Первые шаги
Иногда мы делаем выбор, последствий которого не ожидаем.
(Джон Вердон. Загадай число)
Еще вчера я сидела в кафе с Антоном и рассуждала о вероятной реакции редактора на мою работу.
Еще вчера, раскритикованный в пух и прах мистером Селманом материал казался последним, что я сделаю, прежде чем уйти из газеты.
Еще вчера я не понимала, что на самом деле значит «публикация на первой полосе», потому и самонадеянно добавила несколько строчек о чудесном интерьере и великолепном обслуживании, решив простое интервью превратить в полноценную статью.
А сегодня из-за своей самонадеянности я проснулась известной.
Во второй раз.
Утро снова начинается непривычно.
В семь часов звонком от мистера Энора.
- Вы чрезмерно усердны, мисс, - произносит он в ответ на мое «Алло» таким тоном, словно уже стоит за моей спиной с пистолетом в руке.
Не успевший проснуться вслед за хозяйкой голос решил вовсе не выходить из спячки, отказываясь произносить хоть какие-то слова в свое оправдание. Удается выдавить только хриплое «Мистер Энор…», и связки прекращают работать совсем.
- Я не говорил, что мы всегда рады посетителям, - поясняет свое возмущение мужчина. – Ваша отсебятина вынуждает… принимать дополнительные меры.
Ох, кажется, я перестаю дышать. Если так пойдет дальше, некоторые «меры» можно будет не предпринимать - все произойдет само собой.
- Мой вам совет на будущее, - продолжает собеседник прежним тоном. – Если вздумаете создавать мне определенную репутацию, делайте это по предварительной договоренности.
Пытаюсь откашляться и произнести «Хорошо, мистер Энор», и после нескольких упорных попыток мне это все-таки удается, хоть и не без труда. В ответ получаю вполне недвусмысленное «Думаю, мы поняли друг друга» и исключительно воспитанное пожелание скорейшей встречи, лично для меня звучащее как угроза.
Звонок, означающий, что мою маленькую вольность пропустил не только Усач, но и сам заказчик, активно не желающий этим заказчиком становиться, заставляет сердце биться быстрее – то ли от адреналинового всплеска, то ли от простого понимания, что на этот раз судьба оказалась ко мне благосклонна.
Следующий звонок от редактора «Вестника Вилль д’Ора», оценивающего меня как потенциального сотрудника. Пообещав подумать над столь выгодным предложением от крупнейшего на континенте издания, я кладу трубку, совершенно не задумываясь над тем, почему господин редактор даже не счел нужным поставить под сомнение достоверность статьи.
Только когда Маргарита, увидев меня в редакции, выражает свои сомнения, я впервые задумываюсь о том, почему мне поверили. Редактор «Вестника» отнюдь не юнец, первый год работающий на новостном поприще, а матерый журналист, умеющий искать и находить информацию. Так где он мог ее проверить в столь раннее время? Неужели и он пользуется услугами небезызвестного «Силанс д’Ор» или как-то связан с самим владельцем ресторана? Может ли в таком случае предложение о новой работе быть на самом деле попыткой мистера Энора взять меня под контроль? С другой стороны, журналист, умеющий добывать информацию, ценился всегда и везде. Иногда за таких разыгрывались целые битвы между изданиями, и побеждал, конечно, тот, кто платил больше. Ситуация кажется все более неприятной. Почему-то у меня складывается впечатление, что меня банально покупают, при чем создавая благоприятные условия для того, чтобы я продалась добровольно и с радостью.
- Придумала только последнюю фразу, - отвечаю я на язвительный выпад секретаря и, наблюдая, как та корчит презрительную гримасу, ехидно произносит про себя, тем не менее, позволяя мне услышать: - Думает, что раз сводили ее туда, то можно любую чепуху нести.
Очень хочется ответить что-нибудь обидное, заставляющее ее замолчать раз и навсегда или хотя бы на ближайшие несколько недель, и я делюсь новостью о возможной смене работы, заставляющей Маргариту удивленно распахнуть глаза и лишиться дара речи.
Победно улыбаюсь, глядя, как девушка пытается переварить услышанное, пришедшееся явно не по размеру ее восприятия, и направляюсь к своему рабочему месту, надеясь доделать то, что до сих пор пылилось в закромах, ожидая своего часа. Посоветовавшись вчера с Антоном, я решила не изобретать велосипед и не выискивать новости на замену, а вместо звездного интервью выложить статью об открытии галереи, намечающегося через две недели. Конечно, материал выйдет немного раньше, чем планировалось, но искать сейчас замену «сенсации от молодого и талантливого» недосуг. Да и не очень хочется объясняться с мистером Селманом по поводу невозможности интервью – что-то мне подсказывает, что банальное «респондент передумал» редактора не впечатлит, и он обязательно свяжется со своим протеже самостоятельно и попытается уговорить. А это – новый виток лжи, который закручивать нежелательно.
Поэтому набираю номер владелицы галереи и договариваюсь о встрече завтра за обедом, после которого она и покажет свое имущество.
Остается набросать перечень вопросов и на всякий случай съездить присмотреться, а то пристанище культуры и нравственности находится на другом конце города - в Северном районе, в который я обычно не заглядываю по причине его унылости и отсталости. Что ж, если и стоило открывать там галерею, то исключительно из соображений благотворительности – жители Северного не слишком активно принимали участие в культурной жизни города. Признаться, мне всегда казалось, что о них попросту забывали.
- Слышал, ты от нас уходишь, - надо мной раздается тихий голос Антона, вынуждающий оторваться от работы.
- Да? И кто посмел такое сказать? - произношу, поспешно набирая оставшуюся фразу, и вывожу документ на печать. – Сейчас свободен?
Антон грустно улыбается и кивает. В такие моменты его красивое лицо становится еще красивее, и я, в который раз любуясь удивительной правильностью черт, с сожалением отмечаю, что жалко терять такого мужчину, но против наклонностей не попрешь.
- Нам в Северный надо, - говорю, направляясь к выходу и таща Антона за собой. – Если все пойдет нормально, до обеда должны справиться.
Мы почти успеваем удрать, когда нас останавливает Маргарита, заявляя, что мне придется ехать одной, потому что на окраине двойное убийство, а наш второй фотограф еще не вернулся с задания.
Грустно смотрю на друга, понимая, что нам придется расстаться, и отпускаю его отбывать трудовую повинность, увы, не в моей компании. Замечаю злорадный взгляд Маргариты, вынуждающий на секунду усомниться в правдивости ее слов, но, зная, что предъявить ей нечего, отправляюсь в Северный на такси.
Ехать приходится долго, так что я успеваю не только изучить карту района, отмечая его удивительную незастроенность, но заметить, изредка бросаемые в мою сторону через зеркало взгляды водителя такси.
- Вы что-то хотите сказать? – наконец не выдерживаю странного любопытства и пытаюсь поставить некорректного водителя на место.
Мужчина тут же отводит глаза, снова устремляя взгляд на дорогу.
- Простите, вас зовут Полина? – произносит он, когда я снова вглядываюсь в карту, надеясь, что меня оставили в покое. Мужчина ждет моего ответа, а меня начинают раздирать сомнения относительно того, стоит ли признавать свою личность. Поэтому вместо положительного ответа, спрашиваю «А в чем дело?», только потом поняв, что этой фразой фактически признала свою личность.
Мужчина кивает и, пошарив рукой под сидением, достает оттуда запечатанный конверт.
- Это вам, - подает он конверт, не оборачиваясь и даже не заглядывая в зеркало.
Неспешно беру конверт двумя руками и, не торопясь вскрывать, спрашиваю что это.
- Увидите сами, - произносит мужчина. – Только лучше спрячьте пока. Посмотрите дома.
После его слов конверт хочется открыть до покалывания в кончиках пальцев.
- Лучше бы вы ничего не говорили, - хмуро замечаю, пряча свой секрет в сумку, сложив его пополам. Мужчина хмыкает и на этом наш диалог прерывается ровно до момента моего выхода из машины.
- Здесь небезопасно, мисс, вас подождать? – говорит водитель, как только получает от меня деньги.
Несколько секунд разглядываю совершенно пустые и непривычно грязные улицы, отмечая общую гнетущую атмосферу этой части города, и все-таки решаю, что машина на изготовке мне нужна. Понятливый шофер выключает счетчик и глушит мотор, чем вызывает мое искреннее недоумение – откуда такая благотворительность? Но, решив, что у меня есть дела поважнее, направляюсь к монументальному зданию, призванному в скором времени стать центром культурной жизни района.
Здание из серого камня высотой в два этажа хоть и соответствует цветовой гамме улицы, но своими архитектурными формами выбивается из общего фона – слишком уж напыщенный фасад с колоннами выглядит как ювелирная брошь на платье у нищего. Так что первым вопросом, который я собираюсь задать владелице заведения, теперь становится «А не боитесь ли вы ограбления?». Во всяком случае, жители не самого благополучного района, по крайней мере, должны заинтересоваться возможными перспективами.
Впрочем, выяснить сегодня еще что-либо не удается – галерея закрыта, и в темных окнах, занавешенных плотным тюлем, совершенно невозможно рассмотреть внутренне убранство. Войти также не представляется возможным – дверь заперта, и даже после моих настойчивых стуков никто не выходит поинтересоваться слишком ранними посетителями. В целом возникает ощущение полного отсутствия каких бы то ни было приготовлений, что само по себе кажется подозрительным.
Хмуро оглядываю фасад еще раз, понимая, что моя вылазка потерпела фиаско, и решаю пройти вдоль улицы, надеясь составить общее впечатление о месте. Удивительно, но при полной безлюдности все время, пока вышагиваю по асфальтированной дорожке, меня преследует чувство, что за мной неотрывно наблюдают. Пройдя до первого перекрестка, останавливаюсь, чтобы посмотреть насколько далеко ушла от места и, увидев, как такси предусмотрительно переместилось поближе, киваю и сворачиваю направо, абсолютно уверенная в том, что водитель последует следом.
Новая улица оказывается шире предыдущей, очевидно, одна из главных, но такая же неухоженная и пустынная. Кажется, будто так выглядит весь район, что само по себе довольно странно для столичного города. Создается впечатление, что эта часть города вовсе не заселена, однако находящаяся за углом галерея говорит о том, что кто-то здесь имел представление о культуре.
Собираюсь поворачивать обратно, поняв, что не обнаружу ничего нового для себя, как внезапно мой взгляд вылавливает силуэт прячущегося за зданиями ребенка. Малыш высовывает голову как раз когда я приставляю руку ко лбу, пытаясь отгородиться от солнечного света, чтобы рассмотреть получше, и я понимаю, что это девочка. Судя по росту и отсутствию элементарных навыков по игре в прятки, ей не больше шести. Нерешительно смотрю на стену безликого здания, за которым она снова прячется, и понимаю, что идти и выяснять личность ребенка не стоит. Да, моя трусливая задница не хочет жертвовать собой, особенно когда не знает для чего это делать – у меня еще много недоделанных дел, а ребенок… А ребенок находится у себя дома!
Такие размышления немного успокаивают совесть и позволяют, поджав губы, развернуться и пойти в обратном направлении, но когда я снова оборачиваюсь, вижу, что девочка вышла из укрытия и смотрит мне вслед. Это заставляет меня остановиться, хоть инстинкты и кричат об обратном. Через несколько шагов – спасительный перекресток со стоящим невдалеке такси, позади – чужой любопытный ребенок, находящийся на улице в одиночестве. Что выбрать?
В этот момент девочка машет мне рукой и снова прячется за стеной здания.
Беги! Ну, беги же отсюда!
Но я – параноик поневоле, а на деле – безмозглая журналистская крыса, сующая свой любопытный нос туда, куда не следует. Во всяком случае, именно так я о себе думаю, когда делаю свой первый шаг за девочкой. Говорить о банальном альтруизме и желании помочь ребенку смысла нет, потому что никакие добрые намерения не заменят отсутствие мозгов, которые у меня, похоже, внезапно испарились. И почему никто не учит еще в школе, что любопытство – это плохо и опасно?
Дохожу до серого здания, за которым спряталась девочка, и обнаруживаю там слепой переулок, упирающийся в каменную стену. И в какую из дверей она вошла?
Прохожу мимо темных окон и закрытых дверей, но не спешу стучаться ни в одну из них – все-таки, если я и выжила из ума, то хотя бы не окончательно. В полной тишине, нарушаемой только звуком собственных каблуков, слышу звук мотора приближающегося автомобиля и облегченно вздыхаю, понимая, что меня уже начали искать. Поэтому, не теряя времени на оглядывания и прочие предусмотрительности, быстрым шагом направляюсь к выходу их тупика, надеясь успеть как раз ко времени подъезда такси.
Преследующее ощущение опасности заставляет почти бежать, когда до выхода остается всего десяток шагов, но оно же не позволяет вовремя среагировать на звук открывающейся двери слева, вслед за которым раздается топот. Понимание, что меня поймали, появляется только тогда, когда рот и нос закрывает широкая ладонь, а тело опоясывает чужая рука.
Меня, брыкающуюся и упирающуюся, утаскивают в ближайшую дверь и заставляют через окно наблюдать, как мимо дома проезжает автомобиль, доставивший меня сюда. Видимо, сделано это специально, чтобы дать понять, что сопротивляться бесполезно и бессмысленно.
Только когда желтый автомобиль исчезает из зоны видимости, меня грубо отталкивают к соседней стене. Не удержав равновесия от столкновения, падаю и неуклюже приземляюсь на пол, едва успевая выставить руки, чтобы не удариться лицом. Замечаю, как чужая рука хватает упавшую рядом сумку и поднимаю глаза, чтобы посмотреть на своего похитителя.
Непроизвольно на лице отражается гримаса брезгливости, когда я вижу стоящего перед собой человека. Мужчина, высокий, худой и не мывшийся, наверное, с месяц. Еще и куцая борода придает ему выражение крайне неухоженного типа. Проще говоря, бездомного.
Значит, ему нужны деньги.
- Возьмите в кошельке, там не много, но вам хватит, - произношу, неловко поднимаясь с пола и отряхивая одежду от пыли и грязи.
Мужчина ухмыляется, от чего его борода смешно дергается, и я почему-то вижу всю эту ситуацию крайне нелепой. Бездомный хочет поживиться за мой счет. Ничего страшного в его намерениях я не вижу, и искренне надеюсь, что, взяв деньги, мужчина меня отпустит восвояси.
Все портит желтый конверт.
- Кажется, мне попалась дамочка с секретом, – говорит бородатый, разрывая плотную бумагу, не обращая внимания на мое восклицание, а едва выуживает на свет содержимое, громко присвистывает и, подойдя к двери, ведущей, как я понимаю, в соседнюю комнату, три раза в нее стучит.
Из открывшегося проема тут же высовывается еще одна немытая голова.
- Чего тебе? - сипло произносит мужчина в вязаной шапочке.
- Провидицу позови, - серьезно говорит мой похититель. – Кажется, по ее части заезжая.
Но никто не успевает ничего сделать, как за дверью раздается ворчливый голос:
- Сколько раз тебе говорить, полоумный, не называй меня провидицей, а то огрею поленом!
И, словно испугавшись угрозы, мужчина попятился, освобождая пространство для вошедшей в комнату женщины.
- Ну, что у вас там? – такая же бомжеватого вида женщина выходит на свет и, на секунду задержавшись возле мужчины, выразительно на него глянув, поворачивается в мою сторону. Несколько мгновений, пока я разглядываю прибывшую, все пытаюсь вспомнить, кого она мне напоминает, да и вообще, почему кажется такой знакомой, ведь мы, мягко говоря, разного полета птицы. Могу поспорить, она думает так же.
- О, а ты каким путем к нам залетела? Проведать решила? – потирая руки и почти улыбаясь, произносит она, чем еще больше вводит в смущение. Хоть убей, я не могу вспомнить, где мы с ней могли встречаться, чтоб захотелось ее еще и проведывать.
Тем временем мужчина вкладывает в руки женщины конверт вместе со всем его содержимым, и это позволяет избежать длительной и неприятной процедуры узнавания.
Женщина быстро пролистывает бумаги, не заостряя на них внимания, а вот одну фотографию она изучает довольно долго.
- И давно ты его знаешь, девонька? – наконец оторвавшись от созерцания картинки, произносит она.
- Кого? – с мне даже не приходится изображать удивление – оно оказывается самым настоящим, ведь конверт я не вскрывала.
- Его, – Провидица поворачивает фотографию, давая возможность рассмотреть, кто на ней изображен, и смотрит на меня, ожидая ответа.
Хмурюсь от столь фамильярного обращения, но все-таки перевожу взгляд на фотографию, на которой вижу собственную персону в компании с Майклом. Очевидно, снимок сделан как раз во время нашей последней встречи, и это означает только одно: кто-то за мной следил.
- Первый раз видела тогда, - вру, не задумываясь, потому что понимаю, что и эти люди могут оказаться специально подосланными ко мне шпионами. Тут же смеюсь над собственной догадкой. Ага, как же, из оборванцев наверняка шпионы высшего разряда.
- Ну-ну, – скептически произносит женщина и переворачивает фотографию, на обратной стороне которой синими чернилами написано «Пытаешься занять меня делом, подружка?»
С губ срывается короткое ругательство, когда понимаю, кто стоит за этим фото.
Стефан.
Значит, не успела я дать ему задание, как он тут же устроил слежку за мной? Что ж, сама виновата, нужно прекращать с наивность и доверчивостью.
- Теперь вспомнила? – требовательный голос выводит из задумчивости, заставляя снова взглянуть на его обладательницу.
Отрицательно машу головой, давая понять, что не собираюсь отвечать. Женщина вздыхает и забирает мою сумку из рук стоящего рядом мужчины.
- Значит так, девонька, – она извлекает мой кошелек и бросает его мужчине в вязаной шапочке, – будем компенсировать твою неразговорчивость. Сережки тоже давай – и без них мордашка симпатичная.
- Вас поймают и посадят, – произношу совершенно спокойно, снимая серьги и глядя в упор на грабительницу. – Как только я доберусь до участка.
- Ага, – женщина довольно ухмыляется. – Как только доберешься. А тебе еще отсюда выбраться надо. Так что давай, гони серьги, если хочешь выйти.
- Вы мне угрожаете? – все же послушно кладу серьги в протянутую ладонь и медленно делаю шаг назад.
Женщина усмехается, весьма довольная моей реакцией, и произносит:
- Будь ты посговорчивей, осталась бы при деньжатах своих. Мы своих не бросаем. А так – плати, как все.
- Я не ваша, - произношу упрямо, отрицая принадлежность к ее классу, ставя себя хоть на ступеньку, но выше. – И документы верните – это важно.
- Ну, наша-не наша, а то, что в одной камере сидели – это точно, – женщина подбрасывает серьги в ладони, вырывая у них мелодичное позвякивание. – Или забыла уже?
Первая мысль: откуда она знает, что меня держали в тюрьме? Вторая: она же сама сказала, что сидели вместе. И третьим, наконец, приходит озарение.
- Вы? – удивленно распахиваю глаза, вспоминая тут сумасшедшую, с которой судьба меня столкнула как раз после смерти деда. Помню, тогда еще пожалела ее. – Что вы здесь делаете? – произношу слишком удивленно, словно она должна иметь квартиру в центре города.
- Живу, девонька, живу, – как-то горько произносит женщина, подходя к окну. – Сразу после той ночевки и стала жить. Как и Чен, – она указала на бородача, а потом перевела взгляд на мужчину в шапке. – Макс, и остальные.
Не совсем понимаю, что она хочет этим сказать, поэтому уточняю:
- Вам жилье предоставили что ли? Это же хорошо.
Трое обмениваются странными взглядами, а потом мужчины выходят, оставляя меня наедине с Провидицей. Некоторое время женщина стоит, упершись невидящим взглядом в закрывшуюся за мужчинами дверь, а потом, словно досмотрев до конца фильм, прокручиваемый ее воображением, достает из бокового кармана сигарету и, размяв ее руками, прикуривает. Едкий дым тут же заполняет комнату, заставляя меня закашляться от разлившегося в воздухе смрадного запаха. Это вызывает у женщины довольную ухмылку, которая тут же снова сменяется странной задумчивостью.
- Ну, прости, милая, ничего дороже нету, – она снова затягивается и, выдыхая дым, сипло произносит, – дыши тем, что есть.
- А не курить можно? – старательно размахиваю руками, разгоняя сизые облака, как мне кажется, еще больше. – Ведь вы не отравить меня хотели.
Смотрю на Провидицу, которая от последней фразы напряглась, и понимаю, что моя догадка верна – она хотела поговорить со мной. О чем-то крайне важном.
Женщина тушит окурок о подоконник, бросает его под ноги, подходит к двери и опирается о косяк.
- Ты ведь журналистка? – говорит она, глядя на меня в упор, и задумчиво добавляет. – Помню, копы тогда смеялись, что внучка ради хорошей статьи грохнула деда. Я не поверила. Оказалось – правильно сделала, раз ты здесь. Только ты можешь вернуться, а я нет, – продолжает она, и я не скрываю скептического взгляда в ответ на ее слова.
- Куда вы хотите вернуться?
- Домой, – вздыхает женщина. – Представь себе, домой, как и все, кого сюда отправили. Только эти проклятые копы не выпускают нас, как каких-нибудь разносчиков заразы.
Успеваю остановить себя от того, чтобы не рассмеяться над «разносчиками заразы», не во время вспомнив о недавней поездке с Антоном, и задаю вопрос:
- То есть выезд из района контролируется?
Странно, что вообще речь идет о каком-то контроле, ведь по дороге сюда я не заметила ни постов, ни дежуривших на них полицейских. Так что предпочитаю сразу же списать все странности рассказа на помешательство женщины. Да и как можно отгородить район? Это же не отдельно стоящий город, а часть города.
Видимо, мой скепсис отразился на лице, потому что женщина несколько разочарованно говорит:
- Не веришь.
- Честно говоря, нет, - произношу откровенно, глядя ей в глаза и надеясь, что она, как и любой обманщик, прекратит расточать ложь впустую, поняв, что на нее не ведутся. Только либо она из какой-то другой категории лжецов, либо я чего-то не понимаю в теории вранья, но женщина все-равно попыталась что-то мне доказать.
- Тогда скажи, сколько машин кроме твоей ты видела здесь? – она выразительно смотрит в окно, вынуждая направить туда и мой взгляд. – Ни одной, - отвечает она за меня. – А много народу встретила кроме нас троих?
- Наверное, все на работе, - произношу, теряя уверенность.
- Угу, на работе. Дворники, так вообще заработались, – сердито говорит женщина, намекая на беспорядок на улицах, который сразу бросается в глаза. – Еще не странно, девонька?
Странно, очень странно, но признаваться в этом совсем не хочется. Только Провидица и так все поняла, подошла поближе и заговорщицким тоном сказала:
- Какая-то ерунда тут творится. Уже с месяц. Как раз когда Сенат проредили. Нас тогда и начали хватать всех без разбора. Сначала просто тех, кто жил на улице, а потом переключились на остальных, – женщина, прищурившись, смотрит на меня и добавляет: - Так что тебе повезло, что ты отсиделась раньше, а то, как Чен была бы уже здесь.
Информация оказывается настолько ошеломляющей, что я на самом деле не могу в нее поверить. Получается, в тот раз Антон, предъявив фальшивое удостоверение и представив своим меня эскортом, фактически спас нас от ссылки сюда? Вспоминается намек полицейского на переносчиков болезней, и становится просто необходимо спросить, чтобы удостовериться или опровергнуть слова стоящей передо мной женщины.
- А проститутки у вас есть?
Мой вопрос, вопреки ожиданиям, женщину не развеселил.
- Есть, – отвечает она деловито, как заправский сутенер. – Недели две как свозят. Но это к ребятам – они их лучше знают.
От потрясения сползаю по стенке – Антон, в самом деле, спас меня тогда. Если бы не он, я бы уже составляла компанию этим прекрасным людям в этом прекрасном доме без мебели.
- А зачем свозят? – спрашиваю, как только проходит волна потрясения. – Ведь должны же быть причины. Может, в самом деле, вирус какой-то среди бездомных?
Женщина криво ухмыляется.
- А чтоб этим бездомным умирать было веселее, решили открыть галерею и закрыть магазины?
Непонимающе смотрю на Провидицу, пытаясь сложить в уме то, что она говорит.
- Чего уставилась? – раздраженно произносит она. – Два раза в неделю завозят продукты. На площади разгружают, а уж оттуда, кто что утащит. Даже сигареты есть. Точнее, только они и есть в избытке. Да еще пойло. В общем, не жизнь, а рай.
- Так что вы хотите? – снова просыпается недоумение. – Жилье дали, еду завозят. И все это – бесплатно. Что не так? Галерея?
Женщина наклоняется ко мне и заглядывает в глаза:
- Это мне – так. Максу – так. Тебе вон, - она тычет пальцем мне в плечо, - тоже было бы «так». А у Чена двое детей. Старшенькую ты видела. Их твое «так» не устроит.
Женщина смотрит на меня, ожидая какой-то реакции, но, так и не увидев ее, выпрямляется и снова отходит к двери. - И они не одни такие – в последнее время берут семьями. Попался один – вывезли всех. Так что сама понимаешь, радости никто не испытывает.
Понимаю. Но не понимаю другого:
- Зачем? Зачем это все делать?
Провидица посылает мне невеселую ухмылку:
- Это ты мне скажи: зачем? Ты ж у нас баснописец, - говорит она. – Да еще и галерея эта. Не нравится она мне, ох, как не нравится…
Почему-то мне тоже во всей ситуации не нравится именно галерея, причем с первого взгляда. Вот только я не могу понять, чем вызвана моя неприязнь.
- А знаешь, что самое интересное? – женщина снова тянется за сигаретой, но, увидев мой полный отвращения взгляд, возвращает пачку в карман, так и не закурив. – Местные говорят, что она на месте больницы стоит. Больницу закрыли – галерею открыли. А ты говоришь – вирус… Видимо, не так уж и нужно нас лечить.
В очередной раз переживаю состояние открытия двери в пропасть, хоть уже и смирилась с некоторой нереальностью происходящего, а потом возникает новая волна паники.
- Значит, сейчас меня не выпустят? – произношу почти шепотом, когда понимаю, что, возможно, проезжавшее мимо такси уехало навсегда.
- Что ж не выпустить? Выпустят, конечно, строители же выезжают, - обнадеживает женщина и тут же уточняет. – Если не скажешь, что с нами встречалась. Тогда точно останешься.
И только сейчас я понимаю, что нахожусь в этом доме слишком долго, и бросаюсь к двери, надеясь прорвать оборону и выбежать на улицу.
Женщина пресекает мою попытку на корню, отбрасывая меня с несвойственной ее внешнему виду силой обратно к стене. И, прежде чем я начну ее умолять выпустить меня, говорит:
- Куда прешь, бешеная? Спалишься так. Думаешь, таксист просто так тут проехал? Тебя ищет. Выбежишь отсюда, точно поймет, что с нами разговор имела.
Нерешительно смотрю в сторону двери и задаю сакраментальный вопрос «Что делать?» Провидица сокрушенно вздыхает, собирает брошенный ею же на пол конверт, укладывает его в сумку и протягивает мне вещи со словами: «Чен тебя выведет. Как раз около галереи и выйдешь. Скажешь, что заплутала, а как вышла, не помнишь. Поняла?»
Киваю и забираю у нее сумку. Изо рта Провидицы раздается свист, и в открытую дверь высовывается бородач.
- Чен, отведи девушку, чтоб этот желтый не засек. И сам не спались, смотри!
Чен кивает и открывает дверь, позволяя войти в темное помещение. В спину из пока еще открытой двери доносится вопрос:
- И все-таки, почему ты?
Оборачиваюсь, что спросить, что женщина имеет в виду, но она меня опережает:
- Почему он тебя выбрал, а? Ты ж простая позвонушка.
- Не понимаю, о чем вы, – отвечаю немного сердито, обидевшись на довольно пренебрежительную характеристику, и отворачиваюсь, желая как можно скорее уйти отсюда.
- Ну-ну, – догоняет меня ее голос. – А дружку зря задание дала: не найдет он его.
- Сколько уже можно слушать этот бред, – произношу про себя так, чтобы мой провожатый не услышал – мало ли, вдруг выводить не захочет. Только я зря волновалась, пройдя несколько запыленных комнат, обшарпанных дверей и грязных подворотен, я выхожу на ту же улицу, на которую меня привезли изначально. До галереи остается пройти всего несколько шагов.
Странно, что меня вывели именно сюда, а не в другое место. Но зато, вспоминая карту района, которую я успела изучить особенно хорошо как раз в области прилегающих к галерее улиц, понимаю, что теперь могу спокойно сказать, что целенаправленно ходила кругами, изучая местность. А не заблудилась, как советовала Провидица. Поэтому я спокойно жду приезда машины, заранее зная, что буду говорить.
Машина приходит через пятнадцать минут вместе со взволнованным шофером.
Мужчина кажется испуганным и все время оглядывается на меня в зеркало, пока мы едем. Видно, что он хочет задать какой-то вопрос, но не решается. Наконец, мне это надоедает, и я спрашиваю прямо, чего он хочет.
- Мисс, – говорит мужчина нерешительно. – Тут опасный район. Местные иногда нападают…
- Вы их видели? – произношу, старательно изображая удивление. – Они на вас испугали?
Замечаю, как водитель тут же теряется и переводит взгляд на дорогу, и решаю добить его:
- Может, стоит вызвать полицию?
- Не стоит, мисс, – поспешно произносит таксист. – Я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке.
- Спасибо, – старательно изображаю вежливую улыбку. – Очень любезно с вашей стороны.
Мужчина кивает и замолкает на весь оставшийся путь, кажется, сделав вполне очевидный вывод о том, что я, в самом деле, просто гуляла по улицам в одиночестве.
Чуть не сдаю саму себя, когда приходится расплачиваться за поездку. По привычке расстегнув сумку и не обнаружив там кошелька, нервно поджимаю губы, пытаясь решить, как выйти из этой ситуации. Меня спасает сам таксист:
- Не стоит, мисс, все-таки мои услуги оказались не на уровне. Я вас чуть не потерял.
В душе очень глубоко выдыхаю, понимая, насколько близко я была к провалу, а на лицо цепляю улыбку.
- Что ж, – произношу довольным тоном, – это только плюс вашей службе. Считайте меня постоянным клиентом.
И, не дожидаясь, пока он передумает, бросаюсь из машины и прячусь за дверью редакции.
Пронесло.
Теперь остается решить, что делать дальше.
Идти на работу не хочется, в том числе и потому, что придется видеть слишком довольное лицо Маргариты, ведь, судя по тому, что черный байк не занимает свое привычного места на стоянке, Антона все еще нет. Да и, признаться, больше всего сейчас меня волнует отнюдь не работа, а распечатанный желтый конверт, лежащий в моей сумке, наполненный бумагами, которые мне так и не удалось увидеть. Не считая, конечно, фото, явившегося еще одним доказательством подлости натуры моего теперь уже бывшего друга.
Удивительно, как мало времени нужно человеку, чтобы, наконец, открыть свое настоящее лицо. Значит и разговор со Стефаном лучше отложить до тех пор, пока легкое презрение не исчезнет, приводя в отношения ноту нейтральности. И уже потом можно будет заново требовать информацию о прекрасном и опасном незнакомце, наш разговор с которым так удачно сняли на камеру. Ведь даже если Стефан считал, что я с Майклом хорошо знакома, это вовсе не означает, что я не буду им по-настоящему интересоваться. По-настоящему, значит, собирать досье и определять принадлежность его к моей собственной «классификации опасных типов Виль д’Ора», в вершине которой на данный момент находился Эдмонд Энор. Майкл шел следующим.
И все же, если руководствоваться не логикой, а исключительно интуицией, я бы предпочла иметь дело все же с Майклом. Было в нем что-то такое, не видимое для глаза, просто ощущаемое, как надежность. Словно он, и правда, готов помочь. В этом он похож на Антона, только кажется, что Антон может сломаться, а Майкл пойдет до конца. Антон – мягкая глина, из которой мастер может вылепить прекрасное творение. Из Майкла вылепить нельзя ничего – руки сотрешь в кровь еще на стадии подготовки. Энор, но только в гораздо более приятной версии. Впрочем, мой субъективизм может быть вызван обыкновенной привлекательностью этого человека. Точнее, необыкновенной привлекательностью. Привлекательностью, на которую мне совершенно точно не стоит обращать внимания, если я хочу с ним работать.
Вспомнился вопрос Провидицы о том, почему он выбрал меня, и тут же появляется догадка о связи Майкла с этой женщиной.
Непроизвольное фырканье, вырвавшееся у меня, оказалось слишком громким.
Нет, конечно, не может он иметь какие-то отношения с ней, если только не извращенец. Но если он все-таки псих, то лучше держаться от него подальше.
В следующую секунду я уже знала, чей номер наберу, чтобы, нагло соврав, воспользоваться человеком ради собственной выгоды, как делала это всегда.
Дождавшись, когда на том конце провода произнесут привычное «Слушаю», я, собравшись с духом, произношу заученную фразу «Майкл, как вы смотрите на то, чтобы встретиться и поговорить?».
Надо отдать должное, мужчина не начинает перечислять причины, по которым он не может приехать на встречу, и даже не удивляется, когда узнает, что эта встреча состоится через десять минут. Он просто уточняет «Это кафе возле вашего издательства?», но именно его поразительная готовность заставляет насторожиться. Почему-то складывается впечатление, что он ждал моего звонка. Все время, пока я раздумывала звонить или нет, все время, пока я размышляла к какой категории «опасных» его следует отнести, Майкл ждал моего звонка.
И это дает повод для новой порции размышлений, потому как я уверена, причина мужской отзывчивости уж точно не в моей кареглазой, пусть и симпатичной, как сказала Провидица, физиономии. Проще говоря, я не понимаю, что он от меня хочет, и это меня пугает.
Но зато, на оставшуюся часть дня у меня есть занятие, которое не вызывает отторжения, так что даже сомнения не мешают мне снова покинуть стены родной редакции и направиться в кафе, располагавшееся в нескольких кварталах от издательства.
Однако то ли я шла слишком медленно, то ли кварталы оказались слишком длинными, но до кафе дойти я не успеваю. Всего в паре шагов от здания меня останавливает сигнал подъехавшего к тротуару автомобиля.
- Вы, похоже, не слишком торопитесь, – звучит в открытое окно знакомый бархатный голос, неумолимо заставляющий посмотреть на его владельца. – И в этот раз без вашего друга, – говорит мужчина так, словно для меня это все еще не очевидно.
- Да, без него, – произношу немного сердито, давая понять, что его замечание оказалось не из приятных, и застыла в нерешительности, поглядывая на окна кафе.
Хочется ли мне идти туда? Безусловно, нет, больше всего мне хочется оказаться дома и разглядывать стопку бумаг, переданных Стефаном. Но как это донести до Майкла? Банально попросить и поставить тем самым себя в положение обязанного? Конечно, он согласится и даже не потребует ответного жеста, но все равно меня будет терзать чувство невыполненного долга, заставляющее относиться к мужчине лояльнее. А лояльнее, значит, благосклоннее. А благосклоннее, значит…
- Не хотите идти? – голос снова уводит меня от размышлений, но действует слишком мягко – я не услышала, что было сказано. – А говорить? - спасает меня мужчина, задавая вопрос, на который очень сложно что-либо ответить.
- Садитесь, Полина, - так и не дождавшись моих решительных действий, устало произносит Майкл. Неуверенно топчусь возле ревущего чуда на колесах, так и не осмеливаясь открыть дверь, и дожидаюсь, что дверцу, не выходя из салона, распахивает Михаил. Только тогда нахожу в себе силы сесть на переднее сидение и захлопнуть за собой дверь. Боковым зрением замечаю, что хозяин машины чрезмерно внимательно смотрит на меня, по-видимому, ожидая объяснений, но, так и не дождавшись ни их, ни хоть какого-то внимания с моей стороны, предпочитает заставить машину тронуться.
Едем молча, наверное, потому, что меня устраивает направление движения – как раз в сторону моего дома, и только когда мы подъезжаем к перекрестку, на котором нужно свернуть направо, я решаю все-таки обозначить направление.
- Да, я еще помню, – могу поспорить, что он ухмыльнулся, хоть я этого и не увидела, когда повернулась в его сторону. Почему-то только после этой фразы становится по-настоящему страшно, словно только что преступник рассказал, как будет меня убивать.
- Вы не того боитесь, – говорит мужчина, ставя машину на стоянку и глуша мотор. Фраза заставляет слушать этого человека, а не броситься из машины, сломя голову.
- А чего мне бояться? – произношу с вызовом, почти твердо, но на самом деле до ужаса боюсь человека, находящегося рядом.
- Это я и хочу выяснить, – мужчина поворачивается в мою сторону и смотрит долгим изучающим взглядом. – Я не знаю, что вас пугает настолько, что каждый раз приходиться доказывать свои намерения. Но, поверьте, я не желаю вам зла.
Хочется ему верить. Во всяком случае, тон, которым произносятся слова, спокоен и приятен моим ушам, так что верить ему хочется, безусловно и безоговорочно. Но простого желания мне мало, нужно еще что-то, и я задаю вопрос, который, как мне кажется, должен расставить все точки над і.
- Почему я? – задаю тот же вопрос, что час назад слышала от другой женщины. – Почему вы решили помочь мне? Ведь есть люди, которым помощь нужна больше.
Мужчина некоторое время молчит, обдумывая ответ, а потом произносит:
- Это вы поможете мне, Полина.
Такого ответа я точно не планировала услышать. Я считала, что он произнесет что-то вроде «ради ваших прекрасных глаз, Полина» или «мне стало вас жаль, Полина», но слышу, что на самом деле помогать нужно ему. И я еще должна за это платить?
- Нет, я так не согласна, - говорю, поспешно отказываясь от новых обязанностей. – Вы обещали совсем другое.
- Я исполню обещанное, - величественно произносит Майкл, словно проговаривает клятву. – И найду того человека, чтобы понять, кто за ним стоит.
Первым делом хочется сказать, что никого искать не нужно – «этот человек» найден давно и сейчас как раз под присмотром, но, вспомнив собственные размышления, решаю не быть столь категоричной – все же, если мне и предстояло ошибиться, то лучше сделать это, окончательно поверив в то, что идешь по верному пути. По крайней мере, вопрос ответственности можно будет снять.
- Хорошо, что вы предлагаете? – спрашиваю, понуждая мужчину к активным действиям.
На его лице отражается облегчение, словно впервые я сказала умную вещь, которую все никак не могла сформулировать.
- Для начала – выяснить причины. – отвечает Майкл. – Ведь вы не думаете, что мотивом была обыкновенная месть?
Именно это я и думаю, потому, как на банальное ограбление преступление не похоже – все же ничего похищено не было.
- Что еще? Ничего не пропало, - произношу хмуро, вспоминая обстановку в квартире деда. – Разве только что-то, о чем я не знала. Правда… - внезапно вспоминается такой же кавардак в загородном доме, – явно и в загородном доме кто-то поработал.
Мужчина, казалось, даже не удивляется подобному. Словно он прекрасно осведомлен об этих самых мотивах.
- Больше подобно не было?
- Где? У него больше нет недвижимости, - поспешно отвечаю я, но проследив за взглядом мужчины на окна моей квартиры, понимаю, что он имеет в виду. Он, так же, как и я, считает, что могут искать у меня. – Ко мне не приходили. Думаете, нашли? – снова гляжу на слишком невозмутимое лицо Майкла, и прихожу к выводу, что мне совершенно не ясно, какие мысли роятся в его голове.
- Возможно, - отвечает он, наконец, встречаясь со мной глазами. – Или до вас еще не дошли руки.
Последняя фраза заставляет судорожно сглотнуть слюну и снова нервно уставиться на окна своей квартиры, пытаясь отыскать там следы чужого присутствия. Появляется неодолимое желание поймать с поличным этих людей, и по заинтересованному взгляду сидящего рядом мужчины понимаю, что такое желание не только у меня.
- Я вас провожу, - слишком воодушевленно произносит Майкл, открывая дверцу машины, опередив в этом даже меня, и я ловлю себя на мысли, что только подписалась на какую-то дикую авантюру в компании с неадекватным напарником. И больше всего меня напрягает вовсе не странности нового знакомого, больше всего меня пугает собственное волнительное воодушевление. Чувство, которое знакомо любому человеку моей профессии – чувство, которое возникает, когда нос чувствует отличный материал.
Мы не идем к лифту, а поднимаемся по лестнице, чтобы лишние звуки не спугнули налетчиков. Слышу за спиной тихие шаги Майкла и его мерное дыхание, которое не сбивается даже когда мы добираемся до моего этажа, хотя сама уже готова ползти на четвереньках, потому что просить его идти помедленнее или просто передохнуть ниже моего достоинства. А на месте нас ожидает сюрприз от мистера Энора, красиво алеющий из почтового ящика.
- Вы популярны, Полина, - слышу за спиной ехидное замечание, когда порываюсь открыть дверь собственной квартиры, чтобы, наконец, взять ключ и вытащить злополучный цветок вместе с посланием, которое наверняка к нему привязано.
И только когда ключ несколько раз свободно поворачивается в скважине, понимаю, что что-то не так.