Ольга сидит за длинным деревянным столом красного дерева и смотрит во двор через стеклянную стену кухни. На столе - открытый старенький dell. Замерло чистое поле почты. Ольга смотрит на гладкий ствол клена, что растет перед домом, на деревянный навес, под которым хранятся дрова для камина. Между кленом и домиком для рабочего инвентаря натянут гамак. Под гамаком трава, на ней разбросаны куклы, ведёрко, цветные кубики. Трава хозяйничает перед домом, её разрезает дорожка из желтых каменных плит. Дорожка уходит от дома, исчезает на пологий склон холма. Женщина смотрит вдаль на синеватую в легкой дымке стену соснового леса, а затем несколько минут внимательно смотрит на свои пальцы, замершие над клавиатурой. Ольга делает сама себе маникюр, пальцы принцессы превратились в пальцы мамы, обручальное кольцо уже не налазит. Некоторое время Ольга прислушивается к еле слышному жужжанию холодильника за своей спиной и начинает печатать письмо подруге:
Привет, любовь моя!
Неделя эта выпала ужасная. К платичкам так и не дотронулась. Подъем, дети, дорога, работа, дети, дорога, ужин, спать. Весна проходит, а я ни в одном глазу. Ужасно устаю в последние дни. У многих клиентов сейчас умирают близкие. Какая-то странная полоса смерти. То у одного, то у другого. Приходится лечить ещё и от этого страха, что пришел за ними в мой кабинет по прямой дорожке от могилы или из морга.
Вчера пришлось съездить к Анне вместе с маленькой. Мама Анны совсем уже в интересном состоянии. Всеми командует, ничего не помнит. Даже своих детей. Думает, что Анна это её прислуга. Ругается и отказывается мыться хотя бы один раз в три дня. А курит по пачке в день и гоняет за сигаретами всех, кто попадается под руку.
На обратном пути заехала заправиться. Недалеко от заправки есть мой любимый отряд гигантских серебристых тополей. Ну ты знаешь. Я фотки тебе присылала. Малышка спала. Я решила немного побыть под их кронами. Под одним деревом вижу - кувыркается птенец. Взяла в руки – у него крыло сломано. Тут сверху падает крик вороны, а за криком - сама эта скотина, чуть мне в затылок ни клюет. Сердце запрыгало, стою, смотрю на этот грязный желто-серый мешочек и готова разрыдаться, что дура последняя.
Гвалт стоит страшный, вороны кружат над тополями и пикируют на деревья. И тут прямо к моим ногам падает второй птенец, и сразу за ним – ворона – и бьет клювом птенца по голове. Я ужасно заорала на них, просто психопатка. А ну, пошли сволочи! Вороны тоже орут и носятся как духи смерти. Голова у птенца в крови. Один глаз залеплен землей. Второй – клянусь – выворачивается от ужаса. Вижу, малышка проснулась, спросонья крутит головой. Опускаю птенца на землю. Иду к машине. Ныряю в салон. Захлопываю дверь. Спрашиваю: «Проснулась, любимая?» Слава богу, Марфа ничего не видела. Трогаюсь. И меня отключает от птиц — как отрубило - я хочу домой! Я тупо хочу домой. Дома укладываю дочку спать. Ложусь рядом. Она держит меня за руку. Рассказываю сказку. Малышка засыпает быстро. Тихонько обнимаю её. И мне так стало ужасно пусто и грустно. Иду в комнату сына. Сын не спит. Как дела? Хорошо. Играешь? Ну еще немного. Павел будет сердиться. Ну еще чуть-чуть! Давай, родной, завтра не добужусь. Слышу — подъехал Павел. Давай, всё. Ок. Спускаюсь вниз.
После ужина смотрим сериал и пьем красное. И тут я дико захотела секса. Смеёшься? Ну вот просто ужасно, прямо вот здесь на ковре. Остались потом полежать на нем, тихо так. Знаешь, дом весь такой со мной тихий. Дом меня любит. И я его тоже.
(Пришлю скоро фотки чердака — мы с Павлом такой мне кабинетик забахали, обзавидуешься.)
И тут слышу, сын всхлипывает наверху. Через какое-то время – еще громче, настойчиво. Поднимаюсь к нему.
Что случилось? Молчит. Родной, ложусь рядом, обнимаю, почему ты плачешь? Что-то с ребятами случилось? Нет. Ты чувствуешь себя одиноким? Я не могу тебе сказать… У тебя что-то болит? Отвернулся. Тебе страшно? Отвернулся, маленький мой истеричка, губы дрожат, лицо мокрое от слез.
И тут: «Он тебе делал больно?»
Спрашиваю: «Ты слышал то, что было внизу?» «Да…»
Это ужасно, наверное.
У меня в голове взрыв крови, она клокочет в висках, мне жарко, дышать нечем, мне почему-то стало очень страшно. Обнимаю, поворачиваю к себе его лицо, смотрю в упор. Говорю: "Сыночек, мы очень устаем с Павлом за день. У нас очень много серьезных забот. Ты. Малышка. Ты же знаешь, как я перепугалась, когда она отравилась позавчера?"
- Я тоже тогда испугался.
- Ну вот, видишь. Потом… у нас не совсем хорошо с деньгами сейчас, мы все время работаем, чтобы хватило всем нам на всё, что мы хотим. Понимаешь?
- Да. Нет. Я не понимаю. Он тебе делал больно?
- Вот вспомни, что ты чувствуешь, когда устаешь на тренировке или после уроков.
- Ничего.
- А что ты хочешь больше всего?
- Есть. И еще - спать.
- Обними меня, дай я прижмусь к тебе крепче… Так тебе лучше? - молчит. - Скажи, тебе же так лучше?
- Да. - плачет. - Мама, мне страшно.
- Ты не спал?
- Нет.
- Сыночек, родной, Павел не делал мне больно. Взрослым тоже надо обниматься. Нам так легче становится, не так страшно.
- А кого ты боишься?
- Чего, скорее. Не знаю. Много чего. - молчит. - А когда меня Павел обнимает, мне становится хорошо. Я как маленькая девочка, которая может ничего не бояться в руках большого сильного принца. Как в сказке. Понимаешь?
Смотрит так на меня. Улыбка: «Мама, ну это же шутка, ты же не маленькая…»
- Только мы уже не маленькие. Это не страшно сынок… Всё хорошо. (И тут меня понесло. Просто нобелевскую речугу толкнула.)Понимаешь, можно много говорить о любви, что-то обещать, чего-то ждать друг от друга, и все не то, но когда вот так между мужчиной и женщиной получается, когда им очень хорошо вдвоем, это значит, что всё что мы говорим с Павлом друг другу, что мы говорим тебе, что мы делаем дома, на работе, это всё – правда, и это всё у нас получается. Это и можно назвать любовью. Когда мы не только знаем, или говорим, или ждем чего-то, а в самом деле мы делаем счастливыми друг друга. По-настоящему счастливыми. Вот, что было внизу.
И тут я увидела, что он заснул, не отпуская меня, прижавшись мокрым лицом ко мне. Так что говорила я сама с собой. Но знаешь, так было классно это говорить.
Вышел на кухню Павел в полосатом зелено-голубом халате, в кожаных шлепках. Высокий, полнеющий блондин с мелкими кровяными прожилками на загорелом лице. Высокий лоб, ржаные примятые волосы, веселые серые глаза. Клюнул Ольгу в затылок.
- Привет, дарли.
- Доброе утро, родной.
- Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. Надо на рынок съездить подкупиться, сможем сразу после завтрака?
- Уолрайт. Тебе налить кофе?
- Нет, я пойду будить Марфу. Яйца поставишь вариться?
- Да,конечно. Пусть Василий сгоняет за хлебом в лавку.
- Хорошо, я скажу ему. Я тут ещё секундочку.
Павел взял сигарету, кофе и вышел во двор покурить на солнышке.
Всё, дорогая подруга, буду прощаться. Пиши. Целую, Люблю, Твоя Ольжечь.
ОБНИМАЙ АМЕЛИЧКУ ОТ МЕНЯ!)))
тема: Что там было внизу.
Отправить.