Я проснулся рано. Элайвис еще спала, уткнувшись лицом мне в плечо. Я аккуратно натянул повыше тонкое одеяло, укрывавшее нас, затем очень осторожно убрал прядь волос с лица девушки и вдруг обнаружил то, что не замечал раньше – редкие очень мелкие веснушки.
––Что? Увидел? – не открывая глаз, кисло спросила она.
––Увидел, – не стал отпираться я.
––И?
––Веснушки. Редкие. Мелкие, практически не заметные. Можно сказать, твоя изюминка.
––Эх, Кэвин, Кэвин, – переворачиваясь на спину, и открыв, наконец, глаза, вздохнула Элайвис, – Твоими бы устами...
––Ты считаешь, что я лгу?
––Нет, ты говоришь, то, что думаешь. Ну, так знай, что благодаря вот этим самым веснушкам, ни один эльф не хочет иметь со мной дела, потому, что в таком случае его поднимут на смех другие эльфийки, и в их общество ему станет путь заказан. Знаешь, как они называют меня за глаза? «Элайвис-конопушка» – вот так!
––Так почему ты от них не избавилась? Не думаю, что для вас это так сложно.
––Чтобы надо мной уже смеялись в лицо? «Элайвис, вот теперь ты стала настоящей красоткой, выведя веснушки!». Пусть уж лучше смеются над ними, чем надо мной! – глаза девушки на мгновение полыхнули уже знакомыми мне зелеными огоньками.
––Тогда оставайся здесь.
––И опускать каждый раз глаза, встречая тебя с твоей девушкой здесь в Садах или у моего брата. А что бы я тебе про него не говорила, я очень люблю его, – улыбнулась Элайвис. – Нет, Кэвин, мне лучше будет вернуться к себе. Следующего ребенка, где-то через год после рождения твоего, я понесу уже от эльфа, и мне все равно, что он наутро молча встанет и уйдет, главное – я не дам зачахнуть моему народу. Потом снова от человека – и в итоге у меня будет восемь детей. И они будут любить меня все, несмотря ни на какие там веснушки. О чем Элайвис-конопушка может еще мечтать?
––Когда ты уезжаешь? – чтобы хоть как-то отвлечь ее от этих мыслей, спросил я.
––Сегодня и сейчас. Я чувствую, что уже понесла, значит, мне здесь мне больше делать нечего, – сказала она и встала. Одеяло упало, я кое-как успел поймать свою половину и быстро отвел взгляд: нечего лишний раз глазеть на то, что не предназначено для меня. Элайвис поняла меня правильно и быстро удалилась вглубь лэгдони, тем самым предоставив возможность одеться и мне.
––Кэвин, ты как? – спустя какое-то время донесся до меня ее голос.
––Порядок.
––У меня к тебе последняя просьба, – сказала она, появляясь одетой в простой дорожный костюм, опоясанная мечом, с волосами, собранными в хвост, и с Плащом Путешественника, небрежно наброшенным на руку, – Проводи меня, пожалуйста.
–– Конечно, – не понимая, как можно поступить иначе, ответил я.
Мы спустились на землю – на этот раз оба по веревочной лестнице и медленным шагом направились к Главным воротам. Что-то в ее наряде смущало меня, пока я не сообразил, что меч находится справа.
––Ты левша?
––Только заметил?
––А у вас это не считается…– начал я, и тут же, осознав всю свою бестактность, захотел откусить себе язык.
––Уродством? – легко раскусив меня, улыбнулась Элайвис. – Нет, не считается. Наоборот, противник-левша, считается более опасным. Хочешь, покажу?
––Валяй, – извлекая свой меч, согласился я. М-да, некоторые из словечек Муэри прочно вошли в мой лексикон, как, впрочем, и она позаимствовала мои выражения тоже.
Эльфийка, неумело достала меч, на что я про себя самодовольно усмехнулся, и наш поединок начался.
Однако, уже через несколько минут мне стало не до смеха – счет составил 5:1 не в мою пользу. Элайвис использовала свое преимущество, не щадя меня и не брезгуя всевозможными «грязными приемчиками», как их презрительно называли в Дзен Риэле, и которым меня так тщательно обучал Йоген. Избегая, разве только пинка в пах, хотя один раз могла провернуть и этот трюк. Такое поведение разозлило меня не на шутку, и я начал сражаться с ней на равных используя всю науку того же Йогена, который, помимо всего прочего, обучил меня, как сражаться с левшой, не давая ему преимущества.
––Ну, наконец-то, – радостно крикнула девушка. – Я все ждала, когда ты возьмешься за ум.
Когда же счет составил 10:7 в пользу Элайвис, наш поединок прекратили стражники, прибежавшие на звон стали. Узнав в чем дело, они, недовольно ворча и грозя большим штрафом, если мы «еще раз учиним подобное непотребство», удалились.
––Твоя взяла, – признал я, возвращая меч на место.
––Если бы ты не щадил меня в начале, счет был бы равным, – уже иным движением, легким и неуловимым вложив свой меч в ножны, великодушно сказала победительница. Ее глаза блестели от возбуждения поединка, но дышала она ровно, чего, увы, нельзя было сказать обо мне.
––Я никогда не дрался с женщинами и не считал их опасными противниками, – признался я.
––Теперь будешь знать, что, если дама опоясана мечом, с ней надо быть осторожней вдвойне, – засмеялась Элайвис. – Ибо помимо мастерства женщинам присуще еще и коварство. Они частенько прикидываются слабенькими и жалят тогда, когда не ждешь, – подняв с мостовой Плащ Путешественника, который она использовала тоже, пока я не «отсек» ей правую руку, сказала эльфийка, и мы двинулись к воротам, до которых было уже недалеко.
––Этот трюк стар, как мир, и пользуются им не только женщины.
––Не спорю, – согласилась девушка, – Но женщины пользуются им гораздо чаще, порой устраивая целое представление, с умоляющим взором, слезами, неумело сжимая в маленькой ладошке рукоять меча, кое-как отбивая атаки и чудом оставаясь в живых, а потом, когда нападающие расслабятся – быстрая серия: колющий-рубящий-круговой, или иная, по обстоятельствам, – и на двух-трех ублюдков меньше.
Я осторожно взял ее за левую кисть и внимательно осмотрел ладонь. Элайвис не сопротивлялась. Несомненно, эти четкие мозоли были от рукояти меча, которым ежедневно упражнялись по четыре-пять часов.
––И что? Все эльфийки так владеют клинком? – поинтересовался я, отпуская ее руку.
––Нет, не все, – внезапно помрачнев, сказала Элайвис, – А только те, которым в личной жизни ничего не светит.
Я снова почувствовал, что мне не мешало бы отрезать язык.
Но вот и ворота. Мы миновали их и зашли в конюшню. Девушка уверенным шагом направилась к старой, чудом еще живой кляче.
––Ты поедешь на этом? – пораженно спросил я.
Элайвис усмехнулась и, быстро оглянувшись – не видит ли кто, сделала пасс рукой, и передо мной предстал вороной красавец-конь – иллюзия была столь совершенна, что даже я ничего не ощутил. Дав мне пару секунд полюбоваться ее скакуном, эльфийка вернула все назад.
––Вот на этом я и поеду, – беззлобно передразнила она меня, дав коню обнюхать себя и успокоиться, ловко оседлала, взнуздала его и вывела из конюшни.
Мы прошли еще до моста и некоторое время просто стояли, не глядя друг на друга, затем Элайвис сказала:
––Знаешь, Кэвин, у нас принято, чтобы первый мужчина дарил что-нибудь девушке на память, а она – ему. Ты свой подарок уже сделал. Теперь позволь и мне сделать то же – тебе и той, без которой всего бы этого не было, – она порылась в седельной сумке и достала два небольших свитка из тончайшего пергамента. – Это эльфийский любовный трактат. Не многие люди имеют его, и стоит он здесь целое состояние. Мне он не пригодился. Вам… Я знаю, что близость двух любящих людей и так прекрасна, но если есть знания, как сделать, чтобы она заиграла всеми красками, то почему бы не воспользоваться ими? Не стоит делать все, о чем тут написано, ищите то, что подойдет именно вам. И смотри не перепутай, – улыбнулась Элайвис, – вот этот с руной мужского начала – для мужчин, а этот – для женщин. И еще – если судьба занесет вас в Древолесье, я всегда буду рада видеть вас.
Она быстро поцеловала меня в щеку, накинула Плащ Путешественника, вскочила на коня и, не оборачиваясь, поскакала прочь. Я же стоял и думал о том, что прекрасные и мудрые эльфы тоже бывают жестокими. Пусть утонченно, но от этого их жестокость не менее отталкивающа, а может даже и более.
***
––Ну как? – это были первые слова, что я услышал от Муэри, как только вернулся в Общежитие. Круги под глазами красноречиво говорили, что она провела эту ночь без сна.
––Удачно. Она понесла и уехала к себе в Древолесье.
––Ты ее, конечно, проводил, – не то спрашивая, не то утверждая сказала Муэри.
––Конечно, а как же иначе? – не понимая, что тут такого, удивился я.
Девушка начала быстро и нервно ходить по моей комнате, всеми силами избегая моего взгляда.
«О, женщины!» – мысленно простонал я и решил покончить с этим здесь и сейчас, пока оно не выросло до немыслимых размеров.
Я подошел к своему сундучку, достал оттуда кувшин с Доллисом 1200 года, налил ей, и сказал:
––Сядь, выпей, успокойся и давай начистоту.
Муэри безропотно подчинилась, хоть я сомневаюсь, что она почувствовала вкус вина.
Я уселся на кровать, мысленно сделал глубокий вдох, а затем уже спросил:
––Теперь говори, что не так?
––Кэвин, – все так же не глядя на меня, спросила Муэри. – Скажи мне – она красивее меня? Хотя, что я, дура, спрашиваю? Конечно, красивее. А вот, скажи, насколько она, – тут она судорожно глотнула, но все же закончила, – Лучше меня?
«О нет, только не это! Сначала она чуть ли не силой отправляет меня к другой, а теперь мучается, что мне с той было лучше, чем с ней, – возопил я к Создателю. – И что Ты прикажешь мне ей ответить?» – а затем взглянул на свои руки, и Всевышний, сжалившись надо мной, послал мне верный ответ.
Я встал, подошел к ней и попросил:
––Положи, пожалуйста, руку на стол.
––Какую? – не поняла меня девушка.
––Любую.
Муэри осторожно положила на столешницу правую руку. Я положил рядом свою и спросил ее:
––Ну, и какая лучше?
––Что за вопросы? Они же просто разные, – не понимая, к чему я клоню, пролепетала она.
––Вот ты и ответила на свой вопрос. Близость с каждой женщиной – неважно кто она – человек или эльфийка по-своему уникальна и неповторима и вопрос «лучше-хуже» попросту неуместен. Да и если быть честным до конца – это был ее первый опыт, – сказал я и рассказал про веснушки и «Элайвис-конопушку».
––Но это же такая мелочь! – воскликнула Муэри. – К тому же ты говоришь, что они настолько мелкие, что их видно только вблизи. Мои вот видать за милю, и нечего. Никто из эльфов меня так не называл, один даже позарился, – вздохнула девушка, вспомнив злосчастную историю с Галагдом.
––Эльфы, видать, что-то находят у людей, чего нет у самых совершенных представительниц их расы.
––Но это же так жестоко! Из-за такой ерунды… – все еще не силах поверить моим словам, задумчиво произнесла Муэри. Свое «лучше-хуже» внезапно стало для нее такой мелочью по сравнению с настоящей чужой бедой – ее любили, не смотря на внешние изъяны, а тут – такой пустяк – и все. Никакой личной жизни.
––И что же, неужели ее из-за этого никто не полюбит?
––Кто знает? Не думаю, что эльфы влюбляются исключительно из-за внешности. Да и дети. Они будут любить ее несмотря ни на что, а в том, она будет хорошей матерью, я не сомневаюсь, – заверил я ее. – Ладно, скажу тебе еще кое-что по секрету. Она нашла себе достойное занятие, вместо бесконечных интрижек, – и рассказал о нашем поединке.
––Так тебя сделала женщина? – не удержавшись, хихикнула Муэри.
––Женщина, которая по четыре-пять часов в день упражняется с мечом уже лет сто, как минимум, – проворчал я. – Так что 10:7 – это еще очень неплохо.
Несколько минут мы молчали и смотрели кто куда. Наконец, девушка встала со стула, уселась рядом со мной и осторожно положила голову мне на плечо, я обнял ее. Она прижалась ко мне и прошептала:
––Какой же я была дурой. «Лучше-хуже». Какая разница, если ты сейчас рядом?