В тот день мне предстояло сдать сложнейший экзамен по недоступному моему пониманию, но очень модному предмету. Вы, наверняка, спросите: «Что это был за предмет»? Не знаю, как и ответить. Современная наука не любит русского языка, поэтому название этого предмета, к вашему счастью, вы так и не узнаете – его просто невозможно выговорить.
Я направлялся к зданию университета и зубрил ненавистную человеческой природе терминологию. В принципе, я был готов к экзамену, но у меня, к сожалению, никак не получалось детерминировать «Гештальд абстракцию» до полного «экзистенциализма», что очень тревожило мою чувствительную, нежную и неуравновешенную натуру. К тому же, ещё этот стресс – ночью мне приснилась «рефлексия» во всём своём «бихвеаризме». Вы не представляете, как это страшно! Одним словом – я находился в «пограничном состоянии» и мою душу терзала «дезоксирибонуклеиновая» кислота отчаяния. Я не хотел вылетать из гнезда родной «Alma Mater» неоперившимся птенцом. Я хотел учиться! И для этого мне нужно сдать этот страшный экзамен.
Шла зимняя сессия. Стоял звенящий январский мороз, заставляя нежные щёчки милых девушек розоветь, а моё благородное сердце – трепетать. Под ногами аппетитно хрустел сверкающий падшими звёздами снег, а по-зимнему чистый и прозрачный воздух безмерно пьянил. Было холодно, но радостно. И вообще, если бы не эти треклятые экзамены, катался бы я сейчас на лыжах по заснеженному лесу, и без зазрения совести лепил бы снежных…представительниц женского пола.
До начала экзекуции оставалось несколько минут, которые я решил провести с пользой для души и тела. «А почему бы мне не выпить горячего кофе?» – пронеслось в моей перетружденной голове. В то время, рядом с подавляющим волю зданием главного учебного корпуса – местом самых страшных и изощрённых пыток, стояла невзрачная и обшарпанная палатка быстрого питания. Из маленького квадратного окошка, как из самовара, валил белый пар, вкусно пахнущий горячей едой. А в кармане моих представительных брюк лежало немного денег (к сожалению, много денег в кармане моих представительных брюк почему-то никогда не лежало). Через секунду они (деньги) исчезли в маленьком квадратном окошке и в моей руке, дурманя крепким кофейным ароматом, задымился белый пластиковый стаканчик. Я подошёл к высокому железному столику, напоминающему гигантскую бледную поганку, и сделал обжигающий глоток.
Неожиданно за моей спиной, раздался неприятно громкий смех и возбужденные голоса. Я обернулся. В нескольких шагах от меня стояла группа подвеселевших студентов. Они разливали в стаканчики дешёвый, но верный портвейн и разговаривали о своём житие-бытие. Фривольные истории сменялись пошлыми анекдотами, разбавленными дебелыми комментариями. Алкоголь, растворяя мозги, поднимал настроение, и было всем счастье.
Один из добрых молодцев, заметив проходящую мимо человеческую фигуру, радостно закричал и, опрокинув на девственно белый снег урну с не девственно грязным мусором, ринулся к хорошо одетому и модно пахнущему гладко бритому мужчине средних лет.
– Трафальгар Орехович, дорогой! Какая встреча! Какое счастье видеть вас снова! Не проходите мимо! Милости просим к нашему столу. Не побрезгуйте.
С этими словами юноша извлёк из снега блестящую прозрачным льдом бутылку и отбил горлышко об край железного стола.
– Друзья мои! Разрешите представить вам Трафальгара Ореховича Глыбова, профессора нашего университета, доктора различных наук и друга всего прогрессивного в нашем постиндустриальном информационном обществе!
Молодой человек панибратски похлопал профессора по плечу и налил ему водки. Тот, под одобряющие вопли окружающих, залпом опрокинул стаканчик и поморщился. Его образованное лицо покраснело, разливая на полных губах довольную улыбку. Глядя на «цвет нации», представших в лицах этих «добрых» мальчиков, профессор ласково промурлыкал:
– ну, спасибо ребята, удружили. Как хорошо, что на свете есть порядочные и понимающие люди, как вы. Учить таких талантливых студентов – одно удовольствие. Не знаю, как вас и отблагодарить. Разве что – как обычно. Доставайте свои зачётки, щаз пятёрки ставить буду!
Ура профессору! – заорало будущее нашей нации и полезло в свои рюкзаки и сумки.
Я был потрясён. Мне стало обидно за напряжённые дни и бессонные ночи, которые я провёл за учебниками и конспектами. Гнев раздирал мою грудь. У меня даже возникло желание ударить лицемерного профессора по щеке, но как истинный интеллигент, я сдержался. Тихо, чтоб никто не услышал, я прошептал: «Негодяй», – и побежал на экзамен.
Не знаю, что на меня нашло. Разочарование помутило мой рассудок. Мир был несправедлив, а люди ничтожны.
Я вбежал в просторную аудиторию и прямиком направился к столу, за которым сидел профессор, принимающий экзамен. Подойдя к нему, я дружески похлопал его по плечу и пару раз дёрнул за его академическую бороду. Затем, достав из кармана фляжку с коньяком, которую всегда ношу с собой, я предложил ему выпить, так как очень уважаю людей, принимающих у меня экзамены и обладающих такой замечательной бородой. Не останавливаясь на достигнутом, я решил идти дальше. Перед ним появились мои скромные сбережения. Я поинтересовался, не побрезгует ли он принять мой дар и, положив на стол зачётку, потребовал наивысшей оценки своих знаний.
Реакция профессора меня удивила:
– Молодой человек! Что Вы себе позволяете? Немедленно прекратите! Вы позорите честь университета и наносите оскорбление лично мне. Я не стану принимать у Вас экзамен. В течение недели будет подготовлен приказ о вашем отчислении. Вон отсюда!
Я вышел на улицу. По-прежнему светило январское морозное солнце, и розовые щёчки милых девушек опять волновали моё благородное сердце. Мир был – прекрасен, а люди – добродетельны.
Вскоре меня отчислили из университета, но я обязательно восстановлюсь. Главное – я снова поверил в то, что в мире всё же существует справедливость. Что есть ещё люди, для которых слово «честь» – не пустой звук.