Глава пятая
Золотой петушок
Подошло время ехать к ведьме. Но Аленушка не была этому рада. Она сидела в своей светлице и с тоской смотрела на пьяное зерно. Палаша уже принесла его от поварихи. То есть зерна царевна, конечно, не видела. Оно было в вощёном холщовом мешке. Но и вид мешка её расстраивал. Она представляла себе, как мать ловит её с этим самым мешком у самой башни. А потом рассыпает зерно и с укоризной говорит:
- Как тебе не стыдно, доченька, государева стража опаивать.
Но если не опоить петуха, то к Наине они с Иванушкой не уедут. Тогда выдадут её замуж за Салтана. А князь Владислав женится на какой-нибудь заморской принцессе. И видеться они будут только, когда он с молодой женой будет приезжать к царю в гости.
Алёнушка так ясно представила себе Владислава с молодой женой, что уголки губ у неё сразу поползли вниз. А из правого глаза выкатилась слезинка.
- Нет, - сказала сама себе царевна, - этому не бывать! Пусть мать меня поймает! Пусть мне голову отрубят! От Владислава я не откажусь. И бояться больше не буду.
Девушка лёгкой тенью выскочила из терема и направилась к петушиной башне. Седой, красноносый солдат стоял у её входа, опираясь на копьё и сердито поглядывая в темноту.
- Пьяница! – обрадовалась царевна. Потому что отводить глаза пьяницам было проще простого. Не выходя из тени, Алёнушка пристально посмотрела на солдата. Она ясно представила, что в заднем кармане шаровар у него спрятан шкалик с медовухой. Солдат расплылся в улыбке, отошёл от башни. Он приподнял кольчугу и попытался достать несуществующий шкалик. Этого было достаточно.
Алёнушка, словно мышка, прошмыгнула в проход и побежала по винтовой лестнице вверх. Сзади слышались ругательства солдата, но царевне уже не было до этого дела. Она добежала до самого верха и, выйдя на круглую площадку, увидела петуха.
Он, шаркая, прохаживался по башне, что-то бурча себе под нос. Луна освещала его тощую, длинношеюю фигуру. Тень птицы, ещё более удлинённая и долговязая, чем сам петух, падала на устланный соломой пол.
- Здравствуй, Петенька, - ласково проговорила Алёнушка. Петух остановился, как-то невесело поздоровался с царевной и продолжил свои бессмысленные хождения по башне.
- Что ты, Петенька, не весел, что головушку повесил? - спросила Алёнушка петуха словами из какой-то сказки.
- А чему радоваться? Что в моей жизни хорошего? Старость, тоска безысходность. Никто меня не любит, никому я не нужен.
Царевна уверяла петуха в том, что он всем нужен. И лучшего стража ни в каком царстве не сыскать. Но птица только обиделась.
- Да, - возмущённо заклекотал петух, - нужен я вам, как пёс цепной, что в конуре своей сидит и дом сторожит. А до души моей вам дела нет! Стало быть, если я сторожить уж не смогу, вы из меня суп сварите?
С трудом убедив петуха, что никто и никогда не сварит из него суп, царевна разговорилась с ним. И выяснила, на что тот так обижается. Оказалось: Петя был сердит и на царицу, и на Алёнушку. Он укорял царевну, что они давно его не навещали. А одному ему в башне сидеть скучно. Со служивших ему холопами птица говорить не могла. Петушиного языка они не знали.
- Раньше то, - упрекал Петя царевну, - на неделе раз пять заскакивала.А нынче у тебя другие дела, другие мысли. А всё из-за сволочи этой. Мерзкий он человечишка, ты уж прости за правду.
- О ком это ты? - спросила, покраснев, царевна.
- О князе Владиславе, о ком же ещё. Самый мерзкий князь из всех, которых знаю. Убийца бессердечный! Мало того, что убийца, так он ещё мерзким делом этим перед другими князьями хвастается. Мерзавец, что и говорить.
- Кого же он убивает? – сердито спросила Алёнушка.
- Птичек невинных, что в небесах летают. Любимое его дело - птичек бить. Да ещё и хвалится тем, что на лету их бьёт, стреляет по ним лучше всех. А что ему утки с тетеревами сделали? Ничего. Да добро бы ради пропитания их убивал. А то так, ради забавы. Сволочь он, сволочь и есть!
Как ни любила Алёнушка Владислава, но защитить его перед петухом не могла. И в правду, что же петушку ответить? Что одно дело люди, а другое птицы. Объяснить, что птиц убивать можно, а людей нельзя. Петух только рассердиться. Алёнушка благоразумно решила перевести разговор на другую тему.
- Петенька, - ласково сказала она, - матушка послала меня передать тебе гостинец с царского стола. Это - отборное зёрнышко, в меду вымоченное.
При этих словах царевна взяла большое блюдо, стоящее у башенной стены. Затем она высыпала на него принесённое с собой зерно, пропитанное пьяной медовухой.
Петух сразу сменил гнев на милость. Он подскочил к лакомству, клюнул раз, клюнул другой и некоторое время продолжал угощаться, ничего не говоря.
Алёнушка смотрела на него, прислонясь к холодной стене башни. Мягкие снежинки то и дело падали ей на лицо, мгновенно тая на горячих щеках. Ей было стыдно, что она кормит царского стража пьяным зерном, что едет к ведьме, что обманом хочет заполучить Владислава. Все попы говорят: кто парня приворотным зельем себе заманивает, грешит хуже вора. Впрочем, они много чего говорят, да никто их не слушает. Царевна крутанула головой, отгоняя от себя неприятные мысли, и взглянула на петуха. Наевшаяся зерна птица выглядела уже куда лучше: распушилась и расправилась. А гребешок на золотой головке поднялся и стал будто больше.
- Хороший у нас царь! – вдруг пьяно закукарекал петух. - Что надо царь! И зерно, что он прислал – что надо! Есть же отличные цари на свете! Не то что Дадон! Этот мерзавец на спице меня заставлял сидеть, когда я его царство сторожил. А ты посиди-ка там целый день!
Да ещё и зерном пророщенным меня кормил. Не сам, ясное дело, а слуги его, но всё равно он виноват, что они царского стража этаким зерном кормят! Я, как дурак, на спице этой сижу, царство сторожу, а слетаю вниз покушать, так они эту мерзость мне в корыто насыпают. Честно скажу, Дадон- самый дрянной царь, из всех что есть. Впрочем, я вру, потому как царя такого больше нет. Я же его в темечко клюнул за то, что он хозяина моего, звездочёта, убил. А он сразу и окочурился. А тутошний царь - хороший. Домик мне в башне выстроил совсем как у лебедя, кормит хорошо… И солому мне каждый день меняют, и ….
Тут петух замолчал, осоловелым глазом глянул на царевну и свалился на правый бок. Алёнушка взяла его на руки, отнесла пьяницу поневоле в птичий домик и поспешила по лестнице вниз.
Перед выходом из башни царевна остановилась: надо было как-то незаметно проскользнуть мимо стражника. Для этого стоило узнать, что он делает. Дочь царицы-ведьмы умела смотреть сквозь стены, правда, для этого надо знать, что за стеной находится. Алёнушка попыталась как можно лучше представить себе растущую у башни берёзу, её белеющий в лунном свете ствол, тёмные ветви с лежащим на них снегом… И тут царевна ясно увидела казака, сидящего на топчане и грызущего кем-то принесённый ему пряник.
- Видно какая-то повариха к нему неравнодушна, - усмехнувшись, подумала царевна и, стараясь сконцентрироваться и видеть только голову стражника, проговорила:
- Птица, большая птица летит по небу и кричит по-журавлиному.
Царевна почувствовала, что мужик поворотил голову, рассматривая несуществующую птицу. Девушка стремглав выбежала из башни. Когда казак обернулся, она уже вбежала в тень, и поспешила в свои покои.
Палаша с нетерпением поджидала свою госпожу. Дверь скрипнула и царевна появилась на пороге. Палаша тут же подхватила узел с вещами . В дороге многое могло пригодиться…
Девушки вместе покинули царские палаты и, пройдя через сад, подошли к крытой повозке. Рядом с ней в рыжей лисьей шубе стоял Иванушка. Все сели в сани, возничий вскочил на облучок, и лошади тронулись.
Повозка, поскрипывая, ехала по узким улочкам стольного града. Смоляные факелы по её бокам освещали боярские хоромы, добротные купеческие терема и неказистые домишки простого люда. А царевна никак не могла поверить, что едет к Наине. Ей было весело и страшно. Впрочем, отступать было некуда: сани выехали из города. Кони мчали их на восток, туда, где царские дети собирались встретиться с колдуньей и обрести свое счастье.