* * *
Седьмой класс Валька закончил без троек, но на охоту они с отцом так и не сходили...
Летом шестьдесят пятого года весь Ташкент, казалось, превратился в непрерывно гудящий клаксон. Хоронили Николая. Ночью на его машину налетел внезапно вылетевший на встречную полосу самосвал с погашенными фарами.
Остался от него на память бережно переданный врачом листок, исписанный пляшущими буквами: «Сынок… береги маму…ты теперь в доме за мужчину… Будь счастлив, Валька»…
Но из дома так и не выветрился привычный запах бензина и солярки. Его оставляли после себя друзья Николая вместе с деньгами, которые аккуратно клали на край стола.
Каждый раз, бледнея, Клава брала деньги и шептала:
— Очень благодарна.
На людях, при сыне она себя не распускала. И только когда оставалась дома одна, открывала шкаф, доставала вещи Николая и зарывалась лицом в старые
рубашки, сохранившие родной запах его тела. А однажды нашла забытую куртку с пятнами от мазута. Боковой карман у куртки топорщился. Сунула руку, а там письмо. То самое, в котором Михаил в Ташкент их приглашал. И зашлась она в страшном плаче, проклиная себя за ту минуту, когда согласилась на поездку в этот ненавистный теперь город.
Раз утром постучал кто-то. Открыла калитку и охнула... Михаил! Он неловко потоптался, снял фуражку, шумно вздохнул и сказал:
— Здравствуй, Клава, в дом-то пустишь?
Не помня себя, схватила его за руку, втащила в дом, посадила на табурет, кинулась к шкафу, сунула письмо и свистящим шёпотом произнесла:
— Читай, Мишенька, читай!
Недоумевающий Михаил взял в руки письмо, с минуту вглядывался в него, потом пожал плечами и осторожно сказал:
— Так это я Коле когда-то писал.
— Признал, Мишенька?
И только теперь заметил он, как болезненно блестят ее глаза, как лихорадочно мнет в руках скатёрку.
— Случилось что, Клава?
— А ты не знаешь? Да если бы не ты, Николай бы сейчас жив был…— бросила горький упрёк Михаилу, спохватилась, да поздно было. Чернее чёрного сидел перед ней верный Колин друг.
— К людям тебе, Клава, надо, — только и сказал он. — Мы с ребятами порешили между собой, и начальство добро даёт. Иди к нам на автобазу диспетчером.
— Диспетчером? — растерялась Клава. — Что-то, Миша, я тебя не пойму. Как письмо нашла, совсем голову потеряла. Всё кажется, будто мы в смерти Коли виноваты...
— Не надо так, — мягко остановил её Михаил. — Горько без него, но жить надо. Он бы то же самое сказал тебе. Помнишь, что он Вальке успел написать?
— Его записку ни я, ни Валька век не забудем. Только я, Миша, к матери в Ульяновск собралась.
— Это вам с сыном решать. Ребята собрали кое-что, и Колины премиальные почти за квартал набежали. На переезд и обзаведение самым необходимым на первых порах хватит. Домишко твой, однако, тоже денег стоит. Продадим легко. Надумаете ехать, дай знать, подсобим.
* * *
Валька впервые за свои четырнадцать прожитых лет попал на Волгу. Бабушку на месячишко согласился проведать, но только при условии, что, Михаил будет смотреть за отцовским садом, как за своим. Михаил поклялся. Они уехали. Раз в неделю почтальонша аккуратно доставляла ему от Клавы письмо с маленькой Валькиной припиской про сад. Он тут же обстоятельно отвечал им, потом с маху зачёркивал на распластанном календаре зараз семь дней. Уходил в сад, долго курил, загибая для чего-то пальцы, и, прислушиваясь к жаркому шёпоту пьющих ночную прохладу деревьев, улыбался только ему понятным мыслям.
Через месяц Вязовы вернулись, и Клава решила устроиться диспетчером. Валька, не поддаваясь ни на какие уговоры, бросил школу. Тоже просился взять его кем угодно на автобазу, но Михаил, хотя и с большим трудом, уговорил его пойти в ПТУ.
Клава переживала очень. Так хотели они с мужем, чтоб сын образование получил, а вот поди ж ты, как вышло… Даже не поинтересовался, в какое училище Михаил отнёс его документы. Возился себе целыми днями в саду. И не слышно его, и не видно. Эх... был бы Коленька жив. Разве он такое позволил бы?!
Ч.3 http://www.proza.ru/2014/10/08/1004