Первая любовь царевны-колдуньи. Глава четвертая

Наталья Клокова
Глава четвертая
Палаша не хочет быть поросенком

 - Что Людмила сделала, чтобы стать красавицей, - сердито думала царевна о старшей сестре, поднимаясь по скрипучим ступеням, - да ничего! Уродилась такая! И её все любят, не то, что меня. Меня все только шпыняют, попрекают и замуж сплавить хотят. За первого, кто возьмет! Хоть за Салтана этого! Прав Ванька, только Наина мне и поможет. Больше никто.

Вечером и без того никудышное настроение царевны стало ещё хуже.
И все из-за того, что служившая царевне девушка время так на неё поглядывала. Будто на Аленушкином лице выскочил прыщ. А может и два прыща. Царевна взглянула в висевшее в покоях зеркало, ничего в нём не увидела, и сердито закричала служанке:

 - Ну что ты ко мне присматриваешься, с Людмилой, сравниваешь? Думаешь, почему у царя младшая дочь такая уродина?

Палаша опустила глаза, нос её мгновенно покраснел, и по щекам полились слёзы.

- Да не реви, - проговорила тут же смягчившаяся царевна, - объясни лучше, что означают твои взгляды?

Служанка всхлипнула и прошептала:

 - Я тоже хочу к Наине.

- К Наине?

 Не сердитесь, я не подслушивала, - затараторила Палаша, - просто царевич кричал «Наина», «надо ехать». И я догадалась, куда вы собираетесь. А у меня к ведьме тоже дело есть, очень важное, - тут Палашка опять захлюпала носом и из её огромных глаз ручьём полились слёзы, - я похудеть хочу. Надо мной все смеются, поросёнком дразнят. А в чём я виновата? Другие тоже пирожки едят, да только я толстею. Пожалуйста, возьмите меня с собой!

На следующий день Ванька позвал Алёнушку покататься на лодке и велел, чтобы она приходила одна. Но сестра его не послушалась и пришла со служанкой. Царевич покосился на Палашку и велел ей сбегать в терем за леденцами. Сказал, без лакомства кататься не интересно. Едва ее болтающаяся на бегу коса скрылась на крыльце, Ванька напустился на сестру:

 - Сказано было: приходи одна. Зачем ты эту дурную толстуху притащила? К чему нам лишне уши?

- Не сердись, Ванечка, - просто ответила Аленушка, - Палаша всё знает и тоже хочет к Наине.

 - Вправду говорят: что знает баба, то знает и свинья, - озлобился царевич. -. Не надо было мне ничего тебе говорить.

 - А коли так, - рассердилась в ответ Аленушка, - так сам зеркальце и доставай. Хотя я знаю, что ты бы хоть сто лет думал, а как зеркальце достать, не догадался. А я, баба, достала. Только теперь я его назад положу и кататься с тобой не поеду. И ещё, миленький братик, знай, про то, что мы к Наине собираемся, Палашка вовсе не от бабы узнала. А от мужика. Ты же орал на всю светлицу про Наину, про зеркало и про царя-батюшку. Вот она и догадалась.

 С этими словами Аленушка двинулась к терему, из которого уже выходила Палаша с огромным коробом леденцов в руках. Царевич удержал сестру за рукав.

 - Ну ладно, погорячился я, - повинным голосом проговорил царевич, но Алёнушка так разозлилась на брата, что готова была рвануться и убежать. Если бы не боялась порвать рукав кофты, крепко зажатый в ванькином кулаке. А кофта на царевне была новая, серебром и золотом шитая. Алёнушка её очень любила.

 - Отпусти, - проговорила царевна брату, но тот ещё крепче ухватился за рукав. Он догадывался, что рвать дорогую обновку сестрица не будет.

 - Ты тоже, - сказал Ваня, - на святки с подружками своими болтала и сказывала, что мужики все балбесы и дураки. А на уме у них только охота и война. И к учению они не способны. А хуже всех братец, у которого любая наука в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Разве не так?

Это было правдой, царевна только не знала, как получилось, что Иванушка этот разговор услыхал. Она немного остыла, и тут к брату с сестрой подбежала Палаша.

 - Вот леденцы, - радостно сообщила служанка, - я большую коробку у поварихи выпросила. Сказала - для царевича. А она его страсть как любит.

 - Молодец! – похвалил её Ваня и пошёл к лодке. Алёнушка с Палашей поспешили за ним.

Во время катания выяснилось, что есть еще одно препятствие. При отъезде царевича и царевны к Наине золотой петушок может закукарекать.

Ни один из следящих за пернатым стражем слуг не соглашался ни отравить, ни опоить птицу. Подговорить кого-либо из стрельцов забраться на башню и свернуть золотому петушку шейку тоже не удалось. Все боялись, что он стукнет их в темечко, как только они заберутся на башню. И все были уверены: после петькиного удара любой отдаст богу душу. А помирать никто не хотел.

 - И всё потому, что у нас царь никудышный, - опять завёлся Ванька, - уже лет пятнадцать никакой войны не было. Вот стрельцы и обленились.

Алёнушка не успела отругать брата, за то, что он хотел погубить петушка. В разговор вмешалась Палаша.

 - Надо его зерном пьяным накормить. Он поклюёт, поклюёт и заснёт. А зерно пьяное я у поварихи достану. Она им индюшек кормит. Так для блюд заморских полагается.

 - Молодец, Палашка, умная ты девка, да и красивая, - весело заметил царевич, подмигнув сестриной служанке, - разве что чуть полновата. Зато глазищи-то прямо в пол-лица.

При этих Иванушкиных словах Палаша стала стремительно краснеть и как-то раздуваться. Пока лицом не стала напоминать заморский фрукт – помидор, как-то раз завезенный во дворец купцами. Алёнушка сердито посмотрела на брата. Но он на её взгляд не обратил никакого внимания. Напротив, ещё раз подмигнул вконец сконфуженной сенной девушке.