Притерпеться можно ко всему, если вынуждают обстоятельства. Маша применилась к костылям и вскоре довольно свободно «путешествовала» с помощью них по всему этажу. Она смирилась с ежедневными посещениями Андрея, удивляясь в душе его терпеливому и бережному отношению к ней. Маша по-прежнему не строила относительно него никаких планов, но и не отвергала категорично его помощь.
Валентине ещё не разрешали подниматься с постели, и она молча наблюдала из своего угла за трогательной парочкой. Последнее время соседка стала замкнутой. Что-то её тяготило. Маша не заметила перемены в Валентине, возможно, занятая своими новыми переживаниями, не придала этому значения.
Как-то утром, когда в палате не было посетителей, Валя затронула её.
- Маш, подойди, пожалуйста. Помнишь, я говорила, что когда упала в люк, сильно ударилась грудью? Первое время очень болело, а теперь вроде и не так… А гляди: сосок почему-то ввалился, - она стыдливо подняла рубашку.
Маша посмотрела на её грудь, которая, в самом деле, выглядела странно, и отвернулась, не выдержав пристального встревоженного взгляда, в котором застыли недоумение и страх.
- Не знаю, - пробормотала она, стараясь подавить дурное предчувствие. – Но скажу тебе: с этим не шутят. Тебе давно надо было сказать доктору.
- Да… неудобно как-то. И вообще это не его «профиль».
Маша возмутилась:
- Да причём тут профиль! Он – врач. А ты – лежачая больная. Он обязан пригласить к тебе специалиста. Ты меня поражаешь! «Неудобно»!! Взрослая женщина! Если завтра же на обходе не скажешь – я сама скажу.
Но на следующий день обхода не было, только зашла медсестра Таисия Константиновна и сказала Маше такое, что она забыла обо всём на свете:
- В понедельник, по всей видимости, Машенька, тебя выпишут. Готовься.
Была пятница. Значит, ещё два дня – и она дома!
Наутро Маша еле дождалась тёти Кати, чтобы сказать ей радостную новость. Тётка восприняла весть о выписке Маши с нескрываемым облегчением.
- Вот и хорошо, - сказала она. – Я позвоню Ольге, чтобы тебя перевезли домой. А мы с Артёмом сегодня уезжаем.
Это было так неожиданно, что Маша опешила:
- Прямо сегодня? К чему такая спешка?
- Пётр звонил. Свекровь заболела. Надо ехать, - хмуро ответила тётя Катя, и Машу удивили и насторожили эти рубленные, не свойственные тётке фразы.
- И Артем уезжает? Он же собирался у нас в институт поступать.
- Уж у вас он точно не будет поступать, - вдруг сердито отрезала тётя Катя.
- Тут ему твоя сестра проходу не даёт. Я и не подозревала, до какой степени она распущенная девица! Буквально виснет у парня на шее, бесстыжая! А мой телок и губы раскатал! Любовь у него! Я ему покажу, где любовь! - игнорируя присутствие Машиной соседки, распалилась родственница. – Ни дня больше не задержусь. И Сашке укорот найду! Ишь! Заневестилась!
Маша пристыжено боялась сказать хоть слово. Она и не подумала, что дело может принять такой оборот. А должна была подумать! На то она старшая сестра. Эх, Сашка, Сашка, садовая головушка!
Пока Тётя Катя была в больнице у Маши, дома разыгрались прямо-таки шекспировские страсти.
- Ну почему, почему мы не можем быть вместе?! – рыдала Саша, хватая Артёма за руки. – Я люблю тебя, по-взрослому люблю.
Тёма с болью смотрел на неё, но молчал.
- Раз у меня нет родителей, я сама за себя отвечаю!
- Нет, Саша. Остынь… Мама права, - Артём освободился от её рук. – Мне нужно уехать.
- Нет! – сестра в порыве отчаяния снова бросилась к нему на грудь. – Я знаю. Я нужна тебе. Ни с кем не будет тебе так легко и хорошо, как со мной.
- Успокойся… глупенькая моя. – Тёма нерешительно погладил её по волосам. – Всё пройдёт.
Саша с полными слёз глазами, некрасиво кривя губы, отрицательно затрясла головой.
- Да, - Тёма сжал руками её плечи, отстранил от себя. – Это была не любовь. Детская влюблённость… Наваждение… Как угодно назови. Когда-нибудь мы вспомним об этом с улыбкой.
- Ты… отказываешься от меня? – упавшим голосом спросила Саша и с такой мукой, так потеряно глянула ему в лицо, что у Артёма оборвалось сердце, и он, схватив её руки, принялся целовать их.
- Да нет же, нет! Я люблю тебя. И всегда буду любить, пойми. Моя любовь глубже и нежней. Мне хочется опекать, ласкать тебя. Как старшему брату сестрёнку.
Едва Саша услышала эти страстные, но убийственные по своей сути слова, она отдёрнула руки и несколько секунд смотрела на Артёма сузившимися потемневшими глазами, ресницы её вздрагивали, грудь прерывисто вздымалась. В следующее мгновение она резко развернулась и выскочила вон из квартиры, с силой захлопнув за собой дверь.
Она бежала вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступени, не обращая внимания на испуганный крик Тёмы, который в волнении выбежал на площадку:
- Саша, вернись!
Она летела, сама не зная куда, через двор, мимо детей в песочнице, мимо бабок, что судачили на лавочке, мимо гаражей, стоящих плотной шеренгой напротив дома.
Ноги сами принесли её в подвал соседнего дома, где весной часто тусовалась их компания. И сегодня, в субботу, здесь коротали время какие-то парни и девчонки.
Саша остановилась в дверях, опёрлась спиной о косяк, стараясь унять галопирующее сердце, беглым взглядом оценила обстановку.
Она не хотела показать свою слабость, открыть то, глубоко личное, что не принято выставлять напоказ, и, инстинктивно приняв бесшабашный вид, небрежно, нараспев бросила:
- Привет!
- О! Явилась пропащая! – показалась из полумрака Томка. – Привет, привет, коль не шутишь!
Кто-то подвинулся на ящике, усадили Сашу.
В подвальчике было смрадно, накурено.
- Что ж ты с пустыми руками? – насмешливо спросил хамоватый мелкий подросток, которого Саша раньше не видела. – Приехала – проставляться надо.
Саша достала из джинсов две мелких купюры.
- Вот. Больше нет.
- Не густо, - парнишка взял деньги, повернулся к компании. – Ну, братва, кто ещё подкинет?.. Эй, Карп, не жмись…Витёк! Кидай на бочку. - Ребята, их было человек девять-десять, зашевелились, роясь в карманах, сбрасывались, кто сколько мог. – О! Годится. Теперь – порядок! На два пузыря хватит. И пивом заполируем.
- Шкет, ты один не ходи! – пуская дым кольцами, предупредила Томка. – Тебе Сычиха не даст. Возьми Сёму.
Сёма – рослый парень с молодым ломким баском, поднялся:
- Идём!
К Саше подсела Алина.
- Ты что, ревела? – шёпотом спросила она. – Глаза красные.
У Саши горько дрогнули губы, но она промолчала.
- Ясно, не хочешь говорить. – Алина протянула сигарету. – На, потяни. Успокаивает.
Саша взяла, соснула вначале робко, потом смелее. Полгода назад она пробовала курить, так, за компанию. А под неусыпным оком тёти Кати, пока Саша жила у неё, о сигаретах нельзя было и помыслить. Артём тоже не курит.
Воспоминания о нём бросили кровь в голову, Александра судорожно, излишне резко вдохнула дым, и спазмы в горле чуть не задушили её. Но, откашлявшись, она почувствовала облегчение, гомон компании вяло отдалился, и перед глазами у неё поплыли сиреневые обручи.
В ушах зашумел прибой, и Сашу окутало счастливое безразличие ко всему. Она смотрела на ребят умильными глазами. Кто-то целовался, кто-то пел под гитару. Саше стало хорошо, она в своей среде, в кругу своих.
Вернулись ребята с самогонкой и пивом. Все воодушевились, откуда-то появились стаканчики. Закуски было мало, но Саша есть не хотела. Было весело, просто здорово!
Проснулась Саша у Лесниковых и поняла, что в эту ночь она лишилась девственности.
- Кто это был? - спросила Саша у старшей из сестёр, и от обиды и отвращения у неё побелели губы.
- Кому дала, тот и взял, - цинично хохотнула Томка. – Что я за вами следила?
- Зачем вы меня напоили? – выкрикнула Саша, наливаясь ненавистью, и в то же время, осознавая непоправимость того, что свершилось, и своё бессилие.
- Никто тебе в глотку не заливал, - резко оборвала её Томка. – И нечего тут права качать!
- Ты специально всё подстроила! – сощуренные Сашины глаза сверкали злыми синими брызгами.
- Сама стелешься под первого встречного! – как плевок в лицо полетело в Сашу новое оскорбление.
- Стерва! – не помня себя, Александра ринулась на обидчицу и наотмашь ударила по щеке.
И в ту же секунду Томка вцепилась ей в волосы. Саша, вскрикнув от боли, хотела схватить Томку за горло, но не дотянулась, а только поцарапала ей ключицу.
В этот момент в комнату на шум влетела Алина и, как торпеда, врезалась между ними.
- Вы что, офонарели? – заорала она, расталкивая дерущихся. – Сашка, чумная, ты что?! Хочешь, чтоб она тебя по стенке размазала? Иди! – Она толкнула Сашу в спину, всем туловищем удерживая озверевшую Томку. – Иди домой, дура!
Сашка, действительно, выскочила из квартиры и уже из-за двери услышала хриплый Томкин голос:
- Ну, подожди! Умоешься у меня соплями!
- Ничего, я ещё дознаюсь, ху есть ху! – злобно пробормотала Саша, вылетая из подъезда. Тугая на пружине стальная дверь оглушительно захлопнулась за ней.
Дома на Сашу набросилась тётя Катя:
- Где ты была всю ночь?!. Что за вид у тебя? Мы всех на ноги подняли!
Из-за её спины испуганно смотрели Артём и Ольга. Саша молча попыталась обойти тётку.
- Что молчишь? – тётя Катя схватила Сашу за руку. – Нам из-за тебя пришлось сдать билеты…
- Ну и зря! - грубо ответила Александра, вырывая руку. – Катились бы в свой Киев! – и она прямиком прошла в ванную и закрылась там.
- Ах, ты так?! Открой немедленно! – тётка изо всей силы застучала в дверь, но Ольга вдруг сказала громко и твёрдо:
- Оставьте её, Екатерина Ивановна! Видите, она не в себе. Я поговорю с ней позже. Всё будет в порядке. Езжайте, а то опоздаете и на следующий поезд.
Тётя Катя сначала колебалась, как поступить, но обида на племянницу перевесила, и она дала сыну команду собираться.
Саша сидела на краю ванны, тупо упершись взглядом в какую-то ниточку на узорчатом коврике под ногами.
Все чувства умерли в ней. Даже ненависть к обидчикам, даже жалость к себе.
Пустота. Зияющая бездна.
Не было ни одной родной души, ни одного чуткого взгляда, перед которыми могла бы она открыться.
Тьма. Пустошь. Лёд…
Если бы жива была мама…
Она ушла, оставив её, Сашу, беспомощную, глупую. Лучше бы она взяла её с собой. Зачем ей жизнь? Горькая, страшная, жестокая…
В дверь постучали.
- Саша, мы уезжаем.
Артём.
- Выйдешь проводить?
Саша повернула кран, и вода с шумом упала на дно ванны, заглушая все звуки извне.
Артём постоял у двери и, не дождавшись ответа, крикнул:
- Ну, до свидания!
- Прощай, - одними губами ответила Саша.
Она услышала, как хлопнула входная дверь, и этот звук напомнил ей стук крышки о гроб, когда чужие люди накрыли ею уснувшую навек маму и привычно занялись своим делом.
И этот звук, как спуск курка, освободил какую-то пружину в ней, прорвал плотину, за которой копилось её горе, и Саша разразилась слезами.
Эти слёзы нужны были ей, безудержные, очищающие. Они облегчили непосильный груз, угнетающий её юную хрупкую душу, явились анестезией, усмиряющей боль.
Когда схлынула первая лавина эмоций, Саша разделась и легла в тёплую ванну. Вода ласково приняла её в своё лоно, и в этот момент остро почувствовав своё одиночество в суетном мире, она осознала, что никто ей не указ, и у неё достанет сил самой распорядиться своей жизнью, и, если надо, пресечь её.
Саша не слышала, что Ольга несколько раз тихо подходила к двери ванной, прислушивалась с тревогой к неясным всплескам воды и напряжённо думала, как повести разговор с младшей кузиной, с этим взрослым ребёнком, дерзким и беззащитным.
То, что девочка не ночевала дома, и вид, в котором Саша явилась утром, не говоря уже о её вызывающем поведении, наводило на нехорошие мысли.
Если задать Александре прямые вопросы, она, скорее всего, откажется отвечать. Может, отложить беседу на несколько дней? Тогда уже будет дома Маша, и они сами разберутся. Если попросят совета, тогда – конечно…
Ольга чувствовала несостоятельность своих рассуждений, просто она искала повод уклониться от трудного неприятного разговора, и эта «страусиная» политика претила ей.
Саша почему-то долго не выходила из ванной, что тоже беспокоило Ольгу. Она ещё раз подошла к запертой двери и, не услышав не звука, теряя терпение от страха перед чем-то ужасным, занесла руку, чтобы постучать. Но тут же дверь открылась, и появилась Саша, порозовевшая, со спутанными мокрыми волосами.
- Ну, слава Богу! Ты всегда так долго купаешься? – немного неестественно повела себя Ольга, смутившись от того, что Саша застала её у порога ванны.
- Сколько надо, столько и купаюсь.
Этот грубоватый ответ дал Ольге понять, что девочка намерена охранять свою личную жизнь и вызвать её на откровенность – тщетная задумка.
- Кофе будешь? Давай позавтракаем, - как можно спокойнее предложила старшая сестра.
Александра молча прошла к столу.
- Я приготовила омлет, - сказала Ольга, наливая в чашечки кофе. – Ветчины нарезать?
Саша отказалась. Она без аппетита ковыряла вилкой омлет. Кофе, не по её вкусу, был слишком сладкий, но Саша промолчала.
Она с напряжением ждала, когда Ольга начнёт её отчитывать за ночное отсутствие и грубое отношение к тёте Кате. Но та спросила:
- Ты уже знаешь, что Маша завтра возвращается домой? Её выписывают.
Ещё два дня назад Саша подпрыгнула бы от радости при этом сообщении. Сейчас же только кивнула:
- Хорошо, - и подумала, что Ольга непременно нажалуется Маше на неё, и как ей всё рассказывать сестре?..
- У тебя неприятности? – решилась спросить Ольга. – Почему ты не вышла проводить Артёма и тётю?
- Много чести, - хмуро буркнула Саша.
Сквозь явный вызов обида слышалась в её словах.
- Напрасно ты.., - укоризненно заговорила Ольга. – Они очень волновались за тебя.
- Волновались!.. – ядовито повторила Саша. – Сначала довели…
- Чем же они тебя довели?
- Не важно. – Саша встала. – Я не хочу об этом говорить.
- Как знаешь!.. Я просто хотела помочь.
- Мне никто не сможет помочь, - уходя, пробормотала Саша так тихо, что Ольга не разобрала слов, но переспрашивать не стала.
Саша направилась за арку, где у них стояла кровать.
- Ты что, не поедешь сегодня к Маше? – с удивлением спросила Ольга ей вдогонку.
- Нет. Я хочу спать.
Саша отвернулась на постели к стенке и свернулась калачиком, спряталась, будто улитка.
Когда же эта Ольга отстанет от неё?! Почему именно тогда, когда очень надо побыть одной, обязательно кто-нибудь находится, что пристаёт и пристаёт, да ещё норовит с головой залезть тебе в душу, как в холодильник?
Чтобы не слышать, как Ольга моет посуду, как ходит по комнате, собирая вещи для Маши, Саша положила на ухо подушку. Поэтому она не слышала, как сестра уходила и при этом обещала прийти к ней ночевать с Наденькой.
Саша, в самом деле, задремала. Ей снилось что-то смутно-тревожное, она вздрагивала и всхлипывала во сне. Привиделась какая-то заброшенная стройка, леса, полуразрушенные стены, лестничные провалы. Она с опаской идёт по мостику без перил. Внизу чёрная яма.
Но на слабоосвещённой площадке впереди стоит её мама. Саша стремится к ней, под её защиту. Мостик шаткий, ненадёжный. А под ним вязкий, как дёготь, мрак, и сердце Саши сжимается от ужаса. Вот она нащупывает ногой чёрную доску и почти уверена, что эта гнилая перекладина не выдержит её. Но мама каким-то невероятным образом удерживает её, направляя издалека Сашину ногу в сторону, и девочка ощущает с облегчением каменную твердь лестницы. Теперь она знает, куда идти, бросается к маме. Но мамы нет на прежнем месте. Её нигде нет. От нового испуга Саша просыпается.
В комнате сумерки. Наверное, уже девятый час вечера.
Саша не сразу соображает, что настойчиво звонит телефон.
- Да! – хватает она трубку.
- Ты дома, Сашенька! Это Ольга. У Нади высокая температура. Мы не сможем к тебе приехать. Приезжай ты к нам.
Саше совсем не хочется её видеть. Она молчит.
- Или ты одну ночь побудешь одна? – снова взволнованный голос Ольги. – Мне кажется у Наденьки «ветрянка».
Саша смотрит на зыбкие тени за аркой и чувствует неприятный озноб между лопатками.
- Что ты молчишь, Саша?
Она ни за что не скажет сестре, что трусит…
- Ты слышишь меня?
- Слышу. Я переночую сама. Не беспокойся.
- Ну, извини, Сашенька. Только одну ночь. Завтра уже будет Маша.
Саша не дослушала, повесила трубку.
Как все достали!