За пустотой

               
За пустотой


Вероника Ковпак




Когда мои мечты за гранью прошлых дней
Найдут тебя опять за дымкою туманной,
Я плачу сладостно, как первый иудей
На рубеже земли обетованной.

Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов,
Тобой так сладостно и больно возмущенных <…>
Александр Блок





Пролог



Из записей сорока восьми летней женщины:

«За окном беспорядочно беснуется ветер. Младший, не досмотрев футбольный матч с отцом, улегся спать. Сегодня у него был тяжелый день: искал работу на лето. Дочь в своей комнате. Непрекращающаяся болтовня по телефону, но тихая, чтобы я не услышала и не зашла спросить, с кем она разговаривает. Прислушиваюсь… Оправдывается за что-то. Вероятно, перед каким-нибудь мальчиком. Я вряд ли бы стала ее упрекать. Но, если она хочет, держать это в тайне… Все же интересней.
Еще только начинается вечер, но на улице уже стемнело. Приглушенный свет свечи, подаренной на Рождество. Дочь зажгла ее и долго любовалась, пока ветер, распахнув форточку, не поцеловал фитиль своими влажными губами. И вот теперь я, возродив в нем жизнь, сижу и смотрю на это трепетное пламя. Тусклый свет заполнил комнату тенями, которые дрожат, подражая танцу огонька.
С чего-то вдруг нахлынуло прошлое. Начинаю вспоминать. Но нельзя пропустить ни одной детали. Смотрю на свои руки. Они покрыты мелкими морщинками, белые, совсем не те, что были раньше, они уже отвыкли делать изящные движения, огрубели от мытья посуды, стирки и прочих бытовых обязанностей, но в них жива еще нежность, материнская любовь, и не только... Да и сама я уже не та. Стоило бы жалеть… Но я не жалею. Ни секунды, прожитой на этом свете. И пусть были  моменты грусти и разочарования, отчаяния и злобы. Но жизнь нам дается один раз. И времени слишком мало. И некогда жалеть.
Старший сын снимает квартиру, учится… Обещал в ближайшем будущем познакомить с девушкой. Как же быстро идет время. Сколько раз я ругала его за то, что он что-то делает неправильно, а он обижался и говорил, что раз так, то ничего из него путного и не выйдет, в душе я винила себя за свои слова, потому что они не были правдой, они были попыткой создать обратный эффект. Однако, чтобы я ни делала и ни говорила, у меня прекрасный сын, самый лучший. И я рада, бесконечно рада, и сердце переполняется материнской гордостью.
Как часто у нас не хватало денег. Их вечно, в общем, не хватает. А сколько раз мы ссорились с мужем! И вспоминать не хочется. И не стоит этого вспоминать. Это совершенно того не стоит. Но зато одну вещь я помнила всегда, и вспоминала каждый раз, когда во мне рождалось желание бросить все, развернуться и уйти, когда нервы были на пределе, и казалось, что  я не смогу пережить все то, что так воровало мои нервы, все то, что кричало мне, что так больше нельзя, что терпеть больше невозможно… Но это неправда. И каждый раз я вспоминала это… То, что клеймом осталось в моей памяти, то, что  никогда не остынет в моем сердце. И даже когда мне будет слишком много лет, и я буду забывать, куда я положила ключи и выключила ли утюг, кто сейчас президент в Америке, и сколько стоит хлеб… я все равно буду помнить».









Глава первая


В край ночи зарубежный,
В разорванную твердь,
Как некий иней снежный,
Сметает смехом смерть.
Ты - вот, ты - юн, ты - молод,
Ты - муж... Тебя уж нет:
Ты - был: и канул в холод,
В немую бездну лет.
Взлетая в сумрак шаткий,
Людская жизнь течет,
Как нежный, снежный, краткий
Сквозной водоворот.

Андрей Белый

Августовский день размерено считал мгновения лета под лучами палящего солнца. Пыльный асфальт плавился под давлением воздуха, влажного, но горячего до такой степени, что казалось не будь рядом того пестрого множества магазинчиков на улицах, которое разбавляло красками серые бетонные стены жилых домов, все живые существа, имеющие наличные в карманах и обладающие возможностью взять с полки воду самого разного цвета и вкуса, валялись бы на этом самом асфальте без сознания от обезвоживания. Облака, напоминающие сахарную вату, нежно разукрашивали посиневшее к обеду небо. И казалось, будто мы живем в картинке, возможно, в одной из тех, что лежит на старом комоде, краска на котором потрескалась и облезла с годами, в комнате пятилетнего ребенка, чье сознание еще не запятнано глупыми вопросами и мыслями, зачем-то вечно занимающими головы взрослых, его воображение безгранично, оно просторно, и просторы эти непостижимы даже для самых образованных взрослых; а может, это одна из тех картин, что висит в музее на стене одного из длинных коридоров, меж творений великих гениев, висит и ждет очередную волну туристов, приезжих изо всяких уголков мира, желающих потоптаться перед ней, разглядывая маленьких человечков на дне изображенной на ней улицы… И вот мы, эти маленькие человечки.
Это был не простой день. И дело было даже не в том, насколько он был красив, не в том, как жарко он дышал, впитывая влагу, некогда пролитую небесами, не в том сонном настроении, что навеял зной. Все это было и вчера, и, возможно, будет завтра. Но этот день, вроде бы не предвещавший бури, стал особенным. И о, будь проклят этот день… День, сыгравший реквием моей жизни. Я так думала…
Наши руки касались друг друга с такой силой, что никто не смог бы сейчас разорвать их. Словно электрическая цепь. Разорвавшись, она потеряет свою силу, свой смысл. Но мы были сильнее нее. Он ворковал что-то, и я утопала в этих упоительных словах. Этот влюбленный взгляд… Словно кукловод, он колдовал надо мной, заставлял крохотных бабочек животе испугано хлопать крыльями, доводя меня до приятной дрожи. Этот голос… Такой сильный и уветливый. Словно обволакивал шелковой пеленой. И будто шоколад на солнце, я таяла под его фееричным действием.
Все это было похоже на сон. Длинный, даже, возможно, не имеющий конца, сон, такой теплый, и притягивающий, как нагретая собственной щекой за ночь подушка, и кажется самым сложным в мире оторваться от нее, простившись на какое-то время. Если бы он приснился мне в другой жизни, и мне бы сказали, что он вещий, я сочла бы это эфемерностью, а сон невозможным в реальности.
Сны – это иллюзия. Сны – не больше, чем сгусток эмоций и иллюстраций из реальной жизни, эпизодов и образов, будто из фильма. Но это была сама жизнь, я не спала. Но не бывает идеальных снов, как и идеальной жизни. Жизнь сменяет белые полосы на черные. Сны прерываются. А еще иногда они превращаются в кошмары…
Бывает, случается затишье перед бурей. Мир и спокойствие, гармония или даже идиллия перед этим самым переломным моментом. И затишье перед моей бурей, кажется, уже затянулось…
За все надо платить: за горячий кофе в дешевой забегаловке, каким бы он не был жидким и противным на вкус; за украденные жизни или кошельки годами свободы; за необдуманные поступки, в неосознанном возрасте ли совершаемые, во благо ли, в ущерб ли; всего лишь за то, что не подумал однажды… Фауст отдал свою душу Мефистофелю всего лишь за проигранный спор; за теплые летние деньки слякотью и морозами; за счастливые минуты жизни… Особенно за них.
Бродить по улицам в эти дни куда приятнее, чем задыхаться в душных квартирах. Никуда не торопится, не парится в людном метро, не сидеть сонной мухой под всесильным гипнозом компьютера, не терять время в черных кинотеатрах, когда здесь вон какая красота! Сколько света! Бесцельно протаптывать в сотый раз одни и те же дороги, намного легче даже не от того, что никуда не спешишь, и даже не от того, что в голове не вертится какая-нибудь беспардонная назойливая мысль о том, как бы успеть на важную лекцию или скорее составить договор, который лежит недоделанный уже почти неделю… Все это не могло сравниться с тем, что рядом тот, для кого все эти мелочи жизни просто ничто по сравнению с одной мелочью… Со мной. И вот когда ты бессмысленно ходишь по этому лабиринту, когда ты не обязана никому ничем, летишь куда хочешь, сворачиваешь, куда хочешь, а время только в твоей власти,  создается потрясающее чувство свободы. Но только он дополняет гармонию этой свободы. Только в его присутствии я свободна как никогда. От тоски. От скуки. От грусти.
Часа четыре дня. Голова слегка кружилась от жизнерадостности, словно от легкого опьянения. Но шла я, точно порхала, по земле, точно по воздуху. Как будто за спиной выросли крылья, и мне оставалось лишь наслаждаться этим чувством и волочить за собой ноги.
-Сонечка, ты слушаешь меня?
-А? Да, конечно, - пробормотала я, и лицо заиграло широкой искренней улыбкой.
Мою голову переполняли неуместные размышления. Он, заметил мою отвлеченность. Вдруг ни с того  ни с сего остановился. Я хотела спросить, чего он хочет, когда он, приобняв за талию, потянул меня, к самому краю тротуара, через стоптанный, низкий бордюр, на зеленую пропитавшуюся солнечным светом и от этого мерцающую траву. Не стала ничего говорить. В такие моменты слова излишни.
Не прошло и секунды, как я уже была заключена в его объятья.
Было жарко. Но только я оказалась так близко к нему, сразу почувствовала совсем иное тепло. Оно разлилось по всему телу… Да что там тело!? Моя душа трепетала! Как ночной мотылек у лампы. Казалось, будто вышла из ледяного душа - и под плюшевый плед с головой...
Губы слегка подрагивали в слабой улыбке. Он коснулся моего лица своей щекой и прошептал что-то. Я захихикала: дыхание щекотало кожу. Из этого шепота я не без труда разобрала всего несколько слов: «Я люблю тебя, малышка».
Мои веки опустились,  и я почувствовала на своих губах его губы. Он поцеловал меня так нежно, что я всем рассудком своим уплыла куда-то  далеко отсюда. Ноги подогнулись и я, наверное, упала бы, если бы меня не держали сильные руки, если бы он не прижимал меня к себе. И я знала,  что бы ни случилось, он не даст мне упасть.
Вокруг не было никого, ни единой души. Не было ни гула толпы, ни шума машин. Мы были совершенно одни в этом мире. Существовали только мы с ним и наша любовь… Я слышала её в его дыхании, чувствовала её аромат, вдыхая его запах.

Это чувство… Когда не можешь без него. Не можешь есть, не можешь спать. Любить мир не получится, если он не будет любить его вместе с тобой. Когда ты чувствуешь пустоту от его отсутствия.
Но это, что касается меня. Он же любил меня больше жизни, по крайней мере, мне так казалось. Не знаю, было ли это лишь моей догадкой или он и в самом деле жил мною, но не думаю, что жить в таких невозмутимых отношениях с нелюбимым человеком три года возможно.  Я со спокойной душой уезжала куда-то и точно знала, что он сидит и скучает по мне, а не заглядывается на коварных представительниц слабого пола.

-Я тоже люблю тебя, - пролепетала я, не открывая глаз, и почувствовала, как изогнулась линия его губ, как глаза прищурились то ли от наслаждения, то ли создавая радостное выражение на его лице.
Открыла глаза, и вокруг меня снова появился мир.
Едва он отвел глаза, они вдруг забегали, вглядываясь во что-то, и я поняла, что его внимание что-то привлекло… из того, другого мира.
-Что там? – я обернулась и увидела: через дорогу у остановки стояли несколько молодых людей.
-Знакомые…  - выдохнул он. На лице появилось выражение «Прости», ведь он не хотел идти со мной к ним, - Никак с ними не встречусь… Надо бы поговорить кое о чем.
Он прекрасно знал, как я не люблю неловко стоять в стороне при встречах с его друзьями, когда они болтают о своем, о девичьем, смеются над старыми историями и совершенно непонятными мне шутками.
В общем, я сразу поняла, чего он хочет.
-Иди, - кивнула ему я. Он подарил мне благодарную улыбку и  стремительно зашагал к пешеходному переходу, дабы не заставлять меня долго ждать.
Я уже скучала по нему, хотя он даже не уходил, а просто пошел поговорить с приятелями. Я уже скучала, не смотря на то, что мы сегодня были вместе еще с самого утра. Я уже не первый раз ночевала у него: его родители в последнее время частенько уезжали, на старости лет им хотелось, как можно больше увидеть мир, как можно лучше его разглядеть. Сегодня они возвращались из  Питера.
Так приятно просыпаться рядом с любимым человеком. Проснувшись, не стягивать с себя одеяло, врываясь в холодную утреннюю истому и идти варить себе кофе, а валяться в постели, и чувствовать тепло того, кого ты любишь, кто любит тебя.
В тот самый момент, когда он уже собрался меня покинуть, в голове моей появилась мысль: а ведь он не лучше ста миллионов парней на этом свете, существует куча людей, похожих на него, или просто хороших, которых я могла бы полюбить точно также. Интересно, а велика была бы разница, если сейчас со мной был бы не он, а какой-нибудь другой умный симпатичный парень? Наверное, я точно так же сходила бы по нему с ума, сердце вряд ли билось бы медленнее, чем сейчас. Вся наша жизнь ведь в руках случая. Именно случай виновен в том, что я сейчас с ним. Не встреться он мне в тот день, я не осталась бы одна до настоящего момента, нашлось бы достаточно желающих проводить со мной время, встречаться, посвятить себя мне.
Вопрос, который я задала себе: люблю ли я его или сам факт того, что кто-то есть со мной, рядом, очень близко, тот, кому я могу доверить всю себя? Люблю ли я образ любви или его воплощение? На его месте ведь мог быть любой. Когда любишь, тебе все нравиться в человеке, недостатки становятся ничтожными… Что же тогда получается, я могу быть с кем угодно, главное, чтобы любила и чтобы любили меня в ответ? Мысль, которая раньше никогда меня не посещала, полностью обескуражила меня, поставила в тупик.
Парни уже заметили его и звали, маша руками.
-Я быстро вернусь. Люблю, – последнее, что он сказал, обернувшись, перед тем, как сойти с бордюра.
«Люблю» - это слово стало для меня особенным. Почему? Чуть позже…

Что там произошло? Я смотрела, как он вышел на дорогу… А дальше все произошло слишком быстро, но слишком ясно, чтобы не остаться у меня в голове со всеми деталями, во всех цветах и красках.

Одновременно с ним к краю тротуара подошла пожилая женщина. И, заметив это, я сразу вспомнила о стереотипе, согласно которому бабушек надо переводить через дорогу. Но почему-то на моей памяти не было еще ни одной старушки, которая бы вышла на дорогу, но не смогла бы перейти ее без посторонней помощи. Откуда вообще это пошло? Может, когда-то было традицией переводить через дорогу пожилых дам, несмотря на то, что они и сами в состоянии пересечь не столь длинный путь, иначе они бы вряд ли выходили на улицу без сопровождения.
Сошли с бордюра они с женщиной не одновременно: старушка замялась на месте, а затем, будто вспомнив что-то важное, а может, вспомнив, что забыла что-то важное, закопошилась в сумке. Я стояла сбоку от них, и потому мне было хорошо видно, как с ее потрескавшихся губ несколько раз слетел усталый хриплый вздох. Через несколько мгновений  ее лицо выражало что-то похожее на отчаяние. Но взяв себя в руки, она чуть ли не отшвырнула за спину сумку, тяжело свисавшую с плеча, и, набрав побольше воздуха, казалось, полная уверенности уже была готова спуститься на дорогу. Но вдруг ее что-то остановило. Этот звук. Он пронзил ее старые барабанные перепонки. Будь он подобен детскому плачу или смеху вдалеке, старая женщина ни за что не услышала бы его. Но она вздрогнула, так неожиданно и резко, что сумка упала с ее плеча и пережала сухожилия на внутренней стороне локтя. Было такое чувство, что она вдруг обнаружила, что забыла выключить дома утюг. Воздух, казалось, в один миг наэлектризовался. Это электричество коснулось и старушки, предостерегая об опасности. Она не стала спускаться с бордюра.
Но его мысли были слишком далеко от происходящего, и он не заметил ни пронизывающего воздух напряжения, ни звука, решив, вероятно, что он исходит откуда-то издалека. Только позже я поняла, что только отойдя от меня, он надел наушники с музыкой.
Услышала и я мерзкий звук. Это был визг об асфальт шин. Может и я не обратила бы на него особого внимания, если бы источник его не попадал в поле моего зрения. Передо мной развернулась страшная картина: машину метрах в пятидесяти от пешеходного перехода развернуло на полном ходу, водитель, не совладав с управлением, пересек разметку и выехал на встречную полосу. Будь авто живым существом, я бы решила, что оно взволновано и испуганно, что оно бежит без оглядки от хищника… Но хищником скорее было оно.
Приближение его не заставило себя долго ждать. Машина петляла по дороге, не сбавляя скорости, в сопровождении нецензурных восклицаний водителей.  Пытаясь уберечь свои автомобили от аварии, они мгновенно, без всяких предупреждений съезжали на крайние полосы, а некоторым приходилось резко остановиться, чтобы не поцеловаться с красным бампером. Несколько машин столкнулись, и за ними уже потянулась цепь авто, создавая пробку. Все это было похоже на несколькосекундный ролик из Youtube. Я не успела понять, что это все происходит на самом деле.  Кто знает, был водитель старого красного Жигули пьян или на самом деле не совладал с управлением. В суде бы его, так или иначе, признали виновным во всех смертных грехах. Таких людей лучше держать взаперти. Ведь если он и не сотворил ничего, то можно не сомневаться, что еще сотворит.
На вид автомобиль ничем не отличался от других: местами ржавый бампер, низ корыта покрыт присохшей бурой грязью. Остальные детали издали я не в силах была разглядеть, а уж тем более не видно их было, когда машина пронеслась мимо меня на большой скорости.
Наконец услышал эти звуки и молодой человек, переходивший в тот момент дорогу. Рык приближающегося автомобиля музыка в плеере не смогла заглушить полностью, и он почувствовал неладное. Увидев машину, он развернулся, дабы встретиться лицом к лицу со смертью. Мой мальчик… Я видела, как он глубоко вдохнул и губы его уже было разомкнулись в преддверии вопля ужаса, а на лице отобразилась паника. Он не успел издать ни звука, не то чтобы  сделать несколько шагов в сторону, увернувшись от автомобиля. Зато я успела. Хотела выкрикнуть его имя, предупредить, но не смогла. Было уже поздно. С губ лишь сорвался оглушительный крик.
В одно мгновение он столкнулся с капотом машины. Я ни разу, наверное, не видела, чтобы Жигули летели с такой скоростью! Машина ревела, как разгневанный орангутанг. Водитель и не подумал сбавить скорость, показалось, что он даже наоборот, ударил по газам, что бы легче преодолеть препятствие. Препятствие…  Для него он был всего лишь преградой. Зачем беспокоиться о ее чувствах? Для меня же он был всей моей жизнью.
Из-за рева двигателя было не слышно, звука удара, когда, словно с магнитом, он в одно мгновение, в долю секунды слился всем телом с ржавым металлом.  Почти неслышно было, как он громко ударился ладонями и лицом о капот. Так авто пронеслось еще с десяток метров, а затем резко остановилось, так, что парня отбросило на несколько шагов от машины.  Он проехался на спине по голому асфальту и замер с раскинутыми в стороны руками.
Все произошло в доли секунды. Но этого хватило, чтобы искалечить мою жизнь.
Я закрыла руками рот.
Жигули объехали его и снова, включив последнюю скорость, рванули прочь. Машины с визгом тормозов объезжали беднягу, чтобы не зацепить или, не дай бог, покалечить его еще сильнее.
Его друзья кинулись к нему, как только поняли, что произошло. И я…
Я со всех ног бежала к нему. Кричала, звала его по имени и слышала, как гудят машины. Мне было плевать на то, что я несколько раз сама чуть не попала под колеса!
-Артем! – прямо посреди дороги я упала на колени возле него. Лицо было словно стеклянное – ни один мускул не дрогнул. Несколько оторопевших от происшедшего водителей покинули свои машины, вышли посмотреть, а кто-то просто остановился рядом, на случай, если вдруг понадобиться помощь. Так или иначе, вокруг него собралось с полдюжины машин.
Он смотрел куда-то вдаль, все еще немного испуганно, и я подумала поэтому, что он все еще в сознании, но под   действием шока, в том числе и болевого. Я взяла в ладони его лицо, чтобы он обратил на меня внимание,  но взгляд и все внимание вместе с ним было приковано к той загадочной точке позади меня. На лице были серые полосы, оставленные ржавым грязным металлом.  Нижняя губа багровела на фоне светлого лица, из нее сочилась алая кровь, стекая по подбородку, затем по шее, и вот уже пару капель коснулись майки, оставляя на ней след. Одна из щек стала красной, видимо удар о капот машины пришелся именно на нее. Носовая перегородка была искривлена и побагровела.
Я оглядела его, с целью проверить, цел ли он. Царапины на лице? Не страшно! Это всего лишь царапины!
 Господи!
Белая майка в районе живота медленно пропитывалась кровью. Через несколько секунд  и его голова уже лежала в багровой луже.
Но как же он умудрился!? Как же так!?!
-Держись, милый, держись!
Ты хоть раз слышала, чтобы после такой аварии пострадавший оставался жив?  От этой мысли, эхом раздавшейся в голове, в глазах на секунду потемнело.
Он жив! – тут же безмолвно крикнула я самой себе, - Он смотрит, он дышит,  значит, он жив!
Быстро проморгавшись, вернулась к любимому: надо было держать его в сознании, пока не приехала помощь.
-Артем! Артем! – я стала целовать его лицо, пытаясь привести в чувство, что бы к нему вернулось сознание, - Скорую! Вызовите скорую! Быстрей! – орала я. Но мужчина, стоящий над нами, уже набрал номер. Вскоре послышался его взволнованный запинающийся голос, описывающий ситуацию, диктующий адрес... Он сказал: «Парень истекает кровью», от этих  слов я немного пришла в себя. Значит, мне не кажется, что он жив, значит, он просто ранен и просто истекает кровью. Еще есть время, еще есть шанс.
Парни в панике суетились над нами. Один с них не сдерживая своего грязного словарного запаса торопился рассказать, что его сейчас вырвет, и волновался в общем только о себе. Другой, наклонился и говорил мне что-то, чего я не слышала, но когда он взял меня за руку и попытался оттащить от Артема, чтобы я сама пришла в себя. И тогда я оттолкнула его от себя с такой силой, что он едва не повалился на асфальт.
-Не трогай!
И он больше не стал меня трогать.
Еще несколько парней что-то говорили и говорили, и ходили вокруг нас, хватаясь за голову, пытаясь опуститься к нему, посмотреть, понять. Но я никому не давала тронуть его. Им приходилось смотреть издали, но вмешиваясь, в мой монолог. Они боялись моего взгляда, красного и заплывшего тушью, моих  криков. И мне было плевать на всех их.
Я говорила что-то без остановки, повторяла, что все будет хорошо, чтобы Артем смотрел от меня, просила, отозваться, чтобы не пугать меня, чтобы я не думала, что он не может этого сделать. Я обещала ему, что вот-вот приедет скорая, но ее все не было.
Увидела, что его лицо все мокрое, блестит на солнце, и только тогда поняла, что реву в три ручья. Вокруг нас уже столпилась порядочная куча народа. Возможно, люди таким образом люди пытались помочь, образуя живую ограду, показывая подъезжающим машинам, что необходимо объехать, что случилось здесь нечто ужасное. Некоторые же с  потерянными лицами стояли, пытаясь понять, в чем дело. Но никто не мог реально помочь. И оставалось только одно – ожидать медицинской помощи.
-Что вы стоите? - Вдруг осенило меня. – Помогите перенести его на тротуар! Скорее!
И несколько мужчин, стоявших над нами, беспрекословно повиновались. Людей стало меньше, большая часть, понимая, что не в силах помочь, разъехалась, но некоторые, отогнав авто в ближайшее возможное место парковки, вернулись, понимая, что нельзя бросать кучку подростков с полумертвым человеком. Женщины, которые поначалу помогали, образуя живую ограду, поехали по своим делам, еле сдерживая слезы.

Мне казалось, что он смотрит куда-то, но сознание уже покинуло его. Мне казалось, что он дышит, но это была всего лишь последняя судорога. Губы дрожали. Я не могла в тот момент соображать трезво, меня полностью охватил страх и паника. Грудь словно придавило камнем, весом в тонну, дышать стало почти невозможно, твердый горький ком застрял в горле. Страх пожирал меня. Страх неизвестности. Выживет ли мой мальчик? Но он не имел права не выжить! Он просто не мог так поступить со мной.
Я гладила по лицу Артема, трясла его, но он никак не реагировал на это, как и на мои мольбы. Я старалась не думать о том, что руки испачканы кровью, и уже даже лицо, которым я небрежно прижималась к окровавленному лицу Артема и с которого пыталась стереть слезы, мешающие заметить любое движение его черт. Руки, которыми я с такой нежностью гладила его по волосам. В крови. И тошнота подступала к горлу, и приходилось изо всех сил сдерживать ее. Я старалась не смотреть на свои ладони и пятно, на котором он лежал головой и плечами, которое разрасталось, а затем и вовсе потеряло форму. Багровая жидкость поползла струйками в разные стороны, затекая в мелкие трещинки.
-Темочка, милый, скажи мне что-нибудь. Не пугай меня. Артем!
Потом все было так, словно часть меня смотрела на это все со стороны, будто сознание потихоньку начинало меня покидать. Голова кружилась. Плевать! Сейчас это было неважно! Важней было помочь Артему!
Его приятели позвонили с моего мобильного его родителям: его телефон был разбит, хотя этого никто и не пытался проверить: он лежал в переднем кармане джинс.

Дальше я не помню ничего. Только то, что в глазах замелькали черные пятна, а затем и вовсе потемнело…


                ***


В первый раз мы увиделись на концерте. Он играл в школьной рок-группе  «Midnight». На этот концерт меня позвала подруга. Я как всегда немного нервничала, потому что почти никого не знала. Скажу прямо, для меня это было вполне нормально. В мои-то шестнадцать… Я тогда еще не особо ходила по клубам и концертам – родители настаивали на учебе, и ничего кроме нее не должно было меня волновать. Я и не возражала  – образование важно для каждого человека, желающего обеспечить себе достойное будущее. Это втюхивали в голову каждого школьника. Но я, как никто иной старалась слушаться советов. Боязнь того, что будет - университет, работа, многочисленные экзамены и бессонные ночи – заставляла меня как можно усерднее готовиться к этому.
Мы вошли в актовый зал, народу было немного. На сцене стояло несколько ребят, они настраивали свои музыкальные инструменты. Тогда я в первый раз увидела его. Каштановые прямые и слегка растрепанные волосы, скрывающие часть шеи, запоминающееся лицо: узкий нос с едва заметной горбинкой, пухловатые губы розовато-бежевого оттенка. Но больше всего меня привлек его взгляд спокойно-зеленого цвета, задумчивый и лучистый. Этот незнакомец был худощав, в черной футболке, сверху которой была надета клетчатая рубашка с подвернутыми рукавами, и обычных серых джинсах.
Мне сложно было найти в Артеме какое-то отрицательное качество. Хотя, возможно, и скорее всего, какие-то минусы были, но придавать им значения я не видела смысла. Он не курил, не злоупотреблял алкоголем, не ставил себя выше других, не был эгоистом. Сначала эта утопия пугала. Но потом я поняла, что глупо идеализировать своего парня. Я была еще маленькой глупой девчонкой, у которой за всю жизнь было всего пару нелепых поклонников. Артем был таким же человеком, как и остальные шесть миллиардов на этой земле. Но было в нем что-то такое, что не позволяло мне сравнивать его с другими. Кто знает, может, это была та самая стрела Амура.
Вскоре началось само выступление, народу собралось много. В зале, набитом людьми, стоял давящий на волнительное ожидание гул. И вдруг… В тот момент я задержала дыхание и невольно посмотрела на сцену. Он стоял у микрофона и просил тишины. Его голос разлился по залу, словно прохладный дождь, затушивший пламя вредного едкого шума. Наступило мертвое молчание. Публика ждала в предвкушении.
Звуки электрогитары разорвали тишину. Мелодия была чистой, как весенний ручей, нежной и волнующей. Солист группы запел. И я была этим сильно разочарована. Он не должен был петь! Точней петь должен был не он…
В тот момент я больше всего мечтала об одном: чтобы этот незнакомец, который вскоре станет моим единственным и неповторимым, будет со мной следующие несколько лет моей жизни, поддерживая и заботясь, а затем в один миг исчезнет с этой земли, но не из моей жизни, чтобы он посмотрел на меня и запел.  Тогда я, конечно, ни о чем не догадывалась.
Мысль материальна, но я и не догадывалась, что настолько. В моей голове водоворотом кружилось: вот сейчас он подойдет к микрофону и скажет: «Соня, эта песня посвящается самой прекрасной и милой девушке на свете, тебе! Я вижу тебя впервые, и даже ни разу с тобой не разговаривал, но твои глаза сказали мне больше, чем нужно. Я всю жизнь ждал тебя. И, наконец, ты передо мной».
Песня закончилась и с ней мысли мои оборвались. Зал взорвался аплодисментами. Не знаю, виден ли он был тот свет, который я излучала – а я просто светилась от счастья, -  когда он снова подошел к микрофону! Я думала, что растаю, как сосулька на весеннем солнце.  Разве так бывает?
Дыхание перехватило. Что же будет дальше?
«Дыши», - произнес он название следующей песни, словно тем самым, напоминая мне: надо вдохнуть, чтобы не задохнуться.
А потом незнакомец запел, так искренне, так хорошо понимая смысл слов, что у меня не было ни малейшего сомнения, что он сам написал эти волшебные строки:
«Дыши,
Хоть жизнь неумолима.
Вдыхай все зло,
Но сей любовь.
Дыши.
И в горле вкусом дыма
Пускай в тебе течет не только кровь».
Он пел, перебирая аккорды, не щадя намозоленных пальцев, бил по струнам, закрывая глаза. Ему, видимо, доставляло немалое удовольствие выступать перед публикой, слушать, как она подпевает, радостно, но фальшивя, как качается в такт музыки, как все хлопают в ладоши. Слушатель одобрил творение юного гения, и парень купался в лучах успеха.
Внезапно, колени задрожали, ноги едва не подкосились. Не может быть! Он посмотрел на меня!
Я заворожено смотрела в его лучистые глаза, дыхание снова застыло, я невольно замерла. А может он не на меня смотрит? – подумала я, - То есть, на меня, но не потому, что я ему приглянулась, а из-за того, что надо было же ему смотреть куда-то! Не с закрытыми глазами же ему петь.
 Мое лицо пылало огнем, внутри разгорался пожар. Я смущенно отвела взгляд. Но, когда снова посмотрела на поющего гитариста, ноги снова чуть не подкосились. Он не сводил с меня глаз!
Я не на шутку разволновалась и даже испугалась, но была бесконечно счастлива этому загадочному волшебству. Не знаю, кто там из моих крестных фей постарался, но я была ей очень благодарна.
Концерт закончился, и началась дискотека. Он исчез. Пять минут, десять. Я не танцевала, все искала его глазами на сцене и в толпе. Но не видела. Меня охватило чувство страха и разочарования. Ужасного и холодного. Неужели я его больше не увижу?!
Нет, я бы его точно заметила, будь он в зале! Если он не ушел, рано или поздно я все равно его увижу!
Но этого не происходило. Зачем он мне? Зачем скрывать? На большее рассчитывать глупо. Эта мысли окончательно отняла у меня надежду на что-то сверхъестественное. Например, он подойдет и попросит номерок. Мечты, мечты…
-Сонь, ты чего не танцуешь? – окликнула меня Яна.
-Я не хочу, спасибо.
-Тебе плохо? Уйдем?
Какой же должен быть у меня бледный вид, чтобы я казалась больной?
-Нет-нет! Все в порядке! Веселитесь!
Заиграла спокойная негромкая музыка, означающая, конечно, медленный танец. Это снова заставило меня вздохнуть.
Вдруг за моей спиной послышался чей-то голос. Голос, который я сразу узнала.
-Привет, - произнес он. Я стояла спиной к нему, и не могла                развернуться, колени дрожали.  Не знаю, что меня сдерживало: страх или волнение.
-Привет, -  пролепетала я, не оборачиваясь. Мое сердце все норовило выпрыгнуть из груди, отстукивая бешеный ритм.
Мне на секунду показалось, что парень обращается не ко мне, и это было очень глупо - отвечать ему не убедившись, что он говорит со мной.
-Можно пригласить тебя на танец?
С трудом все-таки повернулась к нему лицом и онемела. Передо мной стоял высокий красивый парень, гитарист и солист рок-группы «Midnight» и просто незнакомец. Изблизи он показался мне еще симпатичней. Сделав над собой усилие, я взяла себя в руки и вспомнила несколько правил общения с парнями.
-А мы уже на «ты»? –  язык не без труда оторвался от неба, но, слава богу, мой голос не звучал испуганно.
А может слишком грубо для согласия на танец? А что? Не могла же я сказать: «О, да! Я хочу! Танцевать с тобой! А потом пойдем ночью гулять по крышам. Короче, я вся в твоем распоряжении, а номер телефона сам возьми в моем заднем кармане». Правило первое: надо быть девушкой-загадкой. Надо было заинтересовать его. И я изо всех сил старалась добиться этого.
Я была удивлена, когда парень вместо того, чтобы ответить на вопрос, поднял мои руки к себе на плечи, а затем положил свои на мою талию. Ах он Дон Жуан!
-А ты против? – он хитро улыбнулся и продолжил, не дожидаясь моего ответа, - Меня зовут Артем. А тебя? – он говорил ласково, и от этого по моему телу побежала приятная дрожь.
-Не скажу, – я опустила глаза в пол, и мы стали танцевать.
Не знаю, увидел ли он игривую и слегка подрагивающую улыбку, которую я так старательно пыталась скрыть. Мы кружились, а он смотрел мне в глаза, я вскоре подняла их, чтобы снова заглянуть в зеленые глубины его души. Временами мой взгляд соскальзывал. Еще одно правило: девушка не должна быть слишком прямой с парнем (пусть это даже будет всего лишь взгляд), он должен искать к ней подход, ждать и надеяться на то, что понравится ей.
И пусть это был самый прекрасный принц, которого мне посчастливилось повстречать за всю свою жизнь! Но принижать себя в его глазах было более чем глупо. В своих – тем более! Сравнивать и боготворить значит потерять себя. Ему станет вскоре неинтересно и вам придется попрощаться. Для удачных отношений (хотя речь идет даже не об отношениях, а всего лишь о знакомстве) необходимо равноправие. Девушке необходимо показывать чего она стоит, чтобы ее парень рвался в бой и день за днем завоевывал ее сердце.
Это было всего лишь знакомство. Но первое впечатление всегда сильней всего, поэтому я изо всех сил старалась сделать его положительным.
Артем придвинул  меня поближе, и моя щека легла на его плечо.
Как приятно…
Ни с того ни с сего нахлынуло чувство такой защищенности, что я даже закрыла глаза (пока он не видит).
-Как же мне тебя называть? – мягко шепнул он мне.
-Ты красиво пел. - Снова увильнула я от ответа, но, услышав вздох, над собой, поняла, что парень скорей всего подумал, что я не хочу с ним знакомиться и в мыслях моих только поскорее сбежать с этой скучной вечеринки. Поэтому открыла глаза и все же сказала. - Зови меня как захочешь.
Он снова вздохнул.
-Тебе понравилось?
Я отстранилась слегка, для того, что бы увидеть лицо Артема. Его глаза были закрыты, казалось, он наслаждался моими объятиями. Но только я отодвинулась, он открыл глаза – наверное, хотел спросить, в чем дело, но я не дала ему это сделать.
-Шутишь?! Очень. – призналась я.
Он снова притянул меня к себе поближе, но так, чтобы мы могли видеть друг друга. Я не могла скрыть дрожащей слабой улыбки. Было очень трудно поверить в то, что это и в самом деле все происходит со мной.
-Хочешь… - Артем задумался, словно решая продолжать или нет и, не сводя с меня глаз, все же решился, - Хочешь, эта песня станет твоей?
Непонимающе нахмурилась и застыла на месте, но парень подхватил меня и закружил в такт музыки.
-Не поняла… - я растерянно замотала головой.
-Я дарю тебе свою песню.
Музыка закончилась. Мы остановились. Вдруг Артем прильнул губами к моей щеке, которая тут же запылала от поцелуя, бабочкой скользнувшего по коже. Почувствовала, как лицо наливается краской. Но, надеюсь, никто этого не заметил.
-Спасибо за танец, - шепнул он мне на ушко и скрылся в толпе. Тело все еще слегка содрогалось в сладкой дрожи, возникшей от ласкового шепота.
Чуть ли не под руки подруги держали меня, чтобы я не шлепнулась на пол от радости и не стала петь детские песенки в весь голос, как последняя влюбленная дурочка.
Мы плясали, как заведенные (по крайней мере, я). В моих глазах туманным призраком все еще отражалось его лицо. Прогрохотали несколько тяжелых песен немецкой рок-певицы, а у меня в голове эхом все звенел его проникновенный голос.
 Мне не казалось, что это был просто танец. Это было что-то большее. Во всяком случае, мне хотелось так думать. Да, конечно я расстроилась, когда не нашла глазами Артема в толпе, и следующий медленный танец пришлось танцевать одной без пары, а если быть точной, стоять в сторонке, в надежде, что он снова подойдет  и пригласит меня, шатаясь из стороны в сторону в такт музыки.  Это не было отчаянием. Я верила… И когда вновь заиграла быстрая музыка, заставляющая пол вибрировать под своей тяжестью, я тут же слилась с ней. Восторг и счастье не успели еще покинуть меня и я, как заведенная отдалась танцу.
Дискотека закончилась. Ангел, спустившийся с небес и подаривший мне незабываемый танец и, как он обещал, песню, так и не соизволил появиться.
Но он же сказал, что подарил мне песню! И это наполняло меня надеждой. После нашего танца этот парень больше не казался мне похожим на сорванца или Казанову, бросающего слова на ветер. Я должна была увидеть его снова.

-Ни окажет ли прекрасная незнакомка честь, спуститься небес ко мне на землю, и не одарит ли она меня своим прекрасным взглядом, - услышала я знакомый голос, выходя с подружками из здания школы. Мы, как одна, обернулись, девчонки захихикали и зашагали к воротам, оставляя меня одну на растерзание белому принцу без коня.
Он стоял, опираясь плечом на колону, и смотрел мне прямо в глаза. Дыхание мое невольно отдавалось странным учащенным ритмом, заметным только мне, к счастью, как я не старалась взять себя в руки, а сердце заколотилось, как сошедшее с ума.
-Привет, - улыбнулась я и отвела глаза, потупилась в асфальт.
-Привет, - он сделал несколько шагов мне на встречу и оказался всего в полуметре.
Я не знала, что сейчас произойдет, но жутко боялась и безумно хотела, что бы он обнял меня, стиснул в своих теплых сильных объятьях, и я перестала дрожать.
-Не хочет ли прогуляться моя загадочная незнакомка? – он произнес это, чуть нагнувшись, чтобы поймать мой растерянный взгляд. Артем говорил наиграно по-джентельменски, и это заставляло меня улыбаться. Посмотрела в его глаза и еле удержалась, чтобы не отшатнуться от него: он смотрел на меня так, будто нашел розовый алмаз размером с кулак в ботинке! В его взгляде было столько нежности и чего-то еще, чего-то необыкновенного. Я поняла, что если не соглашусь, то раздавлю его вместе с его гордостью и самолюбием. Как можно было отказать? Да я и не хотела.
-Да, - ответила я, наконец, но волнение настолько меня сковало, что с губ сорвался лишь шепот. И я кивнула, не понимая, что означала улыбка Артема, и мы пошли. Стоп, а куда?
-Куда? – озвучила я мысль.
Улыбка парня стала еще шире, и он взглянул на меня.
-Куда ты хочешь?
-Может на «лужу»?
-Это тот небольшой прудик за «пожаркой», я правильно понимаю? – задумчиво спросил он.
Снова кивнула. Дыхание почти восстановилось, а дрожь уже не трясла меня изнутри. Теперь я могла спокойно говорить (более-менее спокойно). Хотелось прыгать от радости и кричать во все горло. Лицо все так же горело жарким пламенем (не знаю, было ли это заметно со стороны).
-Хорошо.
Мы перешли дорогу, затем прошли вдоль продуктовых магазинчиков, огромного магазина автозапчастей, свернули и оказались на пустой широкой дороге. С одной ее стороны была дорога, по которой изредка рассекали машины на беспредельной скорости, а с другой красовалось зеленое поле, оно заканчивалось там, где начиналась огражденная территория школы. Можно ли эту лужайку назвать полем, не знаю, но для шумного города, наверное, так и было.
На дороге, по которой мы шли, не было ни единой живой души.
Запах травы. Теплое июньское солнце. Никакого шума машин и гула толпы. На небе плавают пушистые облака. А вон то похоже на мороженное… Красота, одним словом.
Вдруг я почувствовала, как рука Артема легла на мою талию.
Что  это? – подумала я тогда, - Слишком уж он резвый!
Непонимающий взгляд. И, на мое удивление, парень сразу отреагировал на него.
-Ты не против?  –  Его голос показался мне слегка извиняющимся.
Мне нравилось, что он приобнял меня, с одной стороны, но с другой, это было уже слишком! Кто вообще позволил ему распускать руки? Джентльмен еще…
-Против. - Я была спокойна, решительна и сдержана, и была рада тому, что голос не выдает смущения.
-Прости, - Артем померк, его рука послушно упала.
Мы пришли к пруду. Парень так и не сказал ни слова и был таким грустным, что я почувствовала себя немного виноватой перед ним.
В воде сверкали ярким отражением солнечные лучи. Мы сели у бережка, на густую траву.
-Я обидела тебя? – пробормотала я, стараясь не смотреть парню в глаза.
-Нет. – Улыбнулся он как ни в чем не бывало. - Ты такая красивая.
По спине пробежали приятные мурашки от этих слов.
Я глянула на парня. Он откинулся назад, оперевшись на локти, и я разглядывал меня. Я что ему, экспонат в музее?
-Я не зря подарил свою песню именно тебе.
От этих слов я просто растаяла. Песня… Как же я могла забыть.
Артем стал напевать свое творение.
«Жизнь
Мы все марионетки
Мы смотрим на мир из нарисованных глаз
Жизнь
Сидим, как птицы в клетке
Но чьи же руки согрели бы нас
Своим теплом
Своей любовью
Или просто добром
Дыши».
Я тоже оперлась на локти и закрыла глаза, наслаждаясь его голосом. Когда песня закончилась, он стал петь другую, ранее мной не слышанную. Вдруг его голос стал чуть громче. Но он не пел громко, он шептал. В животе опять запорхали бабочки.



                ***


-Артем! – вскрикнула я, вскакивая с кровати. Все тело было в холодном липком поту, волосы прилипли к лицу, сердце бешено колотилось, словно после сдачи километровки на скорость.
О, Боже! Он попал под машину! Нет! Нет! Это был всего лишь сон. Только сон! Все, Соня, успокойся и перестань себя накручивать. Тебе не в первый раз сниться кошмар.
Несколько глубоких вздохов. Вытерла со лба пот. Это был ужасный сон. Человек, которого я так люблю, ради которого живу, погиб!
Еще никогда мне не снилось  ничего более страшного.
Глаза пощипывало от слез. Схватила телефон и набрала его номер. Гудки… Он не берет трубку. Звоню снова, но он не отвечает.
Так, спокойно, он просто забыл телефон. Боже, как же я хочу услышать его голос! Нет, я хочу увидеть его, обнять!
-Соня, ты очнулась? – мама заглянула  в комнату, приоткрыв дверь.
Очнулась? В смысле?
-Да, мам, я проснулась. Сколько времени?
Мама бледной тенью просочилась в комнату. Она шла бесшумно, так плавно, под длинной черной юбкой не было видно ног, и мне на секунду показалось, что это привидение. Лица было почти не видно в потемках. Из окна падал еле заметный лунный луч – единственное, что не позволяло комнате погрузиться во мрак.
Призрак прошел по комнате. Лицо осветило луна.
-Двенадцатый час. Ты больше шести часов была без сознания, - вздохнула женщина и села на краешек кровати, рядом со мной. Ее волосы были завязаны в аккуратный хвост, мне показалось, что косметика слегка потекла. Ее руки почему-то дрожали.
 Я не понимала, о чем мама говорит. Ее слова обдали мое сознание ледяным электрическим разрядом. По телу прокатилась волна холода, и я, словно утренняя пустыня после холодной ночи, загорелась пламенем обжигающего ненавистного солнца, мне стало душно, стало нечем дышать. В воздухе вокруг меня нарастала паника.
-Соня? - Аккуратно позвала меня мама, заглядывая в лицо.
-Артем. - Выдохнула я, чувствуя в собственном голосе слезливый страх.
У меня иногда случалось такое: я не могла отличить, что было сном, а что произошло на самом деле. Сейчас же я бы все отдала, что бы убедиться, что все это мне приснилось.
Я не смогла даже вдохнуть, застыла, заметив реакцию матери на произнесенное мной имя любимого. Это был не вопрос и не утверждение. Скорей мольба. Мама померкла, услышав это имя, опустила на одеяло глаза, вздохнула и снова взглянула на меня блестящими от слез глазами.
-Он… - женщина запнулась и вдруг, громко всхлипнув, закрыла рукой рот, чтобы не разрыдаться.
Господи, только не это…
-Что с ним? – стараясь сохранять спокойствие, спросила я дрожащим голосом. Подобралась к ней поближе, что бы расслышать ответ.
Это был не сон. И это была самая горькая правда, за всю мою жизнь. Я уже поняла это. Мама не вела бы себя так, если бы ничего не произошло, она не была бы так разбита. Это был не сон. Но надежда оставалась! Я стала вспоминать. Последнее, что я видела, это ни дорога, ни машины, ни водителей окруживших нас, и даже ни лужа крови, к которой мой милый… Это было лицо Артема, алая кровь сочащаяся из губы, стекающая по запачканной коже, и его невидящий взгляд…
-Что с ним? – стараясь сохранять спокойствие, спросила я дрожащим голосом. Подобралась к ней поближе, что бы расслышать ответ.
Это был не сон. И это была самая горькая правда, за всю мою жизнь. И уже поняла это. Мама не вела бы себя так, если бы ничего не произошло, она не была бы так разбита. Это был не сон. Но надежда оставалась! Я стала вспоминать. Последнее, что я видела, это ни дорога, ни машины, ни водителей окруживших нас, и даже ни зияющая рана, пропитавшая кровью  Темину майку… Это было лицо Артема, алая кровь сочащаяся из губы, стекающая по запачканной коже, и его невидящий взгляд…
Но ведь есть еще надежда! Это еще ничего не значит! Он ранен, это безусловно! Но он должен быть жив! Он не мог умереть! Он не мог оставить меня здесь совсем одну!
Но он мог остаться искалеченным на всю жизнь, он мог просидеть в инвалидной коляске, в моем сопровождении, до тех пор, пока бы я не покончила с собой в очередной истерике, от безысходности, или пока он бы этого не сделал, зная, как мучает меня, лишая нормальной жизни. Я, молодая, красивая, скоро перестану быть таковой, потому что больше не буду чувствовать рядом с собой мужчину, некого будет соблазнять глянцевыми красными губами, изящными туфлями на высоком каблуке, короткими коктейльными платьицами, тушью на ресницах, тонкими капроновыми колготками, пышными прическами, аккуратными ногтями, идеальной фигурой, к которой я всегда стремилась. Я буду чувствовать, что умерла вместе с его способностью самостоятельно передвигаться. Он будет говорить мне все те же красивые слова, все тем же любимым голосом, таким же ласковым движением будет убирать прядь волос с ухо. Но все это будет уже не то. Квартиру, в которую мы так мечтали переехать вместе будет напичкана ремнями, свисающими с потолка, поручнями везде, где он будет пересаживаться из коляски в кровать, на унитаз, и обратно, в ванне будет стоять подъемник, и он будет просить, чтобы я помогла ему вымыться. Он станет одеваться словно в престарелом доме, не сможет больше помогать мне по дому, поэтому я буду проводить большую часть свободного времени в домашних делах, когда он будет безучастно смотреть телевизор. Он будешь стонать от болей, а я кормить его обезболивающим, с одним только желанием – чтобы он утих. Он найдет работу в Интернете, за которую получать будет копейки, а я буду тащить на своем горбу все финансовые расходы, в том числе на лекарства и инвалидную технику. И мне будет казаться, что я сама привязана в чертовой коляске, потому что у меня не будет права уйти, у меня больше не будет выбора.
Артем…Ты никогда не сделаешь мне предложения выйти за тебя из стыда. Тебе страшно будет осознавать, что мне придется выходить замуж за инвалида. Но даже если мы и решим пожениться, еще сильнее приковывая себя друг к другу, я буду самой несчастной невестой, стоящей в простецком платье, вполовину выше жениха, в окружении только наших плачущих родителей. И мы не займемся любовью в первую брачную ночь. Ты вылезешь из каталки, пересядешь на кровать поближе ко мне, приобнимешь, поцелуешь, а затем тихонько засопишь, не снимая выглаженного мной фрака. Я же молча заскулю от всего этого, и буду стараться изо всех сил сдержать слезы, которые все равно найдут выход.
Если же я решусь жить нормальной жизнью, совесть моя взорвется воспаленным гнойником, разнеся заразу по всех моей душе, и я уже никогда не найду успокоения, виня себя в измене. Поэтому я останусь с тобой до последнего. И я возненавижу тебя за это. Ты станешь обузой для меня, мне не хватит жестокости, чтобы избавиться от нее. Ты и сам будешь ненавидеть себя, тебе будет больно смотреть, как я увядаю, катая тебя по парку, одевая неприглядную одежду, чтобы не привлекать лишнего внимания, как я остаюсь с тобой из жалости, когда сама любовь тем временем стала инвалидом.
В один миг передо мной встала эта картина. И я не знала, что лучше теперь: что бы он был жив, пусть даже не будет здоров, или умер, меньше боли причиняя нам обоим.
Но в следующий миг я готова была убить себя за мысль, которая вспыхнула в голове. А если поврежден не позвоночник, а допустим, головной мозг? Что если его спасут, но он станет овощем? Неким бессознательно что-то мычащим, скривившимся, с отсутствующим взглядом ребенком, который не умеет есть, держать ложку, ровно сидеть, не может произнести и слова. Он исхудает, исчезнет румянец, он больше никогда не улыбнется, веки приопустятся и взгляд навсегда потеряет свою лучистость, и выражение лица навсегда останется неизменным.
Тому, с кем он будет жить, придется сидеть у его постели, кормить едой, перемолотой в блендере, неважно какой на вкус, и стараться не смотреть в глаза в надежде, что он оторвется от точки где-то за тобой и заглянет в твои, чего он уже никогда не сделает. Тогда я точно не смогу с ним быть. Хотя бы потому что это будет больше не он, а испорченная оболочка. Я побуду с ним пару дней, сначала проливая слезы у его кровати, затем выглядывая из-за угла, больше не в силах подходить близко, а затем и вовсе исчезну.
Моя же оболочка поначалу будет в порядке, в отличие от того, что останется внутри, где безвылазно засядет образ исхудавшего мальчика с отстраненным взглядом, со струйкой слюны сползающей по подбородку и капающей на слюнявчик, непрекращающиеся еле заметные подергивания головы, и мычание, никаким образом не способное напомнить его прежний голос. И с тех пор я буду падать, с наших с ним небес, ударяясь о случайные связи, которые будут только причинять боль, в мелочах соприкасаясь с тем, что было между нами с Артемом, которые будут отдушиной, отдаленно напоминая, как хорошо было нам, но также напоминая о том, чего у нас больше не будет. Я больше никогда не смогу найти ему замену. И я перестану хотеть быть красивой, потому что не для кого, не захочу жить. Тогда лучше бы ты умер, подумала я. И ужаснулась собственной мысли.
Мама покачала головой и убрала руку. Кусает губы, руки сжаты в кулаки с такой силой, что костяшки побелели, еле сдерживается, что бы снова не всхлипнуть. Еще чуть-чуть и она сорвется.
-Нет, - прошептала она, и теперь уже я спрятала в ладонях лицо, оставив  щели для глаз, - Нет… Его больше нет...
-Как? – это все, что я смогла сказать. Между пальцев потекли холодные соленые капельки. Подумать о том, что так было бы лучше проще, чем услышать, что так и есть на самом деле. Вся мысли выпали из головы, в тот момент, как на грудь упала бетонная плита весом в тонну.
-Его больше нет с нами, - мама замотала головой, жмурясь, ловя ртом воздух.
Я кинулась в ее объятья и долго громко рыдала. Зачем я пожелала ему смерти?! Теперь в моем сознании все перемешалось и было такое чувство, что всему виной мои вонючие гнилые мысли, будто я сглазила…
-Нет! Такого не может быть! Не может! Это ведь был сон! Нет! – я не могла в это поверить, в то, что его нет больше…
Слезы помогали смешать сон с реальностью, пока я плакала, пока кричала, осознание того, что происходило на самом деле, не доходило до меня в полной мере. Я словно оборонялась, но слез было мало, чтобы не поверить, для того, чтобы полностью отторгнуть реальность, нужно было сойти с ума.

-Ты будешь есть? – аккуратно спросила мама, когда я вошла в кухню. Кивнула. Я не хотела есть, но желудок болезненно сжимался, предупреждая о скором бунте: я целый день почти  ничего не ела.
 Молча, села за стол и включила телевизор. Свет от ламп резал глаза. Молчала, а внутри все кричало и рвалось.
За окном стояла беспросветная ночь. Даже фонарь, который обычно по ночам освещал улицу и откидывал в окно на кухне слабые лучи, был выключен. А вдруг в него тоже врезалась машина. И огонек потух… И этот огонек уже не зайдет к нам попить чайку тихим теплым вечером, даря свой свет.
-Я хочу его увидеть! – вдруг выпалила я. Не знаю, где был мой рассудок в тот момент. Точно не со мной. Может где-то там, рядом с ним… И молил меня идти на его зов, идти к нему. Но у рассудка нет глаз. Он вряд ли мог видеть, что Артем мертв. Поэтому я не могла мыслить здраво.
-Солнышко… - мама замешкалась, - Тебе лучше не делать этого. Ты… Тебе и так нелегко. Мы поедем на похороны, - она запнулась, осознав какую ужасную вещь сказала. Со вздохом она развернулась ко мне и поставила на стол большую тарелку с порцией жареной картошки с грибами и курицей, которую я так люблю, чтобы я смогла хоть что-то съесть.
Я не стала спорить, представив себе сцену: я, морг, он, бездыханный, неподвижный и белый, как снег. Нет! Я не выдержу. Я ведь так любила тебя. Почему я подумала об этом в прошедшем времени? Я ведь и сейчас люблю, и буду любить.
Нет, я не забуду тебя, любимый. Но, если я тебя увижу… мертвого… Не знаю, что тогда со мной будет, что я с собой сделаю. Как буду жить дальше? Да я и сейчас не знаю, когда только думаю о том, что тебя больше нет… Я не могу в это поверить. Кажется, проснусь, и все снова станет хорошо. Но отрезвляющая, и в то же время заставляющая сходить с ума, картина, воспоминание о том, как все произошло, о нашей последней встрече тут же возвращала к реальности…
Закрыла глаза, из-под ресниц скользнула слезинка. Не произнося ни слова, взяла поднос с едой и направилась в свою комнату. Мама не стала возражать. В полной темноте уселась на кровать, положила на колени поднос и включила телевизор. И только когда нашла какой-то сопливый фильмец, сопровождающийся грустной французской песней, стала есть.
Вдруг, ни с того ни с сего, перед глазами в самых ярких красках мелькнула картина: дорога, Артем, машина, удар, темнота… Вздрогнула всем телом. Еда встала комом в горле. Поставила поднос на прикроватный столик.
Господи… 
Было такое чувство, что меня сейчас стошнит. По щекам снова потекли слезы. Я больше не могла их сдерживать. Больше не было сил… Ни на что…
Уткнувшись лицом в подушку, дала волю чувствам. Я рыдала до тех пор, пока эти слезы не унесли меня в мир безмятежности… Казалось…






























Глава  вторая

Тихо-тихо.
Я в углу забьюсь,
Обольюсь слезами
И ими напьюсь.
Это все, что могу я оставить
Тебе
 В этот траурный день.


Открыла глаза, но картинка было слишком размытой, чтобы понять, что я в своей комнате. Глаза заплыли слезами. Снова. Надоело плакать. Но я не могу с собой ничего поделать.

Небо. Синее, красивое, облачное. Жаркий город, пыльный. Подернутый рябью душный воздух.
Иду по одной из широких улиц, сто раз изученных, миллион раз пройденных вдоль и поперек. Вроде бы одна  в толпе, но тут же понимаю, что это не так. Он рядом! Он держит меня за руку. Я остановилась и посмотрела на него.
-Тема? – тихо позвала я его, и он улыбнулся, глядя мне в глаза.
-Да.
-Ты здесь?
-Да.
Я бросилась к нему в объятия и с неба вдруг хлынула вода. Небо потемнело, а люди вокруг исчезли. Остался лишь улица, дождь, я и он…
Я плакала. Плакала, потому что вновь увидела его, живого! Такого привычного и нежного! Мои слезы смешивались с пресными капельками дождя и стекали по лицу, обдавая прохладой.
-Это был всего лишь сон! Только сон! Не больше. – бормотала я ему на ухо, захлебываясь. Зарылась пальцами в волосах Артема, они насквозь промокли. Он так крепко обнимал меня, что последние сомнения о том, что я его потеряла, стерлись. Теперь он был жив, жив и со мной.
Я растворилась в нем. А когда вынырнула, его уже не было рядом.
Я глотнула воздуха, в ужасе осматриваясь по сторонам.
Куда он делся?
Первая мысль была: все, он умер. Только что. Он был рядом, так близко. Он был в моих объятьях, но я отпустила его. Отпустила, и теперь он мертв, лежит в морге, бледный и холодный, как ледышка, не может шевельнуться, не может дышать, не видит ничего кроме темноты. Потому что он мертв! Черт возьми! Что я наделала?!
Вокруг снова стали появляться очертания мира.
Снова наступил день, снова загорелось солнце. С губ сорвался удивленный вздох. Машины непозволительно быстро скользят по раскаленному асфальту. Вокруг столько людей. Все куда-то идут, куда-то торопятся, о чем-то говорят. У всех свои проблемы. Они пытаются ими поделиться. Какая-то девчонка навязчиво всучивает прохожим «флаеры»,  пару женщин лет сорока идут и обсуждают своих мужей, паренек объясняется со своей девушкой, мол, люблю только тебя, другие мне не нужны, компания мужчин болтают о предстоящем мальчишнике их друга. Но мне было абсолютно плевать, чье там сердце разбито, и кто там жениться.
Я стояла на тротуаре и смотрела в спину Артему. Вот, уже на середине дороги, спокоен, как всегда. Он и не догадывается. Всего один миг… И раздался оглушительный визг колес.
Закрыла лицо руками, не в силах смотреть на то, что произойдет. А я знала, что должно случиться.
Громкий удар.
Открыла глаза и снова увидела своего любимого, лежащего посреди дороги с кровавым пятном, расползающимся по белой майке и лужей черной жижи обагряющей асфальт под головой. Рядом легковая машина, стоящая наискосок, еще дымиться. Через мгновение уже едет дальше, как ни в чем не бывало.
Никто не обратил на это внимание. Всем плевать, что он умер! Они продолжают заниматься своими делами и обсуждать свои проблемы. Машины не останавливаются, просто объезжают неподвижное тело. Я даже на секунду подумала, что им не составит труда переехать его, окончательно размазав по асфальту. Они торопятся. Это важно…
Стою и смотрю, не могу, не хочу бежать к нему! Не хочу еще раз пережить это… Но сердце разрывается, оно не способно быть равнодушным при виде этой картины, при виде того, как он делает незаметно последний вдох, как последние его силы уходят на то, чтобы преодолеть боль. Я знаю, что ему было очень больно, но он не кричал… Издалека было лучше видно, как его тело едва выгнулось в конвульсии, как дрожали пальцы на руках, как его тело вдруг обмякло на асфальте и любые признаки хотя бы какой-нибудь исчезли.

Проснулась. Открыла глаза, но картинка была слишком размытой, чтобы понять, что я в своей комнате. Глаза заплыли слезами. Снова. Надоело плакать. Но я не могу с собой ничего поделать… На коже все еще горели его прикосновения. От этой мысли по телу пробежал холодок, забирая у меня остатки его любви, которая и так была только во сне. В горле стоял ком. Я снова его потеряла.
Господи! За что ты так со мной?!
Голова болела от пересыпа и моих непрекращающихся слез. Так, надо встать, привести себя в порядок и идти на работу.
 Мамы дома не было. Наверное, ее не отпустили с работы – она вряд ли оставила бы меня одну по собственному желанию в таком состоянии. Вот и славно. Сейчас мне лучше не видеть ее заплаканного лица и не слышать ее дрожащего голоса, который будет безуспешно пытаться меня успокоить.
В квартире было слишком темно и непривычно тихо. Окна плотно занавешены тяжелыми шторами. Из-за этого появилось ощущение, что сейчас ночь. Но мамы не было в постели и в остальных комнатах. Сквозь простыни,  развешанные зачем-то по карнизам, просвечивали лучи солнца. Может мама хотела, чтобы я проспала всю ночь и день, не догадываясь, что уже взошло солнце?
-Артем… Артем! – вслух позвала я, проходя по холлу, что бы заполнить пустоту, образовавшуюся внутри меня. От собственного голоса по телу пробежал холодок. Внутри все сжалось. Так хотелось произнести его имя, как раньше. Но он все равно не услышит… Его нет рядом. Но больше всего на свете сейчас мне хотелось верить, что я не одна сейчас слышу его имя.
Я ходила по квартире, словно зомби. Руки невольно складывались на груди. Вот оно, сердце. Я не слышу, как оно бьется. Вот, сейчас оно выпадет… Я не стану собирать его куски, разлетевшиеся по полу, измазав паркет, не стану пытаться слепить что-то из этого месива. Это бесполезно. Вот, сейчас оно выпадет, и я рухну вслед за ним.
Внутри покалывало и от этого я еще сильнее давила на солнечное сплетение. Как пусто, черт возьми! Как пусто…
«Люблю» - отозвалось в моем сознании слово, ставшее для Темы последним, роковым, а для меня приговором. Будто он ради этой любви погиб… Конечно, глупо. Но иначе в те минуты, те страшные минуты, я думать не могла. Глупо, несвязно, нелогично. Все, казалось, было разорвано на кусочки, все, что было раньше, вся я. Меня больше не было. Я чувствовала себя немой тенью, бродящей по собственной квартире, не слыша собственных шагов, не воспринимая собственного голоса.
Ядовитая тишина, разъедала последние обрывки мыслей, они терялись, не складывались.
Дурацкая машина! Артем? Артем, вытри лицо, ты запачкался, вставай, перестань претворяться. Уже не смешно! Почему? Почему ты не смотришь на меня? Глупый, я здесь. А ты вот нет… А свадьба? Скоро, совсем скоро…
Вдруг перед глазами встала картина: я стою у алтаря в шикарном пышном свадебном платье, передо мной священник, он рассказывает какой должна быть совместная жизнь, что любовь – это главное и, что мы должны беречь друг друга, я поворачиваюсь, но тебя нет рядом, просто нет… Речь священника окончена, и вот я уже не в белом платье, на мне все то же пышное шикарное платье, но черное. Черный корсет давит, мешает дышать. Гул аплодисментов. Люди в зале встали. Они думают, что мы теперь женаты…
Мотнула головой. Поняла, что живот снова сжался в болезненной конвульсии. Согнулась посреди кухни. Вот-вот упаду. Из глаз потекла вода. Ее уже не остановить…
«Люблю» - снова заговорило что-то настойчиво внутри меня. Его голосом…
-Я тоже люблю тебя, - хотела прошептать я в тишину, но губы мои еле двинулись в преддверии немых слов.
Умылась. Чуть не упала, увидев отражения в зеркале: русые волосы растрепаны, глаза красные, взгляд словно стеклянный, скулы опухли. Нижняя губа треснула, но кровь уже не шла.
Вдруг громом для моих привыкших к тишине ушей раздался телефонный звонок. Пока я металась по квартире в поисках трубки, мелодия уже оборвалась. И снова началась тишина. Я села на пол, положила голову на колени, сжимая в руке найденный телефон. Чуть не подскочила от испуга, когда телефон снова задребезжал, что есть мочи распевая едкую полифоническую мелодию.
Кто такой же назойливый? Выругалась про себя и ответила.
Из динамика послышался слабый, слегка охрипший голос. Я сразу его узнала. Мама Артема. Она решила вложить последние силы, оставшиеся после смерти сына, в приглашение на похороны.

Натянула черный свитер и черные  брюки, припудрилась слегка и причесалась. Уже часа два дня. Мне бы, наверное, простили, если бы я не пошла на работу. Но я просто не могла сидеть одна в пустой квартире и плакать. Мне нужна была привычная обстановка и побольше работы. Что бы можно было отвлечься. Может, работа позволит забыть мне? Я не хочу, не могу оставаться наедине со своим этим чувством.

-Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич, - пробормотала я, проходя мимо своего начальника.
-Сонечка, - его голос сразу показался мне не совсем приветливым и даже грозным, - Почему вас не было? Где вы были? И даже не предупредили, что опоздаете на несколько часов,  – он всегда переходил на «вы», когда злился.
Я совершенно спокойно выдержала его гнев, а потом закрыла глаза и на выдохе выпалила, быстро и почти шепотом, чтобы не привлечь ненужного внимания:
-Дмитрий Александрович, у меня вчера погиб жених и поэтому я была не в состоянии прийти на работу вовремя! Скажите спасибо, что вообще явилась! – последнее было лишним. Прикусила язык.  Начальник не обратил на это внимание. Когда я открыла глаза, увидела перед собой ошарашенного босса с выпученными рыбьими глазами.
-Сонечка… Миленькая, прости, пожалуйста. Я не знал. Что случилось?
-В чем здесь дело? – к нам подошла вечно ворчащая Мари – финансовый директор нашей компании. Сегодня она решила обвешать себя дюжиной бус самых разных цветов. Надо ведь было как-то разбавить красками серое платьице в цветочек. Мы все уже привыкли к неординарности Мари. Каждый раз что-то новое: розовый шарф на пятидесятилетней даме смотрелся очень необычно, индийские голубые штаны или большая декоративная роза за ухом. Так или иначе, это была старая добрая Мари, а к ее странностям все уже давно привыкли, ссылаясь на богатое воображение и нежелание становиться седовласой невзрачной старухой.
-Машина. Его сбила машина, - я старалась говорить, как можно равнодушнее, чтобы не разрыдаться, но вместо этого я просто смотрела, куда-то вдаль, сглатывая слезы, и это, конечно, было заметно.
Мари сразу же поняла, в чем дело. Я увидела, как в ее глазах мелькнуло понимание и сожаление. Она потрепала меня по плечу и направилась в свой кабинет.
-Дорогая, - нерешительно начал Дмитрий Алексеевич, явно начиная паниковать от того, что не знал, как меня успокоить и не дать разрыдаться, - я тебе могу дать отпуск на недельку, ну или сколько тебе надо на реабилитацию?
-Нет! – вырвалось у меня. Всхлипы в одно мгновение прекратились, слезы, слава богу, отступили. Моя же резкость помогла мне немного придти в себя, и я тут же стала судорожно складывать мысли в слова, что бы объяснить ему свой резкий ответ, - Я не могу. Мне нельзя… Вы мне лучше дайте побольше работы.
Как сказала Коко Шанель, есть время работать, и есть время любить, никакого другого времени не остается. Чтобы не мучать себя чувством любви к тому, что погибло, необходимо было отвлекать себя работой.
-Как скажешь, - он растерянно кивнул, - Я понимаю. Зайдешь ко мне, на столе стопка документов. Разберешься. Правда, я хотел их отдать их Людмиле Михайловне. Ну и ладно. Ты с этим справишься. Если надумаешь – подходи, я тебя отпущу домой.
-Спасибо… - я немного расслабилась. Все, с начальством - ладушки.
Я зашла в кабинет босса, взяла целую гору бумажек и отправилась к себе. Все было как обычно. В офисе сидело человека три. Моей подруги не  было на месте. Наверное, снова отправили в компанию, с которой мы сотрудничаем, на переговоры и выяснение деталей очередного проекта.
Я уселась за свой стол и, включив компьютер, занялась документацией.
В какой раз удивляюсь, насколько быстро  расползаются сплетни. Полчаса спустя ко мне подлетела Юлька.
-Соня! Сонечка! – я оказалась в ее объятьях, - Боже, какой ужас! Мне так жаль!
-Юль! – остановила  я  подругу, и та сразу замолкла, - Откуда ты знаешь?
-А ты, что, не хотела, чтобы я знала? – ушла она от ответа.
-Я бы сама тебе сказала.
Девушка тут же сникла. Хотя она и до этого не казалась особо веселой.
-Мне так жаль, - со слезами в голосе пролепетала Юля, - Что у вас случилось? Почему он бросился под машину?
На секунду я забыла о нарастающей с каждой секундой боли и замерла от удивления.
-Что за бред?!  - мы старались говорить тише, чтобы не мешать остальным, но сдерживать раздражение почти не удавалось, - У нас все прекрасно! Что ты такое говоришь?!  - я сморгнула нахлынувшую обиду, и даже не заметила, как вдруг сказала о нас с Темой в настоящем времени, будто у нас все и до сих пор хорошо… - Его сбили! Он не бросался под машину!…
Я взяла папку учета за последний месяц и стала демонстративно вслух читать числа, проверяя, сравнивая, чтобы составить график успеваемости компании за последние полгода.
-Соня… - тихонько позвала меня Юля, и я поняла, что она вот-вот растечется в соленую лужу, - Он был таким хорошим…
-Был, - эхом отозвалась я, изо всех сил стараясь отвлечься от темы, не вникать в ее суть, и уткнулась в экран, поэтому мой голос прозвучал на удивление равнодушно.
Он не умер. Просто он заперт в черепной коробке моего мозга! И больно бьется о ее стенки, пытаясь выбраться наружу…
Так, все. Надо к психиатру. Я сошла с ума… Я сошла с ума!  Но лучше уж так, чем признать, поверить в то, что его больше нет, что я его больше никогда не увижу. Никогда!
Сама не заметила, как пальцы зависли над клавиатурой, дыхание перехватило. Я просто забыла, как дышать.
«Дыши» - вспомнила я. Да, только так меня можно было снова оживить. Только он способен вернуть меня к жизни, заставить меня снова по-настоящему дышать. Легкие словно придавило воспоминаниями. Сердце кольнуло.
-Сонь? – окликнула меня подруга. Ее голос показался мне немного взволнованным, но я этому ни капли не удивилась – повод для беспокойства был.
-Что, Юль? – я снова стала печатать, но в словах проскакивали нелепые ошибки, приходилось стирать все и начинать заново.
-Ты еще не передумала… насчет переезда? – неловкость в голосе, смущение. - Я вспомнила, что мы с Артемом собирались начать совместную жизнь. Сколько же он оставил незавершенный дел. И одним с этих дел была я…
Мы собирались переехать в квартиру, которую нам купил мой папа. Он, как и все остальные был очень рад за меня, за нас. Мне уже девятнадцать, Артему должно было вот-вот стукнуть двадцать, и мы собирались покинуть родительские гнездышки и поселиться вместе.
Я и представить не могла, как должна буду мириться с тем, что его больше нет рядом. Его внезапное «исчезновение» просто напросто перечеркивало всю мою жизнь.
Я ответила первым, что пришло на ум:
-Нет. Я все еще собираюсь.
-Просто…  Я тут подумала, - Юля стала говорить чуть тише, но сидела она всего в метре от меня, за соседним компьютером, поэтому я прекрасно ее слышала, - Тебе же сейчас лучше не быть одной. - моя подруга налилась краской и потупилась в стол. - Меня попросили съехать из квартиры. Я понимаю, сейчас тебе совсем не до этого. И просить об этом в такой ситуации очень эгоистично с моей стороны… - моя подруга стыдливо отвела от меня глаза.
Я тут же поняла.
Юля была среднего роста, худенькая, с темными, едва касающимися плеч волосами, большими красивыми глазами, пожалуй,  слишком большими для ее маленького аккуратненького личика, и изящной белоснежной улыбкой. Всегда считала ее очень привлекательной. Недавно ей исполнилось двадцать четыре года. Она, как и я, училась в университете, только уже на последнем курсе. Познакомились мы с ней, когда папа устроил меня на работу в рекламное агентство«Lollipple», как только я закончила школу. С первой же минуты нашего знакомства, мы нашли общий язык, за полтора года нашего знакомства, мы сильно сдружились, она даже стала моей лучшей подругой.
Она любит шоколадные конфеты с желейной начинкой и здоровый образ жизни, не переносит «Кока-Колу» и начинает задыхаться от сигаретного дыма, в чем мы с ней очень похожи, только мне он просто не нравится, а у нее непереносимость. Приходит в недоумение, когда видит вульгарно выряженных девиц, особенно, когда те курят или пьют. Юля не позволяет себе  бранных слов, так уж воспитана. Когда она злится – что бывает в особо исключительных случаях – сжимает кулаки, набирает в легкие побольше воздуха, зажмуривается, а затем, выдохнув, возвращается в нормальное состояние, проглотив злобу. Может, когда-то в подростковом возрасте родители отдали ее на пару сеансов йоги или водили к психотерапевту, который научил парочке таких приемов…
Родители Юли живут в другом городе, каждый месяц она отправляет им денег, а на остальные снимает квартиру.
-Конечно! Я только «за», чтобы ты пожила со мной! – выпалила я и рассмеялась. Мне почему-то стало легче. Со мной еще кто-то остался.
Но уже через несколько секунд улыбка сползла с моего лица. Я потупилась в стол и стала оттягивать рукава черного свитера ниже запястий, до самих пальцев, как если бы руки замерзли.
Ощущение жгучего стыда за выплеснутую радость охватило меня… Может, оно и было не совсем оправдано, однако в тот момент мне казалось, что я не имею на это права.
Но прежде чем меня сожгла на костре моя собственная совесть, Юлька заключила меня в объятья.
-Я твоя должница! Если тебе что-то понадобиться - говори.
На душе стало чуть светлее, и слезы, навернувшиеся на глаза, тут же высохли, не успев показаться.
-Да ладно тебе! – отмахнулась я, затем ткнула  в подругу пальцем и обвела взглядом потолок, стараясь не показывать свою невеселость, - Но я запомнила!
Рабочий день тянулся непривычно долго. Я никак не могла сосредоточить мыслей на работе. Все напоминало Тему. Цветы в приемной, точно такой же букет он мне подарил совсем недавно, на нашем предпоследнем свидании. Кажется, это был какой-то праздник… Только вот никак не могу вспомнить какой. Костюм нашего бухгалтера Колзина, который был похож на парадно-выходной наряд Артема… Невольно я вспоминала нежность и незабываемую теплоту его объятий, когда увидела новый рекламный плакат, на котором парень одной рукой обнимал свою девушку, а второй кормил ее с ложечки йогуртом «Dream». Тема тоже любил так делать. Даже в ресторане. Да-да! Он водил меня в рестораны. «А мне плевать, что все смотрят, говорил он, когда мы бессовестно потягивали макаронину с двух концов, отмечая конец ее существования поцелуем вкуса спагетти.
 Больше не почувствовать теплоту его рук, больше не целовать его губы. Кого я теперь буду щекотать, и кто после этого подхватит меня на руки и закружит в воздухе, смеясь? Кто мне скажет, что я самое милое существо на свете? Кто теперь зароется в моих волосах и, вдыхая их запах, будет наслаждаться вечностью со мной.
Мы верили, что наша вечность в наших руках. Но она не оправдала этой веры. Смерть отняла ее у нас, проводив в разные стороны: живую и мертвую - навсегда.
 Господи, мне даже степлер напоминал о нем! Разве так бывает? Оказывается, да.
У Темы был экзамен, и он сильно волновался, ведь от результата зависело его поступление в вуз. Я пошла с ним в качестве группы поддержки (скромной, но со вкусом). 
Мы сели на скамейку, и он зацепился штанами за гвоздь, но не заметил этого, а когда встал…
Помню, смеялась так, что люди, проходившие мимо, смотрели на меня, как на чокнутую. Дырка была огромной. Артем не мог пойти в таком виде на собеседование. Но мы все-таки выкрутились. Нам помог (вы не поверите!) степлер! Он оказался в моей сумке случайно, и даже, по-моему, он был не мой. Так вот, мы аккуратно «заштопали» его черные классические брюки, которые он больше никогда не надел, хотя отчаянно называл их «любимыми» и «приносящими удачу». Тема поступил, все закончилось «хеппи эндом». А кто знает, случилось ли бы так, если бы ни степлер.
Смешная история. Да вот только не смешно. Улыбка, невольно прокравшаяся на мое лицо, тут же сползла.
Глянула на часы. Пол пятого? Артем бы уже позвонил мне, спросил, как я, много ли еще работы осталось, скоро ли я освобожусь.
Нет, Темочка, не скоро… Сегодня мне лучше вообще ни приходить домой. Я ведь не смогу позвонить тебе, сказать, что бы ты зашел за мной, а потом пойти гулять по вечерним улицам Москвы. Я буду в легкой кофте и джинсах, повеет ночной прохладой, и ты накинешь на меня свою куртку, которую возьмешь специально для этого. А потом мы сядем на скамью у подъезда, я положу голову на твое плечо, а ты приобнимешь меня. Это будет чертовски необходимо после долгого тяжелого дня… «Как твой прошел день, милый?» - спрошу я у тебя. И ты вздохнешь, но ничего не ответишь. Явно день у тебя тоже не был легким. Я не стану расспрашивать, ни к чему обременять этот момент неприятными монотонными рассказами про то, что нам не всегда нравится. Я буркну что-то нескладное, а ты вдруг засмеешься и изо всех сил сожмешь меня в объятьях, так, что воздуху в легких не будет место, я сделаю вид что злюсь, а ты еще сильнее расхохочешься и скажешь: «Как же я тебя люблю-то!» И я снова поцелую тебя со всей нежностью, которая во мне только есть, без остатка, потому что храню ее только для тебя. Никому больше она не предназначена. Она только твоя…
Но нет, милый мой, ничего этого не будет.
Долго ли я так еще смогу? Долго ли я еще смогу терпеть эту боль? Эту пустоту? Вера в то, что Тема все еще здесь, на этой земле, потихоньку таяла.  Ведь она была. Часть меня, которая все еще была ребенком, упала на пол и с капризными воплями колотила кулаками по полу.  «Нет! Он придет! Он вернется! Я верю! Я точно знаю! Ни смейте врать мне, что я больше его не увижу!» Реальность в геометрической прогрессии увеличивала свое давления, и у моей этой необоснованной детской веры оставалось все меньше шансов на жизнь.
Я всегда боялась смерти. А теперь боюсь еще больше. Теперь, когда осознала ее суть и то, что остается после нее. Уныние. Отчаяние. Одиночество. Пустота.
Я знала, что когда теряешь близкого человека, это больно. Но не думала, что настолько. А все потому что и не допускала мысль о таком повороте событий. Мне никогда не приходило в голову, что я могу остаться без Темы. До того момента, как мне приснился этот ужасный сон.
Мне еще никогда так не было. Так плохо. Депрессия, ссоры с родителями и даже с Артемом не идут ни в какое сравнение с тем, что произошло.
Легкий гул и стук по клавиатуре рабочих мозолистых пальцев помогли мне вернуться к реальности. Я изо всех сил старалась утопить себя и свое сознание в работе, но на поверхности все равно плавали тревожные мысли, и так или иначе  приходилось выныривать, что бы глотнуть воздуха, отдышаться, но это давалось слишком болезненно.
-Соня! – прикрикнула на меня Юля.
-А? – я испуганно дернула за провод наушников (которые я только додумалась одеть, чтобы не отвлекаться), и те выскочили из ушей. Я и не заметила, что подруга меня звала.
Окинув взглядом офис, поняла, что мы с Юлей здесь остались совсем одни. Комнату освещали только наши с ней настольные лампы.
-Сонь, полвосьмого. Ты собираешься ночевать здесь?
-Нет. Я уже собиралась уходить.
Конечно, слукавила. Я совершенно потеряла счет времени. И если бы Юлька ушла, я бы и в самом деле осталась здесь ночевать.
На столе лежало всего пару папок с документами – все, что осталось от целой стопки.
Проследив за моим взглядом, Юля потрепала меня по плечу и сказала:
-Завтра закончишь.
Я одобрительно кивнула, а когда встала, почувствовала, что сил у меня, как у выжатой тряпки.
-Что ты здесь делала?
-Сидела, раскладывала пасьянс, - пожала она плечами.
-То есть, ты почти два часа сидела – меня ждала? – Подлетевшие выше макушки брови и отвисшая до пола челюсть.
Я заставила ее своей непунктуальностью и эгоизмом париться здесь, когда она могла уже давно валяться на диване, отдыхать, смотреть телевизор, уплетать за обе щеки мороженое или другие вкусности…
-Какой же я должна быть нелюдью, чтобы моя лучшая подруга думала, что я могу бросить ее в такой момент! – всплеснула она руками и тут же приобняла меня за плечи.
-Спасибо тебе, Юль.
-Куда пойдем?
Я отстранилась от нее и, задумавшись, побарабанила пальцами по столу.
-Хочу напиться.
-Эй! – рассердилась она, -  Моя подруга хочет уйти в запой?!
-Поехали куда-нибудь отдохнем. Если у тебя, конечно, не было планов, - я пропустила ее слова мимо ушей и выключила компьютер.
-Ладно, куда поедем? – пожала она плечами. Я поняла, что она не хочет давить на меня, в силу моего состояния и все-таки повторила вопрос. Не хотелось, что бы она через силу ехала со мной. Я не хотела быть ей в тягость.
-У тебя точно нет планов?
-Сегодня уже все равно не получиться. Хотела съездить в «Вазнесс», прикупить себе что-нибудь.
-Давай завтра? – улыбнулась я, всем видом намекая на то, что мне сейчас слишком тяжело постоянно думать о Теме, акцентировать внимание на этой истории, которая все еще не до конца впечаталась в мое сознание как реальный факт (больше, как неудачная мысль о том, что все может случится, или просто ночной кошмар). Мне необходимо отвлечься.
-Отлично. Тогда сейчас… Давай что ли в «Rapl»?
«Rapl» - это ночной клуб на окраине города, куда мы частенько залетали расслабиться, потусоваться, потанцевать. Но сегодня у меня была немного другая цель. Мне хотелось расслабиться менее безобидным способом, чем просто танцы.

-Привет, девчонки! – помахал нам бармен, перекрикивая музыку.
Безумный ритм ворвался в наши головы, в тот же момент, как мы открыли входную дверь. Секунда за секундой он все глубже проникал в наши тела, заставляя их двигаться в такт клубного бита.
-Привет, Ник! – в один голос крикнули мы, пробравшись к барной стойке.
-С чего начнем? – подмигнул он, проявляя склонность к профессиональному юмору.
-Давай виски, - ответила я первым, что пришло на ум.
Никита, наш старый знакомый, был заметно удивлен, осознав, что не ослышался, ведь мы не часто брали спиртное, а если и брали в честь какого-нибудь грандиозного события или праздника, то начинали с чего-то более легкого.
-И мне, - Юля показала ему знак Виктории, оглядываясь. Наверно как всегда по привычке выглядывая приличных (то беж симпатичных) парней.
В отличие от Юли, которая растягивала удовольствие, я одним залпом осушила стакан. Виски холодной жидкостью обожгло язык, и в груди все запылало. Кожа словно стала чувствительнее, и меня обдало жаром душного помещения, вспотевших от музыки и танца людей, отдающих все свое тепло веселью.
-По какому поводу? – рассмеялся Ник, не тая изумления.
Пока я думала, что ему ответить, моя подруга стала так бурно жестикулировать за моей спиной (наверное, думала, что я этого не замечаю), что чуть не опрокинула свой стакан. Парень, понял, что надо сменить тему. Но сменил ее не в лучшую сторону.
-Как там Артем? Что его с собой не взяли?
Казалось, у Юли вот-вот глазные яблоки вывалятся из орбит. Она закрыла руками лицо, через щели между пальцами подглядывая за происходящим, всем своим видом показывая Нику, что лучше бы он вообще молчал.
-Не получилось, - я ссутулилась, жестом показывая бармену, чтобы тот наполнил пустой стакан.
-А что так? – попытался он поддержать разговор, игнорируя Юлю, и это лишь усугубило ситуацию.
Юля совсем поникла, осознавая, в каком я неудобном положении.
-Он погиб.
В ушах зазвенело. Музыка словно стихла. Мы молчали. В глазах замелькали черные пятна. Но мне было плевать.
Чихать я хотела на то, что сейчас грохнусь в обморок!
Схватила стакан и враз влила в себя его содержимое. Проморгалась – картинка вернула  себе ясность, и в уши ударила музыка.
-Еще.
Никита был в шоке оттого, что я сказала, стоял неподвижно и может быть, шокированный, даже не услышал моей просьбы. От прежней радости не осталось и следа. Я не слышала, что он потом спросил у моей подруги, что она ему ответила. Юлька была сама не своя ( хах! Кто бы говорил?!), такая потерянная. Но мне просто было не с чем сравнивать. Видела бы я себя со стороны, поняла бы, что не иду ни в какое сравнение с Юлькой.
Я покинула друзей, пошла на танцпол.
Тело послушно двигалось в ритм. Я танцевала, закрыв глаза, растрепывая волосы, не замечая ничего вокруг. Голову уже вскружил легкий дурман. В помещении была невозможная духота. Я вспотела, футболка (которая ранее скрывалась под черным свитером) прилипла к телу, из-за распущенных волос было еще жарче, они липли к шее, поэтому я связала их в неаккуратный хвост.
Я не хотела ложиться сегодня ночью спать. Поняла, что могу целую ночь провести здесь. Лишь бы не увидеть это снова. Этот сон… Солнце. Улица. Дорога. Машина. И он…
Я все не открывала глаз. Мне было все равно, что меня все толкают локтями, наступают на ноги, и я понятия не имела, на какую часть танцевальной площадки меня успел унести танец. Голова кружится и ничто не мешает без сознания свалиться на пол и остаться насмерть затоптанной лежать до тех пор пока меня не найдут друзья или кто-то из танцующих позовет охрану, а если и так не случиться, то где-нибудь под утро, когда клуб решит закрываться, люди уже разойдутся, меня подберут… Да, в состоянии алкогольного опьянение часто разные бредни лезут в голову.
Казалось, меня ничто не могло остановить. Но я оказалась не права.
Звучала какая-то песня в ремиксе. Это был реп. Я плохо разбирала слова – здравый смысл уже покинул меня.
«Лети со мной сквозь звезды и моря.
Все чувства по глазам читаю.
Малыш, посмотри мне в глаза
Я лишь одну люблю и об одной мечтаю.
Ты спросишь, почему я это говорю?
Малыш, да просто я тебя люблю».
В миг перед глазами все поплыло. Музыка заиграла где-то далеко. Я слышал свой ускоренный пульс.
Господи! «Люблю». Это был его голос! Вы не поверите, но последнее слово и вправду сказал Артем!
Я лихорадочно пыталась собрать мысли в кучу, но они непослушно разбредались, создавая в моем мозгу убийственную какофонию. Я уже не танцевала. Не могла. Словно статуя, неподвижно стояла посреди зала, закрывая руками уши. Будто музыка мешала мне снова услышать его голос.
Меня стало трясти.
Как я могу? Танцевать! Веселиться…
Сердце кольнуло.
Нет. Я так не могу. Так нельзя.
«Люблю» - слова снова отозвались в моем сознании, заставляя остальные звуки, мысли притихнуть.
Я больше никогда не буду этого делать! Ничего и никогда! Это оскорбляет все его существование… Его существование и бесславную гибель. Оскорбляет тем, что его нет, а я есть, я существую, но не имею права. Как и он не имел права умирать. Он не имеет права быть забытым. Я больше ничего не буду делать. Надо остановиться. Навсегда. Чтобы не омрачать, не пятнать его имя.
Французский автор Мишель Талер написал 233-страничный роман "Поезд ниоткуда", в котором нет ни одного глагола. Мир может не двигаться. Это не обязательно. Талер же сделал так, чтобы его мир существовал без движения. Значит, и я могу.
Сразу после этой мысли, я усилием заставила все мышцы своего тела расслабиться, чтобы они перестали двигаться.
Это было глупо. Колени тут же подогнулись и я почти рухнула на пол… Если бы не чья-то рука, помешавшая мне это сделать. Меня не пытались поддержать, чтобы я не упала, скорее это я задела кого-то падая. Парень что-то спросил у меня, что-то не совсем ясное, типа: «Вы в порядке?». Он попытался поставить меня на ноги, и мне пришлось обратно напрячься, чтобы… Чтобы просто уйти. Я была не в состоянии отвечать.
Расталкивая людей, я стремительно зашагала к барной стойке. Чувства вроде немного вернулись ко мне, я постепенно стала ощущать каждую мышцу, которую до этого усиленно расслабляла, от чего тело начало капризно переходить в состояние ломки, ноги еле заметно стали ныть, затем бедра, спина, шея… Вдруг до меня дошло, что прошло уже немало времени с тех пор, как я пошла танцевать. Было чувство, что что-то я упустила, какой-то кусочек моих действий просто выпал из памяти. Может, я говорила с тем парнем? А может, все-таки, упала, а он поднимал меня? А сколько я простояла не двигаясь?
  Перед глазами все плыло. Я потерялась в толпе. Все мелькало, и было трудно что-либо разглядеть.  И все-таки я заметила оранжевый огонек у стены, которым подсвечивался бар, и тут же направилась туда. Это оказался выход.
Рассмотрев перед собой «security», я выдавила из себя только одно слово: «Бар», и направилась в сторону, куда указывал толстый палец качка с блестящей лысиной  и каким-то недовольным взглядом.
Юля так и не допила виски. Вряд ли она бы заказала еще. Первый стакан был весь в помаде, которую она вытирала щекой, приложившись лицом к прохладному стеклу. Хотя, может, и не первый… Она с убитым видом рассказывала что-то Нику, целиком и полностью передавая ему свое настроение. Он качал головой, внимая ее словам, словно не веря в них.
Плюхнулась на высокий стул рядом с подругой.
-Коньяку, - приказала я и, оперевшись на локти, зарылась пальцами в свои влажные волосы.
-Как ты? – взволновано спросила Юля, переглядываясь с Никитой.
-Лучше некуда, - саркастично фыркнула я. Передо мной предстал бокал с коньяком, и я не стала медлить.
Да… Давно не напивалась. Вот так…
Не знаю сколько еще выпила. Наверное, вместо крови в венах у меня теперь тек алкоголь.
Я знаю, что напиваться вдрызг нехорошо. Это неподобающе для хороших девочек. Но это было куда правильнее, чем бессовестно танцевать и веселиться.
-Сонь, пойдем домой? – заныла Юля.
Я посмотрела на нее: она уже засыпала на барной стойке. В руке она держала апельсиновый сок. После виски (одного, или какого там по счету…), моя подруга не взяла в рот ни капли спиртного.
-Прости, пожалуйста, что тебе приходится нянчиться со мной, - у меня заплетался язык, и это было не удивительно.
-Да ничего! – встрепенулась Юля, безуспешно стараясь сыграть бодрость.
-Ник, сколько времени?
-Полвторого.
-Пойдем, Юль…
      
Великий японский воин по имени Нобунага решил атаковать противника, хотя врагов было в десять раз больше. Он знал, что победит, но его солдаты сомневались.
По дороге он остановился у святыни и сказал своим людям:
— После того, как я навещу святыню, я брошу монетку. Если выпадет орёл — мы победим, если решка — проиграем. Судьба держит нас в руках.
Нобунага вошёл в святыню и молча помолился. Выйдя, он бросил монетку. Выпал орёл. Его солдаты так рвались в бой, что легко выиграли битву.

— Никто не может изменить судьбу, — сказал ему слуга после битвы.
— Конечно нет, — ответил Нобунага, показывая ему монетку, у которой с обеих сторон был орёл.


















Глава третья

Посмотри мне в глаза
Прочитай,
Что хочу я сказать
Сможешь ли ты
 Меня сердцем узнать
Укради
Мою тайну,
Что хочу я поведать,
Но не смей забывать



     «Глупые люди. Еще не научились делать нормальную погоду, а уже возомнили себя богами. Как же смешны все эти законопроекты, попытки дешевым недоработанным оборудованием разгонять тучи. Разогнали. И что теперь? Вы надеялись, что если вы очистите небо, то мы перестанем жаловаться? На вас, на погоду, на все на свете? Неумолимая жара испепелит ваш праздник. Лучше бы шел дождь. И так, и так мерзко. Но в машине хотя бы не так душно сидеть», - думал Ким Чон Чжун, развалившись на водительском сидении своей девятки. Он любил думать. Больше, чем делать что-нибудь.
«Люди не лучше животных. Может, животные тоже думают, что они самые умные, а люди их рабы. А кто прав? Может, они и правы, просто люди и не догадываются об этом. Вот еще один пример человеческой глупости и неосознанности всего, что он делает. Сегодня в газете, на вид пролежавшей в багажнике  не меньше десяти лет, которую нашел совершенно случайно (видимо предыдущий владелец машины подоткнул дырку, чтобы туда не проваливался всякий хлам), прочел очень старую статью. В ней говорилось о том, что в США 17 апреля умер знаменитый диетолог Роберт Аткинс. Интересней всего причина его смерти – ожирение. А еще доктор…»
Стоит, вероятно, немного рассказать об этом гордом корейце Чжуне. Он любит ходить, не заправляя рубашки в штаны и терпеть не может яблоки, потому что они жесткие и от них нет никакой пользы, а раз так, то зачем их жевать, а если их незачем жевать, то это просто жесткие предметы, которые в свое время сыплются с деревьев на землю, их приходится убирать, а если не успеваешь управиться в короткий срок, то яблоки начинают гнить. Эту гниль Чжуну приходилось собирать голыми руками. Как ни странно, именно с этим занятием ассоциируется у корейца слово «детство». Поэтому он ненавидит яблоки.
Чжун не стар, но и не молод – 43 года. Мужики, другие таксисты, с которыми он нередко сталкивается в местах особо удачных для ловли клиентов, называют его просто корейцем, или, более официально, «гордым корейцем». Чжун нечасто может найти себе достойного собеседника, потому как не каждый способен вынести его ворчание. Однако у него есть один друг. Пусть Филипп уже не таксист, пусть уже успел завести семью и попробовать на вкус удачу этой жизни, они с Чжуном все равно продолжают общаться.
В последние дни корейцу негде ночевать: коммуналку, в которой он околачивался последние лет пять, доедают термиты, признанные хозяевами и определенные как существа со слишком сильным иммунитетом, чтобы их можно было каким-то образом выгнать или уничтожить. В конечном счете, Ким Чон Чжун ночует в машине. Частенько благодаря тому, что неуютная атмосфера провонявшего бензином авто мешает уснуть, по ночам он караулит крупные казино, и развозит полупьяных клиентов-неудачников, которые оставляют в казино так много, что денег на фирменное такси уже нет. А с пьяными, даже поначалу жадными, по приезду на заданный адрес легче торговаться о цене, после того как в результате нечаянно затеянного разговора оказывается, что у них с Чжуном сходные жизненные позиции: президент идиот, депутаты – продажные свиньи и пробки на дорогах невыносимы.



       Я думала, сердце выпрыгнет из меня.
Он уже развернулся, чтобы идти к друзьям. У меня не было ни секунды на сомнения. Я схватила его за запястье.
-Не иди, - пролепетала я. Смутное воспоминание о том, что должно было произойти и лишь ужасное гложущее предчувствие чего-то плохого.
-Я быстро вернусь. Люблю.
Меня словно током шибануло. Точно парализованная, я стояла, вцепившись в руку Темы.
Он обернулся, чмокнул меня и совершенно спокойно пошел к переходу. Пальцы невольно разомкнулись, руки упали. Я стояла, затаив дыхание, в ожидании того, что произойдет, того, что должно произойти, но с неумолимой надеждой на то, что все обойдется, что он выживет.
Удар. Парень отлетел на несколько метров от зебры. Все как и тогда…
По щекам покатились слезы. Я почувствовала, как размазывается по коже тушь, как губы становятся солеными, скулы колет от слез, накопившихся внутри. Я закрыла глаза, прижала к груди трясущиеся руки.
Глаза открылись и я зарыдала, так громко, что у самой же по спине побежали мурашки. Все тело трясло. Внутри будто атомная бомба взорвалась и разорвала все мои внутренности на куски. Как будто ни Артема сбила машина, а меня. И я кричу вместо него…
Перед глазами все плыло. Солнце, голубое небо, украшенное белоснежными облаками, вокруг все так же спокойно бродили люди, все так же беззаботно болтали о том, о сем. Никто и не посмотрел в сторону аварии. Они все были словно зомби: безмозглые и бессердечные.
А я кричала, я рыдала, звала его во все горло, не жалея связок, не стыдясь, не сдерживаясь, но не шла к нему.

-Артем! – всхлипнула я, сев в кровати, - Нет. Артем…
-Соня?! – Юля сидела рядом со мной. Видимо она пыталась разбудить меня, ведь я…
-Ты кричала, - взволнованно, но все еще сонно сказала она.
Мое лицо было мокрое, да и вообще вся я была в поту. По щекам, не переставая, градом катились слезы. Перед глазами стояла страшная картина.
-Прости, - прохрипела я осипшим голосом. Оказывается, я не только во сне так громко кричала, - Ложись спать, Юль.
-Все нормально?
Я не совсем уверено кивнула.
-Точно?
-Да, это был всего лишь кошмар… - я затрясла головой, а затем просеяла сквозь пальцы влажные волосы, убирая их назад. Глубоко вздохнула, что бы всхлипы, больше похожие на икоту, прекратились.
-Хочешь поговорить?
Ну и скажите мне теперь, можем мы с ней не быть подругами?! Мы ведь всегда друг о друге заботимся. Кто бы встал посреди ночи и предложил поговорить?! Кстати, а сколько времени? Рассеянно глянула на часы:  пол шестого. Можно поспать еще часа два.
-Потом поговорим. Ложись. И… Юль?
-М?
-Спасибо тебе за все, - скривила губы, пытаясь изобразить что-то наподобие улыбки.
Я была бесконечно благодарна Юльке за ее заботу, но мое тело меня не слушалось, язык еле ворочался, а губы все еще дрожали. Улыбнуться было сложно, как никогда.
Юлька ободряюще кивнула мне в ответ и пошла к себе в постель. Она легла и тут же отключилась. Я тоже легла… И стала вспоминать. В голове всплыли последние воспоминания вчерашнего (а точней уже сегодняшнего) дня. Я вспомнила, как танцевала, а потом, может показаться, ни с того, ни с сего, загрустила и стала поглощать все, что помогает забыться. Дальше вспоминать было уже сложнее. Напрягла мозги: так, коньяк, вино, снова коньяк, текила, мартини… И это я еще не все вспомнила! Потом мы поехали к Юльке на такси. Она буквально тащила меня на себе, так как она одна из нас двоих была ни в одном глазу.
Приподняла одеяло: на мне было только белье. Эх, Юлька… Что бы я без тебя делала?!  Последним, что я вчера увидела, была комната и кровать. Я отрубилась, не дойдя до нее.
А этот сон… Может Господь Бог испытывает меня? Тогда скажи мне, Боже, долго ли ты еще будешь меня мучить? Один ты знаешь как мне сейчас больно.
Может он услышит меня?

Серый песок. Солнце еще спит за горизонтом. Море, темное и глубокое. И словно пеленой, словно одеялом укрыто оно густым туманом.
Рисую что-то на песке, но пальцы непослушно выписывают какие-то буквы. Присматриваюсь. Буквы вдруг начинают складываются в слова.
«Можно изменить» - услышала я свой внутренний голос и отпрянула, когда ледяная морская волна коснулась моих пальцев, хотя всего пару минут назад я была в двух шагах от воды.
Слова исчезли. Словно песок открыл мне какую-то тайну, а море, увидев это,  поспешило укрыть ее от меня. Но не успело.

Открыла глаза. Потянулась.
Суббота.
Встала с дивана и, накинув на себя Юлин халат, который она, видимо, положила специально для меня, покачиваясь, побрела на кухню, где на фоне шипения  сковороды играла музыка. Юля своим ангельским голоском совершенно невпопад (ведь петь она не умела совершено) подпевала соблазнительному мужскому голосу. Но меня это совсем не радовало. Голова раскалывалась…
-С добрым утром! – крикнула Юлька, и я чуть не согнулась пополам, схватилась за голову. А может, она и не кричала? Ну почему когда голова болит, она становиться еще чувствительнее?! Может, так было задумано? Что бы люди поняли свою ошибку и больше не напивались так сильно?
-Привет, - пробормотала я.
Подруга сделала потише музыку и дала мне стакан воды с таблеткой.
-Голова, - констатировала она.
-Еще бы! – фыркнул я, и взгляд мой упал на циферблат кухонных желтых часов в стиле модерн и отскочила на шаг назад, как будто они кусались и всем своим существом показывали, что только и ждут момента, чтоб съесть меня.
 -Юль!!! Уже почти девять часов! Почему ты меня не разбудила?! Мне же надо на по… - что-то внутри оборвалось,  я снова схватилась за голову. -Похороны.
 Оказывается, кричать еще больнее, чем слушать крики. Но последнее слово, не только отпечатывалось каждой буквой в сознании, но и отдавалось оглушительным, не имеющим конца эхом.
Как? Как я туда пойду? Я не смогу.
Юля сглотнула, услышав это. Поспешно взяла пульт и совсем выключила телевизор. День траура. Обычно в такие дни не поют. И даже не улыбаются.
-Надо позвонить маме, она тоже пойдет, - стала бормотать я, и ту меня осенило, что она даже не знает, где я сейчас, и где я была ночью. По всей видимость, зарядка не телефоне давно села, - О, нет. Я же маме ничего не сказала…
 -Твоей маме я тоже уже позвонила. Она знает, что ты ночевала у меня. Между прочим, беспокоилась! Ты бы ее пожалела. Она и без того вся на нервах.
-А я, думаешь, не на нервах? – попыталась повысить голос, но когда по голове мне очередной раз стукнуло кувалдой, я поспешила утихомирить свой пыл и разговаривать спокойно и как можно тише, - Ты думаешь, мне легко?
-Я знала, что наш с тобой вчерашний поход, с которого мне пришлось тащить тебя волоком, тебе никак не поможет.
Я вздохнула и изобразила выражение «прости» на лице. На самом деле же мне не было стыдно за вчерашнее, за то, что я себя так вела, было не жаль. Я не считала, что это было не правильно. Мне было стыдно перед Юлей за то, что ей приходиться со мной возиться, как с малолетним ребенком.
-Я что не подруга тебе что ли? – она словно прочитала мои мысли. Улыбнулась, - Разве друзья не должны поддерживать друг друга, как раз в такие трудные моменты, Сонь?!
-Спасибо тебе, Юлька…

И как ее можно не любить?
 И как она еще меня терпит?!

-Я пойду с тобой. – это был даже не вопрос. Но Юля имела на это право. Она тоже любила Тему, тоже была для него другом.
-Если хочешь. – наверное, так будет лучше. Будет еще два плеча,  о которые можно вытереть сопли.

Похороны. Это самое ужасное, что мне приходилось видеть в своей жизни. Это намного хуже фильмов с расчленением, убийствами, и прочими ужастиками. Все это происходит по сценарию. Все это грим, спецэффекты, компьютерная графика.
Но у жизни нет сценария, как бы ты над ним не корпела, как бы не выписывала каждую буковку. Наша жизнь – это череда планов и случаев. А сценарий подразумевает лишь планы. На похоронах все тоже должно происходить по сценарию. Подряд все должны подходить к усопшему, прощаться, провожать в последний пусть, как говорят. Но здесь нет грима и спецэффектов. Все по-настоящему.
Я впервые видела неживого человека. Мертвого. Не дышащего. Не слышащего, что ему говорят. Пусть не было открытых ран, при виде которых зачастую парни в кинотеатрах закрывают своим девушкам глаза, фонтанов крови, отпиленных голов… Но был он. Было его мертвенно бледное лицо, от одного его вида бросало в дрожь. Будто всю свою жизнь Артем просидел в пещере, без солнечного света. Запекшаяся кровь на губе, которую не стали оттирать при приведении тела в порядок, почти незаметная ссадина на щеке.
Он был весь такой красивый в гробу. В костюме… Никогда не любил костюмы. Аккуратно причесанный, со сложенными накрест руками, он был похож на новую фарфоровую куклу.
Мама держала меня за руку. Было много знакомых лиц. Никто не смел проявлять никаких эмоций, кроме скорби. Когда мы приехали на кладбище открытый гроб поставили на две табуретки так, чтобы каждый мог подойти к нему. Рядом поставили еще одну табуретку. Почетное место заняла Раиса Дмитриевна. Она гладила сына по рукаву пиджака, по белым кистям, по бездвижным пальцам, нависнув над ним, и рыдала не сдерживаясь ни капли.
-Нету больше моего сыночка… - выла она, как волчица воет на луну.
Позади стоял отец, гладя жену по плечам, поддерживая. Лицо его большую часть времени было каменным, только брови были выгнуты, а лоб сморщен. Но иногда, когда терпеть больше не было сил, он зажмуривался, лицо его превращалось сгусток глубоких морщин (которых сильно прибавилось с нашей последней встречи), из-под век показывалась скупая мужская слезинка и тут же исчезала под рукавом. Никто не мог спокойно смотреть на Раису Дмитриевну. Она начинала громче заводить свою скорбную песнь – и все начинали подпевать ей всхлипами.
От слез кружилась голова. Мне страшно было подойти к нему и попрощаться. Потому что я не хотела это делать! Но мама тихонько сказала мне на ухо «Давай», на что я ответила, что не могу. Она потянула меня с собой, подошла первая, наклонилась, что-то пробормотала и поцеловала Тему в лоб. После чего потрепала Раису Дмитриевну по плечу, которая даже не подняла глаза, посмотрела на ее мужа и произнесла: «Держитесь».
Настала моя очередь. Я была так близко к нему. Совсем не такому, к какому я привыкла. Я начала захлебываться. Мой визг заглушил остальные голоса.
-Темочка, ну зачем? Зачем? – я упала на колени рядом с ним и легла к нему на грудь. Кто-то хотел помочь мне подняться, но я вырвалась.
Я прислонилась щекой к его щеке, оставив мокрый след. Рука невольно прокралась в к его шее. Она оказалась такой холодно, даже ледяной. Пыталась прислушаться. Здесь всегда раньше билось сердце.
Мы с Раисой Дмитриевной стонали громче всех. Она приподнялась, узнав меня по голосу, и положила на голову руку, стала гладить по волосам. Воздух в легких стал заканчиваться. Дышать стало слишком тяжело. Темнота.

Очнувшись, я села на кровати. Голова опять раскалывалась. Шаги мамы по квартире. Наконец все закончилось. Хорошо, что я не видела, как его закапывали. Этого бы я не смогла пережить.
Понедельник. Я долго не могла забыть о своем сне, постоянно о нем думала. Да-да, о том самом сне, который я увидела пару дней назад. Слова, написанные на песке, были такими красивыми, что мне не терпелось их написать и прочитать их вслух. Но морская волна, кажется, стерла их не только с песка, но и из моей памяти.
  Я с большим трудом пыталась вспомнить заветные слова. А когда, наконец, выцедила из головы, нужный фрагмент сна, сразу их записала, что бы снова не забыть.
 «Можно изменить», – написала я красным маркером на клейкой бумажке и повесила надпись прямо перед глазами, прицепила на лампу. Думала о ней, думала, смотрела на нее и пыталась понять смысл. Теперь эти слова уже не казались мне такими красивыми, но в них что-то было, что-то необычное.
 Что можно изменить?
Не знаю, почему меня так задело это. Может, потому что они придавали мне веры? Может, потому что мне очень хотелось что-то изменить?.. Что-то… Изменить неизменное. Простить непростительное. Поверить в невероятное… При одной этой мысли я вздыхала и старалась выкинуть ее из головы, пока она не возвращалась. Слабая глупая надежда на то, чего точно не произойдет. Артем был мертв и глубоко, очень глубоко… и с этим ничего нельзя было поделать.
Что-то пожирало меня изнутри. Это было ужасное чувство, непреодолимое, неумолимое желание. И вдруг я поняла, чего я так сильно желала. Всем своим существом я мечтала услышать его голос позади себя, бояться обернуться, но пересилить себя и увидеть его. Увидеть его! Да вы просто не представляете, как мне этого хотелось! Это может звучать нелепо, глупо, но больше всего сейчас я хотела увидеть его лицо, его лучистые зеленые глаза, утонуть в них. А потом, - о, Боже! Я сейчас сойду с ума! – почувствовать его прикосновения, сладость и нежность его ненасытных поцелуев, объятий... Понять, что он жив…
-Соня, ты в порядке? – окликнула меня подруга, и я вышла из транса.
-Да, да, все в порядке, - затараторила я.
-Ты красная, - заметила она, подъезжая ко мне на стуле.
Ну вот! Теперь я как помидор. И что мне делать? А? Одна мысль о нем, приводит меня в состояние… В общем, ненормальное состояние.
Так. Работа. Не отвлекайся.
Посмотрела на экран. Я печатала договор на сотрудничество с сетью магазинов «Бодрый малышок». Но последние слова никак к этому не относились. Холодок пробежал по спине. 
-Что там? – Юля заглянула ко мне в компьютер.
-Ничего! – встрепенулась я и нажала на «Delete», надпись послушно исчезла.
Что это? Мне стало страшно. Я не писала этого! Неужто крыша и в самом деле поехала? Но никто другой не мог этого сделать, никто не подходил.

Мы уже собирались идти на обед, как в офис вошел Навилов Дмитрий Александрович с каким-то незнакомым нам молодым человеком.
-Всем, еще раз, добрый день! Я хочу представить вам нашего нового сотрудника. Арнамов Сергей Владимирович – помощник главредактора и дизайнер. Прошу любить и жаловать! – он улыбнулся и направился в нашу сторону.
Дмитрий Александрович – очень хороший начальник. И как человек он тоже очень приятен, как в общении, так и в работе. Он всегда относится ко всему с пониманием, но при этом ни кому не позволяет садиться себе на шею.
 Уже очень давно я заметила, как он по-доброму усмехается, заметив, что какая-нибудь из работниц, поймав удобный момент, заглядывается на свое отражение в стеклянной двери или в любой другой отражающей поверхности. Поправляет прическу или аккуратно вытирает осыпавшуюся тушь, а Дмитрий Александрович качает головой, прижмуриваясь, будто ему это нравиться и будто бормочет про себя: «Да красивая ты, красивая». Когда я увидела это, не могла не умилиться.
 Для наших сотрудников (по крайней мере, для большинства) он являлся подобием справедливого отца, который знает, когда можно быть добряком, а когда нет. Все мы знали, когда его стоит бояться, когда можно пошутить с ним, но при этом, никогда не сбиваясь с ноты уважения и не переходя на «ты».
Он, как ни странно холост, но ходят слухи, что жена, с которой он уже как пару лет развелся, снова приезжает к нему, словно у них снова роман. Иногда в разговоре он упоминает ее, забывая о том, что они уже не должны быть вместе, а мы только радуемся тому, что эта хоть и прихотливая, но очаровательная голубка воссоединилась со своим голубком, улыбаемся в сторону, не подавая вида, даем насладиться ему упоминанием о жене, как это было раньше.
-Девчонки, будьте добры, присмотрите за парнем. Мальчик он хороший. Помогите втянуться в коллектив.
При этих словах наш «мальчик» смущенно отвел глаза. Да уж представили, так представили.
-Хорошо, - почти хором ответили мы.
-Я на вас рассчитываю.
-Привет, - мы с Юлей подошли к парню. Он был выше нас, худощавый, с черными как смоль не слишком короткими волосами, подбородок обрамляла густая щетина, строгие черты лица, прямой нос, тонкая линия губ, добрый взгляд. Но Навилов, конечно, погорячился, назвав его мальчиком. Это был парень, взрослый, статный, устойчиво стоящий на ногах, с решительно расправленными широкими плечами. В стиле одежды ярко была выражена либеральность: подкатанные джинсы, с протертыми коленями и джемпер из тонкой шерсти, с рукавами, задранными до самих локтей. Я разглядела кольцо на пальце. Грубое, широкое, с крупно выведенными словами, которые не могли представлять собой не что иное, как «Господи, спаси и сохрани». Это придавало его рукам чертовскую мужественность, и опять же, стильность.
-Я Юля! А это Соня, - моя подруга пожала ему руку и выставила напоказ свою идеально белоснежную улыбку.
-Здравствуйте, - широко улыбаясь, поприветствовал он нас, - Сергей, - смятение после такого радушного приема вмиг улетучилось.
-Повезло же тебе, - фыркнула я, не в настроении заводить новые знакомства.
Может, это и прозвучало грубо, но меня сейчас меньше всего волновало, какое у новичка сложиться обо мне мнение.
Я бы на его месте снова оробела бы и больше не подходила бы к такой нахалке, коей сама же и являюсь, и продолжила бы общение с Юлей.
Но, кажется, его это никаким образом не смутило.
-Почему же? – поинтересовался он, дружелюбно глядя на меня.
-Только пришли, а уже идете на обед.
Они с Юлей рассмеялись. Но мне было не смешно. Говорят, человек, по-настоящему владеющий искусством юмора, не смеется над своими шутками – смеются остальные, а он спокоен или серьезен, как ни в чем не бывало. Но мне и в самом деле не было смешно.
-Софья, почему вы такая грустная?
Я услышала «джентльменский говор» и вспомнила вдруг нашу первую встречу с Темой, и как он частенько веселил меня таким образом. Однако Софьей он меня никогда не называл.
В горле встал ком. С трудом проглотила его и сделала вид, что не услышала вопроса.
Я решила поставить точку в нашем намечающемся разговоре - заговорить грубо и бестактно, чтобы у новенького пропало желание корчить из себя джентльмена, хотя это и было некрасиво по отношению к просьбе Навилова.
-Так, если тебе что-то понадобится – спрашивай, не стесняйся. Все свои. И сюда мы приходим не пококетничать и не флиртовать! Мы здесь работаем. Кафе у нас на втором этаже. Сейчас мы идем туда. С нами ты или нет, особо никого не волнует. За наше общение с тобой зарплату нам не поднимут, так что это твое дело. Все ясно? – отчеканила я, приподняв бровь, и незаметно для всех сжимая кулаки, а в них все свое отчаяние, чтобы то не вырвалось наружу.
-Д-да, конечно, - запинаясь, проговорил  он, озадаченный моей резкостью. Хотя мне показалось, что это, наоборот, прозвучало слишком дружелюбно, верней дружелюбней, чем я хотела.
Зашагала к люфту.
 Тогда я еще понятия не имела, к чему может привести все это и мое поведение в тот момент в частности.
-Не обижайся на нее. Просто не обращай внимания. На самом деле она хорошая, - объяснила Сергею Юля, сама слегка ошарашенная моим заявлением, и последовала за мной, - У нее просто сейчас сложный период, - она пыталась оправдать меня перед Сергеем, хотя мне это совершенно не требовалось.
Небольшой шок от услышанного за спиной. Я чуть не развернулась и не закричала что есть силы: «Отлично! Может, ты это всем расскажешь?! Слушайте все! У Сони умер парень!» Но я была слишком многим ей обязана, поэтому промолчала. Да и вообще, у меня не хватило бы смелости так сказать, тем более закричать. Иногда меня так бесила моя меланхоличность, какая-то скромность, проявляющаяся лишь тогда, когда это нужно меньше всего. А если взглянуть трезво, то эта мысль вообще была не моя. Как она могла попасть в мою голову? Нет-нет… Я так подумать точно не могла.
-Если нужна помощь… Если я могу чем-то помочь – говори, - догнав меня, подмигнул Сергей.
Но я намеренно игнорировала его заботу, которая была мне совершенно ни к чему. Я была абсолютна уверена в себе и тверда, казалось, ничто не могло меня сейчас сломить. В то де время, я не узнавала себя. Словно я нарядилась на Хэллоуин, нанесла тонну грима, став похожей на зомби, и посмотрела в зеркало. Я была такой пугающей, что даже верить не хотелось, что это я и есть.
-Кому нужна будет помощь, так это тебе, - сказала я, делая очередное «БУ» в зеркало и отскакивая мысленно от него, словно маленькая пугливая девчонка.
Это был уже не первый удар ниже пояса, и парень снова был удивлен моим высказыванием. Нет, не подумайте, я не хотела, что бы ему было не по себе, не хотела ставить его в неловкое положение или бросаться на него, словно бешеная собака!
 Это был жалкий лепет в моей голове, ведь именно это я и делала, я безмолвно винила себя, оправдывала и снова приходила к тому, что действую верно. Нужно было слегка оттолкнуть его от себя. Мне ни к чему были новые друзья, а может и новые проблемы. У меня и своих хватало, и тех и других.
 -Юль, идешь? Где ты там?
-Да-да, иду, - Юля подошла ко мне.
На лице Юли уже не было прежней ангельской улыбки. У меня появилась догадка по этому поводу.
-Чего это ты? – шепнула я ей.
-Да нет, ничего! – отмахнулась она.
-Юль?! – уже настойчивей проговорила я.
-Потом расскажу, - тихонько отозвалась она, понимая, что скрывать что- либо от меня бессмысленно. И поймав меня за локоть, потащила за собой.
-А сколько, если, конечно, не секрет, тебе лет? – хихикнула Юля, - О! Уже стихами заговорила!
Странная она. Что-то частенько меняется  у нее настроение. И это ее поведение оправдывает, как ни странно, мою догадку.
-Мне двадцать шесть, - с набитым ртом усмехнулся Сергей, и я поняла, что этому парню будет сложно испортить настроение – он улыбался даже, когда ел.
-Я думала, что ты моложе. Ты выглядишь скорее лет на двадцать, - буркнула я.
-Да? Ну, спасибо, я польщен.
Я удивленно посмотрела на него. Разве это был комплемент?
-Я не…
-Лучше ведь выглядеть моложе, чем старше, верно? – он улыбнулся, хитро глядя на меня, демонстрируя свою изворотливость и непоколебимость.
-Ну, кому как, - пожала я плечами угрюмо.
А он ничего… Симпатичный. Сдержанный. Упрямый. Стоит только посмотреть с другой стороны, и мир меняется. Через пару минут его улыбка немного сняла мое напряжение. Как можно злиться или просто напросто отталкивать от себя человека с исключительно доброжелательными намерениями и железной улыбкой.
-А ты, вообще, откуда? – поинтересовалась я у двадцатишестилетнего парня, уже приветливее.
Разговор тут же стал интереснее и позитивнее, как только я перестала играть стерву. Ну и слава богу – обстановка разрядилась и боль в висках немного притихла, настроение сразу же улучшилось. Нет, я и не пыталась заигрывать с Сергеем, честно! Я с ним просто дружелюбно общалась!

«Люблю» - простонал мой сломленный внутренний голос. В груди все щемило.

-Спокойной ночи, солнышко мое, - мама чмокнула меня в щеку и закрыла за собой дверь.
-Спокойной… Хотя кому как, - вздохнула я, когда оказалась одна в своей маленькой уютной комнатке.
Не хочу засыпать… Вдруг он снова придет за мной? Придет… И уйдет… Снова…
Наверное, проще умереть, чем пережить этот кошмар снова. Ну почему? Почему кошмар не может остаться кошмарным сном? Почему я не чувствую что это просто картинка в моей голове, а реальность, причиняющая дикую боль?

 




































Глава четвертая

Тебе холодно?
Чуть-чуть
Потерпи
Ну, хотя бы в сотый раз
Не уйди
Сколько бед не встречу
На пути
Для меня ты вечно
В светлой памяти

В голову вдруг забрело воспоминание о матери. Чертыхнулся. Здесь на тебя никто косо не взглянет, если ты так сделаешь. Мать. Высокий, стройный силуэт, холодный взгляд, кромешная тьма. Она опять закрыла его в ванной. На ключ. За то, что Чжун спустил собаку на одноклассника. Слышно было, как тот кричал, что псина отгрызала ему пальцы. Вышло это, по словам Чжуна,  на самом деле, по случайности: собака сама вырвалась, потому что учуяла запах колбасы, которую его приятель только что лопал. Женщина ничего не хочет слушать. «Тогда я утоплюсь» - бросает ей восьмилетний мальчишка через замочную скважину и включает воду на всю силу. Пару минут тишина, только шуршание воды. Он залезает в одежде в маленькую неудобную ванную, поджимая коленки. Шорты вмиг намокают, а вскоре вся одежда уже сырая. Щелчок замка. Мальчик приподнимается, чтобы посмотреть. Громкий удар двери об облезлую плитку. Отец с выражением лица, которое не передать никакими словами, злобным и ненавидящим, схватил Чжуна за шкирку и, вытащив из ванны, швырнул на пол. «Ты, гаденыш, хочешь всю воду истратить?! -  зарычал он, яростно осыпая мальчишку пощечинами. – Я тебе утоплюсь! А кто работать будет? Лентяй, не человек! Какой из тебя человек, если ты не хочешь работать?! Смотри, Хия, кого ты родила!» Они оба оказались в луже, которая, к несчастью, не помогала выскользнуть Чжуну из-под тяжести отца, хотя мужчина несколько раз чуть не поскользнулся, стоя на коленях, едва не распластавшись на всю ванную. Мальчик громко плакал, взвизгивая при каждом ударе. Дрожал от того, что потяжелевшая мокрая одежда, прилипла к телу, забирая тепло, и от страха перед отцом, его огромными твердыми беспощадными руками. Пытался звать маму на помощь, но та стояла поодаль и равнодушно смотрела.
Снова чертыхнулся. «Дурь всякая в голову лезет», - сплюнул кореец, с окончательно испорченным настроением. Когда Чон Чжун подрос, стал задаваться вопросом, любят ли его родители друг друга. Он никогда не видел проявлений нежности ни от кого из них по отношению друг к другу. Будучи тринадцатилетним, он решил, что любовь как таковая – сказка.
Удушающе жаркие летние дни раздражали. Гордый кореец сидел на водительском месте, вывалим живот и, потирая его через засаленную рубашку  серыми от пыли пальцами. По радио рвал связки какой-то смазливый парнишка. Неизвестно было, когда Чжун теперь опять сможет найти нормальные условия для проживания, принять душ, поспать в горизонтальном положении, не сгибаясь в три четверти. Но вот на что он не жаловался и не ворчал, так это на свои неудачи. Чжун мог болтать с мужиками о неприязни к власти, недоверии к людям, об отвратительности погоды, но никак не рассказывать кому-то о том, что же такого произошло, из-за чего теперь он живет в машине. Вот она, гордость. 
«Как же я благодарен судьбе за то, что она позволила мне уехать из Кореи, этой колонии строгого режима. От одного воспоминания передергивает…»



-Нет! Артем! Нет! – кричала я, но было уже поздно, слишком поздно.
Я снова не смогла, не успела его предупредить.
Я стояла в своей пижаме посреди улицы, смотрела на истекающего кровью Тему и плакала, кричала, что было мочи, разрывая связки, давясь горькими слезами.
Небо вдруг сотряс угрожающий звук грома, оно стало темнеть. Словно солнечное затмение. Но кожу закапала вода. Будто там кто-то, выше, увидел меня, будто небо почувствовало меня и мое горе, будто оно оплакивало мою потерю, соболезнуя моим страданиям, пытаясь утешить прохладой собственных слез.
Я смотрела на Тему, и по щекам вперемешку с пресными капельками дождя катились слезы. Ни машин, ни людей вокруг не было. Только призрачные тени.
Увидела, как мир поплыл назад, за мою спину – ноги невольно понесли меня к Теме. Медленно-медленно я двигалась к мертвому телу парня.
-Тема, Темочка, не умирай, пожалуйста… - взмолилась я, не свойственным мне хриплым голосом, срывающимся через слово сдавленными всхлипами.
Может, будет не так больно, если я не буду просто смотреть,  позволю себе подойти к нему и обнять?
 Упала перед ним на колени. Взяла его лицо в ладони, оно было все мокрое, как и в тот раз. Только теперь уже от дождя, а не от моих слез. Его мокрые каштановые волосы прилипли к лицу. Еще теплому. Он смотрел на меня невидящим взглядом, заставляющим меня дрожать от ужаса.
Пальцы замерли. Я почувствовала, с какой невероятной скоростью остывает его лицо.
-Нет… Нет, мальчик мой… Я не дам тебе замерзнуть… Я согрею тебя, - не знаю кого я успокаивала, его или себя.
Кое-как я притянула Тему к себе, обняла бездыханное тело, прижала к груди.
-Пожалуйста, не делай этого со мной… Снова…
Я плакала, целовала его лицо, его волосы, изо всех сил прижимая к себе, пытаясь поделиться своим теплом.
-Темочка, милый, я люблю тебя… люблю…
Вдруг в какой-то момент – не знаю, может, я сошла с ума? – его губы шевельнулись. Я вздрогнула, когда с них слетели слова: «Можно изменить». Этот голос, изнеможенный, но такой знакомый, такой родной и любимый…
-Артем?! Артем, ты жив? – задыхалась я, всматриваясь в его лицо.
Предательский внутренний голос гадкой змейкой впивался в сознание, шипя: «Нет, он мертв. Он мертв, и ты это знаешь».
Но я прогнала эти мысли. Я смотрела на него, полная ожидания, когда он посмотрит на меня, по-настоящему, не как зомби, а как человек, которого я так сильно любила и люблю, и ответит на поцелуй. Но он все так же смотрел в одну точку, в глазах все так же отражалась секундная паника, запечатавшаяся в его лучистом взгляде. Губы снова стали частью мертвой статуи без чувств и сердца. Эта статуя не в силах была проявить хоть капельку сожаления и снова ожить, чтобы не причинять мне такой дикой боли, чтобы дать мне надежду. Как будто Артем и не говорил ничего, как будто это был всего лишь мираж в сухой желтой пустыне, где я затерялась и умираю от жажды увидеть его, живого, улыбающегося, любящего.
Моя рука коснулась чего-то теплого. Я подняла ее, чтобы посмотреть что это. Но, увидев, что она была в крови – его крови! -  я закричала со всей силы.
-Нет! Господи, нет!

-Соня! Проснись, - мама трясла меня за плечи, - Соня!
-Да, да, - лепетала я, еще не открыв глаза, не своим, каким-то сиплым голосом. Я еще не успела проснуться, но сон к счастью, уже растаял черным облаком, растворился в реальности, - Я проснулась, проснулась! – успокоила ее я, как только поняла, наконец, где нахожусь, и что происходит.
Она обняла меня.
Я сидела в постели, вся мокрая. Подняла веки, проморгалась, и пелена, ослеплявшая меня,  понемногу рассеялась. Мама выглядела, как всегда взволнованной, взъерошенной, с прищуренными глазами, пытающимися разглядеть что-то в темноте, но все же сонными.
-Иди спать, мама, - я убрала с лица мокрые волосы, прилипшие ко лбу и щекам.
-Ты в порядке?
Я вздохнула и ушла от ответа. Ведь я не была в порядке…
-Спасибо, мамуль, что разбудила. Иди - ложись.
-Ладно… - она выглядела такой грустной и уставшей, что мне было больно на нее смотреть.
Я осталась одна. На электронных часах красным цветом светилось: «5:07». Жутко хотелось спать, но одна мысль о том, чтобы вернуться туда, откуда сбежала, прогнала вмиг всю сонность. 
Уже почти два месяца. Сколько можно?
Кое-как поднялась и поплелась в ванную, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не поднять снова на ноги маму. Приняв душ, отправилась на кухню. Глаза слипались.
 Сделала себе крепкий кофе, побоявшись, что меня не хватит и на десять минут. Поразмыслив насыпала в него еще горячего шоколада, чтобы он не был таким горьким Взяла побольше шоколадных плиток и печенья и пошла в свою комнату, тихонько включила телевизор.
О, да! Горячий кофе! Обжигающая жидкость разлилась по телу и освежила голову. Всегда удивлялась чудотворному действию шоколада! Ты можешь реветь в три ручья или ужасно злиться, но стоит тебе съесть и, минуты через две, улыбка сама собой посетит твое лицо и мир покажется светлее. Настроение чуть улучшилось, но меня все равно никак не покидало ужасные воспоминания о сне.
Точно! Я стукнула себя по голове и сама же чуть не подавилась. Надо рассказать кому-то! И он перестанет мне сниться! Помните? Когда снится плохой сон, надо всего лишь рассказать его кому-нибудь, чтобы то, что тебе приснилось, не произошло на самом деле. У меня, правда, был немного другой случай, верней случай был совершенной противоположностью: сначала это произошло на самом деле, а потом уже стало сниться. Но надежда это ведь всегда хорошо. Во всяком случае… А вдруг? Попробовать стоило, хотя идея была бредовая.
Осень. Солнца оставалось ждать еще каких-то часа три, а пока приходилось сидеть в темноте, чтобы опять не будить маму светом. В окне сквозь прозрачную черноту виднелись серые деревья, улица, отдыхающая от тяжелых колес, спящие дома, еще не успевшие зажечь многочисленные фары. Будет день, и все оживет. Деревья расцветут красным, желтым, рыжим; дома, дорога заговорят красками дня, лицами, новомодными прическами, пальто, куртками, прикупленными или вытащенными из дальних уголков гардероба, наконец, неповторимыми чувствами, которые появляются только осенью, когда какая-то привычна радость закрадывается в сердце, радость за то, что наш мир так прекрасен, так близок к каждому из нас, словно он тянет свои руки к тебе и говорит: «Вот весь я, я перед тобой, я только для тебя, вся эта красота для того, чтобы ты ею наслаждался». Внутри будто все успокаивается и тонет в ощущениях, которые люди так редко могут описать или вообще признать, что они есть.
Придет день и станет видно, как листопад окатил скучавшую землю, изнемогавшую под безжалостным летним солнцем. Теперь и для нее настал покой, теперь она красива, как никогда.
Я просидела так, тупо глядя в экран телевизора около часа. Надоело. Включив компьютер, я, как последний ботаник, стала печатать реферат. Ведь не каждый нормальный человек станет в шесть часов утра готовить домашку в университет. Хотя нет, ботаник из меня никудышный. Уже несколько лекций пропустила.
 Дело в том, что я стараюсь посещать вечерние лекции как можно чаще, но из-за работы не всегда получается. А сейчас я вообще забыла про  них. Сегодня обязательно надо пойти. Черт! А там Димка… Ну и ладно! Бог с ним.

-Привет, Юль.
-Приветик, Сонь! – кивнула она мне и снова уткнулась в экран.
-С добрым утром! – услышала я голос Сергея и поскорее уселась на свое рабочее место, - Хороший день, не правда ли?
-Не правда, - зевнула я, неуверенная в том, что мне запаса бодрости хватит до конца дня, с учетом сегодняшней ужасной ночи.
-Привет, Сереж, - помахала Юля ему ручкой.
-М? Кто тут у нас? Новичок?
Терпеть ее не могу!!! Не успела показаться, как уже раздражает! Даже своим противным голоском!
-Люси, -  представилась роскошная брюнетка и подала Сергею свою наманикюренную лапку.
Но парень, на удивление всем нам, вместо того чтобы облобызать ее, равнодушно пожал. Выглядело это так: Люси сует ему руку практически в лицо, а он слегка отклонившись, берет ее за четыре пальца и небрежно несколько раз потягивает вниз.
-Сергей.
-О-очень приятно, - заикнулась Люси, в недоумении глядя на него.
Ну конечно! Ей всегда лижут руки! На меньшее она не согласна! Может она и красивая, но такая стерва! И как мужчины ее терпят? Будь я на их месте – и часа бы в ее стервозном обществе не вынесла!
Не думала я, что Сергей такой умный. Как правило, мужские умы не заточены на виденье истинной реальности, их замутняет  дьявольская красота. Но он-то ее сразу раскусил! Не поддался ее ведьмовским чарам и, скажу честно, сильно, благодаря этому, вырос в моих глазах.
А, кстати, почему они еще не знакомы? Странно. Сергей ведь уже больше недели здесь.
Ах, точно! Я вспомнила, как недавно услышала от кого-то что-то наподобие: «Вот Люси скоро приедет – и, наконец, будет кому заняться этим». Тогда я не обратила внимания на эти слова, но теперь, незначительная фраза всплыла у меня в голове. Люська уезжала куда-то.
Люси работала помощником дизайнера. А это означало, что ей придется работать рядом с Сергеем, который своим жестом положил начало войны между ними.
Хотя, кто знает. Здесь есть два варианта: либо она, оскорбленная, станет любыми способами добиваться непокорного беспристрастного симпатягу, лишь из самолюбия, для удержания статуса всеми желанной и возвращения достоинства, либо – война за то, что он остался равнодушным к ней, на что никакой мужчина не имеет права, по крайней мере, по ее представлению.
Юля громко фыркнула, и не думая здороваться с Люси. Но в глазах ее блеснул радостный огонек.
Я еле удержалась, чтобы не стукнуть прилюдно себя по голове. Я совсем забыла! Я же хотела поговорить с Юлькой! О сне, о Сергее, о моей догадке насчет него. Нет, это нельзя оставлять на потом.
Но главное – сон. Главное рассказать. Потому что держать все в себе я больше была не в силах.
Мысленно я стала прокручивать, как буду объяснять Юле то, что со мной происходило последнее время, и происходит до сих пор. Как же ей так объяснить это чудовищное чувство реальности во снах?
В голове всплыла мысль о сегодняшнем сне. На глаза навернулись слезы, как всегда не вовремя, но я поскорей сморгнула их и уткнулась в компьютер, в ожидании, когда участники разыгравшейся дискуссии, в которой мне не хотелось принимать участия, разойдутся,  и мы сможем поговорить с Юлей тет-а-тет.
Люська раскраснелась и, казалось, вот-вот лопнет от злости. Сергея это заметно забавляло. Но болтать времени особо не было, поэтому вскоре они покинули нас. Только я хотела начать разговор с подругой, как подошел Навилов.
-Доброе утро, Дмитрий Александрович, - встрепенулась Юля, - Вот примерный план на следующий месяц, который вы попросили. Но я не успела вчера подойти – вы уехали. Я не уверена, правильно ли сделала. План построен по старому распорядку, но с учетом нового партнера, - она взяла со стола папку и протянула полноватому мужчине в бежевом костюме, ухоженному, с гладковыбритым подбородком и залысиной, поблескивавшей на фоне серых волос. 
-Спасибо, Юлечка. Я посмотрю, - Навилов одарил девушку поощрительным взглядом и та вздохнула с облегчением. Затем Дмитрий Александрович развернулся ко мне, - Соня… Как твое самочувствие? – нерешительно спросил он. Я почувствовала, как его тяжелая рука упала на мое плечо, а в нос ударил запах грубого одеколона, похожий на тот, от которого желудок сворачивается в комок, такой часто бывает в заезженных машинах.
Я не стала лукавить.
-Держусь, Дмитрий Александрович, - выдохнула я и, глянув на него с благодарностью, и  снова уставилась на экран. Навилов со вздохом сожаления потрепал меня по плечу и пошел к двери, почти незаметно прихрамывая. Да, не в том он уже возрасте, что б вприпрыжку ходить да легкой походкой.
-На моем столе есть еще несколько документов, которые надо бы рассортировать. Если хочешь… - сказал он, задержавшись у двери, но не договорил и вышел из помещения.
-Зачем ты берешь столько работы? Делать нечего? – буркнула Юля.
-Помогает забыться. Да, Юль нечего. Пытаюсь чем-то занять время, которое раньше проводила с Артемом.
Минут пять я стучала по клавиатуре, составляя договор с важным клиентом. А потом решила, что пришло время оторваться и все же поговорить с Юлей. Ведь другого более удачного момента может и не быть. Тем более, новенький сто пудов пойдет с нами на обед, и уединиться и поболтать по душам у нас с ней не получится.
-Юль, слушай, тебе понравился Сергей?
Вот! Наконец пришло время раскрыть карты.
-Сережа? – она сначала смутилась, оторвавшись от работы, подъехала ко мне на стуле, - А тебе? – уклонилась она от ответа.
-Ну… он симпатичный, - протянула я. Врать смысла не было. Я посмотрела ей в глаза в ожидании, что она сорвется и начнет расхваливать его: какой он великолепный. Но она лишь отвела глаза, и я решила помочь ей, подвести к признанию.
-Он же тебе нравиться?
Вопрос застал ее врасплох. Хотя это скорее было утверждение, чем вопрос.
-Ну… - взгляд заметался, - Не знаю. Он интересный… Всегда улыбается…
-Короче он тебе нравится, - подытожила я.
-Не знаю, - она нахмурилась.
-Я же видела.
-Что ты видела? – на секунду мне показалось, что она перепугалась.
-Как ты улыбалась ему, как ты чуть не лопнула от радости, когда он отшил Люси!
-Неужели это так видно? – она потеребила ворот блузки, заметно нервничая. Брови изогнулись, а она лбу проступило несколько морщин. Это означало, что поднятая тема встревожила ее.
Я пожала плечами, в тоже время, качая головой и намекая на то, что она сдала себя.
-Сонь, я не могу ничего точно сказать. Он заинтересовал меня. Но… Давай не будем об этом, - она собралась вернуться на место, но я схватила ее за подлокотник и притянула обратно.
-Почему? Объясни.
-Сонь, я сама не знаю. Пока.
-Ладно… Мне надо еще кое-что рассказать тебе.
-Что-то важное? – Юлька насторожилась, обнаружив, что мой голос посерьезнел.
-Нет, просто… Мне надо с кем-то поделиться.
-Ну что? Выкладывай.
Я шумно втянула ноздрями воздух.
-Мне снится Артем, - я произнесла это, словно приговор, - Каждой ночью.
По Юлиному лицу читалось понимание, сожаление, теплота, которую она мне всегда с таким рвением дарила. Не знаю, зачем я медлила и не хотела рассказывать ей это. Может, надеялась на то, что это пройдет? Но, видимо, не дождалась.
-И что именно тебе сниться? – спросила она, давая мне возможность, выговориться, освободиться от тяжести, что давила на мои и без того ослабшие плечи.
-Каждый раз я возвращаюсь назад. За несколько минут до его смерти.
-Ужас, - она покачала головой.
-Причем каждый раз я веду себя по-разному. Один раз я стояла на месте и смотрела, а потом просто закрыла руками глаза. В другой раз я отворачивалась, чтобы не  видеть, но было только хуже. Такое чувство было, будто он стоит за моей спиной. Обернусь, а он валяется на дороге в луже собственной крови. А сегодня я побежала к нему и… по-моему, я пыталась его согреть. Он был таким холодным… - перед глазами замелькали картинки из моих снов, словно панорама: я, он, один сон за другим. Картинки были очень мутными, сознание не позволяло мне воспроизвести их в лучшем качестве, ведь так положено, сны должны забываться. Со стороны это казалось безобидным, но на самом деле жить этим было гораздо сложнее, гораздо ужаснее, чем говорить об этом. Могу поспорить, Юля и половину не представляла из того, что я чувствовала.
-Я, кажется, знаю, когда покойник сниться!
-Эй! Не называй его так! – огрызнулась я. Как можно любимого человека называть покойником?! Слышать, что его так называют…
По сознанию, точно молоток, ударила мысль о том, что Тема и вправду мертвец. Фу! Мне показалось, что меня сейчас вырвет от этих определений.
-Прости. Ну, так вот, в таких случаях надо купить конфет и раздавать всем.
-Слишком просто, - вздохнула я.
-В смысле?
-Мне кажется, это не поможет.
-Попробовать стоит, - Юля нежно улыбнулась мне и снова принялась за работу, объяснив, что дел сейчас невпроворот, и отвлекаться не следует. Я последовала ее примеру – развернулась обратно к своему компьютеру.
В глаза снова бросилась надпись, которую я сама и написала. «Можно изменить». Перед глазами вновь предстал Тема… его губы… его голос…
Ну что? Что ты хочешь, что бы я изменила? Что можно изменить?

В том мире были только я и Тема. Мы были этим миром. А что теперь? Что осталось? Какой-то обрывок. Огрызок мира. Без него мир кажется огромным, бесконечным, с миллионами людей, с миллиардом путей и дорог, и я теряюсь в нем. Уже некому протянуть руку, уже некому поддержать, успокоить, полюбить… А я? Я уже ничего не могу… изменить.

Поехала в университет, по ходу купила конфет и как последняя щедрая дурочка раздавала их на улицах и в метро прохожим. Ну, что же, будем надеяться.
-Привет, Саш. Привет, девчонки, - поздоровалась я со знакомыми и уселась рядышком.
-Привет, Сонь, - помахали они мне.
-Конфетку будете?
-Давай.
Так, теперь главное, чтобы меня не заметил Димка. А то снова начнется.
Кстати, совсем забыла, учусь я на журналиста. Между прочим, на факультете рекламы и пиара. А это не любопытные негодяи, которые бегают и фотографируют звезд. Я серьезно отношусь к  своей работе и собираюсь двигаться по карьерной лестнице по направлению к солнцу. Мне нравится это. Надо ведь заниматься чем-то определенным, а я долго не могла понять чего хочу.
Взяла тетрадь и стала просматривать темы предыдущих лекций. Так, надо будет списать у кого-нибудь темы, на которых меня не было. Сколько их там? Штук сто?
В аудитории было шумно. Сплошной гул студентов навевал страшную сонливость. Это ужасно – понимать, что, если заснешь, то снова увидишь кошмар и при этом жутко хотеть спать.
О, черт! Нет!
Ко мне подошел этот придурок.
-Здравствуй, Сонь, - торжественно произнес он.
-Привет, Дим, - буркнула я и легла на тетрадь.
Вошел преподаватель и стал рассказывать об эффекте двадцать пятого кадра и происшествии в Японии, которое можно связать с понятием «пака-пака», о том, как в один прекрасный день, в одно и тоже время сразу у нескольких десятков детей, которые просто смотрели один и тот же мультик по тв, начался припадок, всему виной оказался загадочный двадцать пятый кадр. В аудитории воцарилась гробовая тишина. Лишь шуршание страниц и еле слышные звуки ручки и карандашного грифеля, скользящего по бумаге. Никто не хотел нарваться на гнев препода, который однажды так разозлился из-за того, что его не слушали, что покраснел, чего никогда раньше не случалось, а затем облил аудиторию потоком нелитературной ругани, после которой даже сглотнуть было страшно, вдруг он услышит. Затем он объявил об окончании лекции. Мы не видели его пару недель, может приболел… А скорей, всего отлеживался на диванчике у психолога и каялся в том, что вышел из себя. Больше мы никогда не видели его таким, как в тот раз. Он снова спокойным и сдержанным. Однако студенты больше не рискуют его нервами.
«Как дела?» - написал Дима на листе и подвинул его ко мне.
Господи! Как во втором классе! Я попыталась проигнорировать его ребячество, но вскоре на бумажке появилась новая запись: «???»
Ладно, чувствую, если я не отвечу, будет только хуже.
-Что случилось? – зашептал он, раньше, чем я успела коснуться ручкой бумаги.
-Ничего. И вообще, не болтай – мешаешь.
«Почему тебя так долго не было?» - увидела я новую надпись.
«Работала».
Он шумно вздохнул. Как будто этот парень пришел не на лекцию, а чтобы со мной поболтать!
«Бросай своего парня, - первые слова просто убили меня, но Дима писал дальше, и следующая запись шокировала меня еще больше, - Мы оба знаем, что он третий лишний. Будь со мной. Я днем и ночью думаю о тебе. Я люблю тебя!!!»
Я мигом вырвала у него лист, после того как дочитала последнее слово.
Не знаю, что этот мальчишка напридумывал себе. Мы с ним почти даже не видимся, а он думает, что я в мыслях держу только его. Такое чувство, что в своем вымышленном мирке он представляет нас вместе, и теперь ему кажется, что в настоящей жизни все должно быть точно также, ведь в его фантазиях мне не нужен Тема, а только он. Кажется его воображение настолько бурное, что уже мешает здраво мыслить…
-Перестань! – зашипела на него я.
Как? Как он может говорить такие слова?! Они такие же пустые, как пар, который мы выдыхаем на зимнем холоде: его видно, но он ничто, просто воздух. Как он может бросаться такими словами?! Когда Артем погиб после таких слов!
На глаза навернулись слезы, слезы злости. Закрыла руками глаза, а когда открыла, чтобы записать слова лектора, передо мной лежал новый лист:
«Посмотри на себя! И ты говоришь, что ты счастлива с ним?! Ты несчастна! Будь со мной, и я покажу, что такое любовь».
-Ты не знаешь, что такое любовь, - тихо огрызнулась я и швырнула ему в лицо бумажку. Насупилась и стала записывать лекцию.
Это долгая история. Мы знакомы с Димой уже где-то год. Поначалу, мы сдружились, ходили вместе на лекции, потом стали иногда выезжать вместе погулять, сначала в компании, а затем и вдвоем. Я относилась к нему чисто как к другу, а вот он… Звонки, смс-ки, казалось бы, безобидные, но со временем их смысл стал обременять. Дима знал о том, что я встречаюсь с Артемом, и все же признался в любви, звал за собой на край света. Я не любила и не могла любить никого кроме Темы, поэтому перестала  отвечать на звонки, старалась реже видеться с назойливым ухажером. Но время его не пугало, он ждал, писал, звонил, умолял. В конце концов, он просто слетел с катушек. Я прямым текстом отшивала его, говорила, чтобы он больше не появлялся, но все было зря… Это жутко надоело. Мы уже не были друзьями. Он был мне противен, со своим нежеланием уйти, как мужчина, а я для него была предметом обожания.
-Почему ты так говоришь? – прошептал парень с таким видом, словно я в него воткнула нож. Но меня это не колыхало, меня просто взбесили его слова. Еще чуть-чуть и я вскочила бы и познакомила его смазливую мордочку с партой.
-Артем умер. И не смей говорить о нем гадости! С кем я могу быть счастлива, так это только с ним!
Я отвернулась от Димы с дымящимися ноздрями, горящим лбом и слезами на глазах и стала писать.
Преподаватель неодобряюще посмотрел в нашу сторону и насупился. Народ стал оборачиваться и смотреть  на нас.
Я одними губами произнесла: «Извините» и снова уткнулась в тетрадь. Лектор продолжал.
Дима не сказал больше ни слова. После лекции, когда мы выходили из аудитории, он вдруг взял меня за руку, я посмотрела на него: глаза были полны сожаления и раскаяния.
-Прости. Я не знал. Я не хотел делать тебе больно. Но я ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя!
-Никогда больше не говори так, - чуть ли не закричала я на него, вырвав руку, - Я не хочу больше слышать о любви.
-Жестокая, - услышала я позади себя, когда уже шла к выходу, - Разве ты не видишь, что обрекаешь меня на адские муки?
-Ты не знаешь что такое адские муки… - прошептала я, спокойным шагом удаляясь от парня.
И не смотря на то, что я и вправду считала адской мукой мою настоящую жизнь и состояние, в котором я прибывала, весь оставшийся день я провела с ощущением, что я чудовище. Я ведь знала, что значит быть не любимой любимым.
Но мальчику не надо было давать глупых надежд на то, чему никогда не суждено сбыться. Тем не менее, еще часа четыре на языке горел противный привкус желчи, а сердце покалывало.

Приехала домой в одиннадцатом часу. Глаза слипались. Как ни странно, мама уже спала. И это меня порадовало.
Закрылась в своей комнате, села на кровать включила телевизор.
Эта пустота… Словно черная дыра, словно голодное чудовище, гложущее меня изнутри. Меня просто убивали противоречивые чувства, пылающие во мне холодным, синим пламенем. Такие простые… Но меня всю прямо выворачивало от их соприкосновения. Невероятная жажда увидеть его снова, прикоснуться, сказать, как я его люблю и целовать долго и нежно, и чувствовать его сильные и, в то же время, ласковые объятья, сладкие губы и ядовитое желание не видеть больше, как он умирает, а значит не видеть больше его… никогда… не слышать… не чувствовать…
Я схожу с ума. Эта безысходность сводит с ума.
Телефон завибрировал.
«Новое сообщение» - гласила надпись на экране. Открыла его.
«Зайдите на наш сайт и качайте бесплатно любые видео…» Закрыла сообщение.
«Можно изменить» - бросилась мне в глаза заметка на дисплее мобильника. Вздрогнула.
Я не ставила ее! Не делала заметку! Я вообще никогда их не делаю!
Телефон выпал из дрожащих рук, беззвучно приземлившись на одеяло.
Успокойся. Ты просто сильно устала.
Но запись не могла появиться сама собой… Я сама написала ее. Ты что, не помнишь? Нет, черт возьми, не помню! Я не писала этого.
Упала на подушку. Но даже не успела открыть глаза, как меня поглотил сон.

Проснувшись, я осмотрелась вокруг: я лежала на полу, обнимала подушку. Холодно. Интересно, когда я успела свалиться? Странно. Вдруг я поняла, что меня сейчас стошнит. Встала и, сшибая углы, быстро пошла в ванную: до туалета побоялась не добежать. Уцепилась за раковину и с ненавистью глянула в зеркало. Жалкое зрелище.
 Скулы кольнуло, я почувствовала, как теплая соленая вода собирается в них. Я всхлипнула и  громко зарыдала в весь голос.
Тошнота прошла. Я прислонилась спиной к холодной стене и сползла по ней вниз, на пол, поджала ноги к груди, обхватила их руками и тихо всхлипывала, прижавшись лицом к коленям.
Это был какой-то кошмар. Страшный сон, один из тех, что сняться маленьким детям после страшного фильма. Но я говорю не о кошмаре, который, точно паразит, засел в моей голове, разрушая клетки головного мозга, подводя меня к безумию, а о моей жизни. Хуже уже не бывает. Вновь открыла глаза и только поняла, что задремала в позе эмбриона в ванной комнате. Слава Богу, хоть не снилось ничего.
Успокойся. Сегодня сложный день (не смотря на то, что выходной) и я должна его пережить. В моих планах было проведать родителей Темы.
-Здравствуйте, Николай Николаевич! – приветствовала я отца Темы. Он  улыбнулся, открывая дверь, как всегда сдержано, но дружелюбно.
-Здравствуй, Сонечка. Как я рад, что ты приехала.
В квартире не пахло ни свежей горячей выпечкой, ни мясной запеканкой, ни густым бардовым борщом, как это было обычно. Пахло рассолом, или чем-то наподобие того, соленым. Света в комнатах, которые было видно из прихожей, не было, к чему я тоже привыкла. Но я не стала подавать вида, что все здесь мне казалось каким-то ужасающим. Хотелось бежать подальше от этих угрюмых темных стен, которые раньше всегда были так по-домашнему жизнерадостны.
-Как вы себя чувствуете? – спросила я у него, когда он галантно снимал мой плащ.
-Вполне терпимо, Сонечка. Спасибо, - он опустил глаза, и провел меня на кухню, где собирался напоить меня чаем.
-А где Раиса Дмитриевна?
При упоминании имени его жены, Николай Николаевич вздохнул, собираясь с мыслями, и не без труда ответил:
-Ты же не знаешь… У Раисы открылась язва… желудка… Месяца через полтора после похорон.
Внутри что-то провалилось.
-Как? – все, что я смогла сказать. Почему я об этом не знала?
-Она была сама не своя все это время. Ей… - вдруг грубая рука легла на подбородок, как никогда густо покрытый бело–серой щетиной, скользнула к губам. На мгновение Николай Николаевич замолчал, глаза забегали. От этого мурашки поползли по коже. Собравшись с духом, мужчина убрал руку и набрал в легкие воздуха. -  Нам обоим очень трудно. Видно, ее здоровье не выдержало стресса.
-Где она? – выговорила я, но какая-то болезненная судорога охватила челюсть, я, изо всех сил сжимая зубы, старалась держать себя в руках и не впасть в панику.
-В больнице. Неделю назад ей сделали операцию. Как раз сейчас я собирался к ней ехать. Но могу и задержаться…
-Нет-нет! Поехали вместе!
Он невесело улыбнулся и кивнул.

Я знала родителей Артема уже очень давно, больше двух лет. Тема никогда не скрывал того, что мы с ним вместе, от родителей в том числе. Иногда мне казалось, что он даже хвастается мной, конечно, это было приятно, и сильно мне льстило. Но перед родителями он не мог просто выпендриваться, это было не в его духе. Тогда я реально поняла, что у него серьезные намерения. С самого первого дня нашего с его родителями знакомства, я почему-то была «Теминой невестой». Николай Николаевич пошутил насчет нашей «женитьбы»… И с тех пор мне приходилось нести довольно приятный статус невесты. А что? Возможно… в будущем… Так я думала.
Они всегда были мне рады. Я всегда могла позвонить им, если не могла дозвониться Артему. Однажды, когда родители уехали в Финляндию, я посеяла ключи, а вернуться они должны были только через неделю. И Артем с родителями приютили меня у себя. Конечно, сначала было очень неудобно. Но они, как всегда, были очень дружелюбны и только рады были…
У Раисы Дмитриевны язва… Впервые за все это время я почувствовала стыд, за то, что так эгоистична. Как я могла думать, что мне единственной плохо, что жалеть надо только меня? А, если так подумать, кому хуже? Мне или ей?
У Артема было еще два брата, и оба старшие. Один – Глеб – самый старший, ему уже за тридцать, он разведен, живет за границей и частенько навещает семью. Гоша, второй сын, который на шесть лет старше Темы, женат, у него маленькая дочь. Так чудно, не правда ли? Такая хорошая дружная семья… Обычно самого младшего ребенка в семье больше всего любят и балуют, тем более Артем был единственным из сыновей, кто все еще жил с родителями. Он никогда не жаловался на семью, но всегда ценил ее и очень любил…
Да будь он даже десятым ребенком! Его любили бы не меньше! Особенно сейчас, когда его не стало…

-Здравствуйте, Раиса Дмитриевна, - сказала я, заходя в палату следом за Николаем Николаевичем.
-Сонечка! Как я рада тебя видеть! – воскликнула женщина, только увидела меня. Она лежала на железной кровати с белыми поручнями, укрытая белой простыней, вокруг стояло множество разных приборов, рядом стояла капельница, но иголки в вене я не увидела, что свидетельствовало о ее ненужности и о том, что Раиса Дмитриевна шла на поправку. Ее лицо светилось, глаза горели, но под ними были серые круги, а кожа на скулах пошла красными пятнами – она много  плакала. Морщин стало в два раза больше. А белые волосы остались такими же седыми. Я подумала, что даже хорошо, что не видно, сколько седины прибавилось, как было бы, не будь ее голова изначально целиком окутанной старостью, которую женщина не стремилась прятать за тоннами краски.
-Как вы себя чувствуете?
-Отлично, милая. Ой! Как же ты меня порадовала своим приходом. Я-то думала, что  ты совсем о нас забыла.
-Что вы…
-Расскажи мне, как ты себя чувствуешь?
-Раиса Дмитриевна, скажу вам честно, мне сейчас совсем нелегко… Но я стараюсь вернуться в колею: хожу на работу, вернулась в университет. Мне очень больно от того, что произошло.
-Я понимаю, понимаю, можешь не продолжать. Нам с Николаем Николаевичем сейчас тоже сложновато.
-Если я могу чем-то помочь, вы не стесняйтесь. Обращайтесь, я сделаю все, что буде в моих силах.
Женщина слабо рассмеялась, и пригласила меня присесть на край кровати.
-Восемнадцатого числа мы устраиваем «Вечер памяти», так мы его назвали с Николаем Николаевичем… Соберутся все знакомые Темочки, кто сможет. Обязательно приходи.
-Я приду, – пообещала я, хотя прекрасно знала, что в этот вечер я буду вспоминать о нем не чуть не меньше, чем каждый из проклятых вечеров… И дней, и ночей.
Николай Николаевич достал пряники, фрукты, но в плату пришла медсестра и запретила устраивать чаепитие, поэтому мы просто поговорили и, когда пришел врач и попросил освободить помещение, ушли.
-Мы позовем друзей Артема, приедут Гоша с семьей и Глеб, - сказал отец Темы, когда мы сидели в его машине.
-Это ведь будет у вас в квартире?
-Да.
-А как же Раиса Дмитриевна?
-Ее отпустят на денек. Мы договоримся  с врачом. Он ее отпустит, с учетом того, что он сам хвалит ее здоровье.
Говорить о церемонии связанной со смертью Артема было больнее, чем я думала. Никогда не понимала, как делают прямой массаж сердца, как его можно вынуть из живой человеческой груди, держать в руках и заново задавать жизненный ритм. Было ли это похоже на то, что я чувствовала? Моего сердца уже давно не было во мне. Оно было где-то далеко, рядом с ним… И чьи-то грубые руки  с силой сжимали его, заставляя биться не в ритм.
Остальную часть выходного я провела, поглощая мороженое под слезливые фильмы.



Пришла к нему. Поле. Зеленая трава. Везде могилы, огражденные низкими черными заборчиками. На многих из них, еще не забытых, лежат засохшие цветы. Забытые же поросли сорняками, и кажется, их уже вот-вот засосет земля.
 Я пытаюсь не думать о том, что здесь под землей сотни тел, прогнивших уже немало лет назад. Прохожу по тропинкам, ищу глазами его имя.
Большой серый крест… серый крест…
Наконец, нахожу его из множества других, его.  Его могилу. Две белых розы падают на камень.
-Здравствуй, Артем.
По телу бежит дрожь от собственного голоса.
-Знал бы ты, как мне не хватает тебя. Зачем же ты меня бросил? Я скучаю.
Вот он. Тот, кто выслушает, кто поймет и не назовет сумасшедшей.
-Мне больше не к кому пойти. Ты выслушаешь меня? – пару секунд тишины, - Спасибо. Малыш, прости меня за все, за то, что не могу думать о тебе каждую минуту, не могу постоянно плакать… Но поверь, я помню тебя. Нет, я знаю, что ты где-то рядом. Мне так плохо без тебя… Знаешь, мир как будто пришел в негодность в один момент. Все уже совсем не такое. как раньше. Видел бы ты… Ты все изменил. 
Я говорила, говорила. Всю душу выговорила, все, что в ней было. Рассказала про сны, просила в следующий раз не идти туда, откуда он уже не вернется, хотя сама не верила, что это может помочь. Спрашивала, как он там, рассказывала про работу, про университет, про его родителей. Но говорила только правду. Потом и вовсе разрыдалась, упала на колени, легла на каменную плиту, и, гладя ее, повторяла, что люблю… люблю его…

Один умный профессор однажды в университете задал студенту интересный вопрос.
Профессор: Бог хороший?
Студент: Да.
Профессор: А Дьявол хороший?
...
Студент: Нет.
Профессор: Верно. Скажи мне, сынок, существует ли на Земле зло?
Студент: Да.
Профессор: Зло повсюду, не так ли? И Бог создал все, верно?
Студент: Да.
Профессор: Так кто создал зло?
Студент: ...
Профессор: На планете есть уродство, наглость, болезни, невежество?
Все это есть, верно?
Студент: Да, сэр.
Профессор: Так кто их создал?
Студент: ...
Профессор: Наука утверждает, что у человека есть 5 чувств, чтобы
исследовать мир вокруг. Скажи мне, сынок, ты когда-нибудь видел Бога?
Студент: Нет, сэр.
Профессор: Скажи нам, ты слышал Бога?
Студент: Нет, сэр.
Профессор: Ты когда-нибудь ощущал Бога? Пробовал его на вкус? Нюхал его?
Студент: Боюсь, что нет, сэр.
Профессор: И ты до сих пор в него веришь?
Студент: Да.
Профессор: Исходя из полученных выводов, наука может утверждать, что Бога нет. Ты можешь что-то противопоставить этому?
Студент: Нет, профессор. У меня есть только вера.
Профессор: Вот именно. Вера - это главная проблема науки.
Студент: Профессор, холод существует?
Профессор: Что за вопрос? Конечно, существует. Тебе никогда не было холодно?
(Студенты засмеялись над вопросом молодого человека)
Студент: На самом деле, сэр, холода не существует. В соответствии с
законами физики, то, что мы считаем холодом в действительности
является отсутствием тепла. Человек или предмет можно изучить на
предмет того, имеет ли он или передает энергию. Абсолютный ноль (-273 градуса по Цельсию) есть полное отсутствие тепла. Вся материя
становится инертной и неспособной реагировать при этой температуре.
Холода не существует. Мы создали это слово для описания того, что мы
чувствуем при отсутствии тепла.
(В аудитории повисла тишина)
Студент: Профессор, темнота существует?
Профессор: Конечно, существует. Что такое ночь, если не темнота:
Студент: Вы опять неправы, сэр. Темноты также не существует. Темнота в действительности есть отсутствие света. Мы можем изучить свет, но не темноту. Мы можем использовать призму Ньютона, чтобы разложить белый свет на множество цветов и изучить различные длины волн каждого цвета. Вы не можете измерить темноту. Простой луч света может ворваться в мир темноты и осветить его. Как вы можете узнать насколько темным является какое-либо пространство? Вы измеряете, какое количество света представлено. Не так ли? Темнота это понятие, которое человек использует, чтобы описать, что происходит при отсутствии света. А теперь скажите, сэр, смерть существует?
Профессор: Конечно. Есть жизнь, и есть смерть - обратная ее сторона.
Студент: Вы снова неправы, профессор. Смерть - это не обратная сторона жизни, это ее отсутствие. В вашей научной теории появилась серьезная трещина.
Профессор: К чему вы ведете, молодой человек?
Студент: Профессор, вы учите студентов тому, что все мы произошли от обезьян. Вы наблюдали эволюцию собственными глазами?
Профессор покачал головой с улыбкой, понимая, к чему идет разговор.
Студент: Никто не видел этого процесса, а значит вы в большей степени священник, а не ученый.
(Аудитория взорвалась от смеха)
Студент: А теперь скажите, есть кто-нибудь в этом классе, кто видел
мозг профессора? Слышал его, нюхал его, прикасался к нему?
(Студенты продолжали смеяться)
Студент: Видимо, никто. Тогда, опираясь на научные факты, можно
сделать вывод, что у профессора нет мозга. При всем уважении к вам,
профессор, как мы можем доверять сказанному вами на лекциях?
(В аудитории повисла тишина)
Профессор: Думаю, вам просто стоит мне поверить.
Студент: Вот именно! Между Богом и человеком есть одна связь - это Вера!
Профессор сел.
Этого студента звали Альберт Эйнштейн. И он меня понимал.


































               
                Глава пятая

Ночь.
Привыкла.
Снова ты.
Теперь я уже цветы
Носить буду
Тебе, милый…
На могилу.
Ты простишь ли
Что секунду
Не рыдала,
Не кричала,
Что другому на секунду
Часть любви я отдавала
Предназначенной тебе?



Некстати теплый ветер взлохмачивал жесткую черную гриву. В столь знойную погоду как никогда к месту были бы дуновения прохладного, освежающего воздуха. По шее струился пот, из засорившихся колонок хрипел «Ласковый май». По пешеходному переходу, похожая на грациозного павлина, цокала каблучками пышных форм дама, наряженная точно на какой-нибудь королевский прием, да и сама выглядевшая не хуже графини.
Чжуну показалось, что в ноздри прокрался запах знакомого парфюма. Из воспоминаний всплыл до дрожи знакомый образ. Такая манерная, высокомерная, богатая. Чуть старше его, ему тогда было не больше двадцати пяти, намного опытней, мудрее. Она была прекрасна, независима. Они познакомились у него в такси. Она была одной из тех пассажирок, которые сели в авто к Чжуну только потому что других вариантов по близости не было. Какой богач будет разговаривать с бедным таксистом, как с равным? Она буркнула что-то дерзкое:
-А побыстрей можно как-нибудь, гонщик?
Это не могло не задеть гордого корейца. Он стал дерзить и те самым возбудил невероятный интерес со стороны дамы. И этот интерес не остался незамеченным. Спустя какое-то время по ее инициативе они уже встречались в дорогих ресторанах, платила, конечно, она. Муж, вечно работающий, не жалел денег на ее роскошную жизнь, и она этим вовсю пользовалась, в конечном счете, забывая о самом супруге. Бывало, встречи проходили и у нее дома. Невозможно забыть кровать, на которую могли уместиться человек семь, с мягчайшим матрасом, красной шелковой простыней, дюжиной прекраснейших багровых подушек... Это был уголок рая, который Ким Чон Чжун стал посещать все чаще и чаще. Он забросил работу, она была ему не нужна. Кормила и одевала корейца его женщина.
Он не любил ее. Он не проводил с ней время исключительно из-за денег. Это была страсть. Возможно, самые счастливые минуты в его жизни. Этот пышный силуэт, бардовые длинные локоны, бархатная кожа... И все-таки деньги, нескончаемое количество желаний, которые так легко теперь было исполнить.
Все это закончилось, когда гордость восстала против алчности. Чжун прекрасно понимал, что стал просто напросто альфонсом. Возможно, он все-таки прислушался к настояниям родителей, от которых сбежал, что надо работать. Произошло то, чего его «кормилица» никак не могла ожидать. В конце концов она должна была его бросить, но произошло это гораздо раньше, чем должно было, и не она его оставила, а наоборот.
Бурный роман кончился. Но память выкидывала одну картинку за другой, не упуская ни одной детали, и в этот момент ясно было одно, жалеть было не о чем. Теперь, когда страсти не было, осталась любовь, к тому грациозному образу, к тому легкому исполнению желаний, к тем прошлым чувствам, которые одолевали их. Но Чжун, конечно, не собирался себе в этом признаваться.
 


Душный воздух, жаркое солнце, облака. Меня уже тошнит от этой картины, но сердце каждый раз разрывается на части, когда в самом ее центре оказывается он…
Я уже не бегу к нему не рыдаю над ним на коленях. Столько раз я уже пережила это. Не пора ли привыкнуть? Но по щекам катятся слезы, в груди все трепещет, дрожит при виде бездыханного тела. Снова и снова. Все глубже и темней пустота в моем сердце.
Я снова стою на бордюре в пижаме с заплаканным лицом.

Открыла глаза. Вокруг глаз щиплет. Привстала и увидела в зеркале на противоположной стене отражение бледной, как смерть перепуганной девчонки с серыми кругами под глазами и розовыми воспаленными скулами.
«Четыре часа» - беззвучно объявили электронные часы. Думаете, я снова лягу спать? Нет уж! Если вы думаете, что этот кошмар сниться мне по разу за ночь, вы ошибаетесь. Каждый раз, стоит мне закрыть глаза…Стоит мне задремать или прилечь после работы… Он будто преследует меня. Поэтому за последнюю неделю я почти не спала, не говоря уже о спокойном, нормальном сне.
Прошло уже месяца четыре . Я, как по расписанию, включила телевизор, где шла какая-то дурацкая программа, которую у меня уже вошло в привычку смотреть по ночам под чашечку кофе.
Привет всем! Я Со ня! Не скажу, что красавица, но довольно симпатичная девушка, безвозвратно сошедшая с ума после гибели жениха. Только попрошу никому не говорить о моем сумасшествии, а то меня с работы выгонят.
Оглядела комнату: рабочий стол, некогда предназначенный для выполнения домашних заданий, а теперь уже рефератов и дипломов, весь в желтых клеящихся листиках с одно и той же надписью, на зеркале над комодом бардовой маминой помадой, на раскрытой книжке, лежащей на прикроватной тумбочке, ручкой написано моим же почерком то же самое. Хотя я никогда не написала бы ни ручкой в книге, ни помадой на зеркале. Везде были одни и те же слова. Догадаться не трудно, какие. Это сильно пугало поначалу, но потом я понемногу привыкла и перестала обращать внимание.
Но меня не перестал терзать вопрос о том, откуда они берутся. Может, я и сама их пишу? Просто не знаю об этом.
Теперь, вместо молитвы перед сном, я говорила, как люблю Тему, и просила Господа Бога не убивать его снова, ведь он этого не заслужил.
Посмотрите на меня. Разве можно назвать меня нормальной?
На пол полетела ловушка для снов, такая, красивая, с пестрыми перышками.
-И ты мне не смогла помочь, - буркнула я в ее сторону и принялась за только что принесенный из кухни горячий шоколад.
В голову вдруг постучалась интересная со стороны моего сумасшествия и глупая с другой, нормальной стороны, мысль: почему во сне я была в пижаме? Причем каждый раз, кроме первого раза и еще одного, когда я пришла уставшая с лекции.
 Точно! Надо устроить эксперимент. Лягу сегодня спать в чем-нибудь другом и посмотрю, что будет.
А может прямо сейчас? Спать все равно очень хочется, даже после кофе.
Меня всю передернуло от одной этой мысли. В горле встал ком. Нет. Не хочу. Даже ради эксперимента. Не хочу снова видеть его смерть. Пусть все идет своим чередом, придется лечь спать – тогда и поэкспериментирую.
Я бы все отдала, чтобы больше не видеть этого кошмара. Я угощала всех конфетами, очищалась в церкви, даже к колдунье ходила, вешала над кроватью ловушку для снов. Ничего не помогает… Неужели это никогда не кончиться и сведет меня в могилу?
Может, кто-то там, на небесах прогневался на меня? Может, это Артем за что-то злится? Нет, я более чем уверена, что это не его рук дело. Кто угодно, только не он, ведь он никогда не заставил бы  меня так страдать…
Так, хватит пессимистичных мыслей!


Впервые я была на такой церемонии. Мне вообще еще не доводилось никого терять, поэтому чувствовала я себя как нельзя хуже. По совету Раисы Дмитриевны, оделась сдержанно, но празднично. На мне было черное платье до пола с длинными рукавами,  распущенные волосы закрывали часть лица по бокам. Оттого лицо казалось худощавым, а из-за сочетания с черным и недосыпа смертельно бледным. Хотелось  быть незаметной, просто присутствовать. Скорбеть. Но, как только я пришла, ко мне тут же выстроилась очередь. Первыми, конечно, были родители Темы.
-Сонечка, хорошо, что ты пришла.
-Здравствуйте.
Я протянула Раисе Дмитриевне скромный букет из десяти синих роз обернутый в пятнистый целлофан. Он, как нельзя лучше, отражал мое настроение: с виду ничего такого, а внутри пустота и холод.
-Располагайся, будь как дома, - сказала мама Темы, и ее смуглое лицо сморщилось в приветливой улыбке.
Расспросив Раису Дмитриевну о самочувствии и убедившись, что ей уже лучше, я отошла и взяла с подноса бокал шампанского. Хм, как все продумано. Это напоминало американский фильм: все в черном, ходят, разговаривают, у всех бокалы со спиртным. Так странно было оказаться частью этого фильма.
-Добрый день. Вы, наверное, Софья? Я двоюродная сестра Артема. Я очень сожалею…
-Здравствуйте. Вы ведь невеста Артема? Мы работали с ним вместе. Он был мне как брат. Это ужасно…
-Привет, Сонь, как ты себя чувствуешь? Мы с тобой так давно не виделись. Я была в шоке, когда узнала…
-Здравствуйте. Мы сожалеем вашей утрате, но вынуждены вам сообщить, что за Артемом Николаевичем повис не выплаченный кредит на машину. Там всего двадцать тысяч рублей…
Вечер казался бесконечным. Люди подходили один за другим, приходили, уходили. Я не знала большинства из них, но они все выражали свои соболезнования. Я и не думала, что у Темы так много родственников, коллег по работе, приятелей, хороших знакомых – тех, кто мог почтить его память и ходить-вспоминать каким он был: добрым, честным, отзывчивым, как любил подшутить и каким мог быть серьезным, когда это требовалось.
У всех на лицах было выражение «Соболезную», некоторые же считали, что соболезновать стоит им, ведь они были к Артему ближе всех. Наверное, были удивлены, узнав о существовании еще более близких ему людей.
Каждый пытался говорить как можно проникновенней искренней, вспомнить как можно больше смешных историй с Артемом, как можно больше хорошего о нем. Они даже и не догадываясь, что это меня убивало.
Под конец, я уже старалась их не слушать, не вникать в смысл слов. К девяти часам люди уже почти разошлись, сил у меня почти не осталось. Я могу честно сказать, что это было ужасно…


-Привет, Юлька! – помахала я подруге и широко зевнула.
-Приветик, - улыбнулась она, мельком глянув на меня, но тут же отодвинула клавиатуру, и на мне повис тяжелый и довольно странный взгляд, будто на мне сидел таракан или того хуже…
-Ты с каждым днем все бледнее, - пролепетала она, - и круги под глазами.
-Спасибо, - фыркнула я и плюхнулась на стул.
-Ловушка, которую я тебе дала, не помогла, - почти обиженно произнесла Юля.
-Нет, - вздохнула я и включила компьютер, - Я уже все перепробовала.
Юля  поникла.
-Надо жить дальше. Наверное… Время лечит. Может, и это вылечит. Может, ты просто не хочешь его отпускать…
-А ты отпустила бы?
-Посмотри, - она указала на мой рабочий стол, где было с дюжину желтых листочков, приклеяных  на компьютер, лампу, папки. На всех было написано одно и то же: «Можно изменить», - Зачем ты их пишешь?
-Я их не пишу, - тихо сказала я и принялась за работу.
-Соня, отпусти его. Ты ничего не сможешь ничего изменить. Пойми!
Но я ничего не хотела понимать, не хотела слушать. Я знала все это: что надо отпустить, дать ему спокойно покинуть этот мир и, наконец, жить дальше, -  но мои сны не давали мне этого сделать. Может, у меня получилось бы, не снись мне каждую ночь кошмар, напоминающей, что я все еще должна любить его. Я и без того любила бы Тему, но это было бы не так больно.
Юля несколько секунд смотрела на меня, а потом вздохнула и уткнулась в свой компьютер, правильно заключив про себя, что это все мои заморочки. Она видела мое состояние и то, что я становлюсь сама не своя, но не винила меня. Она, как всегда, понимала.
Через пол часа, довольный, как слон, прискакал Сережа.
-Привет, девчонки!
-Привет, - в один голос отозвались мы, не отрываясь от работы.
-Как дела? – так же весело спросил он.
-Хорошо, - Юля подняла глаза и ослепительно улыбнулась.
-Так себе, - отмахнулась я.
-Ты здорова? – нахмурился парень, разглядывая меня.
-Обычный недосып. Бессонница, - соврала я.
-Слушай, можно пригласить тебя сегодня на ужин? – в его глазах не мелькнуло ни капли смущения или мальчишеской растерянности. Передо мной стоял взрослый сильный мужчина, целиком и полностью уверенный в себе.
Шок. Челюсть чуть не упала до самого пола. Что? Этот парень наверняка шутит! Я всячески отгораживалась от него, грубила (во всяком случае, по началу, а первое впечатление, заметьте, считается самым важным), отталкивала, и вот тебе на!
Немного придя в себя, я посмотрела на Юлю, ожидая увидеть ее шокированной, разбитой, разочарованной, но она лишь неуверенно улыбнулась, хотя эта улыбка было совершенно не похожа но ту, ангельскую, что светилась на ее лице еще минуту назад. Заметив мое замешательство, она шепнула:
-Иди.
Я смотрела на нее в полной растерянности. Он же ей нравится! А может, это уже в прошлом? Может, она уже разобралась в себе и пришла к выводу, что он скорее будет для нее хорошим другом?
-Хорошо, - я улыбнулась, чувствуя неловкость.
-Отлично, часиков в восемь я за тобой заеду.
-Ладно.
Он ушел еще с более радостным выражением лица, чем пришел. Сергей прямо светился от радости, что удивляло меня еще больше.
-Юль, я не поняла. Я думала, он тебе нравиться.
-Нравится, - пожала та плечами, - Но я-то ему не нравлюсь. Ему нравишься ты. Ты с самого начала ему понравилась. Тем более это должно пойти тебе на пользу. Тебе непривычно быть одной. Сергей может быть полезен в этом смысле.
-Ладно. Но, если ты хочешь, я могу пойти к нему и сказать, что не пойду.
-Нет, не надо! – она затрясла головой испуганно, - Мне с ним все равно ничего не светит. А у тебя еще может что-то получится.
-То есть, ты не против?
-Я не то что бы не против, я всеми руками за! – Юлька рассмеялась.
А может, она и права была, когда сказала, что мне пойдет это на пользу?
Но мне все же было стыдно. Стыдно перед собой, стыдно перед Темой за то, что я делала.
Мы с Юлей решили, что завтра окончательно и безвозвратно переедем в новую квартиру.
Меня все больше брало волнение за мое сегодняшнее свидание. Хотелось верить, что это будут скорее дружеские посиделки. Но, если Сергей позвал меня без Юли и так светился от счастья, когда я согласилась, можно сделать вывод, что мы не поедем с ним пить пиво в спорт бар.
В который раз удивляюсь дружелюбности своей подруги. Нет, обязательно надо будет как-нибудь причислить ее к лику святых. Она отдала мужчину, который ей нравиться, подруге, которой от этого должно полегчать на душе. Такая щедрость не каждому дана.

Зазвонил телефон, но я не успела ответить, как сигнал прервался. Выглянула в окно и увидела во мраки вечерней улицы черный или, нет, постойте, наверное, все-таки темно-синий «Мерседес». Поправила волосы, еще раз обвела губы прозрачным блеском (яркость ни к чему).
-Пока, мамуль!
-Тебя ждать сегодня?
-Не жди. Буду поздно, - вышла из квартиры, а когда оказалась на улице, передо мной предстал довольно симпатичный взрослый мужчина в черном изящном костюме, делающим его фигуру еще стройней, а плечи шире. Мужчина с огромным букетом хризантем в руках и с той же счастливой улыбкой и каким-то завороженным взглядом. Ну, правильно! Не зря же я надела прекрасное синее платье до колен с открытой спиной, изящным в меру скромным вырезом и серебряное колье.
-Ты прекрасна, - выдохнул Сергей, вручая мне букет.
-Очень красивый, - заметила я, имея в виду, конечно, букет, - Спасибо, - изящная улыбка и смущенный опущенный вниз взгляд. Волшебный жест, завораживающий мужчин. Верней парней… А теперь уже и мужчин. Это ведь первый мужчина за всю мою недолгую жизнь, пригласивший меня на свидание. Раньше были только мальчики. До Артема. Когда он появился, все мальчики, парни, мужчины вмиг исчезли для меня.
В общем, это получилось невольно, по привычке, я не хотела околдовывать его. Такими жестами я любила очаровывать Тему, снова и снова. Он говорил, что влюбляется в меня каждый раз заново..
Не знаю, стоит ли рассказывать о том вечере. Мы долго ехали почти молча. Сергей пытался было начать разговор, но его попытки были безуспешны. Мы приехали в довольно приличный московский ресторан «Нифертити», разговор вдруг завязался. Сначала меню затем обсуждение любимых блюд, потом разговор пошел в сторону их происхождения… Это была совершенно обычная дружеская беседа, даже не скажешь, что это было похоже на свидание.
Поели, попили, поболтали, посмеялись, поехали домой. Но потом произошло то, о чем следует знать.
-Спасибо тебе за прекрасный вечер, проворковал Сережа.
-Тебе спасибо.
-Я очень надеюсь, что мы как-нибудь повторим.
Я стояла спиной к подъезду, он приблизился. Я сначала, сделала неуверенный шаг назад, показывая, что не считаю это правильно. Робко опустила голову, словно рассматриваю асфальт.
Но тут Сережа в сотый раз доказал свою взрослость и неимоверную решительность и настойчивость.  Парень подался вперед, я не успела среагировать.
Его губы коснулись моих, грубоватые, смелые.
Пропади все пропадом и будь, что будет! Мне так хотелось сбежать отсюда, из этого мира обратно в свой. Но от него остались лишь руины.
Так может у Сергея я смогу найти пристанище? В его мире?
Я видела, как он закрыл глаза. Я же не спешила следовать его примеру. Но это было так не привычно. Когда меня целовал Артем, я словно улетала, глаза сами закрывались. Но сейчас этого не происходило. А ведь так хотелось, что бы это вернулось.
 И веки упали. Я в отчаянии ждала, когда же наступит это чувство. Но оно не приходило. Его руки легли на мою талию, зашуршала обертка букета, который он держал. Я стояла, заключенная в его объятья, прижимаясь к его груди, изо всех сил стараясь наслаждаться моментом.
«Люблю» - эхом зазвенело в голове.
Я тут же вырвалась из рук Сережи, ошарашенная, испуганная. Что я делаю? Что со мной? Как я могу изменять Теме?
Пока парень отходил от произошедшего, я выхватила у него букет и убежала. Шел уже двенадцатый час. Пришла домой. Меня всю трясло. Я не знала, что мне делать. Мне понравилось свидание, может оттого, что Сергей не позволял себе никаких пошлых намеков и вел себя очень сдержанно, а может оттого, что я просто давно не была в мужском обществе, окруженная вниманием.  Сильные руки и губы, по которым я так соскучилась. И все же они были не те. Не такие нежные заботливые, ласковые.
Упала на кровать и забылась сном…


Холодные порывы ветра, сбивающие с ног. Солнце скрылось за тучами. Он идет ко мне спиной. Улица пустовала, как будто после цунами или смертельного вируса. Еще одно яростное дуновение тяжелого ветра, и я упала спиной на асфальт. Боль волной разлилась по телу. Послышался чей-то настойчивый шепот. Снова. Снова. Миллионом голосов. Я не понимала, что происходит. Такого никогда не было раньше! Голоса кружились вокруг меня, разрывая мозг страхом, ужасом. Они все говорили одно и то же. Я закрыла уши, но все равно слышала.
-Артем! – завизжала я, что бы он обернулся, что бы спас меня, как всегда, что бы сделал хоть что-то. Вдруг парень остановился и медленно обернулся. В его взгляде было что-то ужасное, будто он не хотел на меня смотреть, будто это было ему отвратительно.
Как ножом по сердцу. Если бы я стояла, точно упала бы от такого.
-Прости, - прошептала я.
Но услышал ли он меня, когда даже я сама себя не слышала из-за этих пугающих голосов? Они кружились вокруг меня, все быстрее, быстрее…
Тема покачал головой и отвернулся.
Внезапно воздух около него стал серым. Клубился вокруг него несколько секунд, содрогнулся,  а когда растворился, Артем лежал, раненый уже далеко от пешеходного перехода, точно так же, как и в первый раз и в остальные…
-Тема!!! – заорала я на него, - Нет!
И тут до меня, наконец, дошел смысл слов, вертевшихся вокруг меня.
«Можно изменить».
Боже, что же это все-таки значит? Как я могу что-то изменить? Это не зависит от меня!
-Чего вы от меня хотите? – зарыдала я, пряча в ладонях лицо, - Артем! Прости…
Вдруг я заметила на себе свое синее платье, оно было запачкано и истерто.
Все еще сидя на холодном асфальте, прижала колени к груди, обхватила их руками, зажмурилась.
Глаза сами собой открылись. Все тот же непрекращающийся шепот, но что-то все же изменилось. Я все так же сидела на асфальте, обхватив руками колени. Но Артем! Артем снова шел по пешеходному переходу.
-Тем? – позвала его я.
Тот, обернувшись, покачал головой и пошел дальше. Воздух вокруг него снова потемнел. Но теперь я успела увидеть, как его, подхватила черная туча и унесла вдоль дороги, а затем отбросила на асфальт. Его лицо, казалось, онемело от ужаса, казалось, он вот-вот закричит. Но воздух стал чистым, и его бездыханное тело повалилось на асфальт.
Я попробовала закрыть снова глаза, напрягшись всем телом, попросила, что бы все вернулось. Просила, умоляла, приказывала, про себя, шептала немыми губами.
И сон, словно кассета, перекрутился назад. Снова открыла глаза, и увидела, как все повторяется заново, точь-в-точь. Только я не звала его больше, и он не обернулся.
Сидела на асфальте и невидящими глазами смотрела, снова и снова. Слезы высыхали, оставляя красные пятна на скулах. Тихие всхлипы. Отвожу глаза. Боль…



Однажды осел упал в колодец и стал громко вопить, призывая на помощь. На его крики прибежал хозяин ослика и развел руками - ведь вытащить ослика из колодца было невозможно.
Тогда хозяин рассудил так: «Осел мой уже стар, и ему недолго осталось, а я все равно хотел купить нового молодого осла. Этот колодец уже совсем высох, и я уже давно хотел его засыпать и вырыть новый. Так почему бы сразу не убить двух зайцев – засыплю ка я старый колодец, да и ослика заодно закопаю».
Недолго думая, он пригласил своих соседей - все дружно взялись за лопаты и стали бросать землю в колодец. Осел сразу же понял, что к чему и начал громко вопить, но люди не обращали внимания на его вопли и молча продолжали бросать землю в колодец.
Однако очень скоро ослик замолчал. Когда хозяин заглянул в колодец, он увидел следующую картину - каждый кусок земли, который падал на спину ослика, он стряхивал и приминал ногами. Через некоторое время, к всеобщему удивлению, ослик оказался наверху и выпрыгнул из колодца!


***

Кто-то мне когда-то сказал, что рано или поздно у всех парней (как правило) наступает момент в отношениях, когда он уже не может быть не один, когда он устает от ответственности, обязанности каждый день писать «Доброе утро, солнышко! Как спалось? =)» по утрам, ежедневного «Я тебя люблю», когда их начинает обременять запрет смотреть вслед другим представительницам прекрасного пола, пялиться на обнаженные ножки. Отношения обязывают.
Было такое и у нас с Артемом. Мне тогда только стукнуло семнадцать, он же уже совсем скоро должен был пуститься в свободное плавание: ему исполнялось восемнадцать.
Я думала, что это взбрело ему в голову ни с того ни с сего. Это казалось мне концом света. Пожалуй, я просто разучилась жить без него. Самостоятельностью я не отличалась и до этого, но с появлением Артема, моя жизнь оказалась целиком и полностью в его руках. Но до того как он сказал что потерялся в своих чувствах, что он уже не уверен в своей любви (что по-любому означало конец наших отношений) я думала, что и его жизнь вместе с сердцем и душой принадлежит мне. Теперь, я поняла что ошиблась. Я не хотела с ним больше разговаривать, хотя он настойчиво просил прощения, умолял не злиться и не держать обиды. Но я не хотела его слушать, ведь все так же сильно любила.
Я упросила родителей отпустить меня на недельку в Финляндию. Каждую секунду я думала о нем. «Как он мог так поступить со мной? Смог бы человек причинить боль любимому? Он меня не любит. А любил ли вообще?» - я забивала голову тревожными ни к чему не ведущими мыслями. Теперь я понимаю, что все это были глупости, подростковые переживания.
Когда  вернулась в Россию, в аэропорту меня встретил маленький мальчик с огромным букетом самых разных цветов и табличкой с моим именем. Но меня должен был забрать папа! Это было странно. Ничего не понимая, я пошла за мальчишкой, который привел меня к лимузину, подкатившему к обочине. Естественно я не стала садиться.
Но тут со стороны открылась дверь, и оттуда вышел он. Волосы растрепаны, странный узкий пиджак и шоферская шляпа.
-Что ты тут делаешь? – оторопело произнесла я.
-Твой папа сказал, что не сможет тебя забрать, и попросил меня.
-Я не хочу с тобой никуда ехать. Зачем это все? – я кивнула на роскошный букет.
-Соня, прости меня…
Он не успел договорить, как я отвернулась и уже набирала папин номер.
-Алло, пап?
-Да, Сонечка. Привет. Что случилось?
-Почему ты не приехал? Почему вместо тебя приехал Артем?
-Дочь, у меня важная встреча, извини. Езжай с ним. Он тебя отвезет домой.
-Лучше уж я поеду на автобусе!
-Нет, езжай с Артемом! Мне так будет спокойнее.
Отключила мобильник и с ненавистью зыркнула на и без того расстроенного Тему. Села в лимузин, яростно хлопнув дверью. Я оказалась одна просторном в салоне.
Мы тронулись. И тут до меня дошло, что за рулем Артем. Ах, точно! Я пропустила его день рождение! Теперь он совершеннолетний, и у него есть права.
-Прости за то, что я тебе наговорил тогда, - вдруг раздалось из колонок. Я вздрогнула. Это говорил он, - Я был сам не свой. Мне сейчас совсем не просто. Надо что-то решать. Меня должны забрать в армию, а я знаю, как тяжело ждать. Кто знает, поступлю ли я? Наша с тобой дальнейшая жизнь… Сможешь ли ты быть со мной всегда? Я не был уверен, готова ли ты к такому. Или может гормоны взыграли, черт их знает… Я решил отречься от нашей любви, забыть об отношениях в принципе, чтобы беспристрастно строить дальнейшую жизнь, карьеру. Но я не подумал о тебе. Это самая большая ошибка в моей жизни. Я мог потерять тебя.  За то время пока мы не виделись, я понял, что не могу так, не могу без тебя. Мне не нужна ни жизнь, ни карьера… без тебя. Я люблю тебя!
Лимузин пристроился на обочину. Артем вышел. Я тоже вышла, смеясь от счастья, кинулась к нему. Он обнял меня.
-Прости, пожалуйста.
Я не знала что сказать. Был ли смысл вообще что-то говорить?
Потом, выяснилось, что лимузин он взял на пару часов у кузена, который в свою очередь и в самом деле работал шофером.
На самом деле я готова была посвятить всю жизнь и нынешнюю, и будущую ему. Я потом так и сказала ему, сказала, что он зря сомневался во мне, что я буду ждать его из армии, если он завалит экзамены. Конечно, не хотелось расставаться с ним. Но к счастью, все обошлось.






























Глава шестая

Тучи сгущаются
Воздух кончается.
Верна тебе буду ли,
Или прощаемся?
Меня покидаешь ты,
Ты - отраженье мое.


В животе недовольно забурчало. Чжун съел за последние три дня батон хлеба и с десяток немытых яблок. Машина разваливалась, а на ремонт или на новую денег, конечно, не хватило бы. Никто уже не садился в нее.
«Бедная моя малышка, сколько мы вместе выдержали с тобой. Ты ведь моя первая и последняя. Совсем стала старушкой. Что же мне с тобой делать? Лучшим вариантом было бы сбросить тебя в какое-нибудь озеро, сидя за рулем. Этакий капитан, не покидающий тонущего корабля». Кореец не знал теперь что думать: может, останься с родными, он добился бы чего-то в жизни, может, он бы работал где-то у отца на стройке, или на фабрике, или на каком-нибудь складе вонючих игрушек. Но это была настоящая каторга, там рожали детей, казалось,… Сейчас он был уверен, что начинать что-то новое, с хрустом в костях учиться чему-то, уже поздно. Было такое чувство, что вот он, конец.
На улице стояла такая мерзкая ослепительная летним солнцем погода, что никто не хотел брать такси. Хитрость с казино уже давно не срабатывала: в такую развалюху уж точно никто не сядет, даже самые неудачливые, тем более, что денег им хватит только на автобус. Чжуну взбрело в голову, что положение катастрофически безысходное, и ему больше никто не даст денег. Однако в тот день его желудок завывал точно безумный, внутренности, казалось, сжались от нехватки еды. И он в отчаянии поехал к одному не очень хорошему казино, в надежде, что удача ему улыбнется, в противном же случае он и ездить-то больше не сможет – бензин был на исходе.
Однако удача на этот раз была на его стороне, к гордому корейцу сел развеселый дуралей, сорвавший куш, видимо, настолько ничтожный, что и не думал о приличной тачке. Этим вечером Чжун подкормил свою старушонку, а остальное потратил на пару нарезных батонов и пузырь дешевого коньяка.



Проснулась по будильнику и была этому очень удивлена. Не скажу, что сильно выспалась, но разница оказалась существенной.
Судорожно стала вспоминать свой сон.
Вот оно! Вот что можно изменить! Я, наконец, поняла. И, кстати, эксперимент удался. Я уснула в платье и во сне тоже была в нем. И это еще раз доказывает мою гипотезу насчет загадочных слов. Но это никак не решало моих проблем. Что дало мне это изменение? Почему я снюсь себе в том, в чем ложусь? Почему сон вдруг так изменился? Откуда взялись эти голоса? В мои сны каким-то образом проник тот, кто пишет те загадочные напоминания о том, что я могу что-то изменить.
И еще появилось кое-что, что меня очень волновало. Артем отвернулся от меня. Обиделся. Хотя… Это ведь всего лишь мой сон. А сон – это игра воображения, значит, мне приснилось это, потому что я виню себя за то, что сблизилась с Сергеем. Если же посмотреть на все с другой стороны… Уже не я управляю своими снами и даже не мое воображение. Сны управляют мной. Портят мою жизнь. Думаю, будь это просто сны, они уже давно оставили меня и перестали бы мучить, потому что я этого хочу.
Исходя из того, что это не просто сны, а что-то большее, можно прийти к выводу, что и то, что происходит в них, происходит неспроста, и обида Артема тоже что-то значит. А ничего хорошего она значить не могла…
Я уже не знала чему верить. Если это просто сон, то я и в самом деле сошла с ума, а эти надписи «Можно изменить» - мой личный глюк. Куда мне теперь идти?  В сторону навязчивых не дающих мне нормально жить снов или чувств?
Когда я пришла на работу, Юли еще не было, а на моем столе стояла корзина с цветами. По офису успел разнестись их чудных аромат. В помещении сонно шарили несколько рабочих, не успевших закончить вчерашние дела.
-С добрым утром, солнышко! – услышала я. В офис вошел Сережа.
-Привет, - запинаясь, произнесла я. Он подошел ко мне и одарил легким мимолетным поцелуем. На нас уставились несколько пар любопытных глаз. Я быстро отстранилась, немного удивленная таким жестом мужчины.
-Перестань, здесь же люди.
-Ну и что?! – усмехнулся он и хотел было снова меня поцеловать, но я вывернулась и села за свой рабочий стол.
-Мы на работе, - серьезно сказала я.
-Мне так нравиться, когда ты такая… - промурлыкал он.
-Какая? – я отшатнулась.
-Строгая, бойкая, упрямая… - он снова потянулся ко мне.
Но я ведь не такая… Никогда не была такой! Только сейчас, когда все это произошло. Я была с ним резкой только, чтобы оттолкнуть, я притворялась, чтобы не подпускать его близко. Но все получилось совсем не так, как я думала.
-Ясно, - я включила компьютер, игнорируя его, стала просматривать бумаги на столе.
-Как тебе спалось? – он принял поражение, и решил больше не лезть ко мне целоваться, поняв, что лобызаться в рабочее время на глазах у сотрудников мне не по нраву.
-Плохо.
-Снова бессонница?
-Нет, на этот раз кошмар.
-Ясно.
-Мне надо работать, - объявила я, понимая, что разговор все равно зашел в тупик.
-Ладно. Я зайду попозже.
Прошло полчаса, час. А Юли все не было. Я позвонила ей, она объяснила, что просто собирает вещи для переезда, и уже скоро едет. Когда она пришла, лицо ее было какое-то бледное. Моя подруга села за стол и только тогда сказала:
-Привет, Сонь, как прошло свидание?
Я замешкалась, не зная, что именно она хочет услышать: что все прошло хорошо или провалилось с треском.
-Хорошо, - осторожно сказала я.
-Ну? Расскажи!
- Тебе в самом деле интересно?
-Да! Конечно! Ты же моя подруга! Конечно, интересно!
-Ну… мы в ресторан ездили, миленько посидели…
-Вы уже целовались? – оживленно перебила она меня.
-Ну да… Один раз, когда он провожал меня.
-Так вы теперь вместе? – тихо произнесла она.
-Получается так.
-Цветы от него?
Я кивнула.
-Юля, если… - начала я, осознав, что ей все же может быть неприятно.
-Нет! Что ты?! Я рада за вас! Правда! Кстати, ты слышала? На него Люська снова покушалась.
-В смысле? Да она по каждому поводу на него наезжает. Ни как ни оставит его в покое.
-А он что?
-А он как ни в чем не бывало. Стойкий, как скала!
Улыбнулась. И все-таки, он классный.
Надо смириться с тем, что я больше никогда не увижу Артема.
Но от одной этой мысли в животе что-то болезненно сжалось, а ладони вспотели. Надо смириться, уже ничего не изменить.
К горлу комком подступило странное чувство. Такое чувство мы испытываем, когда хотим чего-то но не знаем чего именно.  Надо было что-то делать.
Но я не знала что, и поэтому решила все оставить как есть.

Шло время. День за днем. «Бессонница», кошмары, верней один и тот же кошмар. Сережа… Цветы, подарки, поцелуи. Эти отношения были бальзамом на мою изболевшуюся душу, но все же оставалась корка: я все еще чувствовала вину перед Артемом за то, что так быстро его забыла. Он мог так подумать. Но я не забыла его. Нет. Я все еще люблю его. Просто… Цветы, подарки, поцелуи… Такая привычная теплая обстановка, которой мне так не хватало, наконец, восстановилась. И становилось чуть легче. Конечно не намного. Хоть я чувствовала теперь себя не одинокой

-Всем привет! – помахала рукой девчонкам и села рядом.
-Привет, Сонь! Как дела?
-Сами как?
-Отлично, - в один голос ответили те. Мы рассмеялись.
Дима, как ни странно, ко мне не подсел, как делал это всегда, более того, я не нашла его глазами среди ребят. Может, заболел? Ну, и слава Богу – никто не будет докапываться. Нет, я не злорадствую. Побудьте на моем месте. Такого поклонника никому не пожелаешь (ну разве что моей бывшей однокласснице, для которой обзывания типа «у тебя пяточек вместо носа» или «свинячьи глазки» были комплементом).
Но радоваться пришлось мне не долго. После второй пары, а это уже было около девяти часов вечера, я все-таки встретила его в коридоре.
-Соня? – он остановился передо мной, вглядываясь в мое бледное от недосыпа лицо.
Не скажу, что Дима парень не из красивых. Внешность его была, скажем так, специфическая, на любителя. Но дело было не в том. Он мне не нравился, как парень. Со своей детской любовью он был похож на мальчишку. Так я рассуждала теперь. Когда Артем был со мной, у меня было другое объяснение.
-Как дела? – прохрипел он.
-Нормально, - я отвела глаза. Сейчас он не выглядел мальчиком. В его глазах рисовалась мука, боль. Но он держал ее в себе, как настоящий мужчина.
Он тоже отвел глаза, но продолжил:
-Ты хорошо выглядишь.
Почему-то, мне стало так жаль его. Может, потому что я поняла, какую боль заставляю его чувствовать своим равнодушием, своим халатным отношением к его чувствам.
Интересно. Он сказал, что я хорошо выгляжу. Но я бледная, как смерть, с мешками под глазами.
-Пойдем? – так же спокойно и сипло спросил он.
-Куда?
-На улицу. Хоть до автобуса тебя провожу, если ты не против.
-Нет, не против, - я была сильно удивленна.
Он так сильно изменился. Что могло случиться за это время, пока мы не виделись? В один миг он сильно вырос в моих глазах.
Мы вышли на улицу, молча. И это тоже меня удивило: обычно он болтал без умолку, хотел, что бы мне не было с ним скучно. Но сейчас, когда он молчал, мне было с ним намного интереснее.
Мы вышли за пределы территории университета, прошли по улице, а когда шли по мостовой, он вдруг остановился. Я обернулась и вернулась к нему, недоумевая.
-Что такое? – спросила я.
В нескольких шагах от нас с огромной скоростью неслись автомобили. Людей вокруг не было. По другую сторону тротуара, за высокими каменными перилами был обрыв, на дне которого текла темная спокойная река.
-Я влюбился, - его голос эхом раздался в моей голове. И сразу возникла мысль: он влюбился в кого-то и, наконец, оставит меня в покое.
-Это же здорово! – ахнула я и одобрительно положила руку ему на плечо.
Он рывком кинулся ко мне, обхватил, прижал к себе. Я хотела было его оттолкнуть, но он оказался слишком сильным, а я слишком слабой, что бы противостоять. Он отстранился, что бы увидеть мое лицо, но его руки, не отпускали меня.
-Будь со мной. Теперь никто нам не мешает. Я покажу тебе, что такое любить.
Только я осознала смысл его слов… Замахнулась и со всей силы ударила его по лицу.
Нет, это уже слишком! Я, все еще находясь в состоянии аффекта, стремительно зашагала в сторону остановки. Дима остался позади. Он стоял и смотрел мне вслед. Я ошиблась. Он, каким был, таким и остался, таким же мальчишкой, думающим только о себе.
Но я не могла вот так вот уйти, а потом каждый раз при встрече вспоминать и краснеть, не находя слов.
Ноги развернули меня к нему, и я, что есть мочи, закричала:
-Я не могу! Прости!
Убежала…
Боль. Перед глазами стояла боль, которую я только что видела в его глазах. Сердце бешено билось о стенки черепной коробки, громом отдаваясь в виски.
Какую боль я ему причиняю?! Какую боль я причиняю Артему?! И как больно могу сделать Сереже, если объявлю ему, что не могу изменять Артему. Ведь я встречаюсь с ним лишь из своих эгоистичных целей, чтобы мне стало легче. А если он узнает? Что будет тогда? Какое же я чудовище. Мне нет прощения.
 Как же хочется, что бы все вернулось на свои места, что бы Тема был жив, что бы я со спокойной душой могла отказать Сереже и объяснить Димке.
Но я одна… совсем одна… Его нет рядом, и я словно в сухой пустыне давлюсь горячим песком. Я одна. Сережа? Я не могу ему всего рассказать, как и Юле, я не могу будь искренней с ним. Эту пустоту может заполнить только один человек, дополнить кусочек моего мира. Этот мир предназначен только для нас двоих. А если нет его, то и никого другого не может быть…

Я могла замкнуться в себе, могла и наоборот, открыться: встречаться с Сергеем, помириться с Димкой и изменять с ними обоими Артему, плюя себе же в душу, насилуя, издеваясь…
Одним словом, это был тупик.




Сидим на лавочке. Моя голова на его плече. Артем гладит мои волосы, теребит локоны. Его глаза закрыты, дышит ровно. Щуру глаза, солнце слепит. Хорошо. Тепло. Мне ни с кем не бывает так спокойно, как с ним.
-Соня, ты выйдешь за меня?
-Что? – я не расслышала, что он сказал, а может, и притворилась.
-Ты будешь моей навсегда?
До меня дошел смысл его слов. Привстала, посмотрела на него. Тема не открывал глаз, он был все так же спокоен. Не скажешь, что слова нелегко ему дались. Меня же они убили наповал.
-О чем ты?
-Я хочу жениться на тебе, - открыл глаза, смотрит на меня. Я в недоумении.
-Тем, мне всего семнадцать.
-Скажи мне.
-Я не понимаю, чего ты хочешь!
-Скажи мне, ты согласна выйти за меня?
-Что это с тобой? А как же… Мы же собирались поступать институт… сейчас слишком рано. Я еще слишком молода для вступления в брак! – тараторила я, волнуясь с каждым словом все больше.
Смеется. Я тоже не могу сдержать улыбки. Тянет к себе. Целует.
–Просто скажи, ты будешь моей навсегда? Я тебя так люблю… Я должен знать, что ты никогда не уйдешь. Малышка, я не прошу тебя становиться домохозяйкой, заводить кучу детишек… Я просто спрашиваю, будешь ли ты моей?
-Буду…
Снова целует, перебивая, не дает договорить.
-С одним условием, - вырываясь, говорю я. Он смотрит почти обиженно.
-Если тебе для этого нужны условия… Какое?
-Только если и ты пообещаешь, что всегда будешь моим.
Смеемся.
-Как же я тебя люблю…












































Глава седьмая


Мы имеем - не храним,
Потерявши плачем


Горячий день забрал все силы, и уложил корейца спать на заднем сидении еще до того, как он выпил больше двух глотков горького коньяка. Проснувшись рано утром, он первым делом схватился за бутылку. Вчера он хотел отпраздновать тот факт, что конец еще не настал, что удача еще не покинула его окончательно. Не раздумывая, он присосался к стеклянному горлышку. Разум его еще не отошел ото сна. Осушив полпузыря, он решил, что одному как-то не хорошо вот так расслабляться, не по-человечески. И первой мыслью было отправиться к Филиппу.
Филипп, единственный друг Чжуна, некогда имевший пивной живот, серую щетину на лице, ходивший в одной и той же футболке и джинсах, теперь стал довольно статных, пошел с спортзал, стал бриться через день и одевать костюмы, теперь он был семьянином и работал менеджером в «Евросети». Он сильно переменился с появлением женщины в его жизни, у них был маленький сын и небольшой домик за городом, который достался его жене от покойных родителей. Они там и жили.
Чжун покатил туда, даже и не подумав о том, что для начала хорошо бы протрезветь – денег на штраф у него нет, уже не говоря о риске для жизни его и его старушки.
«Плевать я хотел на ваши законы, - крутилось у него в голове, - Кто здесь моет запретить мне делать то, что мне нравиться?»



-Уходи! Я не хочу тебя больше видеть! Убирайся! – орала я вслед Артему, а по щекам текли слезы. Своими же словами я разрывала свою душу.  Он развернулся. В глазах его я увидела столько ужаса, что, испугавшись, шлепнулась на асфальт. Я была не в силах сказать больше ни слова, губы дрожали.
-Ты сама выбрала этот путь. Ты сама решила, как хочешь все изменить, - он не успел договорить и растворился, исчез. Вместе со сном.
Когда я проснулась, в душе играло жуткое чувство.
Я предала его! Я предала себя…
В ушах звенело, из глаз все текли слезы.
Что я наделала? Что?! Теперь я точно знала, каким будет следующий сон: я не увижу следующей ночью его смерти.
За три года, мы много раз ссорились, но каждый раз я сидела вся расстроенная после того, как мы, накричим друг на друга, и боялась, что это может стать концом. В такие моменты мне больше все хотелось обнять его и сказать, как я его сильно люблю, услышать то же самое в ответ. А когда шла к нему мириться, то часто встречала его на полпути, ведь он чувствовал то же самое. И мы сливались в объятьях, поцелуях, понимая, что даже такое короткое время ссоры может сблизить нас еще сильнее, помочь понять, что мы друг без друга, как песня без слов, как стихи без рифмы, как ручей без воды - не можем существовать. Вот и я сейчас умирала без него…
Но я не могла обнять его и поцеловать, тем самым доказать, что он мне сейчас не просто нужен, что я погибаю без него, чтобы он простил меня. Хотя… Много ли это изменит? Велика ли разница: мертв ли твой любимый или мертв и обижен, когда он ненавидит тебя, презирает?
Но до того, как я сказала ему уйти, мне казалось, что он превратился в огромного черного ворона, вонзившего мне в грудь свои длинные острые когти, причиняющему мне невыносимую боль. Вот почему я прогнала его. Конечно, я раскаивалась – это было сказано сгоряча. И вороном был не он, а наша разлука.
Казалось, что я попала в ад. Каждый шаг был неправильным, провальным. Либо стоять на месте и терпеть боль, либо идти вперед и проваливаться в омут все глубже, тонуть. А ведь наступит момент, когда будет уже слишком глубоко, когда уже нечем будет дышать…
Все вокруг напоминало о нем, и ничто не помогало забыть хоть  на секунду.

Мы переехали с Юлькой в новую квартиру, она, как могла, меня поддерживала, отдавала мне большую часть свободного времени. И мне было ужасно стыдно, что ничего не помогало и все ее старания уходили коту под хвост.

-Сереж, мне надо с тобой поговорить, - начала я, когда мы шли в кафе в обеденный перерыв. Юля тут же навострила уши, но я попросила ее пойти вперед, чтобы мы могли поговорить вдвоем.
-О чем?
-О нас, - самый банальный ответ, очень свойственный для всех фильмов и сериалов.
Неловкая тишина.
-Ты знаешь, что твориться в моей жизни, - еле нашла я нужные слова.
-Да, у тебя погиб жених.
Спрашивать, откуда он знает, смысла не было. Могу поспорить, он знал с самого первого дня. Я думала он, рано или поздно, заведет об этом разговор, но он молчал. Тактичен, как всегда.
-Очень сложно… - я запнулась, подбирая нужные слова, чувствуя себя маленькой девочкой перед взрослым мужчиной. Хотя, в принципе, так и было. Внутри все сжалось. Страшно было представить его выражение лица, когда я ему скажу. Ведь он был так счастлив…
-Сереж, мне сложно об этом говорить, и я очень не хочу делать тебе больно. Я потеряла любимого. Я до сих пор люблю его. Не хочу врать тебе. Я не люблю тебя и очень надеюсь, что ты тоже не успел еще в меня влюбиться по-настоящему. Прости.  Прости за то, что согласилась на первое свидание, за то, что разрешила дарить цветы. Прости за то, что обманывала и тебя и себя.
-К сожалению, я уже успел в тебя влюбиться, - все, что он сказал. Его голос был притворно холоден, в глазах шок. Он пошел вперед.
Снова грусть, боль, привкус желчи… Я знала, что без этого не обойдется, но лучше было сказать это сейчас, чем тогда, когда будет уже слишком поздно.
Он сел за другой стол, но просидев перед едой минут десять, сверля ее невидящим взглядом, так ни разу и не притронулся к ней, швырнул на стол деньги и вышел из кафе с убитым видом.
-Почему он не сел с нами?  - спросила Юля, когда мы приземлились с ней на один из наших любимых диванчиков, где обычно обедали.
-Мы расстались, - потупившись в стол, объявила я.
-О, Боже! Он тебя бросил? Бедненькая… Тебе наверное сейчас совсем плохо… - затараторила она.
-Нет, Юля! – оборвала ее причитания я, - Это я его бросила. Но в одном ты все же права. Мне очень плохо…
Мы молча взяли еду и еще несколько минут сидели в тишине. По Юлькиному лицу видно было, что она всем сердцем жалеет меня. Но я этого не заслуживала…
-И все-таки, что случилось? – спросила она, наконец.
-Я не люблю его.
-И все? – она удивилась, - Но он же тебе нравится!
-Сережа мне нравится. Но я его не люблю! Я люблю Артема! Я встречалась с Сережей… Понимаешь, я пыталась себя обманывать. Я обманываю его и изменяю Теме, нашей любви…
-Соня, надо жить дальше, - медленно разжевала она, словно я была контужена, - Ты не можешь быть ему верной вечно.
-Что значит вечно? Еще месяца не прошло, а уже с другим! Он видит это и презирает меня.
-Кто?
-Тема, - прошептала я и набила рот едой, чтоб не взболтнуть чего лишнего. Юля не сказала больше ничего.
Вот и  она подумала, что я сумасшедшая. Хотя и сама не могу отрицать этого на все сто.

Этой ночью я не боялась заснуть, не боялась увидеть кошмар. Меня распирало от любопытства. Что же произойдет этой ночью?
Но мне снова приснился страшный сон. Рыдала с закрытыми глазами и не могла проснуться.
Земли под ногами не было, как и стен с потолком. Вокруг была черная бездна, поглотившая все, что тут когда-либо было. Сначала я даже немного обрадовалась, что наконец-то сон, который я уже выучила наизусть, который мучил меня все эти дни, исчез, и я, наконец, смогу нормально выспаться. Но вдруг поняла, что стою и не чувствую опоры под ногами, что я не могу дышать, будто вдыхаю вакуум. Махнула рукой, но двигаться оказалось намного легче, чем обычно, ничто не мешало, даже воздух. Посмотрела вокруг: темнота. Ничего не видно. Я не видела даже своих рук, себя. Я могла чувствовать свое присутствие здесь только благодаря страху.  Ужас накрыл с головой. Кончики пальцев онемели. Губы невольно пытались ловить воздух, которого не было. Легкие сжимались. Голова закружилась. Я упала, не на пол, ние на ковер, а туда, где раньше стояли мои ноги, на пустоту, прозрачную, но твердую, как скала. Упала больно. По щекам потекли слезы.
-Эй… Кто-нибудь… - шептала я сиплым голосом, выдавливая из себя последние остатки воздуха. Но бездна пожирала звуки, отчаянно произносимые похолодевшими губами. Казалось, она проглотит и меня вот-вот.
-Помогите…
Внезапно из тьмы, словно дельфин, вынырнула чья-то серая тень и в следующую же секунду, там же и скрылась.
Я притихла. Что это было? Добрый ли этот знак?
Что бы это ни было, я все так же молча лежала и ждала. И мои ожидания оправдались: тень снова показалась и исчезла.
Казалось, меня сейчас разорвет от нехватки кислорода, но я терпела, я старалась направить все свое внимание на ожидание тени, чтобы боль хоть чуть-чуть притихла.
В следующий раз, когда я увидела его, он вынырнул из темноты и с большой скоростью кинулся ко мне, но произошло это так быстро и так бесшумно, что я успела лишь взволнованно вздохнуть. Когда он оказался совсем близко, я смогла рассмотреть его. Это было овальное пятно, а когда оно приблизилось, у него появилась шея, голова и руки, едва отделяющиеся от туловища.
Всего в нескольких сантиметрах от его лица, - но у него не было лица!  Но в следующее мгновение я обнаружила еле заметную линию губ, очертания носа… И глаза! Зеленые! Задумчивые… и лучистые где-то в глубине.
Кровь застыла. Я не смела ни дернуться, ни отпрянуть от его холодного дыхания, ни прильнуть к его долгожданной груди и губам. Этот знакомый, но от чего-то холодный, взгляд пронзал меня насквозь.
-Ты могла изменить, - услышала я знакомый, и столь любимый мною голос. В нем мелькали нотки гнева и отчаяния. Но я не была уверенна даже в том, что это произнесла  его призрачная тень. Она лишь открыла рот, и из него хлынуло облако белого ледяного пара.
-Я не… - собравшись с духом, начала было я, но тень с ужасом посмотрела мне в глаза своими красивыми, зелеными и вмиг бросилась прочь от меня, скрылась во тьме.
-Артем! – позвала я его.
Его глаза… Нет, это не мог быть никто другой! Во всем мире нет прекрасней глаз. Из целой толпы самых разных, самых красивых я всегда узнаю его глаза.
Вокруг меня стал слышаться шепот. Я узнала его. Слов было невозможно разобрать. Но шепот становился все громче, все настойчивее. Тогда я поняла, что это снова был его голос и множество точно таких же, словно там. За темной сотня таких же Артемов, шепчущих мне одни и те же слова: «Изменить... Можно изменить… Ты могла изменить… Изменить… Можно…»
Все громче и громче. Я заплакала, закрыла руками уши. Темнота давила со всех сторон. Из темноты стали появляться и исчезать тени. Казалось, это они шептали. Некоторые подлетали и, обдавая холодным дыханием мою кожу, касаясь меня своими ледяными пальцами, и снова скрывались во тьме, повторяя одно и тоже.
-Нет! Не трогайте меня! – пыталась кричать я, но мой сиплый голос, по-моему, слышала только я сама.
На фоне гулкого шепота, звенящего в моих ушах, беспомощно закрытых руками, громом взорвалось то слово… Слово и чувство, которое я хранила в себе все это время, в себе, в своем сердце.
Люблю…
Мне показалось, что оно прозвучало в моей голове. Но существа беспорядочно кружащиеся в бездне и пугающие меня до смерти, замерли. Все. Одновременно. В ужасе глядя друг на друга. Но через несколько секунд они засуетились еще разве, еще громче стали шептать.
«Ты могла изменить…»
И тут что-то теплое потрепало меня по плечу, мокрому от пота и холодному, что-то невидимое дотронулось до меня, перевернуло, положило ладонь на лоб и произнесло наконец-то не шепотом, а нормальным человеческим голосом что-то невнятное.
И я открыла глаза.
Это была Юля. Я была благодарна ей, как никогда в жизни.
Я почему-то лежала спиной на полу. На часах было почти пять. Каждой ночью Юля меня будила, но сегодня была необычная ночь. И она это тоже поняла.
Рассказала ей про свой сон. И она, как всегда, сказала, что это всего лишь сон. И я в тысячный раз поняла, что мы обе уже давно этому не верим.
«Это всего лишь сон» говорят детям, ну, или ладно уж, людям, когда им приснится кошмар, но ни тогда, когда кошмары сняться на протяжении целого месяца, день за днем. Слишком страшные кошмары, слишком часто, слишком по поводу. Слишком связаны между собой и с реальностью.
Снова легла в кровать, отправила Юлю спать, как всегда, сотый раз поблагодарив за то, что избавила от мучений. Легла, включила телевизор. Но непослушные веки упали, и я вмиг погрузилась в сон, крепкий, долгий сон, спокойный, как томное вечернее море.



Дни за днями капали, точно вода из чистого источника, перекрытого камнями и поросшего травой. Казалось бы, все закончилось. Веселись! Живи дальше! Но становилось только хуже. Я больше не видела кошмаров, не мучилась бессонницей, вставала по будильнику. Мой сон был подобен разуму младенца не знающего, что такое война и разлука, обида и смерть. Но я знала.
Кошмары исчезли, будто их и не было. Но я не понимала, что со мной.
Раньше в своих снах я могла видеть его, чуть-чуть… живого. До того, как он умирал. Могла дотронуться до него. Теперь я высыпалась, но об этом знала только я, еще, может быть Юля. Я чахла с каждым днем, как чахнут цветы без воды и солнца, с каждым днем своей непрожитой жизни.
Теперь я совсем запуталась. Не знала, чего хочу. И что же мне, в конце концов, делать? Наша разлука казалась целой вечностью… Она была гвоздем, старым, ржавым гвоздем в моем сердце. И сердце мое гибло, гноилось, готовилось к исходу, понимая, что ему больше ничего не сможет помочь.
Сережа присылал цветы, безуспешно пытался восстановить отношения, просил меня вернуться. Он был терпелив и настойчив. Говорил, мол, мы нужны друг другу, зачем иначе я была с ним. А любви просто нужно время, чтобы разгореться. Но ничто не вечно, и никто не вечен. Так и не дождавшись взаимности, он оставил меня в покое. Сережа не был мне безразличен, но быть с ним я не могла.



-Артем?
-Я здесь.
Смеюсь. Он улыбается. Его волосы, как всегда, растрепаны, несколько прядей выгорели, стали желтыми, после поездки в Египет. Его улыбка игрива, он хитрит, что-то прячет.
-Что это? – спрашиваю я, когда он протягивает сжатый кулак.
-Это тебе.
Раскрывает ладонь: на ней брелок - небольшое плоское розовое сердечко и красная надпись на нем: «Моей второй половинке». Он знает, что меня радуют такие мелочи.
Чмокнула его в благодарность.


В голове кадрами от фильма мелькают воспоминания. Все, связанное с ним.


Однажды мы гуляли с друзьями, со Светой и Пашей. Они шли рядом за руки, смеялись. Мы решили посоревноваться, кто дальше плюнет жвачку. Смеялись до боли в животе. Артем плюнул дальше, но я подбежала и допинала свою жвачку до финиша.


Артем таскал подружек на плечах, а когда мы стали встречаться, долго не мог уговорить меня «поездить» на нем, как на ослике. Конечно, мы дурачились, но я осталась единственной, кого он не покатал. Я и в самом деле боялась. Это естественно не так страшно, как ужастики или американские горки, но все же.
Впервые он взял меня на руки, когда мы очень долго гуляли, у меня разболелись ноги, а впереди был склон. Он поднял меня, и как принцессу понес вниз. Я смеялась, мне было совсем не страшно. Держалась за его шею, хотя и знала, что он меня ни отпустит, ни уронит. Пашка тогда, я помню, сказал Свете: «Ну? Чего ты ждешь?» и встал в позу готовности к тому, что бы его несли. Я это навсегда запомнила. И каждый раз, проходя мимо этого склона, представляю эту картину.


Помню, когда я уезжала в Питер, всего на пару дней, мы переписывались. У меня нельзя было выдрать телефон, он всегда был со мной: когда я ела, когда была на экскурсии, под дождем, и даже в два часа ночи при разводе мостов. Я рассказывала ему какая вокруг красота, а он, помню, вдруг попросил меня быть его музой. Представьте: ночь, Питер, рядом факиры, окруженные толпой, играют с горящими палками, звездное небо, и тебе просят быть музой.
«Да, маэстро, я согласна», - ответила я.
В ту ночь он написал мне песню. Когда я приехала, он сыграл мне ее, спел. Когда я слушала ее, то не могла сдержать улыбки, дрожащей, но искренней. Он смотрел на меня, прямо в глаза. Я иногда смущенно отводила взгляд. Это было так романтично…


-Сонечка, знаешь?
-М?
-Я много думал…
Взволнованный взгляд. Он много думал… Так обычно не начинают, когда хотят сказать что-то хорошее. Или не хорошее? Неужели он…
-Угу, - кивнула, выжидая конца фразы.
-Думал о тебе. Знаешь, в последнее время я только о тебе и думаю. И хочу сказать…
Странно. Еще никогда не видела его таким смущенным, робким. Это совсем на него не похоже. Обычно он решителен и непоколебим. Сейчас же он мялся, опускал взгляд и снова поднимал его, волнуясь, как влюбленный мальчишка.
-Соня?
-Да… - я тоже волновалась не на шутку. Что же он медлит? Любопытство так и распирало меня изнутри.
-Я люблю тебя, - Тема с облегчением выдохнул и расплылся в широкой улыбке.
Несколько секунд я не была способна вымолвить ни слова. Но потом все же сказала:
-Да? Эм… То есть… Я… Эм, - слова не складывались, не просто не знала что сказать.
Смеется.
-Чего ты? – слегка обиженно спрашиваю я. Почему он надо мной смеется?
-Как же я тебя люблю! – хохочет он, прижимает к себе, мы смеемся вместе.
Он любит меня! Любит…

Да. Именно так он признался мне в любви. Я была вне себя от счастья, думала, что сплю.
А может, я и в самом деле, все это время спала? И только сейчас проснулась?



































Глава восьмая


Когда взорвется мир твой
Ненавистный,
Я разорву пределы все безумства.
И, к счастью,
 Уже не смогу я вернуться
Я пойду за тобой,
За безумцем.


Последние пару недель они с Филиппом не общались. А все благодаря Александре, его горячо любимой супруге, которая не так уж мила, как кажется. Она коварная бестия. Она настроила мужа против друга. Она как словно черт у него за ухом, указывает ему, что делать. Чжун не обращал внимания на изменения поведения друга до того как это коснулось его самого. Она напела ему, что кореец нищий бродяга, и что с ним не стоит общаться, это тянет обратно на дно. Александра подстроила все так, чтобы они поссорились. Филипп практически дословно передал ее слова корейцу, добавив, что не хочет с ним общаться, если тот не переменит свой образ жизни. Гордый кореец развернулся и ушел, ничего не ответив.
Эти две недели Чжун много думал о своем единственном друге, иногда ему казалось, что он в глубине души его даже  ненавидит и презирает, однако все это было от зависти. На самом деле один господь знает, как сильно хотелось корейцу иметь семью, дом, чтоб все было как в сказке, и чтобы была у них сказочная любовь. Но, понимая, что сказки не будет, он не хотел, осуществить мечту, чтобы не стать таким же тираном как отец и не жить с такой женщиной как мать.
-Филипп, - взревел он, барабаня кулаком в дверь. Это было воскресное утро, а это значит, что в девятом часу обитатели дома могли  все еще спать. - Открывай, предатель! Хочу распить с тобой этот чудный коньяк! Я для тебя последнее, ублюдок, видишь? А ну выходи! Пустите старика погреться, эй!
Поначалу это было для Чжуна шуткой, он не хотел снова ссориться с другом, просто мирно посидеть, поговорить, а ведь он так давно ни с кем не говорил.
Однако дверь не открывали, и это начинало раздражать корейца. Он привез Филиппу единственное, что у него было, когда тот и крошкой не поделился за время этой лютой голодовки.


-Вернись! Слышишь? Вернись! Я не могу без тебя! Я умираю! – орала я морю, безмятежному и спокойному, такому, каким оно всегда бывает по ночам.
Тихое мягкое колыхание перламутровых волн, ласкающих берег. Где-то вдалеке заходит солнце, раскидывая свои последние лучи по горизонту. Оно вот-вот утонет в воде, потухнет, умрет и воскреснет в завтрашнем дне.
Вот бы и он воскрес, как это солнце. А разве они чем-то отличаются? Чем Артем хуже солнца? Он тоже не виноват в том, что погиб, и солнце в этом не виновато. Они оба красивы, сильны, лучезарны. Они оба дарят свет. Они оба умеют любить: солнце землю и каждого кто на ней стоит, а Тема меня. Они оба уходят, но почему солнце вернется, а Артем больше нет?

Можете не верить, но теперь я умела жить во сне. Раньше такого не было. Теперь я чувствовала, что это я, а ни мое спящее воображение.
Что-то странное творилось в моей жизни. Сны. Они стали ее частью. Но это не были картинки, призрачно мелькающие у меня в голове, когда я сплю. Это было что-то живое, важное.
Я не забывала снов, как это было когда-то.
Я могла управлять собой в снах.
Сейчас я знала, чего хочу. Раз я во сне, я жива здесь и могу влиять на него, значит, я буду кричать, пока на земле не закончится воздух, пока земля не взорвется! Пока я жива…
-Артем, где ты?! Я знаю, ты слышишь меня! Пожалуйста, не бросай меня! Прости меня за все… Я не хотела изменять тебе, не хотела предавать. Поверь. Я все так же люблю тебя, - сама того не заметив, я сошла на шепот.
Тихое мирное море. И только я нарушаю его спокойствие, его тишину. Ноги подкосились, и я упала на колени на сырой песок. Ладони почувствовали жесткую коричневую крупицу.
«Можно изменить» - вывела я пальцем до жути знакомые слова. И тут же стерла их. На песке появилась новая надпись:
«Изменю» - написала я, и волна ласково накрыла ее, оставляя лишь мокрый след.
Не успела и моргнуть, как не пойми откуда взявшаяся волна унесла меня в совершенно в другое место… И время…

Теплый воздух, палящее солнце. Как только я поняла, где я, к горлу подступила тошнота. Это место успело уже намозолить мне глаза за те десятки кошмарных ночей, несмотря на то, что я уже больше недели не была здесь.
Он снова оказался ко мне спиной, смело шагнул на дорогу. Вокруг, так не привычно, бродили люди, как в самый обычный день. Да, обычный!
Но не время было думать об этом.
Сейчас в моей голове только одна мысль. Я. Могу. Изменить. Даже более того, я должна! Обязана изменить!
-Артем, постой, - позвала я парня, которого до смерти рада была видеть и до ужаса хотела спасти, но тот не реагировал, - Слышишь меня? Стой! Я не хочу, чтобы ты уходил!
Тема даже не обернулся.
-Мальчик мой, послушай, если ты обижаешься на меня за то, что я была с другим… Поверь, я не люблю его!
Слова не действовали. Я обогнала его, выскочив на дорогу, полную машин, и уперлась руками ему в грудь в попытке остановить. Но, странное дело, Артем спокойно прошел сквозь меня. Будто не видит, не слышит. На глаза навернулись слезы, но не время было впадать в отчаяние.

Машины засигналили, что бы мы скорей ушли с дороги и не мешали ехать. Меня это совершенно не волновало. Это сон. И здесь я  в праве пренебречь правилами поведения на дороге.
 В голову пришла идея, хотя я заранее знала, что она не сработает.
Ну, так уж и быть, попробовать стоит. Терять все равно уже нечего.
Встала перед ним на носочки и, обхватив одной рукой за талию, другой за шею, прильнула к теплым губам.
На этот раз он не прошел сквозь меня. А выражение лица его я увидела только, когда открыла глаза. Скажу так, он был очень удивлен. Будто видел меня в первый раз.
Я хотела поцеловать его снова, но его удивленный взгляд вдруг скользнул куда-то за мою спину. Он успел только вдохнуть и вцепиться мне в футболку, как я почувствовала жуткую боль, а краем глаза заметила до смерти ненавистный красный Жигули.
Глаза закрылись. Я уже не знала, где именно болит. Один удар, второй. Судя по всему меня сбила машина и я рухнула на землю.
Из моей груди вырвался громкий стон. По телу прокатилась волна конвульсий. Боль сжала горло.
Вот! Вот почему я говорила, что это не просто сны! Потому что мне реально больно, будь это обычный сон, я бы просто закрыла глаза и стала бы смотреть другие картинки. Но это было слишком реально.
Я уже не знала, где именно болит. Казалось, все ребра переломаны. Не могла двинуться. В глазах было темно. И я уже было подумала, что это конец. Но тут до меня далеким эхом донеслись слова:
-Соня! Сонечка! Милая, открой глаза! Пожалуйста! Ты слышишь, не бросай меня, пожалуйста!
Попыталась открыть глаза и сквозь ресницы увидела свет. И его… Живого, чуть ли не плачущего от страха. Услышала его голос и почувствовала, как он гладит меня по голове, как ласково трогает лицо.
-Тема, - тихо-тихо простонала я, но он все же услышал.
-Господи, ты жива! Потерпи чуть-чуть.
Почувствовала, что он пытается меня взять на руки. Боль стала невыносимой. С губ сорвался непроизвольный оглушительный визг.
-Больно! Не надо! – умоляла я его. Но Артем взял меня на руки и понес.
Чуть позже я поняла, что лежу у него на руках, и мы где-то в парке, на скамейке. Все болело. Тело билось в конвульсиях. А сознание… Я его, по-моему, потеряла…
-Смотри! Смотри на меня! – раздавалось где-то далеко…
Глаза я открыла, почувствовав то, о чем мечтала все это время, всю эту вечность. Я мечтала об этом с того самого момента, как потеряла его.
Я почувствовала, как он нежно целует меня. И с каждой секундой его поцелуя боль потихоньку уходила. Я открыла глаза и увидела перед собой любимое лицо. Глаза закрыты, скулы порозовели от слез, челка прилипла ко лбу, волосы по-прежнему растрепаны.
Боже! Я умерла и попала в рай! Только бы это не закончилось.
-Темочка, - пролепетала я, не отрываясь от его губ.
Он тут же открыл глаза, и я утонула в его объятьях.
-Ты меня так напугала, - он прижал меня к себе так сильно, что я, наконец, в первый раз за все это время, почувствовала себя защищенной. Теперь, хоть и знала, что еще чуть-чуть, и я лопну от того, как сильно он меня сжимает, я чувствовала его, чувствовала его любовь и то, как он не хочет меня отпускать.
-Ты не представляешь, как ты меня напугал! Я думала, что больше никогда тебя не увижу!
-Увидела же, - Артем провел ладонью по моим волосам.
-Как странно, мне уже совсем не больно.
-Конечно, это же сон.
Внутри все перевернулось, будто я и забыла об этом.
-Подожди, как же сон? Получается, я так и не увижу тебя по-настоящему?
-Я же умер. Я обещаю, я не брошу тебя. Я буду приходить к тебе во сне, - пообещал Тема и встал со скамейки, поднимая меня на ноги.
-Пойдем?
Он повел меня за руку вдоль парка. Прекрасное теплое солнышко, щебетанье птиц, смех детей. Мы шли молча. Он рядом. Держит меня за руку. Лучше и быть не могло. Будто мои мечты сбылись. Только во сне…
-Тебе было хорошо с ним, - вдруг выпалил Артем.
У меня сердце замерло. Он сказал это отнюдь не спокойно. В его голосе ясно звучали нотки ревности. Не хватало, что бы он снова обиделся на меня. Поэтому соврать я ему не могла. И не хотела.
-Лучше чем с тобой, мне не было ни с кем.
-Ты влюбилась в него? – перебил меня он, избегая смотреть мне в глаза.
-Он хороший, - это была правда.
-Хороший? Ты со всеми хорошими спишь? – Артем резко выдернул руку.
Вот это было больно…
-Ты знаешь, как мне было без тебя?  – закричала я на него, - Ты умер! Я и сама думала, что умру! Я не знала, как жить дальше! Но это еще не все! Каждую ночь я смотрела, как ты умираешь! Поверь, к этому невозможно привыкнуть. Каждый раз мое сердце разрывалось! Я не знала, что мне делать! Я оказалась одна! Совсем одна. Без тебя. Я пыталась вернуться к жизни, к нормальной жизни, но без тебя она уже не могла быть такой. Потом появился Сережа. Он попытался заполнить хотя бы крохотную часть той пустоты, что оставил после себя ты.
Глаза застелила пелена слез. Посмотрела на Артема. Он стоял, потупившись в асфальт, сжимая от злости кулаки. От злости ли?
Нет! Не могу просто стоять и понимать, что человек, без которого я не могу жить, презирает меня, ненавидит, что я причиняю ему боль.
Я ветром полетела прочь оттуда. Не видеть его! Нет! Такого… Злого, обиженного на меня, ненавидящего...
Я бежала по парковой аллее. Ветер резал глаза. Я не смотрела вперед, я просто бежала, бежала…
-Прости, прости… - рыдала я. Передо мной вдруг что-то возникло, я не увидела, что это было. Со всей скорости влетела в эту преграду, выросшую передо мной, ни с того ни с сего. Сильные руки обхватили меня, лицо уткнулось в белую футболку.
-Прости… - сорвались с губ слова, от неожиданности застывшие в горле.
Его объятья стали еще крепче.
-Я люблю тебя, - послышалось над моим ухом. Кожу обожгло горячее дыхание, и по телу пробежали мурашки, - Прости за то, что бросил тебя. Я не хотел.
-И я не хотела.
Снова эти губы… Сводящие меня с ума. Лучше уж сейчас сойти с ума, чем умереть в реальности.
-Как ты это сделал? – спросила я, когда мы, как и до этого, снова шли за руки по парку.
-Что?
-Ну, ты же стоял там, и вдруг здесь очутился…
-Это же сон, - рассмеялся Артем, и от его слов по спине пробежал холодок, - Здесь можно больше, чем в жизни.
-Сон. Получается, я проснусь, и все исчезнет? Ты исчезнешь?
-Нет, - успокоил меня Тема, - Я буду ждать тебя здесь. И мы увидимся в твоем следующем сне.
Я пожевала губу, задумавшись. Он будет ждать меня во сне? Возможно ли такое? Или сегодня он скажет «до завтра», а завтра… Как в моем любимом стихотворении Блока:
«…Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь».
Если он говорит, что это просто сон, то разве он может обещать, что мы точно встретимся? Или я снова увижу его смерть? По-крайней мере, теперь, я знаю как его спасти, как изменить.
-А во сне все можно? – поинтересовалась я, заметив, что пауза слишком затянулась.
-Это твой сон. Ты можешь здесь делать все, что захочешь.
Не знаю, как это у меня получилось, но как только я осознала всю прелесть ситуации, мы оказались на пустынном берегу моря, под ослепительным солнцем. И если то, что закинуло нас сюда, правильно поняло мое желание, то мы находились на необитаемом острове.
На мне был мой любимый купальник, а на Артеме плавки-шорты. Его сильное красивое тело, кремовая кожа. Через один только взгляд я почувствовала, какой он теплый…
Я услышала знакомый мне уже очень давно и столь любимый смех, искренний, заразительный. Я невольно улыбнулась, услышав его.
-Я думал, ты хотела меня увидеть. Но, по-моему, по морю ты соскучилась больше.
-Смеешься? – я кинулась к нему на шею.
Какой же он все-таки сильный, только я его поцеловала, он, как заведенная электрическим зарядом игрушка, помчался к морю со мной на руках.
Прохладное спокойное море. Его теплая кожа, нежные губы.
Боже! Спасибо тебе! Я еще никогда не была так счастлива. Вы спросите, почему? Ты ведь и раньше проводила с ним кучу времени. Целовалась, обнималась.
Я и раньше была с ним и была счастлива. Но сейчас, после того, как я потеряла его, после того, что мне пришлось все это пережить, и теперь он обнимает меня, как прежде, и, не смотря на то, что это всего лишь сон, я могу чувствовать его.
Нет, больше мне ничто не нужно было. Только что бы этот сон ни заканчивался, что бы я впала в кому, и никто не мог меня разбудить.
Мы лежали на морском песке, задыхались от жара любви. Нежные пенистые волны ласкали ноги.
И вдруг все исчезло.
Открыла глаза.
-Нет! Нет! – тихо шикнула я себе и хлопнула рукой по будильнику.
-С добрым утром, Сонь!
Юлька под тихонько включенный телевизор делала зарядку.
-Привет.
-Ну же! Ты со мной?
-Да, - простонала я, сползая с кровати, - Юль, ты даже не представляешь! Мне снова снился Артем!
-Что? Неужели кошмары? Какой ужас! – она надула губки.
-Ты снова разговариваешь сама с собой. Не делай поспешных выводов. Я же не сказала ни слова про кошмары.
-В смысле? Это был хороший сон?
-Не просто сон. Понимаешь, я все чувствовала по-настоящему. Он ожил! Понимаешь, он жив!  Я по-настоящему могла чувствовать его!
-Я очень рада за тебя, - неуверенно начала она, - Но это всего лишь сон. Я, конечно, рада, что теперь ты можешь спокойно спать. Но, знаешь, твои слова меня немного пугают.
Я вздохнула. Она не поймет. Конечно, она не поверит мне. Если я буду и дальше себя так вести мое «сумасшествие» может разрушить нашу дружбы. И я решила все-таки оставить наше свидание с Темой в секрете.
-Ты так говоришь, будто я чокнутая, - надулась я, - Просто, понимаешь, я так давно не видела хороших снов, особенно с Артемом. Ведь я могу видеть его теперь только во снах…
Юля приобняла меня за плечи, громко вздохнула и принялась за следующий подход качания пресса. Я присоединилась к ней.

Естественно, я молчала о том, что очень хотела снова заснуть, снова оказаться на острове с ним… Нет! На Эйфелевой башне! Или в Испании… или где-нибудь еще. Как же жалко, что меня разбудил этот дурацкий будильник.  У меня было еще столько вопросов к нему. Как он оказался в моем сне? А это точно был он, а ни мое воображение! Я это чувствовала. Сердцем.
Мне хотелось спросить у него, что было после того, как он погиб, знает ли он, почему мои сны ожили и кто писал ту надпись везде, где только можно было. И еще куча вопросов крутилось у меня в голове. Но я не был уверена, что Артем знает на них всех ответ.

«Я люблю тебя».

По телу прошла дрожь.
Так хотелось верить в то, что я снова с ним встречусь.






Глава девятая


Что скрывается в этой идиллии?
Что таит в себе сладкий недуг?
Приступивши черту нереальности,
Ты сошла ли с ума?
Ты сидишь, ты одна
Говоришь тихо с кем-то,
Кого-то зовешь.
С сумасшествием за руку мирно идешь.


-Открой, ты что, боишься меня? Что я выбью из тебя всю дурь, а? Нет, старик, не бойся, я не стану тебя бить. Просто ты жалок. Ты подкаблучник, вот что! Ты больше не мужик, раз за тебя баба решает!
И тут дверь открылась, на пороге показался среднего роста мужчина, в розовом женском халате, с всклокоченной шевелюрой, похудевший с прошлой их встречи, взгляд у него был недобрый, холодный.
-Что тебе нужно? Замолчи, ты всех разбудил!
-Как видишь, приехал навестить старого товарища, - промямлил он, размахивая бутылкой.
-Ты пьян! Ты ехал сюда пьяным? Ты окончательно сдурел, кореец!
-Да что ты разорался! Кому какое дело?
-Я не буду с тобой пить, сейчас утро, утром пьют только алкоголики.
-Эй-эй-эй, - перебил его Чжун, - я сюда приехал не для того, чтобы ты меня отчитывал. Ты мне не рад?
-Нет, не рад. Ты напугал мою семью. Ведешь себя как ребенок. Когда ты уже повзрослеешь? Если ты не хочешь разбиться или сдохнуть где-нибудь в канаве, возьмись за ум.
-Как ты? Найти бабенку с домом, завести ребенка, что бы она от тебя не ушла и делать вид, что ты не перестал еще быть мужиком? - Из голоса Чжуна исчезли нотки веселья. Теперь он изрыгал изо рта всю желчь, которая только у него была.
-Убирайся отсюда, Александра была права. Я больше не хочу тебя видеть.
-Ах ты сволочь! - Чжун занес свободную руку для того, чтобы-таки выбить дурь из этого предателя, однако у последнего было преимущество - он был трезв. А потому вскоре кореец слетел с крыльца, получив смачный удар под дых. От такой боли он давно отвык, последний раз он дрался лет двадцать назад.


-Артем, помнишь, мы так хотели вместе приехать сюда когда-нибудь?
-Только я и ты.
Далеко внизу суетились люди, машины, даже здания казались крохотными. Серое небо над нами, сквозь тучи иногда проскальзывает солнечный луч. Совсем, как и я представляла себе. Холодный ветер треплет волосы, обдавая ледяным дыханием. Он придерживает меня за талию, наверное, что бы я случайно не перевалилась за перила и не упала вниз.
-Я так скучал по тебе.
-Я тоже. Расскажи мне…
-Что?
-Где ты был? Что, вообще, произошло, пока мы не виделись?
Артем вздохнул.
-Давай только где-то, где поменьше народа и не так шумно.
Ветер и вправду завывал не слишком тихо, людей из-за него на башне почти не было слышно.
Кивнула. И, благодаря моим «сонным возможностям», прямо с Эйфелевой башни мы полетели домой.

С крыши вечерние улицы смотрелись немного грустно. Усталые пешеходы, машины спешат домой, одинокие деревья внизу стоят неподвижно, теребя листами вечерний воздух. Запах приближающейся ночи, старой крыши и дома. Небо уже темнеет, одинокий месяц и бледные точки только-только появляющихся звездочек.
-Ты давно здесь не был.
-Да, - голос его уже не был веселым.
-Хочешь в другое место?
-Нет, мне здесь нравиться.
Мы, как я и задумывала, расстелили походные матрасы, «чудом» оказавшиеся на крыше, и легли смотреть на темное вечернее небо.
Тема приобнял меня и, закинув одну руку за голову, стал рассказывать.
-Когда мы с тобой расстались, когда машина меня сбила, там, на дороге, все вдруг потемнело. Я оказался в очень красивом саду. Там были существа, такого, молочного цвета. У них не было лиц. Некоторые из них… Не знаю,  они чем-то отличались друг от друга. В общем, видно было, что они главные. Они были больше размером и слегка отдавали синевой. А потом, я увидел самого красивого. И сразу понял, кто это.
-Бог?
-Да. Он весь светился какой-то внутренней красотой.
-У него тоже не было лица?
Тема покачал головой.
-И что потом?
-Я подошел к нему. Спросил: «Я что, умер?» Тот молча кивнул и указал мне на стоящего рядом «главного».
Тот отвел меня к широкой реке. У нее было еще больше безлицых существ. Они все смотрели в призрачную реку. Просто сидели и смотрели, говорили что-то ей, кто-то плакал, кто-то смеялся. Я даже было подумал, что они все сошли с ума. Мне было интересно, что они там высматривают. Я опустился к воде и увидел, как ты плачешь надо мной. Я смотрел на тебя со стороны, как ты пыталась привести меня в сознание, как вокруг собрались люди. Так хотелось тогда вернуться к тебе, успокоить. Ты была так напугана… Потом тебя понесли куда-то: ты потеряла сознание. А потом приехала скорая. Они сразу сказали, что пытаться вернуть меня к жизни бесполезно. Затем меня запихали в серый мешок и увезли.
Я целыми днями сидел у той реки, смотрел на тебя и проклинал себя за то, что оставил тебя одну.
-Ты был там заперт.
-Нет, в любой момент, когда я сам захочу, мою душу должны были поселить в тело новорожденного ребенка.
-Но ты не хотел.
-И сейчас не хочу. И тогда не хотел, не хотел забывать тебя. Я стал умолять «главных» вернуть меня. Они сказали, что это невозможно, запрещено, они постоянно так говорили. Первой ночью, когда тебе приснился сон, в котором мы с тобой были вместе, а я мог видеть не только тебя, но и твои сны, у меня возникла идея.  Я не стал больше упрашивать «главных»: это было бесполезно. Я нашел того прекрасного безликого ангела – Господа Бога. Я попросил у него, что бы я мог быть на месте того меня, меня, что является к тебе во сне, и спросил, можно ли мне будет что-то изменить во сне. Он сказал: «Ты понимаешь, какую боль тебе придется терпеть?», я сказал: «Да».
 «Тогда, это будет зависеть, только от нее», - сказал он и исчез, не объяснив, как я смогу проникнуть в твой сон.
Но я не увидел сон, который следовал за тем, где мы были вместе. В том, сне повторялась моя смерть… Я думал, что в других твоих снах мы сможем увидеться с тобой, но за это пришлось заплатить высокую цену.
Когда я в следующий раз подошел к реке, то увидел, что ты снова спишь. Кто-то толкнул меня в воду и я повалился в твой сон. Я стал его частью.
-Почему же ты тогда снова шел вперед, если знал, что тебя собьет машина? Почему не вернулся ко мне?
-Я не мог. Понимаешь, я был душой в своем теле. Я не мог подчинить его себе. Я все чувствовал, но не мог ни идти вперед, ни вернуться. Но я слышал, все, что ты говорила.
-Но ты же умирал!
-Тело. Но душа… - Артем покачал головой.
-Да, я, кажется, начинаю понимать.
Артем прижал меня к себе посильнее, провел пальцами по скуле, а потом поцеловал ее, опустив ресницы.
-Я так ждал этого…
Я улыбнулась ему и продолжила расспрашивать.
-Так, получается, ты был настоящим в каждом сне?
-Да.
-Тебе не надоело? Это же очень больно, когда тебя сбивает машина, особенно так часто, - горько усмехнулась я.
-Да, это и в самом деле было очень больно. Но я уже никак не мог этого избежать.
-В смысле?
-Река засасывала меня всякий раз, как ты засыпала.
-Какой ужас! - ахнула я, прикрыв ладонью рот, но немного придя в себя, вспомнила еще один вопрос, который интересовал меня не меньше остальных.  - Артем, ты случайно не знаешь, что за странные записи постоянно появлялись вокруг меня.
Тема снова вздохнул, показывая, что это будет долгая история.
-Тебе снилось море. Меня не было в том сне, и поэтому ты меня не видела. Я написал на песке «Можно изменить», в надежде, что ты поймешь подсказку и воспользуешься ею, спасешь меня от ежедневной смерти и себя от мучений.
-Прости…
Я хотела попросить прощения за то, что ему пришлось страдать из-за моей недогадливости, но он перебил меня.
-Не извиняйся, не надо. Ты не виновата, ты не знала.
-Я не могла тебя спасти, - на глаза навернулись слезы.
-Не плачь, пожалуйста, все уже в прошлом. Я уже не могу больше смотреть на твои слезы. Насмотрелся…
Уткнулась в его футболку.
-Подожди, а как же остальные подсказки? Они ведь уже были в реальности! В телефоне, в компьютере, на зеркале.
-Это долго рассказывать, - Тема улыбнулся.
-Расскажи. Мне интересно, - я говорила шепотом, и из-за этого обстановка становилась еще романтичнее, - Я должна знать, что заставило меня сходить с ума.
-Я думал, моя смерть свела тебя с ума, - он сказал это с усмешкой, будто это было смешно. Мне это совсем не понравилось.
-Не шути так. Я же и в самом деле чуть с ума не сошла, - я потухла.
-Эй, ты чего? – он ласково заправил мне за ухо выбившийся локон, - Все ведь уже хорошо.
-Так расскажешь? – буркнула я.
-Когда я немного осмотрелся в том месте, разузнал, оказалось, что это был совсем не сад, это была долина. Там было множество растений, каких нет на земле. Там все было такое красивое. Та река, в которую меня затягивало день за днем, называется Рекой Воспоминаний. Ее так прозвали, потому что когда мы смотрели в нее, видели жизнь, которую покинули, которая осталась в прошлом. Так вот она проходила через всю долину. Здесь все должны были быть счастливы. Но я не мог быть счастливым. Я пошел вверх по реке. Везде были безликие. Потом я и сам понял, что у меня нет лица, разглядев свое отражение.  Мне стало страшно. Я безумно хотел вернуться к тебе, к жизни. Я шел вверх по реке, не знаю зачем, может, искал выход отсюда, время от времени притягиваемый рекой. Меня сбивала машина, но эта боль была стоила твоих объятий и поцелуев.

Мне было так интересно слушать его, узнавать все, что творилось за моей спиной, где был он, пока я была там, в своем мире. Он рассказывал, а я вглядывалась в его лучистые зеленые глаза, никак не могла насмотреться в них, ведь я так соскучилась по ним. Слушать его голос… Да это была моя мечта за все последнее время! И эта мечта осуществилась. Я снова утопала в его голосе, следила за каждым движением. Он рассказывал, бурно жестикулируя, пытаясь передать ту красоту, что повидал, ту муку, что ему пришлось перетерпеть. Но, когда речь заходила обо мне и нашей разлуке, лучезарность глаз чуть тускнела, он мрачнел. Артем говорил чуть тише, чем прежде, сильнее прижимал меня к себе, иногда закрывал глаза и вздыхал. Все кончилось. Теперь все будет хорошо…
-Потом же стало совсем плохо. Когда ты уже не обнимала меня. И только твои слезы были утешением.
Я виновато посмотрела на него,  но встретила нежный любимый взгляд. Он долго вглядывался мне в лицо, а потом прижался к нему щекой и прошептал, обжигая меня своим дыханием.
-Как долго я ждал этого.
-Что было потом? - с любопытством спросила я. Я верила каждому его слову, мне было очень интересно узнать, как там, в другом мире, мне была интересна разгадка всех подсказок, который он посылал мне, как и с чьей помощью, он это делал.
-Мне не хотелось ни есть, ни спать, ни отдыхать. Я все дальше уходил от места, где были главные. Безликих с каждым днем становилось все меньше.
Я встретил одного безликого. Он сказал, что здесь он уже давно. Ему было по пути со мной, и мы решили пойти с ним вместе. Безликий рассказывал мне множество интересных историй, про жизнь на земле и здесь, в долине. И как-то раз он упомянул какое-то потайное место, что находится где-то в этом краю. Я заинтересовался этим местом, стал расспрашивать. Он рассказал, что с помощью этого места можно посылать знаки тем, кто остался на земле. Во мне тут же воскресла надежда. Он, так же, как и я шел в никуда, поэтому согласился провести меня туда.
Это оказалась старинная раковина на красивой колонне, похожей на древнегреческую. В ней была жидкость молочного цвета. Над раковиной была арка из растений. Как объяснить… не знаю, как объяснить. Это было похоже на маленькую беседку.               
«Лазурный грот, как из тумана
Напрасно взор его манит
И пыль росистая фонтана
Главы его не озарит», -
произнесла я недавно выученные строки.
-Вау! Классно… - ахнул Артем, - Только это был не фонтан. Горацио сказал, что, если написать на воде послание, ты его получишь.
-Горацио? Он не русский?
-Нет. В том месте были люди из самых разных стран.
-А как же вы общались?
-Он говорил со мной по-русски. А ему, наверное, казалось, что я говорю с ним на его языке.
-Прикольно. Получается, когда я проснусь, ты снова вернешься туда, к нему?
-Нет, он ушел. Может, решил родиться заново, а, может, продолжил скитания. Кто знает?  - он замолчал ненадолго, а потом, набрав в легкие воздуха, продолжил, - В первый раз, когда я писал тебе послание, но оно оказалось совсем не таким, как я думал.
-В смысле?
-Я написал что-то типа: «Сонечка, я люблю тебя. Ты можешь спасти меня. Прошу, не забывай про меня».
-Но почему?
-Я не знаю, - тут же ответил Тема, будто прочитав мои мысли, - Все мои послания складывались в одни и те же слова. Видимо, так было сделано специально, чтобы не нарушать равновесия двух миров. Я не мог ничего сделать…  только  ты могла.
-Это ужасно, - прошептала я.
-Что? – удивился он.
-То, что ты там, а я здесь. Ты в одном мире, а я в совершенно другом. А видеться можем лишь в третьем.
-Мысли позитивнее! Зато теперь мы можем видеться.
-Ты понимаешь, что у нас уже нет будущего! Тебе рано или поздно придется вернуться, а я постарею! Мы не сможем пожениться, понимаешь? Я обещала тебе, что буду твоей всегда. И что ж? У меня никогда не будет семьи… Никогда не будет нормальной жизни!
-Ты не сможешь любить меня так долго…
-Во сне? Не знаю, Артем. Не знаю…
-Не думай об этом, ладно? Давай, мы оставим пока все, как есть? – в его голосе мелькнули нотки горечи и боли.
Я поежилась в его объятьях и, прижавшись к его щеке своей, закрыла глаза.


Утро было солнечным. На губах горел сладкий вкус его губ. Бесконечное желание продолжения сна и невероятная радость. Я снова его видела, он снова говорил мне. Плевать что! Я снова слышала его голос! Он снова обнимал меня, снова любил.
А если все, что он сказал – правда, то он любил меня и помнил обо мне все это время.
Следуя его совету, я не стала забивать голову пугающими мыслями о том, что будет с нами дальше.
-Почему ты такая веселая? – расхохоталась Юля, поймав меня, скачущую по квартире под музыку.
-Я счастлива.
Она уже было открыла рот, чтобы задать свой вопрос, в котором хотела выразить в самых ярких красках свое явное непонимание, но я не дала ей сказать.
-Не спрашивай – не поймешь. Я просто счастлива.
Юля проглотила следующий вопрос и не стала меня донимать напрасными душераздирающими разговорами о том, что жизнь продолжается и не надо сходить с ума. Но я уже сошла с ума и была этому бесконечно рада.
Не смотря на то, что моя жизнь превратилась в ерунду, я все равно почувствовала, как возвращаюсь к ней, к жизни, возвращаюсь в свою колею. Это приятное чувство прежней жизни очень согревало и предавало сил.
Теперь все, наконец, из множества пазлов сложилось в картинку, странную, замысловатую, но картинку. Если бы я не встретила Артема, не увидела его, не спасла, кто бы смог ответить на все мои вопросы? Кто бы объяснил мне, что у меня не окончательно съехала крыша?
Теперь я знала, зачем мне жить. Теперь мне всего лишь надо было дотянуть до ночи, пережить этот день, что бы снова увидеть его.
Я чувствовала себя солнечной батареей. Только днем я тратила энергию, а ночью ей заряжалась.
Конечно, я не могла совсем не думать о будущем. Когда в голову залетала мимолетная мысль о чем угодно, связанным с тем, что будет, по телу пробегал холодок.
Так хотелось, чтобы он не был заточен в карцер моего сна. Ну, хотя бы он тоже может жить, чувствовать, ходить, а главное любить, не рядом со мной, зато где-то там. Хотя бы он не моя фантазия, и его больше не сбивает машина…



У меня было чувство, что моя жизнь потихоньку налаживалась . Я снова была счастлива.
Но я ошиблась. Это был всего лишь мираж. Моя жизнь, реальность уплывала в никуда…






































Глава десятая


Туман в глазах.
Затишье перед бурей.
Безумна песнь,
Но хочется допеть.

Сплюнув кровь, он привстал, озираясь в поисках бутылки. Она валялась на траве позади него, целая и невредимая.
На лице Филиппа на секунду промелькнуло выражение сожаления о том, что он поступил так с бывшим другом, но в следующий момент оно снова было невозмутимым и жестоким.
Чжун кое-как встал с сырой утренней земли, поросшей местами тонкой несчастной травой, скалясь, словно перед ним стоял враг.
-Уходи, -  уже спокойно повторил Филипп.
Кореец отряхнулся, встал и бросил испепеляющий взгляд на мужчину в розовом халате, который, тем не менее, выглядел ни капли не женственно, он отвечал таким же жестоким почти ненавидящим взглядом.
Они постояли так, буравя друг друга глазами, несколько секунд, а потом пьяный  гордый кореец вдруг как-то по-волчьи улыбнулся, сел в машину и уехал. Филипп хотел сказать, чтобы он не ехал никуда в таком состоянии, потому что это опасно, но решил для себя, что его не должен волновать больше человек, что его нужно вычеркнуть из головы. Он  больше никогда не видел корейца живым.


С таким потоком событий, я совсем забыла упомянуть об одном немало важном герое моего рассказа. 
Сережа. Нет, я не забыла его. Легко сказать себе «забудь», когда ты видишь человека, с которым у тебя далеко не дружеские отношения, каждый день.
С каждым его взглядом сердце сжимается. Я невольно смеюсь над его шутками, а он, увидев это, тут же делает каменное лицо и отводит глаза. Я все еще не могу сказать, что равнодушна к нему, как не любила бы Артема.
И вообще, я никогда не понимала, как люди после отношений становятся друзьями. Настоящими друзьями! Совсем без чувств. Куда они деваются? Одни только воспоминания о том, что было между ними, могут помешать дальнейшей дружбе. Если даже ты просто рядом с ним, просто разговариваешь, даже если просто, как с другом. Разве не возникает тех мыслей, которые возникали раньше, когда вы были вместе? Разве не хочется поцеловать или что бы он обнял, когда тебе плохо? Как можно у него просить совета по поводу другого парня?
Либо любовь, либо нелюбовь. Мне так кажется.
Вот сейчас, мы с Сережей никак не могли стать друзьями. А мне этого очень хотелось, что бы мы хотя бы с виду казались приятелями, хотя бы на поверхности, вопреки моим сомнениям насчет дружбы после отношений. По большей мере от того, что ни у меня, ни у него отметка в шкале чувств так и не достигла нуля, мы не остались равнодушными друг к другу. И это тревожило не на шутку.
Я знала, что это не правильно. Я люблю Артема больше всего на свете. Но ничего не могу сделать с чувствами к Сереже. Сколько он раз подходил ко мне с явным желанием попросить второй шанс. Но каждый раз, заглянув мне в глаза, он либо разворачивался и уходил, либо, после секундного смятения, запинаясь, говорил о работе.
Но за последние несколько дней, как мне показалось, его отношение ко мне изменилось еще сильней. Сережа просто перестал замечать меня, что меня, как это ни странно, задело. Он делал это назло. Но на этом он не остановился. Сережа больше стал уделять внимание Юле, она же была польщена, но вела себя неизменно, все так же относилась к нему, как  другу.
Я слишком хорошо знала свою подругу, чтобы допустить мысль о том, что она, зная о наших с Сергеем сложных отношениях, может поддаться искушению. Я верила ей, как никому другому (не включая некоторых очень близких мне людей).
И вообще, я считала ее, чуть ли не святой, повода для сомнений она никогда не давала. Всегда такая чистая, искренняя, казалось, эта грешная земля не для нее. 
Меня часто называли милой… Артем меня частенько зовет милашкой. Но Юльке с ее искренностью, бесподобной очаровательной и бесконечно невинной улыбкой я и в подметки не гожусь. Тема, конечно, с этим не согласился бы.

Дни текли за днями. Казино в Лас-Вегасе, Джунгли, Лондон, Дисней Лэнд. И все было таким, как и в моих фантазиях. Раньше я только мечтала о таких путешествиях, теперь же я могла посетить все эти места, более того, с любимым человеком. Это было вне реальности.
Куда бы мы не отправились с Артемом, везде мы были вдвоем, совсем одни. Этот хрупкий мирок, который я когда-то утратила, воскрес, вернулся. Теперь я, наконец, почувствовала себя по-настоящему нужной, любимой.
Я стала чаще отпрашиваться с работы, что на нее и на отношение Навилова ко мне плохо влияло, перестала посещать лекции. Заваливала себя работой, что бы приходить домой, как выжатый лимон, несмотря на то, что освобождалась пораньше, ложилась спать, чтобы, наконец, снова увидеть любимого,  рассказать о том, какой трудный выдался день.
Мы были словно муж с женой, которые целый день на работе и  встречаются только вечером, стараются восполнить потерянное время, проведенное врознь. Только тогда времени у нас было бы еще меньше. А у нас была целая ночь.
Сама не заметила, как почти перестала есть, смотреть телевизор, выходить на улицу, даже за покупками. Моя жизнь разделилась на работу и сон, ад и рай. Как небо и земля – быть с ним и без него.
«Ты сошла с ума!» - как-то сказала мне Юля, напоминая, чтобы я не забывала хотя бы есть.
«Я уже давно сошла с ума», - улыбалась я ей в ответ, брала печенье с соком уходила к себе в комнату, где не притронувшись к еде (если это, конечно, можно назвать едой) снова забывалась сном.

Только потом я поняла, что моя жизнь превратилась в кошмар. А можно ли сны назвать жизнью? Я стала терять свою лучшую подругу, общаться с родными, мне стало плевать, как я выгляжу. На работе становилось все хуже. Но об этом я узнала уже позже, когда ко мне пришел Дмитрий Александрович. Его лицо было как-то напряжено и взволновано. Он бывает таким редко, лишь когда к нему приезжают серьезные люди или на конференциях, собраниях по поводу тяжелого положения компании в период кризиса.
Дмитрий Александрович подошел ко мне, не поднимая на меня глаз, будто ему было стыдно. Я сразу поняла, что что-то случилось.
-Здравствуйте, Дмитрий Александрович, - поприветствовала я его, изо всех сил стараясь скрыть волнение.
Ладони вспотели. Что же он мне скажет?
-Здравствуй, - выдохнул он, наконец, подняв на меня глаза,  - Сонечка, как ты себя чувствуешь?
Вопрос меня немного озадачил. Что могло такое случиться, что бы он так начинал разговор. Я разволновалась еще больше.
-Замечательно, - улыбнулась я, - А что? Что-то случилось?
-Случилось, Сонечка, случилось. Скажи мне, ты хорошо спишь по ночам? – спросил он, положив мне руку на плечо.
-Да, - я поежилась и улыбнулась про себя – в голове всплыл любимый образ  и сегодняшняя чудесная ночь. Но Навилов сразу вернул меня к жизни.
-Мне не нравиться, как ты работаешь в последнее время. Вчера у меня была серьезная встреча, и когда я открыл просмотреть условия договора, который мы должны были давать на подпись клиенту, и чуть со стула не упал! Там было столько ошибок, что я постыдился показать его людям. Теперь мы встречаемся на следующей неделе. Они дали нам шанс, но, если и в следующий раз что-то пойдет не так, то они просто-напросто откажутся от наших услуг. Ты не представляешь, в какое неловкое положение ты меня поставила.
Потупилась в пол. Этот договор составляла я. Что же теперь будет? Я так его подвела.
-Этот договор я поручал тебе. Раньше ты  меня раньше не подводила. Ни разу! Но в  последнее время…. Соня, мне сложно это тебе говорить, но ты все еще работаешь в «Lollipple» только благодаря моему хорошему отношению к тебе. Будь кто-то другой на моем месте, ты бы уже давно отсюда вылетела. Я знаю, что тебе сейчас нелегко,  но…
-Я понимаю, - грустно кивнула я ему.
-Я буду вынужден уволить тебя, если ты не исправишься. Пойми, я не могу допустить, что бы твоя несобранность приносила компании ущерб.
-Дмитрий Александрович, я все сделаю, что вы скажете! Я больше не подведу вас! Пожалуйста! Дайте мне последний шанс, - затараторила я, причем так громко, что на меня уставились пар десять любопытных глаз.
-Я вижу, тебе нужна эта работа, - нахмурился мужчина и громко напряженно втянул ноздрями  воздух.
Я из всех сил затрясла головой, еле сдерживая слезы. Но одни пустые слова, обещания его вряд ли могли убедить.
Впервые за последнее время, за время, когда я стала встречаться с Темой, я вновь по-настоящему вернулась к жизни.
Суровая реальность схватила меня за шкирку и заставила посмотреть ей в глаза.
Так не может больше продолжаться. Или здесь или там. Эта мысль часто вертелась у меня в голове. Но я не хотела об этом думать.
Страшно расстаться с привычной жизнью, но еще страшнее снова потерять любимого. Я не могла думать об этом страшном выборе. И, вообще, зачем что-то менять, если лучше оставить как есть?!
-Тогда выбрось свое халатное отношение и лишние мысли и приступай к работе.


-Меня чуть не уволили, - с грустью объявила я.
Глаза Артема расширились от удивления.
-Как? Я наверно пропустил это… За что? – запротестовал он.
Мы шли по шумной улице где-то в Америке. Одна из прелестей путешествий в другие страны, я считаю, в том, что люди не могут подслушать наши разговоры, не предназначенные для чужих ушей, ведь не понимают нашего языка, и то, что мы тоже не понимали их, да и не особо-то пытались. Слишком много своих проблем, чтобы пусть даже мельком, пусть не специально, выслушивать чужие. Здесь мы понимали только друг друга.
-Я стала хуже работать, - стыдливо ответила я.
-Почему? – он непонимающе вздернул бровь и остановился.
-Ты хоть знаешь, во что превратилась моя жизнь? Ты знаешь, как мне? Я только работаю и сплю, сплю и работаю! Чтобы  видеть тебя! Что бы быть с тобой! – чуть ли не кричала я, взорвавшись. Нет, я вовсе не хотела его винить. Но мне было так не по себе, мне нужно было выговориться кому-нибудь, ведь больше никому я сказать этого не могла.
Я замолчала. Артем стоял, опустив голову, и с такой  силой сжимал кулаки, что костяшки побелели.
-Я не представляю, как тебе тяжело. Потому что мертв. Я знаю, что являюсь причиной всех твоих страданий, преградой. Только скажи, и я уйду из твоей жизни.
-Нет, - всхлипнула я. Голова закружилась, ноги подкосились и я рухнула на колени, - Не говори так… Я не хочу снова терять тебя, - закрыла руками лицо.
-Ты должна жить, - услышала я его голос, совсем близко, и почувствовала, как его руки крадутся по моим плечам и замыкаются за спиной. Я почувствовала через плоские оковы сна его тепло. По телу пробежала дрожь.
Вокруг нас замелькали картинки. То мы были у меня дома, то в парке, то на крыше, на дороге, на площадке. Я больше не контролировала это. Не хотела.
-Я не хочу, что бы ты стала ходячим зомби, - услышала я над ухом, - Я не прошу, чтобы ты забыла меня, но и то, что ты все еще жива не забывай. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Может, если я уйду, тебе будет лучше…
Вдруг мы оказались на дороге. Да, да, на той самой! На пешеходном переходе.
-Нет! Нет, не уходи! Прошу тебя! – взмолилась я, вцепившись в его футболку, когда он уже собирался отвернуться, встат Уйти от меня в сотый раз. Я бы его больше не простила.
-Хорошо, хорошо. Но ты должна пообещать мне, что будешь жить нормальной жизнью.
Я уткнулась носом в его шею в знак согласия.
-Я не хочу рушить твою жизнь - прошептал Артем, гладя меня по волосам.
Я знала, что это может быть ему неприятно, но все же сказала правду:
-Ты разрушил мою жизнь в тот момент, когда оказался бесчувственно лежащим посреди дороги.
Тема громко сглотнул. Он знал это. Но, наверное, просто боялся услышать.
Артем сжал меня еще крепче.
-Я умру, если ты снова исчезнешь.
Он зарылся лицом в мои волосы, шумно втянул воздух, смешанный со сладким запахом моих волос – ванили…
-Прости…

-Вот черт! – заорала я, соскакивая с кровати.
Боже, уже девять часов! Навилов меня убьет! Ну почему я забыла поставить будильник? Почему именно сегодня? Юля же предупреждала, что уедет еще рано утром… Ну почему? Почему?
Ринулась в ванную, по ходу захватив телефон, на котором, как оказалось, я забыла включить звук.
Три пропущенных!
Юля. Секретарша Дмитрия Александровича… Снова Юля.
Ну почему? Почему именно сейчас, когда я в полушаге от увольнения.
Кое-как натянув на себя первые попавшиеся шмотки, и даже не накрасившись, я вылетела из квартиры и помчалась на работу.
Я уже была готова к тому, что меня сейчас отчитают по-полной и уже представляла, как буду умолять Навилова простить, дать шанс. Это будет не честно, знаю. Да и кто любит унижаться, вылизывая кому-то ботинки. Как же я упаду в его глазах? Он мне в жизни не поверит и не доверит порядочной работы! В общем, я готовилась к худшему.
Но, когда я влетела в офис и тихонько прокралась на свое место, на меня лишь обратили внимание несколько сотрудников и тут же вернулись к работе. Все, как ни странно, было по-обычному. Но самое страшное было впереди – столкновения с Навиловым было не избежать.
Ближе к обеду Дмитрий Александрович зашел к нам в офис.
Ладони вспотели. Я стучала по клавиатуре, нервы были на пределе. Вот сейчас он подойдет и скажет: «Прости. Прощай». В животе все сжалось. Меня буквально трясло от страха.
Сначала он меня просто не заметил – зашел за документацией к Мари. А потом я почувствовала на себе его тяжелый взгляд.
Но, как ни странно, он,  явно недовольно посмотрев на меня, вышел. Не подошел ко мне, не отчитал. В этом и заключалось его умение быть серьезным, но и понимающим в то же время, руководителем. Заставить человека грызть самого себя от страха и стыда одним взглядом. Теперь я точно знала, еще одна капля, и мне придется искать новую работу.
Юля была на месте уже спустя пол часа.
-Ну, как? – спросила я, ссутулившись набирая заново текст договора, все усилия над которым были потрачены впустую из-за моей невнимательности, халатности и лишь физического присутствия на рабочем месте уже не первую неделю. Я давно уже летала где-то в облаках. Но за ошибки надо платить.
-Заменять курьера, который веселиться на Гавайях довольно интересно, - усмехнулась она, - Но учитывая тот факт, что мне пришлось встать часов в пять, вынуждает желать заменить этого бездельника и на Гавайях.
Я улыбнулась, не отрываясь от работы.
-Ну, что тут без меня?
-Я проспала, - буркнула я.
-Как?
-Будильник не поставила. Ты уехала.
-А я-то думаю, почему трубку не берешь! Тебе попало? – не весело спросила Юля, намекая на начальство.
-Если так можно сказать…
-В смысле?
-Он мне ни слова не сказал. Только посмотрел так, строго.
-Может, он и не заметил того, что ты опоздала? М?
-Штраус мне звонила с утра, как ты думаешь? – фыркнула я, упомянув фамилию секретарши Навилова.
-Ну, тогда, ты должна выложиться на все двести процентов.
-У меня один день на то, что бы переделать договор.
-Успеешь? – Юля была заметно удивлена моим объявлением.
-Успею, не успею… По-любому, придется до ночи здесь сидеть.
-Постарайся, уж не вылететь отсюда. Я не знаю, как буду без тебя, - жалостливо застонала моя подруга.
-Меня сейчас больше волнует, как я буду другую работу искать. Тем более мне здесь нравиться… Я не хочу нигде в другом месте работать….
-Соня, у тебя все хорошо? – прервала она мою речь.
-В смысле? – я оторвалась от монитора и посмотрела на нее.
-В том смысле, что я заметила, что в последнее время ты сама   не своя. Раньше ведь с тобой такого не было… Вот ты сидишь рядом, а такое чувство, что тебя нет, ты где-то далеко. Все нормально?
-Все давно перестало быть нормальным, - сухо бросила ей я и снова утонула в омуте работы, а точнее в ее исправлении.
День тянулся омерзительно долго. С каждой страницей договора ошибок становилось все больше. Некоторые места приходилось просто вырезать и печатать заново.
Когда наступил вечер и некоторые рабочие уже засобирались домой, на глаза довернулись слезы. Я так устала! На пальцах уже почти мозоли, волосы растрепаны, глаза слипаются, а работы еще выше крыши.
Передо мной вдруг вырос образ Люси уже в красном плаще и высоких кожаных сапогах. Небось, заглянула перед уходом, чтобы поиздеваться, позлорадствовать.
Я оказалась почти права.
-Что? – фыркнула я ей, не поднимая глаз, почувствовав, как она пялится на меня.
-Дмитрий Александрович попросил меня заглянуть в ваш отдел – закинуть вам это, - девушка положила на мой стол какой-то документ в бежевой картонной папке, - Просил передать тому, кто еще не ушел. И постарайся разобраться до завтра. Ведь, я смотрю, кроме тебя тут никого.
Интересно, а что бы она сейчас сказала, не выйди Юля за кофе. С одной стороны, это и к лучшему. А то Юля взяла бы  работу себе, и это бы стало предлогом посидеть со мной подольше, может быть, даже допоздна. Я же намеревалась отправить ее домой отдыхать. Нечего ей расплачиваться за мои ошибки.
Громкий стук каблучков – Люси изволила избавить меня от присутствия ее величества. Даже не попрощалась. Пф… Ничего удивительного, у таких стерв вежливости не занимать.
Стало чуть-чуть спокойнее. Я с огромным трудом расправила до боли напряженные плечи  и сделала глубокий вдох. 
Офис опустел, свет погас. Только моя настольная лампа горела, беспощадно разъедая глаза.
Скрипнула дверь. Вошла Юля, держа два коричневых пластиковых стаканчика с кофе.










Глава одиннадцатая


… Но где ты есть?
Моя вина ли в том
Или страданье вечное мое?
Путь истины далек,
Но ближе ложный
Я знаю лишь одно: меня убьет
Не видеться с тобой мой мотылек,
Создав иллюзию,
 Что ты, как в прошлом…



Кореец бродил по парку, бурча под нос что-то неразборчивое, шаркая грязными разношенными туфлями, в которых в такую жару ходить было невыносимо. Он ушел глубоко в себя, вперив взгляд в асфальт, и яростно хлопая ноздрями в такт вдохам и выдохам. Оставшиеся полбутылки коньяка валились на переднем сидении Жигулей, заглохших неподалеку, и тем самым приведших Чжуна в еще больший гнев и негодование.
Он хотел рвать на себе волосы.
"Мерзкие людишки, какие же вы все ничтожные, как же низко вы пали. И вправду, считаете, что счастье в домике, семье, работе. Но это ваше "счастье" вы получаете, следуя определенным правилам, вы плюете на свою личность, свою свободу. Это не настоящее счастье. Вы сами себе его внушаете, и думаете, что это самое прекрасное, чего вы могли добиться в вашей дрянной жизни, а мне просто жаль вас".
Как глупо было с его стороны так думать. Он оправдывал себя. Некий отшельник, отрекшийся от земных ценностей и поэтому находящийся выше всех остальных. А все потому что сам он был несчастен, и виновником своего несчастья был он сам. Он сам отрицал любовь, доброту, все хорошее, что есть в мире, он скептически относился ко всему, что могло бы сделать его жизнь лучше, потому что видел в этом слабость.
Он бродил по парку, чертыхаясь и перебирая в голове все, что могло как-то повлиять на сложившуюся ситуацию, он никак не хотел признавать свою неправоту. После удара голова слегка кружилась, а через какое-то время напала усталость, она посадила его на скамью и навеяла дрему.



-Нет, я тебе не позволю! – вырвала у нее из рук стаканчики, которые она приготовила для меня и себя. На кожу выплеснулась горячая жидкость. Я сразу поставила стаканчики на стол и затрясла в воздухе руками, что бы те остыли.
-Эй!
-Ну что? Это я не буду спать всю ночь! А ты сейчас, как хорошая девочка, пойдешь домой и составишь компанию кровати.
-Я не оставлю тебя одну, - запротестовала Юля, потянувшись за своим кофе, которое уже успело расплескаться и обжечь мне пальцы.
-Есть салфетки? – насупившись, буркнула я.
 Она достала пачку влажных салфеток из сумки и протянула мне, другой рукой, якобы совершив  обманный маневр, снова попыталась ухватить стаканчик.
-Юль. Ну не заставляй меня оставаться у тебя в долгу. Я не люблю этого, ты знаешь.
Я забрала у нее салфетки и вытерла ошпаренные липкие руки.
-Ты не будешь у меня в долгу, Соня. Я же не враг тебе.
-Пожалуйста, поезжай домой. Я справлюсь, - искренне, без намека на улыбку, попросила я.
-Ладно, - грустно выдохнула она, признав свое поражение.
Ее мягкие дружеские объятья заставили меня на секунду расслабиться. Но нездоровый страх перед бесконечной работой, которую еще предстоит выполнить, не оставлял меня. А когда дверь хлопнула, и я осталась одна, он стал расти, расти и грызть меня изнутри.
Чуть ли не залпом выпила согревающий напиток, подавивший озноб, но не сумевший разбудить меня полностью и хотя бы чуть-чуть взбодрить.
Пять минут. Я решительно засыпала. Судьба стаканчика с кофе, который Юля вообще-то принесла для себя, была решена. Вторая порция кофеина была более действенна. Теперь я хотя бы не зевала со скоростью десять зевков в минуту. Все мысли я должна была сосредоточить на работе, которую сама себе обеспечила.
Стрелки на часах уже близились к десяти часам. Вздохнула, внушая себе мысль о том, что это хорошо, что у меня так много времени, пытаясь вытеснить мысль «Хочу спать, но как же много работы!».
Как я ни старалась думать только о работе, а это просто сводило с ума, непокорное сознание все равно, время от времени напоминало о том, что где-то там, далеко, на другом конце жизни есть кто-то, кто сидит, смотрит сейчас на меня и ждет, когда я, наконец, закончу и вернусь к нему.
«Прости, малыш, боюсь это буде не скоро», - вслух произнесла я.
Думаю, он может наблюдать за мной, слышать, но читать мысли – вряд ли.
 На глаза навернулись слезы. Посмотрела на часы: полпервого. Экран стал расплываться перед глазами. Проморгалась, еще что-то печатать.
Нет, так нельзя. Наделаю еще ошибок!
Пошла взяла себе двойной эспрессо. Без всего. Хотя не люблю кофе без сливок и сахара. С горечью выпила, и снова села за работу.
Теперь чувство усталости было намного сильнее сонности. Спину, шею ломит, глаза болят. Чувствую, скоро придется носить очки. В темноте, перед компьютером провести столько времени... Да, эта процедура ни к чему хорошему привести не может. А встать и включить свет, казалось, просто нереально.

Ну.. Ну же.. Еще чуть-чуть… Да!
Последнее я, кажется, произнесла вслух. Громко.
Я, наконец, закончила. Нет, надо еще раз все проверить. А то, не дай Бог, Дмитрий Александрович найдет хоть одну ошибочку… И еще эта документация, которую Люська принесла. Нет, ее я лучше утром завтра сделаю.
Пролистала, внимательно вглядываясь в каждую строчку около пятидесяти страниц договора, который за последние двадцать четыре часа успела возненавидеть, все-таки нашла несколько опечаток и в сотый раз его сохранила.
Осталось распечатать. Включила принтер, он оглушительно загудел. Слишком неожиданно для моих уже привыкших к тишине ушей. Вздрогнула. Машина стала послушно выполнять оставшуюся часть моей работы. Вот бы так она все за меня сделала.
Один лист, второй, третий… Сколько же уйдет времени на то, что бы распечатать все? Компьютер потух от длительного ожидания, и я увидела на черном зеркальном экране свое отражение. Волосы грязные, всклокоченные, глаза сонные, круги под ними, невидящий взгляд.
Я смотрела на себя где-то минуту, а потом упала на руки, чтобы не видеть этого ужаса.
Тут я поняла, что у меня уже не первый час болит голова и принтер просто разрывает ее своим гудением. Но несколько минут спустя этот неприятный звук стал казаться мне убаюкивающей          мелодией. А вскоре и вовсе исчез.

Вдруг меня ослепил яркий свет, прямо сквозь веки в глаза прорезались яркие лучи. Я думала, что знала что это. Но я ошибалась.
Когда я открыла глаза и привстала, чтобы осмотреться, была сильно удивлена. Офис, компьютер, куча бумажек и стаканчиков из-под кофе.
-Кто здесь? – послышался чей-то испуганный голос. И я его сразу узнала.
-Мари, это я, - хрипло, и все еще сонно простонала я.
-Боже! – она подпрыгнула на месте, когда поняла, что маразм еще не настолько поразил клетки ее пожилого мозга, что бы ей виделось, будто в пустом утреннем офисе есть что-то живое. Более того, это «что-то живое» движется и называет ее по имени.
-Не пугайся, это я, - еще не проснувшись до конца,  пробормотала я.
-Ужас! Как ты меня напугала! – буркнула Мари, поглаживая кофту на себе, примерно в том месте, где у нормальных людей обычно находиться сердце.
-Извини, - я привстала и потерла руками лицо.
-Вообще, что ты тут делаешь? – женщина недоверчиво покосилась на дюжину пустых коричневых стаканчиков, выстроенных на столе в форме цветочка.
-Мне надо было переделать договор.
-И что? Ты тут ночевала?
Ну, неужели! Догадалась-таки!
-Да.
-И как? Успела?
-Слава Богу, да. И еще вздремнуть успела пару часиков.
И тут меня вдруг осенило. Но выглядело это наверняка довольно странно. Я побледнела от одной мысли, мотыльком вспорхнувшей в моей голове и, разросшейся устрашающим убийственным пламенем.
Кончики пальцев запульсировали учащенным сердцебиением.
Как же так? Почему? Я ведь спала. Но почему же я не увиделась с Темой?
Версия о том, что сон просто слишком быстро забылся, как обычно бывает у других людей, отпадает. В последнее время я помнила свои сны, как нельзя лучше.
И тут я поняла, почему мне ничего не снилось. Существует два вида сна: глубокий и поверхностный. Когда человек спит поверхностным сном, он видит сны, что обычно происходит ближе к утру. Я же в последнее время спала только таким сном. Но теперь, когда я полностью осушила чашу своих сил, сон не смог больше удерживать меня на поверхности, будто его силы тоже иссякли, и я со всего маху грохнулась прямо на самую глубину.
Странно… А почему же тогда после трудного дня, когда заваливала себя работой, все равно видела сны? Почему этого не происходило раньше. Хотя… Можно предположить, что из-за того, что я весь день трудилась, но возвращалась домой раньше и, благодаря этому, больше отдыхала, восполнялась некая гармония. Больше работы – больше отдыха. И эта гармония удерживала меня на поверхности, не позволяя переутомляться. Вчера же, я мало того, что выжала из себя все силы, так и сна себя полноценного лишила.
Этого нельзя больше допустить. Я не могу еще хоть раз пропустить свидание с ним. Я просто умру.

Весь день я ходила, как зомби. Глаза слипались. Чувство дискомфорта оттого, что  я второй день в одной и той же одежде, без душа и зубной щетки, невыносимо терзало меня. Я уже плюнула но то, что под глазами были круги от недосыпа и потекшей во сне косметики, от нее щипало глаза.
Я отдала Навилову договор. Он сначала был сильно удивлен тому, что я справилась за такой маленький срок. Наверняка он ожидал, что я буду умолять дать мне еще времени, или, в крайнем случае, принесу работу только к вечеру. Но мне нужна была эта работа, нужно было вернуть доверие и уважение к себе, а значит вернуть и свое место, с которого меня едва не свергло мое же отношение, халатное, как сказал Дмитрий Александрович.
Затем Навилов с недоверием посмотрел на меня, наверное, подумал о том, что я ни черта не исправила. И, не смотря на то, что я его в этом убеждала, как могла, отдал договор на перепроверку Гроркину ( противный пацан. Ну, как пацан? Двадцать четыре года, как-никак. Но ведет себя, как ребенок. Будь он обычным работником, наверняка бы уже давно вылетел бы отсюда. Но, так как попал Олег сюда с помощью влиятельного папаши, мальчику еще долго придется здесь куковать). Еще одна лишняя заморочка из-за меня. Не буду скрывать, Гроркин – не лучший вариант. Его все недолюбливают, да и он ко всем относиться с какой-то неприязнью: смотрит свысока, думает будто ему все позволено, но такой он лишь с «себеподобными», когда же появляется Навилов он становиться пресмыкающимся.
Теперь шансов вылететь с работы у меня стало еще больше. И это не слишком радостные новости. Гроркин ведь может держать договор у себя целый день, а потом сказать, что ошибок было мама не горюй, но его светлая голова беспрекословно их исправила, а я тут для красоты всю ночь просидела, а выпила больше десяти чашек кофе, так, что бы лучше спалось!
Вывод один – мне конец.
Но, не смотря на всю безысходность моего положения, сдаваться было просто глупо и безответственно.

Моим планом было медленно, не спеша двигаться по карьерной лестнице и, желательно, добраться хотя бы до редактора или чего-то в этом роде. Для этого необходимо выдвигать свои предложения, идеи. Пока я не делала этого, ведь сначала надо было закончить работу, получить образование, изучить все детали профессии. Сейчас я была бумажным червем, моя специализация – бумажки, документы и все, что с этим связано. Необходимо было с чего-то начать, чем-то зарабатывать на жизнь в период учебы. Без единицы не будет и двойки.
Потерять эту работу, значило опуститься до нуля и начинать все сначала, что касается карьерного подъема.
Плюс ко всему не избежать проблемы с родителями. Отец ведь не просто устроил меня на эту работу. Я-то знаю, что это ему это  ничего не стоило. Но он найдет что сказать. «Я дал тебе такой шанс! А ты и его упустила!». А мама бы сказала с наигранным спокойствием и равнодушием: «Ну, что ж, лучше хороший дворник, чем плохой журналист». Я бы лучше предпочла умереть с голода, чем последовать ее «совету».

Сидела, уткнувшись в компьютер,  пыталась разобраться с документацией, которую вчера принесла Люси. Надо будет спросить у Юли… Не пойму, как их сортировать…
Свернула файл и вздрогнула, когда передо мной на весь экран засветилась картинка с большим плюшевым мишкой, держащим в руках тяжелое красное «люблю».
Я не ставила эту заставку. Тем не менее, не стала сильно удивляться. На второй же секунде после этого до меня дошло, что это было.
-Я тоже тебя люблю и… скучаю, - прошептала я, с надеждой, что один очень хороший человек сейчас смотрит в реку Воспоминаний и слышит меня, человек, по которому я успела смертельно соскучиться.
-Сонь, ты как? – позвала меня Юлька, увидев, как я безучастно, словно под гипнозом, смотрю на экран.
-Да, - протянула я.
Моя подруга потрепала меня по руке, дабы «разбудить». Я моргнула в доказательство тому, что все еще жива и даже не сплю.
-Что там? – она проследила за моим взглядом и нашла его предметом картинку на экране. На ее лице возник вопрос.
Я глянула на нее, а затем снова на экран. Меня передернуло.
Стандартная заставка «Windows».
Стоп… Стоп! Как? Как это? Неужто показалось?!
У меня челюсть отвисла от изумления! Может мне показалось? Не может такого быть. Скорее паранойя.
-Дмитрий Александрович говорил тебе что-нибудь по поводу увольнения? – спросила Юля и я чуть не подскочила на месте.
-Он все-таки уволит? – первое, что сорвалось с языка.
 -Да нет же! Это я тебя спрашиваю.
Я еле перевела дух, пытаясь вернуть сердце из пяток обратно на место. Эта галлюцинация или что это было, и еще это увольнение, и бессонница. Как же противны такие моменты в жизни, когда все гадости, все неприятности смешиваются в одно черное пятно, которое комом встает в горле и мешает спокойно жить дальше.
-Фух… напугала. Нет, он еще не говорил ничего.
-Ну, ясно.
-Как там твоя подработка курьером?
-Пока молчат. Послезавтра может снова отправят.
-Тебе хоть нравиться? – я стала расфасовывать файлы с отчетами прошлых годов по разным папкам.
-Да. Постоянно ездишь, не сидишь на месте, не пялишься в компьютер, не слушаешь противных, свинячьих визгов Люськи, - она изобразила поросенка, визжащего и хрюкающего. Да, да, иногда приходиться отвлечься от работы, что бы мозги окончательно не склеились. 
Проходившая мимо Тамара Николаевна, которая работает в коммерческом отделе, покосилась на Юльку, как на сумасшедшую. Моя подруга тут же замолчала, прикрыв рот рукой, тихо захихикала. А когда Хромова показала спину, мы покатились от смеха. Та вдруг, как испуганная черепаха заковыляла скорей из нашего отдела. Наверное, Тамара Николаевна подумала, что мы смеялись над ней.
Вы, наверное, подумали, что у нас тут со всеми напряженные отношения. Открою вам большую тайну: это не так. У нас вообще очень дружный коллектив. Правда! Есть, конечно, люди, которые не совсем в него вписываются. Та же выскочка Люси: она ставит себя выше других. А в коллективе все должны быть равны, не считая, естественно, лидера, который должен, верней, просто обязан, считаться с мнением коллектива и его составными. Но Люська на лидера и задом не похожа. Вот Навилов всегда был и остается хорошим начальником, расположенным ко всем одинаково, по-доброму, но притом, при всем, держащего всех в ежовых рукавицах. Даже та же самая Люси сгибалась пополам от его грозного слова. Но не так часто его можно было застать хмурым, чаще его лицо было дружелюбным.
Гроркину тоже, я считаю, здесь не место, здесь, в нашей дружной семье. Если его не выгонят, то сам уйдет.
Мари. Не смотря на вечное ворчание, внутри этой женщины скрывается довольно приятный человек. Она всегда «против» несправедливости и сплетен и, если ее не раздражать, с ней вполне  можно ужиться. Ну, что ж поделать, нервные клетки не восстанавливаются, а она человек уже давно не молодой.
-Сонь… - передо мной вырос широкоплечий худощавый брюнет.
Сердце, казалось, задрожало от того, как он снова мешкает передо мной, хочет снова сказать что-то…
-Да? – я с трудом оторвала от Сережи взгляд, от его соблазнительного тела, от его смущенного взгляда, от его губ., которые он кусает, глядя на меня сейчас.
Я сделала вид, что разбираю документы.
-Дмитрий Александрович просил передать… - произнес он вдруг резко, каким-то не свойственным ему грубым голосом. Было не сложно догадаться, что грубость эта далась ему нелегко,  - В общем, он благодарит тебя за качественную работу, - в голосе читалась горечь. Будто ему не по нраву было то, что он говорит, но это я заметила уже после того, как в моей душе зацвели ландыши на политом словами моей победы поле отчаянных надежд.
-А ты… - начала я, когда Сережа уже собрался уходить, - Ты не хочешь, что бы я осталась, да? – сказать мне это было нелегко, правильно подобрать слова, произнести их… и услышать приговор. Но слова вдруг невольно полились с моих губ рекой. Остановиться я уже не могла, - Ты меня ненавидишь? За что? Чем я этого заслужила? А? Скажи мне.
Я почувствовала бегающий от меня к Сереже, от него ко мне, испуганный взгляд Юли.
Сережа опустил глаза в пол, громко вздохнул и снова посмотрел на меня.
-Я не ненавижу тебя.
Вот и все, что он сказал.
Этот ответ мог показаться утешительным. Но нет, его слова меня совсем не утешили. Может не надо было говорить этого… Отношения с ним теперь станут еще хуже! Спасибо мне.
Теперь между нами окончательно залегла пропасть.
Ну, что ж, подведем итоги. Испорченные отношения с бывшим парнем. Медленно, но явно теряющийся контакт с Юлей. Испытательный срок на работе. Да, Навилов остался доволен моей работой, но радоваться было рано: сделать пару гребков еще не значит держаться на плаву. Я, как Джек из «Титаника». Шанс залезть на злополучную дверь к Розе есть.  Но воспользуется ли он  им или останется в воде и станет ледышкой? Я шла по краю – неверный шаг и можно сорваться вниз и разбиться.
 Но это еще не все. Больше всего меня волновало то, что я вдруг потеряла связь с Артемом. А если я следующей ночью я снова нечаянно нарушу тонкую грань меж сном и бездной, в которой я сегодня утонула вместо того, что бы наслаждаться снами с его присутствием.
Я не выспалась, набралась проблем, и меня теперь тошнит от одного упоминании о кофе.

Ну и скажите мне, что теперь я должна делать???




Глава двенадцатая


Любят не за что-то,
Любят вопреки



Прошло какое-то время перед тем, как Чжун проснулся. На душе было неописуемо скверно, и потому вскоре, вернувшись в машину, он осушил пузырь коньяка и снова сел за руль. У гнева открылось второе дыхание. Внутренний голос как никогда вопил, как ненавистен его весь людской род.
-Вали с дороги! - заорал он мальчишке, перебегавшему через пешеходный переход, высунувшись из окна, - Как вы мне все надоели! - Будьте прокляты...
День был уже в самом разгаре, солнце ослепляло, перед глазами все расплывалось, а жара только сильнее кружила голову.
Чжуна стала раздражать мутная картина и он проморгался, будто в глаза что-то попало, но это не помогла, поэтому он на несколько секунд закрыл глаза, и на него из-за этого едва не накатил сон. Однако он взял в себя в руки и снова обратил внимание на дорогу. В следующую секунду он понял, что выехал на перекресток на красный свет и из-за поворота в его сторону газовали с десяток авто. Корейца охватила паника и он рванул руль с сторону, чтобы избежать столкновения, при этом со всей силы выжав газ. Жигули вылетели в поворот, едва не зацепив черный Мерседес, и, казалось, опасность миновала. Но ржавую старушку занесло с такой силой, что Чжун потерял управление, пытаясь притормозить, он понял, что что-то случилось с педалью тормоза, машина перестала ее чувствовать. Выворачивая руль то в одну, то в другую сторону, чтобы не вылететь на обочину, где было полно людей,
Авто петляло по дороге, издавая мерзкий визг и ужасающе рыча.
В момент кореец покрылся потом, сердце бешено колотилось, все мысли в миг покинули голову, кроме одной: "Только бы не разбиться". Капля пота скатилась с брови и угодила прямо в глаз, и поэтому мужчина был вынужден зажмуриться, потирая глаз. Перед ним вдруг выросло "препятствие" - молодой человек в наушниках, ничего не подозревая, переходил "зебру". Но когда Чжун снова мог видеть, оказалось, что он уже слишком близко к парню, чтобы успеть свернуть.
Он не успел ничего подумать, о том, что произойдет в следующую секунду и после них. От ужаса он снова закрыл глаза и заорал в весь голос, выжимая изо всех сил тормоз. Но старушка сумела остановиться только с помощью "препятствия", в которое врезалось со всей скорости, протащив его на бампере несколько метров. Машина резко остановилась, наконец, почувствовав, ногу хозяина на педали, от чего парень по инерции отлетел на асфальт.
Чжун онемел. Что же он натворил! Но нет, парень, должно быть, ранен, но ничего с ним не случиться, думал он, а мне нужно скорее уматывать, иначе мне конец: вождение в нетрезвом виде, неисправная машина, сбил пешехода - все это могло обернуться для него судебным разбирательством, штрафом, оплатить который его не по силам, и даже сроком. Нет, нужно скорее уносить ноги, пока никто не успел запомнить мой номер.
И он рванул оттуда на всех порах. Поглядывая в зеркало заднего вида, он заметил, как сбегается народ с неподвижному телу. Но он решил для себя, что должен выкинуть это все из головы и представить, что всего этого не было.


Дмитрий Александрович решил все же отпустить меня пораньше. Небось, Мари рассказала о моем ночном подвиге. И, как ни странно,  я была ей более чем благодарна.
Я просто валилась с ног, хотя до того, как я обычно ложилась спать, оставалось еще около пяти часов.
-Ты уходишь? – спросила меня Юлька, когда я стала копошиться в сумке, собираясь отправиться на заслуженный четырнадцатичасовой.
-Меня Навилов отпустил, но… Я останусь, пожалуй, наверное, с тобой.
-Иди. Ты выглядишь просто ужасно.
-Спасибо, - иронично хмыкнула я.
-На самом деле.
В ее глазах отразилось сожаление к моему внешнему, и, я думаю, внутреннему состоянию. И я поняла, что хуже мне выглядеть еще не приходилось, к сожалению.
-Я приеду через пару часиков.
-Хорошо, - я не весело улыбнулась я. Теперь я знала, как чувствовала себя вчера Юля, когда я выпроводила ее домой: некая напряженность и мерзкий вкус предательской желчи на языке слегка.
Но ноги меня держать отказывались, все тело ныло от трехчасового сна в сидячем положении, лицом на клавиатуре. И если я не пойду домой сейчас, то потом придется ползти по-пластунски.
В какой-то момент, когда я уже вышла из здания и оказалась вымокшей насквозь, благодаря ливню, хлеставшему на улице, я поняла, что больше всего сейчас мне хочется рухнуть на теплую сильную Темину грудь и разрыдаться, почувствовать, как он гладит мои волосы и шепчет что-то, пытаясь меня успокоить.
Наверное, никто не увидел этих слез, которые, причиняя мне детскую боль, прорезались изнутри, лились по щекам, сливались с безвкусными капельками дождя, изо всех сил пытающихся пригвоздить меня к земле.
Но я должна быть сильной. И никто не отберет у меня мою силу! Понимаешь ли, распустила нюни! У меня все отлично! Я приду домой и, наконец, увижусь с Артемом. И все эти слезы покажутся мне такой мелочью! Я просто сильно устала, поэтому меня нет сил думать о хорошем. Вот и все.
Все пройдет, я знаю, все пройдет.
Я через силу улыбнулась. Говорят, эта натянутая улыбка посылает сигнал в мозг, что способствует сбою и приводит к хорошему настроению. Мозг, видите ли, думает, что я улыбаюсь по-настоящему и дает энергию на положительный настрой. Психологи советуют делать так по утрам, чтобы обеспечить себе хорошее настроение на весь день. Но мне это было необходимо. Прямо сейчас. Эта чертова депрессия меня угробит! Нет, сначала сведет с ума, а потом уже угробит.
Не представляю, как вам уже надоело слушать, как я ною…
Желудок недовольно урчал. Весь день приходилось обходиться крекерами, чтобы не вышло так, что Дмитрий Александрович зайдет, а меня нет. И плевать, что кабинет пуст и все ушли обедать. Я должна была бороться до конца. И мой крекерный план почти сработал. И пусть Навилов увидел, что я на своем рабочем месте во время моего официального отдыха, мельком, когда проходил мимо. Но я очень надеюсь, что он поставил для себя галочку, что я усердно тружусь, а следовательно заслуживаю свою должность. При этой мысли я, сама того не заметив, приподняла вверх нос и еще стремительней зашагала в своему подъезду, больше похожая на мокрую кошку, чем на работника «Lolliplle», который своим усердием и настойчивостью заслуживает своего места.
Здравая мысль, пусть несколько лестная, но ободряет.
И вообще, где будет, мне интересно, моя самооценка, если меня выгонят, а Люси будет сидеть там, сложа руки и попивать чаек и иногда подавая идеи дизайнерам и рассказывая новеньким моделям, как надо встать, чтобы они казались еще худее, чем есть. Неужели она лучше меня? Ну, уж нет! Кто-кто, но только не она! Я должна доказать, что ни чем не хуже ее, а наоборот – лучше.
Я пришла домой, схватила, валяющиеся в хлебнице еще с прошлой недели круасаны и пошла в ванную.
Лежала в горячей воде, поедала круасаны и релаксировала. Глаза сами собой закрывались, мозг грозился отключиться. Когда я вышла, голова слегка кружилась, как и всякий раз, после долгого пребывания в горячей воде. Но оно того стоило.
Завернулась в полотенце и, шатаясь, прошла в свою комнату и рухнула на кровать. Но спустя всего пару минут я поняла, что вместо того, что бы засыпать, я наоборот просыпалась.
Вода оставшаяся на коже стала холодной, словно я сходила в холодный душ.
Я одела длинную футболку и легла под одеяло. Закрыв глаза, я поняла, что сонность и вовсе испарилась. Такой ход событий мне решительно не нравился.
-Так, я должна уснуть. Сейчас. - вслух произнесла я себе. Говорят, что такая вещь, как самовнушение, довольно сильная штука.
Но, услышав собственный голос, я с ужасом обнаружила, что в нем нет ни капли усталости, он был бодр, как первый майский день.
Но я все же умудрилась кое-как себя приободрить. Мысль о том, что я, так или иначе, рано или поздно, засну этой ночью, меня немного успокоила. Куда же я денусь?! Пусть я не могу уснуть так же моментально, как делала это на протяжении последнего времени.
Мысли захлестнули меня с головой. Сколько это будет продолжаться? Смогу ли я сохранить работу? Смогу ли и дальше жить двойной жизнью? Смогу ли наладить отношения с Сережей? Я чувствовала, как иду по острому лезвию. Не правильный шаг – и будет еще больнее. Тонкая пленка, отделяющая меня от безумия, так и трещала, норовя лопнуть.
Мне стало страшно. В животе похолодело. Сердце забилось вдруг так быстро, что дыхание сбилось. Чем больше мыслей было в моей голове, тем быстрее оно колотилось. Глаза бегали невидящим взглядом по комнате. Пальцы теребили одеяло.
Юля пришла через несколько часов. Я не стала ее встречать притворилась спящей.


Серый день. Сегодня Артем не смог выйти ко мне. По-моему с мамой поругался… Родители все такие. Для них дети всегда остаются детьми, сколько лет бы им ни было. И даже когда ему уже за сорок, мать все равно продолжает смотреть с укором, когда он выпьет лишнего или станет дымить в сторонке. Поэтому я не обижалась на Тему.
Я вышла прогуляться с друзьями. Не сидеть же дома!
Тучи утроили на небе тусовку, и слабые мелкие капельки нерешительно падали на землю, будто понимая, что здесь им никто не рад.
Мы приземлились у небольшого прудика, который между собой называли лужей. Разговаривать особо не хотелось. Было какое-то грусное настроение. Круги на воде…
Я вздрогнула. Телефон в кармане завибрировал и защебетал, словно ранняя пташка, звонкой мелодией, оповещая о новом сообщении. Я достала его, открыла. Несколько капелек упало на экран, и я скорей вытерла его рукавом
«Не грусти, малышка», - прочитала я в сообщении и улыбнулась.
Но улыбка не пробыла на лице и пяти секунд. Как хочется, чтобы  он и сейчас был рядом, как так серо и грустно, что бы он лучиком солнца озарил этот мрачный день. Но каждое утро, я жду с ним встречи, и очень надеюсь, что наши отношения просуществуют до того времени, когда мы сможем просыпаться вместе.  Каждое утро просыпаюсь с желанием увидеть его глаза, его взгляд, обращенный лишь на меня, какой-то необыкновенный, будто он несколько десятков лет делал что-то, мастерил, и вот, наконец, перед ним то самое, появление которого он так долго ждал и готовил, будто он смотрит не на меня, а на какое-то чудо света. Это взгляд вызывает у меня странную приятную дрожь, где-то глубоко-глубоко внутри.
Иногда я его даже не понимаю. На что он так смотрит, с таким восхищением, с такой любовью. И в который раз делаю для себя вывод, что  думать и пытаться найти какое-либо объяснение – бессмысленно: любовь необъяснима. Когда я стою перед зеркалом, то вижу в себе множество недостатков, а когда он смотрит на меня, я забываюо них .
Как я люблю, когда он прижимает меня к себе, дышит в мои волосы, вдыхая их запах, целует меня в макушку. Он так крепко держит меня в своих объятьях, словно меня у него кто-то хочет отобрать. Но он… Нет, он этого никогда не допустит. В такие моменты хочется, чтобы время остановилось, что бы эти моменты длились вечно. И чтобы не было ни минуты, ни секунды без него!
Но сейчас я была одна. Одна, потому что без него. На душе тоскливо. Да, даже не грустно, а именно тоскливо.
Увидеть его, сесть рядом, положить голову на плечо, почувствовать, как он держит мою руку и напевает мотив своей новой песни, которая, как и все остальные, для меня были сладкой колыбельной – вот, все, что я хочу сейчас, больше мне ничего не надо.
Конечно же вы ошибаетесь, если думаете, что трещин у нас в отношениях не было, что все было идеально. Нет, идеальных отношений не бывает, даже между двумя единственными половинками одного целого, неповторимого во всем белом свете. И у нас были кризисные моменты.
Однажды я сорвалась на него.  У меня было слишком много работы и времени на частые встречи почти не оставалось. Мне надоело постоянно бежать, сломя голову, каждый раз к нему  – это было слишком тяжело, и казалось, что если я стану свободной, жизнь покинет ненужная суета, мне станет легче дышать, и теперь я не буду ограничена – у меня появиться возможность выбирать. Я сделала вывод, что не хочу больше с ним встречаться. Казалось, это конец. Но я сама так решила. Чувства остыли, и пытаться разжечь огонек из пепла не было смысла. По крайней мере, я так считала. Какое-то время я ждала, не знала, как сказать ему и, может даже, надеялась, что передумаю или что-то изменится. Но ситуация только усугублялась, благодаря большой нагрузке у меня на работе и депрессии Темы из-за экзаменов: чуть ли не в последний момент в институте, куда он собирался поступать, объявили о дополнительном вступительном экзамене, к которому он был совершенно не готов.
Я все-таки собрала всю решительность, что у меня была, и призналась ему. Тогда мы очень сильно поссорились… И не виделись несколько дней. Затем к концу подошла неделя, но с наступлением следующей ему пришла смс-ка: «Прости меня.  Я не могу так больше…Жить… Без тебя…». Многоточия я ставила, каждый раз, когда колебалась: стереть или оставить написанное, - каждый раз, когда невольно вздыхала, дрожа от слез переполнявших всю меня. Я долго вглядывалась в пальцы, крепко сжимавшие телефон, но готовые в любой момент выронить его на пол, долго смотрела на написанные слова и думала, что подумает, что сделает он первым делом, прочитав их, что почувствует. Подумает ли он, что я сошла с ума и после того, что я наделала, просто бессовестно писать такое? Или поймет меня, простит и снова допустит к своему сердцу, вместо того, чтобы закрыть его для всех, особенно для меня, и стать волком-одиночкой, огрызающимся на любое проявление доброты или ласки со стороны людей, подозревая в них обман и неискренность. Мне хотелось как можно скорей отправить сообщение, но я медлила, словно сама себя наказывая за промах, за ужаснейшую ошибку.
Увидев мое порозовевшее от смущения и бесконечного вытирания слез лицо, Артем сначала шагнул через порог, затем остановился. Руки его были опущены, глаза не выражали ни радости, ни осуждения, и это меня пугало. Вид его был свежий, намеков на недосып или депрессию не было, что удивило меня по началу. Но потом он открыл рот, чтобы сказать что-то, но я услышала только грубый хрип и набор невнятных звуков. Я вздрогнула от неожиданности. Артем вдруг снова замолчал, отвел глаза в сторону, со вздохом.
Я должна была сказать что-то, что-то по типу: « Прости» или «Давай попробуем заново» или « Знаешь, я была не права, ты не мне нужен»  - и броситься к нему на шею. Но я не могла. Испуганно теребя рукав кофты, я ждала, когда же решусь сказать что-то или сделать. Но не могла. Боялась. И от этого хотелось взять и зарыдать. Я сдерживалась до последнего, задерживала дыхание, чтобы ни в коем случае не всхлипнуть.
Тот момент  не забуду никогда. В тот момент я ненавидела себя больше всего в жизни, и также сильно любила его. В моей памяти всегда останется то мгновение, когда он сделал шаг, когда просто взял и обнял меня, когда две слезы в один миг покатились по моему лицу от того, с какой силой он сжал меня. О большем я не могла и мечтать.
Но это уже другая история…
Вернусь, пожалуй, к «луже».
В ушах наушники. Друзья о чем-то ворчали, изредка хихикая. Грустная музыка прекрасно сливалась со слякотью, поглотившей это день. Вода идет рябью под ласками колкого ветра.
Заметила какую-то не очень ясную фигуру, приближающуюся к нам. Сначала, я не разглядела, кто это. Но когда увидела, как он тряхнул головой, прошел несколько метров с опущенной головой, а затем поднял на нас глаза на нас. Я почувствовала, как он улыбается, хотя он был еще слишком далеко, чтобы я могла увидеть это. Я почувствовала… Сердцем. И сразу поняла, кто это шел. Я тут же вскочила с места и помчалась к нему. Не успела и вскользнуть в его объятья, как он подхватил меня на руки и закружил.
Я сидела на выступе в метре над землей. Он стоял на земле. Наши лица были так близко, что мы почти касались губами. Он держал в ладонях мое лицо и смотрел в глаза. Будто не видел меня так долго, что забыл, какие они.
-Как ты выбрался?
-Просто.
-В смысле? Тебя же не выпускали.
-Сбежал, - усмехнулся он, вряд ли придавая этому разговору какое-то значение.
-Как сбежал? – я уперлась руками ему в грудь и отодвинула от себя.
-Да не волнуйся ты! Я помирился с мамой.
Я не знала тогда, что он врал. Хотя… Врал ли? Может, чего-то не договаривать, не значит врать?
Я узнала об этом только потом. У нас был долгий серьезный разговор: часть его состояла из слов, от которых по спине бежала дрожь, а вторая из жуткого молчания, стыдливого и осуждающего.
Я узнала об этом только от ее мамы. Она сказала мне, что нашла у него травку, и что я просто обязана была знать об этом. Но также она сказала, что Артем обещал ей больше не баловаться этой гадостью. На этом их разговор закончен. Отце его мама не стала рассказывать. Тогда мы еще учились в школе, были «маменькиными детками» под строгим присмотром родителей. Поэтому, не уверена, что он остался бы с целыми костями, если б его отец узнал… Мама же Темы подошла ко мне с просьбой присмотреть за ним, аккуратно намекнуть, спросить и, если он еще балуется этой дрянью, поговорить с ним.
Когда я узнала, был в шоке. Как? Мой идеальный парень? Как? А вдруг это не только трава, а вдруг он колется? Даже если нет, то вдруг начнет. Наркотик имеет свойство затягивать, выедать изнутри, пожирать, человек может потерять себя, свою сущность связав с ним себя и свою судьбу.
Тема долго качал головой, закрывал руками лицо. Ему было стыдно. Другой парень на его месте, наверняка, вел бы себя иначе: объяснял, что это не вредно, что у него нет зависимости и, возможно, даже предлагал бы мне, но Артем ничего этого не делал. Ему было стыдно смотреть мне в глаза. За то, что я не знала, за то, что он врал. Оказалось он подсел на эту гадость уже несколько месяцев назад, а после разговора с мамой таки не завязал…
Я видела эту потерянность в его глазах, когда разговаривала с ним. Коже вокруг глаз покраснела, а белки заблестели, когда я вела монотонный монолог. А он сидел бледный, как весенний снег, и просто не знал, что сказать. Он понимал, что если он станет обещать бросить, то я не поверю: маму он уже обманывал.
Я смотрела на него и понимала, что это плохо, очень плохо. Проблема была даже больше ни в том, что он употреблял наркотики, а в том, что скрывал это от меня. Ниточка доверия, связывающая нас, была на грани разрыва. Но вот чего я делать точно не собиралась, так это бросать его в такой трудный момент.
Я без колебаний подошла к нему, помня, как что сделал он, когда я была не права и была в отчаянии, и обняла его.
-Я тебе верю, - эти слова показались мне самыми подходящими, самыми нужными ему сейчас, - Я верю в то, что ты больше не сделаешь этого, - я шептала ему это на эхо, и он еле заметно кивал, нетвердой рукой теребя волосы, рассыпанные по моим плечам.






































Глава тринадцатая


Проклятие мое
В отсутствии проклятья.
Мне нужен ты,
Какою бы ценой
Мне ни пришлось
Платить,
Ценою ли рассудка.
Но смерть его с тобой
Успела поглотить



 Клиентов, как и до этого, было совсем не густо. Корейца так никто и не искал. Как он и надеялся, его номер никто не запомнил, но на душе все же было неспокойно. Однако не от того, что не известным осталось, что произошло с парнем, которого он сбил, выжил ли он, а от того, что он боялся ментов, которые могли нагрянуть в любой момент. Но шло время, Чжун, как решил не вспоминать о том случае, так и забыл о нем, как о ночном кошмаре.
Было ли это напоминанием или чем-то еще, гордого корейца стали посещать мучительные головные боли, лекарства от которых он не мог себе позволить. В течении года эти мучения становились только сильнее. В конце концов, отложив немного денег, он все же пошел в государственную поликлинику, чтобы там ему наконец облегчили страдания. Но этого не произошло. Вывернув карманы на МРТ, он не получил утешения. Врачи поставили диагноз - злокачественная опухоль мозга. У Чжуна не было слов. Он вышел из кабинета с большим тонким белым конвертом, который только что рассматривал доктор, недолго, все было предельно ясно. Операция обойдется не меньше чем в 200 тысяч и не факт, что пройдет успешно.


Не мертва, не жива я лежала в шесть часов утра в постели. Одеяло валялось где-то на полу, простынь была до такой степени смята, что ее складки врезались к спину, подушка лежала в ногах. На экране телевизора какая-то совершенно неинтересная программа для тех, кому не спиться ранним утром... совсем ранним.
 Я поняла вдруг, что у меня болит горло. Пойти на кухню не составило большого труда, учитывая что я не хотела спать, несмотря на то, что была измотана до предела. Большая чашка горячего чая и плитка затвердевшего шоколада, найденная в холодильнике. Проходя мимо окна, за которым была еще ночь, я увидела свое отражение. Я была похожа на призрака: меня было почти не видно. И, несмотря на то, что это было даже не зеркало, а обычное стекло, я с горечью отметила для себя, что начинаю исчезать.
Как же мне захотелось вернуть себя прежнюю! Как захотелось вернуться в дни безмятежного счастья.
С этим надо было что-то делать. Я не знала что, но знала, что это все нельзя так оставлять. Нельзя… Под лежачий камень вода не течет, - говорит мудрая пословица. Но я была именно тем самым лежачим камнем, камнем, вокруг которого обвилась гадюка и все сильней шипела, предупреждая о чем-то.
-Ты чего так рано встала? – услышала я сонный голос Юлки, когда проходила мимо ее комнаты.
-Ничего. Спи, - прошептала я ей в ответ и на носочках прокралась в комнату, чтобы не разбудит подругу окончательно.
Глотать было больно. Чтобы согреть горло, я пыталась пить кипяток маленькими глотками. Но пока я пыталась пить горячий чай, обжигая язык, он успевал остыть и не производил никакого действия.
Хуже и быть не могло. Но мысль материальна… Ничего! Пробьемся! Все устроится.
Выходной. Наконец! Сегодня я могу и днем лечь… если получиться, конечно, уснуть. В любом случае, у меня не сегодняшний день есть пару планов.
-Привет, мам! – крикнула я, открывая дверь.
-Ухты! Кто к нам пришел! – услышала я радостный голос мамы.
В коридор тут же выскочила Вика и бросилась ко мне на шею.
-Ай! Как я соскучилась! – замурлыкала она.
-Я тоже скучала, - улыбнулась я, затем чуть отстранилась от своей сестренки, чтобы рассмотреть лицо, - Повзрослела, что ли? – засмеялась я.
-Еще бы! Сколько мы уже не виделись?! То я уезжала, то ты… - она замешкалась, но продолжила, - переехала.
-Дай я ее обниму!
Вика отошла и мама сжала меня своими ласковыми, но сильными руками и громко чмокнула меня в щеку.
-Дайте я хоть разденусь, - рассмеялась я, - А где папа?
-Папа в ванной. Услышал, что звонят в дверь и смылся в ванную – бриться, - захохотала Вика, а мама подхватила.
-Да, да! Ты у нас теперь самый почетный гость!
Мы сели на кухне. Мама налила чаю, открыла коробку самых вкусных конфет, не съеденных еще с прошлого праздника.
-Какие гости! – папа вышел из ванной, вытирая полотенцем только что выбритое лицо, - Неужто, сама императрица?! – он подошел ко мне, обдав запахом пены для бритья, - Здравствуй, красавица. Как ты?
Умираю…
-Да ничего так, - улыбнулась я.
-Нам с тобой надо будет поговорить, - произнес папа тоном, не слишком радостным.
Это меня заставило меня слегка заволноваться. Вика глянула на меня, потом на него, а затем сгорбилась, делая вид, что разглядывая чай.
-Потом, - папа сел рядом и накрыл мою руку своей. Ох… от этого серьезного взгляда по спине побежали мурашки. Что он хочет сказать мне? Что я снова натворила? Я решила сменить тему.
-Эм…  расскажите, как вы съездили в Финляндию? – обстановка тут же разрядилась.
-Просто великолепно! – выдохнула Вика.
-Отлично съездили, - подтвердил отец, - Жаль только мама отказалась.
Мама вздохнула. Он не смогла бросить работу на целый месяц. Папа, конечно, сильно расстроился и сам из-за нее поначалу отказался было ехать, но Вика очень хотела навестить бабушку с дедушкой. Они пару лет назад поехали отдохнуть в Финляндию, и им так понравилось, что они решили не возвращаться. Они долго сомневались: боялись, что буду видеться с нами реже. Но зато их переезд стал для нас лишним поводом почаще выезжать за границу. Что ж, я рада. Каждый должен найти свое место в жизни.
Мама была рада, что осталась, я уверена. Что бы она чувствовала, если бы была в другой стране, когда я потеряла Артема?  Она, наверняка, винила бы себя в том, что не была со мной… Но мама осталась. Может, она почувствовала?
-Мы очень по вас скучали.
-И мы…
Перед глазами вдруг пролетело все то, что произошло, пока их не было. Столько всего!
Удар. Сны. Работа… Артем. Артем. Артем! Он, как был, так и остался в моей жизни. Все так же он не может покинуть мою голову, мои мысли, сны. Но только этим я и живу. И если когда-нибудь это случиться, если когда-нибудь он оставит меня в этом бездонном мире, я просто умру. По сути, я должна была уже умереть. Мы бы были вместе там.
Но пойми же! Ты думаешь, ну, так давай же, иди к нему!
Но ты пошел бы, мой дорогой читатель? Тебе не страшно было бы умереть? Ты думаешь… Конечно, ты бы не сделал ничего с собой. Вот и я вся трясусь от мысли о смерти, особенно после того, как она забрала Тему. Я понимаю, теперь, что будет с моими родителями, если со мной что-то случиться. Знаете это чувство? Когда понимаешь, что лучше пусть будет плохо мне, чем моим близким, чем они переживут то же, что пережила я.
Но паниковать раньше времени и забивать голову такими бредовыми мыслями не стоило. Время все расставит по местам. Только на него была моя надежда.
Мы попили чай, поболтали. Когда я стала собираться, вдруг почувствовала слабость и крохотное, почти незаметное желание все же закрыть глаза и провалиться, наконец-таки, в сон. А я об этом просто мечтала. Надо было скорее ехать домой и попытаться уснуть.
Отец потянул меня в сторону. Волоски на коже встали дыбом.
-Соня…
-Что, папуль? 
Чего он так медлит?
-Мама нам все рассказала… про Артема, - слова давались ему с большим трудом, и он не пытался этого скрыть.
Я вздохнула с облегчением. Слава Богу, я тут не причем, и разговор пойдет на тему, к которой я уже начала привыкать.
-Мне жаль, - произнес папа, взяв мою руку. Он смотрел мне в глаза, и я видела в его глазах искренность, слезы и жалость ко мне, к моей боли, которую он хотел разделить со мной, - То, что произошло, ужасно, - он покачал  головой, не находя слов.
Я подошла к нему и обняла. В последнее время я обнимала многих… всех, кроме Темы… К этому пора было бы уже привыкнуть, но, нет,  привыкнуть к не его объятьям привыкнуть было нереально.
Мне было тепло в папиных руках. Я почувствовала маленькой-маленькой птичкой, птичкой со сломанными крылышками. Он прижимал меня к себе, грея своим теплом. Мне хотелось замурлыкать. Я на секунду даже представила, будто это Артем меня обнимает…
Я не плакала. Все слезы были выплаканы уже давно.
В тот день мне так и не удалось заснуть. Как и в последующие. Я больше не жила. Энергии, которая раньше поступала со снами, больше не было.
Я однажды смотрела программу про сны. В ней упоминался мужчина, заболевший бессонницей. Он бодрствовал в любое время суток. Но спустя какое-то время это его истощило. Уснув впервые за долгое время, он умер. Он не был стар, не был серьезно болен. А в друг и я так усну скоро? А если я и усну, если умру… Стоит ли ждать этого момента? Стоит ли сидеть, сложа руки, и мучить себя мыслями о том, что, когда я, наконец, реально захочу спать, лягу, и глаза мои станут закрываться, я пойму, что пришло мое время. Это будет самым сложным ожиданием в моей жизни. Но она, эта жизнь, стала совсем сухой, пресной. Весь день: на работе, на улице, дома – меня волновало одно – только бы уснуть сегодняшней ночью.
У меня никогда раньше не было бессонницы. Может меня кто-то сглазил? Или, хуже того, проклял. Но кому это может быть нужно? Врагов у меня, вроде бы, нет. Люську, скорей, можно назвать колкой на язычок стервой и недоброжелательницей. Но я в жизни не сделала ей ничего плохого и ни разу не давала повода для ненависти.
А вдруг Димка? Любовь зла, как говорится. Хотя, нет… Не, он не мог. Он на такое не способен. С другой стороны, мало ли ревнивых и брошенных, которые обозлились на своих возлюбленных и пытаются им напакостить? Я ни раз слышала, что красивым девушкам брызгали в лицо кислотой их бывшие ухажеры, готовые на все, что бы только их возлюбленные не достались другим. Не дай Бог, Дима стал или станет одним из таких рабов любви.
Сережа? Нет. Хотя я и обидела его, но он слишком уж взрослый и умный, что бы заниматься такими глупостями. По сути, в этом «возможно проклятии» замешаны темные силы, ведь, если не ошибаюсь, проклинают именно с их помощью. А Сережа не дойдет до такой низости.
Артем? Этот вариант сразу отпадает. Даже если он и злился на меня из-за Сережи, он не мог. Этому есть куча причин: он меня слишком любит, отношения с Сережей уже давно позади, тем более, я уже объяснила ему все, и он, вроде бы, понял. После этого он ни разу не заикнулся на эту тему. И, наконец, мог ли он сам помешать нашим встречам? Я с радостью, поначалу, ответила про себя на этот вопрос непоколебимым и уверенным «конечно, нет». Но потом реальность обрушилась на мою голову. А ведь мог же. Он мог решить за нас обоих что мне будет лучше без него. Что будет лучше, если я буду жить нормальной жизнью.
Неужели это и в самом деле он? Нет… Нет… Он не мог… Только не он…
А если… А если это сам Господь? Вдруг Господь запрещает нам видеться? Нельзя ведь общаться нашим мирам. Зачем же тогда было давать нам надежду? Зачем давать глотнуть воздуха, чтобы затем сразу задушить?
Нет, нет, никто не сможет помешать мне! Ни дьявол, ни Господь! Я не отдам Артема! Ни за что!

Размышляя об этом, я свернулась калачиком в своей постели, зажмурив глаза. Нет, нет… молчи…


Сегодня у меня праздник! Я должна бы радоваться, но как-то не хочется. Нет, это не день рождения… Сегодня меня отправляют на встречу с нашим работодателем. Если все пройдет гладко, они подпишут договор, и мы еще на месяц обеспечим их рекламой.
От Юли я услышала радостное «Поздравляю», но настроение все равно не улучшилось. Да, я знаю, надо настроиться на нужный лад, чтобы не испортить встречу. Я представитель компании! Какая буду я, такой увидят компанию наши партнеры.
Сегодня Сережа меня игнорировал, как и всегда, впрочем… Но сегодня еще сильней, чем обычно. И в сторону мою не смотрел. А вот Юле принес красную герберу. Сказал, что она такая же красивая. Меня это задело, как ни странно. Интересно, почему? Потому ли, что я ревную? Или просто потому, что я люблю герберы?
Юля даже покраснела… Я не стала комментировать то, что произошло, и она ничего не сказала. Только поставила цветы в узкую прозрачную вазу с водой и задвинула ее за компьютер так, чтобы она не мозолила мой завистливый взгляд.
Я постаралась улыбнуться ей, а она лишь потупилась в компьютер.
- Юль, -позвала я ее, но та не услышала… или просто сделала вид.
Но, с другой стороны, Сережа теперь уже не страдал так как раньше и это убежало.
- Юль, а как тут программу установить? Мне порекомендовали…
Моя подруга молчала. Даже не взглянула на меня. Что это с ней?
- Что случилось? – спросила я у нее.
Юля лишь слегка качнула головой в знак отрицательного ответа.
Ничего, решила я для себя, дома она точно не отвертится.
На встречу я должна была ехать на автобусе, но произошло что-то совершенно странное и непонятное для меня.
Я стояла на остановке и ждала автобус, который, кстати говоря, обычно ходит довольно часто. Но на этот раз его все равно не было, и не было… Всевозможные автобусы останавливались, но только моего не было видно.
Что за чертовщина! Я же опоздаю!
- Извините, а вы не знаете почему 626 автобуса нет? Может он не ходит здесь больше? – обратилась я к мужчине в летах, который все это время сидел за мной.
- Как нет? Он уже раз пять прошел!
- В смысле?
- Что «в смысле»? Говорю: вы его несколько раз уже пропустили.
- Как же…
- Кстати, вот еще один. – Он указал на подъезжающий автобус.
Я присмотрелась и поняла что это, и вправду, был тот, что мне нужен. Да, этот мужчина был прав, но никак не в том, что это был уже не первый автобус. Этого не могло быть.
Я села в него. Спустя несколько минут размеренной качки, мои усталые веки стали опускаться. И если бы я заметила это, то была бы очень рада долгожданному концу мучительной бессонницы.
Но в этом были и минусы. Открыв глаза, я поняла, что не знаю где нахожусь: в какой части города и на какой улице. Попытки найти в очертаниях местности знакомые не увенчались успехом. Я спросила у единственного пассажира автобуса где мы, и он назвал улицу, которая не входила в мой маршрут.
Я выскочила на первой попавшейся остановке, ровным счетом ничего не понимая.
Почему этот, а…
Так, спокойно. Ты справишься. До встречи оставалось десять минут, и я всеми возможными словами кляла чертов автобус. Оставалось десять минут, а для того, чтобы добраться до пункта назначения требовалось больше часа.
Только бы они не стали отказываться от сотрудничества из-за какого-то дурацкого опоздания.
Но, правила этикета и принципы пунктуальности, не позволяли приходить на важные встречи с опозданием в час. И они не собирались ждать.
Когда я пришла в ресторан где мы должны были встретиться, то застала лишь то, как с заказанного столика убирали грязные тарелки с объедками и бананы.
Нет… нет… Что же теперь будет?
Потерянная и разбитая, я шла домой. Мимо меня ехали только автобусы с номером «626», один за одним. Но меня это не волновало. Кого винить? Себя? Автобус? Обстоятельства? Я не могла ответить даже на такой простой вопрос.
Я шла пешком, сказав себе, что больше не сяду в злополучный транспорт, по крайней мере сегодня. Необходимо было время, чтобы все обдумать. Но думать было настолько неприятно, что это даже вызывало тошноту. Вместо этого, я стала напевать себе под нос: «Дыши… Ведь жизнь неумолима.
   Вдыхай все зло, но сей любовь…
   Дыши…»
Становилось темно и холодно. Я решила взять себе алкогольный коктейль. Терять уже было нечего.
Зазвонил телефон. Я взяла трубку.
- Алло?
- Привет, Сонь.
- Что ты хотела, Юля?
- Спросить, как все прошло.
- Потом расскажу.
- Ну, хорошо. А где ты?
- Гуляю. Не жди меня.
- М… Да…
Я отключилась.
Как ей сказать? Что она скажет мне?
Сейчас мне, как никогда, нужна была ее поддержка.
Я зашла в кафе перекусить, и взяла себе еще один коктейль. Но алкоголь не помогал. Из глаз только капали слезы и, чтобы не позориться, я оставила деньги на столе и вышла.
До дома оставалось еще очень далеко, а ноги отказывались идти. На такси денег я пожалела, так что поехала снова на 626-м автобусе. Но это был не то 626-й, у этого был другой маршрут.




       Корабль потерпел крушение и затонул неподалёку от необитаемого острова. Но выжить удалось только одному человеку. Это был сильный молодой мужчина. Он доплыл до острова и стал ждать спасения. Сначала он был счастлив, что остался жив. Но проходили дни, а помощи всё не было. Он уже успел приспособиться к жизни на острове. Построил себе дом, натаскал туда разных вещей. И каждый день он надеялся, что завтра на горизонте покажется корабль. Каждый день он молил Бога о помощи.
Но проходил один день, за ним другой, третий, а спасения всё не было. Как-то раз он возвращался вечером с охоты к своему домику и увидел сильнейший пожар. Весь его дом, со всеми скудными пожитками сгорел до тла.
Ярость и отчаяние овладело человеком:
- Я столько дней торчу на этом проклятом острове! Каждый день я прошу у тебя помощи, а ты отбираешь у меня последнее!
Слёзы катились градом по его лицу. Казалось, что жизнь закончена. В изнеможении мужчина уснул прямо на песке неподалёку от пожарища.
На следующее утро он проснулся и не поверил своим глазам - по направлению к острову плыл корабль. Это была долгожданная помощь.
- Я вас так долго ждал, как же вы наконец-то меня нашли? - спросил мужчина.
- Ты же сам вчера подал нам сильный дымовой сигнал. Вот мы и поняли, что искать нужно здесь!










Глава четырнадцатая



Безумие я ко рту поднесу.
Я не боюсь.
Сейчас я засну и встречусь с тобой.
Я не боюсь.
Сознанье теряю,
Нет, я не боюсь
И, только когда я с тобой окажусь,
Приникну к тебе,
Тобою упьюсь.
Лишь тогда можно будет бояться…




Кореец аккуратно закрыл за собой дверь, прошел несколько метров на еле держащих его ногах и присел на железный стул, соединенный с остальными девятью, по типу скамьи. Рядом сидела седовласая женщина, давно не молодая, в теплом свитере и с  толстой кожаной сумкой на коленях.
-Вы скверно выглядите, все в порядке? - вдруг произнесла она, заметив как бледен кореец, как он невидящим взглядом изучает стену, как он почти не дышит. Тогда он вдруг дернулся, будто она его напугала, но немного придя в себя, поерзал жестком на стуле, прочистил горло и взглянул на нее.
-У меня рак мозга, - его голос был на странность спокойным, не похожим на то, каким был обычно, не брякающе ворчливым, а каким-то более добрым, - а так, все нормально...
-Сочувствую, - выдохнула дама, без единого намека на удивление, так же спокойно.
-Вы выглядите тоже неважно, - заметил Чжун, присмотревшись.
-У меня больное сердце.
Они разговорились, это была непринужденная беседа людей, которые видели друг друга в первый раз, но казалось, что знакомы всю жизнь. Они робко улыбались, что делало их беседу теплой и приятной.
-Вы замечательная женщина, я хотел бы иметь такую жену, - вдруг сказал мужчина, - надеюсь, вы выздоровеете и будете счастливы.
-Мне тоже приятно, что мы встретились. Расскажите, врачи говорят, какая причина вашей болезни.
-Это может быть что угодно. А может, и это: около года назад, даже больше, мы с моим другом поссорились, и я схлопотал по лицу, удар был сильным, и мог стать причиной.
Женщина нахмурилась.
-Вы расскажете ему это?
-Нет, зачем? Мы с того момента больше не виделись. - Чжун опустил голову, вспоминая эту их встречу, последнюю, но чтобы отвлечь себя от ненужных воспоминаний, сменить тему, - А что с вашим сердцем?


Стою. Смотрю. Не могу оторваться.
Шуршание одеяла. Копошатся, как испуганные зверьки перед хищником. В их глазах страх. В ее глазах. В его… Нет… Не пойму… Что это? Он жалеет меня? Я так жалко выгляжу?
У обоих щеки пылают, губы раскраснелись, опухли, волосы всклокочены, как после схватки. Одна из подушек на полу, постельное белье сползло с матраса. Они дышат так тяжело, что, кажется, задыхаются. Мои туфли цепляют чьи-то джинсы, чуть дальше на полу я вижу лифчик, возле кровати еще какие-то шмотки.
Мне не нужно было даже думать, что здесь происходило до моего прихода. Все ясно. Короткометражный фильм непроизвольно воспроизводится в моей голове. Пытаюсь проморгаться, что бы остановить его, но тщетно.
Меня тошнит. Тошнит от всего.
-Сонь… - тихо, умоляюще, произносит она.
Я молчу. Рассматриваю их.
В груди что-то колет. Что это? Ревность? Нет. Злость, обида? Нет, откуда…?
Нет, это острый нож, вонзившийся в меня. Кровь сочится из раны. Я чувствую, как дрожат руки, которые держат этот нож, а вместе с ними дрожит и он. Чувствую, как холод забирается через отверстие внутри, как расползается по телу.
Меня тошнит. Я закрыла рот рукой. Юля, прикрываясь одеялом, тараторит что-то. Что-то насчет того, что она не думала, что я так рано вернусь. Сережа растирает руками лицо, сидя рядом с ней, наполовину под одеялом. Если бы на моем месте был сторонний наблюдатель, он мог бы подумать, что его состояние похоже на отчаяние. Но мне так не казалось. Он скорее притворяется, а на самом деле злорадствует. Он отомстил.
Я не смогла больше сдерживаться, сорвалась в мгновение с места и побежала в ванную.
Меня вырвало от того, что я выпила чего-то не того, я плакала. В горле стоял ком.
Я не знала почему я плачу. Я знала одно: мне это было необходимо.
Решила, что не пойду завтра на работу. Лучше пусть они позвонят мне и скажут, что я уволена, чем присутствовать при своем увольнении и унижении лично.
Из ванной выходить я не хотела, сидеть на корточках тоже, поэтому пришлось залезть в саму ванну, подстелив пару полотенец, чтобы не было так жестко.
Я лежала, всхлипывая, пытаясь прийти в себя, трезво оценить происходящее. Но трезво оценивать реальность не получалось из-за еще не выветрившегося из организма алкоголя.
Свернувшись клубком, уснула.

Как много людей, они все грустят, они все в черном, мы на улице, под белым небом. Я пока не знаю где мы, но, увидев кресты, торчащие из земли, догадываюсь. Да, это именно кладбище. Вороны кружат на небе. Молча. Сочувствуют.
Нет солнца, нет мрака. Все куда-то идут, тащат меня с собой. Мы останавливаемся у темно-коричневого гроба. Он открыт. Такой красивый, с множеством узоров. Все вдруг вытаскивают платки и начинают по очереди вытирать мокрые от слез лица.
Кто-то говорит что-то всем. Я заглядываю в гроб. Там он. Совсем как живой! Ни одной царапинки! Волосы уложены, красивый белый костюм, как будто он вот-вот улыбнется, откроет глаза и скажет, что пошутил. Вот только губы у него синие. Лицо белое, как мел.
Он не улыбнется, не встанет, не скажет что он жив.
Так страшно смотреть на него такого.
Хочется убежать, убежать и не видеть как будут его закапывать в землю.
Но бегать от этого было нельзя. Я уже один раз пропустила его похороны. Теперь я должна была быть тут.
Я смотрела на него, смотрела и уже не понимала, что происходит вокруг меня.
Вдруг я поняла, что это не он лежит в гробу, не Артем. А я.
Мои волосы аккуратно разложены по белому шелку, которым обшито дерево. Мои глаза закрыты, а лицо бледнее даже, чем в последнее время. Я стояла, и не могла понять, почему я там. Пришло время занять его место? Я подошла ближе. Интересно, заметит ли кто-нибудь? Провожу ладонью по дереву, забираюсь внутрь и касаюсь своей руки. Но она такая твердая и неживая, что проморгавшись, я понимаю: в гробу лежит скелет.
Он под землей. Темно…

Звонок моего телефона, где-то вдалеке. Я открываю глаза. Я в ванной. Вылезая из нее, обнаружила, что все тело ноет. Со стоном встаю и выхожу из ванной.
Когда я нашла телефон, он уже выключился, а когда увидела кто звонил, он зазвонил снова.
- Да.
- Алло. Софья Александровна, это Ева Эдуардовна.
- Да, Ева, привет.
- Дмитрий Александрович спрашивает, почему ты не на рабочем месте?
- Потому, что меня все равно уволят. Верно?
- Он хотел сказать тебе это сам.  Ты сорвала сделку.
- Да, я знаю. Прошу тебя, передай ему, что мне жаль. А, насчет увольнения… Скажи, я все понимаю.
- И все же, может сама?
- Тебе что лень сказать?
- Да, нет. Но тебе все равно придется за вещами и зарплатой за последний месяц прийти.
- Ева, я приду. Заберу, соберу. Но не сейчас, не сегодня.
- Когда?
- В ближайшее время.
- Ладно. Может Дмитрию Александровичу еще что-то передать?
- Скажи все, что я тебе сказала. Больше ничего не нужно.

Весь день в кровати, перед телевизором. То жалея себя, то ругая: все, что со мной случилось, случилось по моей вине. И снова жалость: и все-таки, не все зависело от меня.
А может… Мне надо было с ним выйти на дорогу? А может в этом была моя главная ошибка: в том, что отпустила его от себя всего на мгновенье?
И потеряла навсегда…
Какая же несправедливая жизнь. Она, зачастую, наказывает хороших людей и помогает плохим. Не всегда ведь все заканчивается «хэппи эндом».
Пересмотрев несколько раз одну и ту же серию «Спанч Боба», которую почему-то не переставали показывать по «MTV», я взяла альбом и стала рассматривать фотографии. Вот на этой Артем держит меня на руках, мы оба смеемся. А тут он с моим дедушкой и бабушкой в Финляндии. Я думала, он никогда там не был. А может и был. Наверное, я просто забыла.
А на этой фотографии мы на «ветерке» сидим на разных качелях, и  он пытается дотянуться до меня рукой.
А здесь мы втроем, с моей сестрой. Мне раньше казалось, что на этом фото мы с папой и Викой. Да, нет. Не может быть! Что у меня с памятью Глупо все это.
Я пролистала альбом и пошла в гостиную, посмотреть какой -нибудь диск. А то от «Спанч Боба» уже тошнит. В шкафу оказались только сопливые мелодрамы. А где мои ужастики? Где комедии? Неужели Юлька куда-то их дела? Ах, Юля…
Ну, вот… Я вспомнила о ней. Не стоило. Теперь меня не оставит мерзкое воспоминанье о том, как я увидела их с Сережей в своей квартире. Была бы она потактичнее, пошла бы к нему, а будь он поумнее, пригласил бы ее к себе.
Нет, надо было это делать пока меня не было! Моя лучшая подруга, которую я считала самой милой и безгрешной на земле, и мужчина, с которым я была так близка, но разбила ему сердце, и все же, не переставала испытывать к нему какие-то чувства.
Теперь он решил мне отомстить.
А Юле ведь он давно нравился, еще с самого начала. Ну зачем же было тогда разрешать мне пойти с ним на то дурацкое  свидание? Я ведь не обиделась бы, если бы она сказала, что ей неприятно. Но нет, она мило улыбалась и говорила: иди! И что из этого вышло?!
Я и не знала, что способна так сильно разочаровываться в людях. Она теперь, как будто, стала для меня чужой. Совсем чужой. Будто я вижу ее в первый раз, как будто совсем ее не знаю.
Взяла мобильный телефон и позвонила маме. Может, хотя бы после задушевного слезливого разговора с ней мне полегчает.
- Мама, ну возьми – бормотала я, выслушивая монотонный монолог гудков, - Мама, ну где же ты? Ты мне так нужна!
Стук в дверь. Я открыла глаза. Почему стучат? Ах, черт! Я кажется уснула и не услышала дверного звонка.
Это была Юля. Она уже слышала о моем увольнении и, переступив порог,  уже было хотела броситься мне на шею, но я отступила. Она взглянула на меня потерянно, но меня это не тронуло.
- Сонь, прошу тебя…
- Ты еще что-то хочешь?
И тут она будто язык проглотила. Мы стояли, глядя друг на друга: она с умоляющим ужасом, а я осуждая.
- Почему ты не сказала мне? – нарушила я все-таки тишину.
Она не ответила. Лишь стыдливо опустила глаза. Заметно было, как дрожали ее пальцы, как глаза заблестели.
- Юля, зачем? Ты знаешь, я поняла бы.
Девушка снова сделала шаг вперед в попытке приблизиться ко мне, чтобы обнять. Но я лишь кивнула головой и ушла в свою комнату.
Решила снова поспать. Легла. Но с верхнего этажа вдруг послышалась музыка. Сначала она была даже усыпляющей, но чуть позже мне все равно пришлось открыть глаза. Это было невыносимо. Музыка стала грубее и намного громче, было такое чувство, что она играла в моей комнате, причем на максимальной громкости. Нет, да это просто неуважение!
- Что за черт! – воскликнула я, распахивая дверь своей комнаты.
В этот момент Юля, как я поняла, выходила из кухни.
Мне показалось, что мой крик был просто не слышен на фоне о музыки. Но на лице Юли было что-то невообразимое: заплаканные глаза растерянно и шокировано глядели на меня.
- Сонь, Сонь, ты чего? – проговорили ее губы.
Но я тут же отвернулась и зашагала к двери. Я поднялась на этаж выше, но здесь музыка, казалось, была даже тише. Я позвонила в звонок, позвонила снова, и снова, постучала, подергала за ручку. Но нет. Никто не ответил, не открыл. Я уже стала кричать: «Сделайте музыку тише! Слышите меня, а? Кто там?»
Через пару минут зашевелилась ручка соседней двери, дверь открылась и высунулась дамочка с безумными глазами.
- Эй, вы чего? – пробормотала она.
- Соседи где ваши, не знаете? – прикрикнула я.
- Вы чего кричите? У меня ребенок спит! – пискнула она, - А они уехали в Турцию на прошлой неделе. В отпуск. А вы кто?
Глупость какая, - подумала я про себя и, не ответив, пошла домой.
Пришла домой, легла. Музыка все равно играла очень громко. Я одела наушники и закрыла глаза.
Голову посетила ужасающая мысль. Что же это? Что со мной происходит? Неужто я и в самом деле сошла с ума.



Господи… Ты прости меня пожалуйста…
Нет… Нет, я просто засну. Я не собираюсь этого делать. Я просто усну. Артем? Ты жди. Я приду к тебе скоро. Я решилась, наконец. Я, наконец, поняла, что от меня хочет судьба. Она душила меня от того, что я не слышала ее. У меня нет другого пути. Тема. Быть с тобой или не быть вовсе. Я не хочу вечно скитаться по земле в виде духа согласно теории «Жизнь после суицида». Поэтому попытаюсь просто уснуть.
Говорят, эти таблетки обеспечивают здоровый, глубокий сон на восемь часов. Но это для тех, кому с утра надо на работу. А я теперь безработная, так что времени у меня полно.
Да, Тема. Я знаю, что не могу уйти вот так просто, не попрощавшись. Если я проснусь, к чьему-нибудь счастью, я просто разорву эту записку и выброшу. Но если вдруг этого не случится, пусть она станет ля кого-то успокоением.

Беру бумагу, ручку, задеваю стакан для письменных принадлежностей, и тот падает, карандаши рассыпаются на лист. Я отодвигаю их, проводя рукой по бумаге, но они лежат на месте. Я пытаюсь взять один, но не чувствую его пальцами. Будто воздух. Что это такое? Не знаю, плевать! Пишу поверх, и, как ни странно, буквы покорно ложатся поверх карандашей. Проморгалась. Карандаши лежат, все так же. Чуть поднимаю взгляд. Неужели это и вправду так? Или мне кажется… или я сплю… Стакан, полный карандашей, по-прежнему стоит на своем месте. Все, так больше нельзя.
Пишу:
«Всем, кого я люблю.
Со смертью Артема я будто тоже умерла. Я больше не могла нормально жить. Каждой ночью мне снились кошмары, а днем происходили неожиданные вещи. Простите меня за то, что я сделала. Я не хотела делать вам больно, просто я так больше не могу. Я чувствую, как схожу с ума.
                P.S.  Юль, я тебя прощаю»
Да, идеально. Этим все сказано.
Стакан воды, таблетки.
Глотаю одну за одной. Штук десять. Все, хватит.
Они должны подействовать минут через десять.  Сижу.  Жду.
Чувствую, как вспотели ладони, как футболка прилипла к спине. Но я чувствовала, что это не от таблеток. Это было от ожидания. Правильно говорят, что ожидание – это самое худшее. Через пять минут меня уже трясло. Ну почему? Почему они не действуют? Я же столько их выпила. Из глаз чуть не полились слезы. Включаю телевизор, и вдруг, в желудке что-то сжимается. Непроизвольно издаю стон. Страшная боль раздирает внутренности.
- А! Ой-ой-ой! Что это?
Нет! Не так я собиралась умереть! Как минимум во сне! Но, ни в коем случае не в муках, не с болью. Нет, я не хочу умирать!
Обхватила себя руками и побежала в туалет, где меня благополучно вырвало всем, что я сегодня брала в рот, в том числе и дурацкими таблетки.
Завершив неприятный процесс, я поняла, что измотана. Через несколько минут я уже валялась в кровати. Спала.
На следующий день у меня кружилась и болела голова, желудок был пуст, съесть что-нибудь я не решалась. Зато отоспала все свои бессонные ночи, пролежав до двух часов дня. Но, опять же, к несчастью некоторых, мысли о том, что я должна как можно скорей встретиться с Темой, и о том, что я должна для этого сделать, меня не покинули. Тем более я уже настроилась. Не на то, что больше никогда не увижу таблетки, но зато увижу его. Нет, надо что-то делать. Тем более, приступы сумасшествия скоро сведут меня с ума! Как глупо… Тем не менее, что я не хочу провести остаток своей бессмысленной жизни в дурдоме, а если я ничего не сделаю, то вскоре я там обязательно окажусь. Но ЭТО надо сделать аккуратно и очень предусмотрительно, потому, что если у меня не выйдет… Все знают, в общем, куда попадают суицидники – неудачники.
Не успела я осознать. Насколько я стала безумной, как в голове уже сложился план.
Так, делать это ножом глупо и больно, так что надо будет найти лезвие. Ладно, допустим, лезвие я нашла. Всего лишь несколько секунд, может даже минут. И все. Я свободна. И что за глупость эта теория о том, что человек, который убивает сам себя, не попадет в рай… Никто, никто не помешает мне вернуть Тему, пусть даже ценой соей жизни. Я уже слишком далеко зашла, чтобы оборачиваться на прошлое, и я уже слишком сошла с ума, чтобы слушаться рассудка. Теперь даже я сама не смогу помешать себе.
Юля не пришла сегодня во время. Прошел час, два, а ее все не было, хотя уже давно миновал тот крайний срок, когда она могла прийти. Она могла, конечно, все-таки прийти, но я почему-то не сомневалась, что сегодня она будет ночевать у Сергея. Хотя это даже было к лучшему: никто не сможет мне помешать.
По моему свежеиспеченному, еще испускающему пар, плану, я должна была идти вечером в «Ремонт обуви». Это место – первое пришло мне в голову, когда я раздумывала о том, где достать лезвие. А туфли я давно хотела отремонтировать, хотя, по сути, они мне уже не пригодятся. В общем, зачем я понесла их в ремонт – понятия не имею.
Я отдала туфли и, разглядывая витрину, как бы невзначай, из интереса, спросила:
- А у вас есть лезвие?
- Ну, есть. А что вы хотели? – не отвлекаясь от дела, пробормотал пожилой мужчина.
- Да у меня дед просто привык к таким, он чертежник, а его старое… - начала я, а потом подумала: перед кем я оправдываюсь и зачем, и сказала четко и ясно: - Короче, сколько стоит?
- Ну, рублей за пятьдесят отдам.
- Отлично, - непонятно чему обрадовалась я.
На этот раз все пройдет как по маслу.




Глава пятнадцатая

-Ах, дорогой мой друг. Проблемы с сердцем не редкость в мои годы.
Но, вообще-то,  этому есть другое объяснение. Я не люблю об этом рассказывать, но вам, чувствую, можно довериться. Это произошло также, как и у вас, больше года назад... Моего младшего сыночка - сейчас ему было бы двадцать - насмерть сбила машина. Он переходил дорогу, причем по переходу. А этот негодяй даже не вышел помочь, он уехал, и мы так и не узнали, кто убил моего Артема. - Дама громко вздохнула, это было даже больше похоже на всхлип, и прикрыла рукой рот, но затем продолжила. - Он скончался на месте. Ударился затылком об асфальт, черепно-мозговая... Смертельная травма. Все органы перебиты. - Она уже взяла себя в руки и говорила спокойно, словно делала это уже в сотый раз, но слезливые нотки все-таки бывало проскакивали в ее рассказе.
Чжун не мог поверить своим ушам, он словно оказался по другую сторону фильма собственной жизни.
-Я была уверена, что не переживу этого. Мне не хотелось больше жить.
Не знаю, как вынесла все это. Однако, знаете, мой дорогой друг, смерть сына, которого ты родила, с которым была всю его жизнь, растила, учила...
Это такая рана, которую не вылечить, я не удивляюсь, что мое сердце не здорово. Простите за такое откровение.
-Нет, ничего. - Еле выдавил из себя кореец, а в голове уже с самого начала и до конца во всех деталях крутился тот злополучный день. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Он ненавидел себя, ведь так долго не понимал, какую боль причинил этой милой ни в чем не повинной женщине, как и всем его близким. - Я уверен, он будет наказан небесами, или уже наказан...
После этих слов, Чжун молча встал и не прощаясь ушел.
Ему оставалось недолго волочить свое несчастное существование на этой грешной земле. В это оставшееся время он много думал: о том, что мог бы иметь семью, о том, что мог быть добрее к людям, ведь он всегда винил всех в своих бедах, всех, кроме себя, а ведь именно он сделал свою жизнь такой, похожей на камень, который ничего не хочет и не может, но который можно кинуть в кого-то и причинить боль, покалечить, он не принесет никому добра.
"Вот он, мой заслуженный конец", - подумал он. Еще две с половиной недели он катал на своей старушонке неудачников, а потом умер.


Решила пойти через парк.
Боже, как красиво. Птицы беззаботно рассекают воздух своими острыми крыльями, весело машут ими, взлетая над кронами деревьев. Как они счастливы: их ничто не обременяет! Как они радуются солнцу!
А в кармане лезвие.
Как тепло, как греет это солнце меня, как согревает все вокруг. Деревья, трава, люди, и даже асфальт светятся от счастья, кажется.
А в кармане лезвие.
Мне хочется запеть, мне хочется взлететь, как эти птицы – к Солнцу.
А в кармане лезвие.
И только оно сможет подарить мне такое чувство.
Одно мгновение. Я закрываю глаза, открываю: на небе серые облака, лужи на земле идут рябью от ветра. Недовольные мамочки развозят по квартирам своих детишек, собака скулит и вертится – не знает, куда деться от холода.
А в кармане лезвие.
Гром раздается снова, меж туч проскакивает быстрая молния и начинается дождь. Но я не сбегаю. Я спокойным шагом гуляю по летнему парку.
Все прекрасно. А в кармане лезвие. Да, лезвие! Ну и что? Что тут такого? Всего лишь человек, желающий ускорить, убежать… вернуть в конце концов! Вернуть то, что потеряла, казалось, навсегда. Она оказалась так умна, что нашла способ вернуть все. Но никто не узнает ее секрет. Она заберет его с собой. Навсегда.
Вдруг вспомнился недавний сон. Я лежала в гробу. Сначала он, а потом я. Я занимаю его место.
Теперь кто-то будет сидеть около меня неподвижной и плакать, и просить, чтобы я очнулась. Теперь кто-то будет плакать на похоронах и вспоминать, какой я была хорошей. Может, я даже кому-то буду сниться. Но я не хочу никому делать больно. Я просто уже сама ее натерпелась. Меня просто раздирала, разрывала на части мысль о том, какую боль я причиню родителям своим поступком.
 А в кармане лезвие.

Интересно, что скажет Артем, когда узнает, что я сделала? Наверное, он будет очень зол, будет ругать меня. Но я ведь сделала это из-за него, для нас. Он поймет со временем, и может даже когда-нибудь скажет «спасибо».
Интересно, а что он сейчас думает, когда наблюдает за мной. Наверное, рвет на себе волосы…
- Вот увидишь, так будет лучше, - улыбнулась я, взглянув на небо, вздохнула, - не бойся, все будет хорошо. Я потерплю…
По пути домой, я все время сжимала через ткань куртки тонкую пластинку.

Села на пол, чтобы не упасть… Чтобы не чувствовать, как слабеют ноги, подкашиваются, как я стремительно теряю силы.
Набираю полный рот воздуха, сжимаю зубы и резко чиркаю вдоль руки, от локтя до самого запястья.
Оказывается, я успела закрыть глаза. Отдышалась. А это не так больно, как кажется. Смотрю. На коже ни царапины. Конечно, больно не будет, если даже не коснуться лезвием руки.
Сонь, у тебя есть еще время передумать. У тебя есть выбор, не забывай об этом, - говорило что-то внутри меня, сначала тихо, но потом вдруг взорвалось в сознании и отчаянно стало умолять меня.
Перед глазами все поплыло. Еле слышная музыка, раньше звучавшая где-то на фоне, заиграла громче. Причем какая-то совершенно дурацкая, в общем, полная какофония!
Одумайся! Одумайся!
Заплакал громко ребенок, спавший в квартире, расположившейся рядом с той, откуда раздавался шум. Вот, подумала я поначалу, дошумелись. Но тут же поймала себя на том, что завертевшаяся вокруг меня кухня, шум, раздирающий мой слух, и визг ребенка, отчего-то звучащий даже громче шума – все это только в моей бедной больной голове.
Не делай этого, слышишь?!
Нет, даже если у меня и был выбор, то я его уже давно сделала. Слишком далеко… Пути назад не предусмотрено. Лучше испепелиться от любви, чем жить без нее, говорил Силован Рамишвили.
- Давай, ты сможешь, - произнесла я голосом дрожащим и чуть ли не плачущим.
Коснулась холодным уголком пластинки бледной мягкой такни, наметила себе невидимым пунктиром... эскиз. Да, пусть это будет эскиз. Пусть это будет просто рисунок. Отвлекая себя от панических мыслей, зажмурилась, и в следующую секунду снова чиркнула по венам, как можно быстрее.
К несчастью, я почувствовала холод лезвия, за секунду до его проникновения в кожу и глаза рефлекторно открылись. И я увидела, как хлынула бешено кровь. Согнувшись пополам от резкой боли, взвыла и уронила руку на пол, впиваясь ногтями другой руки в предплечье, неэффективным обманным маневром, пытаясь отвлечь боль от раны.
 Задев взглядом порез, я увидела, как кровь все еще выливается из-под кожи, несильно, уже без напора и растекается по полу черной смолой… Неосознанно разрешила непрошеным слезам хлынуть из глаз, смывая следы крови. Сжала с силой зубы, сквозь которые все равно слышен был сиплый вой, приглушаемый пониманием того, что я делала это осознанно.
И нечего рыдать! Я сама решила! Я сама хотела этого. И эту цену я готова заплатить… Но это были лишь куски мыслей, панически визжащих в моей голове на фоне душераздирающих рыданий ребенка этажом выше и громом, уже даже отдаленно не смахивающим на музыку. И вскоре уже и я сама, лежа на полу, всхлипывала с каким-то зловещим скрежетом, доносящимся изнутри.
Вид руки просто ужасал, но я, словно мазохистка, улеглась на бок, головой на здоровую правую руку, а вторую зачем-то подтянула ближе к лицу, оставив на плитке кровавые разводы. Я задыхалась от боли и какой-то противной жалости к самой себе. И смотрела… Казалось, что все это время в моей левой руке сидело что-то, не подавая признаков жизни, а теперь я задела его, и оно плюется багровой слюной, защищаясь. Двигать пальцами было чертовски неприятно, поэтому я оставила эту затею.
На столе лежала записка, и я очень надеялась, что она сделает свое дело.

Я лежала, чувствуя, как из меня вытекает жизнь, и думала. И, как ни странно, успела много всего передумать и вспомнить. Пока я истекала кровью, то вспомнила все, с того момента, как произошло самое большое несчастье в моей жизни. Как будто с того момента началась совершенно другая жизнь. Я лежала на полу и думала. Говорят, что перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами. А у меня перед глазами пролетала та, другая жизнь, все ее главы. Эта должна была стать последней.
Я успела подумать о многом.
Наверное, подумала вдруг я, наши отношения с Артемом, может и не были такими прекрасными, как мне казалось. Они были не более чем самые обычные. Может я просто приукрашивала, но никак не то, что любила его очень сильно.
Мы были самой обычной парой, с обычной любовью, и с обычными трудностями. Но нас разлучили. И это все изменило.
Я думала о том, что бы было сейчас, где был бы сейчас он и где я, если бы тогда он не пошел к друзьям, или пошел бы к ним на пару секунд позже, или раньше, или увидел бы их чуть раньше, а не стал бы меня целовать. А если бы мы вообще пошли в другую сторону. Надо же было оказаться именно в то время в том месте. Но нет, уже ничего не сделать. Мыслями, как и слезами, ничего нельзя исправить. А если учесть тот факт, что у меня поехала крыша, можно ли верить в то, что все эти знаки, что все мои сны, в которых я встречалась с Темой – все это правда. Нет, такие мысли мне сейчас совершенно ни к чему! А иначе куда я иду? Куда так спешу? К нему? И он ждет. Я знаю, он ждет меня там, далеко-далеко. И я вернусь к нему. И начнется новая глава. Но так уже не будет мамы, папы, Вики, Юли… Димы… По правде сказать, понятия не умею, что там вообще будет. Может это будет копия нашей настоящей жизни, а может, это вообще будет бесконечная пустыня. Или океан. Или мы будем во вселенной. Нет… По правде сказать, все это мне не важно. Важно только то, что он там будет. Мы снова будем с ним в одной реальности.
В глазах замелькали черные пятна. Рука так болела, что я не в силах терпеть боль, поднесла к губам другую и прикусила. Лужа становилась все больше, кровь испачкала джинсы. Ну вот…
Интересно, меня скоро найдут? Много ли крови будет? У меня, наверное, будет ужасный вид. Я буду вся бледная, холодная и обескровленная. И будет много-много крови. Неужели Юля будет ее вытирать? И вообще, интересно, что они почувствуют, когда увидят мое тело. Будет ли это чувство похоже на то, которое я испытала, когда на моих глазах умер самый дорогой мне человек?
А щеки? Может на них образуются жуткие ямочки, словно я не ела неделю? А глаза? Они же не потеряют цвет. В каком-то фильме я видела, как у утопших изменялся цвет глаз: он становился серым, а взгляд так страшный, невидящим и холодным. Мне совсем не хотелось быть похожей на них. А в чем меня положат в гроб? Кто будет одевать? Нет, я не хочу, чтобы кто-то из близких переодевал мое тело.
Я стану на девять грамм меньше, наверное… Интересно, скоро ли?
Мне стало даже интересно. Вот умру я, а потом оттуда, сверху взгляну на все всех. Только тогда смогу по-настоящему узнать, кто Юля на самом деле. Та ли это девушка, которую я считала такой милой и доброй, которую я считала своей подругой. Возможно, она понимает, что ошиблась, предав меня однажды. Если она притворялась все время, и вот, наконец, ее секрет раскрылся – она облажалась, тогда она вряд ли будет сильно расстраиваться моей смерти, если всегда притворялась, что любила меня. Конечно, бесконечно сильно хочется верить, что Юля просто оступилась, что на не хотела причинять мне боль. А с другой стороны… В принципе, ничего плохого лично мне она не сделала. Сергей не моя собственность. И я не вправе осуждать ее. Она должна была просто по-человечески почувствовать, что будет со мной, и не только со мной, а с нами, с нами обоими, когда все раскроется.
Почему-то было мне интересно, как отреагируют родители, Вика. Мне была неприятна мысль о том, как нехорошо я поступала с ними, но мысли все равно лезли в голову.
А что почувствует Новиков, когда узнает? Ведь это он меня уволил. И это можно считать одной из причин моего решения. Мог бы подумать. Кто-то.
А что подумает Сережа? Почувствует ли он свою вину в этом? Ведь это его я застала в собственной квартире с подругой. Если он хотел мне отомстить, значит все же чувствовал ко мне что-то, будь то обида, или любовь, но никак не равнодушие.
Будет ли он думать, что это шутка, когда услышит о моей смерти? Будут ли его руки дрожать? Будут ли его глаза блестеть от слез? Будет ли ему плохо, так плохо, как было мне? Будет ли он винить себя? Будет ли пытаться встречаться с Юлей, после того, что сейчас произойдет?
И вообще… Может мира не станет, когда я умру. А вдруг у меня настолько поехала крыша, что весь этот мир существовал лишь в моей голове. А вдруг все это мне приснилось? Но почему же тогда мне так больно? Почему голова так сильно кружится? Почему хочется, чтобы все это как можно скорее кончилось? Почему в глазах темнеет, и я больше не в состоянии видеть?
Сколько вопросов… Но никто уже не даст мне на них ответ…
Сколько надежд было когда-то во мне. Сколько мечтаний, грез светлых я хранила в себе, как легко разбились они со смертью Артема, как омерзительно было обращать взор на эти осколки, что остались от них. Ведь как я могла пренебречь всем тем, что было так ценно для меня, всей памятью и любовью и снова вернуться к мечтам и желаниям? Своим. Как я могла думать о том, чего хотела раньше. Сейчас я могла хотеть одного: вернуть то единственное самое важное, что у меня отняли. И так вдруг жаль стало всех этих надежд, моих, и надежд, что что возлагались на меня. К чему-то ведь я стремилась?
А в чем был смысл моей жизни. Жизни, которая вот-вот оборвется. Неужели не было в ней никакого значения. Я ведь ничего не успела!
И стало так стыдно умирать. Некоторые умирали… Все умирали! Но многие запоминались своими делами. Кто-то творил невероятные вещи с помощью музыки, кто-то с помощью оружия, некоторые считались гениями, потому что выяснили, на чем стоит свет. А что сделала я? Меня ведь забудут. Не пройдет и дня. Меня забудут: мое имя, лицо – всю меня.
Я была совсем маленькой, когда сказала маме, что хочу быть, как Софья Ковалевская, математиком. А когда меня спрашивали, не хочу ли я быть учителем или доктором, как и многие наши родственники по папиной линии, я говорила «Нив коем случае!», потому что не выносила крови, терпеть не могла причинять людям боль и боялась, что ученики, которых я будут учить, не станут ценить моих стараний. Я хотела стать клоунессой. Мне казалось заманчивым доставлять людям радость, зажигать на их лицах улыбки. Мне хотелось быть поэтессой. С самого раннего детства я знала множество стихов, особенно любила Пушкина. Моей мечтой было купить маме домик около моря. Я подросла, но мечта осталась мечтой.  Я верила в то, что найду хорошую работу и достигну цели. А мама даже несколько раз прослезилась, когда я ей это говорила. Когда мне было двенадцать, я решила стать дизайнером: завела специальную тетрадь с твердой обложкой и рисовала костюмы. Тогда они казались мне красивыми. Вскоре у меня прорезался голос, он не был фантастическим, но определенные ноты я могла взять. Меня звали выступать на школьные концерты, и я никогда не отказывалась. Я так гордилась собой, когда понимала, что меня внимательно слушает целый зал. В музыкальной школе меня научили играть на гитаре, и я стала исполнять песни собственного сочинения. Они были детскими, и я понимаю сейчас, что моя задумка стать певицей была не самой осознанной.
Я столько всего не успела. Но стоит ли жить физически, если духовно я уже практически мертва. Я собственноручно делала себе эвтаназию, освобождая от мучений. Но мысли, забившиеся в голову, мысли о том, что я подвергаю себя ничтожнейшей участи, напустили стыда в мой рассудок. Мне стало противно от самой себя, от своего решения.
Собрав оставшиеся силы, привстала и вытащила из кухонного ящика пару чистых полотенец. Приложила к ране. Вскоре они пропитались багрянцем, и мне пришлось еще раз поднапрячься, чтобы достать перекись и залить все это.
Кровь остановилась, только когда я кое-как перетянула рану полотенцем, завязала его на тройной узел
 Стыд. По всему телу разлилось это дрянное чувство. Я злилась на себя.
Двигаться было невыносимо тяжело, дышать тоже. Я понадеялась, что, выйди я на улицу, станет легче. Поэтому, даже не задумываясь о том, чтобы вытереть измазанный кровью пол в кухне или убрать записку, я надела куртку, сапоги, и вышла.
Шла, шла… Стараясь не думать о ноющей от боли руке, не думать о том, как я поступила с собой. Внутри все сжималось с каждым ударом сердца. Я слышала его. У себя на шее, на щеке, лодыжкой, особенно раной, чувствовала всеми внутренними органами. В конце концов, стало казаться, что весь мир содрогается под бит моего сердца, а не только я.
Я брела куда-то, медленно переставляя ноги. Рука онемела, что было даже к лучшему. Я чувствовала себя такой легкой, как пушинка, казалось, немного ветра и я смогу улететь, такой маленькой, что было чувство, будто люди, пробегавшие мимо, могу раздавить, даже не заметив. 
Руки тряслись, и со стороны я, возможно, походила на наркоманку.
-Артем, что же мне делать? – пробормотала я, и проходивший в тот момент мимо мальчик посмотрел на меня своими большими серыми глазами, как на сумасшедшую. Улыбнуться ему не хватило сил.
Я добрела до моста, накрывавшего Москву-реку, по которому носились машины. Где-то далеко внизу тоже. Было очень шумно, хотелось закрыть ладонями уши, но не получалось из-за раны, которая начала кровоточить еще сильнее, или и не прекращала, а просто пропитала полотенца, что было заметно по намокшему рукаву куртки. Я шла, рисуя пальцами тонкие линии на пыльных черных перилах.
Воздух в легких стал заканчиваться, я остановилась и, перегнувшись через перила, повисла. Было так спокойно. Машины едут, все такие красивые, с включенными фарами. В сумерках это выглядело особенно эффектно. Приятный шепот дороги, скользящих по ней авто… Уши к нему уже привыкли.
Не знаю, сколько времени я там провела, казалось, совсем немного. По меньшей мере, минут пять. Просто уже не нужно было тратиться на движения. Сил почти не осталось. Глаза потихоньку закрылись, на меня накатила легкая дрема, но какое-то время я все еще понимала, что происходит.
Вдруг я оказалась в черной бездне, где нет ни потолка, ни пола, ни гравитации, как таковой. И мысль: «Надо проснуться».
Открыв глаза, я поняла, что земля совсем близко, а мост – далеко, я поняла, что соскользнула с перилл. Я лечу. Нет страха, я уже почти сплю. Мне не страшно внезапное приближение земли, потому что это будет концом моих мучений. Я падаю. На сотую долю секунды приступ резкой боли, а затем тишина.
Я умерла.


























Глава первая

…умрешь, начнешь опять с начала
И повторится все как встарь,
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека. Улица. Фонарь.

А.Блок


Открыла глаза. Светло. В растерянности смотрю по сторонам. Простыни. Его лицо. Дышит…
Так это был сон? Такой длинный, такой реальный. Отвратительный. Как хорошо, что это был всего лишь сон!
Тихо смеюсь от счастья. Вот он! Вот! Рядом!
Шуршание одеяла. Он проснулся. Целую его, а сердце так и трепещет от радости.
Он целует мою руку. Вдруг его взгляд, уже немного озадаченный, встречается с моим.
        - Откуда этот шрам? Я никогда его раньше не видел.
    


В страданиях есть свой великий смысл.
Перестрадай судьбу по-нову,
Быть может, Бог тебе подарит жизнь,
Быть может, воскресит тебя надежда
И вера нежная в дни злого ожиданья
И вот тогда ты сможешь, как и прежде,
Ценить все то, что спрятано за гранью.



P.S. Это был прекрасный солнечный день. Да что там говорить, он был таким же прекрасным, как и все за последнее время.

Так приятно просыпаться рядом с любимым человеком. Проснувшись, не стягивать с себя одеяло, врываясь в холодную утреннюю истому и идти варить себе кофе, а валяться в постели, и чувствовать тепло того, кто тебя обнимает, того, кого ты любишь, кто любит тебя.

-Тем, куда сегодня пойдем? – произнесла я в замешательстве.
-Сегодня будет хороший день. Я подумал, можно просто выйти прогуляться…
-Нет! Нет… Не стоит. Я хочу в кино.