В истории революционного движения в Балакове и его окрестностях особое место занимает крестьянский бунт в Матвеевке, в ходе которого был убит пристав Пастуховский. Присланные губернской властью казаки жестоко расправились с бунтовщиками: одни были убиты, других выпороли, а третьих посадили в тюрьму. Эта история стала известна на всю Россию благодаря депутату Первой Государственной Думы от Самарской губернии балаковцу Ивану Шувалову и демократическим средствам массовой информации.
Ночной «дозор»
За несколько дней до бунта матвеевские крестьяне обратились к местному землевладельцу Авдееву с просьбой разрешить им (не бесплатно, конечно) скосить травы на принадлежащих ему пойменных лугах. Их луга, выделенные им в неудобных местах, оказались «неурожайными» (а скотину зимой чем-то кормить нужно), вот они и обратились к своему богатому земляку. Но тот заломил такую цену, что крестьяне только ахнули. Посчитав такое отношение к себе и своим нуждам несправедливым, матвеевцы намеревались самовольно взяться за серпы и косы. Возмутителем спокойствия, по мнению уездной власти, был матвеевский писарь Григорий Яковлев. Его арестовали. Однако этого блюстителям закона показалось мало.
В ночь с 12 на 13 июня (в разных источниках называются разные даты) 1906 года Авдеев, гостившие у него исправник Архангельский и пристав Пастуховский, и несколько казаков решили провести обыск в доме у Яковлева, намереваясь отыскать запрещённую литературу или революционные прокламации. Напуганная неожиданным ночным визитом, жена писаря выскочила на улицу и стала звать на помощь. Матвеевцы ударили в набат и бросились к дому писаря.
«Когда исправник и пристав поехали от дома Яковлева по направлению к церкви, - сообщалось в жандармском донесении, - в них сделан был выстрел из ружья со стороны собравшейся толпы, которого лошади напугались и вывалили их из повозки. На том же месте пристав Пастуховский был убит тупым оружием, исправник получил ушиб ноги, казачий офицер ранен в ухо, а у одного казака поранен нос.
На следующий день казаками убиты два крестьянина и один ранен…»
Скупые строчки сухого протокола.
В газетах же всё было расписано более «красочно».
Кровь за кровь
«Кровавое событие началось следующим образом, - сообщала подробности газета «Саратовский листок». - Некто Михаил Авдеев потребовал к себе на хутор казацкую охрану, которую и поил два дня.
Во вторник вечером казаки устроили молодецкое дело. Напав на соседние слободы, они арестовали матвеевского и кольцовского (вероятно, имеется в виду соседнее село Колокольцовка – Ю.К.) старост, а также матвеевского писаря и, связав, как преступников, бросили в сарай Авдеева.
Но этим не удовлетворились и решили устроить форменный погром.
Пристав, исправник, урядник и офицер ворвались около 12 ночи в дом арестованного писаря, потребовав указать, где книги и бумаги, а хозяйку положили на кровать и заткнули рот.
Грабители произвели полный разгром, когда хозяйка закричала и стали собираться соседи. Набежала толпа. Казаки стали обороняться плетьми. Мужики бросились на колокольню и хотели ударить в набат, но верёвка была отвязана. Однако собралась громадная толпа, и «правительственные чины» увидели, что народ застал их на месте преступления. Они выбили окна, выпрыгнули на улицу и, отстреливаясь, сели на лошадей. Испуганная лошадь разнесла пристава, и поутру он был найден около церкви мёртвым. Казаки же ринулись в атаку и избили почти всех. Многие бежали в Красный Яр, другие – в Николаевку, некоторые в лес и заволжские луга.
Наутро был собран сход. Явились казаки, стали стрелять. Двое были убиты. Один – солдат, возвратившийся с японской войны. Лежит без присмотра во рву навзничь: нельзя подобрать – стреляют. Другого убитого внесли в дом. Он жил ещё несколько часов.
Наконец, нагрянувшие «чины» произвели следствие, кто убил пристава. Об убитых крестьянах следствие не ведётся – крестьянская жизнь ценится дёшево. Следствие состояло из зверской порки. Пороли молодых и 60-летних стариков».
Случайная жертва
Несмотря на то, что трагические события в Матвеевке в дальнейшем стали называть бунтом, таковым его и называть-то нельзя. Матвеевцы просто защищали своё село от нападения.
Незадолго до этого здесь убили церковного сторожа и ограбили церковь. Следователи приехали спустя несколько дней после его похорон и пытались провести эксгумацию погибшего, однако матвеевцы этого не допустили, буквально своими телами закрыв могилу.
В те дни по Николаевскому уезду рыскала шайка разбойников, которая ночью грабила церкви и дома богатых сельчан. Причём грабители жестоко убивали своих жертв.
Словом, обстановка была накалена.
И когда той кровавой ночью закричала жена писаря, матвеевцы наверняка подумали, что это налетела та самая шайка. Да и женщина тоже не могла разобрать, кто ворвался к ней в дом. В кромешной-то тьме. Электричества тогда в селе не было. Уличных фонарей тоже. Вот и прогоняли матвеевцы «разбойников» чем и как попало. Их неведение в какой-то степени подтверждается тем, что они очень сожалели, что в ночной суматохе был убит пристав.
«Тяжёлая картина была, когда провожали труп пристава, - писал всё тот «Саратовский листок». - Все крестьяне не по принуждению, а по собственному желанию стояли на коленях и почти около каждого дома служилась лития, причём многие плакали. Это ясно указывает, что если убийство со стороны крестьян и имело место, то оно, во всяком случае, неумышленное, а явилось результатом нетактичности исправника, почему-то пожелавшего сделать такую простую вещь, как обыск у писаря, обязательно в ночное время и при обстановке, которая у вполне мирных жителей может вызвать смятение со всеми его последствиями».
Впрочем, в нечаянность действий крестьян власть не поверила, и через несколько дней было арестовано и отправлено в Николаевскую тюрьму 24 матвеевца.
Ничего особенного
На защиту своих соседей встали балаковцы. Когда из Матвеевки в Балаково прибежал гонец с сообщением «наших бьют», самые горячие головы хотели было похватать из оружейных магазинов всё оружие и броситься на выручку. Однако местная интеллигенция во главе с заводчиком Иваном Маминым охладила пыл земляков и решила бороться с беззаконием законным способом.
Сначала балаковцы отправили телеграмму в Петербург своему депутату Первой Государственной Думы Ивану Шувалову с просьбой выступить в парламенте с требованием объективного расследования с наказанием виновных в расстреле и избиении матвеевцев. Тем более, что волна аграрных беспорядков прокатилась по всему Поволжью, и нередко в их подавлении наделённые властью переходили всякие границы.
Шувалов выступил. Но представитель царского правительства не посчитал необходимым принимать какие-то особенные меры по расследованию матвеевского «происшествия». Дума тогда находилась в серьёзной оппозиции к самодержавию, и ей оставалось существовать всего несколько недель.
Составили балаковцы петицию и для самарского губернатора Ивана Блока, дяди известного поэта того времени Александра Блока. Её пытались вручить управляющему губернией, когда тот приезжал в Балаково, чтобы лично принять участие в следственных действиях по Матвеевке. Однако чиновник даже разговаривать с просителями не захотел. Рассказывали, что Блок со словами «Дорогу русскому губернатору!» прошёл мимо них и сел в экипаж. Когда лошади тронулись, из толпы полетели комья земли.
А через месяц уже не земля, а бомба…
Приговор приведён в исполнение
21 июля 1906 года в седьмом часу вечера в Самаре на Вознесенской улице под пролётку с губернатором Иваном Блоком неизвестный бросил бомбу. Взрыв был такой силы, что образовался столб дыма и пыли в три сажени (более 6 метров) в диаметре, полопались стёкла ближайших домов, далеко разлетелись куски пролётки, а Иван Блок получил страшные смертельные увечья.
«Черепная передняя полость разрушена, лобная и височная кости раздроблены, затылочная сильно повреждена, - записали врачи в протоколе осмотра места происшествия, - мозг, глаза и носовы кости отсутствуют, частицы мозга найдены на крыше соседнего с местом взрыва дома, обе челюсти изломаны, на верхней правой половине грудной клетки множество мелких и три крупных рваных раны с переломом рёбер, правый плечевой сустав , кости плеча и мышцы разрушены, правая кисть руки оторвана и отсутствует» и т.д. Ужасная картина.
Террорист, истекающий кровью от осколков, с места взрыва попытался скрыться, но был задержан городовым. Бомбометателем оказался столяр Гигорий Фролов, который 1 мая был уволен из мастерской Сергеева «за политку», «как забастовщик».
На следующий после покушения на губернатора день по Самаре были разбросаны листовки, отпечатанные на красной бумаге, в которых сообщалось, что чиновник казнён по приговору Самарского комитета партии социалистов-революционеров с санкции Поволжского областного комитета, членов областной летучей боевой дружины. А через несколько дней были задержаны сообщники и однопартийцы Фролова, которые уточнили: Блок убит за Матвеевское дело. В должности самарского губернатора он проходил менее полугода (с 3 февраля 1906 года).
Клубок разматывается
К тому времени Матвеевское дело обросло многими подробностями. Как оказалось, за Григорием Яковлевым уже давно было установлено полицейское наблюдение: с тех самых пор, как он стал одним из выборщиков депутатов в Первую Госдарственную Думу. Воодушевлённые Манифестом от 17 октября 1905 года, которым император Николай II, напуганный революцией, даровал свободу совести, слова, собраний и союзов, крестьяне Николаевского уезда надеялись на справедливое распределение земли. Им даже удалось выбрать своего активного соратника, балаковца Ивана Евсеевича Шувалова. Ему был дан наказ требовать передачи крестьянам, по справедливой оценке всех земель (казённых, удельных, монастырских и частновладельческих), замены всех косвенных налогов одним, подоходным, уничтожения института земских начальников и освобождения всех политических заключённых. Эти вопросы и стали основными для большинства членов Первой Госдумы. Но добиться их решения от самодержавия было невозможно.
Спустя несколько дней после начала работы Думы (она открылась 27 апреля 1906 года) Шувалов прислал своим избирателям письмо, в котором сообщал, что правительство не намерено идти на уступки демократически настроенному парламенту, и просил, чтобы крестьяне поддержали своих депутатов. Яковлевым было организовано несколько сходов не только в Матвеевке, но и в ближайших сёлах, где и было прочитано депутатское послание. Прошло такое же собрание и в Балакове. Здесь Яковлев просил поддержки у местного учителя Петра Сорокина и купца Ивана Мамина. Он пригласил их выступить на общем волостном крестьянском сходе. Они вроде согласились, но затем на него не явились. Но и без них крестьяне провели довольно жёсткое собрание (кстати, не разрешённое местным исправником), на котором ругали царя и его наследника в хвост и гриву. В конце концов, было составлено обращение к Шувалову с просьбой не отступать от своих требований. 9 июня это письмо повёз в Петербург крестьянин с. Злобинки Иван Фёдоров, а 13 июня был арестован 40-летний Яковлев. Как известно, обыск в его доме и спровоцировал волнение матвеевских крестьян.
Сижу за решёткой
По Матвеевскому делу было арестовано 24 матвеевских крестьянина. Как они были наказаны, неизвестно, но, по всей видимости, за них отдувался Яковлев. Именно его дело и раскручивала полиция. И затянулось оно на год с лишним. Сначала бунтовщик содержался в Николаевской тюрьме, а затем был переведён в Самару.
За время многомесячного сидения за решёткой он неоднократно писал письма в различные инстанции с просьбой освободить его из-под стражи и отправить в родную Матвеевку под надзор полиции. Григорий Яковлевич ссылался на плохое здоровье и на то, что на воле, без всяких средств к существованию у него осталось шесть малолетних детей. Но царское правосудие оставалось непреклонным.
В следственном деле Яковлева, которое хранится в Самарском архиве, нет приговора суда. Поэтому точно сказать, какой ему дали срок, невозможно. Известно лишь, что он скончался совсем скоро: то ли в тюрьме, то ли на каторге. Во всяком случае, о его смерти сообщил в своих показаниях его сын Алексей, который был арестован по делу закрытой 1 августа 1914 года первой балаковской газеты «Заволжье». Из тех же показаний выяснилось, что после ареста отца ему, 15-летнему юноше, чтобы прокормить большую, осиротевшую семью, пришлось устраиваться приказчиком в магазин братьев Махунцовых в Балакове. Вскоре он тоже занялся активной общественной жизнью, входил в правление общества приказчиков и был какое-то время связан с марксистами.
Судьба депутата
А первый балаковский парламентарий Иван Евсеевич Шувалов после роспуска Первой Государственной Думы в июле 1906 года стал одним из депутатов, подписавших так называемое Выборгское воззвание, которое призывало народ к неповиновению самодержавной власти:
«…теперь, когда Правительство распустило Государственную Думу, вы вправе не давать ему ни солдат, ни денег».
Вместе со своими соратниками (а по этому делу было осуждено 167 депутатов) он отсидел три месяца в тюрьме.
Начались годы реакции. В октябре 1907 года в книжном магазине, одним из владельцев которого был Шувалов, была найдена запрещённая книга «Песнь борьбы у гроба государя-императора Александра III», посвящённая террористу Мезенцеву. Обвиняемые в политической неблагонадежности, Шувалов и его компаньоны отделались лёгким испугом. Они сумели доказать, что это случайность: якобы все книги, попавшие в разряд нелегальных, были уничтожены тот час же, как стало известно о запрете на них.
Подобная ситуация возникла и в 1909 г., когда у жандармов опять возникло подозрение о распространении нелегальной литературы всё тем же магазином. К тому времени единственным его владельцем остался Н.А. Пастухов: другой компаньон, ветеринарный врач МихаилКорнеев отказался от своей доли, а Шувалов скончался от горловой чахотки за несколько месяцев до возбуждения дела. Но жандармы опять не могли найти доказательств обвинения в политической неблагонадежности.
Между тем, по некоторым данным, политическая нелегальная литература после Шувалова всё-таки сохранилась. Её нашли красноармейцы во время революции 1917 года в кованом сундуке под каменным полом в подвале дома №35 по ул. Московская.
После смерти Шувалова остался долг в 500 рублей. Около половины этой суммы бывший депутат был должен купцу-меценату И.В. Кобзарю, но тот от востребования её отказался. Другую половину почти до революции 1917 года выплачивала тётка должника.
На попечении государства
Остаётся несколько слов сказать о погибшем во время Матвеевского бунта приставе Михаиле Пастуховском. Ему было всего 39 лет. Он учился в Псковском кадетском корпусе, но не закончил его. Затем всего два года прослужил в армии. После отставки с военной службы работал в разных местах почтово-телеграфным служащим. С 1891 года – на полицейской службе. Проработав помощником пристава в Пскове всего год, перебрался в Николаевский уезд, где и проработал до самой своей гибели.
После его смерти остались жена и пятеро детей. Осиротевшая семья получила от государства единовременное пособие в 600 рублей, а затем каждому из детей выплачивалось сначала по 375 рублей в год, а затем, с 1912 года, - по 465. К тому времени старшая из дочерей, Ольга, умерла, а жена Лидия вышла замуж за николаевского купца Дмитрия Фомина.
На фото: Иван Блок