Глава одиннадцатая
1
Историк: В Советском Союзе, на оккупированных территориях, была земля, которая принадлежала воевавшим вместе с немцами румынам: оккупанты превратили её в собственное губернаторство, дали ей своё название – Транснистрия. Она располагалась между двумя большими реками – Южным Бугом и Днестром, включала часть Винницкой, Одесской и Николаевской областей Украины и левобережную часть Молдавии. Под властью румын условия жизни мирных людей, особенно в «столице» Транснистрии – Одессе, были помягче: до известной степени – если сравнить с оккупацией в других частях страны, где всем от и до распоряжались немцы. Но власть румын имела свои пределы: Транснистрию контролировали подразделения СС, чьи зверства – где бы они ни совершались – вошли в историю.
Одессит: Я был в оккупации. Я видел всё, о чём вы говорите!.. Но у нас, в Одессе, во время войны, происходило и кое-что другое... Например, были спортивные игры. Футбольная команда нашего города не раз играла с командами немецкими. Вот один из таких матчей. Одесситы ведут 3 : 0. За две минуты до конца игры – пенальти в наши ворота. Разбег, удар – слабенький, но точный: мяч летит в девятку... Но наш вратарь, Анатолий Зубрицкий, в невероятном прыжке отражает этот удар!!! Зубрицкому аплодирует весь стадион: и наши, и немцы (из болельщиков два немецких лётчика даже вострубили в сирены, Зубрицкому во славу!), и румыны...
Киевлянин (в ответ одесситу): Я тоже пережил оккупацию. Ходил и я тогда на футбол... Потом у нас в стране придумали целую легенду – о «матче смерти». Мол, киевская футбольная команда заранее знала: если она выиграет у команды немецкой (за последнюю играли немецкие солдаты), её за это расстреляют. И наших футболистов, одержавших в той игре победу, – если верить легенде – расстреляли, всех до единого!.. На самом деле, обе команды провели между собой два матча: и в первом, и во втором – матче-реванше – победили киевляне... После этого – остальное, действительно, для многих киевских футболистов закончилось печально: многие из них оказались в немецком плену; одних потом немцы расстреляли, другие – выжили... К сожалению, войны не заканчиваются – по футбольному велению, по болельщиков хотению!..
2
...А в бешенном разгаре осени:
Кружат истребители и бомбардировщики над Киевом, железными хвостами словно помахивая да виляя, да вращающимися винтами и землю и небо оглушая...
Страшен, беспокоен Днепр; в нём – гОре-зеркале – отражаются движущиеся, подложные «небесные тела», которые, заслонив собой настоящие, высоту уродливо пятнают... Они носятся как тени, будто под чёрным флагом с черепом и костями, как никаким другим напоминающим войну, её истинное «лицо»...
И когда свастика, с древности будучи у многих народов символом Гармонии, Жизни и Движения, наконец – Мирового Порядка [24] во Вселенной, – в истинном смысле, а не извращённом фашистами! – на флаге нацистов, красном, как кровь, окрашена в цвет – чёрный, как зола, в кругу – белом, как смерть…
Получилось наоборот – Мировой Беспорядок!..
Произвол – необъятный – в неисчислимых звеньях, которые германской военной машиной помечены и отштампованы на двуногих существах концлагерными порядковыми номерами...
...Уж над Днепром, от берега до берега, протянулся понтонный мост [25], – по мосту же продвигалась 17-я артиллерийская дивизия «прорыва». Так через реку бронированной автоколонной переправлялись солдаты, освобождавшие Киев. За рулём одного из этих грузовиков – под защитой пуленепробиваемых стёкол – был Изя…
__________
– Ну что, Юзик (так Изю солдаты называли на войне)?!.. Говорили, прорвёмся!..
Глава двенадцатая
1
Национал-социалист (про себя): Нам, нацистам, поверив, что народы Востока – это даже не народы, а сплошь и рядом дикие племена, иные из маленьких немцев очень удивлялись, когда не увидели рогов у людей, насильно угнанных в Германию из Советского Союза. (Уйму народу мы угнали – особенно из больших, нами захваченных городов!) Ведь не наша ли пропаганда вещала простым немцам, что Советский Союз – это тоже дремучий Восток? Ах, легче лёгкого возвыситься до небес над рогатым чёртом... Но... что за чёрт! Кто это решил самой Германии наставить рога?!!..
__________
Освобождённый Киев лежал в руинах...
Некоторые жилые кварталы уцелели. Но Крещатик – прежний, старинный – почти весь был превращён в развалины...
Не было в Киеве моста через Днепр, который не разрушили бы бомбы или артиллерийские снаряды, и от которого тоже не остались одни обломки. Многое ещё не остыло от огненных взрывных волн – они здесь прокатывались, подобно смерчам. Разбомбленное где-то чернело искорёженной грудой металла, где-то разлетелось в щепки; что-то – деревянное, спалённое – зияло на поверхности реки...
...Как много было тех киевлян, которые видели марширующих по Крещатику немецких солдат!.. Как мало их осталось – чтобы в своей погорельщине дождаться освобождения от германского ига...
Груды развалин, безрукие и безногие инвалиды да старость в три горба – с ними сам город-калека постарел, казалось, навсегда...
Голос Свидетеля Века (безжизненный, как ядерная зима): Теперь советские солдаты глядели – и глазам своим не верили:
Где твои, Киев, пылкие юношеские сердца?!..
Где твои, Киев, искрящиеся девичьи глаза?!..
Куда исчезли, Киев, твои шумные мальчишки, девчонки?!..
. . . . . . . .
...Голос с того света: В Бабьем Яру – на окраине Киева – мы, пленные солдаты Красной Армии, обречённо проклинали и своё унижение, и свою беспомощность, а также тех, кому мы больше не могли дать бой...
...Голос с того света: В Бабьем Яру мы, священники, возносили к Богу свои последние молитвы...
...Голос с того света: В Бабьем Яру нам, евреям, не на кого было уповать!..
2
Уж ночь наступила; прочь унеслись самолёты, смолкли моторы, и пушки молчат…
Кто-то из советских солдат, желая отдохнуть от всех опасностей и тревог, оставив их на день грядущий, отходит ко сну, кто-то уж знай спит себе сладко и видит во сне то, чего долго ещё не увидит наяву, а кого – уж не добудишься вовеки...
Тих и скорбен Днепр…
Только ветер, как призрак среди призраков, ходит-бродит: по горелым руинам, по надломленной (хоть и чудом спасшейся!) гигантской стране – по всей мятежной планете...
…Ещё вечером, смертельно уставшему Изе, который только что перевёл дух и тоже собирался спать, почудилось… что-то шуршит в левом кармане… Миша Нелюбин – Изин фронтовой друг, крепыш-сибиряк – показал ему, чтО это было: маленький осколочек, едва не продырявив насквозь Изины водительские права, в них застрял – не прошёл в сердце…
Глава тринадцатая
– Однажды, – рассказывал мне Изя, – во время военных учений, офицер (Изя был сержант) приказал солдатам ползти по-пластунски. А у меня шрам от аппендицита – я ползти отказался. За невыполнение приказа офицер хотел меня расстрелять – но, как видишь, не расстрелял…
До войны Изя не служил в армии, как другие, солдатом-срочником, – он был признан медкомиссией непригодным к военной службе. Но, после того как он увёз родных и близких из Одессы, подальше от фронта, Изя сам явился в Военный комиссариат и добровольцем попросился на фронт, полагая, что может на войне пригодиться как шофёр.
– Однажды, когда я ехал выполнять порученное мне задание, – другая машина выехала мне навстречу. В ней везли советского генерала. Эта машина мою (а я в ней тоже был не один) с моста в реку столкнула!..
К счастью для Изи и Лёли – ехавшей с ним солдатки – мост оказался слишком низкий, мелководная речушка толстым льдом покрыта; падая, Изин грузовик проломил лёд, но не перевернулся, и ни Изя, ни ехавшая с ним женщина серьёзно не пострадали – отделались ушибами да синяками.
– Между тем, – продолжал Изя, – пока Лёля возвращалась ко мне с подмогой, – выехал из реки сам... Когда я приехал в свою часть, там буквально накинулись на меня: у них побывал тот генерал, и всё шумел, что я проехать ему не давал! Потом, когда разобрались, кто был прав, а кто виноват, – ко мне претензий больше не было.
– Однажды солдат, наш товарищ, показал другим солдатам коробочку с немецким порошком, которым он чистил зубы. А когда кто-то из них перевёл на русский, что на той коробочке писалось, – такой хохот поднялся! Это был порошок ДЛЯ НОГ (от потливости)!!
Да, тогдашний маленький трофейчик для Изи и его сослуживцев оказался дивом заморским, хоть и с вражьей стороны.
– За всю войну я только один-единственный раз получил «наряд вне очереди» (в армии наказание за не слишком тяжёлую провинность): за то, что явился в казарму и, не раздеваясь, не сняв даже обуви – от усталости с ног валился – лёг... Мне приказали вымыть в казарме полы. Оставшись один, я взялся за дело. Набрал ведро воды, и каждый раз из него разливал по полу, чтобы затем аккуратно по разлитому пройтись шваброй... Все потом удивлялись: никто не мог понять, как у меня так быстро и так хорошо получилось!
– Наша русская зима – для войны – оказалась как нельзя кстати! Она нам также помогла победить! Было холоднО (Изя часто так произносил это слово) – а мы-то привыкшие! Не то, что немцы...
Мол, все знают: ой, мороз-мороз – ка-а-а-к поду-у-у-л!.. – и Наполеон разбит в пух и прах, и у Гитлера «не получилось»… Да, не подготовилась Германия к русским морозам при битве за Москву; рассчитывала на лёгкую победу – захвату страны до зимушки-зимы. Но, при Сталинградской битве, переломной во всей войне, – Германия к зиме успела подготовиться, уже не так от холода дрожали, только и это Гитлеру не помогло.
Изя, верно, только во время войны познакомился по-настоящему с неукротимым постоянством суровых морозов. В Одессе крайне редко за окнами красные столбики термометров от изумления и страха перед небывалой въюгой-метелицей сами себе не верили – чьё ледяное дыхание их заставляло по Цельсию опуститься так низко?.. Город, улица, дом и квартира – этот адрес для Изи век бы не менялся, если бы на долю столетия, в котором он жил, не выпали слишком жаркие годы...
– Я только раз в жизни, – рассказывал Изя, – был в Москве. Во время войны. В Москве мне и другим фронтовикам – шофёрам – нужно было поменять американские грузовики, «Студебеккеры», на американские же – «Форды». – Изя имел в виду легковой армейский «Форд-джип». – Машина говно! В отличие от «Студебеккера», у которого все четыре колеса ведущие, у «Форда» ими оказались только два задних.
На крутых дорогах второй мировой – в метель и в гололёд, в дождь и в град – для водителей это, конечно, было не ахти…
– Вообще, – говорил Изя, – для победы в войне Америка давала нам автомобили, оружие – много чего. Хороший у неё тогда был президент, Франклин Рузвельт... Правда, против Германии – нам в помощь – второй фронт долго не открывала. Сделала это, только когда уже стало понятно: бОльшая часть войны позади – и, рано или поздно, мы победим…
Так говорили в Советском Союзе – и в те военные годы, и во время «холодной войны», когда СССР и США, не имея общего врага, снова стали идеологически враждовать и вооружаться друг против друга; и даже после «холодной войны», когда обе страны вроде бы помирились опять, хоть мир с Россией не всегда будет дружески прочен…
Историк: Могла ли Америка для Советского Союза и европейских стран, воевавших с Германией и её союзниками, открыть второй фронт на несколько лет раньше? До того, как на неё напала Япония? Возможно... Но война есть война, тем более – МИРОВАЯ! Да, Америку в войну втянула Япония. Но втянула – так, что мало не покажется! Ещё до открытия в Европе Западного – «второго» – фронта Америка вела боевые действия в Марокко, Тунисе, Алжире; а ещё – на Тихом океане… При всей своей военной мощи, Америка сотни тысяч солдат потеряла в этой войне... Согласен – боевой поддержки союзников так жаждали в СССР; особенно когда страна была на грани поражения, теряла миллионы, и солдат и мирных жителей... Но и от победы ждали большего страны Восточной Европы, чем могли им дать коммунисты, восточно-европейские ставленники СССР. Ведь после войны в Восточной Европе несколько десятилетий оставались советские военные базы...
– Однажды, – продолжал Изя рассказывать о войне, – по вине генерала Ватутина, наша дивизия попала в окружение [26]... Но мы – вырвались из окружения! Из которого – я, как и другие шофёры дивизии, сумевшие это сделать, – вывез наших солдат… Офицер, в машине сидевший рядом со мной, кричал что есть мочи: «Давай, Юзик! вперёд!..»
За этот подвиг Изе сначала было решили дать медаль «За Отвагу»; но в итоге он получил – не медаль, а орден – «Орден Красной Звезды».
С войны Изя прислал Юле свою фотографию фронтовую, с надписью: «На память дорогой Юленьке, из Чехословакии». На этой чёрно-белой фотографии, которую Юля хранила в старом альбоме с другими, дорогими как память, в тридцатишестилетнем Изе, стройном и подтянутом, в военной форме, едва ли можно было узнать невероятно располневшего потом Изю-грузчика, наконец, Изю-пенсионера, чьё лицо, также располневшее, с тщательно обстриженными седыми волосами, всё же не было слишком морщинистым и в чертах которого ещё угадывался Изя – тот, военных лет…
24 До того как нацисты в Германии пришли к власти, иные из них побывали на Востоке, где хотели от буддийских лам получить символ «мирового порядка» в качестве эмблемы своей партии, и получили свастику; но для тех, которые им её показали, свастика кроме «мирового порядка» означала ещё и «мировой беспорядок», в зависимости от того, в какую сторону загнуть её концы; символ последнего буддисты нацистам и продемонстрировали (о чём, верно, нацисты и сами не подозревали). (Впрочем, у разных народов значение таких противоположных свастик по-разному трактуется.)
25 Понтонный мост – мост раскладной металлический, использующийся на войне войсками в качестве переправы.
26 Вероятно, речь идёт о наименее успешных сражениях для генерала Н. Ф. Ватутина, осуществлявшихся под его командованием в Великую Отечественную войну, – Ворошиловградской операции (операции «Скачок») 1943-го, которая закончилась неудачей.