IV. Заговорщики Текра. Глава 1. Белый пёсик

Ирина Фургал
"Заговорщики Текра" - это четвёртая, предпоследняя часть романа "ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ".
Предыдущие части читайте на моей страничке:
1. "Злые бусы": http://www.proza.ru/avtor/irinafurgal&book=17#17
2. "Власть Великого":  http://www.proza.ru/avtor/irinafurgal&book=19#19
3. "Краденый меч":  http://www.proza.ru/avtor/irinafurgal&book=20#20
Последняя, пятая, часть называется "Сокровенное Слово".

                ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
               
                Часть 4.
                Заговорщики Текра.
               
                Глава 1.
                БЕЛЫЙ ПЁСИК.


    Прикосновение. Как однажды зачем-то прикоснулся к моему сердцу сам Радо, причинив боль.
    Был миг, когда у меня прервалось дыхание и в глазах потемнело. Возможно, от страха, от невероятного ужаса. Останки моста качнулись, я начал падать, извернулся, моё лицо почти коснулось камней, руками я упёрся в эти камни, а они пришли в движение. Я заскользил по ним, пытаясь удержаться, понимая, что каменная опора, на верху которой находились мы четверо, разрушается под нами, и мы падаем в пропасть. Вот так. Двое детей и Петрик впридачу. С той стороны, где находились все наши, раздались вопли и женский визг. А я беспомощно барахтался, пытаясь зацепиться за что-то надёжное среди расползающихся обломков, хотел прийти на помощь - и не мог. Вдобавок, что-то случилось с моими ногами, они действовали странно, словно и не мои это ноги. Я ощущал свои пятки прямо под животом, скажите на милость, как это может быть? Я не понимал, что такое с моими руками. Я будто лишился пальцев, я не мог ни за что схватиться. Прямо перед глазами маячило нечто длинное, светлое и, кажется, с усами. Когда камень ударил по этой штуке, я взвыл от боли, но размышлять над такой странностью было некогда.  Я кричал, называя имена тех, кто наверху...  да, наверху, потому что я  оказался ниже площадки,  сразу после выстрела с неё соскользнув. Я звал их, а из моего горла вылетали странные каркающие звуки. Очки мои скособочились и норовили свалиться в протекающую подо мной речку. Грохот и крики перекрыл отчаянный вопль крохотной Мичики.
   Опора, по которой ударил заклятием наш враг, разрушалась до странного медленно, ведь всё ещё действовала Защита Единственного Строения, тоже разрушающаяся без поддержки.
   Я рванулся наверх из последних сил, ненадолго ощутив под ногами нечто, не ползущее стремительно вниз, понимая, что не успею освободить руки для колдовства, что сейчас все мы рухнем с огромной высоты вместе с обломками моста... И услышал над собой голос Петрика, уверенно произносящего заклинание. Что-то мелькнуло в воздухе прямо у моих глаз - и я опознал в этом старый гребень, ценную Петрикову добычу из сундука храма Косзы. И в тот же миг, чуть не задавив меня своей громадой, над пропастью возник новый мост.
   Ай да Петрик, ай да любитель магии домохозяек! Из всех сокровищ Великого, Чудила стибрил у него именно то, что могло нас сейчас спасти.
    В небе надо мной метнулась тень: маленькая Лаян бросила Петрику конец верёвки. По мосту, выросшему из старого гребня, уже неслась сюда вся наша компания, и Малёк с его длинными ногами бежал впереди всех. Лаян кинула ему второй конец, который не к чему было привязать. Лёка крепко держал его, пока Петрик быстро - быстро обвязывал Мичику, а когда  он подтолкнул к девочке моего Рики и, положив его руки на верёвку, велел немедленно прыгать, все предсказатели уже вцепились в свободный конец на мосту, надеясь удержать его при рывке. Но мой мальчик плакал и вырывался, скользя и оступаясь на осыпающейся площадке.
         - Миче! - звал он. - Миче! - и норовил заглянуть за край. И ещё Рики кричал: - Аарн! Там беленький пёсик!
        Аарн! Ага. Это он о Петрике. И он туда же! Да ещё у него пёсик какой-то. И Мичика вторила Рики.
         - Держись! - рявкнул Петрик и толкнул детей с площадки. Тогда, на лету, они сменили репертуар:
         - Аарн, а ты? А ты?!! - взвыли Рики и Мичика. Я тоже взвыл от страха за них. Они раскачивались под мостом, подобно маятнику. Удержат ли - вес-то не маленький? Светлая Эя, не допусти, чтобы сорвался Рики - как-то ненадёжно он прицепился!
         Пока ребят вытягивали на мост, Петрик, лёжа на животе, вытягивал меня. Рука, за которую он меня держал, имела непонятный вид, но мне было не до того. Я видел, что камни осыпаются под ним, он скользит, и... Перед нами приземлилась Лаян и сунула в Петриково лицо верёвку. Он ухватился в последний миг, одной рукой, а другой он крепко держал меня. Всё с грохотом обрушилось вниз, туча пыли скрыла от нас дно ущелья, речку и кучу обломков. Мы болтались над тучей, а нас уже тянули наверх.
        У моего лица оказалось острие меча, принесённого Рики. Петрик сунул клинок за пояс, и как он не порезался, я не понимаю. У меня же был большой шанс выколоть себе правый глаз, не защищённый сползшими набок очками. При этом Чудилушка дёргал меня на весу так и этак, и я знай себе уворачивался. Что-то белое продолжало маячить перед глазами, а руке, за которую держал меня Петрик, было невыносимо больно. Я пытался сам ухватиться за него, но не мог, почему-то не владел собственными пальцами.
       Хорошо хоть, раскачиваться под мостом пришлось недолго. Нас вытянули, и мы повалились на камни, не в силах пошевелиться. Мои предсказатели налетели на Петрика, теребили его и тормошили.
       - Аарн, Аарн! - кричали они. - А Миче? Миче?!!
       Я вроде как чего-то не понял. Я лежал в двух шагах, на меня едва не наступали, но при этом приставали к моему Чудиле с вопросом, где, мол, я. И при этом никому не было дела, что у меня ужасно болит рука, в кровь содраны локти и что-то странное с ногами. Я, видите ли, никак не мог подняться. Нижние мои конечности как-то странно сгибались. Как-то очень непривычно. Не вывихнул ли я их? Очки болтались на одном ухе, и я больше слышал, чем видел. Хотел их поправить, но не сумел ухватить. Что, чёрт побери, у меня с пальцами?
       Рассмотреть собственные повреждения я решил потом. Сейчас меня больше волновал Петрик. Раз все заняты им, значит, он ранен. И, судя по истерическому рёву Мичики и перекошенному, с дрожащими губами, лицу Рики, очень серьёзно. Кое-как я прополз у толпы под ногами, и, хотя без очков видел смутно, разглядел, что ничего такого страшного с моим Чудилушкой не случилось. Ну, была у него сильно расцарапана рука, которой он меня выудил из-под площадки, ну превратился его рукав в ленточки - и всё. Он как раз спросил:
       - А вы видели что?
       - Он упал, - горестно запричитал Доур. - Наш мальчик упал вниз, в пропасть!
       Я глянул на Рики. Я испугался, что Доур о нём говорит. Хвала милосердной Эе, мой брат не был похож на мальчика, упавшего ниже собственных пяток.
       - Нет, - замотал головой  Рики. - Нет-нет. Может, он жив. Давайте посмотрим. Давайте спустимся. Давайте ещё заберём с той стороны Лалу. Давайте спросим, что видела она. Лала. С той стороны виднее.
      Я подавился воздухом и закашлялся. Никто не обратил на меня внимания. Оно и понятно - все смотрели на Рики. Он задыхался и плакал, и просто, казалось, был раздавлен горем. Я тоже люблю собак, но не стал бы так убиваться о пёсике, которого видел впервые в жизни. Жалко, конечно, что животное сорвалось в пропасть, главное, люди все уцелели.
   Но Лала! Лала!! Что же они стоят? Надо бежать на ту сторону, надо спасать ребёнка от негодяя, выдающего себя за несуществующего Косзу. Это он, обессилев от запредельно сложного и могучего колдовства, с дальнего расстояния промахнулся, целясь в Мичику, а попадись ему вблизи Лала, не промахнётся ведь. Надо было вставать и бежать на ту сторону. С кряхтением я попытался подняться, но снова не вышло. Хоть бы кто помог!
      - Он встал, - тем временем  тихо и монотонно рассказывал Рики. - Встал зачем-то и шагнул прямо к краю. Зачем? Всё сразу стало рушится - и он упал. Не может он умереть. Только не Миче, нет. Никогла. Я же его люблю. Давайте спустимся вниз.
      И компания бегом побежала на другую сторону моста, созданного из старого гребня, туда где Лала Паг. Тем более, что спускаться вниз было легче именно оттуда, даже имелись тропинки. На меня и не взглянули. Я лежал, не понимая, как это так: это меня, Миче Аги, а вовсе не собачку, считают сорвавшимся в пропасть, но вот же я, а все уходят. Только маленькая Мичика из-за плеча Малька, нёсшего её на руках, глядя на меня в упор, тихонько сказала:
     - Подожди, белый пёсик, мы найдём Миче и вернёмся.
      Белый пёсик?! Это она мне?
      Я кое-что начал понимать.
      Белёсая дуля, маячившая перед глазами - это мой нынешний нос. Звуки, что издавало моё горло, когда я звал по именам своих братьев - собачий лай. Мои руки теперь не руки, а белые шерстяные лапы. Оттого-то я не мог ни за что зацепиться и расцарапал когтями Петрика, пытаясь ухватить его за запястье, как человек. Оттого движения моих ног казались мне странными: у собак задние лапы устроены не как ноги у людей. Коленками назад они устроены. А я вам не Аарн, я не привык так ходить. Я стал собакой, в том не было сомнений.
       Полуживой от ужаса, я пластом лежал на камнях волшебным образом возникшего моста и пытался сообразить, отчего со мной произошло это несчастье.
       Заколдовали? Негодяй, стрелявший в Мичику, промахнулся, но решил отомстить таким вот образом? Зачем? Мы видели месть этого волшебника: он просто разрушил последнюю опору моста - и всё. И я, и Мичика, и Рики уцелели случайно, благодаря любви Петрика ко всякому волшебному хламу, благодаря Лесику, обожающему верёвки, и даже благодаря жрецам, оставившим их в фургоне.
      Я сам себя заколдовал ненамеренно? В минуту смертельной опасности сработал некий инстинкт, проснулись гены предков - оборотней? Но ничего я не слышал о таких наших предках. И Петрик не слышал, иначе давно бы похвастался. Да и невозможно, говорят, не ощущать в себе таких способностей, если они есть. Аарн  говорит, а он специалист в этой области.
     Петрик, произнося заклинание, превратившее гребень в мост, сказал что-нибудь лишнее и превратил заодно меня в собаку? Заклинание само по себе имеет изъян? Но нет, это случилось раньше.
      Я напрягся, пытаясь вспомнить, не навредил ли я себе сам, но когда? У меня просто не было времени. Нет, это всё-таки Петрик.
      Когда у вас есть друг, тем более брат, прозвище которого Чудила, вы отлично знаете, кто виноват во всём непонятном в вашей жизни. Это знание здорово облегчает решение всяческих загадок. Осталось додуматься, с какой бы это стати Петрику приспичило так чудить, и когда он успел.
       По всему выходило, что не сейчас. Он даже не видел человека, что стрелял с того берега. Никто из наших не видел. Никто не мог предугадать, что я сорвусь вниз. К тому же Петрик, будь он хоть трижды Аарном, уже расколдовал бы меня, а он в тревоге рыщет по дну ущелья вместе со всеми. Дно завалено, русло речки тоже, разлившийся поток с трудом пробирается среди обломков, а все, уставшие и несчастные, ищут меня, и уже отчаялись, и кое-кто сел на камни и утирает глаза, оплакивая Миче Аги. А над завалом и речкой носится, трепеща крылышками, Лаян, заглядывает под камни, и тоже не находит меня. Сквозь грязные и скособоченные очки я видел, что среди разыскивающих моё бездыханное тело мечется девчачья фигурка: Лала Паг присоединилась к компании. Время от времени она бросается к моему Рики, а он... Нет-нет, не может Петрик так шутить, кем бы он себя ни воображал. В натуре моего родного Петрика самая сильная потребность - защитить. Защитить от горя мальчика Рики или Лёку Мале, что в отчаянии, спрятавшись ото всех, горько и безутешно рыдает о такой потере, как я. Защитить меня, Миче Аги, которому грозит... что бы там ни грозило.
      И вот в этом разгадка, понял я.
      Вспомнил, как отослали меня за море, и что этот мой Чудила, убоявшись сообщения Марики о том, что мне грозит беда, защитил меня древнейшим и сильнейшим заклинанием анчутских мамочек, склонных к магии, провожающих детей в трудную дорогу. Ну и конечно, подошёл к делу творчески и, как всегда, просто перечудил. Петрик спас меня: я понял, похолодев от этой догадки, что негодяй на том берегу не промахнулся, нет. А если и промахнулся (это я попытался себя утешить), то всё равно, как мне теперь быть? Сможет ли мой спаситель меня расколдовать? И что будет со мной, если расколдует?
       Вы знаете меня. Обычно я не унываю. Может, кто-нибудь от испуга или с горя принялся бы кусать себя за хвост, выть и проклинать того, кто это с ним сделал. Я не принялся. Сердиться на Чудилушку - всё равно, что на двухлетнего младенца. Вид хвоста меня рассмешил, а повыть я решил потом, если станет ясно, что жить мне дальше собакою. Эта мысль меня развеселила раз в сто больше, чем наличие хвоста: я просто не верил, что с этим ничего нельзя сделать. Конечно, можно, и Петрик сделает запросто, если поймёт, что я - это я. Ну не он - так Рики или Малёк поймут, узнают меня непременно, не могут не узнать. А сейчас мне надо научиться ходить по-собачьи и пойти, объяснить им всем, что я жив, чтобы не горевали. Невозможно смотреть на эту картину всеобщей трагедии.
       И я научился быстро, воодушевлённый примером нашего четвероногого друга Аарна, и побрёл на тот берег, к своей компании, утешать и искать утешения.

   *

     Очки соскользнули с уха, но я не мог их подобрать. Вспомнил, как это делают несчастные безрукие собаки, взял за дужку зубами и понёс. Это было неудобно и невкусно, в рот попала пыль и мелкие камушки, но что делать? Запасных очков у меня с собой не было. Пастью я тоже научился пользоваться не сразу. Странное ощущение, когда зубы идут впереди тебя, и ты глазами видишь собственный розовый шевелящийся нос, норовящий обнюхать то, что ты собрался взять в рот. Что толку от обнюхиванья очков? А! Спрашиваете, почему нос розовый, а не чёрный? Ну, наверное, в собачьем облике я всё равно оставался анчу. Рука, ставшая ногой... простите, лапой, всё ещё сильно болела. Будь я сейчас человеком, обращался бы с ней бережно, повесил бы на перевязь или сунул в карман. А так мне приходилось ковылять, то поджимая её, то невольно используя, как опору: думаете, легко идти, когда у вас задние ноги коленками назад?
       Кстати, у меня вопрос: куда подевалась моя одежда? Нет, меня скорее заботил материальный аспект: ведь придётся где-то брать другую. А как я явлюсь сейчас перед женской частью компании, меня не волновало. Во-первых, они что, кобелей не видели? А во-вторых, пусть ругают Петрика - это он виноват, а я ни при чём, меня пожалеть надо.
        Между подушечками лап застревали камешки, пыль лезла в глаза, репейник цеплялся к шерсти - ужас какой-то! Невыносимо хотелось пить, аж горло болело - и я стремился к текущей внизу речке. Я плоховато видел - зрение, вот жалость-то, не улучшилось от превращения. Зато на меня налетели и со всех сторон окружили запахи, запахи, запахи... Подобные потокам, воздушным рекам, водоворотам, летучим снам. Они были интересны, как книги, они имели цвет и вкус, и, если бы на моём месте оказался любознательный сверх меры Хрот Корк, он дал бы запахам себя увлечь и увести за собой, пошёл бы за самым красочным из чистого любопытства. А я шёл к своим друзьям и родным, чтобы они не плакали.
       И всё время перед моим внутренним взором стояла картина недавней схватки. Всполохи и выкрутасы огня в черноте. Напряжение, страх и усталость. До такой степени, что я, поскуливая, ложился на тропу. Каждый момент нелепой битвы. Снова и снова я переживал и ужасался. Страх накатывал на меня волнами: что это было? Как мы выстояли? Невозможно. Нереально, что мы все остались в живых. Ах да, кроме Тоби. Ну и меня. Я ведь, кажется, умер.
       Эта мысль снова развеселила меня, дурачка. Посмеиваясь, я прибавил ходу, а это было нелегко.
       В такой сумятице всевозможных чувств и ощущений я спустился к реке. Там, прежде чем броситься к своим, бросился к воде. Так хотел я пить, что сразу научился лакать, как собака.
       Утолив жажду, я обернулся к компании, сгрудившейся вокруг безучастного ко всему Рики. Чувствуется, они уже бросили поиски, поняв их бесполезность. Бездыханное тело Миче должно было быть в воде, на дне, под кучей камней, которую не разобрать. Никто не мог остаться в живых, упав на обломки с такой высоты. Я бы тоже не смог, наверное, несмотря на великую защиту. Мне повезло, что Чудилка любит животных, и не мог бросить на погибель собаку.
       - Беленький пёсик! - всхлипнув, Мичика указала на меня. - Белый пёсик нашёл Мичины очки. Он найдёт нам Миче!
       - Он, может быть, дрессированный! - воскликнула Лала Паг, которой я так обрадовался, что завилял хвостом. Это ощущение мне понравилось и я завилял сильнее. - Ищи, пёсик, ищи.
      - Ищи! - потребовали все и попытались организовать поиски меня с моей помощью. Я сопротивлялся. Я размахивал хвостом, прыгал и громогласно заявлял, что это я, вот он я, уже нашёлся. По-собачьи, правда.
      - Не дрессированный, - мрачно констатировала не опознавшая меня Дася.
      Петрик, бледный, ослабевший, дрожащий на ярком солнце, вдруг вышел из ступора и прохрипел:
      - Очки были на пёсике уже там, на мосту. Зацепились, наверное. Миче, наверное, встал, чтобы спасти пёсика, а тут всё начало разрушаться, и он сорвался.
   Никто не усомнился, что с Миче станется спасать пёсиков на разрушающемся мосту.
      После этой тирады Чудилушка привалился к Лесику и закрыл глаза. Ему действительно было плохо. Я обнюхал его на предмет обнаружения повреждений, но не унюхал ничего существенного. Это у Крэга были большие проблемы. Я гавкнул и порычал на его ногу, на которую он прихрамывал уже некоторое время. Я и человеком-то подозревал, что с ногой у Крэга не всё так хорошо, как он хотел бы представить. Вместо того, чтобы сообразить, что товарищу срочно помощь нужна, все решили, что Крэг мне просто не нравится. Тяжело нам, собакам, добиться понимания людей! Я пытался привлечь внимание Петрика лапой и лаем, но он не реагировал. Глядел отрешённо. То же самое - Рики и Малёк. Мой мальчик, правда, обнял меня за шею и уткнулся мне в шерсть. Но не узнал. Так-то. Лаян, всё ещё шарившая среди обломков в недоступных обычным людям местах, обозвала меня "дурой гав-гав". Лала Паг, умная девочка, вытерла глаза и закричала:
      - Почему вы не верите мне? Говорю вам: в Миче стреляли! Стрелял какой-то мужик с этой стороны. Может, даже уродский волшебник, который устроил кошмар. Скажи, ты… вы… э-э-э? Ведь вы же летели! – это она Лаян, с которой ещё не познакомилась.
      Унну замотала головой, не отнимая рук от мокрого лица. А Лала пристала опять:
      - Я клянусь, Аарн, что стреляли. Но зачем ты наших оставил, кто же их защитит, Аарн?
      - Каких? Каких ваших? - всполошившись, прошуршал Петрик. Кого-то он ещё не защитил. И даже кого-то оставил.
      - Наших, в замке.
      - Не понимаю. Мне сказали, что мы сейчас едем в замок. В замке находитесь вы, Мичины дети. Мы едем из храма.
      - Замок Лииви, ты что, не помнишь? Там на тебя вся надежда. Ты зря оттуда ушёл и за нами отправился. Видишь, мы здесь, мы бы и так для нас помощь добыли.
      - Чью?
      - Мичину, - зарыдала Лала Паг. - Мичину и моего королевича Петрика. Но где он? Куда ушёл?
      - Здесь где-то, - просветил её Малёк. - Бедный, бедный! Плачет где-нибудь, - и сам Лёка заплакал, обняв Рики и Мичику.
      - А! - простонал на всё это  Петрик. - Нету здесь никакого королевича. Я не видел его ни разу. Забыли мы его в Текре. Или на привале. Как такое случилось?
    - Не забыли, он был здесь, - шмыгнул носом Малёк.
    - Я его видел, - всхлипнул Рики.
    - Я тоже недавно видела, - кивнула Лала.   
    - Да, разумеется, он где-то здесь, - подтвердили мои предсказатели. – Миче привёл человека из храма и сказал нам: вот, мол, мой брат.
    - Петрик! - позвал Лёка. - Да тут он. А Миче погиб. Нет больше Миче.
    За это я его укусил, несильно, правда. Но он опять не обратил на меня внимания.

    *
   Между прочим, компания не должна была задерживаться здесь. Она должна была срочно покинуть ущелье, не дожидаясь, пока сверху снова прозвучит выстрел. Не дожидаясь, пока оклемается несомненно обессиленный невероятным колдовством волшебник. Они должны были много чего. Во-первых, оставить дозор у волшебного моста. Кто угодно мог перебраться хоть на ту, хоть на эту сторону, пока они предавались печали. Во вторых, лучше всего было бы сейчас, не тратя времени, искать и схватить преступника, охотника за девочками. Иначе придётся ждать от него новой беды. И, в третьих, убраться из Поперечного ущелья подобру-поздорову, пока сюда не набежали привлечённые шумом и магией кисточконосцы. И, понимая всё это, никто не мог двинуться с места.
   Не знаю я, что было бы с ними дальше. Я хватал зубами то одну чью-нибудь штанину, то другую, но люди думали, что добродушный пёсик просто хочет поиграть. Если бы не Лала, всё было бы хуже. Это она размазывая слёзы горя, всё приставала к и приставала к Петрику с вопросом: как же там, в замке Лииви? Ведь там оставались те, кто ей тоже дорог. Там должен был оставаться Аарн, но он – вы же видите - здесь.
   - Да говори же! – требовала она, вцепившись в его рубаху. – Говори, что там наши? Их всех убили? Ты один спасся? Аарн, ну скажи! Марика, Элайн, Налака – что с ними?
   - Налака? – вдруг откликнулась Лаян. – Налака, девочка говорит? Эй, эй! Налака?
   - Да, да, Налака. Как ты, но ребёнок. Вот такой махонький.
   - Налака!!
   - Ты знаешь его? Это твой мальчик?
   - Братов, - закивала Лаян. – Брата мальчик.
   - Рики нашёл его в лесу, и теперь он там, в замке. Но вокруг тьма волшебников. Все из храма. Ерпь должен тоже прибыть. И вдруг?.. Вдруг?.. Аарн!!
   - Я ничего не знаю, - шептал Петрик. – Не понимаю ничего. Не был в замке. Никого, как Лаян, не видел.
   - Ребята, - взмолился Лесик, - имейте совесть. Человек в потрясении, в горе большом. Может, то что здесь было, совсем подкосило его.
   - Миче сказал, что у Аарна память отшибло, - вспомнил Рики, хотя ведь я говорил про Чудилку.
   - Аарн оказался здесь раньше нас? – охнула Лала. – Ничего не понять.
   - Встать надо, - вытерев глаза, командирским голосом произнесла унну. Теперь она рвалась к племяннику. Осиротевшему, конечно. У которого кроме тёти, никого не осталось. – Встать. Идти. Давайте, эй-эй! А то плохо будет. Там, там!
   Она показывала наверх, на мост, давая понять, что оттуда может прийти новая беда. Она заставила всех пошевеливаться.
   - Плакать потом, - железным голосом командовала сестра вождя. – Вставать. Бить врагов. Там понимать всё будем.
   И она, показав хвостом на север, в сторону замка Лииви, принялась всех тормошить и тянуть с земли, трепыхая крылышками. В знак одобрения я лизнул её в щёку.
   - Гав-гав, брысь! - обнаглела девица.
   - Аарн говорит, что у него болит сердце, - пожаловался Лесик.
   - Болеть потом. В доме, где колёса. Лечить там будем. Рики, Рики, Рики! – заверещала она.
   - Что? - простонал мой ребёнок.
   - Сердце болит. Лечить должен.
   Рики приподнял с камня голову и уставился на Лаян:
   - У тебя ничего не болит.
   - Нет-нет. Аарн.
   Рики передвинулся ближе к Петрику с целью выяснить, что там болит у него в области сердца. Я и то перепугался. Конечно, я знаю, что мой брат здоров, как молодой бычок, но мало ли что после этакой схватки. Вид у него был таким, будто он в самом деле собирался в сады по ту сторону жизни. Я тоже обнюхивал его и мешал Рики. Лаян оттащила меня за хвост и опять сказала:
   - Дура гав-гав.
   Я рвался к братьям, тыкался мордой во все лица, пытался называть имена, но моё горла издавало только жалкий скулёж и визг. Одна Дася пожалела меня, прижав к себе и поцеловав в нос.
    - Милый пёсик. Всё понимает! – заплакала она вместо того, чтобы задуматься: а вдруг этот пёсик как раз и есть Миче Аги.
   И ещё – представляете? – Лёка убрал мои очки в свой бездонный карман! Ему даже в голову не пришло, что бедной собаке без них будет худо!
   - Я не знаю, что с Аарном, - глухо сказал мой Рики. – Ничего он не заболел. Просто плохо ему.
   - Тогда бегом, - скомандовала Лаян. – Искать, кто Миче убил. Он злой. Найти, убить, дальше бежать.
   При этих её словах Петрик встал на четвереньки и приготовился идти искать. Ну-ну.
   Наконец-то и Малёк взял себя в руки и, обругав меня за брехливость, потребовал мобилизации сил и конструктивных действий. Компания начала занимать вертикальное положение и проявлять признаки разумного движения наверх, прочь из этой ловушки между двумя берегами под мостом.   
   - Петрик, надо идти - позвал Лёка, - Петрик, ты где?
   И тут, когда все заозирались в его поисках, сверху всё-таки прозвучал ожидаемый мною выстрел.
   Собственно, предвидя это, я уже ковылял вверх по склону, чтобы не допустить несчастья: может, предупредить своих, может, искусать злоумышленника. Лапа болела всё сильнее, я поджимал её, скользил, спотыкался и падал на крутой тропе. Не успел научиться ходить на четырёх лапах, как уже нужно учиться на трёх. И вот, в такой момент, когда я плюхнулся на склоне, пытаясь отдышаться, и задрал нос кверху, я унюхал что-то неприятное на берегу в стороне моста и услышал шорох и потрескивание. Не видя чётко, но чувствуя, чем нам это грозит, я залаял. Рики поднял голову и повёл себя, как подобает волшебнику – мигом соорудил нашу с ним лучшую защиту. Пуля у негодяя пропала зря. Компания сорвалась с места. Причём, первым нёсся этот недавний доходяга, Петрик Охти. Если он сейчас налетит на ослабевшего злоумышленника, тому ой как не поздоровится! Защита, созданная им и Рики была отменной. Она отшвырнула меня с тропы вниз, и только поэтому по мне не пробежались все эти ноги. Ох, Эя! Придётся снова карабкаться.


ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2014/10/15/1227