлелый. – Может, чего и перехватим.
Мы осторожно прошли недалеко вперёд. Всё-таки – люди, всё-таки – грузовик-самосвал. Держаться надо почтительно.
Люди – а их выпрыгнуло из кабины всего 2 человека – достали лопаты и быстро стали сгребать песок с земли и сыпать в кузов.
– Вот чудн;, – сказал Замлелый. – Зачем им песок? Он же несъедобный.
– А люди песок часто увозят, – сказал Линялый. – Он им зачем-то нужен. Дом; свои, наверно, строят из него. Я наблюдал одну стройку и точно вам скажу, что песок там был, и его сыпали в раствор, которым мажут кирпичи, когда ставят стену.
– Знаток, – сказал Замлелый. – Ладно. Что их смотреть. Печенья наблюдение нам не даст. Пошли-ка по домам. Солнце скоро спрячется за реку, так лучше по светлому до своей норы дойти, чем по темноте. И вообще я есть хочу. Раздразнили они меня своим печеньем. Печенья дома нет, хоть зерн; погрызу.
Уйти нам снова не дали. Люди переговаривались, переговаривались, работая, потом прекратили работать. Опёрли свои лопаты о песок и принялись спорить. Один из них что-то говорил и говорил, а второй отрицательно мотал головой. Потом они кинули свои лопаты обратно в кузов и куда-то пошли. Как-то так получилось, что мы пошли за ними. Просто из любопытства – куда они, посмотреть. Люди шли довольно долго вдоль берега. Только я подумала, не повернуть ли мне назад, как люди прекратили движение вперёд. Они прошли к самой кромке воды, перевернули лежавшую на песке лодку, столкнули лодку в воду, перевалились через борт и поплыли к середине реки, быстро и усердно работая вёслами.
– Ну хозяева! – сказал Замлелый. – Бросили свой самосвал и ушли! А если его кто угонит?
– Да кому надо? – скептически спросил Линялый. – Других людей поблизости нет. Кто тут угонит самосвал?
– Я, – сказал Замлелый и засмеялся. – Мне самосвал очень даже нужен. Зерно буду возить на машине.
Люди меж тем отплыли довольно далеко от берега. Они достали со дна лодки удочки и закинули их в воду.
 – Да что на них смотреть! – сказал Замлелый. – Пошли, заночуем в самосвале, чтобы до дому не идти. Поздно уж;. У этих ночная рыбалка.
 Так мы и сделали. Пошли обратно, нашли брошенный на берегу самосвал, забрались в кузов и с комфортом расположились на песочке, который люди успели, как вы помните, набросать.
Но мы не рады были, что не рассчитали время и остались тут на берегу. Всю ночь пришлось бодрствовать – совсем рядом ухали совы. Они пролетали прямо у нас над головами. Нас не замечали только потому, что мы быстро зарывались в песок.
– Фу,  – почти рычал Замлелый.  – У сов здесь, что, мегаполис?
– Да, трасса! Супер-хайвэй! – смеялся Линялый. – Не бойся! Совы стаями не летают! У них тоже у каждого своя территория! Думаю, здесь вообще только одна сова и шастает!
Он держал над головой кусок пенопласта. Листы этого лёгкого по весу материала мы тоже обнаружили в кузове. Собственно, песок и пенопласт и должны были послужить нам средствами защиты в случае нападения легкокрылой совы. А чем ещё прикажете обороняться? Что нашли в кузове, то нашли. Каждый держал в лапах наготове горсть песка и кусок пенопласта. Песком можно швырнуть в агрессора. И пенопласт пригодится, сказал Линялый – чем проявил креативность мышления. (Замечено: креативное решение часто возникает под прессом чрезвычайной ситуации. Вот и нам пришлось наспех строить баррикады.) Вот если сова спускается, выставила когти – на эти когти ей оп! – следует надеть куски пенопласта, объяснил Линялый.
– Вот пусть себе удивляется, взмывает в воздух и улетает, – сказал он. – И занимается избавлением от этих «ботинок». А мы выиграем время!
– Да нереально будет сове пенопласт на когти прикрепить, – задумчиво сказал Замлелый. – Нет, я лучше щель сейчас подходящую в кузове найду! Даже самая мелкая щель нас спасёт!
И он собрался было вылезти из песка, поискать где-нибудь в кузове щель. Но мы с Линялым в него вцепились и остановили: не надо двигаться, шуршать – замаскировались – надо замереть.
Но ни песок, ни пенопласт нам оказались не нужны, и ура. Сова нас не видела, несмотря на её полёты у нас перед носами! Даже почти задела крылом мой нос – и ничего, меня не заметила! (Я ведь по глупости сначала «оценивала обстановку», выглядывала.) Потом ещё эта птица присела на ветвь дерева рядом с грузовиком… глядела, глядела в нашу сторону – и ничего, не высмотрела! На край кузова не посмела садиться! А, радостно подумала я – человека-то опасается! Человек и тут нас выручает, сам того не зная! Но на всякий случай крепче сжала в лапе горсть песка. Думаете, он так вот и сжался? Только заструился потихоньку сквозь пальцы из моей лапки. Зачерпнуть ещё песка (вместо просыпавшегося) не удалось. Потому что я бдительно помнила: когда сова летает неподалёку, шуршать и шуметь – не надо.
Хорошо, что домой по темноте не пошли, думала я! Вот было бы шоу: «Красава и сотоварищи убегают от быстрокрылого врага, обороняясь куском пенопласта!» Вот это был бы кросс! А что? Да, пенопласт не щит. Но ведь заслон?
Пушинка оказалась хитрей нас всех в этой ситуации. Она сразу основательно зарылась в песок, оставила только нос над поверхностью, и отлично выспалась. Знала – друзья при опасности ей свистнут. Пушинка нам доверяет. И правда, три пары глаз на страже, всматриваются во тьму ночи – ей чего беспокоиться?
Утром было свеж;. Вернее, просто холодно. Заря покрасила небо в розово-жёлтые тона. На мне, на ребятах, на кузове самосвала и на свисающей прямо мне на нос зелёной ветке дерева сверкали капли росы. От росы было вдвое зябче. Я решительно отряхнулась и издала гневный писк.
– Почему мы не догадались влезть в кабину? – растолкав Пушинку, спросила я.
– Вот не догадались, – зевнув, сказала Пушинка. – А что тебя не устраивает? Я здесь отлично выспалась. Да ладно. Пойдём, посмотрим, чего там люди, или да ну их?
– Я пойду, – сказал Замлелый. – Посмотрю, чего там люди.
– И я, – сказал Линялый.
Ну, и я тогда пойду, подумала я. Не плестись же мне одной на поле. Компанией ходить кажется безопасней. Всё-таки, знаете, – совы, волки… Правда, совы летают только ночью, не сейчас. Но на волка вполне можно нарваться.
Мы поспешили по вчерашнему следу вдоль берега реки. Людей увидели издалека: они с упоением рыбачили. Рыба, похоже, ловилась хорошо. Рыбаки только и успевали хватать добычу. Прямо прыгали и скакали в лодке. Это их и подвело.
В чём конкретно было дело, мы не очень поняли. Но увидели следующее: один из рыбаков снял с крючка очередную рыбину и собрался по новой закидывать удочку! Другой в этот момент его нечаянно, наверное, толкнул. Он сидел к первому спиной и повернулся, чтобы что-то сказать. Сказать ничего не успел. Потому что первый рыбак неловко взмахнул руками и рухнул в реку. Был громкий всплеск! Второй рыбак издал вопль и тоже прыгнул с борта. Второй всплеск. Хорошо гружёная лодка, когда второй рыбак прыгал с борта, перевернулась. Рыбины обрадовались и разбежались, сказала бы я, но рыбы не бегают. Они просто быстро скрылись в реке. Рыбаки  вопили и хлопали руками по воде. Один уцепился за перевёрнутую лодку. Второго мы видеть перестали. Первый рыбак тоже, видимо, перестал видеть второго рыбака, потому что сначала принялся кричать – что, разобрать нам не удавалось, как мы ни вслушивались, а потом принялся нырять!
Нырнёт – долго его нет на поверхности воды! Наконец, появится, отдуваясь. Опять нырнёт, нет его долго! Потом второй рыбак поплыл к берегу! Перевёрнутая лодка осталась покачиваться на середине реки. Второй рыбак выскочил из воды и принялся бегать по б;регу! Выражение лица у него было злым, и он, похоже, плакал! Мы, видя такое дело, попятились. Мы спрятались за камень, чтобы он на нас не наступил! Мы выглядывали из-за камня! Второй рыбак бегал по б;регу недолго! Он рванул к оставленному им накануне грузовику! Мы слышали, как зарычал мотор, и как грузовик помчался по направлению к деревне!
– Ну я не понял, – сказал Линялый. – Этот уехавший, что, бросил друга в беде? Друг что, утоп?
– А сейчас выясним! – сказал Замлелый. Подошёл к ближайшему растущему на берегу дереву, сломал нижнюю ветку, взял её наперевес и направился к воде.
– Э, ты куда? – кинулся к Замлелому Линялый. – Нам тебя тащить из воды неохота будет. Ты давай не тони.
– Спокойно! – сказал Замлелый. – Я плыть не собираюсь. А значит, потонуть не смогу. Видите? – он показал веткой вдаль.
Вдали на поверхности воды колыхалась перевёрнутая лодка.
– Это мы уже видели, – сказал Линялый.
– Приглядись, – посоветовал Замлелый. – Да только смотри не на лодку – она нам не пригодится, а на во-он ту точку. Точка, как ты видишь, плывёт сюда. Это может быть не пожелавший потонуть второй рыбак. Мне говорили, что у этой реки быстрое течение. Может, рыбака просто отнесло немного по течению. Лодку же тоже отнесло, посмотрите!
– Замлелый-то прав! – воскликнул Линялый.
– Вот как ему, человеку, помочь, я не знаю, – сказал Замлелый. – Давайте подумаем.
Прошла минута. Мы пытались думать.
– А лента на что? – вдруг воскликнул Линялый. – Парни! Сколько раз лента нас выручала!
– И девочки! – пискнула Пушинка. И первой побежала к «нашему» откосу.
Откос, конечно, далековато, но мы скакали во всю прыть! Мы добежали быстро, лента висела там же, где мы её оставили вечером! Мы повисли все вчетвером на ленте, она оборвалась с ветки дерева, Замлелый схватил ленту за один конец и понёсся вперёд, мы за ним! Мы прибежали обратно к человеку, он слабо плыл где-то там посередине реки, Линялый сказал нам:
– Все уйдите!
Мы отбежали, Линялый схватил ленту, лихо пискнул, вытянулся во весь рост, аж приподнялся на цыпочки, и принялся закручивать ленту в воздухе над собой!
Лента вилась сначала с трудом, падала, и ветер мешал, и ветки дерева… но Линялый старался, лента вилась всё быстрее, быстрее… И рраз! – с лихим присвистом, крутанувшись на месте, Линялый ловким броском выкинул ленту вперёд, а вот тут ветер был кстати, подхватил ленту, и её второй конец упал прямо в реку, недалеко от человека! Человек ленту сразу увидел и поплыл прямо к ней! Мы подождали, пока человек вцепится в ленту – Линялый бдительно смотрел – потом Замлелый перехватил «наш» конец ленты у Линялого и потащил к ближайшему дереву. Это оказалось нелёгкой задачей. Это было бы невозможной даже задачей, если бы человек на реке не плыл. Но он вцепился руками в ленту, а ногами отталкивался от воды, то есть всё-таки плыл. И лента переставала быть такой натянутой! Как только Замлелый добрался до дерева, задача упростилась! Замлелый просто намотал ленту на ствол дерева. Мы ему помогали. Всё в воде становится как бы легче по весу, и человек тоже, мы его без особого труда вчетвером вытянули. Если бы просто тянули ленту, нам пришлось бы туго, но ствол дерева помог.
Когда человек ткнулся носом в песок, мы подбежали к нему. Он хрипел.
 – Что делать? – панически пискнула Пушинка. – Из воды мы его вытащили, но он хрипит! Ему, похоже, плохо!
– Тихо, – сказал Линялый. – Я пока пошёл.
– Куда? – закричали мы хором и вцепились в него.
– Тихо, – оборачиваясь к нам и делая свирепое лицо, прошипел Линялый. – Сказал – пошёл!
Мы удивились и выпустили его бока. Он сердито почесался и сказал:
– Вы мне мешаете! Вы меня отвлекаете!
Дальше было вот что. Линялый стал красться вдоль берега. Мы посмотрели, куда он направляется. И увидели бегущую по кромке воды огромную собаку с длинной шерстью и острой мордой!
– Куда ты? – закричали мы хором.
– Куда ты?! – закричал Замлелый Линялому. – Собака тоже враг для нас, забыл?!
Да, собаки для нас всё равно что волки. Так же опасны. Сноровки только у собак поменьше. А вообще их надо обходить далеко стороной. Собаки-то тоже «мышкуют»!
– Эх! – залихватски крикнул Линялый. – Враг тоже пригодится!
Он подскочил к собаке, вцепился в её длиннющую шерсть и, хватаясь за шерстинки, оказался у неё на голове.
– Сюда! – закричал он нам. – На помощь!
Делать нечего, мы побежали! Хоть и страшно пересекать собаке путь!
– Садитесь! – кричал Линялый. – Цепляйтесь за бока, садитесь!
– Пушинка, принцип восхождения тот же, что по откосу, – пискнула я подружке.  – Пушинка, здесь падать нельзя!
– Собака довезёт нас до деревни! Мы должны дать знать людям об этом рыбаке!  – кричал Линялый. – Тпру! Тпру, я сказал! Рано рвать с места! Да садитесь, вы, быстрее!
– Зачем?  – горестно пискнула Пушинка, изо всех сил цепляясь коготками за шерсть скачущей собаки. – Зачем мы едем? Кто оценит наш подвиг?
– Хочешь бросить? – спросил Линялый Пушинку. – Пусть себе хрипит на берегу, раз сам в воду падал, да?
  Пушинка промолчала.
– У человека ленту взяли, печенье берём, в грузовике человека прятались, люди волков и лис – наших врагов – истребляют… – сказал Линялый. – И вообще – а если бы тебе было плохо? Если бы тебе требовалась помощь?
– Да я просто так… не подумавши, – примирительно сказала Пушинка. – Нам бы кошку, главное, в деревне не встретить.
Линялый молча кивнул. Тогда Пушинка спросила:
– А как? Вот так просто пойдём и скажем – бегите, люди, туда, там рыбак на берегу хрипит! Люди нас… ай!.. не услышат! Кстати… а собака знает, что нам надо в деревню?
– Разберёмся! – проорал Линялый. – Поехали! Собака не волк, в лес не убежит! Но! Пошла в деревню! Но!
Собака рванула с места так, что мы чуть не разлетелись.
Как только мы завидели крайние дом; деревни, мы хотели попрыгать на землю на полном ходу. Но собака мчалась так, что это было бы слишком опасно. Так и долетели до какого-то двора, куда с визгом устремилась собака. Она кинулась к человеку, разбиравшему во дворе сети. Тоже рыбак?
– А вот теперь самое тяжёлое, – пискнул Линялый. И поднатужившись, вырвал лапами клок шерсти с головы собаки! Собака тявкнула и гневно закрутилась на пятачке земли! Человек мимолётом глянул на собаку и сказал:
– Бобик, ты чего?
– Вот чего! – сказал Линялый и вырвал ещё клок! Собака взвыла!
– Бобик? – человек удивлённо уставился на собаку. – Бобик, ты чего? – он встал, подошёл к Бобику.
– Есть! – крикнул Линялый. – Внимание человека привлечено! Бобик, вперёд! К реке, Бобик!
Собака, вроде поняв, рванула с места! Как ею управлял Линялый, уж не знаю. Я старалась только не свалиться: за нами бежал человек, чьё внимание мы вызвали, не щадя Бобика, и свались я, человек ведь не остановится! Я бы не хотела быть помехой для бегущего человека.
Пошёл дождь. Собака скакала так, что перед глазами у меня всё поплыло: закружилась голова.
Мы долетели до реки. Разом спрыгнули на песок и попрятались кто куда. Тут уж кто как успеет. А прибежавший человек увидел «нашего» человека. Что тут началось! Что тут началось!
Приезжал грузовик, приезжали ещё машины, с середины реки доставали лодку, приезжал первый рыбак (что «бросил» второго). И не перескажешь. Да мы особо и не смотрели – поплелись домой на поле. Устали несусветно. Ужас как устали – только «состояние ослабления организма от продолжительной деятельности» дало о себе знать, когда уже до п;ля добрались. И вот представляете: приходим мы, а там срочное собрание. На повестке дня 2 вопроса. И оба вопроса про нас. Первый вопрос простой: где мы? Второй вопрос скандальный: почему Линялый покинул свой пост охранника при общем складе НЗ всех мышей этого поля?
Мышь Валентер увидел нас одним из первых.
– Где были? – строго вопросил он. – Как ты мог оставить столь важный пост?! Где лента?
Ах, лента! Про неё мы совсем забыли.
– Мне пришлось спешно заступать на пост вместо тебя, Линялый, – сообщил Валентер. – Потому что следом за твоим дежурством идёт моё. Я бодрствую второй день. Я зол.
– Дежурил не только ты, – возразил Лихач. – А кто поле два дня прочёсывал, посылая им условный звук? – он показал лапой на нас.
– К лучшему, – сказал Линялый. – Чтобы потом не было догадок, додумок, домысливаний. У нас появилась возможность не рассказывать каждому заново, а вот на собрании сейчас объяснить всё. Ленту, думаю, нам простят.
Итак, мы объяснили. Линялый был прав: за ленту нам ничего даже не сказали. Просто пошли и принесли её сами.
Ахали, правда, долго и требовали подробностей. Подробностей мы обеспечить сразу не могли, потому что тупо пошли спать. Неимоверно устали. Линялый, правда, постарался было коротко донести ход событий до внимательно слушавших приятелей, сказал:
– Подъехали на собаке до деревни. Собака как погнала! Испугалась. Чтобы оповестить о человеке. Чтобы спасти человека.
Но тут начались такие ахи изумления, пошёл такой обмен мнениями, что мы поняли – приятели ход событий уяснили. Валентер, выслушав Линялого, пожал ему лапу – чтобы подчеркнуть своё уважение.
– А как тебе удалось управлять собакой? – спросила Пушинка, когда мы наконец отделились от собрания и направились по домам. – То, что собака сначала побежала в деревню, это понятно – домой побежала. А вот потом ты ей сказал – к реке! И она поняла команду?
– Конечно, – сказал Линялый. – Только я собакой не управлял. Собака скакала сама. Команду «к реке»… наверно, слышала от хозяина? Он же рыбак. Они в деревне все рыбаки. Ну и поняла. Наверное. Это я так думаю. Но я сказал – к реке, она и побежала. Вот не моя заслуга, ребята, не скрою! …Хотя я бы всё равно что-нибудь придумал бы – если собака рванула бы не по тому направлению.
Мы закивали.
И мы: Линялый, Замлелый, Пушинка и я разошлись по домам. Надо было немного прийти в себя. Валентер тоже пошёл к себе. Он же два дня бодрствовал на посту. А Лихач ещё раньше домой ускакал! Тоже и им пришлось нелегко!
Потом нам рассказали, что наши мыши направили бригаду дальнейшего наблюдения за людьми. Да что там наблюдать – вытащенную на песок перевёрнутую лодку, пустой берег? События прошли, и что там ныне увидишь – всё, шоу свёрнуто! 

Вот так мы и вышли в герои. Люди, правда, об этом не узнали. Ну это и неудивительно – как они могли бы догадаться о нашей помощи им? Скажу больше – Линялый наведывался в деревню за конфетами, пошёл в дом к спасённому. (Как дом его вычислил? Ну, Линялый да чтобы не вычислил!) …И там чуть не угодил в мышеловку. В мышеловку, которую поставил спасённый! Так он ещё Линялого увидел, схватил веник и за Линялым! Он бы не замедлил прихлопнуть Линялого, если ему это удалось бы! Линялый еле ноги унёс. Потом даже смеялся, рассказывая. Такова жизнь. Парень-то спасённый не знал, кт; его спас. Откуда же ему знать, вот Линялый и чуть не пострадал от веника.
Зато все окрестные мыши прониклись к нам уважением. Если подумать, тоже немало. (За способность спасти не кого-нибудь вроде нас, а – аж человека!)

Потом мы и сами – Линялый, Замлелый, Пушинка, я – захотели посетить ставшие почти достопримечательностями откос и лодку … Уж очень увлекательным было действо в тот день. Как-то пошли вчетвером на берег, нашли перевёрнутую на песке лодку, уселись на краешек, повспоминали… подивились… сами себе… да и пошли обратно на поле.
– Будет что вспомнить, и за что себя похвалить, – вздохнула Пушинка.
Ну, а пока пора возвращаться на поле, – сказал Замлелый. – Я сегодня дежурю.