21 августа, 1831 год, штат Виргиния
Гроза приближалась. В воздухе смешались терпкие запахи фиалок, молний и кофе. Сизая туча на горизонте легла тяжелым брюхом на вершины старых гор, и из-за пасмурных сумерек ночь наступала раньше обычного. Но никакой тревоги они в тот вечер не чувствовали. Грозы в Виргинии в это время года были частыми. Как и в предыдущие безмятежные вечера, они пили кофе на террасе. Майор играл с малышкой, забавляя ее блестящей погремушкой, Ева агукала на руках отца. Джейн покачивалась в кресле, откинув на спинку шаль. Было душно.
- Фелисити, - обратилась она к молодой негритянке, почтительно застывшей у парадной двери. – Еве пора спать. Уложи ее.
- Чуть позже, милая. Такой чудесный вечер. – Майор поднял дочь над головой, что привело малютку в восторг.
И в тишину вечера ворвалась тревога. Она пришла с топотом бегущих ног и хриплым криком старого Тима, посланного с каким-то поручением на ферму Трэвиса.
-Мистер Камерон!.. Мэм!
Тим бежал по подъездной аллее, тяжело волоча ноги. Он рухнул на ступенях крыльца, и они увидели, что рубаха его в крови. Майор вскочил на ноги, прижав к груди дочку.
- Рабы восстали! – выдохнул Тим. На губах его выступила пена. – Натан убил мастера Трэвиса и его сына и идет сюда! – Руки его дернулись, и тело вытянулось на земле.
- Он умер! Матерь Божья! Он мертв, Роберт!
Джейн инстинктивно прижалась к спине мужа. Ева заплакала, после того, как отец машинально передал ее няне.
А с вершины холма, по которому дорога от подъездной аллеи уходила к ферме Трэвиса, донесся гул, и в ту же секунду они увидели дрожащие огни. Факелы. Огни быстро сползали вниз, в долину, к усадьбе. Их было около полусотни.
Майор, мгновенно оценив ситуацию, обернулся к жене и слегка встряхнул ее, сжав предплечья.
- Бери дочь, и бегите через задний двор в лес. К Шериданам не ходи, они и туда доберутся.
- А ты?
- Спрячьтесь в лесу до утра, я уверен, патруль скоро будет здесь. Бегите!
- Не уйду без тебя!
- Бегите!
Факелы трепыхались в начале подъездной аллеи. Душный ветер, пропитанный приближающейся грозой, донес до них гарь и негритянский запах. Майор отнял цепляющиеся за его рукава ладони жены и слегка подтолкнул ее к дому.
- Сбереги моих девочек, Фелисити, - мягко сказал он и провел рукой по головке дочери. Джейн обернулась, в ее глазах, полных слез, плескались страх и отчаяние.
- Я скоро вас найду, - солгал он. Но она поверила и, схватив Фелисити за руку, побежала в дом, через кухню – к задней двери.
Майор вошел в холл, оставив обе створки широкой парадной двери распахнутыми настежь.
Грозовой ветер задул свечи, оставленные на столе, но факелы приближались, и в холле было светло. Он побежал в кабинет, и в темноте точными движениями вытащил из ящика стола два дуэльных пистолета. Наверху, в комнате, было еще оружие, но бежать за ним времени не оставалось. Он должен задержать их, чтобы Джейн удалось убежать как можно дальше.
Вернувшись в холл, он остановился посередине, лицом к парадной двери. Крыльцо осветилось. Он слышал, как потрескивали их факелы. Натан Тернер, этот лживый боголюбец, ублюдок черномазый, никогда ему не нравился. Он видел его в проем двери – рослый негр с факелом в одной руке и топором – в другой.
Рабы медленно поднимались по ступеням, обескураженные распахнутыми дверями. На это майор и рассчитывал. Они тоже видели его – он стоял напротив них, через порог, с парой пистолетов в руках.
Страха майор не чувствовал. Его, героя Семинольской кампании, при запахе боя, пришедшем вместе с грозовым ветром, охватило лихорадочное возбуждение. По губам пробежала нервная усмешка.
- Вы, без сомнения, меня убьете, - хриплым голосом крикнул он. – Но первые двое, кто войдут, получат пулю в лоб!
Рабы, словно свора псов, не решающихся напасть на матерого волка, переминались в проеме двери. Переступить порог никто из них не решался.
«Господи, Джейн, беги… только не останавливайся, беги как можно быстрее…»
***
… и они бежали. Сначала через перепаханное поле, потом сквозь подлесок, к реке, к холмам, окружавшим долину. Когда показались первые деревья и чернота леса, Джейн без сил упала на колени.
- Не могу больше!
Фелисити присела рядом и принялась покачивать испуганную девочку.
- Дождемся Роберта здесь. А то он не найдет нас.
И тут они услышали выстрелы. Один и второй. А потом загорелся дом.
***
Словно услышав эти выстрелы еще раз, старая женщина вздрогнула и открыла глаза. Она нашла себя на пороге заброшенного особняка, в проеме той самой парадной двери, сквозь распахнутые створки которой восставшие негры смотрели на майора Роберта Камерона. Прижавшись к косяку, она заплакала, ощущая внутри такую же пустоту, как и в доме, лежавшем за порогом двери. Душа ее также холодна, а жизнь – разрушена.
Ева умерла в 1864, в госпитале Саванны, не выдержав потери мужа, погибшего при Геттисберге, а также тягот и голодных скитаний по краю, опустошенному маршем Шермана к морю. А месяц спустя город капитулировал. Они все сдались.
Зачем она вернулась сюда, спустя более трех десятилетий? В разрушенный, разоренный дом, где обезумевшие рабы убили ее мужа, слуг, а сама она пережила самые страшные минуты своей жизни? В штат, откуда она с маленьким ребенком на руках, бежала без оглядки, стремясь обмануть память?
Джейн обернулась и увидела настоящее – хмурый осенний день и серую мглу, спускающуюся со старых гор. Она нежно провела пальцами по деревянному остову полусгоревших перил. Наверное, это возраст. В старости только и остается, что перебирать воспоминания, бережно стирая с них пыль дрожащей ладонью. И надеяться вернуться в те места, где ты когда-то была счастлива.
Она медленно опустилась на ступени, закутавшись поплотнее в свой плащ. И снова увидела августовский вечер, и мужа, подбрасывающего в небо смеющуюся дочку. Последние безмятежные минуты своей жизни. Остаться бы в них навсегда.
Джейн закрыла глаза.