…инспектор загнул уголок странички и закрыл книжицу. Подперев щеку кулаком, он устало смотрел на полупустую кофейню. На улице лил дождь. Смеркалось. Писатель опаздывал.
Инспектор неторопливо вычистил трубочку и так же неторопливо трубочку набил. Он хотел попросить еще кофе, но гарсон, кажется, читал его мысли. Сию минуту этот любезный молодой человек был возле столика. Он не подошел, не подскочил, а словно вылепился из воздуха. Так, по крайней мере, показалось инспектору.
- Может, мосье угодно сливок? – тихим вкрадчивым голосом спросил гарсон, а чашечка кофе уже стояла на столике, у инспектора под носом.
- Нет, ни в коем разе, - в этом вопросе инспектор был категоричен.
Горячий кофейный аромат щекотал ему ноздри. Инспектор радостно заглянул в чашечку - там дымился кофе. Черный, как непогожая ночь за окном, с роскошной шоколадной пенкой.
Колокольчик над дверью звякнул и с улицы вошел худой, нескладный человек в потасканном плаще и потерявшей всякий вид, шляпе. Остановившись возле дверей, он оглядел кофейню. Дождь лил с него ручьями. Наконец, он заметил инспектора за столиком в углу зала. Человек в мокром плаще виновато взмахнул руками.
- Мне чертовски неловко, инспектор! Я так опоздал! – стал оправдываться писатель, подойдя к столику и валясь в обитое дерматином кресло.
- Вы не поверите, дружище, - прервал его инспектор, - оказывается, в этой забегаловке готовят весьма недурной кофе. Весьма, знаете ли, не дурной.
- Конечно, не поверю, - ответил писатель. - Помилуйте, инспектор, да здешнюю будру назвать кофе, у меня язык не повернется! Хороший кофе здесь варят исключительно ради вас. Вы часом не знаете, кто хозяин этой богадельни?
- Запамятовал, - признался инспектор.
Тогда писатель выразительно пошевелил бровями. Инспектор оглянулся. Лоснящаяся физиономия мэтра, словно мятый таз, проплывала куда-то над пустующими столиками. Его маленькие васильковые глазки были скромно потуплены.
- Базилис, он же Слепой, - пробормотал инспектор. - Как же, как же, встречались. Матерый бандюга. Да-с… Так он что же, уже откинулся?
- Разрешите, - попросил писатель и прежде чем инспектор успел воспрепятствовать, ловко выхватил у того из-под локтя книжицу в аляповатой суперобложке.
На суперобложке была нарисована ночь, примерно такая же, как сейчас стояла за окном. Только в лужах плавало побольше неона, и некто в плаще с поднятым воротником шел по трущобного вида переулку к распахнутым дверям питейного заведения. С навахи в руке злодея стекала кровища. Золотые буквы над его головой тоже истекали кровью и складывались в слова: ПИНОККИО РАЗБУШЕВАЛСЯ или НЕМНОГО КРОВИ В ХОЛОДНОЙ ВОДЕ. Писатель открыл книжицу наугад. Буковки, мелкие буковки, мелюзга, муравьишки поползли через страницу. И он сразу вспомнил тот черный страшный сентябрь дюжину лет назад. И ту комнату с высокими окнами, в квартире, которую он снимал в старом доме на проспекте Карла Коллоди. Писатель вспомнил, как просыпался после полудня в сером дождевом свете, льющемся из окна, под неумолчный шелест капель. Дождь шел все дни напролет, неделю и другую. И казалось уже, что разверзлись небеса и наступили дни потопа, последние дни. Умывшись, он варил на кухне кофе в высоком поместительном кофейнике, щурясь от сигаретного дыма; дым стекал с уголька зажатой в углу рта первой сигаретки. По утрам у писателя никогда не бывало аппетита, и он вскорости покидал кухню и шествовал в ветхом халате с парящим кофейником в руке по обшарпанному коридору в свой, так сказать, писательский кабинет. Затворив за собой дверь, он включал электрическую пишущую машинку и печатал, заправляя себя, то кофеином, то никотином покуда вечерний сумрак не проливался в комнату из высокого окна и не отравлял тоской дымный воздух. Тогда писатель выключал машинку и поднимался из-за стола. Нахлобучив шляпу и надев пахнущий плесенью плащ, он выходил в осеннюю мглу. Вниз по проспекту, широким потоком лилась дождевая вода. Не мешкая, писатель перебегал на другую сторону и толкал дребезжащую дверь рюмочной, где за мокрым запотевшим стеклом уже мерцали желтые огоньки на столиках, и радовал глаз блеск разнокалиберных бутылок над барной стойкой.… А случалось, вместо рюмочной писатель шел на вечеринку, в один дом на городской окраине. Там ему всегда были рады. Когда писатель входил, хозяйка наливала ему водки в стакан. А в углу гостиной его дожидалось старое скрипучее кресло-качалка. Жизнь была простой и понятной, пока в городе не объявился этот сукин сын. Это существо. Тот, кого газетчики окрестили Кровавым Шарманщиком…
- Увлекательная книжка, дружище, - сказал инспектор, - весьма, знаете ли, увлекательная. Да-с.
- Ну, что же, я рад, коли вам понравилось, - скучным голосом ответил писатель.
- Послушайте, дружище, а не могли бы вы ее подписать?
- Подписать? - переспросил писатель и пожал плечами. – Ну да,
конечно.
Порывшись по карманам плаща, он нашел блокнот и прицепленную к его обложке ручку с зажимом. Отцепив ручку, писатель чирикнул на развороте:
Дорогому инспектору, моему читателю и собутыльнику – и подписался – Писатель.
- Кофе? – предложил инспектор.
И мираж любезного молодого человека тотчас нарисовался возле их столика.
- Кофе? Даже не знаю… - писатель обвил длинными бледными пальцами свой колючий подбородок. – Нет, кофе сегодня, как-то не в масть. Я лучше водочки хряпну. Да, пожалуй, что её. Вот что, парень, принеси-ка нам водки грамм так двести пятьдесят и еще...
- И яичек под майонезом, - подсказал инспектор.
- Да, еще яичек. Справишься?
- Не извольте беспокоиться, мосье.
Писатель раздраженно помахал в воздухе рукой и повисшая над столиком подхалимская рожа гарсона развеялась точно дым.
- Итак, Шарманщик вернулся в город?
- Его подчерк, – инспектор пыхнул трубочкой. - Кишки наружу, кругом кровища и все такое. Еще у меня есть свидетели. Несколько человек. Эти люди слышали, как кто-то среди ночи играл на шарманке.
- Черт, черт, черт, черт, проклятье, черт, черт, - пробормотал писатель. – Ведь мы же загнали его в угол! Как такое могло случиться, инспектор? Скажите мне? Как он мог выйти живым из этого ада?
Но инспектор ничего ему не ответил. Не ответил, потому что не знал, что сказать. И писатель знал, что инспектор не знает, что ему ответить. А инспектор, в свою очередь знал, что писатель знает, что ему нечего ответить. И писатель конечно то же знал, что инспектор знает… Но не будем плодить дурную бесконечность без необходимости… Так они и сидели друг против друга за столиком в маленькой кофейне. Инспектор все сосал и сосал свою вонючую трубку и писатель, глядя на него, тоже полез в карман за куревом.
Он сунул в рот папироску, чиркнул спичкой и заметил, что его руки дрожат.
- Что вы намерены предпринять? - поинтересовался инспектор.
Писатель не спеша раскурил табачное изделие.
- Интуиция подсказывает мне, что Шарманщик бродит где-то неподалеку. А на улице, заметьте, инспектор, льет как из ведра. Можно предположить, что маньяк вымокнет и решит зайти куда-нибудь обогреться. Или ему захочется перекусить чего-нибудь, или, там, выпить водки, ну или не водки, а, например, кофе. Хотя определенно, кофе сегодня не в масть. Другими словами, я предлагаю устроить засаду в этой кофейне. Наш столик в углу и когда Шарманщик войдет с улицы, сразу он нас не заметит. А потом, инспектор, вы превратите его в дуршлаг! Вот, таков в общих чертах мой план. Что скажите?
-Вы же знаете, дружище, в этом деле я всецело полагаюсь на вас, - ответил инспектор. - Я доверяю вашей интуиции, как не доверяю себе. Я не могу этого объяснить, но мне кажется, вас тянет к Шарманщику, как стрелку компаса к полюсу. Я вам верю, дружище, - сказал инспектор и вспомнил тот непогожий сентябрьский вечер, дюжину лет назад.
Стечение обстоятельств привело инспектора на одну вечеринку, в некий дом на городской окраине. Он помнил лампу под пыльным абажуром с бахромой. И тусклый и густой, как подсолнечное масло электрический свет. Было сильно накурено. Играла радиола. За черным оконным стеклом дрожали огни силикатного завода. Хозяйка дома – теперь инспектор не мог вспомнить ни ее имени, ни лица – представила их друг другу. Худой, нескладный, похожий на богомола человек сидел в старом кресле качалке. Поставив на пол стакан, он поднялся и пожал инспектору руку. Электрический свет омыл его длинное бледное лицо. У него были бесцветные, глубоко запавшие глаза: беспокойные и тоскливые.
-Я знаю, инспектор, с этим парнем у вас ни черта не выходит, - сказал он, как только хозяйка отошла к другим гостям. - Скольких дуроебов он уже укокошил? И что вы станете делать завтра, когда найдут еще одного в сточной канаве?
С инспектором тогда случился приступ мигрени. Ему захотелось уйти с этой вечеринки сейчас же, к чертовой матери. Но этот нескладный человек в мятом плаще цепко держал его за плечо. И его шепот пах перцовой водкой.
- Послушайте, инспектор, я уже не могу думать ни о чем другом. Он, словно, поселился у меня в голове. Он снится мне эту каждую проклятую ночь. И я бреду вслед за ним по этим черным глянцевым залитым дождем улицам. Улицы идут вниз, под уклон, под землю, и так до самой Преисподней, до инфракрасных адских огней. И всякий раз его лицо в тени… Вы думаете, что я сумасшедший? Да, вероятно, только не все ли вам равно, инспектор? Ваши лучшие ищейки не могут его найти. И от ночных облав никакого толку. Он, как призрак. Он растворяется в этом чертовом дожде, как кусок сахара в стакане с чаем. А я приведу вас к нему. Я хочу, чтобы вся эта ***та поскорее кончилась. Не знаю как, но я найду этого сукиного сына. Поверьте мне, инспектор…
- Я верю вам, дружище, - повторил инспектор.
Тут подоспел графинчик с водкой, и писатель с инспектором хлопнули по рюмашке.
- Кое для кого эта ночка плохо кончится, - мрачно пообещал писатель.
Инспектор согласно кивнул и закусил яичком. Разлили по второй. Инспектор взялся уже за рюмку, как вдруг его лицо посерело.
- Что с вами? - забеспокоился писатель. – Вам плохо?
- Печенка, - прошелестел инспектор. - Опять схватило...
И он стал искать по карманам пузырек с таблетками. Таблетки нашлись. Инспектор морщась съел штуки три. Писатель, ни слова не говоря, выпил водки, снова налил и закурил новую папироску. Он сидел и нервно барабанил пальцами по столу.
- Вроде отпустило, - сказал вскоре инспектор.
- Ну и, слава Богу, - ответил писатель.
Инспектор поднялся и пристроил на плешину клетчатое кепи.
- Вы уж извините, дружище. Старый я стал для этих игр. Как ни крути, а пора на пенсию. Да-с, - и инспектор тяжело вздохнул.
Писатель хватанул еще водочки, с грустью взглянул на графин и тоже встал из-за столика.
- Не унывайте, инспектор, - сказал он. - Не берите в голову. Черт с ним, с этим Шарманщиком, в другой раз возьмем его за жабры. Пойдемте, я вас домой провожу.
- Ну что вы, дружище, я же не барышня, чтобы меня домой провожать, - стал отнекиваться инспектор.
- Вы главное смотрите под ноги - тут кругом лужи, - посоветовал
писатель. – Еще, не дай бог, навернетесь и покалечитесь.
- Типун вам на язык, - ругнулся инспектор, и опасливо прихватил писателя за локоть.
Над дверьми кофейни горел неяркий фонарик и сперва его свет худо-бедно освещал друзьям дорогу. Но когда писатель с инспектором отошли подальше, толку от фонарика не стало, а других огней нигде не было видно. Писатель таращил глаза в темноту, дабы не свалиться в какую-нибудь канаву вместе с инспектором, а инспектор грустил о своей больной печенке и сосал вонючую трубку. Так они и ковыляли впотьмах под тоскливым осенним дождем, покуда совсем не пропали из вида.