Глава 6. Генеральская дочка.
А был ли месяц май? А был ли солнца свет?
Наша любовь ... прошла? Её уж больше ... нет?
Наша любовь ушла, зови и не зови.
Любовь всегда от всех ... старается... уйти.
- Много лет я никогда ни о чем тебя не просил. А теперь прошу - отпусти его.
- Не могу.
- Но почему?!
- Почему?! Мне кажется, это очевидно. Он преступник. Он ходил по площади и кричал: "Долой Вовку Бесноватого!"
"Ну, Слава Богу! Об остальном он, стало быть, не знает!"
- Когда я вижу толпы басмачей, наводнивших наши города, мне начинает казаться, что этот лозунг имеет право на существование... Не находишь? Ты должен! Ты просто обязан его отпустить!
- Я тебе ничего не должен.
- Ты должен не мне. Ты должен в первую очередь самому себе. Самому себе и своим детям.
- С чего это вдруг?
В изысканно обставленном, просто кричащем о своей роскоши, кабинете генерала, в дорогущем кожаном кресле, за не менее дорогущим резным столом из мореного дуба, восседал сам генерал.
Напротив генерала, на не менее роскошном кожаном диване, сидел его старинный товарищ и проситель-посетитель по совместительству, Скворцов. Сидел и думал про себя:
"Эге, брат! Если у тебя в рабочем кабинете такая красота - я представляю, что у тебя дома творится! Не мудрено, что у России-Матушки вечно не хватает средств на строительство новых дорог, больниц, школ…"
Оба собеседника своим величавым видом более всего походили на древнеримских патрициев. Одень на них венки, сандалии, туники и тоги, направь их в сенат времен Цицерона - они бы сошли там за своих парней.
Они уже не помнили, с чего давным-давно началась их дружба. Немного позже, но также уже очень, очень давно, их пути разошлись. Почему их пути разошлись - они забыли и об этом. А вот теперь внезапно вспомнили...
Скворцов никогда не умел прислуживаться. Скворцов всегда говорил начальству все, что думал. Это и сгубило его карьеру. Его друг-генерал, напротив, прислуживаться умел. А потому и стал генералом...
- С чего это вдруг? Дело в том, что есть такая штука - наша Христианская Цивилизация. Есть неотъемлемая часть Христианской Цивилизации - наш Русский Мир. Мы с тобой, и ты, и я, и наши дети, принадлежим этой Цивилизации, этому Миру...
- Чушь все это! Понимаешь? Чушь! Моя Родина - СССР, где не было ни национальных, ни религиозных разногласий...
- Не знаю... Я теперь на все смотрю немного иначе и с твоими последними словами не могу вполне согласиться... Впрочем, даже если и так, ты сам предал ее, эту свою Родину, поддержав Грачева и Ельцина... Присягаем народу, а служим, как говорится, уроду... Прости нас, Матушка-Россия...
- Снова начнем наш в высшей степени бессмысленный философский спор? Ты меня извини, но у нас сейчас иная тема разговора. Не находишь?
- Да нет, напротив. Тема все та же... - задумчиво произнес Скворцов, разглядывая дорогую статуэтку на столе своего собеседника, - интересно, сколько стоит такая статуэтка?
- Прости, Александр, я никогда тебя не понимал. Чего ты хочешь? Разве я виноват в том, что ты разругался с начальством в свое время? Разве я виноват в том, что ты поломал челюсть вышестоящему командиру?
- Прежде чем сломать его челюсть, я спас тебя от верной смерти...
- Не только меня, но и того раздолбая-командира тоже спас, и еще полтораста рядовых в придачу. Если б не ты - лежать бы нам всем в том проклятом афганском ущелье. Все это так. Но челюсть-то зачем надо было ломать?
- Он чуть не сгубил вас всех, решив устроить смотр под прямым прицелом душманов-басмачей.
- Вот и надо было спокойно написать об этом рапорт, а не устраивать мордобой на глазах обескураженных солдат...
После непродолжительного молчания генерал продолжил:
- В том бою ты доказал всем то, о чем я и так знал. Ты доказал всем, что ты герой. Но также ты доказал тогда, что ты не профессионал. Профессионалом тебе мешает быть твоя... твоя... эмоциональная неуравновешенность...
- Вот как теперь называют совесть? Не знал...
Генерал рассердился. Его лицо стало серым и по нему побежали бурые пятна, выдавая переизбыток эмоций:
- Ты хочешь сказать, что у меня нет совести?! Пусть так! Плевать! Все что я делаю, я делаю для своих дочерей!
- Этот шикарный кабинет, более похожий своею роскошью на будуар мадам Помпадур, чем на обитель старого вояки - тоже ради дочек?! Без него никак нельзя?!
- Ты сам, сам отказался делать карьеру в генштабе, а теперь завидуешь?!
- Да при чем здесь вообще зависть?! И твоим дочерям, и моим внучкам, придется жить на старости лет по законам шариата! Ты хоть понимаешь это?! Ни ваша хваленая армия, ни ваша милиция не желают спасать их от подобного будущего! От подобного будущего их могут (и хотят!) спасти только такие парни, как Лешка!
- Найти б кого, чтоб от самого Лешки спас!
- О чем ты? Не понимаю...
- Прости... Я не хотел тебе говорить. Не хотел расстраивать. Алексей ... мертв. Вчера вечером скончался...
Скворцов вскочил с дивана и закричал:
- И когда ты мне собирался сказать об этом?! Неужели ты думал, что от меня получится отбрехаться?!
Генерал тоже встал и произнес с тревогой в голосе, прислушиваясь к шуму в коридоре:
- Поверь мне, меньше всего сейчас я думаю о тебе. У меня и без тебя столько проблем с вашим драгоценным Лешкой, что врагу не пожелаешь...
Внезапно в коридоре послышался топот множества ног, звон стекла и чей-то звонкий, девичий голос:
- Пропустите меня, я вам сказала! Я его дочь!
Двери в кабинет генерала распахнулись, впуская девушку с распущенными волосами, столь же милую, сколь и рассерженную. Не обращая никакого внимания на Скворцова, девушка обратилась к генералу:
- Папа! Леша мертв?!
Генерал ничего на это не ответил. Не успел ответить. Потому что девушка по взгляду генерала и так все поняла.
- Мой Лешенька мертв?! Мертв?! Но как ты мог, папа?! Ты же обещал сохранить ему жизнь?! Ты же обещал?!
Не в силах более держаться на ногах генеральская дочка опустилась на колени. Нет, она не упала в обморок. Она схватила себя за свои роскошные волосы и начала их рвать в исступлении, издавая душераздирающие вопли...