Уход

Ведогонь
     ПРИЧИНЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ ТАРСКОГО БУНТА 1722 ГОДА, ОБ ИСТИННОЙ
СУТИ КОТОРОГО ОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ХРАНИТ ГРОБОВОЕ МОЛЧАНИЕ.



       Мы говорим о нашем прошлом и
настоящем, чтобы исправить будущее.

 

   У Кирюхи короткие шкеры с широкими лямками крест-накрест, а две большие пуговицы с тугими петлями застёгиваются сзади, и когда его прижимало по великому делу, снять их вовремя у него обычно не получалось.
      – Ба-а-ушка, не успе-ел! – голова горестно опущена, ноги враскоряк.
      – Ах ты, недотыкомка! Опять обделался!
   И, ругаясь, ставила в таз, обмывала и надевала чистые штанишки, такого же покроя. И в чём он виноват? Сообразили только ближе к осени, перешили пуговицы наперёд, и сраная жизнь у трёхлетнего Кирюхи завершилась. Теперь можно было смело ходить в казарму, лопать солдатскую картофельную мазню с селёдкой, после которой неминуемо тянуло на воду, с предсказуемыми последствиями, и отмечаться на вечерней поверке, чётко отвечая «я!» на оклик старшины.
   Чем-то похожая неудобь приключилась через три зимы. Ребятня каталась с горы у кирпичного завода кто на чём: кто на самодельных лыжах, смастряченных из клёпок деревянных бочек, кто на спине, кто на пятой точке, а у Кирюхи с Валеркой тяжёлые железные сани для привоза воды, с обитым досками верхом, водоизмещением в три молочных бидона. С горы-то шибко да весело (эй, берегись!), а вот в гору – по пословице: любишь кататься… Ну и влетел Кирюха с этого чудовища аккурат меж двух деревцов, застрял наглухо. Из-под наста, случалось, друг друга сами выковыривали, а тут пришлось за отцом бежать, благо завод рядом. Тот упёрся в деревца ногами и спиной, и Кирюха вывалился из коварных тисков. И досталось же Кирюхе! А за что? Вон, у Юрки Плетнёва лёгкие алюминиевые саночки, маневренные на спуске, да и в гору он носил их играючи. Такие же по сию пору, через десятки лет, фабрики выпускают. Это ведь что велосипед изобретать, то и санки детские. Похожие есть и у внучки Кирилла Николаевича. Потому-то, глядя на них, и вспоминается остро, когда к концу зимы Кирюхе вручили не жданное уже сокровище. Правда, захлестнувшую его радость омрачало то, что Валерке санки так и не купили. И тот понимал, не ныл: далеко не всем было доступно позволить себе лишку в послевоенную пору.

   Лето в Забайкалье цветастое, жаркое, но всегда грозовое. Вдалеке, по низу сопок, колышущимся морем стелились ковыль да местами острец, выше разрастался кипрей, ковром росли дикий мак и сараны (даурские лилии), от чего, особенно на рассвете, освещаемые восходящим солнцем, сопки смотрелись бордовыми княжескими шапками, будто выставленными в ряд на торгу. Иногда ветрами с юга нагоняло тучи мелкого жёлтого песка, который проникал во все щели и гадостно скрипел на зубах, но стоило проскочить грозе, краткой и всегда обильной, как природа обретала цветущий и радостный облик, и небесную синь вновь рассекали отчаянные стрижи.
   Забайкальская зима сурова, суха, морозы бывают за сорок, но детвора запросто бегала в школу за два километра, не успевая и замёрзнуть-то толком. И Кирюха с ними: как же, первоклассник. На детские игры, если позволял световой день, времени оставалось немного, и Кирюха с Валеркой, забывая, что они уже взрослые, колёсами игрушечных машинок буровили колеи на снеговых буграх, в насте, настолько плотном, что дорожки надо было накатывать не единожды. В таком же насте Валерка, навернувшись на горке с саней, пропахал подбородком борозду метровой длины, и три дня рот у него целиком не захлопывался.

   Поначалу Кирюха сидел на уроках с открытым ртом, всему внимая, всё поглощая, а когда получил первую отметку, жирно выведенную красными чернилами, толком не разглядев, полетел домой в весёлости и мечтах: как он будет эту отметку всем-всем-всем показывать, и как все-все-все будут вместе с ним радоваться и, может быть, даже хвалить его.
   До своего ДОСа в военном городке (близ большого города, рядом с красивым озером) он долетел, казалось, скорее снаряда (отец, бывший артиллерист, в подпитии пытался растолковать ему, как да почему те летают). Пылая мордахой, как бабушкин блин, Кирюха, размахивая тетрадкой, бомбой влетел на кухню, треснул отцовской планшеткой по столу, отпятил ногу и выдохнул:
      – Вот!.. Мне…поставили!..
   Бабушка как-то неловко засуетилась, лицо её посветлело; вытерев руки о фартук, осторожно приняла тетрадку:
      – Ах ты, ученик мой! Ну-ка, покажи своё богатство! – бабушка Кирюхина мать-героиня, он и медаль видел. У него куча дядек и тёток, только кто где: от Сахалина до Пскова. Вот бабушка и ездит жить то к одному, то к другому – у кого дети малые. Нет, Кирюха-то большой, это сестра у него сопленосая ещё.
   Кирюха чуть ли не как конь копытом бил от нетерпения, ожидая от бабушки ещё большей радости, но она вдруг сошла лицом, вздохнула, рука с тетрадкой скользнула вниз. Кирюхе похолодало, почуял неладное, по спине, будто табуном, пробежали мураши и ссыпались куда-то на пол. Перехватив тетрадь из бабушкиной руки, искоса заглянул: по низу страницы «плыл» жирный лебедь, разве что красный, а вместо волн красные же почеркушки Веры Петровны.
      – Так это же двойка… – и осеклась, растерянно взглянув на вошедшего отца. Тот посмотрел на неё, на Кирюху, и Кирюха съёжился: драл его отец, как сидорова козла, за всякую малую провинность. И не только за малую. Помнится, отмечали двухлетие сестры. Застолье в те поры отличалось от нынешнего. Выпивали наши отцы и деды за столом всего-то три раза, но по полному стакану. После первого, слегка закусив, шли на второй заход, ибо не нами сказано: между первой и второй пуля не должна успеть пролететь. Коли встали на левую ногу, надо правую подправить. Затем обстоятельно закусывали, шумели разговорами, пели «По диким степям Забайкалья», «Сиде-е-л Ермак, объятый дума-а-ай», «Тэче вода каламутна» и другие, от воспоминаний о которых и ныне мороз по коже… И лишь к концу застолья выпивали, кто хотел, ещё по стакану, посошок – не посошок, и расходились – не пьяные, сытые и весёлые. Так вот: пятилетний Кирюха, сперва пожравши конфеты, подаренные сестре (вредно маленькой-то, ещё сыпь пойдёт), подобрался к столу с гостями и из-под не успевшей сесть матери, как раз державшей в руках тяжеленное блюдо с жареной кабанятиной, на закуску после второго стакана, выдернул стул. Что было-о…
   А уж в досадном углу Кирюха настоялся на несколько проказливых детских жизней. Да и ставили его туда больше для того, чтобы не путался под ногами.
      – Что ж, и двойка оценка, – отец внимательно посмотрел на бабушку, ладно ещё, трезвый был, затем на Кирюху, – иные, вон, двойки прячут или вымарывают, а ты молодец, показал.

   Кирюха тогда так и не понял, почему с этого случая его какое-то время почти перестали драть. Прибежав однажды с учёбы, увидел бабушку и ещё какую-то тётку не тётку, старуху не старуху, распивающих нехилые чаи. Стол заставлен, будто на праздник какой: шанежки, копчёный омуль, пельмени – обед, не чаепитие. По присказке: сибирский «чай» без жареного мамонта не обходится.
   А пельмени Кирилл Николаевич умел крутить всегда. К морозам садились семьёй и лепили пять-шесть тысяч штук, не за один день, конечно. Замёрзшими засыпали их в малые мешки и держали на холоде. Заденешь висящий на стене мешок, и гремит он, как бочонки для лото. Но особый смак был, конечно, в начинке: кабанятина с медвежатиной! Вспомнишь – слюной захлебываешься.
     – Пришёл, Кирюшка? Иди-ко руки мыть да за стол садись. Гостья у нас.
     – Баушка, я пятёрку получил, за букву «Я», – скучно сказал, как бы нехотя.
   И то: успокоился Кирюха по учёбе, рот зря не разевал, старался, пока охота была, да и умишко навострился прикладывать. Только вот всё сам, если не считать пьяного отца, иногда, после очередного «уда» или «неуда», стоявшего над ним с ремнём, прилагая его к исправлению ошибок и готовке уроков. Поэтому сына своего Кирилл Николаевич по возможности контролировал до третьего класса, пока не убедился, что тот вполне самостоятелен и троек хватать строго не намерен. Потому что тройка, удалось внушить ему, ещё хуже двойки, ибо ставят её, как правило, из милости. Первый и последний подзатыльник, от которого улетел в угол, схлопотал в третьем классе за две двойки в один день. Решил расслабиться. Также и то, что учёба – это как работа для взрослого, а, как известно, работу следует выполнять качественно. Правда, немаловажно, в чьи уши сию мудрость кладут.
     – Ин и хорошо. Первая пятёрка-то?..
   Пятёрка и вправду была первой. Несмотря на вкуснотищу, ел Кирюха без охоты: видно, тётка была тому причиной – всё глядела изучающе синими, как зимнее небушко, глазами. Кирюхе не жалко: за погляд, говорила бабушка, денег не берут. Другие, слышал в людях Кирюха, наоборот говорят: за поглядку деньги платят. Видно, кому какая выгода. Только всё равно взял да и ляпнул:
     – Чего вылупилась-то? Таково, гляди, и глаза выскочат!
     – Ничего-то он не порченый, – тётка отодвинулась чуток, взглянула внимательней, – навыдумываете себе! Всё ж пошепчу над ним, да и вся недолга.
     – Кирюшка, – погладила бабушка по голове, – идём-ко в горенку с нами.
   Ну, на горенки-то да на горницы Кирюха после насмотрелся. А какая «горенка» в цыганском офицерском бараке? Да ещё послевоенном.
   Да не жалко, пошёл. Поставили его на табуретку, раздели до трусов. Тётка достала какую-то верёвочку, связала в кружок, не торопясь, продела через неё Кирюху три раза, да с наговорами. Кирюха не особо и прислушивался, так, обрывочки – больно-то надо ему!
     – Выходила я на двор, спускалась под круту горку, брала глину да камень, топила своим словом. Стань камень водой, стань вода камнем. Стань глина плотью, стань плоть глиной. Пришла не помолясь, стала не благословясь: дам-ко я обережный круг отроку Кириллу. И впредь не убоится отрок сей ни огня, ни воды, ни злого слова, ни туману напускного, от злых идущего, ни от колдунов и колдуний, ни от шептунов и шептуний. Слово моё крепко и не пройдёт за годы долгие, веки вечные и от Круга до Круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!
   Уж каким чудом сохранился листок с наговором (бабушка переписала), только боги и ведают. И сжало сердце, когда через много-много лет Кирилл Николаевич обнаружил в старых письмах пожелтевший клочок бумаги с едва видимыми буквами.
   Много позже Кириллу Николаевичу подсказали, что этот обряд назывался в народе «снять переполох». Очень ёмкое, точное и красивое определение!

   Сидели бабка с внуком на завалинке, на весеннем солнышке души грели: бабка – пожить бы ещё, внук – на запас.
     – Баушка, а бог-то, он есть? Где он? А то все: «бог да бог» – а не видать его.
     – Нынь боги не в почёте. Взять вон твоих отца с матерью, аж вскидываются, когда им про божье говоришь. Я уж и перестала: не в коня корм. Да и про тебя строго упредили, мол, смотри, Кирюхе не пудри мозги. Слова-то какие нашли!
     – Валеркина мать всё крестится да просит у бога. А толку? Много чего он ей надавал? Отец Валеркин от военных ран умер; живут богато, гребут деньги лопатой, а говёшки языком, и ни рубах, ни штанов ни на ком.
     – Это кто ж тебя научил, – рассмеялась бабушка, – складно, да только через слёзы горькие. Хотя, коли над собой не посмеёшься, и смеяться-то разучишься.
     – Вот-вот, Валерка и научил. Стало, над собой смеётся.
   По дороге пропылила рота солдат, с работы возвращались. Вёл их старшина Пётр Трофимович, Кирюхин знакомец, считай, друг. Кирюха помахал ему и в ответ получил приставленную к фуражке руку. В хвосте строя, старательно топая, маршировала стайка мелких ребятишек. «Красота, – вздохнул Кирюха, – с работы приведут, накормят, спать уложат: чем не жизнь! Не то, что у меня».
     – Баушка, – заковырял он пальцем в носу, – старуху я ту вчера после школы встретил, шла полем вдоль дороги. Как увидала меня, стала, тары-бары затеяла.
     – Каку таку старуху? – насторожилась бабушка.
     – А что меня через верёвку-то продёргивала. Как да что, спрашивала, говорила, мол, умный я отрок, другим не чета, да не со своими живу. Почему не со своими, баушка? Ты мне не своя, что ли? Или мать с отцом?
     – А-а, дак не старуха она. Я, вон, и то ещё не старуха.
     – А что это она тогда делала? Колдовала?
     – Ты не брякни ещё кому экой несуразицы! Это уж мы с тобой сотворили: стар да мал – дважды глуп. Ишь ты, «колдовала»! Ведает она, знахарит, лечит.
     – Меня-то от чего лечить было? Чтоб со своими жил?
     – Ох, и вправду: ума-то тебе поменьше бы, может, и человеком станешь.
     – Так что с богом-то?
     – А что с богом? Живи по совести – и всё. Есть совесть – есть и бог в душе.
   Кирюха задумался. Мать часто криком кричала на отца, спрашивала в сердцах, есть ли у него, идола костромского, кобелины бесхвостого, совесть?!

   И вправду, коммунистам бога иметь не полагалось, но была у родителей одна дельная, как считал Кирюха, «религия»: поднять страну после военной разрухи. Эти бессребреники, при своих-то окладах, могли бы накупить и золота, и барахла, как делали, например, по своей «религии», заместитель отца по хозяйственной части майор Савранский с жадной до неприличия женой. Соответственны «интересам» и разговоры: «где достал да что купил». Вот и весь интеллект. Изловчились даже бананы добыть. Этот неведомый доселе плод поступал в городской зоопарк, обезьянам. Достали, мол, по блату. Слово «блат», узнал позже Кирилл Николаевич, переводится с еврейского как «рука». Так вот, у этих, говорила бабушка, соблазн больно велик, так совесть и молчит. Мать, делопроизводитель по службе, добавляла, что их совесть в личном деле осталась. Кирюха, конечно, всё слышит да на будущий ус мотает, но за порог – ни-ни! Бабушка выучила: из дому сору не выноси, а в угол клади. Говорит Кирилл Николаевич внучке: мама с папой у тебя умные, а дед с бабулей – мудрые, и внуки – это те, которые в науке. А кто ещё в сырой ум начатки мудрости вложит?
   Победителей в войне распихивали кого куда. Многие из них по молодости мало что и знали, и умели, кроме науки убивать. Пожалуй, это беда всех времён. Отвоевав японскую, отец по службе задержался на Дальнем Востоке, и вот на: встретил бывшую жену репрессированного «шпака», на шесть лет старше себя, будто у двадцатипятилетнего капитана-фронтовика в послевоенный бабий голод могли быть трудности с женитьбой. Она оказалась с ребёнком, которого отец усыновил, и Кирюха, по рождении, стал его братом по матери, а потом, по жизни, и другом, насколько позволяла девятилетняя разница в возрасте.
   Родом отец костромской, ветлужский, после войны домой, к невесте (или к жене?), не поехал: не захотел, говорил, в глушь возвращаться. Так-то так, думал себе Кирюха, а что ж было сюда не зазвать, а может, и дети есть… Так и не известно до сих пор о тех отцовых родственниках, несмотря на позднейшие попытки Кирилла Николаевича узнать о них. А ведь там, верно, и братья с сёстрами, и дядья с тётками. Вот и думай: война ли «раскидала», либо сами порешили, что война, мол, всё спишет… По смутным обмолвкам, Кирюхиного деда в своё время раскулачили, и отец, позже рванув «в столицы», скрыл своё вражеское происхождение, вследствие чего ему удалось поступить в военное училище. В военном билете местом рождения отца указана станция Мертвяк Ветлужского района. Кирилл Николаевич делал запросы в Костромскую и Нижегородскую области, но ему ответили, что такого населённого пункта не было и нет. Правда, с бабушкиной стороны количеством родня компенсирована. Мать по рождению тамбовская. Вот и вся Кирюхина родословная.
 
   От военного городка – несколько бараков и магазин – всё вроде близко: тут же казарма солдатская, тут же завод кирпичный, карьер глиняный, а чуть подале – озеро! Один берег песчаный, другой – скалистый. Говорили, в длину озеро километров шесть, на вёслах идти – руки измочалишь. Скалистый берег напротив, считай, километра четыре до него; летом подёрнут зеленоватой дымкой: сосны ли, ели, туман ли какой – не разглядишь; Кирюха на той стороне не был. Отец с сослуживцами бывал там часто, привозил сазанов килограммов по пять-шесть каждый и с чешуёй в пятак, а про чебаков да щук и говорить нечего.
   На своей, песчаной стороне выдвинуты мостки буквой «Г», метров двадцать в озеро. С этих мостков трёхлетний ещё Кирюха и спрыгнул в воду: поглядеть, что дальше будет. Дальше увидел большу-у-ю фигурищу старшего брата, который и выкинул его на мостки. Став побольше, Кирюха сам научился плавать по верху воды, потому что под водой уже умел. Спрыгнет с мостков, опустится на дно, оттолкнётся, хлебнёт воздуха, ан немного и проплыл. И так до берега. Как советуют нынче в телепередачах об экстриме, «повторять не рекомендуется».

   Повсюду таскался с ребятнёй дядя Володя, китаец. В ту пору все местные китайцы, их и тогда было много, назывались Володями, по Ленину, как они говорили. Он там, у них, может, какой-нибудь Сунь или Вынь, а тут нате вам – Володя. Кажется, он нигде не работал, а находился, как ныне говорится, в свободном поиске. Ребятам показывал всякие житейские хитрости, без которых мужчина не мужчина: крючок к леске привязать, костёр грамотно разжечь, тетиву на лук правильно натянуть и другие полезные нужности и был необыкновенно услужлив, даже, бывало, заискивал перед ребятнёй. Кирюху его услужливость настороживала – ведь мало того, что он был наблюдателен, но и знаниями о китайцах вполне вооружён: во взрослых застольях чего только не услышишь.
     – Вы, товарищ подполковник, видимо, полагаете, что обращать внимание на множество китайцев, у нас поселившихся, должны только определённые структуры, – говорил Олег Михайлович, гражданский спец, «шпак», как ещё с XIX века называли их военные, – а я вам скажу: мало кто постигает опасность, исходящую от Китая в будущем.
     – Михалыч, мы победили в большой войне, – это подполковник Плетнёв, начальник кирпичного завода и командир воинской строительной части, – вряд ли в ближайшие сто лет к нам кто-либо сунется. Китайцев ваших опасных тоже повидали, какие они вояки: говорить о Китае как о противнике не приходится.
     – Китайцам сумели внушить, что все люди Земли потенциальные подданные Поднебесной. Впрочем, так же считают и евреи: все неевреи, по Талмуду, являются их рабами, потенциально и не только.
     – Ну, ты, Олег, хватанул, – вскинулся майор Савранский, – выходит, что я на войне за своих рабов бился, а не за родину, и ордена мои за моих рабов же!
     – Да ладно пылить, Мотя, – отец разлил по стаканам водку, – давайте лучше выпьем за дружбу народов! А ты, Матвей, всем известно, войну провёл в хозяйственной части, интендантом, в обозе, и ордена мои и твои разный вес имеют.
     – Да я, Никола, разве против? Только чего он евреев цепляет?
     – Не хочу никого обижать, но все вполне усвоили, что война беспечности не терпит. Здесь все офицеры – я тоже воевал, вы знаете – и обязаны это понимать. Если на ускоренных курсах командиров в первые месяцы войны историю не давали, не до того было, почему многие из нас её сейчас игнорируют?
     – Что нам с той истории, когда страну поднимать надо? – замахал руками Савранский, неугомонный и бестолково-горячий в разговорах на больные темы.
     – Тебе, Мотя, как человеку любознательному, скажу, что с девятьсот пятого по четырнадцатый годы китаец Сунь Ятсен создал отряды повстанцев против маньчжурского правительства, а также школу по подготовке солдат и офицеров карательных отрядов, которые в количестве около пятисот тысяч были отправлены в европейскую часть России. И это из них, помимо прочих, после свержения царя были созданы так называемые интернациональные части Красной армии. В двадцатых годах в её рядах было, по самым скромным сведениям, до ста тысяч китайцев, и отправляли их на такие дела, куда русских послать было немыслимо из-за жестокости исполнения даваемого китайцам приказа. Им, пришлым, чужая душа не дороже гроша, не своих убивать, хотя они и со своими не особенно чикаются. Для китайца иноземец нелюдь, а монгол, например, и вовсе червь. А кто из евреев и сколько делали у нас революцию, и ты запросто нам расскажешь, безо всякой истории, хоть, по сказу, и её противник.
     – Ну, Олег Михайлович, в споре вас, видно, не свалить.
     – Вы, товарищ подполковник, поймите: собеседника не надо валить, ничего доброго из этого, как правило, не выходит. Кто-то из великих сказал, что в споре рождается истина. Никак не могу согласиться. Спор может породить неприятие, даже ненависть. Истина же рождается в доброй умной беседе без вскакиваний, вскрикиваний, перебиваний, ну, что там ещё бывает, резких жестов…
   Олег Михайлович стал покусывать край нижней губы, что у него означало явное раздражение:
     – Скажите, что вы знаете о Китае? Да практически ничего. Мало того, я вам доложу, что Китай вообще толком не изучен. И все эти многочисленные дяди Володи селятся у нас неспроста. И когда-нибудь нам придётся с Китаем столкнуться. Ведь посмотрите: китайцев вокруг нас не десятки, а на порядки более, есть и женщины-китаянки, и кто запретит мне считать, что они являются мобильными группами, с командованием, медициной, связью. Я бы назвал их спящими ячейками. Надо сказать, что китайцы не только работящи, они очень терпеливы, и они умеют ждать. А сказать вам, насколько простираются их территориальные претензии? До Урала!
   Вот ездит с нами на рыбалку, охоту этот Володя, или как его там, знает кто-нибудь его имя? Он и дров наготовит, и костёр разведёт какой надо, и рыбу-то он вычистит – и всё рядом с нами, чтобы ещё чем угодить. Он ведь нас, по своему разумению, пока за господ считает. Но разговоры наши служебные у него на слуху. Казалось бы, чего там, кирпичи да строительство. Но строительство-то военное, а это уже информация, годная для анализа. Их же тьма тьмущая, аккурат по одному на каждый наш кирпич, чтобы вызнать, куда какой отправят.
     – А ещё говорили, – встрял некстати отец, – будто китайцы в плен к нам могут сдаться, миллионов двести-триста, – тут всем и карачун! Потому что в каждом доме, каждой квартире будут жить несколько голодных и оборванных китайцев, станут объедать нас, срать по углам… Кому понравится?
   Подобные разговоры не были редкостью, когда мужчины оставались без жён; Кирюху во внимание как-то не брали, да и он не высовывался, а тулился втихую где-нибудь в уголочке. Академия, «мои университеты», поди-ка возрази!

   Лето!!! В восторге восклицает задолбанный до невозможности ученик, предвкушая блаженный отдых, который начинается в мае и через мгновение закачивается в августе. Пионерских лагерей Кирюха не знал, не было их в тех местах и в те поры, тем не менее, и без лагеря успевали настолько напитаться здоровьем, а главное, волей, что их почти доставало на весь будущий учебный год.
   Кирюха в душе не рыбак и, по возрасту, не охотник. Поэтому он, разлегшись на песчаном берегу, лениво, в полуприщур, наблюдал, как Валерка с Юркой тягают на червя пескарей. У Валерки удочка самодельная, из орехового прута, у Юрки – новомодная, бамбуковая. Пескарь, слов нет, рыба очень вкусная, особенно жареная на топлёном масле, как делает бабушка, но его, некрупного, изведёшься выловливать, покуда на жарёху накопишь. Была охота!
   Прогремел железнодорожный состав: дорога шла аккурат вдоль песчаной стороны озера. Поди, из вагона смотреть, так озеро ещё красивее. Кирюха зевнул, огляделся. Вдалеке, на путях, замаячила женская фигура в странной одежде: длинная юбка, тёмный жакет, голова повязана платком, в руках палка не палка, клюка не клюка. Подошла, ухнулась с прикрёхтом на песок рядом с Кирюхой:
     – Ох, и умаялась я! Не прогонишь, отрок?
   Это «отрок» так и резануло Кирюхе по ушам. Он резко обернулся:
     – А-а, это ты, врачевательница! Каким ветром занесло? Опять лечить пришла? – вопросил Кирюха, подражая взрослым словами и интонациями.
     – Кирюшка, – вроде обрадовалась тётка, – вот не чаяла! Я ведь не всё тогда сказала-то, чего хотела. Я ведь рассказать-то чего хотела…
     – Тебя как называть-то, бабуся? А то разговариваю незнамо с кем.
     – А и верно, молодец, правильно говоришь. Только не бабуся я, мне до бабуси ещё по жизни топать да топать. А зовут Веденея.
     – Ишь ты! Что ж за имя такое?
     – Имя как имя. Тебя вот Кириллом зовут, и имя-то это, поди, одно у тебя?
     – А как же, одно! А зачем много-то?
     – А у меня вот не одно. Да надобно, чтобы и у тебя было хотя бы ещё одно.
     – Это для чего же?
     – Имя новое дают отроку в десять-двенадцать лет, смотря по разуму, и оно может быть ведомо только тому, кто даёт имя, нарекает, и тому, ясно дело, кого нарекают. Имя обережное, от хворей и напастей охраняющее. Нельзя говорить о нём никому, не то спознают слуги Чернобоговы и напустят болезни и мороки, хворать ни за что станешь. Новое имя от зла обережёт, удачи принесёт, добро.
     – А что ж старое?
     – Дак старое-то твоё нечисти давно ведомо, попривыкли уж напасти да невзгоды на него насылать. А после имянаречения потеряют они тебя, пускай и на время. Это уж как поведёшь себя по жизни. Имя новое – знак обережный, вымолвить его прилюдно – дать дорогу к душе, телу своему. Вот возрадуются!
     – А тебя как зовут по-другому-то? – решил схитрить Кирюха.
     – Ах ты, проказник, – рассмеялась Веденея, – хитёр бобёр, только и я выдра не проста. Стало быть, всё понял? Вот и думай, голова! И помалкивай, о чём мы с тобою тут толковали. Ведаю я, что у тебя впереди может быть.
     – А к чему ты говорила, будто я не со своими живу? Как это?
     – Ныне многие не со своими живут: по роду алибо по сути. После расскажу.
   Подошли Валерка с Юркой. У каждого, у Валерки намного больше, по вязке пескарей. Юрке-то для баловства, а Валерке – своих подкормливать. И то: немалым бывало Валеркино подспорье. Было, напрашивался со взрослыми за сазанами, да где там: безотцовщина, кому отвечать хочется. Что случись, доказывай потом матери, что ты не верблюд. Дадут после удачной ловли две-три крупные рыбины – и хватит с него. Да и ездили часто со свиристелками, как звала их бабушка, да водки попить. Веденея поднялась с песка, отряхнула юбку:
     – Ан и мне пора. Ты, Кирюшка, в городок? Идём, по пути нам.
   Вышли к карьеру, поднялись по глинистой горе, с которой, бывало, лихо скатывались зимой. У барака, приставив ладонь ко лбу, как Илья Муравленин на картине Васнецова, стояла бабушка. Узнав Веденею, застрожилась:
     – Тебе чё нать? Всё сделала, о чём просили, ступай теперя!
     – Я и шла-то мимо. Пробираюсь вот к дому.
     – Пёхом опять пойдёшь?
     – Дак пёхом-то здоровее. На машинах ваших только душу вытряхивать.
     – На Бургень?
     – Сейчас на Бургень, а там далее, всего ничего сорок вёрст, осилю.
     – Ну, храни тебя боги!
   Обе поклонились, Веденея поглубже, да и разошлись. На Кирюху Веденея даже не взглянула, не то что не попрощалась, от чего тот малость обиделся.
     – Баушка, что это такое: «вёрст»?
     – Ну, сейчас говорят «километров», только верста чуток длиннее.
     – В школе не говорили.
     – Вам много чего не доводят…
     – А Бургень, это что?
     – Посёлок, люди там живут, а за Бургенью, в лесах, – староверы.
     – Что за староверы?
     – Вот ты у Валеркиной матери об этом спроси, она поплюётся. И то: молится Христу, а толку от него, что с быка молока. Не наш бог, чужой, дак…
     – А Чернобог, Веденея поминала, наш?
     – Вот я те ухи-то надеру! Не то, смотри, отцу нажалуюсь! Эх, Веденея!..

   Настасья, внучка Кирилла Николаевича, знает не только что такое верста, знает она и про поприще, и про вервь, и про аршин, и про вершок, и даже про шкалик, не говоря о кунах и гривнах. И богов знает. И то: был чем обделён, сделай, чтобы другие знали и умели, тем паче, своё, родное. Негоже своего не знать! В школах преподнесут и про Египет, и про Рим, и про Грецию, а о своём не говорят. Дома с Кирюхой этим баловством никто не занимался. Услыхал где что, и ладно. Да хорошо ещё, почти сам, буквы только показали, выучился чтению в пять лет; из книг кое-что, конечно, узнавал, читал даже ночью под одеялом, с фонариком, брат подарил, за что тоже пороли, но о своих родовых корнях толком не нашёл ничего. И ещё в те поры стал задумываться: что же это за знания, которых не велят давать, и кто не даёт, и почему о своём родном знать как бы не полагается. Друзья-товарищи носятся по округе, а Кирюха частенько сидит, подперев щёки кулаками, уловливая краем глаза беспокойные взгляды бабушки.
 
   Летят себе каникулы своим чередом, и Кирюха сам по себе, никто ничего не запрещает – воля! Человек вольный – человек русский, понял позднее Кирилл Николаевич: вольный человек независим по природе своей, самостоятелен и с сильным характером. Воля, писал умный человек, – изначальный бог на Руси!
   Теперь уже у Кирюхи день рождения! Всё шло, как по маслу, как по накатанной дорожке, даже ружьё с пистонами подарили, вот только жуткая вонь после «выстрела». За разговором вдруг услышалось знакомое слово: Бургень. Кирюха навострил уши и понял: как раз туда сослуживцы собираются  на рыбалку. Он юлой завертелся возле отца, и тот, наконец, обратил на него внимание:
     – Как, сынок, доволен подарками?
     – Да так…
     – Что это за сюсли-мюсли? Солдат должен отвечать ясно, чётко! Чему тебя только старшина учит! А ведь Пётр Трофимович нахваливал тебя. Вот я ему!..
     – Дак ты обещал мне ещё один подарок, – соврал Кирюха.
     – Это какой же? – наморщил лоб отец. – Что-то не припомню.
     – А на охоту-то взять да пострелять, да не из этой вонючки, из настоящего.
   Отец с Кирюхиным братом ходили на карьер, стреляли из нагана по бутылкам. Говорят, первейшая русская забава. У отца было несколько пистолетов, с войны привёз. Что теперь-то скрывать. Кирюха издали наблюдал, как после выстрелов отца отскакивали горлышки, брат иногда разбивал всю бутылку.
     – Правда, что ли, обещал? – нахмурился отец.
   Кирюха изрядно струхнул, но делать нечего: начал врать – ври до конца.
     – Чтоб мне лопнуть! – брякнул знаменитой отцовской клятвой, – чтоб…
     – Хорошо, поедешь, – отец только головой помотал.

   Кирюхины сборы превратились в семейное бедствие. Пирожки, тёплые вещи, хоть и июль на дворе, с ними вопросов не было. От ружья с пистонами Кирюха отказался сам, от конфет, встретив насмешливый взгляд отца, тоже. Отец было встрял в бабьи хлопоты, но потом махнул рукой: мол, наваливайте, после лишнее выкину. А ты, сказал Кирюхе, если что из выкинутого надумаешь взять, бери, но держать будешь при себе, и носить на себе. Кирюха в укладке вещей не участвовал, а, наоборот, чуток затаился: не то что шибко боялся, что отец передумает, а вспомнил первый свой приезд в тайгу, когда его не кусали совсем уж ленивые насекомые, если таковые в природе бывают, и он тогда орал во всё осипшее горло, что никогда больше в этот дрянский лес не поедет. А за слова сказанные, говорила бабушка, рано или поздно придётся отвечать.
   Однако обошлось. Тряслись на «Студебеккере» по просёлку, въехали на таёжную, исполосованную толстенными корнями, дорогу, и бросать по кузову стало сильнее. Но только когда машина с воем пересекла мелкую быструю речушку, по наступившему в кузове оживлению Кирюха понял: подъезжаем. «Студер» вломился в кустарник, его стало не видно, а когда утих шум двигателя и рассеялись вонючие выхлопные газы, первозданность природы была восстановлена.
   Наверное, мало кто бывал на небольших озёрах, упрятанных в глухих лесных, таёжных дебрях. Озеро, на которое они приехали, напоминало кратер вулкана в диаметре около трёхсот метров: высокие каменистые берега, правда, заросшие чернолесьем, этакое аккуратное блюдечко с прозрачной до хрустальности водой. На другой стороне озера бороздила воду стая диких уток, вначале было всполошившихся. Видно, знали как-то, что стрелять по ним не будут: не сезон. В прошлую Кирюхину поездку ловили хариуса на узкой быстротечной речушке, заросшей по берегам кустарником, из-за чего не было отбоя от гнуса.
   Пока одни налаживали стоянку, другие первой тоней взяли мешок окуней с ершами да два десятка крупных лещей. На вечернюю уху достанет. Известно, уха без ерша да пескаря – так, вода одна. А рыболова поперву одна тоня и кормит.
   На Кирюху мало кто обращал внимание, и он, слопав две миски янтарной ухи и здоровенный кусок леща, отдался созерцанию окружающих красот. С озера тянуло прохладным ветерком, поэтому комаров и мошки, считай, не было. Небо потемнело, зарябили звёзды, и глаза начали застилаться туманцем; Кирюха почти заснул, да услышал негромкий разговор неподалёку. В стороне, на поваленной лесине, сидели Олег Михайлович и бородатый человек, по виду охотник: к дереву прислонено ружьё, на поясе патронташ, на спине котомка, на ногах бродни.
     – Как боги милуют, Веденей? Жена добралась ли, благополучно всё?
     – Всё хорошо, слава богам. Видела тебя у Николы.
     – Да и я её видел, потому и спрашиваю. Приходила-то для чего?
     – Да позвала Катерина незнамо зачем. Внук её, помстилось, не от мира сего.
     – Все дети не от мира сего, покуда в житейской грязи не изгваздаются. Ещё в утробе матери даются им великие знания, да затмеваются после, угасают среди суеты. Того же Николу возьми. Не всем взрослым это в домёк, вот и ломают их под себя, не постигая, что и самим надобно иной раз, как говорится, в детство впадать: свистульку ли сделать да подудеть, башню ли из песка соорудить.
     – Мудёр ты, Олег, что и говорить. Нам за делами рассуждать об эких хитростях недосуг. Ино и богов пославить времени нет. Христиане про своих святых так и говорят: одному кивнёшь, другому мигнёшь, третий сам догадается.
     – Ну, Веденея-то ведает. Кое-что и мне рассказывала.
     – Ей язык-то оборвать бы! Ведает, да опасно ныне; и так-то на волоске висим, хоть и при деле вроде, пушнину заготовливаем, а всё одно косятся да подсылами замучили. Приполз намедни один, заблудился, бает, а сам давай высматривать да вынюхивать. Вложился, как ищейка, и всё к детишкам, да только те у нас обучены, за так не купишь… Однако идти мне пора.
     – Ну, поди, знает, кому говорит… Как пойдёшь в темноте-то? Пересиди ночь.
     – А вот здесь, – показал рукой, – через чапыжник и двинусь. Ржавицу с правой стороны по мшанику обойду, а там, на полуночь, вёрст десять всего.
     – Добро. Вот, возьми-ка.
     – Это что?
     – Патроны винтовочные, две коробки.
     – Дак нет у нас винтовок…
     – Это ты подсылу говорить станешь, коли разговор зайдёт.
     – Благодарствую, Олег, от тебя не укроешь. Дай бог встретиться.
   Веденей тихонько свистнул. Из кустов вышла здоровенная мохнатая лайка, и они скрылись в подлеске. Кирюха перевёл дух: подслушивать всё же нехорошо. Сон ушёл. На стоянке горели два огромных костра, бросая снопы искр в чёрное небо. Кирюха примостился к отцу под бок. За кустами фыркало, трещало.
     – Кто там ходит?
     – Да ерунда, ломыга это.
     – Какая ломыга?
     – Не какая, а какой. Медведь это, спи давай.
   Да уж, «спи». Весёлые иногда бывают родители. Искры от костров выписывались в вышине причудливыми росчерками, и Кирюха, глядя на их танцевания, крепко заснул.
   А с Олегом Михайловичем Кирюха ещё встретится – через много-много лет.
 
   Китайца «Володи» в этот приезд не было: видно, сделал Плетнёв выводы. Зато был в наличии Савранский, не охотник, не рыбак, но прибывший за рыбкой. Это его Эсфира, жена, дала ему дрозда. Как же: в прошлый приезд  жёны удачливых добытчиков выделили ей по две рыбины, а у самих-то по огро-о-мному пестерю ещё осталось. «Эй-вэй, Мотя, поезжай, привези-таки хоть полмешка!». Эсфира рыбу готовила отменно, если перцу не переложит. Позже стала делать отдельно, для своих и для гостей: отец однажды попенял ей, что она очень мало рыбы в перец кладёт. Не пойму, мол, что экономишь, Эсфира: рыбу или перец? К сетям Савранского не пустили, а поручили охранять садок, сделанный, как колодезный сруб, полтора на полтора метра, установленный в воде впритык к берегу. В таком срубе-садке рыба остаётся живой несколько дней. К садку то и дело подгребали рыбаки и валили в него пойманную рыбу. Делёжка предполагалась всем поровну. На рыбу никто не посягал, но Савранский бдел у садка с колом, дабы потенциальный грабитель не смог ухитить народное достояние. Кирюха вспомнил про водяного. Перед отъездом бабушка наказывала, чтобы без дела к воде не подходил и в воду не совался: водяной утащит. Конечно, спросил по дороге у отца, и тот не отмахнулся, как часто бывало, а с какой-то грустинкой ответил, что нет их сейчас, сгинули неведомо куда: или извели, или они так попрятались, что уже не найти. «Жаль, нет на вас водяного, – подумалось Кирюхе, – дал бы он вам прочухону за такой разбой!». Разбоя, правда, особенного не было, потому что рыбу в лесных озёрах ловить не переловить, так что разрядка обитателям бывает даже полезна: меньше народу – больше кислороду.
   На Кирюху внимания не обращали, и он остался не у дел. Вначале наблюдал за ловлей, затем, толком не сознавая, что делает, взял свою торбу и потихоньку, не оглядываясь, двинулся к чапыжнику, обманывая сам себя, что надо бы посмотреть, как обстоят дела с грибами. Кстати, и отец собирался набить пестерь-другой груздей на засол. По здешним грибным местам минутное дело. Кирюха был совершенно убеждён, что если его кто спросит, куда направился, он именно так и ответит, и это будет правдой. На ликбезе по снаряжению охотников, грибников и других неугомонов отец учил Кирюху, как правильно собрать торбу, какие брать продукты и сколько. «Идёшь в лес на день, – говорил прописными истинами, – бери хлеба на неделю, идёшь на неделю – бери на месяц». Поэтому в котомке у Кирюхи была соль, хлеб, пироги, были спички, лучина для растопки, что свистнул дома у печки; не ахти какой, но нож в кожаных ножнах, самодельный, небольшой, подарок старшины Пётра Трофимовича:
     – Смотри только, – наставлял, – не таскай, где ни попадя, а на охоту и на рыбалку бери. Молодым я был, так парень без ножа и не парень вовсе, редкая девка с ним гулять пойдёт. Не потому что боялись, а положено было: честь и достоинство мужчины! А ныне, эх!..
   Белые грузди и впрямь росли здоровенные, чуть не с лопату, но Кирюхе не до грибов: тащило его неведомой силой к ржавице, на мшаник, и становилось жутковато, но опасаться своего состояния и в голову не приходило. Его несло мощным сакральным ветром, и неописуемый восторг поднимался в душе. В памяти плыли переливающимися красками вехи его прошедших жизней, одна за другой, и он разглядывал их с щемящим любопытством, изучал, делал только ему ведомые выводы и пил, пил, пил Великие Знания, данные человеку изначально, но оброненные им и бездумно растраченные в Великой же Суете Мира Вещей.

   Опамятовался Кирюха от выстрелов и криков. Чуть поболивала голова, но он посчитал, что это от багульника, в зарослях которого, присев отдохнуть, задремал. Делать этого, говорили, никак нельзя: ляжешь в багульнике – можешь не проснуться, такие вот бывают растения. От багульника и не дурак одуреет, если вдоволь нанюхается. А тут место сухое, и Кирюха приснул, будто по чьей-то подсказке, как раз в багульнике, прислонившись спиной к старому пню. Но Кирюха ведал: что бы ни делал он, что бы теперь с ним ни случилось, всё сейчас пойдёт ему только на пользу и на здоровье. Снилась же всякая калейдоскопица, и чтобы основательно в ней разобраться, нужно было время и место, да и советчик добрый не был бы лишним. Хоть бы та же Веденея.
   Снились люди, толпы странных людей со многими именами, написанными на лоскутках, бумажках, висящих на плечах, рукавах, даже на ушах. Они зазывно махали Кирюхе руками, и от них опрометью убегал бес не бес, чёрт не чёрт, а, видно, тот самый Чернобог, что болезни напускает. Снилась сестра, в будущей жизни, взрослая уже. Отец лупил Кирюху, тоже взрослого, широким офицерским ремнём, а сестра, спрятавшись за тумбочку, смотрела, выжидала окончания порки, чтобы потом, чуть ли не извиваясь, подольстится к отцу. А тот, умаянный, опустошённый, брал её на колени, гладил по головке и говорил, что, вот, только дочка и хорошая у него, а все другие – невесть что, извередь непотребная для нормальной человеческой жизни. И неприятие к хитрюге-сестре затмевало разум, переходило в лютую ненависть. Виделась свадьба сестры, которая была на шесть лет старше жениха, молоденького, отпустившего пышные усы, чтобы скрасить этот свой недостаток. Невеста уже успела провести бурную половую жизнь и ввиду этого детей иметь не могла. Мать жениха смотрела на Кирюху с матерью (отца будто бы в живых уже не было) как на ограбивших её татей.
   Кирюха потряс головой, сбрасывая видения, и вновь, уже ближе, услыхал выстрелы и крики. Звали его. В прошлую поездку в тайгу он наблюдал, как искали заплутавшегося «шпака». В стороны от стоянки двинулись четыре группы по пять-шесть человек, крича и иногда стреляя в воздух. Потерявшегося при таком способе поиска находили довольно быстро. Способ безотказен, если заблудившийся не против, чтобы его нашли. Кирюха был против, поэтому, пригнувшись, кинулся в ближайшие кусты и, пробежав чуток, увидел вдруг подобие тропки, которая вела примерно в нужном ему направлении. По ней и двинулся, стараясь не слышать гомона и пальбы за спиной. Из-под ног неожиданно порскнул заяц, и Кирюхина душа резко рухнула вниз, ближе к пяткам. Успокоившись, двинулся далее, вспоминая всё, что знал о зайцах, и ничего для себя доброго не обнаружил. Во-первых, говорила бабушка, встреча с зайцем сулит несчастье. Почему? Заяц всегда впереди чёрта бежит, как его посыльный. Во-вторых, если поп, баба да заяц дорогу перейдут – самое верное дело провалится. Ну и не ел простой люд зайчатину, брезговал. Это баре раньше увлекались азартной заячьей охотой; так те ели. Загоняют лошадей, убьют времени на сто рублей, а выигрыш – полушка.
   Стало смеркаться, и Кирюха понял, что не успеет дойти до Веденеева жилища засветло. Следовало устроиваться на ночлег. Выбрав сухое местечко, развязал торбу и первым делом выложил на небольшую кочку все металлические предметы: отец говорил, зверь металла на дух не терпит. Снял дёрн с пятачка земли, обустроил небольшое кострище, натаскал хворосту и запалил огонь: не греться, а тоже от зверя да от комара. Да ближе к ночи не забыть бросить в костёр обрезок заячьей шкуры: вонь палёной шерсти и вовсе отобьёт у зверя желание приблизиться. И только пристроился у костерка с пирогом, как скорее почуял, чем услышал, лёгкий шорох в чапыжнике. Кирюха испугался не на шутку, даже противный комок в горле залип, но через секунды услыхал покашливание и какое-то фырканье.
   Верхом на лошади подъехал Веденей. Спешился, оглядел Кирюхин бивуачок:
     – Та-а-к… Стрельба какая-то, собаки у нас в лае заходятся. Не слышал?
     – Слышал… – куда ж деться.
     – Не тебя, часом, ищут?
     – Надо быть, меня.
     – И что ж ты, не хочешь, видать, чтоб нашли?
     – Нет…
     – Ну что ж, прибери тут за собой, да поедем.
     – Это куда же? – чуток окрысился Кирюха.
     – Пока ко мне в гости, а после сообразим. Согласен?
   Да эх, ещё бы не согласен! Взобрался Веденей на лошадь, Кирюху впереди посадил, и тот намертво вцепился в гриву: быть всадником ему не доводилось, а потому успел ещё и зад набить. И протопала-то лошадь с полчаса, ан глядь – и дома показались. Вышла из ворот Веденея, глянула, всплеснула руками:
     – Ай да гость у нас! Сам пришёл? Один, чё ли?
     – Один, – Веденей снял Кирюху с лошади, – уже ночевать собрался, стоянку себе грамотную устроил. Принимай, Веденея, гостя, а я на озеро поеду, упрежу.
     – Нет уж, поеду я. Баня натоплена, снедь в печи. Хозяйничайте.
   О чём и как говорила Веденея с отцом, она сообщать не стала, сказала только вскользь, что у Михалыча ума палата, и ничего более.
     – Поживёшь у нас, вот записка от отца. Отведу тебя домой в конце лета.
   В записке были те же слова: поживёшь, приведут. И приписка Михалыча, что Кирюха, оказывается, «способен на поступок», и так, мол, держать.

   Разбудила Кирюху тишина. Бывает такая, аж всё вокруг звенит. Горница – вот они какие, горницы-то! – залита солнечным светом, здоровенная печь посередине, из которой вчера Веденей вынимал невиданные вкусности. Печей таких Кирюха сроду не видал: башенки, пазушки, заслонки, просторный верх устелен шкурами (лежанка, пояснил Веденей, кости греть); на задней стене, за печью, висят косицы лука, чеснока, пучки трав; на полицах под потолком теснились разнокалиберные горшки, туески, коробушки. Сам Кирюха возлежал, иначе не сказать, на огромной деревянной кровати и, надо же, на перине, в которой утонул по самый нос. И так не хотелось разрушать эту звенящую тишину, посягать на чистоту природную, первозданную, да не будешь же валяться весь день. Сбегал к забору, сотворил необходимость и побрёл на поиски хозяев, да и на местности надобно было определиться. Походя вспомнил об отце с матерью, шмыгнул носом по бабушке, подумал о том, как же отца-то удалось уломать, и для себя порешил, что печалиться по нему дома не будут. Веденеев обнаружил в скотьей сарайке: жена корову доит, муж навоз выгребает да в коробищу вываливает, чтоб после на волокуше вывозить.
     – И как же ты, дева, жива-то с озера приехала, дивуюсь?
     – Сама дивуюсь. Переполох у них там великий, искать ходили – не нашли, а тута-ко я с вестью: у нас, мол, Кирюшка. Никола: почему не привезла, лошадь, чё ли, пожалела, так у него вес-то цыплячий. А я ему: пусть-ко у нас погостюет. Эх, как он вскинулся! Да тут Михалыч отвёл его в сторонку и говорит, от тебя, мол, Кирюха сбежал. Тот: как, мол, от меня? Да так, бает, городок-то маленький, все на виду. Пусть погостит, правильно, что не привезла: запорол бы ты его по горячке. И думай, Никола, хорошо думай, почему Кирюха от тебя ушёл. Ох, дак чё бессмысленному-то впихивать, на раз, может, и хватило.
   Кирюха, пригрустнув, тихонько отошёл от сарайки, пробрался в дом, уселся на перину, вроде только встал. Да где ж от Веденеи укрыться?
      – Ты под забор-то не ходи, место отхожее покажу после. А сейчас снедать будем. Молоко-то пьёшь? Знаю, худо ныне в стране с молоком. Иди-ко умойся.
   За молоком ходил Кирюха к какой-то женщине, не вспомнить её сейчас, чуть не за километр, наливала она полулитровую бутылку, и нёс Кирюха эту драгоценность, заткнутую пробкой из газеты, боясь уронить; знал: для сестры молоко. С того времени отношение Кирюхи к молоку было почти священным. У Веденеи же молока было немеряно. Отпивался Кирюха божьим даром, отъедался на вольной волюшке, а через неделю повёл его Веденей по своим охотничьим угодьям. Летом охоты на зверя нет, поэтому проверили соляницы, навели порядок в избушках на двух заимках, где ломыга пошалил, и в один из дней вышли на поляну в могучем кедровнике, посередине которой высилась ограда из брёвен листвяка, вкопанных в землю вертикально. Веденей отворил ворота, зашёл за ограду, поклонился, выложил перед деревянной статуей, в полтора роста человека, искусно вырезанной из дерева, как он сказал, дары: хлеб, крупу, мёд.
     – Не обессудь на вторжении, – молвил. – Почтим пращуров, Кирюшка, – Веденей достал из схрона грабельки, выполол траву, собрал мусор, – не след забывать своих дедов, богов светлых.
     – Как же так: дедов или богов?
     – Это одно: и деды они наши, и боги.
     – Кто ж тогда мы? – у Кирюхи ажно дух захватило.
     – То-то и оно, что мы их дети и внуки.
   Говорил Веденей о родной вере, о том, как враги и недруги пытались вырвать её из души русского человека, да не сдюжили таковое святотатство сотворить.
     – Много чего расскажу, запоминай накрепко. И Веденея много ведает.
     – Ладно, только ты мне скажи, как называть-то теперь вас? Тётя да дядя?
     – Зови по именам: Веденей да Веденея.
     – А это кто там, за забором?
     – За оградой высится изваяние Сварога, прародителя русского народа.
    

   Собственно, староверами нас называют в последние, наверное, лет триста. Староверами же, может, до кучи, а скорее, для дезинформации, обозначают и старообрядцев, что образовались после церковного раскола в семнадцатом веке. Оба названия некорректны. Старообрядцы – это праведные христиане, а православные староверы к христианству никакого отношения не имеют. В 1666 году нас обокрали: по приказу «византийцев» в богослужебных книгах словосочетание «правоверная вера христианская» заменили на «православная вера христианская», тем самым приписав пришлому христианству достоинства и заслуги дохристианского Православия. Наша религия, существовавшая за сотни тысячелетий до нынешнего летоисчисления, – это ведийство, ведичество, ведизм (по-древнерусски Радославие), от слов «Веды», «ведать», то есть знать. Точнее, ведизм – это не религия, а образ жизни, мировоззрение, культура, менталитет. Тема обширная, и кто пожелает, найдёт ныне множество источников информации. Также неверно по отношению к себе название язычник, ибо язычник, по В.И. Далю, а значит, по-русски, – либо чужестранец (язык – это народ), либо человек, исповедывающий иную веру. Причём понятие «язычник» появилось только во времена Московской Руси. То есть называть самих себя иноверцами абсурдно. Иудейство, христианство, марксизм-ленинизм (коммунизм) – религии, чуждые русскому духу, они базируются на слепой вере, а не на знании. Для нас такие люди язычники. Кирюхе довелось познавать свою, исконную, родную веру не абы у кого, а у Веденеев, имеющих древнейшую родословную православных староверов. Из-за кровавого внедрения на Русь христианства православные староверы из-за Урала хлынули, в основном, на Север и в Сибирь. Позже туда же и в иные края загнали старообрядцев их «единоверцы».


   По мере развития наук все религии и веры будут отступать,
и только религия Вед будет наступать, ибо она основана на
Истинных Знаниях. В связи с этим Николай Рерих, например,
считал, что религия должна равняться точным Знаниям.
 

   От перины Кирюха отказался, спал на сеновале. Внизу шумно дышала корова, на насесте перетоптывались куры, в загородке хрюкала понура, но Кирюха, умаянный за день, засыпал мгновенно, как говорят, без задних ног. Часто с ним ночевал Веденей.
     – У нас на селе людей старой веры немного; есть и старого обряда народ, как мать друга твоего, Валерки; но тоже мало их; а большинство посёльцев живёт по велению московских властей, без богов.
     –  Совсем-совсем без богов? – Кирюха уже не представлял себя без Родни.
     –  Как сказать? Атеисты званием. Но сие, ежели разобрать, тоже вера.
     –  Как родители мои? Баушка серчала.
     –  Вроде того. Недосуг родителям твоим, забот-хлопот много, да более пустых. О себе бы больше думать, о семье крепкой, детях.
     –  Думают и о детях, баушка говорила; только вот страну всё подымают…
     –  Дело нужное… Я вот тоже страну подымаю, пушнину добываю. У нас та же работа, тот же план дают. А как же! А родителей ты пойми: жизнь в последние годы ох и тяжёлая! И всё на них. Ты, Кирилл, с робятнёй-то познакомься, я тебе покажу кого-нито. Ну, ты понимаешь, чтобы из наших. Не марайся чужим, помни своё. Так-то люди, да ино ввернут худое словцо али сотворят непотребное; так что будь с ними обычен и всё такое, а дружись со своими. Понял ли?
   Как наворожил Веденей: с утречка прибежал Рыбалка, Кирюхин одногодок. Вот ведь: пришёл Рыбалка звать на рыбалку.
     –  Тётка Веденея, с твоим жильцом-то сходим на Могучий, рыбку поудим? Чёй-то он от тебя ни на шаг, с ребзой не водится? Здоров ли по жизни?
     –  Здоровей тебя. А на рыбалку сходите, наготовлю рыбы, пальцы обсосёте.
     –  Ин завтра и пойдём. Надо, Кирюха, приготовиться, червей накопать, то-сё.
   Рыбалка побежал за банкой да лопатой, а Кирюха бросился к торбе: ну как не вложил! Нет, на месте! Отдельно лежал моток лески новомодной, спёр у отца метров десять, а главное, крючки, брат подарил, – полный десяток, разных. Научили, научили Кирюху выживать в дебрях! У кого ещё такая торба есть? Веденей заикнулся было о снастях, но Кирюха молча показал ему кармашек торбы, на что Веденей усмехнулся, но ничего не сказал.

     –  Ты рыбу-то ловил когда? – новые друзья уже шагали по лесу.
     –  Считай, что нет, – не скажешь ведь, что ловля пескарей – это рыбалка.
     –  Ничего, – кажется, понял его Рыбалка, – научу, смотри только за мной.
     –  Рыбалка – это имя твоё, что ли? Чудно.
     – Не-е, это назвище. Зовут Ярославом, по деду. А фамилия Гривцов. Род наш старинный, как и у Веденеев. Баяли, никак поболее сот пяти лет будет.
   Кирюха попытался было осмыслить сказанное Рыбалкой, но тут пошёл кедрач со снующими белками, в низине обогнули круглую поляну с ярко-зелёной травой (смотри, не вляпайся: трясина это!), а потом потянулась такая замухрень, что хоть плачь: продираться приходилось через каждый кусток.
     – Лучше, что ли, дороги нет? – наконец, взвыл Кирюха. – Прёмся напролом!
     – Дак либо дорога хорошая, да рыбы мало, либо плохая, да много её. На Могучий хороших дорог нет, не то давно бы в нём всю живность выгребли.
     –  Что за Могучий такой, пруд что ли?
     –  Сам ты пруд. Могучий – это ручей, а почему так назвали, сам увидишь.
   Да уж, ахнул Кирюха, тут рекой звать надо, а не ручьём. По каменистой ложбине ревмя катилась полоса прозрачной, всё дно видать, воды. Такие реки в Забайкалье повсюду, но, в основном, неглубокие. Прошли вверх по течению, и Кирюха увидел лиственницу обхвата в три, лежащую на обоих берегах, мостом, могучими ветвями в воде, так что засыхать-погибать она не спешила. Обрубленные сверху и сбоку ветви образовали нечто вроде скамьи, разве что длиннющей, метров десяти. До воды ствол не доставал около метра.
     –  Видал, красотень? – за шумом прокричал Рыбалка. – Считай, с моста ловить будем. Давай, готовь снасти.
     –  А удилища где вырежем?
     –  Не нужны нам удилища. Сотворим себе мотовила.
   Рыбалка срезал с куста черёмухи кусок ветки с полметра длиной, с рогульками, и стал повдоль наматывать на неё лесу, сплетённую из конского волоса. Мотал-мотал, мотал-мотал, и Кирюха понял, что для этакой хитрой снасти его десяти метров явно не хватит. Затем Рыбалка привязал к лесе кусочек сосновой коры, а ниже, в полуметре, большой кованый крючок.
     –  Давай свои снасти.
   Рыбалка достал ещё лесы из волоса и к ней привязал Кирюхину: длины, мол, у тебя не хватает, Веденей добавил. А вот на крючки посмотрел загоревшимися глазами, и Кирюха тотчас отполовинил в Рыбалкину пользу.
     –  Благодарствую! А теперь помолчи чуток, слушай да запоминай. Ловля рыбы – она глупа, да повезёнка. Заговор на удачу читать будем.
     –  На рыбу, что ли?
     –  И на рыбу. Я ж говорю, на удачу.
   Рыбалка поворотился лицом к Солнцу, заговорил не спеша, распевно:
     –  Государыня Макошь-Матушка, Мать Небесная, Богородица! Ты, Мать-Рожаница, Сварога сестрица! Даруй нам удачу, без татей и плачу! Дай здравия чадам, великим и младым! Тако бысть, тако еси, тако буди!
   Взобравшись на лесину, расселись метрах в двух друг от друга.
     –  Ты, Кирюха, на-ко вот обрывок, привяжись к суку: не ровён час, сорвёшься, алибо рыба здоровенная утащит, – хохотнул Рыбалка.
     –  А ты?
     –  Я привычный. Теперь смотри. На крючок насаживаешь червя, потихоньку разматываешь лесу и скидываешь по одной пряди с мотовила. Понял? Не медленно и не быстро. Поплав с наживкой будут помалу удаляться. Когда рыбина подцепится, тяни, тоже не спеша, а лесу накидывай на мотовило. Вот так, смотри. Одной твоей лесы точно бы не хватило, а наживку надо отпустить метров за двадцать хотя бы, как не далее, туда, где рыба – а она не глупее нас – рыбака не видит. Хочешь, насаживай овода, наживка вот она, рядом, донимает. Пусть посидит теперь на крючке, принесёт, паразит, пользу напоследок!
   Кирюху кто-то как за руку дёрнул . Но он сообразил, что, кроме рыбы, дёргать его на этом бревне некому. Разве что водяному, но вспомнилось, что говорил о водяных отец. Правда, сказал, на Ветлуге они ещё точно водятся.
     –  Наматывай, – заорали в ухо, – харьюз уцепился!
   Сказали, надо наматывать. Леса рвала пальцы, резала до крови. Что бы делал Кирюха со своей тонкой леской, будь она одна на мотовиле, бог знает. Рядом, не похожий на себя, степенного, бесновался Рыбалка. Советы давал. Но советы давать, что в бане ссать: очень легко. И пошло! И хоть хариус был не крупным, но наловили его много, набили Рыбалкин мешок, переложили речной травой.
   И не велика рыбка, да вкусна. Это и про хариуса. Рыба в руке – не в реке. Не нами сказано: рыбка мелка, да уха сладка – ох и наготовила вкусноты Веденея!

   Счастье долгим не бывает. Понимал Кирюха, что счастье провести чуть ли не половину лета со ставшими ему дорогими людьми скоро закончится. Воистину, счастье – это с кем, а не где. И всё же счастье продлилось: Веденеи собрались на заимку к сыновьям, которых там находилось трое, всего же у них ажно шестеро сыновей и две дочери. Кирюху, понятно, брали с собой. Увязался и Рыбалка, с позволения своих родителей. Он был возбуждён и долго на месте не сидел.
     –  Ух, половим, – радовался, – на Конде улов знатный, красной рыбы полно.
     –  Я вот дам те красную-то! – застрожился Веденей. – Этак и оставить могу.
     –  Дак что, дядька Веденей, талапанцы ловят, ничего им, сами объедаются и собак кормят. А нам нельзя? Поди, и не смотрят тама-ко власти, чего бояться?
     –  Себя бойся. Ишь, обрадовался: власти за ним, бессовестным, не смотрят! Хорошо ты играешь, да мне плясать неохота! По-твоему, выходит, неплохо тому на свете жить, у кого ни стыда нет в глазах, ни совести. Или ты не едешь?
     –  Еду – пробурчал Рыбалка и понёсся домой собираться.
   У озера, в подножии сопки, поставили себе избы Веденеевы сыновья. И надо иметь хорошую охотничью школу, чтобы обустроить жилища и близко к воде, и рядом с кедровником, и неподалёку от охотничьих угодий. Зверь не то что перестаёт бояться, а помалу привыкает к присутствию человека. Веденеевы, до чего дошло, и помечали-то свои границы по-звериному, причём, метки приходилось обновлять, иначе территорию мигом захватят лесные обитатели.
   И сами-то Веденеи похожи друг на друга, что ныне, по мнению психологов, считается признаком любящей пары, а значит, и крепкой семьи, и сыновья, как говорится в русских сказках, выдались рост в рост, голос в голос, волос в волос: богатырского, сибирского, сложения, и похожесть не только внешняя. Неспуста же есть присловье: каков корень, таков и плод. А раз у каждого плода свои семена, то и сыновья Веденеев что ни год, то зыбку под матицу подвешивают. Заимкой поселение уже и не назвать, разрослось домами; не только Веденеевы в нём, а и других родов людины, все родной веры. Что-то вроде артели, в старинном смысле этого слова; да так оно и есть: в основном, все зверопромысловики. И – беспредельное уважение всех Веденеевых к родителям и между собой. Кириллу Николаевичу довелось быть знакомым с семьёй, в которой не утихала ругня, а когда, опомнившись, попробовали жить без неё, в доме наступила полная тишина, потому что оказалось, помимо выяснения отношений, тем для разговоров не стало не только в семье, но и среди знакомых: любимой темой жены было публичное обличение мужа в грехах, а мужа – что он не знает, что такое глаженая рубашка; пришитая же петля для вешалки на верхней одежде считалась у них излишеством, а «коронная» надрывная фраза этого подобия жены: «Я у плиты стоять не буду!». Вот и стоит у плиты муж-дурак.
   К слову молвить, каждая цивилизованная женщина хоть раз в жизни да сказала: у всех мужья как мужья, а у меня чёрт знает что. И прибабахана эта общая, одна на всех, метка на каждом муже, вроде клейма, найти только, на какой части тела присобачена. Воистину: не крепка жена умом – не закрепишь добром.

   Живут люди старой, родной веры, не выставляя напоказ своего исповедывания, но и не очень тая: нет ныне явных гонений, таких жутких, как сотни лет назад, когда продажные правители под командованием служителей чужеродной церкви всеми силами, всей своей библейской ненавистью устремились искоренять, в основном, физически, поборников ведизма и других природных религий. Христианство, едва придя на Русь, прикрываясь борьбой с «язычеством», развязало лютую войну против её народа, в результате чего за какие-то полтора века население Руси сократилось на треть! Это была первая Гражданская война на нашей территории. Время показало, что борьба христианства с ведизмом (с народом, с Природой!) – безуспешный мятеж ветви против дерева.
   Чего стоит один только Тарский бунт 1722 года, о котором официальные историки до сих пор хранят глухое молчание. Предлог был почти пустяшный, но одной из скрытых целей подавления «бунта» было уничтожение ведийства и его последователей, в основном, в Сибири, Забайкалье и на Дальнем Востоке, и желание уничтожить факты их проживания в этих краях издавна, всегда.

   Шестое число августа – один из дней памяти и почитания предков, потому и подгадывали Веденеи своё прибытие к этому событию. Оказалось, узнал Кирюха, в лесной хоромине, недалеко от Веденеевых, жил дед Веденея, старец Велеглас, хранящий древние Знания, ведающий Законы Православия и совершающий обряды и приношения богам и предкам. Кирюха пялил глаза на шествовавшего патриарха, могучего старца в белой рубахе до колен, перехваченной по поясу тиснёным ремнём, с пышной бородой; долгие седые волосы стянуты на лбу кожаным главотяжцем. Подойдя, поклонился на все стороны и подал знак. Вспыхнули ветки снизу сложенных колодцем брёвен, людины взялись за руки, и округа наполнилась мощными мужскими и чистыми женскими голосами:

                Синь небесна звездна, лунна,
                Нам сияет меч Перуна,
                Очищает души наша Царь-Огонь, утеха наша.
                Разгорайся, Царь-Огонь, Коловрат и Посолонь,
                Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
                Поднимайся до небес, озаряй ты всё окрест!
                Гори, гори ясно, чтобы не погасло!

                Очищай ты дух и душу, освещай моря и сушу,
                Согревай хоромы наша, Царь-Огонь, утеха наша!
                Гори ясно, Царь-Огонь, Коловрат и Посолонь!
                Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
                Поднимайся до небес, озаряй ты всё окрест!
                Гори, гори ясно, чтобы не погасло!

                Со времён Великих Предков тебя кормим сухой веткой,
                Чтоб сияла Слава наша, Царь-Огонь, утеха наша.
                Гори ясно, Царь-Огонь, Коловрат и Посолонь,
                Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
                Поднимайся до небес, озаряй ты всё окрест,
                Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
                Гори, гори ясно, чтобы не погасло!

   Хороводом прошли не только вокруг костра, но и каждого жилища, и Кирюха вдруг душой понял смысл обряда: Огню слава, местам очищение, умершим память, живущим благо и здравие, и поразился жалкому остатку, – «гори, гори ясно», – что они со Снегурочкой выкрикивали на новогодней ёлке, чтобы при помощи полупьяного электрика у рубильника зажглась гирлянда из электрических лампочек; остаток бросили им, как собаке кость с хозяйского стола, ничтожный огрызок от великого Гимна, который испокон веков пели его пращуры. И неукротимой волной поднималось в душе возмущение, закипала жестокая обида, будто у него украли нечто очень-очень ценное, дорогое, важное, без чего невозможна полнокровная жизнь.
     –  Чада мои! Вспомянем наших славных Богов и Предков, вспомним мудрые заповеди, что оставили они нам, чтобы счастье и радость не покидали нас! Будем же со Светом и Любовью чтить Богов и Предков своих, да не оставят и они нас своей милостью! Вспомним, чада, что заповедывал нам Род: сохраняйте, чада мои, Память обо всех Предках Рода своего, и обрящете вы благосклонность Богов и Предков ваших; почитайте Богов Небесных, Отца и Матерь свою, ибо они Жизнь вам дали: Отец и Матерь дали Дух и Тело, а Боги – Душу и Совесть; чтите свято все Праздники, что оставили вам Предки ваши, украшайте свою жизнь радостью и деяниями благими, да во Славу Богов и Предков ваших!
   Заповедывал Великий Сварог, Прародитель наш: почитайте друг друга, сын – Мать и Отца, муж с женой живите в согласии; почитайте старость и защищайте младость, познавайте Мудрость, что оставили вам Предки ваши; воспитай отец сынов с дщерями, приучи их к жизни праведной, воспитай ты в них трудолюбие, уважение к младости и почтение к старости. Освети их жизнь Святою Верою, Мудростью Предков; какие деяния творят вам люди, такие и вы сотворите им, ибо каждое деяние своею мерою мерится.
   Старец примолк, задумавшись. Кирюхе показалось, что он и не дышал всё то время, что вещал Дед. Осторожно осмотревшись, позрел спокойные лица, чистые взоры поселян, вероятно, не впервые внимавших поучениям патриарха; рядом с ним, насупившись, переминался с ноги на ногу Рыбалка; Веденея, у большого стола с трапезою, смотрела на Кирюху доброжелательно, кивала головой.
     –  А вот что завещано Перуном, Богом нашим и Предком: почитайте Родителей своих и содержите их в старости, ибо как вы проявите заботу о них, так же и о вас проявят заботу чада ваши. Сохраните Память обо всех Предках ваших, и ваши потомки будут помнить о вас!
   Помните, что мы – Православные, ибо мы Правь и Славь прославляем. Знаем мы воистину, что Правь – это Мир Светлых Богов наших, а Славь – Светлый Мир, где обитают Великие и Многомудрые Предки наши. Знаем мы и то, что Правь – это свод общих небесных законов, по которым развивается Мироздание. Отсюда понятие «Православие». «Славление» обозначает связь, а не хвалебные оды. Славить Правь – значит, быть с ней связанным, точнее, жить по её законам.
   Рассевшись за столы, пили из корцов брагу и меды, славя богов и предков. Погоста у поселенцев покуда не было, молодые все, но в этот день всюду посещают кладбища, наводят порядок на могилах; помимо даров умершим родовичам, на могилах зажигают огни: свечи, лампады, огневицы.
   Поминание длилось столь же долго, сколько необходимо было для прославления всех родичей, богов и предков. Трапезу Велеглас завершил обращением:
     –  Славься, Пращур-Род, Род Небесный, благодарим Тебе за трапезу наша, за хлеб-соль, что даруешь Ты нам для питания телес наша, для питания Души наша, для питания Духа наша, да будет крепка Совесть наша и да будут вси деяния наша да во славу всех Предков наша и во славу Рода Небесного!
                Тако бысть, тако еси, тако буди!

   До Бургени добрались на лошади, затем, оставив её на попечение Веденеева знакомца, двинулись пешком. На своих идёшь, уверяла Веденея, – земля роднее. Поэтому шли больше босиком, если позволяла дорога. Действительно, наша обувь имеет резиновую, диэлектрическую, прослойку. Резиновая подошва отрезает от энергии Земли. Поэтому у человека возникает постоянная нехватка энергии, отчего зачастую начинаются болезни и разрушительные процессы.
   Вышли от знакомца поутру и, не шибко торопясь, на следующий день, после полудня, подошли к городку. На завалинке барака сидели, обнявшись, пьяные отец и Савранский и горланили:

                Полегла штрафная рота,
                На неё теперь насрать,
                Командира-идиота,
                Будут в званье повышать!
                Эх, командира-долболёта
                Станут выше назначать!

                Эх, рота моя, рота,
                Остался я, боец,
                Один у пулемёта –
                Всем остальным пи*дец!


   Ватага плескала вёслами и одолевала волоки месяц и три седмицы, но в последние две недели ни жилищ, ни каких дымов, ни иных следов людского проживания по берегам не зрела. Ино выбредал из леса лось; медведь, поводя башкой, тянул в ноздри чужие запахи; шныряло мелкое зверьё.
   Костромские шли, почитай, наугад, если не считать по дороге беседований с мало сведущими людьми, знавшими о краях, где ныне ватага проплывала, лишь понаслышке, да прорисей путей, ими же на бересте нацарапанных.
   В такую даль на выселки молодняк ещё не ходил, а тут прижало лихо: пришлые попы и так не к добру, а по лету и вовсе одурели – не велят любиться с молодыми жёнами после летних свадеб из-за их великого поста, когда испокон ведомо, что дети, приходящие на Белый Свет через семь месяцев, в зиму, самые лепые, крепкие и толковые. Так подалее бы от сих черноризцев!
   Без начальства уряда не будет, и вожем назвали Заривоя; он стоял сейчас на носу дощаника, идущего первым, глядя на проплывающие мимо красоты. Такой благодати видеть ему прежде не доводилось. Людомила, жена, стояла обок, оглаживая не выдающийся пока живот, в коем теплилась новая жизнь. Заривою и радостно, и тревожно за дитя, да что теперь поделаешь: беременную ни один знахарь не разворожит.
   Ближе к вечеру вошли в устье небольшой реки, причалили дощаники к берегу в тихой заводи, на лесной поляне расположились на ночлег, выставив дозоры. Заутра решили далее не плыть, а осмотреться на понравившемся месте.
     –  От добра добро не ищут, Заривой, – молвил атаману Зяблец, старшой на втором дощанике, – места знатные, леса полно, вода в реке чистая, на вкус зело сладка, земля чёрная, три лета без назёму плодить станет; пора вставать жильём, надобно лишь в округе поразведать, чего да как.
     –  Заутра и начнём. Утро мудро, мудренее вечера бывает. День-два постоим, а после решим всей ватагой, оставаться на житие здесь либо далее идти.
   Поутру Заривой и Зяблец, взяв по пяти вооружённых выселенцев, двинулись по разным берегам реки. Пройдя в виду версты две, увидели, что местность повышается, река стала уже, её течение убыстрилось. Спустя малое время, пятёрки уже не видели одна другую, и идти приходилось с большей опаской. Заривой, осматриваясь, шёл левым берегом. Кедровник сменился березняком, стали попадаться одинокие дубы, плавно переходя в дубовую же рощу. Тут же, за рощей, простёрлось озеро, из которого и вытекала река, почти круглое, в длину и ширину саженей по триста. Шедшие по высокой траве переселенцы дивились множеству птиц; невдалеке пошумливало, потрескивало и похрюкивало.
   В незнаемом, чужом краю и поопасаться нелишне, и уважение выказать неведомым местам, как испокон веков учили деды. А тут ещё на взгорке, у трёх могучих дубов, увиделось изваяние, вырезанное также из дуба. Лик, волосы, борода и усы тщательно выточены. Заривой, подойдя, поклонился, положил на траву край хлеба, отсыпал крупы: русские боги кровавых жертв не приемлют.
     –  Добра и блага сей земле, великий Свароже! Не обессудь на вторжении, поселиться хотим в сём благодатном краю, с миром пришли. Дозволишь ли?
     –  Кто вы, добрые люди, из каких земель? – из-за дуба вышел высокий, в сажень, человек. В холщовой одежде, порты заправлены в поршни с подкаблучьем; немалой длины борода, волосы светлые, длинные, заправлены под кожаный главотяжец, тиснённый виданными когда-то знаками; нож в резных ножнах на широком поясе, с такими же тиснёнными знаками. – О нужде вашей я услышал.
     –  Заривоем отец назвал. Костромские мы, далече за Камнем жили. Шли по Ветлуге, Сухоне, Югу, волоками. Восемь десятков нас, молодые все. Селиться надумали в сих краях, да видим, заняты они. А ушли – служители распятого бога одолели: чужие законы, чужая воля. – Заривой ответ-то держал, а сам разглядывал туземельца. Был тот не на много старше его, да виделись в нём обстоятельность не по годам и властность, присущая человеку повелевающему.
     –  Светозаром люди зовут. Ведомо нам о сей напасти, – ступил тот ближе, – да минула нас чаша сия. А как с вами поступить, то старцы порешат. Ступайте за мною, людины, показаться им всё едино надобно, так не откладывать стать.
   Светозар свистнул. Из-за деревьев вышли двое похожих на него молодцов.
     –  Заривой, отошли с ними двоих воев, дабы упредили людинов, что идут по той стороне, не тревожиться бы им и идти покуда на становище ваше.
   Тропа обогнула озеро и, расширяясь, пошла подниматься на увал, превратившись в накатанную дорогу. Миновали поле с созревшей уже рожью, луг с пасущимся стадом. Внезапно, из-за взгорка, открылось селение с добротными, в два жилья, домами, рубленными из кедра и лиственницы, стоящими по обе стороны широкой улицы, с крытыми дворами и хозяйственными постройками.
     –  Здрав буди, Светозар, – приветствовали проводника местные жители, нимало, кажется, не удивясь появлению незнакомцев, – перенял чужаков с воды?
     –  Здравы будьте! Отчего ж не перенять, коли уже неделю их пасём?
   Заканчивался житнич, пройдёт серпень – и лето, почитай, ушло. Заривой понимал: пора становиться на поселение. Перед зимой выстроить хотя бы времянки – срубы, вкопанные до половины в землю, а уж на будущее лето строиться основательно. Как рассудят здешние старцы? Можно было лишь гадать.
   Пришлым отвели пустующую истопку, наладили в баню. Известно, баня любого злодея умягчит, добрые же люди в ней ещё добрее становятся. В трудной дороге не то чтобы попариться, не вымыться было толком. Отвели костромские душу! На Руси ведь как: баню натопи, накорми, а уж после вопрошай. И с началом беседы не томили, невдолге призвали к капищу: пришлых выспросить, да и, чего таить, себя показать.
   Переселенцев подвели к высокому Храну, стоящему в дубовой роще, на берегу озера, где скопились жители; у входа в Хран их встретили трое старцев в белых одеяниях, с посохами, изукрашенными резьбой. Пояс одного из них, видимо, старшего, покрыт золотыми бляхами со знакомым уже тиснением.
   Заривой, успевший отправить воев к временному стану и дождавшийся их обратно, подошёл к старцам, возложил принесённые выселенцами дары: стояночный мёд, хлеб, две серебряные гривны. Путников ввели в Хран, в Привход Велеса, дабы освятить их и решить дальнейшую судьбу. По Святому Преданию, Бог Велес стоит у врат Сварги, ведущих в Вырий, где течёт Ирий Светлый около Асгарда Небесного, и пропускает через Врата Небесные праведных людей к Светлым Богам и Предкам нашим.
     –  Во имя Рода, во имя Сварога, Отца нашего, принимаетесь вы в места наши священные на поселение, – выйдя на Свет, возгласил старший волхв, простирая руки к Небу, – только надобно провести беседы с вами: чтите ли ещё своих Родовых Богов, не вовсе ли забыли их, больше поминая чужого мёртвого бога. Волхвы, старцы наши, в том пособят. Отведено вам место по ту сторону озера Яркого, селитесь во благо Богам нашим, себе и потомству вашему.
     –  Благодарим за приют, отче, – ответствовал за всех Заривой, – многие из нас и не прикоснулись ко кресту умерщвляющему, не выпевали чуждых молебствий, а кого и задела гниль чужая, мёртвая, так не по их вине. Они и пошли-то с нами, дабы не только в брюхо жить. Истинно русскому человеку ни веры чужой, ни церквей их душных, ни попов с дьяконами не потребно. С этими поселенцами пусть отцы и потолкуют. Мню, от того лишь польза велия будет. Русскому человеку какую хочешь веру навяжи: хоть в воду его макай, хоть хрен обрежь – всё одно он своих богов будет чтить и славить: тех, что в душе его. А чужая вера в душе не отзывается.
   Шестьдесят лет прожил Заривой на сей благодатной земле, в большом сибирском селении Костромичи, на берегу озера Яркого. Много народилось тут русских людей, половина которых заимела фамилии по названию озера. Сперва с ударением на первом слоге, а после, к новым временам, – и на втором. Да и по Яриле – Солнцу нашему. Исходил Заривой всю Сибирь-Матушку, Великую Тартарию, ажник до самого Ламского моря, ныне зовомое Охотским, – и везде живут коренные русы: сибирские, забайкальские, дальневосточные. Народцам, что лепятся рядом, по доброте не отказывают, делятся, чем сами богаты, учат, что сами знают. Хоть и привык помалу Заривой: наша Русь, родная Земля простирается от края и до края Вод Великих, да не вдруг постиг, по молви старцев, какова древность его Великого Рода. Когда ж позрел стены былых и ныне стоящих городов по Великой Сибири и побережью всего Северного океана, с множеством мастерового русского люда, огромные лодьи и морские кочи, плывущие на въсток Солнца и на его запад, совершенные изваяния на скалах, то и душой постиг: Великому Роду такоже и во Времени края не было, нет и не будет.


   Даждьбог Тарх Перунович и Богиня Тара охраняют
бескрайние земли Беловодья и землю Свята Расы.
Эти территории от Уральского хребта до Тихого
океана называют Землями Тарха и Тары, то есть
Великой Тартарией.


   Напоминать легче тому, кто забыл. А кто не знал? Кирюха вроде бы не знал, хотя… Иногда в разговоре Веденеи срывались на не знакомые Кирюхе понятия. В основном, они касались или мер длины и веса, или времени, точнее, их счёта. И хотя слова «пядь», «вершок», «пуд», «кадь», «сиг» (сигануть!) он когда-то слышал, но осознавал, что не теперешними ушами, отчего плыло в душе зудящее смятение.
     –  Старая память играет, – сказал, посмеиваясь, Веденей, принявшись пояснять значения вроде бы слышанных Кирюхой слов, – всего не упомнишь, на листок выпиши. Вот, к примеру сказать, в году не двенадцать месяцев, а девять.
     –  Вот-те на! – дивился Кирюха. – Куда же три подевались?
     –  Да никуда не подевались, потому что в месяцах по сорок или сорок одному дню. В неделе считают девять дней: понедельник, вторник, тритейник, четверг, пятница, шестица, седьмица, осьмица и неделя.
     –  А-а, осьмицу я знаю: в «Коньке-Горбунке» читал!
     –  Вот и славно. Только, видно, саму неделю прежде не так называли, но это уж я не помню. Само название дня «неделя» означает неделание, отдых. Видно, была девятидневьем, что ли. Плохо, когда не знаешь, да ещё и забудешь.
   С днём того проще: в нём шестнадцать часов, в часе сто сорок четыре части, в части одна тысяча двести девяносто шесть долей, в доле семьдесят два мгновения, в мгновении семьсот шестьдесят мигов, в миге сто шестьдесят сигов, в сиге четырнадцать тысяч сантигов. Но так считали очень уж давно.  Неясно, к чему ныне сии меры прикладывать. Говорят, что таких точностей покуда нет.
   Кирюха онемел. Что же творится с другими мерами?! В школе кому сказать…
     –  С длинами, так есть пядь, и от неё уже идёт весь счёт. Вот, всё у меня записано. Не будешь дурень, так перепишешь себе. Три пяди – локоть, четыре – аршин, семь – лоб. Слыхал, небось, говорят: семи пядей во лбу? Так это как раз сто двадцать четыре, чуть более, сантиметра. Ну, версту ты знаешь, она шесть тысяч пядей. А есть ещё верста столбовая, тысяча пятьсот семнадцать с небольшим метров, верста мерная – две тысячи тридцать три метра. Даль, в той сто пятьдесят столбовых вёрст, светлая даль, вот, читай, сто сорок восемь с небольшим миллионов нынешних километров, и, страшно подумать, дальняя даль: три с половиною тысячи далей светлых. Думай, Кирюшка, кто экими вёрстами считал-пользовался. У убогих лишь километры и остались. В другую сторону, так одна двести пятьдесят шестая пяди есть линия, в ней ноль целых, вы пока не проходили в школе, но ты пиши как здесь: 0, 069453 сантиметра, далее идёт волос, он равен, пиши вот так: 0, 00434, и волосок – 0, 00327. Разберёшься после.
 

   В доме у Кирюхи кавардак. Затеяли отъезд на Запад. Зазывал дядя Коля, брат матери, расписывал тамошнюю жизнь, сулил не золотые, так серебряные горы. Собирались, как с дерева срывались. Мать была рада: отец избл*довался вконец, увезти его мечтала от шустрых баб, но её наивную радость мало кто разделял – можно подумать, в западной стороне без шустрых баб живут; за пьянство командование предложило отцу уволиться из армии. До выслуги оставалось всего-то несколько месяцев. Всё одно, что выгнали, говорила бабушка, сиди теперь без военной пенсии. Ему же сказали, потерпи, мол, год без водки, так нет: шапку об пол, послал их в пять букв. Собралися тучки в кучки, сказала бабушка о пришедших семейных бедствиях. К сыну она не поехала, подалась к младшей дочери на Сахалин, где тихо скончалась через десять лет.
   Кирюха мыкался из угла в угол сам не свой. Зимой была Веденея с оказией, говорила, Велеглас хотел на Кирюху поглядеть, может, и побеседовать с ним, потому как Веденея проговорилась ему: видит, мол, что у Кирюхи впереди.
     –  Опять сбежишь?
     –  Так ведь говорили, что летом побываю у Веденеев.
     –  Поздно. В школе договорился, проставят оценки заранее – и покатим. Ты смотри-ка, – покосился, – не учуди фортеля какого, удрать не вздумай!
   Думал, и об этом думал Кирюха, да как? Кабы в Америку, так там Веденеев нету. Так что прощайте, Веденеи, прощай, Рыбалка, прощай… И закипают слёзы…


   В тритейник на торгу бирючи объявили: будет-де заутра доведён указ царя-императора, подписанный им в Питербурхе 5 февраля 1722 года, и для того велено обитателям града и весей собраться здесь же, на торговой площади.
     –  Не возьму в толк, – размышлял вслух Семята, купеческий старшина, из староверов, – царь, говорили, чуть не двадцать тысяч указов настрогал, а таковой суеты не вдруг упомню. Не бадит, не горит, только дым валит.
     –  Да, не жди добра, – примолвил артельный, из старообрядцев, – чует сердце моё: ждать худа. Резвится окаянный антихрист. И что же на этот раз удумал, подменыш? Бежать бы пора отсюда куда ни то, да особо некуда.
     –  Как так некуда? Хоть и не стары добры времена, а тоже расселились ваши, почитай, по всей Сибири. Вспомни: когда погнали вас с Нижегородского Керженца, большая часть в Сибирь подалась. От Камня до томской тайги и Кузнецкого уезда расселились. В старо-то время предок мой, Заривой, как ушёл с Ветлуги, так по конец жизни и не смог остановиться, исходил всю Сибирь-Матушку, до самых окраин, восточных и северных. И везде – Воля! А ныне… – сплюнув, махнул рукой. – А этих слушать – значит, правде места не давать.
     –  Пошто ходил предок-то?
     –  А есть такие неугомоны, не сидится им на месте. Детей брал с собой, внуков, записи делали. Многое уберечь смогли. Оседал кое-кто из них, где кому по мысли приходилось, остальные дальше шли. Мои предки в Таре вот осели.
     –  Вот и потолковать бы про то, да не на торгу: ушей много.
     –  Да уж, уши навострили. Ныне зубы да когти точат.
     –  Ч-ш-ш! Никшни, Семята, не ровён час, «слово и дело» крикнут!
     –  Так-то бояться, Фофан, – ну и имечко у тебя! – лучше совсем не жить.
     –  Фофаном поп окрестил. Воркуша я.
     –  Так не зайдёшь ли ты, Воркуша, ко мне, антихристу, в гости? Мёду старого выпьем, там и поговорим. Али запрет у вас к православным заходить?
     –  Запрет не запрет, а боязно: что наши-то скажут.
     –  На торгу ведаться не боязно, а тут, вишь, забоялся.
     –  Ин ладно, один раз не в укор будет. По делам, мол.
   Войдя в горницу, Воркуша скосил глаза в правый угол, но, понятно, икон не узрел. Всё ж куда-то вбок перекрестился, уселся на лавку. Семята крикнул девчонку, та принесла мёд и заедки. Помолчали, не зная пока, с чего начать.
     –  Мню я, – заговорил, наконец, Семята, – что большой гон грядет на православных. Про казни думать не хочется, а, видно, придётся. Наши, кто позорче, отходы уже наметили. Далее подадимся, к Енисее. Да и вам след поопасаться.
     –  Нам-то чего, мы православные христиане – не тронут. Да и за что?
     –  Вину найдут. Виноват канават перед бархатом – и всё тут, поелику у них и виноватый виноват, и правый не прав. Тута-ко, попомни меня, и понимать нечего: народ хотят сгубить. Весь! Кто такое злодеяние мог затеять? Думай, думай, Воркуша, кумекай да другим сказывай! А что вы православные, это ты через край хватанул. Ладно, коли по неведению. Ты, знаю, вором никогда не был, но тут явное воровство. Разве не ведаешь, что при Никоне сотворено о прошлом веке, когда пустили вас по разным дорожкам, чтоб бились вы насмерть, каждая за свою, кровь проливая, детей сиротя? Так это надобно твоему христианству?
     –  Бились, не спорю. И кровь была. Дак всё за грехи наши бог наказует.
     –  Думал, ты поумнее. Плевать богу на твои грехи, это попы деньги гребут.
     –  Не богохульствуй! В гостях я у тебя! Вором назвал…
     –  Прости великодушно, надо бы сразу рассказать, как при Никоне продажном в книгах ваших вместо слов «правоверная вера христианская» велено было писать «православная вера христианская» – вот тебе и вышло воровство. Сим воровством вы славу нашу присвоили. Библия ваша – тоже воровство, вся она переписана с древних письмён. Будешь ли говорить, что не знал ничего такого?
     –  Знал маленько…
     –  То-то! И из-за чего сыр-бор разгорелся, смешно было бы, если бы не русская кровь морями. Смеялись у нас над вами, да недолго, пропал после смех-от, как призадумались, во что сия планида злодейская выльется. У меня записано, прочту тебе, послушай, в чём, по Аввакуму, преступил Никон: отверг двуперстное крестное знамение; на трисоставном кресте изображает Христа; отрицает сугубое аллилуия; пишет слово Иисус вместо Исус; на пяти просфорах литургию служит вместо четырёх; в символе заменил букву «а» на букву «и»; поклоны отверг лежание ницом при преждеосвященной литургии и в вечер пятидесятницы; иудейским обычаем велел совершать миропомазание; в церквоосвящении, крещении и браковенчании по солнцу запретил трижды ходить; партесное преугодичное пение с митушанием рук и ног и всего тела безобразным движением в церковь внёс; уничтожил молитву «Г.И.Х. Сыне Божий, помилуй мя грешного»; образ велел писать не по древнему, как мертвецов, а дебелых и насыщенных, аки в пире некоем утучненных, противно первообразным святым особам; книги святые древлепечатные неправыми и ересеимущими нарек; в крещении ввёл погружение вместо обливания.
     –  Ничего не понимаю, – у Воркуши вид потерянный, аж лицо опало, – много чего наворочено, разберись, поди, без чарки доброй!
     –  И я не понимаю. Давай-ко выпьем! И мало кто понимает, из-за чего сыр-бор столько лет полыхает. Говорится-то, мне думается, об обрядах, а не о вере.
     –  Спросить разве у своих?
     –  И не думай: мигом в еретики попадёшь! Найдётся на тебя свой Аввакум. Мнится мне, прикрывают сим туманом нечто важное, чего в одночасье не разглядеть. Думать надобно. А сейчас прости, друг любезный, заутра договорим.

 
   Указ Петра I был зачитан при огромном стечении жителей Тары и близлежащих поселений. Из Указа следовало: Пётр по своей воле может назначить себе любого наследника, и подданных должно привести к присяге этому будущему, ещё не названному, наследнику. Пётр, как известно, так и не успел его назвать.


   Историками давно обсуждается вероятие, что Пётр вовсе не сын Романова и Нарышкиной. Родившуюся у них дочь подменили. Кто? Известно: дыма без огня не бывает. Старообрядческие источники, вслед за вождями стрелецкого восстания 1698 года в Москве, утверждают, что Пётр – царь не истинный, подменный, заменённый на антихриста либо в младенчестве, либо во время заграничного путешествия, и Пётр на деле – «швед подменной». Ну, шведов все видели, а вот лицом, телосложением (маленькая голова, почти не было плеч, маленькая ступня), повадками, сексуальной нечистоплотностью, припадками, животной страстью к пыткам и казням (собственноручно рубил головы), патологической ненавистью ко всему русскому на своих «родителей» он откровенно не похож. У самого Петра борода почти отсутствовала. Исследователями утверждается, что полностью не имеют бород только чистокровные калмыки и чистокровные негры. Большого хода такого рода обсуждениям не даётся: «ненаучно».

   Не роскошной я Венере,
   Не уродливой Химере
   В гимнах жертву воздаю:
   Я похвальну песнь пою
   Волосам, от всех почтенным,
   По груди распространенным,
   Что под старость наших лет
   Уважают наш совет.

   Михайло Васильевич Ломоносов.
   Гимн бороде.
 
   Борода дороже головы, изрекали наши предки. Действительно, борода – это БОгатство РОДА. Чем более влас в твоей бороде, трактуют Знания, тем больше у тебя предков и пращуров, тем древнее твой Род. И чем длиннее власы, тем крепче связь с предками и пращурами. Достаточно позреть на азиатские народы с тремя волосинками на подбородках, чтобы убедиться в их исторической младости. Те же китайцы бахвалятся своей восьмитысячелетней историей, что, кстати, ничем серьёзным не подтверждено, а оказывается, историю-то им написали позже, и эти рисоделы, смирные крестьяне, труженики на полях, ну никак не могли изобрести ни пороха, ни бумаги: фарфор, бумага и порох ранее созданы проживающими там русами. Китайцы же и ложку-то до сих пор не могут изобрести. И вообще, в их музыке всего-то пять нот. Какой там ещё фарфор!

   Не стригите свои власы русые, власы разные, да с сединами,
ибо Мудрость Божию не постигнете и здоровье потеряете.
   Из Заповеди Бога Сварога.

   Русский человек, практикующий «женоликий стиль», добровольно лишает себя Здоровья, Мудрости и связи с Божественным своим Родом.

   Чем длиннее власы человека, тем больше Божьей Си-
лы получает он, ибо Сила сия питает телеса, Дух и
Душу человека и направляет его на созидание и дея-
ния праведные, в коих мерилом всего Совесть является.
   Слово Мудрости волхва Велимудра.


   Тара гудела, не умолкая, днём и ночью. Поначалу холодный, май наполнялся поздним весенним теплом и уже не поспевал остужать горячие головы.
     – Где видано, – орали те, что поглупее, – присягать неведомой зверюшке!
     – Вам то невдомёк, – кричали умные, – что для затравки сие непотребство!
     – Велят присягать антихристу, что даже имени его вымолвить неможно!
     – Присягать безъимянному – за недоумков нас почитают?
   Семята с одноверами, вслушиваясь в гомон толпы, рассуждали:
     – И чего горланить? Толпой толку не добиться, толпа что волна: нет уйму.
     – Надо бы сбираться да решать, что делать будем, да вожей выбирать. А толпой не управишь: что полая вода, что сон дурной – вот тебе толпа.
     – Надобно, Семята, до твоих хором идти; ты своих собрал уж, поди.
     – И своих, и из христиан кое-кого позвал.
     – Пошто их-то?
     – Дак хоть и орут немало, а при рассуждении и с них толк бывает.
     – Толку поросёнка стричь: визгу много, а шерсти мало. И с этих толк с гулькин нос, да и тот отмёрз. Одно слово – изменники.
     – Ино и сатану благодарить случится, а тут соседи всё ж, одногородцы.
     – На торгу они одногородцы, а так, дак…


   Поскромничал Семята, что позвал «кое-кого»; и беседу, по праву хозяина, сам не начал. Первым заговорил Сергий, семидесятидвухлетний глава одного из поповских согласий Аремзянской пустыни, близ Тары, наставник многих казаков, в том числе главы казачьего гарнизона Тары полковника Немчинова.
     – Наказывали наши отцы: искру туши до пожара, беду отводи до удара. Лучше погибнуть, в леса бежать, но не присягать. Сыны мои духовные, казаки, первыми узнали о напасти: прибыл-де из Тобольска сержант Островский, с указом и присяжными листами. Беды да печали на курьерских к нам примчали. Ныне последнее время, и у нас его императорского величества в животе нет, для того и имени в указе не написано. Ныне царствует Антихрист, а не прямой царь!
   Иван Смирнов, глава беспоповского скита, разработавший учение о близком конце света, о воцарившемся антихристе, произносил с горячностью:
     – Царь-антихрист ввёл рекрутчину, дабы собрать всех русских на завоевание Иерусалима, где, по предсказанию, он будет царствовать три с половиною года и погибнет во время второго пришествия Христа, безжалостно умертвив перед тем всех своих обличителей. И дани мы не дадим. И аще нас погонят, мы живы не дадимся: береста, и смольё, и дрова, и солома, и пороху с пуд приготовано.
   Тут встрял крестьянин Яков Солнышков, нетерпеливо ёрзавший на залавке:
     – Сие началось с Алексея Михайловича, а то и ранее. У Грозного царя, Ивана, лишали жизни за семь провинностей, у Алексея Михайловича – уже за пятьдесят, у нынешнего же кровососа – за все двести. И так много нынь слышано о деяниях непотребных Петрушки-антихриста, а ещё и на внучке своей крёстной оженился! И говорили, будто недавно родился самый страшный, последний антихрист, и приходится он внуком правящему государю императору. И родился сей антихрист мерою аршин с четвертью и сразу с зубами…
   И далее, и далее, и далее… Встал Семята, поклонился уважительно:
     – Жить в соседях – быть в беседях. Мнится мне, дорогие гости мои не ожидают всё же от властей большого зла. Мыслят, ежели удалось отбиться от бритья бород да немецкого платья семнадцать лет назад, то и ныне тако же подеется. Не в укор скажу, но не зрите вы истинной причины невыполнимого для вас указа. Царь ведь загодя знает, что он исполнен вами не будет! Люди мы русские и не можем не понимать, у кого глаза не слепы и уши не глухи, что народ наш уничтожают на корню, самых здоровых и стойких. Коли кто не знает, скажу: только в Питербурхе гнилом помирает нашего брата по двести тысяч в год. То же творится и на других затейках незаконного царя! Ждать какой ни то милости от инородца – уж не оглупели ли вы вовсе? Пришлют войско, обложат кругом – и куда вы тогда денетесь? Сожигаться? Сжигать жён своих, детей, стариков? Кому радость в душу вольёте, подумали? Уходить надобно, Сибирь велика – сие доподлинно ведаю. Порешили мы: уйдём, жизни в граде всё одно не станет.
     – Будет тебе, безбожному, суесловить, – вскинулся Сергий, – мы со своими как-нито сговоримся. Надобно прю с ними учинить, чья вера истиннее. Мыслю я, призовём для того губернатора, митрополита, правду свою до них доведём.
     – Без бога никто не живёт. Не льстите себя надеждами, вспомните, что писал о вас Феофан Прокопович в Духовном регламенте: «Лютые неприятели, и государству, и государю непрестанно зло мыслящие». И ведь согласны с этим и царь-император, и присные его, гонители ваши. Аль не прискучило век битыми быть? А царь что: ваш ад его, окаянного, ждёт к себе, не дождётся. 
   Долго ещё шумели, но ни к чему путному не пришли. С тем и разбрелись.
     – Увидел, Семята, како здраво говорить с блаженными? Говоришь им по делу, а они про козу белу. Не нами сказано: говори с тем, кто тебя слышит.
     – Позвал было их, дабы думать заставить, да, видать, каши с вожами их не сварить. Сами в пекло лезут – их дело, но людей-то для чего туда тащить? Непротивление злу может только злом и откликнуться, а по их вере за зло добром платить велено. Невдомёк: христианство для того и задумано, дабы порабощать их было сподручнее. Забыли волю, стоят в смрадных церквях и на коленях, рабы божьи. Не могут постичь: а для чего всемогущему богу раб надобен? Неужто не понятно, что рабом можно быть только у чужого бога? Читал я книги их, Ветхий завет да Новый – волосы дыбом встают, что для русских христиан уготовано! Новый завет – для рабов, а уж Ветхий! О-о, сие для господ указание, как с рабами обращаться! Чем же обнесли враги люд наш, прежде умом здравый?..


   Раскол 1666 года, лукаво называемый церковными реформами, – один из ярких примеров раздрая белокожих христиан между собой. Когда Кирилл Николаевич слышит слово «реформа», ему сразу становится дурно. Сколько возни, крови, потерянного для полезных дел времени! Идея Раскола, вне сомнения, зародилась в «Византии», и проведена «реформа» «византийцами» же. Писатель Сергей Трофимович Алексеев видит в Расколе и особо отмечает ещё одну задачу «византийцев» – замену прежней элиты на низшую, приводящую на вершины власти людей из «подлого» сословия. Начиная с «династии» Романовых, замена элиты на худшую – событие в России регулярное и отзывается всё большей кровью.
   Незаконная власть, начиная с Петра «Великого», «русские» революции, разорившие и закабалившие Россию, некомпетентность власть держащих из-за недостатка образования и культуры и, в результате, сотворение РФ – государства, созданного низшей расой, откровенными бандитами, – как писал Максим Калашников в книге «ВОРУЮТ! Власть низшей расы…».


   Тарские события – всего лишь малая часть, рядовой эпизод всеобъемлющей Программы, направленной на ослабление, порабощение, а буде посмеют не покориться, и уничтожение народов и захвата власти над Миром под одну руку.
   Старообрядцы, несмотря на их приверженность Христу, являлись серьёзным препятствием в исполнении этого глобального плана. Дело было в дерзком неповиновении императору, не проводившему ныне прославляемые некие «реформы», а работавшему именно на Программу; в неповиновении присягнуть по Указу, каким бы странным он кому-либо ни показался, неведомому наследнику. Кашевары прекрасно понимали, что Указу почти никто не подчинится. И было задумано именно физическое, не иначе, уничтожение непокорных. Православные староверы, благодаря опять же древним знаниям, сразу это поняли.
   Комендант Тары Глебовский, под разными предлогами оттягивающий день присяги, наконец, назначил его на 27 мая. На площадь согнали население города, а руководители окрестных старообрядческих скитов сами привели своих приверженцев, дабы в споре посрамить «агарян» и доказать истинность своей веры. Глебовскому было подано «отпорное письмо», которое он тут же велел зачитать. В письме доказывалось, что присягать безъимянному наследнику есть дело богопротивное. Однако препирательств никто устроивать не собирался, и потому без проволочек стали приводить к присяге по одному. Первым вышел Андрей Стрешников, посаженный впоследствии на кол за участие в бунте:
     – К присяге не иду для того, что толковали книги: в последнее время будет Антихрист, который ни от царя, ни от царского колена, и восхитит царскую и святительскую власть. И как прожили от сотворения мира семь тысяч двести тридцатый год, то ныне последнее время, и он же, безъимянной, может быть и Антихрист; за кого без имени присягать велят, тот будет Антихрист. Неведомо ни имя наследника, ни род его, ни вера, ни свычаи и обычаи. Не должно присягать, покуда не будет дан имянной наследник древнего царского рода и старой веры! И про его императорское величество говорили, что он неблагочестие держит, бороды бреет, и он-де сам Антихрист!
     – Удалите сего строптивого! – распорядился тобольский приказный дьяк. Сидел он за столом в окружении помощников, призванных подавать ему присяжные ведомости. Позади них комендант Глебовский, Немчинов с несколькими казаками. Чуть в стороне стояли какие-то двое черноволосых, кудреватых, в чёрных же одеждах. – Давайте другого, да чтоб присягал, а не суесловил!
     – Как прозвание? – спросил у седого старика в белых одеждах. Народ ахнул:
     – Да это же старец Сергий, как его не знать!
     – Не пристало дьяку каждого старца знать. Идёшь ли к присяге, старик?
     – К присяге не иду для того, что взимается с нас двойная подушная подать по нашей древлеотеческой вере. С малых-то народцев пошто не взимаете? Они ведь Христа-то не почитают. С них и требуйте двойную подать, а нас не трожь!
     – Следующий! Прозвание. Идёшь ли к присяге?
     – К присяге не иду для того, что Антихрист велел носить немецкое платье и тем испоганить святую русскую душу!
     – К присяге не иду: царь-император велел брить бороды, и мне не в домёк, чем моя борода царской службе помеха? Русского человека двое: он сам и борода его! Всем ведомо, что при царском дворе творится содомский грех, и царь-де хочет превратить Русь в Содом же, коли без бород будем, посему не хотим все стать содомитами. Не иду и для того, что при дворе царском  постные дни нарушены, в заводе богохульные забавы. Заточил жену в монастырь, а в жёны взял блудную девку, крёстную дочь своего сына, свою крёстную внучку!…
   За несколько дней присягнули около семи сот человек. Одним из первых дьяк призвал к присяге полковника Немчинова, атамана тарских казаков, надеясь, что подчинённые потянутся за командиром, но Немчинов от присяги воздержался. Во время усмирения бунта его обгоревший труп будет четвертован посмертно. Он, окружённый в своём доме, взорвал порохом себя с казаками.

   Затаилась Тара, целый город, взбунтовавшийся против царя-императора. Небывалое ещё дело на Руси. Собаки, и те не гавкали, чуя беду. Многие из праведных христиан покинули пределы города, сбежали от греха на глухие заимки да в дальние скиты. А скитов-пустыней хватало, выбирай лишь по своему толку да согласию: Сергиевская пустынь, Трефильевская, Тавинская, Якимовская, Ировской большой деревни, в которой была раскольническая служебня (Абатской слободы), Ировская, что на Борках, Теврийская пустынь, Томского дистрикта Тавалганская  пустынь, Кузнецкого дистрикта Баровская, Кузнецкого же дистрикта Еровская, Томского дистрикта Чугуннова пустынь, Аремзянская…
     – Баламут любит кнут, – сказал на то дьяк, – сбежали из града, яко из ада!
   
   Сидели в неосвещённой горнице Сергий, да Василий Исецкий, да Пётр Байгачёв, да Иван Немчинов, полковник, ученик Сергия, как и многие из его казаков.
     – Судя по всему, войска пришлют. Слышал я, из Тобольска нагрянут.
     – Безбожники-то, нехристи, все махом… Звал Семята, мол, Сибирь велика, места всем хватит, и вам, и детям с внуками. Убийства, баял, ожидайте, по скитам в тайге хоронитесь, да чем далее уйдёте, тем целее будете.
     – Мудёр Семята, что и говорить. Сказывали люди, дьяк-то, подвыпивши после трудов, мечтаниям предался. Мне бы, баял, дьяком в Судный приказ, уж я бы развернулся, принялся за тех, у кого мошна полна. А чем у вас живиться?
     – Где слыхано – на вербе груши? Где видано – приказный, да добр человек?
     – А соседская Марья-знахарка, та, что ведает, как поглядела на тех двух чёрных, патлатых, что близ стола толклись, так и заплевалась: не дай, мол, бог с чёрным в лес ходить, рыжему палец в рот класть, лысому верить, с кудрявым вязаться!
     – Косых да косноязычных забыла, не назвала. Подсылы чьи-то…
     – Может, обойдётся ещё, а? Ну, выпорют кнутом по малости…
     – Не обойдётся. Эх, не додавила Софья поганца! Хлебай теперь свою юшку!
   И вправду, не обошлось, хотя многие наивно ожидали, что «царь-батюшка» ещё «исправится», вернёт старые обряды, даст законного наследника…
   14 июня город был взят отрядом, набранным из московских и петербургских полков, с приданием к ним конницы и артиллерии, под командованием полковника Батасова. Доблестные петровские солдаты, как правило, пасующие перед военным противником, «отводили душу» на истреблении мирного населения. В частности, байка о массовых самосожжениях критики не выдерживает. «Птенцы гнезда Петрова» запихивали «самосожженцев» в огонь сотнями!
   Начался жестокий и длительный (местами на десятки лет!) тарский розыск, о котором до сего времени почти ничего неизвестно. История – это политика, и сие ещё слабо сказано. Причиной (якобы причиной!) подавления бунта выставляется отказ от присяги, квалифицированный, как государственная измена.

 
   Беда страшит, а путь кажет. Двинулись православные 18 мая, ушли всем скопом, не дожидаясь позорного зрелища, затеянного губителями народа русского. Поначалу уходили по две-три семьи ведомыми тропами, чтобы затем собраться в условленном месте. Сибирь необъятна, иди, куда глаза смотрят. Да только незачем: ведомы им свои, исконные пути, знаемые и исхоженные предками и знания передавшие своим потомкам. Крепко хранили волхвы народную мудрость многие и многие тысячелетия. В том числе и то, что всякие заварухи, нестроения, а тем паче бунты не присущи здравому русскому уму. Кашу заваривают те, у кого нет и в помине не было светлых богов и славных предков, у кого нет стыда и напрочь отсутствует совесть. Сами они кашу не хлебают, а вдоволь, до кровавой отрыжки, потчуют ею других, себе во благо и другим в устрашение. Их боги – власть, деньги и кровь, большая кровь и большие деньги!
   А Боги и Предки определили покуда тарским православным староверам долгую, на годы, и тяжкую дорогу на Восход Солнца и Знание пути и Пути.


   От агента второй ступени Саврана.
   По прибытии из известного места, проведя анализ произошедших
событий, припадаю к ногам Твоим и доношу следующее:
1. На скотобойне принесены в жертву тысячи баранов, а также
тысячи разбросаны по глухим местам, что исключает общение
с другими животными. Пастыри, согласно Закону, уничтожены.
2. Изъято и сожжено большое количество книг, тексты которых
безусловно были опасны для нашего могущества и процветания.
3. По приказанию ныне стоящего у руля Сураза, книги свозились
в подвластный ему (и нам!) так называемый Священный Синод, где
немедленно уничтожались. По верным сведениям, ликвидировано
около двухсот пятидесяти пудов книг. Возможно, остались лишь описи.
Нижайше прошу прощения, пуд – это около сорока фунтов.
4. В правление Сураза подконтрольная нам территория потеряла
половину мужского населения, что вполне соответствует нашим
устремлениям. Армия ослаблена, флот практически отсутствует.
5.  Наиболее серьёзные наши враги невероятным образом исчезли.

    По будущему развитию событий осмелюсь высказать кое-какие            
свои предложения, как Ты и наказывал. Они состоят в следующем:
1. Ты приказал мне выяснить, как оценивается потенциал Сураза.
Полагаю, что Сураз его израсходовал, и ему пора уходить на отдых.
Дурных болезней у него достаточно, следует лишь слегка помочь.
Вызывает ухмылку тот факт, что его называют Антихристом. Ведь
только именем Христа производятся все нестроения в их стране.
2.  Важно! Не погребать его в течение сорока дней, ибо ранее этого
срока его чумазая душа не сможет выкарабкаться из вместилища.
У него ещё будут дела в этой стране. Он должен появиться в ней
лет через двести в качестве одного из верховных руководителей.
Прославления его и времени его правления должны быть безмерны.
3.  Следует незамедлительно продолжить зачистку хотя бы явных         
следов древнего присутствия наших извечных врагов за Уральским
Камнем, для чего заслать в те края несколько экспедиций. Я мог бы
рекомендовать для этой цели нашего агента Миллера, который вместе
с Байером и Шлёцером создают выгодную нам трактовку их истории.
4. Необходимо повести дела таким образом, чтобы наследование
Престола происходило по женской линии, для чего использовать, как
промежуточный вариант, солдатскую подстилку, что явилось бы
дополнительным унижением для постоянно стремящегося к славе
народа. Уничтожать их следует не прерываясь во времени, только
в этом случае мы достигнем полной победы и власти над Мирами.

   Осмеливаюсь просить о должности агента первой ступени.
   Во славу наших Руководителей и нашего Дела!


   Барахла, считай, не было, так, три-четыре чемодана и Кирюхина заветная торба. Так что все восемь суток ехали и налегке, и навеселе. Кирюха, прежде далее своего городка почти не отъезжавший, поражался необъятности своей Родины. Уж что-что, а Родину любить его научили. Проезжали мимо гор, широких и узких рек, посёлков, деревень, но всё-таки остро хотелось увидеть  большее, чем из вагона поезда. Кирюхе хотелось останавливаться надолго в каждом красивом месте, а их было неисчислимо много, пожить, походить по округе. На больших станциях отец покупал продукты и водку, перепадало по мелочи и Кирюхе с сестрой. Например, детские книги в тоненьких обложках, в семь-девять страниц, выпущенные «по серии» номер такой-то, указанной на задней стороне обложки. Кирюха с хитринкой говорил сестре: смотри, мол,  написано «посери», но та, уже умевшая немного читать, а главное, в силу врождённого ли, или приобретённого острого недоверия, упорно не соглашалась с таким толкованием.
   Дорожные забавы немного отвлекали от осознания того, что сорвались они с места, будто дверь с петлей от лихого пинка, и даже попрощаться толком ни с кем не получилось, не говоря о Веденеях. Кирюха только представил, как Веденея зайдёт в городок, а его там и в помине нет, и наворачивались слёзы величиной с ягоду бруснику, которой он объедался у Веденея на заимке. Мать с отцом бдительно следили за ним, думая, что делают это незаметно, но он уже навык переживать бури внутри себя, и внешне по нему мало что было видно.
     – Мы если и ездим, – сказал как-то Веденей, – дак разве что на заимки да на угодья дальние, охотничьи. Большие пути ныне нам заказаны. А так всё на лошади. Ах, доброе животное! Всегда чует, каков настрой у хозяина. Лошадь не собака, она повыше свата и родного брата!
     – Не хотите или недосуг?
     – Гонения на нас негласные. Потому что власти – во все  времена! – утверждают: нет, мол, нас, кончились, вывелись, вымерли. Шибко им хочется, чтобы не было более на Руси исконной русской веры. А коль веры нет, дак и нас нет. И коли власть желает, чтобы нас, русских, не было, так чья ж сия власть?
     – И чья?
     – Подрасти.


   Подрос, куда деваться. Детство и молодость – дело поправимое. Запридумалось Кириллу Николаевичу, к чему исподволь подпихивала память, сполна разобраться в тех словах Веденеевых. Свинья, говорится, грязь найдёт, а в нынешнее свободное, как внушается, время информации на любые вкусы немеряно, и ежели человек захочет найти интересующие его сведения, больших трудностей у него не возникнет. Нашлась – не старо время, и с большой долей уверенности в правоте Веденея. Разложил по полочкам Кирилл Николаевич.
   Хотелось сравнить свои прежние небольшие знания с теми, что стали подаваться на свет нынешними староверами, которых, как доподлинно известно, не существует. Выходит, существуют, потому что знания Кирилла Николаевича и «откуда-то появившихся» православных староверов ещё ох как одинаковы!
   Знал, знал Кирилл Николаевич, с чего начинать, в чём таится корень зла! Основная причина наших бед и нестроений лежит настолько на виду, что её не видит только слепой или не желающий видеть. Что же нам предлагается?
   «Возлюби врага своего». Это немыслимое для здравого ума предложение не только не вызывает протеста, но иными принимается чуть ли не «на ура». Но ведь любовь к врагам для нормального человека неестественна. Любят друзей.
   Одна из Заповедей Рода гласит: «Не внимайте тем, кто глаголет, что ближний ваш – ворог ваш, а внимайте тем, кто глаголет, что ближний ваш – друже ваш».
   Перун: «Любите ближнего вашего, если он того достоин».
   «Подставь левую щеку, когда тебя ударят по правой», «отдай последнюю рубаху», то есть когда тебя грабят, покажи то, что пока не нашли, и подложи до кучи дочь, когда насилуют жену; всякие там «блаженны нищие духом», а в высказываниях Христа нет ни слова о труде. Разве нам это присуще? Непротивление Злу – одна из целей насаждения христианства в «языческие» страны.
   Из Заповедей Сварога: «Какие деяния творят вам люди, такие и вы сотворите им, ибо каждое деяние своею мерою мерится».
   «Не сотвори себе кумира». Лукавая формула, направленная только на почитание Христа, будто бы он в этом случае не становится кумиром. Почему выдающийся человек, в той или иной сфере деятельности, не может являться достойным примером, быть кумиром, не поясняется.
   Отношение к женщине. Ева «произошла» от Адама, «создана» из его ребра. Кажется, ребро – единственная кость, в которой нет мозгов. Христианство относится к женщине как к чему-то неполноценному, грязному и греховному, что несомненно является извращением, восстающим против Природы и её законов. Как правило, читая подобное, нынешние феминистки сикаются от злости, но феминистки-христианки не сикаются, настолько они возлюбили вселенских разрушителей с подсунутым ими в боги типом. Адам и Ева, согласно иудаизму, христианству и исламу, были родоначальниками только семитских племён. Слово «семит» составное: simia – обезьяна, eidos – вид, то есть обезьяний вид.
   «Враги человеку домашние его». Так трактует Библия, их священная книга! «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную», писано в евангелии от Матфея, 19:29.
   Как закономерный итог сих немыслимых для русского по сути человека постулатов, явился Кириллу Николаевичу в журнале московской патриархии (1979, № 11) характерный христианский ужастик: человек не может иметь чистой любви, не может не завидовать, не поносить, не обсуждать, не презирать, не говорить лжи, не гневаться, не хотеть всевозможных благ, не тщеславиться, не любить имения… Познай себя внутренно, что весь ты – тля(тление), вникай внутрь себя и уразумей, что всё в тебе суетно, ничего ты сам в себе не имеешь доброго, ничего богоугодного, только грех и преступление. Разумеется, внушая подобное христианам, судят по себе, на воре шапка горит, но для нормального русского человека сей мрак является оскорблением.
   Издавна иное отношение к женщине было у наших Предков. До двенадцати лет, поведывают староверы, детей не разделяли по половому признаку, и на Уроках, где они занимались вместе, им прививались понятия чести, сердечной дружбы, взаимопомощи, верности своему слову и долгу перед Родом. Но главное, девочкам постоянно говорилось, что мальчики – это будущие мужчины, воины-защитники Родной Земли Предков, любящие и нежные супруги, отцы и главы семейств, хозяева, умножающие добро Древних Родов, Боги-Устроители Родов, Хранители Древней Веры и Мудрости Рода, и поэтому они должны уважать и почитать мальчиков так же, как и Небесных Богов.
   Мальчикам говорили, что девочки – это будущие прекрасные женщины (а не грязные существа, как внушает нам христианство), призванные продолжать Древние Роды, терпеливые созидательницы уюта на Родной Земле Предков, любящие и нежные супруги, многодетные заботливые матери, трудолюбивые хозяйки, Богини-Хранительницы Домашнего Очага, и поэтому мальчики должны уважать и почитать девочек как Богинь и Небесных Богородиц.
   Христианские «чудеса», «явления» рассчитаны как на слабые умы, так и на восхваление собственно христианства: кто похвалит, если не сам себя.
   По строгому монастырскому уставу не дозволяется баня. Мыться в бане, купаться в реке, обнажать своё тело – великий грех, а ходить век свой в грязи и всякой нечистоте – богоугодный подвиг, «подъятый ради умерщвления плоти». Возненавидеть своё тело, смирять его постом и бдением, бессчётными земными поклонами, наложить на себя тяжёлые вериги, веселиться о каждой ране, каждой болезни, держать себя в грязи и с радостью отдавать тело на кормление насекомым – вот перенесённый к нам святошами завет византийских монахов. То, что мы называем «париться», они зовут «демонским стрелянием». К слову, папа римский ещё в пятом веке запретил бани специальной буллой. Так хвалёная Европа не моется уже пятнадцать веков. Средневековый европеец за жизнь мылся три раза: при рождении, к свадьбе и после смерти. Вот какие «ценности» предлагает христианство чистоплотным русским людям.
   И, наконец, собственно христианство задумано и внедрено с целью раздрая между народами. Церкви восточного греческого, западного греческого (католики) исповедания, протестанты, кальвинисты, лютеране, старообрядцы разных толков и согласий, всякого рода баптисты. Из раннего христианства: арианство, саввелианство, монофелитство, монофизитство, гностицизм, иудео-христианство, и это не все ветви. К примеру, ситуация у старообрядцев выглядит чуть ли не посмешищем – это поповцы, единоверцы, беспоповцы, в том числе согласия: даниловское (поморское), федосеевское, филипповское, аароново, часовенное, спасово, аристово; средники, дырники, бегуны, безденежники, неписахи, стригуны, скопцы и прочие, и прочие, и прочие… Той же цели служат разнообразные секты и ереси. Каждое направление «истинное», за свою веру её последователи готовы не только отдавать жизни, но в неисчислимом количестве – что и происходило – забирать чужие. Образцами войны христиан с христианами являются, например, Варфоломеевская ночь, 850-летняя бойня протестантов и католиков в Северной Ирландии, кровавое гонение никонианами христиан старого обряда. И кровь льётся во имя «незлобивого» Христа! Вряд ли таковое положение самопроизвольно. Очень важно, что христианство внедрено, в основном, на территориях проживания белого населения! Где прошёл Христос, там моря крови и слёз! Несомненно, что это является Программой. Тем же, кто «сомневается» публично, лепят ярлык экстремиста, упекают в тюрьмы, а то и убивают.
   Христианство, чётко вывел Кирилл Николаевич, чуждая нам религия, а Библия – чуждая нам мифология чуждого нам племени, «попутно» оглупляющая, ограбляющая и уничтожающая сначала народы, которым внедрили в боги Христа, а затем и все остальные. Христианство – величайшая провокация с ясно выраженной целью: порабощение, ограбление и уничтожение. Привитое нам христианство – это слабость и зависимость. Христианство – это кастрация воли.
   Из Заповедей Стрибога: «Не погаснет Огонь сердец и очагов ваших, ежели жить будете по совести своей, а не по наущению чужеродному».   
   Веденей не оставлял свободной минуты, чтобы ещё и ёщё раз рассказать хоть что-то новое о деяниях, в которых преуспевали Боги наши и Деды.
     – Не оскверняй своего, не хвали чужого во вред своему, не поклоняйся чужому, узнавай себя, помни себя, ощущай себя, как человека русского – это истинное счастье! А почему Деды, – вернулся к старому вопросу, – потому что мы их внуки, и это ты постиг. Слово «дед», по нашим древним грамотам, означает приносящий много добра, «двойное добро». Вспомни азбуку: Аз Бога Ведаю, Глагол Добро Есть… Делающий Добро. Правильно было бы писать – ДеД. У Перуна второе имя было – Дед. Как бы тебя к Велегласу свезти?
   И Настасья, внучка Кирилла Николаевича, величает его дедом. И вот ведь – назвала как-то дедушкой, и сразу съёжился Кирилл Николаевич, заперхал, чуть ли не ножку стал приволакивать.
   У Настасьи беда: сын как-то сказал Кириллу Николаевичу, мол, ты бы поаккуратнее про Перуна ей рассказывал, мало ли чего. А про Зевса-то можно? Про Зевса? Можно. Но ведь Зевс – это жалкий слепок с Перуна! И христианский Илья – не Перун: он, может, и гремит, да о чужом. И это «мало ли чего» исходит от опасения за судьбу дочери, от неуверенности, что у нас что-то изменится, постепенно пойдёт в лучшую для нас сторону, и мы, наконец, стряхнём иго вселенских упырей. Заповедь наших богов и предков предостерегает:

   Ежели родители станут оберегать чадо своё от
созидательных деяний на благо Рода своего, то
загубят душу и жизнь его. И будет душа этого ча-
да – чёрствой, а жизнь – никчемной. И ежели ро-
дители будут потворствовать разным прихотям ча-
да своего, то погубят светлый дух его, а поги-
бель духа ребёнка не прощается  Н И К О М У.

   Поздно, поздно и сам Кирилл Николаевич изведал Знания в большой мере! Почему мы всегда опаздываем? Из-за менталитета? Не хотелось бы так думать.


   На Псковщине, нищей земле, близ захудалого приграничного с Латвией городишки, прозябал в председателях колхоза бывший сержант не помнится каких войск, Кирюхин дядя по матери, Николай Антонович. В худой избёнке сам, да жена, да тёща, да двое оглоедов, сиречь сыновей, Кирюхиных двоюродных братьев, – семейный «колхоз». Рядом хлев, чуть поменьше избы, с коровой и двумя бяшами. Эта убогость рекламировалось, как серебряные горы. Был, правда, Табор, якобы племенной жеребец, гордость колхоза, покрывавший кобыл в диаметре ста километров округи. Набивали ему в тазик сырых яиц, и пускался он улучшать лошадиное потомство. Словом, знаменитость. Кирюха пока не знал, что зачастую знаменитости нечто о себе мнят, и, никому не сказавши, взобрался на Табора да, не подумавши, ещё и прутиком хлестанул. Поскакала знаменитая скотина резво, заморозила Кирюхину бдительность и, набравши рекордную скорость, резко остановилась. Кирюха улетел далеко вперёд, брякнулся о мерзлую землю и потерял память обо всей прошлой жизни. Выдрали, конечно.
   Через военкомат отца, вероятно, по предварительной договорённости, назначили начальником гортопа, что для сержанта, вероятно, было верхом мечтаний, но для майора скудновато; выделили домишко в две комнатки, новый, чистенький пока, рядом с тремя громадными дубами, в несколько обхватов, на могучих ветвях которых ребятня соорудила подмостки. Игры на них помнятся, как одно из редких счастливых воспоминаний детства. По приставной лестнице минуешь ствол без ветвей, а затем, не хуже обезьян, виденных в кино, пробираешься ввысь по ветвям, толщиной с хорошее отдельное дерево.
   Что ж, и в этом раю долго не задержались: боевой воин выделился и на новом месте, геройски принялся атаковать, да ненароком, среди прочего бабья, замахнулся на жену председателя горисполкома. Дело замяли, отца перевели с повышением, но в другой город этой же области.
   В школу Кирюха ходил теперь за четыре километра из задрипанного посёлка, населённого, в основном, пьянью и ещё неведомо кем, жутким по образу и поступкам. Холодный щитовой домишко в одну комнату, где и ночью-то было толком не уснуть: отец постоянно «лечил» жену, потому что, несмотря на робкие возражения, что он только что «от женщины», отец ложился рядом, говоря о своём законном месте и праве пользоваться женой. Так и жили.
   Через год перебрались поближе к цивилизации, но Кирюха уже сломался: он заболел, тяжело и страшно. Доконало его, что отец, живя теперь без тёщи, которой откровенно побаивался, принялся избивать жену, так что попадать стало не одному Кирюхе. Как-то машина с рабочими остановилась возле дома, чтобы дать сойти отцу, но тот, подбоченясь, под хохот сидящих в кузове, крикнул шофёру, мол, ты что, дороги не знаешь? Машина покатила дальше, на глазах у Кирюхи с матерью и соседей повезла отца к очередной прошмандовке. Придя к ночи, отец снова избил мать. Кирюха встал между ними, но был, понятно, ещё слаб, чтобы других защищать, посему и вылетел в дверь головой вперёд. У Кирюхи появились разнообразные тики: подёргивания головой,  моргания, затяжные икания, но не утробные, а какие-то горловые. Несчастная, забитая мать, не желая «выносить сор из избы», лепетала соседям о смене климата: врачи, мол, сказали; и потянулись у Кирюхи годы лечения болезни, которая не излечивается из-за постоянного унижения, избиений, а паче, страха перед ними; она могла быть лишь приглушена нормальной, спокойной жизнью со всеми её, как говорится, радостями, а также печалями, хорошо бы немногими.


   Хорошо известным сибирским трактам и направлениям, по которым прежде ходили наши предки, многие и многие тысячи лет. В то тревожное, опасное для староверов время по тракту напрямую идти было нельзя – враз захомутают. И с летальным, говоря по-нынешнему, исходом. Посему из Тары, стоящей севернее Омска, былого Великого Асгарда, что построен около ста семи тысяч лет назад на реке Ирий, ныне зовомой Иртышом, двинулись строго на въсток Солнца, к Енисее, порешив идти через Кузнецкие скиты, где проживали не только старообрядцы, как нам внушается, но и староверы, «которых нет», только ещё глуше старообрядцев. Места поселений, ясно, были строго засекречены, и не находилось в те поры негодяя, одноверец – не одноверец, который бы места эти выдал властям. Асгард, в переводе с русского на русский – Город Богов, построен на слиянии Иртыша и Оми, посему и получил второе название Омск, то есть скит на Оми. Например, Краснояр-ск, Ангар-ск, Иркут-ск и другие поселения, называемые скитами и скуфями, в коих жили и процветали русские люди. Позже слово «скит» «потеряло» первоначальный смысл, и им стали обозначать пустынное жительство в глуши, приют отшельников; отсюда производное «скиталец», означающее и вовсе бродягу и бездомного шатуна. Вопрос: мы сами искажаем понятия и образы или нам меняют? Например, смысл слова «крамола», издавна означавшее «моление к Солнцу» – «к Ра мола», христианами извращен «до наоборот». Подобных примеров множество: война за души идёт на всех фронтах.

   Староверы, двигаясь по ведомым путям, засылали к единоверцам гонцов, дабы упредить их о своём появлении и без больших хлопот зазимовать на промежуточном этапе. И добравшись до Тогучинского староверского скита, на реке Иня, нимало не удивились двум десяткам основательных срубов из кедрача, уже покрытых кровлей и с печами. Тронутся проходцы далее, дома заселят коренные жители, пустыми стоять не будут: род растёт-множится во славу Богов.
   Дома слажены пяти-шестивенцовые, но толщина брёвен такова, что даже при выемке паза чуть ли не на треть окружности высота от пола до потолка равнялась сажени с семью-восемью вершками. В доме из кедрового леса ни мышей, ни насекомых не водится. Срубы поставлены под могучими кедрами, которые не пропускают на кровлю ни дождя, ни снега: не позволяют кроны и толстый покров из хвойных игл. Под полом срубы сажень на сажень, забитые камнями и песком и утрамбованные; на них печи, битые из глины. Наружная опалубка разобрана, а внутренняя после выгорит. Окна заделаны оленьими пузырями в три ряда. Тёплые дома ставили наши пращуры. Семьдесят семей шло по древнему пути, и всем уготован основательный, как и всё другое у староверов, приют.
     – Старого обряда христиане баяли, будто по скитам на Томи казаки-никониане рыщут, с оружием все, лошади вьючные. Однако, до сотни их пришло. Как бы на Камчатку идут, какая-то икспидикция, а сами рыщут, вещи да книги старые ищут, да кто ж отдаст; пытают про ваших, что с Тары ушли: мол, куда-то в эти края двинулись. Ну, те послали их за Алтай: туда, мол, ушли с голком.
     – Не продадут ненароком?
     – Им-то какая корысть? И нас гонят, и их. У них ведь гонимый что святой.
     – Что ещё?
     – С казаками немцы идут какие-то, рук их водители, всем у них заправляют.
     – Т-а-а-к… Из Тары вести есть?
     – Тебя христиане поминают.
     – Пошто?
     – Дак, бают, не послушались Семяту, теперь кровью большой умываются.
     – Чьи вести?
     – Воркуша какой-то принёс, еле, бает, ноги уволок. Знаешь, чё ли, такого?
     – Да уж знаю…

   Мудрому слову тройная цена. Старшим у походцев без споров избран Семята. Волхвы волхвами, у них другие заботы, а житейская мудрость в человеке веками копится, в памяти живёт. Есть люди на Руси: боги оставляют им память всех прожитых жизней. И беседы Семята вёл с предками почище волхвов да ворожей. И ответы, бывало, получал. А что ведал обо всём в стране-государстве, и речи нет: многое знал. Умел, умел Семята вывести корни из сведений, мог рассудить о причинах дел, богам противных. И сейчас задумался…
   Помнил: в досюльные времена, сотни тысяч лет назад, появились наши Великие Предки на Земле, ставшей им Матерью. После больших войн, катастроф и потрясений вселенского масштаба, немного осталось их потомков. Но и до них, считай, за многие миллионы лет, также жили здесь русские люди! Много пока находится тому подтверждений. Вот и присылают «немецкие» экспедиции, чтобы вымести следы русского пребывания в Сибири и далее, покуда до океана.

   К выблюдку, слуге Тёмных Сил, постоянно засылали «немцев», и не удивительно, что и после его смерти прибыли некие Миллер, Байер и Шлёцер с тьмой своих единородцев для создания Русской (!) истории – положение для любой страны немыслимое! Писать свою историю следует доверять только своим по крови историкам, да чтобы были не абы кто, а лучшие из лучших и сведущие из сведущих, но главное, не смеющие, да и не умеющие, лгать и беззаветно любящие свою Родину.
   Чужой по крови пророк захочет, к примеру, чужому по крови народу попытаться навязать любовь к врагу, скажем, к нему и его единокровцам, чтобы они могли безнаказанно творить «в этой стране» всё, что им заблагорассудится. Их же за это обязаны любить. Чужой по крови историк, даже если у него нет задач, поставленных тому же Миллеру, будет при написании чужой истории всячески выгораживать свой народ или сглаживать острые углы, даже если он, ради объективности, сему сопротивляется: немец немцев, поляк поляков и так далее.
   Официальные русские летописи мало того что не имеют подлинников-протографов, но писаны только (!) монахами-христианами. Других и быть не могло! Собственно, они и начали извращение части нашей великой истории под патронажем Владимира Мономаха с 1116 года и затем его сына Мстислава. Но видел Семята и другие летописи, внимательно читал их, и было острое понимание, почему за ними идёт охота. Слышал он, например, что «Мудрость Бога Перуна» начертана на пластинах из благородного металла, не поддающегося воздействиям Природы. Для обывающего человека русские летописи несомненно явились бы чудом.
   Вся Земля была занята русскими людьми, и если нужны были места для проживания другим народам, то обращались за разрешением именно к ним. Как раз в те времена и образовались наши Родовые Боги. Все без исключения языки народов Мира произошли от русского языка, и ещё в восемнадцатом веке людям разных краёв почти не нужны были переводчики. Сибирские и дальневосточные народцы, те и вовсе говорят по-русски без акцента, что свидетельствует как об общих предках, так и о многотысячелетнем общении с русскими людьми, в отличие, например, от кавказцев, у которых голосовые связки устроены так же, как и у их далёких предков. И, что немаловажно, имена и фамилии у сибирских, в основном, русские. Не очень давно, с большой рекламной помпой, большевики создали буквари на их национальных языках, правда, русскими буквами, но что-то не слыхать было, чтобы они просили об этом, и что сотворили на новой грамоте что-либо серьёзнее бытового письма, и что они вообще были рады этому искусственному письму. Отсюда выводится, что их разговорные языки были и продолжают являться языками для бытового общения.
   Есть выражение, что язык – это кровь народа. И значит, чем проще язык, тем хуже кровь. Нам пытаются внушить, что в русском языке несколько сот тысяч слов. Если же заговорить, скажем, о четырёх-пяти миллионах, даже у откровенных патриотов может возникнуть недоверие, настолько это для многих явится неожиданным. Богатство языка заключается в количестве образов-понятий, их нехватка практически прерывает связь разума с миром. Кстати, «реформа» языка – одно из самых гнусных преступлений большевиков. Примером бедности служат языки прибалтийских народов. Учёные подметили, что вандализм прибалтов коренится в бедности трёх языков и, соответственно, в слабом наборе понятий и примитивности миропонимания. Склонность к злобной зависти у литовцев, латышей и эстонцев поразительна. Вот она, причина, – язык!
   Однажды в письме к однокласснице Кирилл Николаевич привёл цитату русского учёного Г.Н. Бренёва: «Русский язык – это вечный часовой всех цивилизаций, всех эпох и всей нервной энергетики человечества. Русский язык всё видел, всё слышал и решительно всё рефлекторно выстрадал и запомнил. Это мы, ''избранники Его'', от Бога рождённые, составили физиологическую основу современной культуры человечества», полагая, что ей, как преподавателю русского языка и литературы, цитата будет ценна в обучении недорослей. И эта, пожилая уже, русская по рождению женщина назвала высказывание Бренёва шовинизмом. Вначале у Кирилла Николаевича едва не оторвалась челюсть, но после он с сожалением отметил, что и этой, с позволения сказать, учительнице, такими же, как ныне она, «педагогами» основательно вдолблено, что русский язык искусственный и образовался от смеси греческого и еврейского языков. Может, кто-то её и пожалеет, но жалеть надо наших детей, которых она «обучает».


   Дети за отцов не отвечают, говорят иные с умным выражением лица. Воистину, недостаток знания хуже его отсутствия. В отсутствии знания хотя бы глупцом будешь выглядеть меньше. А станешь кидаться обрубками древней мудрости с претензией на непреложную истину, то, как минимум, в спину посмеются. Древние Знания предупреждают, что судьба дедов отъигрывается на внуках, и зачастую с лихвой; пусть даже внук своего деда в глаза не видел, но он, по велению неведомых большинству высших сил, по высшему предназначению, повторяет судьбу своего деда. И если это знать, можно, наверное, предпринять некие защитные меры. Благо ещё, что жизнь наших людей устроили столь справедливо, что весь народ со всех внуков дедовских ошибок не взыскивает.
   Это во-первых. А во-вторых, и ещё неясно, что хуже, Кирюха всё же допытался у Веденеи, почему это он «живёт не со своими».
     – Ох, рано бы тебе знать-то, да скажу, а подрастёшь, так и сам доведаешься.
     – Я уж думал-думал, чуть думалка не отломилась! Страшное что?
     – Страшное не страшное, а брат-то старший есть у тебя, откуда он взялся?
     – Дак мать замужней была, всем ведомо.
     – А и хорошо, что тебе ведомо: легче говорить, быстрее поймёшь. Стало, понимаешь, что отец у него другой был, жил с твоей матерью в семье одной.
     – Ясен пень!
     – Помолчи-ко покуда, не то собьёшь. Не взрослому толкую, дак…
   Растолковала, как смогла, чтобы и зачаток знания дать, и душу не подломить. Кирюхе повторять не надо, памятливый, а по совету Веденеи и своему, здравому уже, рассуждению решил отложить до «пока вырастет».


   Весна Лета 7231 пришла рано. Умеючи ходят люди по всякому пути: по снегу ли, распутице, подавно и по сухим нахоженным тропам. Да коли тропы ведомы, иди в любую пору, в добрый путь! В любом времени года для путника имеются свои достоинства и недостатки: не холод, так гнус, не крепкий наст, так болотина, выбирай, что лучше. Говоря о нынешнем суровом сибирском климате, многие считают, что таким он был всегда. Это мышление обывателя. Были, есть и будут природные циклы, и тысячелетние, и вековые, и не только в местах, где вы сейчас живёте, но и в других почему-то тоже, по всей Земле.
   И выходцы из Тары двинулись в путь также рано. Ход был пешим, хотя лошадей имелось в достатке: скарб перевозить, старых ли, заболевших в многотрудном пути. Дорог нет, так и телег не надобно, пользовались волокушами, простым приспособлением из связанных жердей. По сырой местности, а тем паче по снегу волокуши не заменить никакой телегой: износилась, так сделать другую много труда и времени не составит.
   Снедью, а главное, мукой, на первые дни одноверцев снабдили; в пути о пропитании забот быть не могло: тайга не одного только зверя, но и человека досыта кормит, поит, да ещё и одевает – трудись только. Лес для русского человека – дом родной.
   Загодя знать ничего нельзя, разве что просчитать можно. Целились добраться до Енисеи, а как выйдет – боги ведают, правда, не всегда скажут. Двигались не торопясь, но и не задерживались понапрасну. Семята высылал дозоры на одну-две версты вперёд и в стороны, больше для обучения молодняка, чем ожидая опасности, хоть и был разговор о казаках. Вот и принеслись двое, глаза навыкате:
     – Люди чужие станом на Томи, у Крапивинского скита, до полусотни!
     – Служилые? Крестятся как?
     – Троеперстием, да будто не все.
   Остановились. Семята подошёл к Велегласу, подозвал старших родовичей:
     – Переведите дух, костры не разводите. Посмотрю, что за люди, зачем пожаловали. За вожа оставляю Богумила. Богумил, ты знаешь пути, не ровён час, недоброе случится, поведёшь родовичей далее. С собой возьму Гривца, как бы охотники мы. Гривец, положи в шарабан два меха лисьих, что давеча добыли.
     – Да пребудет с тобой милость богов! Не тебя учить, но будь осторожен.
   Взявши заплечные торбы, луки, рогатины, пошли в обход Крапивинского скита. Снег уже сошёл, поэтому по обратным следам стан родовичей обнаружить будет трудно. Скит обогнули, подошли с противоположной от стана стороны.
   Дымили костры: в стороне от жилья служилые люди готовили в котлах еству. По времени выть обеденная, от котлов, даже на расстоянии, тянуло мясным духом. «Казаки, – увидел Семята, – ничего, и с вашим братом толковать умеем».
   Скит невелик, домов двадцать. У крайнего дома вилами прибирал с дороги сено местный, похоже, житель. Подойдя, поклонились, Семята обозначил староверский знак: сложа пальцы двоеперстием, приложил ко лбу, глазам и устам. Тот, оглянувшись на казаков, что уже заметили охотников, понятливо кивнул.
     – Кто такие? – кивнул Семята на казаков.
     – Дак не понять толком, кто они и чего им нать, а сами не сказывают, пеняют на начальников своих: у них, мол, спрашивай, – и ржут. А начальники такие, что немтырь взял с перепугу, хоть и в своём лесу. Только лес лесом, а бес-то бесом. Сказывают, будто немцы, царём посланные. Собрали давеча народец, книги требуют, капища, святилища велят показывать. Ладно, что к вечеру явились, так мы успели за ночь на заимках всё попрятать. А какие у нас капища, мы же христиане старого обряда. Так-то… Вы-то сами издалёка? Кто будете?
     – Есть неподалёку скит какой?
     – Как же, есть: Каложин скит, шестнадцать вёрст до него.
     – Вот и будешь говорить, что знакомцы мы твои, с Каложина скита.
     – Ин ладно. Дак сами-то из каких земель?
     – После, после.
   К беседующим уже направлялись двое служилых людей.
     – Кто вы, какой земли люди? – спросил один с угрозинкой в голосе.
     – Ты-то сам человек русский али из немцев будешь?
     – Русский, – слегка растерялся вопрошающий.
     – Дак русский-то поперву поклонится да поздравствуется, после спрашивать станет. Не видно разве, охотники мы, устали с дороги, в свой скит пробираемся. Зашли вот к знакомцу наведаться, дальней роднёй нам доводится.
     – Из вины, добрый человек, пристыдил ты меня. Не согласишься ли потрапезничать с дороги? Чаю, кулеш-то уже готов. Милости твоей прошу!
   Казаки кучками расположились вокруг костров, по очереди черпая ложками из котлов наваристый кулеш: видать, умельцы дичь добывать и у них были. Семяту и Гривца усадили к котлу Бусыги, казака, пригласившего их. Семята достал из торбы каравай хлеба. Казаки оживились:
     – Ай да гостя Бусыга привёл! А мы без хлебушка которую уж неделю. Хлебаем, вишь, гольём, а после ещё подольём – так и живём.
     – Примите, люди добрые, хлеб да соль вам! Соль с хлебом зла не попустят.
     – Хлеба ни куска – и в палатах тоска, а хлеба край – и под елью рай!
     – Хлеб хлебу брат. За угощенье вам и ответ, что к естве пригласили, а за любовь оплата. Давно ли путь тропите, служивые, и куда ныне его держите?
     – Скажем, скажем, мил человек, да допреж ты расскажи о себе, коли у стола нашего оказал себя. Видим, из сих ты мест, да и хозяину дома, вон, знакомец.
     – Охотники мы, пушниной промышляем. Походя наедимся, сидя выспимся – так и горюем. Меня Семятой зовите, а это вот Гривец, мой сыновец.
     – Что ж, своих-то сыновей нет?
     – Как не быть? Есть, да иным промыслом заняты. У стариков-то наших как велось: принялся ты за один промысел, так другого не трожь. Так и мы живём.
   За разговором не забывали доставать варево в очередь, не то голодным можно остаться. Жизнь показывает, что в большой семье зевлом не щёлкают. Уговорили котёл, облизали ложки, и только хотели на сытое брюхо продолжить беседу, как из ближнего дома трое вышли. Один-то вроде казак, а вот другие – Гривец аж поперхнулся сказанным было словом. Кафтаны вроде поддергаек есть, а совсем без штанов, на головах будто гнёзда птичьи, да и сами похожи, что птенцы сорочьи. Но самое жуткое – без бород и усов. Про таких на Руси говорят: имеет бл*долюбивый образ. Будто бы промеж собой живут, как муж с женой. Гривцу рассказывал о немцах дед, да он не шибко верил: думал, врёт или из ума выжил этакие страсти расписывать. И на-ко тебе: не врал ведь дед! Эти же костлявые, яко смерть, и ходят с подскоком, словно в жопу им тумаков поддают.
     – Как вы с ними сживаетесь? – спросил.
     – Мы их не касаемся, через сотника, ежели что. Гордые: фу-фу! 
     – Кто такоф ест, откутофа тфоефо путет? – брезгливо оттопырил губу немец.
   Семята с недоумением посмотрел на подошедшего казака.
     – Господин Кетлер спрашивает, кто вы такие и откуда.
     – Охотники здешние, из Каложина скита, к дому пробираемся. А ты кто?
     – Я сотник Воин Перегуда, веду в экспедицию казаков и этих вот, – кивнул на страхолюдин, – пробираемся на Камчатку по государеву делу. Немцы сии по пути ищут невесть что: то книги, то кости им какие-то подавай.
     – Та-та, – затряс головой второй немец – тфой покасыфаль старотафни руски книг, старотафни руски кость, это, как ефо, – пощёлкал пальцами, – шерепы, фот! Где тфой шифаль? Што тфой по шисни телаль, чем тфой санималься?
     – Сотник, о чём каркает эта ворона, не вразумлю?
     – Где живёшь, спрашивает, – перевёл сотник, – чем по жизни занимаешься?
     – В Каложином скиту.
     – В тфой Калошином скиту есть книг, кость, шереп?
     – Книг нет, грамоте не знаем, а кости пращуров наших мы не тревожим.
     – Не пращур, найн, старотафни кость!
     – Нет у нас таких, и не ходите, время только потеряете.
   Ушли страшидлы. Гривец мотнул головой, сбрасывая наваждение: помстилось, нет ли. Семята засобирался: пора, мол, к дому поспешать, стемнеет скоро. Перегуда отошёл в сторонку, поглядывая на Семяту, чуть качнул вбок головой.
     – Спросить чего хочешь, мил человек? – подошёл Семята, уже готовый к отходу. Гривец будто копошился в сторонке, но тайный знак от Семяты уже получил.
     – Мнится мне, не те вы люди, за кого себя тут расписывали.
     – Мнится, так крестись. Ведомо ли тебе по жизни, что не всяку правду люди сказывают? Тебе скажу: знахари мы, ведуны, сбор трав скоро пойдёт, присматриваемся, где что брать. А ты, Воин, тоже неправду сказал: ни в какую Камчатку вы не идёте, а по здешним местам чего-то шарите, яко тати. И этих, похожих на всех чертей сразу, за собой водишь. То-то гляжу, людей по улицам не видно!
     – И вправду ты ведун. А велю я тебя схватить да пытать, что ещё запоёшь?
     – Люди вы пришлые, поди, всем хочется до дому вернуться? А тебя, отбайло, спрошу из милости: что тебе сподручнее – неделю не срать или неделю штаны в руках носить? Ты, поди, уже понял: сотворить либо то, либо другое большого труда мне не составит. Или показать тебе, сколько народу у меня под рукой? Иди-ко ты покуда с миром, да не на Камчатку – в обратную сторону нелюдей сих уводи, не то гляди: лесной пожар ходкий, костей не соберёте. А от царя немцы, не от царя – от сатаны они. Сатана царю твоему отец, а черти – братья.
     – Пошутил я, – Перегуда стоял бледнее самой смерти, – понял я тебя!
     – Гривец, хватит копаться? Благодари за хлеб-соль, да идём к дому!


   Незнаема прямизна – та же кривизна. Вот и шли чуть ли не петлями, сверяясь со старыми прорисями путей, едва ли не Заривоем ещё начертанными. Но ино и они лгали: где овраги с буераками, там река или озеро, где поляны указаны – урман дремучий. Известно: тайга пустоты не любит, вмиг затягивает молодняком, и уже через десяток лет места не узнать. Зима, по приметам, ожидалась ранняя, поэтому в начале оусени порешили стать в Балахтинском скиту, чтобы в конце зимы, незадолго до ледохода, перейти Енисею. Так издавна подгадывали иные проходцы старых времён при переходе больших рек Сибири: на плоту несколько вёрст не больно-то поплывёшь, да со скарбом, да с детьми, да с жёнами, что на сносях, да с лошадьми, да со святынями родовыми, да с книгами – да ещё и поперёк бурного течения: утащит туда, куда и водяные боятся заглядывать.
   Официальные историки врут на голубом глазу, не просыхая, лишь бы утаить свидетельства, которые не успели замуровать ранние петровские немцы вкупе с поздним Карамзиным и еже с ними. Так, ту же Абазу, по их сведениям, образовали в 1856 году для, якобы, наблюдения за добычей руд. На самом деле, там был устроен «железоделательный» завод, работавший, всего-навсего, на нужды золотых приисков. В Абазе задолго до того, как историки позволили появиться там людям, жили и процветали русские люди старой, природной веры. Так как от этого факта невозможно отвертеться, и была выдумана байка, что в карьере, из которого брали песок для нужд строительства, случайно (?) осыпался склон, обнажив на глубине двух метров могильники. Археологи «определили» возраст могильников аж в две тысячи лет и отнесли к памятникам древней (? – IX-III века до н.л.) Тагарской культуры. То есть бросили ту же кость с того же хозяйского стола! Жрите, вам и этого много! То же касается и Братского острога: выдвинули фигуру казака Перфильева Максима, и тот с пустого, даже смешно, места взял, да и появился на речке Ангаре в 1631 году, и историки без сомнений обозначили его основателем острога; тех же, кто жил до этого Максима у Братского скита, вроде и не существовало. Так кого за дураков-то держат? Ведь это не позор нашей истории, а «чистой» воды интервенция!

 
   Балахтинцы – свои по вере, и можно было чуток послабить себя после многотрудной дороги, посетить святилище, славя богов и предков, побеседовать от души с одноверами, иногда не больно-то и опасаясь сказанного: свои – поймут.
   Таёжный Балахтинский скит имел до трёхсот дворов, стоял, не опасаясь, открыто, по обеим сторонам Чулыма. До Енисеи, по здешним меркам, рукой было подать. Да и опасаться до последних времён было некого, пока не пошли слухи о государевых казачьих отрядах, что, будто горох по полу, рассыпались по всей Сибири, проникая всё далее и далее на восход. Беспокоило, как ни странно, то, что отряды не были многочисленны, по пять-шесть десятков, и ещё: руководили ими чужаки, немцы, якобы учёные. Создавалось впечатление, что походы, или, по-ихнему, экспедиции, старались для науки. О дальнейшей жизни, строениях её и нестроениях и толковали местные с пришельцами в доме Велимудра, старейшины Балахтинской общины. Перед беседой воззвал Велимудр к богам:
     – Благословенны будьте, Покровители Родов Расы Великой, Род Небесный, Леги-Хранители и Триглавы Великие, ныне, и присно, и от Круга до Круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!
     – Восславим и возблагодарим Богов и Легов за помощь Божию, Мудрость Божию, Свет Божий и волю нашу! Ныне, присно и во веки! – отозвался Велеглас.
     – Скажи слово, Семята: поведай, как шли-прошли, что по пути повидали.
     – Всем известно, бегуны разнесли, что случилось в Таре, откуда мы вовремя и благополучно снялись, да не всем ведомо, что творившие указ загодя знали: выполнен он жителями Тары не будет – и всё же прислали его на присягание. В этом и состоит дьявольская их планида: истребить под корень жизни наши и детей наших, а главное, веру нашу, дабы и следа от неё не осталось в памяти людской. И пусть вороги наши не понимают, что веру нашу и память людскую искоренить – сие дело немыслимое, но много прольётся крови одноверцев наших. Мыслили мы поначалу идти к Абазинским скитам, да поняли: и там  появятся вскоре царёвы «учёные люди», кои не успокоятся, пока не выполнят оборотную сторону того царёва указа. Ещё в Тогучине упредили нас об Абазинском остроге, а вам, здесь живучи, и подавно о сём ведомо. Посему порешили мы идти на восход Солнца: русские люди, единоверцы наши, по всей Сибири живут и процветают; и сами целее будем, и веру нашу родную сбережём, а там боги укажут. Тайга велика, она прокормит, только крутись да трудись, а места всем хватит.
   Давешние немцы ищут старые книги и харатьи, дабы извлечь Мудрость предков наших и повернуть сию Мудрость в свою пользу, выдавая её за свои достижения. Так была переписана их Библия, так были изготовлены другие их священные, якобы, писания. И ведь ищут не те, что у нас в обиходе, а те, что хранители содержат как великую Мудрость нашу в потаённых схронах, ибо назначены они для потомков наших, когда придёт светлое время наше. И важно скорейшим временем упредить через бегунов всех одноверов об этакой напасти: убирали бы в тайные места книги и родовые святыни. Мы знаем о тайных захоронениях предков наших, умом и статью намного превосходивших народ наш. Пришлые выблюдки, служители царя-сатаны, по приказу христианских святош из чужих земель тщатся потревожить священный сон предков наших, порушить их могилы, а нашу память стереть. Ныне их сила, и мню, не скоро придут светлые времена, когда открыто, во весь Явный Мир, засияет вера предков наших.
   Приходится смириться с неизбежным: наше светлое время наступит не ранее, чем через триста лет. Пошто так, и вы, по Знаниям нашим, ведаете.
     – Ведаем, да напомнить лишним не будет, дабы другим людинам знания передать. Про Ночь Сварога всяк слыхал, да не всяк знает толком, что сие есть.
     – Ну что ж, напомню добрым людям, о чём глаголют Древние Знания наши. Всем доподлинно ведомо, что Сварожий Круг – это есть Небесный Путь, по которому движется наше Ярило-Солнце и которое проходит через шестнадцать Небесных Чертогов. Каждому Чертогу покровительствует один из Высших Богов. А Чертог, говорят наши Древние Знания, – это участок Вселенной с солнцами, звёздами и планетами. Солнце проходит все шестнадцать Чертогов за сто восемьдесят Кругов Жизни. Это и есть сутки Сварога. Круг Жизни содержит сто сорок четыре Лета. По столько лет, самое малое, жили наши великие предки. Многие из них проживали по два, а то и три Круга.
   Ночь Сварога закончится в Лето 7509, и придёт Рассвет. По христианскому исчислению это год 2001, с сентября коего наступит эпоха Волка, которому покровительствует один из наших Прародителей – Бог Велес, гласят наши Знания и поясняют: эпоха Волка принесёт все свойства этого зверя – силу и смелость, благородство и решительность. Волк очищает Природу от больных и ослабленных; волк не может жить один, он охотится в стае; волк-одиночка быстро погибает. Люди в эпоху Волка станут объединяться. Светлые Боги вновь будут посещать наши Роды. Явный Мир наш очистится от жестокости, лжи и подлости. И наступит конец света для тёмных людей и конец тьмы – для светлых. Такоже гласят и древние Знания наши: Всесокрушающий Огонь Возмездия Сил Света сожжёт Слуг Мира Тьмы и всех Потомков Чужеземных Ворогов, которые Пустотой Бездуховной наполнили весь Мир Человеческий, неся на стягах своих Ложь и Пороки, Лень и Жестокость,  Желание Чужого и Похоть, Страх и Неуверенность в своих Силах.
   И это будет Великий Конец Света для Чужеземных Ворогов, пришедших из Мира Тёмного. И наступит Конец Времени Тьмы для всех Родов Расы Великой и Потомков Рода Небесного. Тако бысть, тако еси, тако буди!


     – Жила-была на нашей Земле Лошадка, была она красивой, даже прекрасной. И когда Лошадка стала большой, решила она родить жеребёночка. Но ведь жеребёночку нужен папа, чтобы защищать, растить и обучать.
   И вот как-то раз встретила она Коня, о котором мечтала. Это был большой чёрный, то есть вороной жеребец, который всю жизнь бездельничал, потому что не любил трудиться. Он только и делал, что загорал на солнышке. Познакомились они друг с другом, и согласился Конь стать папой для жеребёнка. Только вот жеребёнок никак не хотел рождаться: наверное, не хотелось ему быть бездельником, потому что папа сам ничего не умел. Поругалась Лошадка с Конём и решила найти другого отца для жеребёнка. Но сколько она ни старалась, никак не могла найти, потому что все видели её с чёрным Конём.
   И вот как-то в тех краях появился белый Конь. Это был не красавец, но трудолюбивый, выносливый жеребец, который мог всему научить, защитить и накормить свою семью. Только никого у него не было, кроме Родителей. И когда лошадка с ним познакомилась, то попросила стать папой для маленького. Белый Конь, прежде чем согласиться, спросил, хотел ли ещё кто-нибудь стать отцом для малыша. Дрогнуло сердце у Лошадки, уж очень сильно хотелось ей жеребёнка, и решила она обмануть белого Коня. Ответила, что никого не было. Белый Конь, выслушав ответ, согласился, только предложил подождать немного, чтобы успеть построить новый дом, в котором им всем было бы хорошо жить. Построил белый Конь очень красивый, просторный и тёплый дом, пригласил в него Лошадку, и стали они проживать вместе. Только вот жить вместе у них не получилось, потому что Лошадка обманула белого Коня, сказав, что никогда не искала папу для жеребёнка.
   Когда она встречалась с вороным, то воображала, что у неё будет чёрный жеребёнок; потом, живя с белым Конём, стала думать, что у неё родится белый конёк; и потому, что Лошадка хотела то одно, то другое, жеребёнок родился серым, в чёрную полоску. Белый Конь, увидев жеребёнка, сразу понял, что Лошадка сказала неправду, и выгнал её из дома.
     – Почему?
     – А чтобы не обманывала. И пошла Лошадка с малышом искать чёрного Коня. Незаметно дошли они до Африки, да так там и остались.
     – Дед, а сколько пап было у тигра?
     – Не знаю, Настасья, но бывает, что и тигры белыми рождаются.


   Поздновато спохватился Кирилл Николаевич: такие сказки надо рассказывать детям не в девять лет, а в четыре – так надёжнее: в три-четыре года дети принимают информацию, как данное, безо всяких анализов и внутренних противоречий. Да уж ладно, в девять так в девять: не удалось ко времени собрать столь важные для себя и внучки сведения. Для себя – один из болезненных вопросов своей жизни, для внучки – мудрость на будущее. Главное, чтобы верно поняла, и чтобы в подсознании закрепилось.
   Часто передача наследственности соотносится с явлением телегонии: теле – далеко, гония – передача. Явление телегонии было обнаружено в Англии современником Ч. Дарвина Мартином, который и ввёл этот термин. Впоследствии было произведено множество опытов на птицах и животных, но более известным стал опыт скрещивания лошади и жеребца зебры. Потомства получено не было, но в дальнейшем, при сведении этой лошади с обычным  жеребцом, их потомство имело ярко выраженные полосы на крупе и спине.
   Исследования продолжились, и в конце шестидесятых годов двадцатого века учёные разных стран пришли к выводу, что эффект телегонии распространяется и на людей. Причём оказалось: наследуются не только внешние признаки первого полового партнёра, но, в определённых случаях, и его болезни – венерические, психические, заболевания крови и другие, передающиеся по наследству. Как только это стало научно установлено, все исследования по телегонии были засекречены и переданы в военные и другие специальные ведомства. Одновременно во всех средствах информации стали настойчиво доказывать ложность телегонии, и она была низведена до уровня лженауки.
   Вот какие сведения удалось разъискать Кириллу Николаевичу, благодаря приоткрытию информации о кровосмешении и его пагубности для нашего народа. На простейшем опыте это хорошо видно при процессе смешивания красок. Добавьте в белила хотя бы каплю другой краски – и белого цвета как не бывало.
   Иное дело, что нашим многомудрым предкам задолго до открытий по телегонии были известны эти законы, передаваемые из рода в род, из поколения в поколение, и были дарованы нам нашими Светлыми Богами. Именно эти законы позволили нашим родам пройти сквозь века и тысячелетия во всей своей чистоте и не смешаться с другими, не менее многочисленными, народами, сохранить свой неповторимый облик, свою культуру и Миропонимание.
   В своё время в СССР под лозунгом дружбы народов активно пропагандировались межнациональные браки. Особенно приветствовались они между русскими и людьми других национальностей. Ясно, что это была определённого рода политика, и без одобрения руководителей государства такой пропаганды просто не существовало бы. Ведь даже при тогдашней эйфории было понятно, что дружба народов – это химера.
   Характерный пример этакой «дружбы» наблюдал Кирилл Николаевич в Узбекистане, в Новом Ангрене, в 1989 году. При подходе к общежитию монтажников он увидел две стоящие на расстоянии толпы узбеков и казахов, приехавших строить им, узбекам, ГРЭС. Узбеки и казахи перебрасывались орудиями пролетариата, каждый из которых при попадании, скажем, в голову мог запросто убить. Переждав, пока мимо воюющих пройдут русские, такие же, как и казахи, командированные, «младшие братья» продолжили выяснение отношений.
   И сколько было загубленных судеб, сколько трагедий! Русская девушка, попав в Африку, в племя мумбо-юмбо, или в горный аул, где женщину и за человека-то не считают, обнаруживала вдруг, что она не единственная жена, а есть ещё как минимум две-три. А рождаемые ею ублюдки! К слову, научный термин, введённый Ч. Дарвином в 1859 году, или, по-русски, выблюдок, позднее заменённый Н.И. Вавиловым на более благозвучное слово «гибрид», что сути не меняет. Толкуется и воспринимается, как следствие блуда. Достаточно вспомнить пропагандистский совейский фильм «Свинарка и пастух». Известно, как относятся к свиньям мусульмане, поэтому на роль горца-пастуха представителя Кавказа не нашли. Объявись таковой джигит, его, возможно, просто убили бы: народ там горячий и за свои устои и традиции бьётся насмерть. Поэтому роль дезинформатора сыграл некто Зельдин, не кавказец.
   Грубо говоря, телегония – это закон первого самца, и у женской особи, независимо от следующих самцов, все её порождения повторят свойства первого. И информация по телегонии до сего дня содержится в тайне, точнее, не подлежит широкой огласке. Но ведь об этой напасти надо кричать! Не кричат…
   Взять, к примеру, «свободную» Америку. Там девяносто процентов смешанного, умирающего населения с подорванной иммунной системой и заболеванием крови. Там до тридцати процентов населения гомосексуалисты и лесбиянки, пятьдесят пять миллионов наркоманов, в психиатрической помощи нуждаются тридцать семь миллионов американцев, более половины всех больничных коек заняты душевнобольными – и это восхваляемый американский образ жизни! Ну, уж нет: Америка – весьма показательный образец, как жить нельзя!
   Характерный эпизод проскочил по телевидению. Суд какого-то штата приговорил пятидесятилетнего преступника к шестидесяти годам тюремного заключения. Не согласные с приговором американцы, как и полагается клиническим придуркам, устроили яростную демонстрацию протеста с требованием присудить преступнику не шестьдесят, а восемьдесят лет тюрьмы.
   А чего ещё можно ожидать от потомков всякой сволочи, хлынувшей из Европы освоивать «Новую Индию», после чего Европа некоторое время смогла дышать посвободнее! Прошло каких-то триста лет, а это всего восемь-десять поколений, и их бандитская суть нимало не изменилась. Менталитет!
   Итак, при скрещивании лошади и осла получается мул, сильный, как лошадь, и выносливый, как осёл. Но мул бесплоден, он не даёт потомства. Красивая, сильная, но бесплодная мулатка едет, скажем, в Европу, якобы рожать. Там заказывает у суррогатной матери и усыновляет ребёнка и приезжает с ним домой.
   Американцы увозят к себе белых детей из других стран, у них – опомнились – появилось желание и стремление жениться на девственницах, но это уже агония. Они слышали звон, да толком не понимают, откуда он. Америка вымирает.
   Все эти «истории» – результат нарушения Законов Природы, Чистоты Крови!
   Надо отметить, что все священные писания запрещают кровосмешение с другими народами, на чём в нашей стране, мягко говоря, не заостряют внимание.
   Божия Мудрость заповедует: «Первый муж у дщери оставляет Образы Духа и Крови, ибо первый муж, который нарушил девственность девы, является единственным отцом всех детей, которых она родит в своей жизни, не зависимо от того, будет он жить с ней или нет, и сколько мужей или полюбовников она сменит в дальнейшей своей жизни».  Саньтии Веды Перуна, Круг Первый, саньтия 8, шлока 11.


   Вероятно, отец либо на уровне генной памяти осознавал свое неполное отцовство, либо услышал где краем уха, либо же намекнул кто из доброхотов. В жизни человек несдержанный, он и воспринял этот нелепый для себя казус так же несдержанно. Но хлебать-то за его вину выдалось без вины виноватому Кирюхе. Вот вам и «дети за отцов не отвечают». Ещё как отвечают. И пришлось задним числом соглашаться с Веденеей. Иногда, в редкое время благостного настроения либо будучи пьяным, отец рассказывал Кирюхе про своё житьё-бытьё, хотя войну вспоминать не любил. Кирюха впитывал его рассказы до последней чёрточки. Артиллерист на сорокапятках, что назывались «прощай, родина», он был представлен к званию Героя Советского Союза: его батарея под Великими Луками истребила в одном бою два десятка танков, – но дал в морду лощёному штабному майору, обронившему с ухмылкой, что, мол, старший лейтенант и стрелять-то не умеет, сверзил ему, не к добру подвернувшемуся, челюсть набок и чуть было не угодил в штрафбат. Представление к Герою кое-чем накрылось.
   Победители крепко пили почти все. О «наркомовских» ста граммах говорить не приходится, но вот, например, когда Кирюхе было лет шесть, он прочёл на городском уличном стенде: «Вкусно, дёшево, питательно! Пейте водку обязательно!», и отрицательных эмоций от жизнерадостного призыва у него не возникло, ибо водочное питьё не то что не возбранялось, а чуть ли не приветствовалось. Для спаивания в ход шли даже «исторические» высказывания, вроде: «троим не верь: бабе не верь, султану не верь, непьющему не верь»; «с трезвым у нас и говорить не будут: наверно-де жулик или барин». Написанному издавна безусловно верил русский человек, а то, что пьют ржаное масло мёртвой чашей и тем беса поят, чтобы тот ожил, тоже, должно быть, где-то написано. Не видели? Так вот, читайте, написано! Ныне реклама назойливо взывает к этим безусловно верящим: избавляем, мол, от наркотической и алкогольной зависимости! Но это миф, точнее, направленная ложь: ни от того, ни от другого избавиться полностью человек не сможет никогда. И хоть жалкие единицы иногда от божьей кары уходят, но в роду жуткая беда отзовётся обязательно.
   По части спиртного Кирилл Николаевич сына прикрыл, а вот что касаемо баб, то до них оказался не охоч, видать, на отца насмотрелся, и тяги к прошмандовкам не имел. Сразу на две беды сил не достало, и одна из них перешла к внуку. Надо ли говорить, что это меньшее зло? Как сказать. Древние Знания трактуют, что муж отдаёт жене энергию одного года только один раз, пока она не родит. Родила – он ей дальше отдаёт энергию девяти месяцев, для рождения следующего ребёнка, после рождения второго даёт энергию для третьего, и так далее. Но если муж побежал по другим, там образ Духа и Крови другого мужчины, то есть всё заполнено до предела. И каждый раз он будет отдавать энергию одного года своей жизни. Там спектр другого мужчины, а он будет изливать свой впустую. Он просто растрачивает свою жизненную энергию. Если нормальная женщина после каждых родов омоложивает свой организм на три года, то мужчина, который «гуляет», жизнь себе сокращает. И в среднем женщины живут дольше. И не потому, что «не пьют и не курят». Впрочем, многие уже и пьют, и курят.


   Кирюхина болезнь прогрессировала, и стали его возить по больницам да санаториям. Врачи говорили умные слова, ставили сложные диагнозы, но даже Кирюха понимал: нет покоя – будешь болеть. Не умрёшь, конечно, но кому охота, когда в тебя пальцем тычут, дразнят, не позволяют детям общаться, чтобы не переняли заразу, может быть, жалеют, радуясь втайне, что не с их детьми приключилась этакая напасть. Кажется, мать не понимала необходимости покоя либо понимала по-своему, но при каждом посещении непременно вываливала:
     – Отец-то опять к сучке повадился, работает на заводе, в бухгалтерии. Двое детей, срам! Деньги в дом не отдаёт, все к ней носит. Да без денег-то он ей и не нужен, а не понимает того. Никак неймётся кобелине.
     – Брат как? – уводил Кирюха от любимой темы: не хотел слушать, тошно.
     – Приезжал Борис, обещал к тебе заехать; так прискакал кобель, вроде всё у нас хорошо. Я уж молчу, не хочу расстраивать, диплом защищает в этом году.
   «Ага, – терзался Кирюха, – а меня, значит, расстраивать можно. Для того, может, врачи сюда и направили, чтобы не расстраивался». С другой стороны, а кому ещё мать могла излить свою лютую кручину, как не ему. У брата, понял Кирюха, по всей жизни проступало некое чувство вины: будто чуть ли не из-за него Кирюха терпит свои детские беды. Оттого ли, что не смел отец «воспитывать» его, как Кирюху, может, оттого, что немалая доля средств уходила на учёбу в институте в другом, дальневосточном, городе, может, ещё отчего-то. Да и став взрослым, Кирилл так и остался для него опекаемым «братышом».
   Дома жили совсем уж худовато: хлеб, конфеты-подушечки к чаю, маргарин вместо сливочного масла, правда, не хуже нынешнего масла. Конечно, на лечении Кирюха немного отъедался. И когда в санаторий подъехали брат с тёткой, прибывшей в гости с Сахалина, младшей сестрой матери, Кирюха вволю потешился конфетами разных сортов, правда, через великий стыд, что здоровья, конечно, не прибавило. А был так называемый родительский день, и руководство санатория устроило по этому поводу хороший праздник: концерт, викторины, а напоследок, выстроив санаторцев в спортзале, пустили вдоль строя поднос со скрученными бумажками, и в каждой третьей была пометка: приз в виде конфеты. И Кирюха, как затмение нашло, вместо положенной одной ухватил несколько бумажек, отошёл в угол спортзала и стал их разворачивать. Ему и в голову не пришло, что он на виду у всей публики. Из пяти бумажек две оказались призовыми. Тут же громогласно объявили, что четверым бумажек не хватило, и до Кирюхи мигом дошло, что он натворил. Покосившись, увидел, что мать плачет, брат сидит побледневший, а у тётки очень серьёзное лицо. Кирилл Николаевич до сих пор то краснеет, то бледнеет, вспоминая горький урок. В тихий час у Кирюхиной кровати гости присели на прощанье – пора было уезжать – и тётка вывалила два здоровенных кулька с шоколадными конфетами – целое богатство. Два дня Кирюха и соседи по палате питались только даровыми сластями.


   Здешние людины величали Енисей по-древнему – Енисея. Много красивых легенд о юноше Енисее и девах Оби и Лене. Но есть и иной, старинный, уходящий в далёкие тысячелетия, сказ о трёх сёстрах – Оби, Енисее и Лене.
   За Енисеей идти стало проще: христиан старого обряда на тайных путях почти не попадалось, лишь одноверцы либо охотники да оленьи пастухи из малых народцев. Одни одноверцы уж и не помнили, с каких времён жили тут их предки, говорили только: шибко, мол, давно, со счёту сбились; иные же, по записям и памяти, отмеряли своим родам многие тысячи лет. Скиты и скуфи одноверцев стояли по берегам великих и малых сибирских рек, крепкие родовыми устоями, хозяйствованием, светлой верой в богов и предков. Народцы называли их батьками, бачками, и неспроста: батьки ни на знания, ни на помощь не скупились, и те, с чистыми, открытыми душами, с благодарностью принимали то и другое. Звание «старший брат», позже осквернённое и без похабной ухмылки не произносящееся, родилось именно в чистых душах сибирских народцев. Доверчивые, напрочь не представлявшие, что такое обман, они были растоптаны христианским «просветительством» и водкой, утеряв свою светлую суть.
   Во время правления Алексея Романова, названного христианами Тишайшим, а особенно при его "сыне" Петрушке и других, отряды казаков прошли по Сибири, Забайкалью, Дальнему Востоку, северным землям Восточной Сибири и далеко не везде были приняты с гостеприимством, ибо «гости», кроме взятия дани, бывало, непомерной, проявляли по отношению к местным жителям жестокость и откровенное насилие. Поскольку наглого гостя лаской не выгонишь, они часто были побиваемы во время сбора дани, а также в построенных острогах. Конечно, спасал «огненный бой», но не о нём толк, а о гостях, что едят и пьют, а с хозяина шкуру дерут и где гостят, тут и костят. Народцев «брали под руку царя», облагали данью, а кто противился, пленяли из семей князьков заложников, чем доброго отношения к себе также не добавляли.
   Историки приводят антипример: сброд, хлынувший в те же времена в Америку, уничтожил практически всех индейцев. Велись разговоры о пятидесяти-шестидесяти миллионах тогдашнего индейского населения, из которого к двадцатому веку остались десятки тысяч. Размах воистину международного бандитского масштаба. Но мы, мол, не такие, мы пушистые. Обольщаться не след, ибо казаки не больно-то и отличались от «Явропы», и потому бывало, разумеется, по-всякому. Да и «индейцев» в Сибирских землях жило, по сравнению с русскими, совсем немного. А коренных русских не больно-то тронешь!

 
   Воркуша, прибежавший в Тогучин, пошёл, немного поразмыслив, с одноверами Семяты. После незабываемой беседы в Таре у него и так-то душа надломилась, да ещё старая память сыграла. Позрев на жуткий тарский разгром, собрал он некаких поразумнее, да и подался, впору рыбине: чем глубже, тем лучше.
     – Страдал в этих местах Аввакум наш Петрович, что прежде поставлен был протопопом в Юрьевце-Повольском, да сослан после в Тобольск и далее.
     – А ты не забыл, что в Юрьевце был он избит народом и сбежал в Москву?
     – Ходили слухи…
     – Слухи!.. Ну, так, должно, известно, за что сослан был в Тобольск?
     – Бают, сослан был священствовать.
     – Разве священников за так сосылают? Видать, и там не по мысли пришёлся.
     – Дак и что? За веру же гонимый! И откуда ты всё знаешь?
     – Я думал, ты мудрый, а ты только умный. Сороки на хвостах приносят.
   Беседники стояли на береговом обрыве неширокой, но строптивой реки, каковых на пути попадалось множество, и наблюдали за переправой. Так прошли за Енисеей Ману да Кан, Кунгус да Агул с Туманшетом, ныне вот Тагул одолевали одним из испытанных приёмов: с берегов сваливали навстречу несколько могучих деревьев, пока они не застревали в течении, затем настилали крупные поперечины и по ним уже переходили. Часто такая переправа длилась несколько дней. Засорить реку не боялись: вешней водой всё снесёт. Заправлял переходом Гривец, молодой, но из ранних, один из верных помощников Семяты.
     – Я ведь, вспомни, говорил тебе: не за веру твой Аввакум Кондратьев был гоним, а за обрядность. Али позабыл? Из Тобольска-то его тоже погнали, сперва на Лену, после в Даурию, опять же священником, при отряде ратных людей, что повёл туда Пашков, воевода енисейский. И надо же: христиане ваши шумят везде о невежестве Пашкова, о его суеверии. А правда ли сие? Клеймо прилепят – отдирай потом! А ведь Пашков Афанасий Филиппович и образован был, и за дело зело радел, разве что попов не жаловал, дармоедами их почитал – и не понапрасну. Вот и клевещут.
     – Как Пашков ни терзал страдальца неукротимого, – гнул своё Воркуша, – а всё ж Аввакум в Москву призван был, три года добирался, чуть не утоп и зверьми заеден не был.
     – Пусть бы утоп: не одни звери заели, так другие. Его бы ярь на правое дело!
     – Всё ж будут помнить его добрые люди…
     – Эк тебя заносит! Чем же он помниться будет? Разве что неукротимостью к царёву властвованию, коли неукротимость в вере втуне прошла? Впусте жизнь провёл, а кричат о нём, как о пророке велием. Начал божеством, кончил волчьим вытьём. На царя-то выть, как на луну. Ты людской, не христианской, правдой поживи. А то на Христа, вон, положились, да и обложились. Все в говне.
     – Ты, Семята, лупишь прям в подвздошье!
     – А с вами, дурнями, по-другому и нельзя. Мотаетесь, как лайно в проруби: ни тем, ни сем. Ведь и грамотен ты, и мыслить горазд, а тут промахиваешься.
     – Не постигну: человек ты будто торговый, а в какие дебри вникаешь?
     – Это я с виду, для иных торговый…


   Зима, по приметам, налаживалась суровая, и пришлось стать за Тагулом, близ Алзамайского скита. В сам скит, невеликий домами и народом, заходить не стали, а расположились неподалёку, в девяти верстах, лишь упредив скитских жителей о своём появлении, и споро начали ставить времянки на берегу хоть и небольшого, но богатого рыбой и водоплавающей птицей озера. На закате солнце освещало каменную стену противоположного берега, и золотые блики вразброс падали на хрустальную гладь воды, метались, гуляли по ней, и казалось, это ходят ходенём чистые и светлые души живших здесь ранее людей, одной крови и одной веры, радуются пришествию потомков, не в меру загостившихся в иных краях. Волхвы поспешали со святилищем, пусть и временным, но искусством исполнения изваяний ничуть не уступающим постоянному капищу; тщательно обустроили алтари из плоских валунов, наставили Чуров вокруг святилища и временных построек. Так делали Боги, так делают теперь люди. Это определяющий жизнь закон, без которого нельзя было делать буквально ничего. То же утверждают по жизни и современные волхвы, неустанно повторяя русским людям: строишь дом – как Боги создавали Мир; ложишься с женой – как Сварог-Небо ложится на Макошь-Землю; воюешь с врагами – как Перун бьёт бесов. Вытёсывая лодку, лепя горшок, вспахивая поле, человек обязательно старался вспомнить – как делали первые Боги и Предки. Иначе крепость обрядов и обычаев даёт трещину, и засочатся в неё мутные мёртвые воды Кромешного, нижнего мира, хлынет новое-навье, полезет бесовщина…
   Времянки расположили с хитрецой: на подходе к озеру четыре, а чуть далее, в густой чащобе, ещё два десятка – пусть возможные пришлецы с ходу не узнают о числе живущих. До зимы хватило времени на возведение жилищ для женщин и детей, да и те в тесноте оказались. Для себя мужи переняли устройство жилья у оленных людей: из жердей, шкур и коры, чумы либо яранги, в которых было тепло самой лютой зимой, разве что с непривычки грязновато и дымно.
   Беспокоила и другая неудобь: не успели миновать Братский острог, что полон служилыми казаками, христианами старого обряда, хотя вновь прибывающие были уже никонианами. Как они уживаются – для православных староверов дело десятое, их беда, но ведь и те, и другие призваны выполнять государевы приказы. И хоть до острога около двухсот вёрст, по тайге вести долетают быстро.
   Количеством переселенцы превосходили любой сибирский острог с пришлыми людьми, да и число рождений в пути было более числа смертей; и «огненный бой» имелся, но без нужды доводить дело до брани и в голову прийти не могло: чай, люди русские, не заморская шелупонь, решающая все нестроения помощью оружия: сила есть – господин, слаб – подчинись.
   Богам не важна ценность жертв и подарков, им важно, чтобы о них помнили и через прославление отдавали часть своей душевной силы.
     – К Тебе, Пращур Род, к Тебе, Сварог, Прародитель Рода Русского, Созидатель Мира и Небес наших, обращаемся мы об устроении дел наших, о здоровье детей наших, ваших внуков, ныне, присно и во веки вечные! Свято чтим мы Богов и Предков своих! Память наша о вас светла и бесконечна! – воззвали волхвы к богам после устроения временных жилищ. – Благодарим вас за духовную и иную помощь, да во вси деяния наша! Тако бысть, тако еси, тако буди!
 

   В Братском остроге замятня. С восточного берега Ангары, из Стерхова скита, явились люди, рождением русские. Фомец, атаманов любимец, бывши у них в скиту по наряду – разведывал о книгах, харатьях и обережных наузах – снахратил девку, и та, недолго повыв, кинулась в промоину. Лёд был покуда тонок, не вся вода схватилась. Завертела её буйная Ангара, затянула в омута, да и заглотила добычу – кто видел, и опомниться не успел. Поперву не поняли, из-за чего кинулась-то, а доведались – казаки едва ноги унесли. На другой день скитские пришли требовать выдачи Фомца головой. Про виру речь пока не вели, но атаману было ведомо: вира не всегда денежной бывает. И вот, еле добившись захода скитских посыльных в избу, атаман тщетно пытался усадить их за накрытый стол, щедро уставленный ествой и водкой. Суетился, сыпал словами не в меру:
     – Угоститесь, соседи дорогие, гости в дому – радость в дому.
     – Есть ли радость от нашего прихода, атаман? Не с радостью мы – с горем.
     – Ныне воевода наш в отъезде, пошёл за рухлядью с малым отрядом. А горе ваше мне известно, да всё ж попотчуйтесь: сыта душа не берёт барыша.
     – С хмеля язык блудит, – отрезал скитский, – это на свадьбу сытым не ходят, а мы не на свадьбу пришли, да и барыш наш невелик: отдашь того, что схоронил себя без смерти – и делу конец. Судить его людины будут, а что порешат, то богам лишь ведомо. Может, и живым вернут. Только поначалу доставим его к себе в скит да в круг для ответа определим. И у вас, знаю, такие же законы.
     – Такие же законы, да вот судьи-то ваши мне не знакомы. Закон порядка требует, а порядок у нас таков: судить его сами будем, здесь, в остроге. Ваш-то суд скорый, да всё ж не спорый. Фомец службу служит, а служба – не богадельня.
     – Служба службой, а бес бесом. Мы хоть не служивые, а знаем: службу служить – душой не кривить. Девичье счастье и так на свете коротко, а тут поганец твой знатную службу ей сослужил. Ты, атаман, человек поживший, всего повидал, и по жизни должен понимать, что закон божий всегда настигнет.
     – Никак ты мне угрожаешь, гость дорогой?
     – Не след русскому человеку до угроз опускаться: он дело привык делать.
   За делом задержки не стало: острог обложили. Для числа призвали народцев, что пробавлялись неподалёку охотой; были и у них свои счёты с острожскими: обманывали те, напоив прежде водкой, а кто отказывался, в квас подмешивали: пьяный плуту – первый доброхот. К временному поселению тарских менее чем за два дня добежали бегуны, и два же дня тарские потратили на дорогу до острога, чтобы помочь одноверцам. Набралось шестнадцать десятков, и силы этой достало, чтобы ни в острог, ни из него ни одна живая душа не выпорхнула.
   Атаман, послав троих по дрова, ни их, ни дров обратно не дождался. Выслал по следу ещё двоих, и тех как корова языком слизала. В полночь дозорные Семяты без шума скрали перелезавшего через частокол казака, скрутили и привели в укрытие к Семяте, что беседовал с Репцом, старейшиной Стерхова скита.
     – Кто таков, откуда?
     – Вот, Семята, выбирался сей шустрец из острога, и бумага при нём.
     – Дай-ко бумагу. Ага, писано воеводе. Пишет атаман, окружили-де их вороги незнаемые, хм-хм, утеснение чинят и разор. А про деву, утопившую себя, ни слова нет. А скажи-ко, – обратился к казаку, – что ныне хорошего в остроге?
     – Нет там ныне хорошего, – буркнул тот, – атаман зол, как сатана, а более на себя злобится, мол, в дураках остался, надо было, говорит, скитских удержать в остроге. Фомец водку жрёт который день; казаки слоняются по острогу, добра не чают. А ты кто будешь? – осмелел, поняв, что зла ему не учинят.
     – Я царёв слуга, послан по Сибири отрядом, за порядком следить либо за нестроениями. Пойдёшь в острог, тем же путём, и скажешь атаману: либо пускай Фомец сам выйдет, либо пусть атаман его выдаст, либо никто жив в остроге не останется. Царь мне таковые деяния дозволил. А грамотку себе оставлю, после воеводе покажу: пусть поглядит, каковы его атаман да казаки на деле.
   Назавтра ничего нового не произошло. Ближе к вечеру Семятин вой, взобравшись на щит, устроенный высоко на дереве, жахнул из пищали, влепил заряд в дверь атамановой избы, разнеся её в щепки. Чуть позже, уже потемну, трое лучников зажгли кровлю той же избы, и загорелось знатно. В остроге пошла беготня, попытались тушить избу снегом, но проку от такого тушения не было: снегом огня не уймёшь.
     – Заутра недоумок будет здесь. Что думаешь делать? И кто будет вершить?
     – Есть заложный.
     – А у девы той никого из парней не было?
     – Нет, совсем молодая. Ни с кем не любилась. Опала, не успевши отцвесть.
   Бледного, как снег, Фомца выпихнули из ворот со связанными сзади руками. Стерховские подвели его к здоровенному, в сажень ростом, парню. Тот взрезал у Фомца штаны напереди, вытащил наружу хозяйство, туго перевязал у самых ятр и махнул ножом. Брызнула кровь, крайняя плоть упала на снег. Фомец дико заверещал, пал на колени, ухватил обрубок зубами и, рыча, помчался к острогу.
     – По горячке добежит, – молвил, сощурившись, Репец, – а там рухнет. Будет жив, нет ли, но дев портить уже не сможет. За всякое зло воздаяние следует.
   Так же, со связанными руками, отправили к острогу неудавшихся дроводелов и наказали им велеть атаману, чтобы тот немедля вышел к «царёву слуге».
     – Как ты посмел оставить лиходея безнаказанным? Как посмел ты лгать воеводе своему в письме, которое в моих руках находится? Показать ему твоё подложное письмо, рассказать о твоих проделках гнусных?!
   Атаман рухнул на колени. С него обильно лился пот, хотя одет был легко.
     – Я в твоём остроге опоганенном оставаться не намерен, пойду к нему вот, – кивнул на Репца, – двинемся вскоре далее, а ты положи себе на ум – остался он у тебя, нет? – если хоть одна твоя собака появится в Стерховом скиту, если хоть волос по твоей вине с чьей-либо головы там упадёт, я тебя, буду обратно идти, с твоим же говном перемешаю! Понял ли, на кого ты будешь походить?
   Атаман быстро-быстро кивал головой. Репец лишь глаза на Семяту таращил.
     – Два дня из острога никому не выходить! Пусть отдадут народцам, они подойдут к воротам, рухлядь, взятую вином и обманом! Ступай и помни мои слова. Не будет вам здесь жизни, – оборотился он к Репцу, когда атаман резво пустился к воротам острога, – давай-ко с нами, на восход. Ведаешь ведь, поди, что долгие ещё годы гнобить нас будут. Много ли людинов в Стерховом скиту?
     – Два десятка семей.
     – К весне готовьтесь, перед ледоходом стронемся. Места перехода укажешь?
     – Обижаешь!
     – Ну, так решено! Многие ли знают, где мы встали?
     – Многие иль не многие, лишние не узнают.
     – Ин и добро. Прощай покуда! Наведайся вскоре, буду ждать для беседы.
 

   Некакие люди, супружеская (либо не супружеская) пара, в некакое время сообща (или не сообща) решают, что у них должны (или могут) появиться дети, и зачинают их. У многих зачатие происходит спонтанно: ну, забеременела, «залетела», – что ж, буду (или не буду) рожать. Что получается? Человек нарождается, выходит на Белый Свет, и у него с самого начала земного существования, земной жизни, выступают порой такие несусветные  проблемы, что впору забиться обратно, откуда, по законам Природы, выбрался. Особенно  поражают человекообразные особи (иначе не назвать), которые заведомо зная, что дитя родится неполноценным, а то и уродливым, всё же на свет его выпускают. Известно, например, что пьяное зачатие промаха не даёт, бьёт точно по чаду. И дети, так сказать, «не запланированные», вернее, их чистые души, могут в дальнейшем надеяться только на чудеса, то есть если их родители, имея, возможно, какие-то патологии, физические либо душевные (!), перед зачатием каким-то образом «извернутся», иначе говоря, примут меры, подсказанные, скорее всего, генетической памятью (а больше негде взять!), но половина «не запланированных» детей будет расти и развиваться так же спонтанно, как и были зачаты, то есть здоровыми и разумными относительно. Люди издавна гадают на воске, на гуще, на костях и прочих подручных предметах, но гадать на своих детях!..
   Что же, в этом аспекте, поведывают наши древние Знания?  Во-первых, как упоминалось, чтобы родить мужу «своего», здорового и без патологий ребёнка, будущей матери необходимо быть девственной.
   Во-вторых, одна из заповедей Перуна гласит: «Не берите в жены брат – сестру свою, а сын – мать свою,  ибо Богов прогневаете и кровь Рода загубите». Наши предки запрещали всякие браки между родственниками, в каком бы родстве они ни были, хоть десятиюродные. Кто же захочет погубить кровь своего Рода, чтобы на нём закончилось нормальное, здоровое поколение? Впрочем, надо отметить, что к другим народам эти заповеди не относятся.
   А пошло всё после насильственной христианизации, когда князей перестали выбирать и стол начали передавать по наследству. Причина в том, что наш народ невозможно было победить оружием. Княжеские семьи стали породняться, началось вырождение стоящих у власти фигур. Такими князьями манипулировать было проще. Так, например, образовалась болезнь крови у Алексея, сына Николая II, так как все царствующие семьи Европы были родственниками.
   Далее. Скажем, родила ребёнка проститутка. Дитя вырастает и либо убивает свою мать, либо попадает в психушку. Этот ребёнок не относится ни к какому Роду. Это уже Уродина. С какими предками он воссоединится? У него их много, и он не знает, куда приткнуться. Про таких говорят: потерянные души. Постоянно болезненные, скандальные или замкнутые, они всё ломают вокруг себя и сами дольше двадцати пяти-тридцати лет не живут: если нечего ломать – ломают себя; большинство из них кончают жизнь самоубийством. Не так давно в народ была запущена дезинформация, мол, бывшие проститутки – самые верные жёны и самые любящие матери. Многие, должно быть, слышали. Проститутки, гомосексуалисты, лесбиянки вычеркнули из Жизни не только себя, они сделали психологическими и физическими уродами своих внуков и правнуков.
   Учат избавляться от нежелательной беременности. А у наших предков не было моды не пускать детей на свет, убивать их. Беременность желательна всегда!
   Сейчас для любви отвели ночь, как для воровства, грабежа и других непристойных дел. Для любви духовно необходим и душевно ценен день, пока Солнце светит: надо творить Чистое Зачатие. Это осмысленный подход к продолжению Чистого Рода.


   Слепое следование чуждым для нас всякого рода «свободам»:
слова, печати, «правам человека», «общечеловеческим ценно-
стям» и прочим модным фразам приводит к эгоцентризму,
вседозволенности, половой распущенности и извращённости
людей, к их деградации и вырождению.


   Полгода без толку провалялся Кирюха по разным больницам, городским и областным, и ничего доброго для себя не вывалял, кроме повторения в школе пятого класса. Говоря по-русски, оставили на второй год. К тому времени у него сложились свои представления о справедливости, но как быть, если в двенадцатилетнем возрасте порой и жить неохота, что не на шутку пугало, ибо вокруг навязчиво гремело и вещало про «за детство счастливое наше спасибо, родная страна!», и этому как-то безоглядно верилось, несмотря на противоположную действительность, которая без песенных прикрас так и лезла в глаза. Где душа, говорила как-то Веденея, там и глаза, коли глаза не вывихнуты. Тем не менее, виду показывать было нельзя, да и привык Кирюха всё держать в себе, он даже в одиночку слёз себе не позволял. Так что веселья было немного.
   Лечили всякой дрянью, вроде хлористого кальция, а задница была настолько истыкана, что Кирюха всерьёз сожалел, что у человека всего лишь два полужопия, и приходилось умолять колоть его в ноги, руки или ещё в какие части тела. Но никакого толку от лечения не наблюдалось. Да и медицина была ещё та.
   Коля Худокормов, четырнадцатилетний паренёк из деревенской глуши, худой, как велосипед, имел непомерную крайнюю плоть; впрочем, отягощённые опытом дамочки утверждают, что непомерной она не бывает. Он скидывал с себя одеяло, спускал трусы до колен, страдальчески закатывал глаза, а доброволец из палаты с криком бежал к медсестре, мол, Коле плохо. Та летела сломя голову, включала свет, и её встречал дружный гогот болящих насельцев. Добрая шутка хороша один раз, но эта проскакивала не единожды, поскольку медсёстры тоже были с юмором и коллегам о конфузе не рассказывали. Умные люди говорят, что творчество пауз не терпит, и когда жизнерадостная шутка пригасла, сочинили другую, с целью полюбопытствовать: а что будет дальше.
   Спал Коля настолько крепко, что даже не чуял, когда во сне ему делали уколы. Ночью, от избытка творческих сил, ему наставили на груди синячков в шахматном порядке, наверное, штук пятьдесят. Делаются синячки просто: соединяются вместе два больших и два указательных пальца – и производится щипок.
   На утреннем обходе случился переполох. Колю осматривали, вертели его на кровати, горячо спорили и применяли, в основном, латинские термины, так как в медицине без них никуда. Дознались позже, и лечащий врач один на один попеняла Кирюхе за конфуз, потому что немедленно вызвали ещё и профессора. Тот оглядел притихших творцов и дал знатный прочухон специалистам по детским болезням. Кирюха в тот раз отмолчался, нельзя было подавать виду, что конфузом доволен, а позже, по прошествии дней, потребовал у врача пояснить, от чего его лечат, что он тут делает, и особенно напирал на объедание им, Кирюхой, государства, которое и так о нас безмерно заботится. Короче, запугал.
   Кирюху выписали со строгим наказом ходить только по жёрдочке, соблюдать режим и ни в коем случае не заниматься  спортом. Он, понятное  дело, обещал, но в больницы с тех пор ни ногой, не считая позже операции аппендицита.


   Числом более тысячи, переходцы не спеша шли ещё почти два года, пока, по прорисям Заривоя и иных, торящих пути, не подобрались, наконец, к запасной цели своего шествия, ибо от начальной, Тогучинской, должны были отказаться: чересчур близко находились бы чужеродные гонители. «Обогни, – было писано, – Баюкальское море с полуночи, минуй четыре реки, кои с гор текут, и путь держи на Багдаринское поселение, тамо наши, русские, испокон веков живут».
   Багдаринские загодя знали о приходе единоверов, но узрев переходцев, вдвое больше их числом, знакомо зачесали в затылках: у каждого поселения свои угодья, ловли, стало быть, пришедшим места нет. Но встретили гостеприимно, по-русски, и после паужны сели судить-рядить, в каких местах расселить столь немалое скопище людинов. Но наперво, знамо дело, послушать свежие новости.
     – Какие у нас новости, – скромничал Семята, – коли сами четыре Лета в пути находимся. Большие новости вам ведомы, чай, бегуны разносят, а малые – как невдалеке встанем, так потихоньку и поведаем. Нам ныне первое дело: где становиться, чтоб места были лепые да богатые. А уж мы на них не пропадём.
     – Знамо, не пропадёте, коли столь долгий путь без потерь проделали!
     – Как же без потерь? А землю отчую оставить – не потеря?
     – Потеря, не могу спорить. Но мы-то живём ныне на родной земле, хотя корни наши иные: вятские, с Юга-реки. Отошли оттуда наши родовичи чуть ли не пять сотен лет тому назад, от чужой веры сохраняясь. Тоже, поди, о родном крае горевали, о погостах отеческих. И такоже сюда пришли, яко вы, такоже, по-доброму, встретили их тут русские люди, такоже место для житья отвели.
     – Ну, вы-то покуда не отвели.
     – А вот заутра собрал бы ты, Семята, молодняк побойчее. Покажу вам место, вёрст двести пятьдесят отсюда, за седьмицу, не шибко торопясь, одолеем. Тайга там богатая: рыба, зверь пушной, о лосях да медведях и не говорю. Разве что в Бургени, верстах в девяти, христиане живут, но те мирные, прибежали сюда ажник пять десятков лет тому. Такоже, – хохотнул, – гонимые. Уживётесь. Их ловы и угодья на всток и полудень, ваши – на полночь. Малой частью ваши ловы бурятские, малой – наши. Мы свою часть отдаём, а с бурятами сговоримся. Бурят не опасайся, в деле и беседе будь с ними пожёстче, а силу твою они и сами увидят.
     – Тебе виднее, Велемар, и знаю я: худого места не укажешь. Поведай-ка ещё, каковые кругом народцы обитают? Встречали мы по пути всяких, в последнее время буряты одни попадались, так мы в них толком-то не вникли. По тому, что глаза узкие, поняли мы: пришлые они, с полудня, где и ныне проживают такие народцы. Разные нам по пути встречались, но те более ликом на нас походят.
     – А чего их разглядывать? Как расскажу про них, стало, так оно и есть. А то, что пришлые, верно подметили: не было их допреж в Сибири. Волхв наш, Светозар, баял про наидревнейшие времена. Поспрошай у него о предках наших. Будто творили они с народцами диковины, нами и до сего дня не постигаемые.
     – Мне о сём кое-что ведомо. Побеседуем после, как обживёмся; будет время.

   Никогда не отказывайте в приюте тем Родам
Великой Расы, кои ищут защиту для потомства
своего от ворогов лютых в поселениях ваших,
полагаясь на мощь мечей ваших. Ибо сохранение
Родов и братьев по Крови есть благое деяние
для каждого Рода.


   Сибирь не всегда была малолюдна. «Даже» официальная история признаёт, что Сибирь была заселена белыми людьми пятнадцать тысяч лет назад. Но если официальная история и этот факт признаёт с великим нехотением, то как же ей признать, что, например, городу Омску (Асгарду Ирийскому) около ста семи тысяч лет. А тут ещё Иван Бухгольц, первый комендант первой Омской крепости, взял да и «заложил» её в 1716 году, за что ему даже памятник установили. А что такое 1716 год? Это время правления императора-узурпатора Петра.
   Замалчивается и тот факт, что на место Омска указывали царю Михаилу Романову воеводы города Тары в Лето 7136 (1628 год), а также царю Алексею Романову – русский историк, исследователь и картограф Семён Ремезов в Лето 7198 (1690). Только город нужно было не заложить изначально, а восстановить: «…предстоит вновь быти городу…». Указания и просьбы прошли втуне, ибо обращавшимся было невдомёк, что Романовы – агенты Ватикана, разрушители истинной русской истории. Потомки боярина Кобылы, будущие Романовы, откровенные западники, были бы известны в истории не более чем политработник Леонид Ильич (Иосифович) Брежнев (Карпинский), не стань он Генеральным секретарём ЦК КПСС. Единственная их зацепка за престол – родство с ними Анастасии, жены Ивана Грозного. После же Алексея Тишайшего, точнее, его «сына» Петра, все «Романовы» (а Романов, значит Римский) явились откровенными самозванцами. Достаточно проследить 75-летнее бабье царствование. И нынешние «Романовы», которых рекламирует российская власть, как бы они ни тужились, не имеют никакого права на российский престол: они захудалые и из худой подворотни «отпрыски» худого и толком не ведомого в России рода.
   Так что воистину: лют государь – и время люто. А что за город стоял на месте Омска, официальная наука сказать не может, точнее, не желает.
   По нашим древним Знаниям, Сибирь – это аббревиатура: Северный Истинно Божественный Ирий. Ирий же – сибирская река, ныне зовомая Иртышом.


   Психологи утверждают, что люди, которых обижают всю жизнь и которые не в силах постоять за себя – вдобавок часто связанные с невозможностью кому-либо пожаловаться – молчат, терпят и только копят внутри себя лютую злобу в ожидании, когда можно будет дать ей выход. И если подвернётся случай, тогда, мол, уж точно не будет пощады: на обидчиков изольётся вся скопившаяся за годы бессилия ненависть. Являлось ли это странным, но у Кирюхи  ничего подобного не наблюдалось. Что же получается: не правы психологи, или это только исключение из правила? Или уж он настолько был забит, что не помышлял о какой-либо мести? Так и этого вроде бы не скажешь. Или от того что, скорее, Кирюха сам иногда бывал виноват. Ну, кто, к примеру, тянул его за язык попенять одноклассникам, что слово пацан – обычное обращение ребятни между собой – происходит от еврейского слова «поц», что переводится, как аналог русского слова из трёх же букв. И тут же получил в морду от Коли Быстрова, несчастного по жизни убогостью и скудоумием, но отменным драчуном, все непонятные для него вопросы решающего исключительно кулаками. Вложил основательно, и Кирюха, подняв было руку, не ответил потому, что увидел осуждение в глазах одноклассников. Да вроде бог бы с вами, хотите называться х*ями, называйтесь, но не ответить тогда на удар было для него непростительно.
   Пацаны беспощадны к слабым, не умеющим или не желающим защищаться. Это закон. А тут ещё проявления болезни, тики. И Коля был единственным, кто время от времени лупцевал Кирюху. Просто так. Убивало, что от одноклассников защиты не предполагалось, хотя отношения с ними были вовсе не плохими, а кое с кем похожими на приятельские, но Кирюха не мог постичь удовлетворения, с каким некоторые его «приятели» наблюдали за избиением, а позже подходили с разговором как ни в чём ни бывало. Витька Хрузло, кровь с молоком, растёр бы этого Быстрова, но благоразумно трусил: у того была  «шобла». Так какого хрена затевать беседы, пусть с виноватым выражением лица! С Быстровым Кирюха вёл себя ровно, будто ничего между ними не происходило, и тот нервничал, злился ещё больше, ожидая возможных пакостей. Коля и так-то был богом обижен, как говорится, убогий, а на убогих  не обижаются. Веденей говорил: попусту думать о враге, желать ему зла – значит, придавать ему силы. Позже, после окончания школы, Коля старался с Кирюхой не встречаться, а если доводилось видеться на улице, отводил глаза и переходил на другую сторону. Но вот великовозрастному однокласснику Игорю Шапиро, тупому, как надолба, на голову выше, Кирюха врезал капитально, вложив в удар все скопившиеся обиды, и с тех пор тот и близко к Кирюхе не подходил. Что же: правы иногда психологи? И учтя грустный опыт, Кирилл Николаевич определил сына в секцию бокса, не раскрывая, впрочем, причину своего решения.
   Не сказать, что Кирюха был слаб физически. Наплевав на врачей, записался в секцию бокса, но по отдалённости жилья не успевал попадать на тренировки, поэтому начал заниматься и тяжёлой атлетикой, и бегом, каждый вечер по десять-пятнадцать километров. Узнай лечащие врачи, их точно хватил бы кондратий, но Кирюха на регулярных осмотрах и не думал извещать их; они же деланно удивлялись его выпячивающимся мускулам и сердцу без «шумов».
   Не мог Кирюха в полной мере приобретать в школе знания. У физички, например, была характерная «кликуха» – Кобра: это за что же учителю могут влепить такое прозвище! Математичка с преподавателем не помнится чего у всех на глазах «крутят роман»; учительница пения по понедельникам ходит по школьному коридору, раскорячив ноги: промежность за выходные дни истёрта вдребезги многими посещениями; тридцатитрёхлетняя «англичанка», с сексуально хищным выражением лица и огромными сиськами, совратила четырнадцатилетнего ученика из параллельного класса и таскала его по кустам; учитель физической «культуры», ответственный за здоровье и физическое развитие недорослей, вечно пьян, пропит до синюшности; преподавателя производственного обучения с характерной кличкой «Мутный» кодла Быстрова регулярно избивала в подворотнях; у учительницы географии невинные девочки, невзначай зашедшие по школьным делам, с ужасом наткнулись на разбросанные по квартире презервативы, а директор школы Дмитриев до жути был похож на Ленина лицом, причёской, походкой и ростом.
     – Скрипка царица музыки, – томно вещала густо размалёванная, послебальзаковского возраста особа с раскоряченными ляжками, посредством этой самой «царицы» разучивая с учениками «Вихри враждебные» и «Интернационал».
     – Что-то фальшивит царица музыки, – брякнул Кирюха, наживая лютую врагиню. Ведь детям, он знал, недопустимо играть фальшиво! И не только играть. И не только детям.
   Слух у Кирюхи отменный. В шесть-семь лет он уже наяривал на гармошке на посиделках, и смачные девушки зацеловывали его чуть ли не насмерть.
     – Кирюшка, домой! – звала бабушка. – Время, глянь, позднее, ночь на дворе!
     – Не уходи, женишок, – шептали «невесты», – мы тебе мармеладу купим.
     – Смотри, не полиняй от поцелуев-то, – с завистью бурчал брат.
   Молодой историк Теодор Леонидович вполне вписался в коллектив «педагогов». Поперву директор школы посещал его уроки, но поскольку тот уверенно давал исторический материал, патетически возвышая голос на патриотических моментах, решил, что молодой учитель вполне зрелый, забросил полагающийся по должности контроль. И тут Кирюха почуял неладное: в чём-в чём, а в истории он был малость натаскан: Веденеи много чего порассказали, да и «взрослые» книги по истории не шутки ради просмотривал. Собственно, самой истории у Теодора было немного, аккурат по программе. А вот смакования по поводу дикости славян, полного отсутствия у них какой-либо государственности, многовекового сидения на деревьях в ожидании цивилизованных народов, которые должны придать им хоть какой-то порядок, было у него без меры, что-то вроде болезни. Сильно прищурив один глаз, глядя на одного из учеников, такая была манера, он выдавал байку про призвание иностранцев-варягов: зазвали-де их, потому что порядка нет, приходите, мол, володеть нами. И лейтмотивом: ах, как прекрасна Франция! Как могуча Великобритания! Как трудолюбивы и законопослушны немцы! Как умны – да что там! – умнее всех евреи! Кирюха уже знал поговорку "у кого что болит, тот о том и говорит". Умному человеку, считал он, нет необходимости доказывать, что он умный. В результате ученику, будущему взрослому человеку, ежели не сыграет в нём генная память, всё у французов (немцев, евреев) будет нравиться, и всё-то ему у русских будет нехорошо. Да гордись, дурак, что ты русский, что родиться им тебе повезло!
   В основном, евреи в школах стремились в историки. Не потому, что история «считалась» второстепенным предметом и можно было не очень напрягать свои разжиженные мозги, а потому, что легче было влиять на неокрепшие умы и лепить из них «помощников» для еврейства. Да и директором школы гарантированно становился преподаватель истории (и член КПСС). Кто постарше, помнит.
     – Теодор Леонидович, – поднял руку Кирюха, – а ведь Франции с Германией в те годы и в помине не было. Были галлы и сброд племён, будущих немцев, которым до государственности ещё века приплясывать. Были, правда, франци, вранци, но это не французы, а славяне. И вся тогдашняя Европа – славянская.
     – Это ты мне, историку, будешь говорить? – скривился полупрезрительно-полунасмешливо. – Положено изучать историю по учебнику. А ты где вычитал?
     – Да есть книги, – Кирюха не хотел называть авторов, пусть гадает историк.
     – То, что на уроках даёт учитель, должно приниматься беспрекословно!
     – Киев был обыкновенным базаром, куда съезжались торговцы со всех сторон света, больше ни на что он не годился; не случайно именно здесь стало возможным внедрение христианства, потому что это религия, которая зиждется на выгоде, – под дружный хохот довольных одноклассников издевался Кирюха на следующем уроке, – Русь Киевская была мелким княжеством по сравнению, например, с Русью Новгородской, Биармийской, Сибирской, Дальневосточной, Забайкальской, Аляскинской и другими русскими княжествами.
     – Аляскинской?! Ступай на место. Двойки тут много, влеплю-ка я тебе кол!

     Царь Василий II Васильевич Тёмный был «Царь Великая, Малая,
  Белая, Златая, Червонная, Серебряная Руси и Царь Трёх Индий».
  То есть территории современных России, Украины, Белоруссии,
  Австрии, Чехии и Словакии, Болгарии, Польши, Сербии – Земель
  Великой Венеи (ныне Европа) вместе с Пруссией (Поморской Рус-
  сией) и территории Индостана, Индокитая, Индонезии. Слово
  «инде» означает одновременно и вопрос, и «далёкое место». От-
  сюда «Индостан» – Далёкий Стан. Названия многих Земель зву-
  чат на славянских языках: Казакстан, Пакистан, Афганистан,
  Опалённый Стан (Палестан, Палестина), Персия (Перунова сия
  Земля), Иран (Ириания – Земля пришедших с Ирия) и так далее.

   Кирюха попытался представить, как таковое сведение доводит до русских недорослей Теодор Леонидович Вайсман – и у него ничего не вышло.   
   Скажите на милость, и это учителя? Как прикажете уважать их, принимать от них знания: кто в том Кирюху убедит, кто ему разъяснит? Конечно, можно наплевать, как плевал на всё жизнерадостный Хрузло, но тогда придётся считать сие моральное бесчинство за норму и самому быть таким же: какие учителя, таковы и ученики, по образу, так сказать, и подобию. Никакая благополучная-разблагополучная семья не упасёт. То-то у Хрузла ещё со школы зрела заветная мечта: поиметь тысячу женщин. Прямо отсюда, со школы, и начал. Сделав неплохую карьеру в основной своей деятельности, желаемой мечты «по женщинам», по его словам, достиг, но личную жизнь превратил в копейку: всё искал, где бы разменять. И надо же вести учёт, записывать, иначе со счёту собьёшься!
   Остаётся добавить, что здание школы стояло, оказывается, у старинного кладбища, и когда стали разравнивать бульдозером землю для устроения площади с жизнеутверждающим названием «Юбилейная», из-под ножа полезли черепа и кости, на которые отчего-то мало кто из руководителей города обращал внимание. Нервные девочки шарахались от ископаемого материала, а Светка Козарец, стройная симпатяга с большими красивыми глазами, та визгом заходилась, вынужденная каждодневно ходить на занятия мимо сего ужаса.
   С глубоким уважением вспоминает Кирилл Николаевич золотые перлы: Анну Михайловну Светлову, русский язык и литература, и Валентину Николаевну Смирнову, преподавателя химии. Как же они обретались в этом жутком кубле?!

   Быть учителем – честь и ответственность.
Школа не завод, и брак в ней исключается.
Брак учителя – удар по ученику и обществу.


   Наверное, тайга везде одинакова, но Семята с воями целую седьмицу исхоживал будущие угодья, и ко всему душа лежала: полно красного лесу; быстрая река с чистой, как слеза, водой; в падях три озера, небольших, но богатых рыбой и птицей; луга по пологим сопкам, на которых удобно и скот выпасывать, и сено на зиму заготовливать; а в широкой долине, промеж трёх сопок, где не задувают ветра, так и хочется поставить само селение на берегу озера. Знатное место указал и отдал Велемар одноверам! От доброй души, от чистого сердца!
     – Гривец, возьми двоих людинов, ступай в Багдарин, накажи Богумилу: всем сниматься и сюда поспешать. Заканчивается наша дорожная жизнь! Кланяйтесь багдаринским, благодарите за добро; скажешь, будем наведываться, да и к себе приглашай, но не вдруг: построиться надобно. До праздника нам ещё далеко.
     – А ты?
     – Пойду в Бургень, к христианам, Воркушу, вон, с собой возьму.
     – На што тебе Воркуша?
     – Пусть поглядит на одноверов, кои первыми ушли. Мню, глаза у него вылезут да уши в трубку свернутся, как увидит да услышит про их здешнее житие.
     – Пошто так?
     – Другие ныне христиане старого обряда, воротливее, хотя бы Тару возьми.
     – Пошто? – не унимался Гривец.
     – Не успели по самые уши в говне вымазаться. К нам более тяготеют. Старая память. У них и обряды-то больше русские, чем христианские. Да, по сути, у христиан на Руси своих обрядов и нет, у нас уворовали да к себе приладили. Вот и хочу потолковать с ними. Чаю, не пойдут против соседей новых.
   В Бургени о пришедших знали. Сороки, что ли, вести по тайге разносят, но доходят новости, считай, мгновенно, да и тарские уже седьмицу рядом тёрлись.
   Сибирские собаки лишний раз не гавкают, не пустолайки, потому и шума не было зряшного, вошли по-тихому. У второго дома поверх изгороди выглядывала дева, кровь с молоком, одетая в наглухо зашнурованное в подгорлии платье с вышивкой родовыми знаками на рукавах и по низу подола, на голове кокошник с начельником, волосы собраны в одну косу: все приметы незамужней. В таких нарядах сибирские женщины красовались десятки, а то и сотни тысяч лет.
     – Здрава будь, милая, – обратился к ней Семята, – каково живёшь-можешь?
     – Твоими молитвами, коли добр человек.
     – Добр, красная дева. А и лепа же ты, глядеть любо!
   Но та ни на Семяту, ни на Воркушу, считай, не смотрела, пялилась на молодцев, сопровождавших Семяту в Бургень. Девье любопытство было замечено:
     – Что, красавица, хороши мои вои, коли глаз с них не сводишь?
     – Хороши аль не хороши, а женихов у нас недостаёт, всем девам не хватает.
   Несмотря на природную скромность, сибирские девы и женщины в разговоре не стеснительны, говорят напрямую всё, о чём думают. А для чего юлить?
     – Выбирай, у нас женихи имеются.
     – Тама-ко видно будет, – зарделась дева, – ступайте пока, ждут вас.
     – Откуда же ведомо, что придём мы?
     – Эва хитрость: смотрели за вами, вели.
     – Ну да, ну да… – покосился Семята на своих воев. – Кто ждёт-то и где?
     – Агрипа Старой, в начале он у нас; подворье его у листвяков, чай, видишь?
   С десяток могучих лиственниц росли вдоль улицы, являя собой естественное ограждение подворья Агрипы. Сам он стоял в воротах, опершись рукой на верею, и смотрел выжидательно, из-под руки, на подходивших к нему людинов.
     – Мир и благополучие дому твоему, Агрипа, всем поселянам твоим!
     – И ты здрав будь, Семята, входи, дорогим гостем станешь!
     – Мне имя твоё ваша дева назвала, а ты моё как знаешь?
     – Тайга знает.      
     – Шли мы, – рассказывал Семята, сидя уже за столом в горнице дома Агрипы, – почитай, три с лишком года, из Тары путь держали. Почему ушли, и что там творилось, то тебе ведомо. Какими путями-дорогами добирались, что повидали, о том, не спеша, поведаем; ведь соседи будем, а? Ловы твои не нарушим?
     – Ловы наши на въсток, сие тебе ведомо. Велемар присылал бегуна, отписывал мне, как с вами порешил. Живите. Помощь какая нужна будет, пособим.
     – Благодарю тебе! Помощь не потребна, много нас, управимся. Про своих бы рассказал, Агрипа, да и Воркуше, вон, одноверу твоему, любознатно. Откуда да как пришли в сию сторону? Не жаль, так запишем повесть о пути вашем. Есть у нас путевые замети, древние ещё, ажник до Аляски и далее. Пусть люди ходят.
     – Пишите, не жаль. Да сколько зим-то прошло, я в те поры ещё отроком был. Надобно како-нибудь дедов созвать, расскажут; и записи мы имеем, а как же!
     – Деды-то крепки ли? Не примрут невзначай?
     – Нас переживут. Иные к сту подбираются, а не гляди: память свежая.
     – Ин и добро. А что это дева про женихов баяла, мол, нету их?
     – А-а, Дожина! Бойка! Последыш у отца с матерью, из остатней муки колобок, дак балованная. А женихов в Бургени и вправду мало, в последние годы, как напасть какая, всё девки рождаются. Хоть и говорится, что из репки не вырежешь девки, коль на девок урожаю нет, так мы сие присловье ныне к парням прилагаем. Не станешь ведь за бурята выдавать, кровь портить. Бог не простит. Что же теперя: роду кончаться?
     – Дак у Христа нет ни эллина, ни иудея, пошто же не отдать деву за бурята?
     – Ты, Семята, никак посмеяться надо мной вздумал? Вы же кровь родов своих не портите! О роде крепком рассуждать, так Христос этот у нас сбоку стоит, ибо в писаниях о нём не всё нам гоже, благо ещё, умные люди отличают. Во многих верах своему народу кровь мешать возбраняется, мы-то чем хуже.
     – И кто же у вас за попа, что таковое богохульство сносит?
     – А я. Сам в начале, сам и службы правлю.
     – Где ж твой молельный дом?
     – А вот он, сидишь ты в нём. Живу я здесь. А часовенка, вон, за рекой стоит.
     – Ну, каков поп, таков и приход. Что ж за рекой-то, а не на красном месте?
     – Понимаю я, к чему ты ведёшь, да как теперя от веры отцов отбывать?
     – Вера отцов-то иная совсем, али запамятовал? От веры христианской отчего же не отбыть? Чужая, дак… Воротись к своей, и думать здесь не о чем!
     – Не вдруг сие делается. Мыслю, вышние силы для того вас и послали. Через женитьбы дело, столь многотрудное и больное, без свар, за годы, и спроворили бы. А будет кто противиться, ну-к что ж, никто не неволит, чай, мы не никониане, кровью да огнём насаждать не станем. Разве ж такое силом деется?
     – У тех причины иные. И коли говоришь, копать любишь, так раскопаешь. А сказать, что христианство всаживалось огнём и кровью, так будто не ведаешь.
     – Знаю, не скрою. И копаем, мил человек, давно копаем… А скажи-ка, каких вы родов-кровей, не то, не дай бог, дальними сродниками окажем себя?
     – Были тарские, а глубже брать, за многие колена, так больше костромские.
     – И ладно, – выдохнул с облегчением, – наши-то корни с Волги, с Керженца. Даст бог здоровое потомство, продолжатся роды наши. А ты, Воркуша, никак христианин? Как же попал к Семяте, чужому по вере? И что мыслишь далее?
     – Ты, Агрипа, о неспешности баешь, на меня же наседаешь. И мне, сомутному, время надобно: оно лучший поправитель и всё устроит, как по жизни следует. Не скажу о какой-нито двойной вере, но тяготею я к Семяте, зело мудрому мужу, верю я ему; хоть он и не бог, а вера в него, в его мудрость, мне нынь важнее бога. Укрепить род свой собиной, а паче духом – сие и боги наперво велят.
     – А чада твои?
     – Что ж дети? Неволить не стану. Они уж не мои, а сами свои, выросли.
     – Дети все наши…


   Крепко помнят русские люди, о чём говорил когда-то мудрый Заривой: русскому человеку какую хочешь веру навяжи: хоть в воду макай, хоть хрен ему обрежь – всё одно он своего Бога будет чтить и славить, того, что в душе его. А чужая вера в душе не откликается.
   Не так давно был изобретён и, говорят, успешно применён странный по сути термин, слабо, однако же, прикрывающий провал благостного христианского учения на Руси – двоеверие. Считается, что христианские идеологи ищут причины провала и, представьте, даже находят и «помощников» подключают, которые и подхватили с чужого голоса: ах, мол, двоеверие! Но по жизни часто бывает, что покуда человеку, не думающему собственной головой, не указать на суть того или иного явления, он будет крутиться около этой сути, не в состоянии её увидеть. А ещё часто бывает, что найденное ищут старательнее ненайденного, откровенно не желая замечать того, что находится на виду, на поверхности.
   По наблюдениям и беседам с людьми, считающими себя христианами, хотя и не чуждающимися русской народной обрядности, которую поначалу категорически запретило русским людям пришлое христианство, Кирилл Николаевич поделил их на три категории. Первая – читающие Библию, другие христианские тексты, принимающие христианские догмы и верующие в Христа. Они искренне убеждены, что проникают в глубину человеческой мудрости. Известного, но скрываемого факта, что мудрость у их же предков и списана, они либо не знают, либо их это не волнует. Вероятно, они христиане, и хоть русские по рождению, но уже не русские по сути, ибо библейские писания перенасыщены рассказами о пролитии многой крови, причём пролитие её в священных книгах не осуждается, что нормальному русскому человеку отнюдь не присуще.
   Вторая – читающие, возможно, изучающие, иногда бывающие в церкви, но не согласные, не приемлющие по разным причинам. Позвольте, что значит «несогласные»? Так они христиане или неведомые нам двоеверные? Опять не выходит.
   И третья, пожалуй, самая смешная, если бы не было так грустно, и самая многочисленная, не побояться счесть, процентов эдак девяносто девять русских по рождению «христиан». Библий не читают, но в христиане лезут, хотя не знают наизусть даже «Отче наш», не говоря о «Символе веры» и других текстах; не имеют представления, например, о христианских конфессиях, напрочь не понимают, для чего посещают церковь. Вся их «вера» состоит в обрядности, некоей привычке, скажем, запалить свечу «за здравие» или «за упокой», будто за свечи и самодельные бормотания, якобы молитвы, им поможет Христос, о котором они понятия не имеют, но когда узнают, приходят в смятение и ужас; кинуть в ящик «десятку на храм». Они христиане или двоеверные? Да уж, похожа вилка на бутылку! Многие из них прикрываются запущенной, опять же сверху, фразой со слезинкой в глазу: мол, бог у меня в сердце. Смотря на этих «третьих», приходишь к выводу, что в христианской церкви не молельщики, а публика, и христианство для них неведомо в чём состоит, кроме как «Господи помилуй» и «Тебе господи подай с господом». А в начале «перестройки» – разрешили! – народ валом хлынул в церковь, ходить туда стало просто модно, и там проводились своего рода тусовки, разве что фуршетных столов не накрывали. А зря: ведь если Христос есть в сердце, он должен быть и в желудке.


          Вера – это абсолютное, бездумное восприятие того, что тебе вну-
          шают учитель, проповедник, пророк. Слепая вера – страшное ору-
          дие оболванивания народа. Иудейство, христианство, марксизм-
          ленинизм (коммунизм) – все эти религии базируются на ВЕРЕ.


   Ни убавить, ни прибавить, чем и сильны высказывания Родовых Мудрецов, разве что не всегда им внимают, по разрушающему христианскому утверждению «нет пророка в своём отечестве». Если объяснять понятие веры проще, вам указывают на стену, выкрашенную в зелёный цвет, и говорят, что она красного цвета – и вы «верите». Верой называется нежелание знать истину.
   Надо сказать, что обряд – это не вера. Что человеку одежда, то вере обряд. Но христианство ничего своего не имело, ни на какое творчество было не способно, поэтому перехватило обряды природных религий и сделало их «своими».

         Обряд – хозяйство, порядок и устройство в доме, обиход; введённый
         законом или обычаем порядок в чём-либо; внешняя обстановка како-
         го-либо действия условными околичностями; церемония, обык, за-
         конный порядок, чин. 
         Владимир Иванович Даль.  Толковый словарь русского языка.

   Суть же двоеверия проста, как две копейки, и состоит не в каких-то двух или нескольких «верах», якобы поселившихся в человеке, а в соседствовании, когда рядом уживались, например, православные староверы и правоверные, сиречь праведные христиане, старообрядцы. Так что, несмотря на христианские рекламирующие потуги, двоеверие (троеверие, пятиверие) является не столь религиозным понятием, сколь географическим, и к вере мало имеет отношения.


   Дожина выбирала-выбирала, а после втюрилась, да так, что не елось, не спалось, с лица сошла, исхудала; но опомнилась: худую кто возьмёт? Ведь от тоски и зверь бежит, и птица летит, и рыба мрёт, и цветы вянут, и сады глохнут…

   Сяду я, сяду ко милому саду
   И пересяду на путь, на дорогу,
   И стану я, стану милому пенять:
   – И что ж ты, мой милый, в гости не идёшь?
   – Уж я рад бы ходить, да ещё нечего носить,
   Я рад бы разъезжать, да некого впрягать:
   Сивка да Бурка и те в Петербурге,
   Пеньковые заворки висят у Егорки.
   Егоркина жёнка скотину блюдила,
   Скотину блюдила, имян нарекала:
   Кобыла Ненила, жеребец Данила,
   Корова Алёна, бык Алёшка,
   Имануха Пашка, иман Николашка,
   Свиньи Аксиньи, боровы Васильи,
   Курица Хохлушка, петух Петрушка,
   Кошка Хаврошка, кот Агафошка,
   Утки Маврутки, селезни по утки…

                Зазнобил парень моё сердечушко,
                Зазнобил меня да повысушил
                Суше ветра, суше вехоря,
                Суше травы шелковоей кошёноей!..

   И Гривец нездоров: заприметил деву красную. Еле догадался сказать Семяте, а тому и говорить не надо: сам давно узрел. И когда явились сваты, Дожина, узнав имя, сомлела, ухнулась на пол. Не успела, вишь, загодя присесть.

   В Новой Костромке и Бургени грядут свадьбы, три десятка зараз, в един широкий заход. Давно не видала Забайкальская Русь эдакого размаха! После рукобитья шёл обряд заплетания косы на девичнике, когда невесте в последний раз заплетали однолучевую косу, символ девьей чистоты и красоты.

                Сажусь я, красная девица,
                На дубовую на лавочку,
                Под косящето окошечко.
                Кому же я буду кучиться?
                Кому низко кланяться?
                Благослови, родимый батюшка,
                Заплесть мне косу трубчату
                И вплести в неё ленты алые!
                Неужели-то я открасовалася?
                Неужели-то я отбасовалася?
                Како же было моё красование?
                Како же было моё басование?
                Во слезах-то я сижу, во кручинушке,
                Во большой-то во заботушке.

   На обряд же расплетания косы, означающий расставание с девьей волей, при помощи зватов собирали приглашённых, каждый из которых, расплетая прядку, подносил подарок, что называлось «положить на косу».

                Ты коса ли, моя косанька,
                Ты коса ли, моя русая!
                Тебя чёсывала матушка,
                Заплетала ро`дна се`стрица!
                Уж как мне ли тебя, косанька,
                Знать-то, боле не плетать будет,
                Алой ленточки не на`шивать.
                Расстаюсь с тобою, косанька!
                Расстаюся с девьей кра`сотой!
                Расплетут тебя, косанька,
                Как на мелкие на прядочки,
                Поведут меня, девицу,
                В нову баню мытися.
                Там я смою девью кра`соту
                Ключевой водой студёною.

                Под китью, китью лебедь кикает,
                В терему девица расплакалась
                О своей об русой косе,
                О своей о кистке шёлковой.
                Батюшку кликать – голосу нет,
                Голосу нет, и речь не течет:
                – Батюшка, поди косу расплети,
                Надвое разложи
                По моим могучим плечам,
                По моему цве`тному платью.

 
   Наши Древние Знания повещают: всё, что даровано человеку Небесными Богами и Матерью-Природой, необходимо для его гармоничного существования в данном Явном Мире. Немыслимо сбривать бороду, если она назначена Природой, срезать клитор у женщин или защиту с крайней плоти у мужчин.
   Волосы испокон веков образно сравнивают с засеянным полем пшеницы: как колосья пшеницы впитывают в себя все соки и живительную силу Матери Сырой Земли и чистый свет Ярилы-Солнца и хранят их, так и волосы человека получают и сохраняют живительную силу от Небесных Богов, от Земных Родителей и Предков Рода, от Матери-Природы, от космических лучей Ярилы-Солнца и Небесных Звёзд. Недаром волосы издревле называют космами, то есть связанные с Космосом, который подпитывает человека. Волосы символизируют множество светлых Природных и Божественных Сил, которые помогают человеку в жизни; они означают достаток  в древнем Роду, изобилие и счастье в семье.
   Девушкам с малолетства волосы заплетали в одну трёхлучевую косу, что символизирует объединение жизненных сил Миров Яви, Нави и Прави. Коса располагается вдоль позвоночника, и все светлые Вселенские силы через волосы переходят в позвоночник и наполняют тело, Душу и Дух девушки особой жизненной силой, подготовливая её к будущей Священной миссии материнства.
   Когда девушка выходит замуж, её девичью косу расплетают, а заплетают две косы, ибо с этого времени через волосы, собранные в косы, она получает жизненные Вселенские силы не только для себя, но и для будущих детей.
   Волосы, выпавшие при расчёсывании, нельзя бросать на пол или на землю, ибо этим можно лишить себя жизненной силы, которую даруют нам Мать-Природа, Небесные Боги и Великие Предки Родов наших. Выпавшие волосы следует сжигать или повязывать на молодое плодовое дерево, чтобы ваши волосы хорошо росли и были крепкими, как дерево.
   Количество волос в бороде мужа определяет число его предков: чем гуще борода, тем более древен Род человека. Характерен пример народцев, у которых борода почти отсутствует или её нет вовсе.
   В идеале детям до двенадцати лет даже кончики волос не подстригают, чтобы не состричь ум, постигающий жизнь, законы Рода и Мироздания, чтобы не лишить их жизненной силы, даруемой Природой, и обереговой силы, которую дают Боги-Покровители и Родители.
   Подравнивание кончиков волос на длину не больше одного ноктя у молодых людей до шестнадцати лет совершается для того, чтобы волосы быстрее росли, и это деяние совершается только в дни новолуния.
   Расчёсывание волос – своеобразный Священный ритуал, во время которого прикасаются к космическим потокам и чувствуют нисходящие с Небес потоки жизненной силы. Совершается этот Священный ритуал при помощи гребня, изготовленного из Священных металлов либо из ветви Священного дерева.
   Детям в малом возрасте волосы расчёсывают Родители, затем дети расчёсывали себе волосы сами. Доверять расчёсывать свои волосы можно тому, кого хорошо знаешь либо любишь. Позволить расчесать волосы любимому – великое счастье. Пусть расчёсывает волосы только избранник или муж.
   Волосы содержат в чистоте: когда волосы чисты, то и помыслы чисты.
   Окрашивать волосы недопустимо! Какой цвет волос дан от рождения, такой спектр энергетики необходим для нормального существования. Когда женщина красит волосы, она изменяет спектр и получает другую энергетику, и организм начинает бороться. Женщина сетует: корни полезли. Да не корни полезли, а организм борется. Изменён цвет волос – изменён поток энергии, поступающий в организм. Если поток меньше – организм выбрасывает лишние волосы из-за недостатка энергии, больше – тоже выбрасываются лишние волосы и тем самым ограничивается поток энергии. Приток чужеродной энергии приводит к смерти.
   Как правило, это химия, а химия – это уже влияние: идёт изменение химического состава. Разве боги, создавая нас, сделали какое-то упущение? О красоте женщины может судить только мужчина, ибо женщина выискивает в себе одни лишь недостатки, прислушивается к общественному мнению. Разные мужчины, глядя на одну женщину, создают разное мнение. Всем понравиться нельзя.
   Нельзя красить ресницы: будут выпадать. Родился человек с белизной – его зрительному органу необходима именно эта энергетика. При окраске ресниц чёрным цветом поглощается вся энергия подряд: чёрный цвет поглощает всё. И нечего удивляться, что ресницы выпадают: идёт большой поток энергии. То же касается косметики вообще: в молодости она ни к чему, а в старости – стыдна.
   Когда появляется седина, человек получает чистую, божественную поддержку. При окраске седых волос человек поддержки лишается, перекрывает себе каналы. Седина украшает человека. Человек убелён мудростью.
   Если бы было нужно, чтобы человек родился с дыркой в ушах, то так и было бы. Наши предки носили клипсы. Если бы было нужно, чтобы на крайней плоти не было защитной оболочки, так и было бы. Обрезание – насилие над Природой. Если бы было нужно, чтобы на лице не росли волосы, так и было бы. Стригут волосы только ритуально, особым способом и в дни, указанные в календаре. Любые посягания на Законы Природы ведут к серьёзным заболеваниям.
   Древнейшая поговорка «у бабы волос долог, а ум короток» возникла неспроста. Современные, цивилизованные, женщины, бездумно обрезающие данное богом богатство и делающие короткие «причёски», навсегда лишают себя, во-первых, жизненной энергии, во-вторых, и так «короткого» ума, и, в-третьих, – приобретают множество болезней, не в состоянии постичь, почему те возникают, так как ума на понимание становится всё меньше. Современная убивающая реклама вовсю нахваливает всяческие краски для волос. Кроме того, внешний вид смахивает на мужской, вдобавок при ношении мужской одежды, что также искажает суть, несёт недуги, превращает женщин в обдергаек и драных кошек.
   Баба в штанах – последние времена пришли, – сетуют люди, понимающие пагубность «новшеств». Заповедь Бога гласит: «Не носите, жены, одеяний мужских, ибо женственность потеряете, а носите то, что вам полагается». Женские и мужские одеяния имеют свою форму покроя, шьются из определённых материалов: льна, хлопка, шёлка и других природных. Известно, что душа есть и у камня, и у древа, значит, и у одежды есть своя энергетика. Например, рубаха охраняет женщину своим защитным коконом, и охраняет многократно. В самом деле, до шестидесятых годов двадцатого века женщины если и надевали мужскую одежду, то только на работе: трактористки, шофёрки и ещё мало кто. Дальновидные люди, не только пожилые, пытались вразумить бездумно жаждущую новизны молодость, но тщетно: нет пророка, по разрушающей формуле, в своём отечестве. В лучшем случае получали клеймо ретроградов. Прошло всего полвека, а опираться на что? На телевизор, моды? Да на здравый смысл, на свои корни!


   На древний праздник Любомир сотворите великий пир
на весь мир, ибо кто свадебных пиров не учиняет, тот
честного достатка и благости детей Родов своих лишает,
и новые Семейные Союзы те Общины и Боги не принимают.


   В Любомир, так называется свадьба у русских, Гривец, как и полагается по обряду, перенёс Дожину на руках через порог своего нового дома, и, по окончании свадебных пиров, молодая семья начала совместную жизнь. Попервости Дожина покобенилась было, проявляя свою вольную, от бытия с родителями, суть, попробовала перечить мужу, но Гривец огрел её поперёк спины плетью, вручённой, кстати, предусмотрительным отцом Дожины, и жизнь наладилась, пошла должным ходом, но плеть покуда висела на стопочке, у двери: жена без грозы хуже козы. Когда же, по приезде её отца к Семяте по делу, она пожаловалась на Гривца, отец добавил ей, благо, тянуться за плетью было недалеко.
   Плеть – мера весьма действенная, но ослепшими потомками почти забытая. Потому и маются многие с амбициозными, эмансипированными особами, которые почему-то называют себя жёнами, а на погляд ни баба, ни курочка ряба – ни петь, ни рисовать, ни стряпать, ни стирать, ни копейку считать. Да и злые бывают непонятно отчего, будто никогда их солнце не грело. Так и того ещё мало: лихие феминистки всерьёз утверждают, что муж никогда не может и не должен быть правым. А всего-то – забыта плеть. Видно, мужья всё же сами виноваты.
   В действительности же, плеть – средство начальное, краткосрочное, почти одноразовое, да если применять её не в буквальном смысле – как раз эта великая мудрость наших предков и подзабыта. А её видно невооружённым оком, у всех она на виду. Народную мудрость не надо искать, она заключена в сказках, песнях, притчах, пословицах, поговорках. Беда, что не всякому её дают с детства, или слышит дитя, но не внемлет: мыслить уже отучен. Ведь, по большому счёту, сказок нет – они суть правда жизни. Сказки детям, конечно, читают, но без пояснений: либо сами уже без Пути, либо, за недосугом, дожидаются, пока у чада генная память сыграет; русских песен ныне не поют вовсе; о притчах народных и слов нет. Не будет родовых корней, родовой мудрости – не будет и народа. Сие аксиома.
   Есть «радикалы», которые так и отпечатывают: город и семья несовместимы. Город, мол, каменный, а люди железные. Городские бабушки – не сельские, житейская мудрость на них давно уже жалкими обрывочками болтается. А вот в разговоре деревенской бабушки с внучкой пока ещё можно услышать такое:
   «Должно, помирать скоро, дак ты послушай-ко, что пользы скажу. Вот вырастешь и станешь женой, матерью. И будет муж у тебя. Дак ты не хвались никогда: вот, мол, муж у меня! Утром вставай пораньше да осторожно, чтоб муж не слышал, как встаёшь. А с вечера и одежда, и обувь у него должны сиять чистотой. Он проснётся, а у тебя вкусно на столе всё приготовлено. Не груби, улыбайся, тешь его и корми с великой радостью. Он сильный, но всё равно до смерти ребёнком любит быть. Не позволяй ему лазать в чашки и черепушки самому за едой  –  это для хорошей, толковой жены позорно! Всё подмети и замети, в чистоте и опрятности дом содержи, блюди себя и наряжайся перед ним, гляди ласково. Не ревнуй и не упрекай зря, скверными словами не обливай при нём никого, а его в особенности; в беседах с людьми, в гостях ли вы, на улице, поддерживай его обязательно и прилюдно не подвергай его слова сомнению. А он будет тебя сравнивать с другими жёнами и в добре семейном усвоит и затвердит: «Вот у меня жена так жена!». Сама хороша, и муж хорош будет.
   Терпи и все горести его лечи своей любовью, не раздавливай его своим умом, не перечь, и он, милый, никогда к чужому подолу не прибьётся, от чистоты семейной и душевной брезговать станет чужими бабами, с лёту станет примечать их недостатки, сварливость и опущенность, да и от людей стыдно будет ему шаг в сторону сделать. От добра добро не ищут.
   Ведь какая женская порода: женский род лебяжий, если кого полюбит, друг без дружки не живёт. Приношение себя любимому человеку есть высшее женское счастье. И муж твой возвысится, он поймёт, что должен нести в себе такой же свет любви и добра. И когда он принимает этот лад, находит силы ответные к тебе – это и есть домашняя семейная святыня, где согрешить и обидеть нельзя и приходит душевный покой, божеская благодать». Превосходная школа!
   А одна москвичка разошлась с мужем из-за того, что тот указал ей: при очистке картофеля не оставляй на клубнях глазков, вырезай их. А один питерский разошёлся с женой после четвёртого сожжённого ею за год пылесоса. Анекдоты?

   
   В плети ли дело, нет, а завертелась молодка по своему хозяйству, новому, обретённому, не чаяла враз заиметь таковое обилие: в Бургени-то, что ни говори, а жили худовато. Здесь же новосёлы на постройки не скупились, возводили основательно, по-сибирски: чего жаться-то, места полно. Кто не видел, хоть бы в журналах и книгах, внушительные сибирские дома? Числом до ста семей, сто дворов и поставили, не скупясь на ширину улиц и большой, от пожаров, промежуток между дворами, – и Новая Костромка едва ли не поболее Бургени вышла. Поселение сработали добротно, как мера и красота сказала, как боги строили. Поспешали, чтобы зазимовать без невзгод, оставляя все празднования на потом. Что касаемо обихода, тут Семята более всего жесток: перед грядущим выживанием что натопаешь, то и полопаешь. Зато месяц прошёл – обустроено святилище, стоят новые дома, сбиты печи, обихожена скотина. Молодняк и отроки охотились, рыбачили, а девы из-под ног припасы заготовливали. Рыбу-то ловили в реке и ближних озёрах, а вот за крупной дичью ходили пока подальше, дабы прежде времени не пустошить свои ловы и не баламутить зверьё понапрасну.


   А празднование новоселья затеяли в оусень, далеко после бабьего лета. Тайга уже обрядилась в золотые краски, зелени стало меньше ещё и потому, что хвойный лес в округе был во множестве вырублен на строительство. Когда-то на вырубках молодняк поднимется? Тепло ещё проскакивало, но заморозки по ночам бывали крутеньки, по заберегам похрустывал первый ледок, вытаивая только к полудню. Наставала пора добычи пушнины, и охотники с нетерпением ожидали первотропа, ещё и ещё раз просмотривая оружие и снасти. Понятно, что с пищалью на зверя не пойдёшь, каким бы крупным он ни был: пищаль снесёт башку, разворотит тушу. А так: рогатина, да охотничий лук, да сеть, да нож.
   Гостей, ближних и дальних, оповестили заранее и просили прибыть ко дню Александра Вещего, к двадцать первому сентября, по христианскому исчислению, чтобы начать праздник в День Новолетия Лета 7234 (22 сентября 1726 года). Прибыли новые сродники, почитай, треть семей из Бургени; добрались багдаринские немалым скопом – эти, как одноверы; со всех сторон навалили буряты: с Конды, Уды, Холоя, пригнали стадо олешек на мясо, навезли красной рыбы, вяленой и живой, в мешках, переложенной крапивой. Им-то что: не на себе таскать – в любое время на волокушах; телеги в тайге не предусмотрены. Невесть откуда взялось несколько якутов, правда, привезли только своего шамана. С трудом разместили сродников и багдаринских; а буряты с якутами – те, к юртам да чумам привычные, шумным скопищем расположились под сопкой.
   Недолго выбирал волхв Велеглас чистое место для святилища, ибо все места в округе были первозданно чисты, и оставалось искать лишь по красоте. И для сего много времени не потребовалось: у крутого склона сопки, перед кедровником, невдалеке от быстрой реки, подготовили огромную площадь. Рядом с кедровой рощей поставили хран на высоком каменном фундаменте, шестнадцати аршин высотой, как и наказывали боги и предки: чтобы не ниже. Святилище обнесли оградой из сухого листвяка, врытого в землю стоймя, внутри выставили вырезанные из листвяка же изваяния богов: Сварога, Хорса, Лады, Макоши, Велеса, Перуна, Похвиста и иных; снаружи, между рощей и храном, поместилась трёхметровая статуя Чура. Плоский валун для жертвенного камня, алтаря, нашёлся неподалёку: диаметром до аршина, он как раз подходил для своей цели. Огневище-краду для жертвенного огня выложили рядом с алтарём, обложив по кругу камнями кремниевых пород, которые выдерживают любой жар.
   Велеглас с младшими волхвами сразу же освятили капище, давать же ему название торопиться не стали: время есть; да и пусть над этим людины подумают: либо назвать по месту поселения, либо по имени одного из родовых богов. Современные староверы поведывают, что Священные Рощи и Дубравы – это особо почитаемые места, где проводятся праздничные Богослужения, Ритуалы и Обряды, где человек может соединиться с Матерью-Природой и получить Жизненные Силы, Радость и Чистоту.
   Вопреки сложившемуся в наши дни искажённому мнению, распространяемому «специалистами» различных толков, будто у Славянских и Арийских народов не было никаких Хранов (читайте: строений), что все Священные Обряды и древние Ритуалы проходили только на открытых местах, в Священных Рощах и Дубравах, Славянские и Арийские народы с древнейших времён имели множество самых разнообразных Хранов, Капищ, Святилищ и других культовых сооружений, в которых Жрецы Древних Богов вели богослужения и совершали различные Обряды и Ритуалы.
   В день празднования, рано утром, Велеглас наособицу обратился к отрокам:
     – По древним преданиям, во время гимнов и обращений к Богам мы осеняем себя Святым Знамением, для чего три перста правой руки – большой, безъимянный и малый, концами соединяются вместе в честь Великого Триглава Мира Яви – Сварога, Перуна и Свентовита, которые суть Совесть, Воля и Свет, – а два перста – указательный и средний – соединяются прямыми вместе и означают Род Небесный и Ладу-Богородицу.
   Сложенные два перста налагаем на чело, левое и правое око, а затем на уста. Святым Знамением мы освящаем Святую Веру нашу, повторяя Святую молнию Перуна, освятившую жизнь Предков наших и освящающую жизнь нашу.
   Святое Знамение полагаем на чело, чтобы освятить ум, постигающий Мудрость Богов и Предков наших; на очи, чтобы освятить зрение наше и видеть истинное Творение Богов и Предков; на уста, чтобы освятить Слово Божие и Мудрость Божию, исходящие из уст наших, и сберечь от хулы уста наши.
   Преклонение главы своей во время обращений и гимнов выражает наше уважение к Богам нашим и Святомудрым Предкам в благодарность за их помощь в делах наших.
   Сотворяя Знамение Славы во время прославления Богов и Предков, полагаем открытую правую ладонь на сердце своё, после чего поднимаем правую руку к Небесам и произносим: СЛАВА БОГАМ И ПРЕДКАМ НАШИМ!!
     – Восславим же Богов и Предков наших, – продолжил Велеглас, когда новые поселенцы и их родственники и гости собрались на площади перед храном, – за завершение многотрудного пути нашего, за начинание и совершение нового родового гнезда нашего, благодаря крепкому Духу нашему, светлым умам вожей наших, стойкости нашей, силе нашей. Возблагодарим новообретённых добрых соседей наших за искреннюю доброту и помощь, кою оказали они Роду нашему! И да будет мир между нами ныне, и присно, и от Круга до Круга! Чада мои! Свято чтите Богов и Дедов своих! Живите по Совести и в согласии с Природой!
 
   
   Рогатый председатель горисполкома подсуетился по своим рогатым каналам, и отца направили на должность директора торфобрикетного завода, вероятно, как новоиспечённого специалиста по топливу: в гортопе-то полгода прогортопал. Какая на заводе работала пьянь, представлять надо пьяному же. И куда только людей не засылают, лишь бы они были не на своём месте! Имелась любопытная практика в послереволюционные и позже годы: проштрафившегося, скажем, агронома если не сажали, то высылали руководить, например, художественной самодеятельностью в какой-нибудь Нижневерхнегорск либо Верхненижнегорск, а то и в пресловутый Мухосранск. Шуя и Туруханск отдыхают.
   Но и новое место застили водка и бабы, не давали жизни. А пуще, когда проводились совещания руководителей городских предприятий, на которых отец, как директор, обязан был присутствовать. Решались производственные вопросы городского, областного и союзного масштабов, касающиеся планов, выпуска продукции (локомотивы, вагоны, электрооборудование, текстиль, магнитофоны), финансов и прочих злобострастий, а он сидел в уголочке и скрипел зубами. Амбиций через край, а образования год военного училища да четыре года войны, и участвовать в строительстве на благо страны, быть нужным в желаемой мере оказалось нечем. Боевые офицеры нужны на фронте. А тут что: накопали торфу, вон его, целые болота, спрессовали – и топите, бабки, печки свои не чистыми дровами, а вонючими торфяными брикетами. Нет, иногда его поднимали с места, и он, под ухмылки руководителей солидных производств, которые во время войны или работали в тылу, или учились, и потому сейчас имели в подчинении тысячи работников, докладывал о плане, объёме выполненных работ, но после этих совещаний нажирался вусмерть, клял пропащую свою судьбу и разгонял домашних по углам, а то и на улицу. Лучше убежать, чем быть избитым. Так и работали, так и учились, так и жили. Говорят, можно привыкнуть жить и в говне, но зачем тогда вообще жить? Зачем-то жили…
   Не велика мудрость, что всему приходит конец, но даже и такую простоту отпихивают от себя коленями и локтями, оставляя неведомое, подспудно осознаваемое важное на потом, а после грызут колени и локти, если удаётся достать их зубками – ан нет, мать-хвать! – поздно, прошла жизнь. Отца много раз предупреждали во всяких «комах», исполкомах, парткомах, профкомах, особенно давя на его членство в рядах партии; в конце концов, он швырнул на стол очередному увещевателю-ругателю партийный билет, послал, по привычке, подальше и – далее понятно: дорожка накатана. Пьющий вмёртвую морально перестаёт быть человеком, только вот сам этого не видит, а всё чего-то гоношится. В конце концов, сменив несколько «подлых ремёсел», вроде кладовщика, пропив боевые ордена, умер от рака в пятидесятиоднолетнем возрасте. На похоронах Кирилл так и не подошёл к гробу и с тех пор, уехав из города, о жизни в котором радостных воспоминаний не осталось, на могиле отца не был ни разу. Неужто отец не понимал, что творил с женой и сыном? Ведь его обычной фразой было: ну, это уж давно пора забыть. И позывов к раскаянию за испоганенную жизнь жены, за жуткую болезнь и изуродованную психику сына за ним не замечалось. Может, его «воспитывали» так же? Возможно, только к концу жизни, когда Кирилл перестал называть его отцом, он начал кое над чем задумываться. Умирая, он страшно кричал, но Кирилл так и не подошёл к нему. Брат говорил, что его «не понимали», да ещё, мол, война добавила. Но брату легко смягчать: он не видел, как лупцуют его мать, долго не знал об этом, а до него отец пальцем не дотронулся, и если бы не усыновление, не видать бы брату института, как своих ушей: в те поры детей репрессированных к большому обучению и близко не подпускали. Так что, возможно, брат за многое был ему благодарен.
   Кирилл Николаевич не может осуждать родителей. Может не любить, ненавидеть. Были крохи отцовской ласки, и они почти уравняли вороха нелюбви и ненависти. «Зато» Кирилл Николаевич точно знает, каким отец не должен быть, а вот каким должен… По литературным и соседским примерам сему знанию не выучишься. Человек без счастливого детства не может дать счастье другим: как можно дать то, чего сам не имеешь? Заповедь «не судите, да не судимы будете» отнюдь не библейская, но «библейцами», как водится, уворована, а появилась сотни тысяч лет назад, настолько глубока народная мудрость, которую нынешнему слабому человеческому уму в начальной полноте постичь чрезвычайно трудно. Потому и судят, а христиане и вовсе превратили заповедь в круговую поруку.


   Праздновали от души, несколько дней. На новой земле да с новыми людьми общаться нелегко, дипломатия нужна ещё та. С родичами и одноверами тяготы нет, а вот с народцами пришлось немного повозиться. У вечернего костра сели для беседы Семята с Велегласом, Агрипа и Велемар, стерховский Репец, бурятские лама да князёк Ургой, крепкий, лет пятидесяти, да якутский шаман Игошка, возраст которого из-за немытости тела не угадывался, но, видать, также под пятьдесят, другие почётные гости. Невдалеке, на площади перед храном, веселились поселенцы и гости, пели родовые песни, у каждого рода свои, затем повели хоровод, и вышел он так велик, что охватил собою и хран, и все подворья мощным обережным кругом; так добрый дед сперва приобнимет всех-всех внуков, а после уж сказывает им мудрые русские сказки. Хоровод, карагод – священный ритуал, обозванный пришлыми христианами бесовскими плясками, почитаемый также у бурят и якутов, но корни его русские, сибирские. Например, якутские хороводы, их эпос «Олонхо» – копия русских обрядовых праздников. Приурочены хороводы к определённым торжественным событиям. Едва расселись и выпили по корцу доброго мёда да закусили, Игошка принялся поучать:
     – Не так ты камлаешь, Велеглас-волхв! Костра нет, бубна нет, не пляшешь, с богами не болтаешь. Худой твой шаман, как тебя люди слушают?
     – Что мне скажут, Игошка, коли я при твоём народе такоже буду глаголить?
     – Скажут, якута слушаться. Якута самая древняя, от него все люди пошёл.
     – Что-то ликом мы с тобой не схожи, как же я от тебя пошёл? Да и грязен ты.
     – Однако издалёка шёл, вот и грязен.
     – А скажи, откуда твоё имя, кто нарек столь непотребно? – спросил Семята.
   Игошка, смачно обгладывающий оленью кость, едва ею не подавился:
     – Пошто нехорошо спрашиваешь?
     – У нас игоша – это нечистый дух, что проказит в домах. Так кто имя дал?
   Игошка смешался, глазки его забегали, и он стал старательно возить сальными руками по волосам и одежде. Не умея ещё врать, а смолчать или превратить разговор в шутку за недостатком ума не получилось, помялся и еле выговорил:
     – Уже отроком я был, русский проходец имя дал: насрал я в отцовом чуме.
     – Выходит, не мы от вас пошли, а вы от нас, коли уж имена вам даём. А пошто, скажи, жён да девок своих под русских подкладываете? Сами не можете?
     – Сами можем, – обиделся Игошка, – русский кровь лучше нашей, здоровее.
   Ургой не выдержал, рассмеялся Игошке в лицо, а затем произнёс серьёзно:
     – Мы старшего брата издавна почитаем, и тебе бы это пристало, ибо не было бы ни нас, ни вас, ежели бы не бачки. А коли знаниями сими обделён, так какой ты тогда шаман? Довести сие до верховного шамана? Слух быстро разойдётся. 
   С бурятами разбирались недолго: Ургой больше помалкивал, изредка вставляя несколько слов, иногда незаметно, в сторонку, посмеивался над Игошкой, а лама и вовсе участия в беседе не принимал, но слушал внимательно, временем кивая головой, или, как Ургой, неприметно улыбаясь в сторонку.
     – Мудёр ты, Семята, что говорить, – подсел Ургой поближе, – Игошку знатно подрезал. Нам ещё учиться и учиться у вас. А о ловах не печалуйся, договорились мы с багдаринскими: дарим их по дружбе на подъём нового поселения.
     – Скажу ещё, – присоединился к ним Велемар, – что дружба – не гриб, в лесу не найдёшь, потому у добрых людей она в одну сторону не бывает.
     – Что ж: дружбу водить – в беде пособить, – молвил Семята, по жизни понявший, что бескорыстной помощи у инородцев не бывает, – это у нас в крови. Благодарю вам!

   Белый рефлекс никогда не признавал равенства
цветной расы и никогда не признает, так как
кровосмешение рефлекторно отравляет психику;
коллизия разной крови снижает нравственные
достоинства Белой Расы и физически ведёт
к вырождению и уходу «ублюдков» в небытиё.


   Исследователь, писатель, профессор Международной Славянской академии Олег Михайлович Гусев, живущий в Петербурге, пишет: мы можем установить, ГДЕ в полосе Великого Турана для будущего народа Саха Урами было отведено место для жительства. Это остров, а в Оледенение полуостров – САХАлин. До появления на САХАлине будущих якутов там успели пожить и затем отправиться в Америку ныне индейские племена САХАптины и маСАХуА. Сейчас же считается, что якуты двинулись на среднюю Лену в начале второго тысячелетия нашей эры из Прибайкалья. На основании чего? Да просто потому, что ныне Сахалин – остров. То есть «историками» совершенно игнорируется фактор постоянно меняющегося климатического и материкового облика планеты… Множество заселявших Азию жёлтых племён южнее линии Великого Турана Сибири интенсивно размножались и вели друг с другом войны на взаимное истребление с обычной для них жестокостью. Их кровожадность известна нам и по новейшей истории – что уж тогда говорить о мезолитических и неолитических временах. Чтобы спасти терпящих поражение в войнах, а нередко и от голодной смерти, многие регионы Великого Турана были объявлены зонами, в которых жёлтые могли временно поселиться. С этими спасёнными Уры и РУ проводили кропотливую работу по их окультуриванию.
     – Я, конечно, не тот старовер, что были прежде, – говорил Олег Михайлович при встрече с Кириллом Николаевичем, – но сведения, даваемые староверами, мне близки, и возражений к ним, как у русского человека, у меня нет. Правдивую историю предков я знать обязан, и служить своей Родине я обязан, знать причины бед и страданий моего народа я обязан, обязан я раскрывать их, чем и занимаюсь почти четверть века. Много неудобств в том, что советская власть так и не дала мне квартиру.
   Якут Ваня Пинигин, мастер спорта СССР по русским шашкам, с вечно чёрными полосами грязи под ногтями, смеясь, спросил у Кирилла, ещё молодого:
     – Знаешь, как делают якутов?
     – Откуда же мне знать? – Кирилл Николаевич тогда ещё не был посвящён.
     – Отлавливают негров, бьют изо всей силы тазом по морде – вот тебе и якут.
     – Анекдот, что ли?
     – Как знать, – оскалился с хитринкой. Он, этот Ваня, шибко, однако, хитёр.
   Якутов просто не успели «доделать», и их качества проявляются памятью о «мезолитических и неолитических временах». Примером может явиться преследование ими тунгусов, которых они согнали с их ловов и угодий. Кстати, так называемые тунгусы – это эвенки, у которых безукоризненно белая кожа.


   Каждому народу хочется иметь свою славную историю, и чем она древнее, тем почётнее выглядит народ на исторических просторах Времени. Но если ты посмеешь старить свой народ, не имея на то исторических резонов, утверждать его преимущество перед иными народами из голых амбиций, грош цена и тебе, и твоему народу, ибо ложная история, как и всякая ложь, даёт горькие плоды.
   Так, безусловно сфальсифицирована история евреев, китайцев, некоторых народов помельче, а неандерталоидная Европа придумала для себя удобный исторический миф, который и пропагандирует всеми доступными средствами, чем, по справедливости, и заслужила самой достойной рифмы к слову «Европа».


   И в эти Знания был посвящён Семята, один из родовых мудрецов своего времени. Знания наших Предков добавляют несведущим или малосведущим мудрость и видение, Ведение, заставляют воспринимать Мир другими глазами, в другом разрезе, зачастую ошеломляющем, ибо «во многом знании много и печали». Говорят, самое тяжкое в участи ослепшего не сны, а пробуждения, что в полной мере относится к восприятию родного Мира и мировоззрения наших великих предков, глубоко сокрытого в нас на генном уровне. И страшным бывает Пробуждение, когда сквозь смрадный дым и грязную копоть появляется малый лучик знания, превращающийся затем, если Человек захочет, в ЗНАНИЕ, ныне скрываемое тщаниями лютых врагов России. В своё время своими впечатлениями от жуткого, но желанного Пробуждения делился будущий единомышленник Кирилла Николаевича. Он ужаснулся тому, что с нами сотворено, в какой мерзости находится ныне наша страна и её многострадальный народ. Ужаснулся сонму равнодушных к своим бедам соотечественников – «авось обойдётся как-нибудь, на наш век хватит, а там пускай другие головы ломают»; ужаснулся тому, что полностью ни за какое время не удастся восстановиться, очистить себя.
   Ныне мы вынуждены существовать в чужой идеологической среде, которая уже столетия затмевает наши души. Но оглянуться вокруг – много ещё света в глазах и страстного желания Познания. Желание это в глуби нас, надо только шевельнуть, качнуть его, выдрать наружу. И начинать следует немедленно, ибо покорностью злу хорошей жизни не вымостишь ни себе, ни своей Родине.
   Потому и написалось стихотворение под названием «Читая Русские Веды»:

                Устало от скитаний сердце,
                Иссякла память, ум застыл,
                Но будто в Светлый Вырий дверцы,
                Я Слово Вещее открыл.

                Не чаровскими кудесами,
                Но с Ведами стараясь жить,
                Смог, совокупно с Праотцами,
                От Кривды Правду отличить.

                И память Предков воспылала,
                Их чистомудрое житьё
                Как в Яви предо мной предстало,
                И сердце вознеслось моё.

                Из выси голубого Свода
                Излился Изначальный Свет –
                Узрились въявь Чертоги Рода,
                Открылся Мир минувших лет;

                Взъиграли огненные Струны
                Из-под громовых облаков –
                Я внемлю грозный Глас Перуна,
                Зрю наяву моих врагов;

                Весёлый, страстный и разгульный –
                Без мёда доброго бодрит –
                Мой Дух возжёг Ярило буйный;
                Он всходы юные творит,
                Пестуя светлых русов братство,
                Что, упиваемы борьбой,
                Чтут заповедное Богатство,
                Дарованное нам Судьбой.


   Отроки, вышедшие из Тары семи-девятилетними, серьёзны: понимали, какой великий путь одолели; мелюзга, малые чада трёх-четырёх лет, лупала глазами: у этих родина уже здесь, прежней не знают. Была их родиной дорога, и привыкшие к ней, к «вечному» движению, некоторые спрашивали: когда пойдём далее, пошто на месте стоим? Четырёхлетний Знарок, назвищем Всюдусуйка, донимал этим спросом Гривца, крепко теребя его за порчину. Дожина аж взревновала:
     – Не твой ли, случаем, окорёнок?
     – Не мой-не мой, вон его родители. А этого я о прошлом лете из ручья за ногу выдернул, за корягу он зацепился, дак с той поры не отвязаться от него.
     – Чего ж он в ручей-то полез?
     – Всюдусуйка, дак и полез. Не зряшное назвище.
     – Дак они все такие.
     – О-о, нет, этот на особицу. И толк из него выйдет, далеко пойдёт. Имя ему Знарок: знающий рок, судьбу. Мню, быть ему главою Рода.
     – Алибо в иную сторону потянет.
     – А мы-то на что? Род не даст.
   Дожина будто и ворчала, да ненароком то притрогивалась к руке малыша, то по головёнке его поглаживала: у самой уж второй месяц руда не выступает.


   На посиделках в большой общинной избе собрался неженатый молодняк и те женатые, которым, по обычаю, в течение года после женитьбы не возбранялось посещать собрания молодёжи. Вечерницы, посидки, досветки, беседки, супрядки, гостинки, игрища, в соседней Бургени игранчики – собирались на них девы под предлогом чёски льна, пряденья либо иных работ, туда же подтягивались и парни. На Руси посиделки начинались в конце года и заканчивались к зиме. Ни одно из игрищ не обходится без песен: шуточно-любовных, круговых, поляночных, уличных, стреловых, вечёрочных, проходочных, обрядовых и других.

  Молодые-то ребята
  Разохочие гулять,
  Все круга занимать,
  Красных дев целовать.
  Басиньку – двою,
  Хорошеньку – трою.
  Не хорошу, не баску
  И сударушку ямску,
  Шадровитую, коряву
  Из круга выгонять.
  Шадровитая корява
  Прирасхвасталася:
  – Меня милый целовал,
  За хорошу почитал,
  За хорошу, за баску,
  За сударушку ямску.

  В карагоде были мы,
  Были мы, были мы,
  Что нам надо, видели,
  Видели, видели.
  Сокола-молодчика,
  Молодца, молодца.
  Стань, молодчик, подбодрись,
  Подбодрись, подбодрись,
  Перед милой развернись,
  Развернись, развернись.
  Ближе, ближе подойди,
  Подойди, подойди,
  Ниже, ниже поклонись,
  Поклонись, поклонись.
  Кого любишь, поцелуй,
  Поцелуй да поцелуй!

  Не отставали и молодки:

  Как у новых у ворот
  Стоит девушек кружок,
  Молодушек табунок,
  Ой, только бы разгуляться мне,
  Ой, только бы расплясаться мне!
  Муж выходит за ворота,
  Кличет молоду жену:
  – Ты пойди, пойди сюда,
  Моя милая жена,
  Ой, моя милая жена!
  – Мои игры недоигранные,
  Скачки-пляски недоплясанные,
  Я ль спогневаю тебя,
  Я спотешу молодца,
  Да игры свои сбрасываю,
  Пляски-скачки пооставливаю!

     – Как, Дожинка, не больно муж-то лупцует, не заработала ещё?
     – Как не заработать – заработала, – не стала отпираться Дожина, – ты же меня знаешь, около жила, подружия моя. Поучись-ко на мне, поведаю после.
     – Важена стерховская баяла, муж без жены никуда не годен, он, мол, без неё, что гусь без воды. Пускай, бает, муж и умнее, да хитрости в нём меньше.
     – Скажу тебе на то, подружия, что и жена без мужа шагу не шагнёт. А главно дело, положи на ум: муж с женой, что вода с мукой – сболтать сболтаешь, да не разболтаешь. Муж и жена – одно дело, одно тело, един дух.
     – Ты что ж, быстро так поумнела, не возьму в толк?
     – Муж помог, одного раза плетью хватило, да и отец добавил. Я понятливая оказалась. Али подзабыла ты заповеди Лады нашей Матушки, что дарит нам благость, добро, лад и счастье? И Макоши-Матушки, что удачи приносит?
     – Дак Лада-то с Макошью не наши родовые. Али ты перешла уже?
     – Да не перешла, а вернулась! Так Семята баял, а он помудрее иных.
     – И не страшно тебе?
     – Страх-от, он у христиан, а мы богов не боимся, ибо суть дети и внуки их. А мне, я почуяла, и жить легче стало, вроде как обузу какую сняла с себя.
     – Что ж на то Лада бает?
     – Да уж не то, что Важена!


   Лада, повещают православные староверы, Великая Небесная Мать большинства Светлых Богов Расы Великой. Она – Покровительница всех народов Великой Рассении, территорий, на которых расселилась Великая Раса, то есть Славянские и Арийские народы; покровительствует также Чертогу Лося во Сварожьем Круге. Небесная Богородица Лада-Матушка  –  Богиня Красоты и Любви, оберегающая Семейные Союзы Родов Великой Расы и Семьи всех потомков Рода Небесного. Чтобы получить Её постоянную заботу и сердечное внимание, каждая пара молодожёнов приносит в дар Небесной Богородице самые яркие и благоухающие цветы, лесные ягоды, пекут блины с ягодной начинкой, медовые оЛАДьи и возлагают в святилище у Её изваяния. Лада приносит людям домашний уют, дружелюбие, взаимопонимание, любовь, продолжение Рода, многодетство, взаимовыручку, семейный уклад, взаимоуважение и взаимопочитание. Про такие Союзы говорят, что в них царит Лад да Любовь. Она – старшая Рожаница, женское воплощение Бога Рода. Супруга Сварога. Лада – Богиня Красоты и Гармонии. Её называют также Матерь Сва, то есть Небесная Мать, и изображают с золотыми  волосами и венком роз, опоясанную золотым поясом и убранную жемчугами. Так как любовь порою бывает и причиною горя, то Лада олицетворяет и несчастную любовь. О человеке, женившемся без любви, говорят: «Не с Ладою женился!». Лада внимательно прислушивается к просьбам, Её называют ещё Щедрыня, а праздник в Её честь, 19 января, – щедровки. Христиане назвали этот день «крещением», но люди-то идут на щедровки.
   В честь Лады поют песни, восхваляющие согласие и мир, любовь к людям. На замерзшиих озёрах, реках пробивают проруби, «чтобы Лада дышала». В проруби бросают дары Ладе: пироги, зерно, оладьи, а лёд украшают разноцветными лоскутками и поливают разноцветными отварами трав в знак скорого наступления весны. Зимой птицей Лады является синичка, для которой оставляют корм под деревьями. Другой праздник в честь Лады называется Стадо (уворовано и «окрещено» «троицей»). Ладе посвящаются божьи коровки, убивать которых считается неприемлемым, и цветок зоря (любисток), возбуждающий сердечную страсть. Олицетворяет Ладу берёза, ветви которой завивают на Стадо, будто заплетают Богине косы. Ладу призывают в начале весны:

   Благослови, Мати, ой, Ладо Мати, Весну закликати!

   Именно Лада была хранительницей живой и мёртвой воды, до того, как Боги создали людей и насадили для них Вырий-сад, и волшебные источники начали бить у корней мирового древа. Как и Жива, Макошь и другие Богини, Лада – одна из Рожаниц, присутствует при рождении человека и определяет его судьбу.


   В этот раз на посиделки зашли посёльцы и постарше. Праздник новоселья отшумел, назавтра начинались будничные хлопоты и работы. За песнями да играми велись и разговоры, тем более что к празднику подгадали бегуны, доставившие, как всегда, множество важных новостей, которых в пути переходцы почти не имели, поэтому уже четыре дня как обсуждалось их немалое количество. Во-первых, стало известно, что Петрушка-царь отдал душу сатане. Но главное было не в этом, умирают все, а в той немыслимой для здравого ума неподобице, что на российский престол впёрлось такое непотребство, что, не веря, бегунов теребили и теребили, всё ещё питая надежду на какую-нито шутку, хотя шутить бегунам при сообщении сведений никак не полагалось. Какие тут шутки!
     – Всем уже ведомо, – усевшись на подлавок, говорил Семята, – что тяжкие времена для нас продлятся ещё, почитай, три сотни лет, и то, что на престол заволокли безродную блудную бабу – сие лишь продолжение деяний злых сил, кои набирают и набирают мочь. Ныне бесы начнут воздавать хвалу и ей, и её безродным же прихлебателям. А христиане смирятся, ибо любая власть, по их писанию, от бога. Но мы их бога чураемся, он нам чужд, посему власть сию не приемлем; не приемлют её и старого обряда соседи наши. Многие из них, и Агрипа в их числе, ратуют за возвращение к нашей светлой вере, вере их далёких предков. Не в укор им пенять, ибо крещение свершали над ними в младенчестве, насильно. А кто младеня будет спрашивать, к какому богу его приставить?
     – Им всё одно, к какому богу приставить, была бы причина гнать людей наших и убивать их, – изрёк задумчиво Светозар, – ибо для врагов все средства гожи. Борьба с нашими богами, насаждение чуждой веры – лишь к тому повод. По вине христианства погибла уже тьма тем русских людей, воинов в усобицах для блага и богатства пришлых людоедов. Кто в войне гинет первым? Храбрец! Выживает же трус! А какое от труса потомство? Вот и мельчают людишки на радость лютым ворогам нашим. Поэтому легче им будет с нами управляться.
     – В Таре, бегуны довели, месиво кровавое устроено, тысячи людей убиты и изгнаны за веру нашу, – гнул своё Воркуша, – за грехи господь наказует.
     – Снова здорово! Тебе всё одно: что торба с пирогами, что чёрт с рогами. Им же бог – карман, вера – нажива! Убивают не за иную веру либо обряды разные, а за то, что русские. Затеяно тако! Или что не то говорю, а, Воркуша?
   Воркуша обруснявел, краснота полезла с лица на шею, пот на лбу выступил:
     – Верно глаголешь: не виновен я, родители веру мне выбрали.
     – Что ж красный стал?
     – А красный – нет у меня  выхода! Не достичь уже той чистоты, что могла быть, кабы не отняли её в детстве. Да и по тарским зело скорблю.
     – Твои же единоверцы сие сотворили, не так разве?
     – От этого всемеро тяжеле. Не терзай меня, Семята! Останусь я в своей вере.
      

   Понятие «выбор веры» абсурдно, ныне христианами редко упоминается, но и не осуждается: мол, свобода совести. Которая в этом случае отсутствует. Явление это сугубо меркантильное и не может относиться к каким-то порывам и позывам души. Смена веры, переход в другую веру, принятие другой веры –  это словоблудие, и названные действа надо рассматривать не иначе, как измену в отношении своих богов и религии предков. Ан нет, «выбирают», но смена веры, надо и надо повторять, влечёт за собой предательство, ибо это же не штаны сменить, а отринуть родовых богов за какие-то неясные «блага», и то после смерти, как трактуют христиане о царствии небесном, ибо только о них, выгодах, речь и ведётся: подход исключительно торгашеский. На Земле есть даже исповедание, иудаизм, в котором смена веры не только не запрещается, но вменяется в случае прямой выгоды. То есть, в ладу и с богом, и с сатаной. А так как христианство – порождение иудейства, оно не смеет ослушиваться своих «родителей».
   Иногда от врагов или не мыслящих попугаев слышится: христианство, мол, было необходимым шагом для объединения, усиления государства и других для него благ. Одумайтесь, люди! Через предательство ничего доброго происходить не может. И выходит не усиление с объединением, а грабёж и уничтожение. И именно за измену своим богам мы сполна имеем ныне эти самые «блага»!
   Взять примером Рим. Этот неколебимый, казалось бы, колосс пал через три века после появления христианства, которое вскоре стало там официальной религией, закреплённой эдиктом в 324 году. Но прежде, сразу после изобретения христианства, его стали распространять на территории Палестины, среди «своих», затем, с I по IV века, последовательно были охвачены Малая Азия, особенно Фригия, Вифиния и Понт включительно до границ Кавказа, Армения, включая районы на запад от Евфрата, острова Эгейского моря, а также определённые зоны Эдессы; Греция, Македония, Сирия, некоторые греческие города Палестины, Египта, проконсульской Африки и Нумидии, Рим и его ближнее окружение, побережье Южной Италии и Сицилии, Испания и Галлия вплоть до центрального массива; Палестина, часть Аравии и Месопотамии, Эпир, Далмация, Центральная и Северная Италия, Мезия и Паннония, Киренаика, Ливия, Мавритания. Колоссальная работа! Порывов и позывов души для такого размаха явно недостаточно. Требовалась спланированная организация, насилие, огромные затраты для найма воинов и подкупа продажных вельмож и правителей.
   V-VII века ушли, в основном, на подготовку кровавого вторжения в Среднюю и Северную Европу. Но тут обычных еврейских приёмов стало не хватать, и понадобились войска, так как евреи воюют только чужими руками. Еврея и плетью сражаться не заставишь. Россказни еврея Иосифа Флавия (Иосиф бен-Матафий) о непомерной храбрости и мужестве евреев в войне с римлянами – заказ, и «его» книга «Иудейская война» – единственное повествование о небывалой еврейской доблести на полях сражений – является подделкой. Впрочем, и самого Флавия никто не видел.
   Еврейские приёмы не меняются тысячелетиями. Во-первых, создание так называемой «пятой колонны» внутри намеченного для оккупации народа, затем устранение лидеров и элиты и, наконец, захват экономики и средств информации с последующим ограблением и истреблением – всё по Библии, читайте.
   Под ноги христианству пали балканские народы, германские племена. Большой кровью за внедрение христианства заплатили балтийские славяне; в конце концов сломали и их: против лома нет приёма. Разрушено Святилище всех славян Аркона на острове Руян. Читайте историю, но, упаси бог, не официальную.
   Миф о «тёмных веках» раннего Средневековья, в которых не было ничего «тёмного» – в Европе повсеместно обитали русы, коренное население Европы, – это научный факт, который не устраивал тех, кто пришёл в Европу на смену русам – и они переписали историю, объявив вполне «светлый» период «тёмным», – приём известный. Это также одна из побед евреев над нами: европейцы не знают нас или не желают знать, ибо в навязанном о нас стереотипе у них полный набор страшилок – от развесистой клюквы до поедания человеческого мяса. И это не в средние века – в нынешнее время! Абстрактному мышлению западного неандерталоида Россия абсолютно недоступна. Типичен пример из войны 1914-18 годов. Русские, занимая Галицию, не обнаруживали в селениях жителей. По стенам были расклеены листовки с изображением чудовища с клыками, налитыми кровью глазами, в бурке и папахе, и с надписью: «Это русский казак. Питается исключительно немецкими младенцами!».
   Итак, как накатанная дорожка выглядит ситуация на Руси почти в те же времена. Следствием политики Ярослава Хромого, обозначенного Мудрым теми, кто за ним стоял, явилось раздробление Киевской Руси на уделы, закономерно приведшее к усобицам и повторению ситуации в Риме, то есть к развалу государства, оказавшегося неспособным  противостоять внешним нашествиям. Период правления Ярослава отмечен летописцами-христианами усилением строительства церквей, умножением христианской литературы, династическими браками с европейскими странами, «полным» изгнанием печенегов (византийский подкуп: при выгоде для себя натравливали или заставляли убраться); время правления его сыновей отменой смертной казни. Проскальзывают сведения о подавленных бунтах против евреев-ростовщиков. Информация скудная, ибо подавалась христианами, но часть её сохранилась и, по крайней мере, показывает, что одну из своих профессий евреи на Руси вполне освоили. Но главное, эти бунты, скорее всего провоцированные, явились в то время прикрытием собственно христианства, еврейского по своей сущности. Разумеется, несколько еврейских купцов для «общего дела» не пожалели, как позже не жалели десятка-другого евреев в «еврейских» погромах, в которых русских «погромщиков» убивали, и это исторические факты, в несколько раз больше, чем евреев. Такой же приём прикрыл евреев в наше время: в конце ХХ века профилактически «перевели стрелки» на чеченцев: понадобился «общий враг» вместо евреев, которые уже до смерти всем надоели. И вот Иваны стали воевать с Ахмедами, а Абрамы, развязавшие войну, в ней, конечно, не участвовали. Так кто нам больший враг: чеченцы или евреи, заварившие на десятилетия эту крутую кашу?
   Воспеваемая российской интеллигенцией «Русская Правда» Ярослава закрепила крепостное право, превратив русов, обращённых в рабов божьих, в рабов княжеских. «Русская Правда» по сути – это  уголовный кодекс. Есть с Ярославом одна загвоздочка. Полного исторического труда о нём нет. С годом рождения в летописях путаница. При странных обстоятельствах погибали сыновья Владимира, братья Ярослава; остался только Судислав, но он более двадцати лет находился в тюрьме. Сам Владимир Креститель был убит, когда направлялся к Ярославу в Новгород, а не умер, как писано в летописи, своей смертью. На старых иконах и фресках Владимира изображали с крестом в руке. Это атрибут мученика, а не человека, умершего от недуга в своей постели. Позже, видимо, доглядели и упущение исправили. «Исправили», то есть опять солгали, перелгали («христиане убьют, а потом в святые возведут»). В Новгороде дружину свою Ярослав уничтожил руками якобы возмущённого чем-то народа. На основании изложенного можно предположить, что Ярослав – не сын Владимира, а подставное лицо. Чьё? Вопросы, вопросы… Кстати, Святополк, двуотчич, обвинённый христианами в убийстве Бориса и Глеба и прозванный ими же Окаянным, назван в народе, которого не обманешь, Охаянным. Одна буква!
   Умилённо пишется об иностранцах, прибывших на русскую службу, что они, мол, «переходили» в «православие», но пишут, не думая о том, что это не в другую комнату перейти и не рубаху сменить, а надо предать веру своих отцов, и что зачастую «переходили» они потом в другое исповедание да по несколько раз туда и обратно! Переметнувшись раз, переметнёшься и другой. Такие живут «по азбуке»: «АБы ВыГоДа». Отношение к христианству было таким, что те же князья, например, плевали на такой акт, как крестоцелование: кто крест целует, тот и продаёт. Поддаваться на слащавую байку о выборе веры на Руси по меньшей мере наивно, тем более что летописи нам сочиняли только христиане. Надо понимать, что летописцы сами что попало не пишут, а ими жёстко руководят.
   А участь предателей известна: они не нужны ни тем, кого предали, ни тем, кому предательством послужили, ибо, по жизни, предатель предаёт вновь и вновь.
   По сути, христиане не могли предложить ничего нового: у русов то же единобожие, те же заповеди, у них же в своё время и украденные. Что ж, не мытьём, так катаньем – и во власть был внедрён хазарский вы*лядок, внук раввина из Любеча. Пьяница и развратник. Святой и равноапостольный. На этой характерной креатуре и состоялось внедрение христианства на Русь или, как лукаво называют, принятие христианства. Но неспроста же говорится: не русский народ принял христианство, а христианство присосалось к русскому народу.


   Наверняка наше земное житие устраивает не всех: катастрофы, войны, кризисы, убийства, исчезновения людей, несчастные случаи, дикость, нравственное несовершенство… И неужто не приходит в голову задаться вопросом: почему люди живут таковым образом, точнее, почему им приходится жить так, почему они вынуждены жить так? Что хорошего, например, в войнах? И была ли когда-нибудь война в пору? Для ответов на вопросы следует заглянуть глубже «обозримых» тысячелетий, во время которых войны уже полыхали, не рассматривать прошлое в череде непрекращающихся свар и перечне правителей, как преподносится официально. Историю, как ни покажется странным, делали вовсе не они, ибо законы природы не подвластны произволу царей.
   Полуофициально на слуху только отголоски давних событий, как, например, открытие (отрытие) кроманьонцев, живших около сорока тысяч лет назад; упоминание о наличии у наших предков письменности около шестидесяти тысяч лет назад; периодические мутации земных организмов, в том числе человека, совершаемые извне, из Космоса, Высшим Разумом Мироздания, то есть, Богом; явление планеты с разумными существами, через равные промежутки времени пролетающей вблизи нашей Земли, и немногое другое… Информация подобного рода поступает крохами, и она явно дозируема: или по причине сохранения драгоценного здоровья обывателя, чтобы не сразу всё в лоб, или, что наиболее вероятно, из-за острого нежелания совсем таковые сведения опубликовывать, а при невозможности скрыть – попытаться исказить. Когда-то давно для этой цели годилась пресловутая Библия с текстами, выдаваемыми за откровения. Но, как хорошо известно, во времена написания Библии творцы сих «откровений» не способны были что-либо создавать; они (единицы!) с натужным трудом могли только копировать. Одним из современных примеров на эту тему явился технологический взрыв в Японии в ХХ веке: одни генерируют идеи, а другие ими пользуются, выдавая за свои достижения. Но прецедент принадлежит библейским «мудрецам», которые, ничтоже сумняшеся, перекатали в будущую священную Книгу положения зороастризма и других древних религий, использовали древние познания индоариев о Мире, извратили их, в том числе применительно к рабской психологии. Цель Библии – обрезать нашу далёкую память: это их человек первым появился на Земле, это их бог впервые создал как саму Землю, так и всё на ней сущее за какие-то неясные семь дней (у арийца Зороастра – за семь приёмов). То, что нашей Земле миллиарды лет, их не смущает. Похитители убеждают Мир: Библия – священная Книга избранного богом народа. «Мелочи», что Новый, например, завет написан в XVI веке, а евангелисты видеть и слышать Христа никак не могли, они не афишируют.

   Русское слово «дны» обозначает не дни, а уровни. То есть Мир сотворён не семидневно, что совершенно невозможно, ибо тогда и дней-то не было, а семидонным, поуровневым, иерархически правильным, что современной метафизикой подтверждается. Но русская книга «Сотворение Мира», написанная семь с половиной тысяч лет назад, почти наверняка была уничтожена, и с тех пор славяне уже «не имели книги поганые быша».

   Суть  «святоотеческой» интерпретации Библии сводится к отстаиванию следующих принципов: «богодухновенна» каждая мысль, содержащаяся в «священном писании»; все библейские события безусловно истинны; в Библии нет никаких заимствований из других, более древних источников; библейская хронология достоверна от начала и до конца и не подлежит пересмотру; многочисленные чудеса, описанные и в Ветхом завете, и в Новом, следует понимать буквально; аллегорическое, символическое и тому подобные толкования библейского текста недопустимы. Ложь, ложь и ложь в квадрате и в кубе! Знающие, ведающие и, главное, непредвзятые учёные утверждают, как отрезают: Библия – это блуд, скверна книжников, а не божье слово; это наркологическая, противоестественная и противоприродная книга.


     – Налетела шесть лет тому акрида, всё повымела, глад был. А мы не якуты – одно только мясо есть. От него болезни нападают, как та же акрида, кровь густится. А без хлеба да без каши русского человека не накормишь. Сожрала она того года посевы хлебные подчистую и сопки голые после себя оставила.
     – И часто таковая напасть бывает?
     – Раз в десяток лет, почитай. С китайской стороны идёт беда сия.
     – Мы-то вот за мясом пришли.
     – Дак хлеб есть, что ж ино мяском-то не побаловаться. Хлеба ныне много.
     – Не Семята бы, дак…
     – Да уж, мудёр вож! Наперво заставил склоны распахать да хлеб посеять.
   Охотники расположились в жарко натопленной избушке на заимке, в дневном переходе от Костромки. Позвали двоих из Бургени да из Костромки четверых нарядили. Оусень вплотную подобралась к зиме, и та исподволь набирала силу. Медведи залегли, а вот кабаны и лоси в большом числе перепахивали всё выше и выше нарастающий снежный покров. За меховой рухлядью в иные места другие пошли, по двое-трое. Не для продажи, нет, а для изготовления собственной тёплой одежды. Олений мех, он рядом, свой, а вот соболь, да куница, да горностай, да белка – особое мастерство надобно, да и терпение велие.
     – Кабана в нашем крае немного, худо ему тута-ко зимовать, холода бывают лютые, до корма не добраться: земля шибко каменеет. Бают, тьма его водится далее на восход, в тайге Амурской да у моря-окияна. Зимы тама-ко тёплые, земля глубоко не промерзает, дак еду ему добывать не так тяжело, – сказывал Анисий, охотник из Бургени, – да прикормили мы неподалёку место, водит на него своё стадо чушка, вожиха их. Стало, заутра подойдём с подветерья да попытаем счастья, луки да рогатины в ход пустим, возьмём двухгодовалых, коли повезёнка будет да волки не разгонят. Ин ладно, собаки у нас добрые, не выдадут.
     – С собаками в Костромке неважны дела. Тут-то вам и помочь бы, – Гривец распахнулся до исподнего: жарко в избёнке, – Агрипа Старой помощь какую-нито сулил, так собаками и помогли бы.
     – Поминал Агрипа про собак, дадим на вывод. Отбирать лучших научим.
     – Мы, в Таре живучи, слепых щенят на пень складывали. Какой свалится с пня-то, тот не гож, стало, топи его, а есть смышлёныши: подползёт к краю, да и пятится, не гляди, что слепой. Так и отбирали.
     – Это по первости. Собак в деле пытают, на звере, на птице. Иная не гляди, что молодая, бросается на медведя, кабана ли, клочья от тех летят, иная труса празднует, иная гинет по глупости. Ту, что труса дала, убивай без жалости, да чтоб другие собаки сие видели, не то подведёт тебя, случись что, под смертушку. Глядишь, из десятка одна лишь и сгодится на охотничий промысел. А четвёрку либо шестерню в санки заложишь поклажу возить, дак то за обычное дело идёт. Умные, работящие, дак… Преданны без меры, и за хозяина, что вожаком своим почитают, жизнь отдадут. Пчёл на развод дали, дак и собак дадим.
   Охота завтра, что толковать: день покажет. Не на баловство пришли, на прокорм зверя добывать: без сала да мяса тушёного тяжко зиму одолевать. Вечер длинен, новым соседям есть что порассказать, вот и перешли незаметно с охоты на сказы житейские: с бывальщины на сказки, со сказок на бывальщины.
     – Даве Семята начал баять о временах давних, да позвало дело неотложное.
     – О чернецах пришлых, чё ли, что тёмной силой на Русь навалились?
     – Так. А баял то Воркуше, что во Христа вцепился, как кот в чечулю мяса.
     – Беда, без доли человек, мечется промеж своих и чужих, ни к одному берегу не прибьётся, ни к другому. И несёт его, как неприкаянного. Дак вина-то, бает, не его, на родителей валит. А рассказать хотел Семята Воркуше о предке своём, тоже Семятой того звали. Я-то сказ тот не единожды слышал, назубок выучил. Почасту Семята молодняку о том поминает, и верно делает.
     – В чём суть-то?
     – Поведаю. Давно сие было. Серёдку, где Киев да Новгород Великий, чужаки уже охомутали, только Ростов, да Суздаль, да Мурома, да с Ветлуги прадеды наши никак не продавались за чужие посулы. А поведывал Семята таково.


    На торговой площади, шестица была, как помню, княжьи послы прокричали: пришлые-де служители мёртвого бога хотят менять на него исконных родовых богов, и дозволение князя, мол, на то дадено. В народе шумели, что князь к новому богу уже «приобщился», и его окружают одетые в чёрное чужаки, носящие кресты. Окружному люду велено было собраться у Белых Ручьёв в четверток, в день наречения. Народ отсеялся, готовился к первой сенокосной страде. Праздников Наречения в году несколько, а этот пришёлся на двенадцатый день месяца Купала, что ныне по-ромейски зовут маем. И отрок Семята, с нетерпением ожидавший праздника, всё пытал старшего брата, как да что там будет.
     – Имянаречение, – втолковывал тот, – будет вершить волхв наш, Велемудр. Он даст тебе имя общинное и тайное, и звать тебя будут именем общинным, а тайное в Мире Яви не открывай никому. Сие твой оберег от тёмных сил. Коли человек не проходит обряд, то за него, как за несмышлёныша, отвечать будут его родители, сколько бы лет ему не было. Сие позор: вечный младень будешь. Пройдёшь обряд – сам станешь отвечать за себя перед Родом. Понял ли?
   Насельники града и весей в незапамятные времена возвели святилище в десяти поприщах, на острове посреди непроходимого болота, к которому провели тайные гати. Остров площадью в полсотню вервей покрывали увалы, поросшие соснами и берёзами, местами проступали цветущие ясные поляны, зверь и птица непуганые, и казалось, люди на сём благостном месте радовались всегда.
   После княжьего оповещения, к старшему градскому волхву Велемудру, в рощу при граде, таясь, потянулись старшины весей, градские нарочитые мужи, княжьи вои. Велемудр сведущ, взывая к родовым богам, часто получает от них ответы. У кого ещё испрашивать совета? Не к князю же идти: тот ныне насоветует… Слышно, в соседних землях, отказавшихся от родовых богов, стало твориться непотребное: порубают, сжигают, пускают по воде изваяния богов, жгут дома, палят священные рощи, строптивых подвергают пыткам и казням – и сие свершается с позволения и одобрения нового бога. Беда пришла на Русь!
     – Льзя ли быть доброму житию, – рек Велемудр на спросы, – при чужих богах и чужих служителях? Чужая одёжа – не надёжа, чужой муж – не кормилец, а чужая шкура жмёт и душу теснит. Князь наш помутился разумом, либо обнесли его чужаки обещанием несусветных благ. По их богу взять, так блага даются смертному только после его кончины, а живущему блага яко бы во вред.
     – А что же есть благо нам, мудрый волхв?
     – Благо во многом. Чтить Род свой, родителей, пращуров – сие суть благо. Чтить светлых Богов наших – и сие высшее благо же. Благо познание, труд, защита от ворога, благо во здравой душе и здравом теле быти. Благо – дети наши.
     – Како же ныне жити нам, мудрейший?
     – Покуда нет сил у нас и о вороге незнаемом мало ведаем, след нам уйти из весей, мочь копить, узнавать силу и слабости чужеземцев сих.
   Болото пропустило ушедших без потерь. Своя Земля не предавала своих чад. Это позднее наступят злые времена, когда свои неразумные чада станут предавать свою же Землю, и она станет мстить им сторицей.
   Утре в тритейник доложили князю, что в тот час вёл беседу с черноризцами о новой вере, о пропаже всех людей из семи весей и некоторых градских семей. Причина ухода была князю не в домёк, пока один из ближников не доложил о тайном сборе на градском святилище. Послали разъискать волхва. Не нашли.
   Князь был вне себя от гнева, понявши причину ухода весян. Пришлый монах стал было пенять князю, обращаясь к нему, как к рабу божьему, на слух же походило на то, что князь как бы и его раб. Стоявший здесь же воевода, не «приобщённый» ещё, ажно зубами заскрипел и побелел, аки отлежавшийся на весеннем снегу холст. Князь же, покуда в душе вольный, цыкнув на потерявшего меру попа, повелел догнать, вернуть, наказать, крестить беглецов насильно. Молодой Христов служитель, русский по рождению, вскинулся было, желая, видно, сказать, что насильно крестить не подобает, но пожилой быстро наступил ему на ногу, шепнув, что скот другого отношения не заслуживает.
   Расспросили местный люд, и вышло, что кроме Старого Гнездища податься беглецы никуда не могли. Спроворили на розъиск воев-христиан; не «приобщившихся» князь, по малому размышлению, посылать не стал. Но воеводе наказал ехать: как рати без вожа быти? Увязались и черноризцы, сидели в тряской телеге, шептались. Велено было князем препон им не чинить.
   Известно: без совести человек – не русский человек. Показали и дорогу, и гати тайные. Семята, отошедший до ветру, зрел из зарослей, как налетели княжьи дружинники, побивая родовичей, иных вязали, понужая плетьми и тупыми концами копий бежать в сторону града. По приказу монахов изваяния родовых богов сожгли, подпалили и священную рощу. Старое Гнездище гляделось, как после набега лютого супостата.
   На площади состоялся княжий суд; оставшихся в живых беглецов решено было крестить насильно и вернуть под присмотр в прежние жилища. Но не всех: были определены зачинщики, и главным из них назвали Велемудра.
     – Мы вам, тёмным, непросвещенным, погрязшим в мерзости и блевотине, свет истинной веры несём, а вы, по недомыслию и упрямству, отвергаете её! – кричал пожилой монах, потрясая над головой волхва руками.
     – Беззаконным всё дозволено, – ответствовал Велемудр, – да ещё под защитой князя-отступника за спиной. Кабы не было его, молчал бы ты, как рот замазал, а коли б заговорил про своего грязного Христа, мигом бы язык окоротили.
     – Так отрезать ему язык! – вскричал черноризец и покосился на князя. Тот кивнул. Монах, возбуждённый видом крови, схватил горячую головню из тлевшего тут же костра и ткнул ею в глаза волхва. Народ ахнул.
   И тут воевода, стоявший поодаль, подступил, махнул мечом – и голова чужеземца покатилась по траве. Вмиг наступившая тишина помстилась громче Перунова Гласа. Доли спустя в мёртвой тиши послышался журчащий звук – это молодой служитель Распятого обоссался в штаны.
   Воевода неспешно подошёл к коню, поправил подпругу, сел в седло и спокойным шагом направил коня в сторону Старого Гнездища. За ним, так же неспешно, тронулись несколько воев…
   Семята прошёл обряд Имянаречения несколько позже. Память о случившемся была в нём настолько сильна, что за сотни лет не угасла в его потомках.


     – Да уж, – промолвил Анисий, – крепко схватили Русь за горло! А ведь и за людей-то они нас не почитают. Читал я их писания, но не потому, что исповедываю их веру, а затем, чтобы врага знать лучше. Так сам Христос называл людей иных вер псами да свиньями. У нас таковое никак не мыслимо. Христианская душа черна и, выходит, помыслы её нечисты. Чужды они Руси вольной.
     – Бают, вера у них, в коей одна только выгода, – встрял молодой охотник.
     – Так ведь они и до душ наших добрались!
     – Боже Свароже, сие-то как же?!
     – А вот поведаю, – ох, подкован Гривец, будущий мудрец, талантливый ученик Семяты. – Мудрецы наши родовые о душе всяко бают, но выходит, что так и так верно получается. Бают, душа и огнём предстаёт, и звездой, и птицей…


   Наверное, человеку неуютно от мысли, что после смерти от него ничего не останется. Важнейший из вопросов религий – упование на загробную жизнь, что хорошо видно по ритуалам в честь умерших, скажем, по обряду Тризны. О «потусторонней» жизни имеется множество сведений. Откуда же они берутся?
   Кажется, о душе всё поведал выдающийся русский фольклорист и этнограф Александр Николаевич Афанасьев (многим известный только как сказочник) в капитальном труде «Поэтические воззрения славян на Природу» в две с половиною тысячи страниц мелкого текста. Но когда А.Н. Афанасьев пишет о душе, он ссылается на древние предания, мифологию, хотя, думается, говорить следует о древнем Знании, Ведении.
   По Афанасьеву, душа представляется во многих проявлениях. Во-первых, в виде огня, то есть силы света и тепла, без которой невозможна жизнь; душа, – пишет он, – частица, искра этого огня, сообщающая очам блеск, крови – жар, телу – внутреннюю теплоту.
   Представление души звездой – отголоски знания о внеземном происхождении человека: когда он рождается, на небе появляется новая звезда, когда умирает – его звезда с неба «падает». Родился под счастливой (несчастливой) звездой, планетой, – говорят в народе. Известно убеждение, что на небе столько звёзд, сколько на Землях – не только на нашей Земле – людей.
   Дымом или паром.
   Бабочкой, мотыльком, светлячком…
   Птицей. По прошествии недели (девяти дней), а в иных представлениях – месяца (сорока дней) душа отлетает в Иной Мир, как говорится, «на тот свет». До своего ухода (отлёта) душа находится среди людей. Думается, о девяти и сорока днях многие только слыхом слышали, хотя это касается времяисчисления.
   Наши предки ведали: славяно-арийские души, покидая тело, устремляются ввысь, пополняя собою Вселенский Разум и ожидая времени перехода в другие вместилища. Из Знания наших богов и предков следует, что Мир Людей четырёхмерен: Тело, Душа, Дух, Совесть. А вот существа Миров, расположенных по Золотому пути (Путь Духовного Восхождения – Свага), имеют число измерений: Мир Людей – 4; Мир Легов (нечто вроде ангелов) – 16; Мир Арлегов – 256; Мир Аранов – 65536; Мир Сияний – 65536 в квадрате; Мир Покровителей – 65536 в степени 4096… Переход души из одного Мира в другой называется Смертью. В другом Мире душа вселяется в тело разумного существа того Мира, в который она направлена.

   Душа – это жизненная структура, энергетическая               
оболочка, отвечающая за взаимодействие с другими
душами для плодотворного развития человека, как
живущего потомка Древних Богов.

   Про такого человека говорят: он человек Душевный. Боги помогают всем, кто трудится и развивается. Поэтому Душевный человек готов помочь всем и каждому. Дух – это понятие индивидуальное. Духовный человек не обязательно должен быть Душевным. Он может жить один в скиту, где его общение с другими людьми никак не проявляется. Это и есть разделение между душой и Духом.
   Что же следует делать, чтобы «переселения» не происходило? Сим вопросом и задались библейские мудрецы, точнее, их руководители. В трактате от Талмуда Сефер ор Израель указывается, что победа над Миром невозможна до тех пор, пока у неверных (читай, у нас с вами, исповедывающих ведическое мировоззрение, а в общем, у всех нехристиан) будет оставаться достаточное количество душ. Потому с внедрением религий иудаистского толка (христианства, ислама) резко умножились обряды похорон, когда после умирания тело закапывали на второй-третий день, а у мусульман в этот же день до заката Солнца.
   Что в этом случае происходит? Родовой мудрец поясняет: в земле душа остаётся под гнётом, ей не выбраться ни под живой свет дня, ни под колыбельное мерцание звёзд. Как спеленатый младенец, как зверь в тенётах или как раб, прикованный к жерновам навечно, так бессильна, неподвижна душа того, чьё тело зарыто в землю. По времени подземный холод и мрак разъедают душу, тоска и голод по дневному свету истощают надежды, и она, растворённая, гаснет, как уголь под пеплом, забывает себя, подобно зажившемуся старцу, и замирает навечно в земном мраке.


   Наутро вышли затемно, без шума, ступая в след, направились к густому чернолесью, где была загодя разбросана привада. Так-то кабаны едят всё, а тут набросали под кусты, долго в мешки складывали, объедки, за свежестью которых не следили, и удался такой духман, что и человек за версту почует.
     – Гляди-ко, лоток уже набили, – зашептал Анисий Гривцу в самое ухо.
     – Какой лоток?
     – Чушки тропят для поросят, им по глубокому снегу не пройти. А вы, – оборотился к молодым, – будете выскакивать, рогатины не забудьте! Хе-хе…
   Остывали на снегу туши четырёх кабанов, почитай, пудов по пяти весом.
     – Давай-ко разрубать, не то замёрзнет мясо, ничем его тута-ко не разделать. А вы, парнищи, готовьте настил на дереве; вон, большое, видите? Положим мясо наверху, после на лошади подъедут, дак заберут.
     – Ныне-то все дела?
     – Ныне все. Заутра на лося пойдём.
   Отвели душу, наевшись свежатины до отвала. За окошком запуржило, до темна время ещё было, а что делать в тепле и с полным брюхом, как не беседовать?
     – На лося-то ходили когда?
     – На лося ходили, и в Таре дело было, да и по пути в здешние места.
     – Мы лосям приваду соляную делаем, охочи они до соли. Было, свалишь дерево, хоть бы осину, да пенёк повыше оставишь, выдолбишь корытце и соли каменной туда с пуд, а то с два набьёшь. Поверху навес наладишь, корьём покрытый, чтоб соль дождями не смывало – вот те и привада, приходи да бей.
     – Дак и мы такоже делали, только соль не каменная, не было её у нас.
     – В нашей стороне всё есть, а солончаки богатые в округе – ходи да ломай. Ты поведай-ко теперя, коли уж взялся сказывать о чём-нито. Расскажи-ко, что это за племя такое было, хазары прозвищем. Много и мы наслышаны, да от свежего знатья убытку не станет. Давеча Семята упоминал попутно, дак Воркуша ох и плевался! А вы, парнищи, не спать! Внимайте, в старости выспитесь!
     – Хазары? Есть такое племя, поначалу неподалёку от сих мест жило, а только надумали на закат податься, и случилась с ними беда – не беда, а попали они под руку племени библейскому и стали таково жить, чтобы, как говорят сведущие люди, всё испоганить. Зло они сделали правдой, а правду – злом.
     – Слыхал я, что из них даже говно идёт злое. Верно ли?
 

   На подмогу христианам и тем, кто за ними стоял, на Востоке образовались хазары. История их возникновения приблизительно известна. Специалист по Степи, почему-то отождествивший азиатов-хуннов и европейцев-гуннов, писал: «История хазар началась, когда в 557 году в Прикаспий пришли войска тюркютов, но не как враги и завоеватели. Они использовали Хазарию как базу для своей конницы, проходящей нелёгкий путь от гор Тарбагатая до Волги с тем, чтобы обрушиться на Кавказ или Крым. Когда Хазария отделилась от гибнущего Западного Тюркского Каганата, часть тюркютов вместе со своим ханом из рода Ашина поселилась на берегах нижней Волги. После разгрома Тюркютского каганата империей Тан, Хазария в 650 году превратилась в мощную страну, но ханами в ней остались тюркюты из династии Ашина. В IX веке власть перешла в руки иудейской общины».
   Каким же образом у хазар власть перешла в руки в руки иудейской общины? В 737 году арабы разгромили хазар, чем и воспользовался один из знатных людей Хазарии Булан и в награду за сохранение жизни тайно принял иудейство. Принятие иудейства в государственном масштабе происходило в конце VII- начале IX века при потомке Булана, хазарском военачальнике Обадии. В Хазарию со всех сторон хлынули евреи, мгновенно заселили целые кварталы хазарских городов, особенно крымских, а также столицу Итиль. Они плотным кольцом обложили трон, быстро стали занимать высшие управленческие посты, то есть действовали по накатанной схеме. Иудаизм в Хазарии полагался для властной верхушки и оставался для круга правящих с их родственниками, евреев и некоторых других из торговцев и ростовщиков.
   Усиление хазар на востоке завершило опаучивание Руси христианством.

   Хазарский каганат – полнейшее отсутствие даже
намёка на Правду и наглая, беззаконная, всеподав-
ляющая Сила, чудовищное иго воплощённой Кривды.

   Действительно, если взглянуть на карту или представить её мысленно, то ясно просматривается, что к Х веку окружение Руси было завершено. Да и «пятая колонна» давно действовала. Христианские летописцы лгут, что христиане находились, в основном, в Киеве. Ну-ну! В русских городах князей, бояр, влиятельных людей облепили «византийские» купцы-лазутчики: ведь Хазария и Византия – союзники против Руси, и цель у них была одна. Лесть, услуги, подкуп, бебёхи для жён – слаб человек, ничто не меняется в мире. Трудились, не жалея сил, понимая, что христианству почти тысяча лет, а на Руси  ещё и конь не валялся. Не сгорела бы программа «освоения».
   Беспокоились не напрасно: всё «испортил» князь Святослав. Вера христианска уродство есть, – сказал, как отрубил, Великий Воин. Он был посвящён и знал, о чём говорил, поставив себе задачу покончить с христианством и на Руси, и в её округе, включая Византию. Поэтому прежде разгромил Хазарский каганат, разметав вселенских упырей по окраинам. «Византийцы» организовали убийство нашего национального героя, следуя библейскому указанию: поражу пастыря, и рассеются овцы стада.
   Крещение Руси, ныне празднуемое «пятой колонной», явилось не более чем очередным этапом выполнения программы по захвату мирового господства. В Киеве силой загнали в реку толпу, провели ритуал приобщения к Христу – вот и всё крещение. Важен обряд как символ, как толчок к действию, и важны его кровавые последствия на века вперёд. Они и не заставили себя ждать.
   А и где это слыхано, где видано: брат на брата с боем идёт? – такие песни запели на Руси. Погодите, потирали руки «византийцы», вы ещё не то запоёте! И «запели», да ещё как! Во время правления Владимира программа «освоения» совершила грандиозный качественный скачок, результаты которого в уменьшении населения Руси приравнивают к гражданской войне 1666 года и к революции (ре-эволюции) 1917 года. Летописи и другие документы, писаные монахами-христианами о Руси и на Руси – замечательный индикатор: превозносят, воздают хвалы, значит, «наш», «свой»; сыплются хулы – чужой либо недостаточно сделал пользы христианству; замалчивают – «что-то не так, не по-нашему, посмотрим, понаблюдаем, внедримся, поработаем». Те же повадки и у нынешних «кремлёвских мечтателей», тот же «образ мышления». Характерный пример – «Повесть временных лет»: сколько материала в ней дано о Святославе и сколько о Владимире. А ведь их деяния по качеству и масштабности не то что не сравнимы, но и близко не стоят. Владимир растряс всё, что только было возможно, из приобретений Святослава для Руси, но дифирамбы ему бесчисленны и бесконечны. Потому и поныне в России не установлен памятник скульптора Клыкова «Святослав, топчущий поверженного хазарина», на щите которого вытеснена звезда Давида. Зато именем палача русского народа Моисея Соломоновича Урицкого, который любил созерцать казни и только лично (!) расстрелял пять тысяч (!) человек, названы улицы и площади в России (!). Историки назвали десять сгинувших после крещения славянских народов: сагудаты, рунхины, драговиты, струменцы, смоляне, верзичи, баюничи, велегестичи, милинги, езеричи. И это только начало! А сосчитать умерщвлённые жертвы христианского владычества на Руси, угнанных и проданных в рабство, и вовсе невозможно.


   Свалить Русь мечом пока ещё не удавалось никому.
Скорее, наоборот. Поэтому злить русских нельзя.
С ними нужно говорить ласково, не жалея елея и
подарков, уверять в милости своей и дружбе. Но при
этом истребить надобно всех, под корень. Кто ещё
способен на это, кроме христиан? Прийти со словом
добрым и руками открытыми, стол и кров разделить
с благодарностью. А потом кому яду в хлеб капнуть,
кому глаза отвести, кого словом тайным заворожить,
кому дары великие пообещать. Глядь – и режут уже
дети родителей своих, внуки друг другу глотки рвут,
дочери на помосте у торговцев стоят… Нам желатель-
но, чтобы заместо мира и покоя у славян распря
кровавая началась. Чтобы резали они друг друга 
день и ночь, пока реки от крови вспять не поте-
кут и города и веси их не обезлюдят…
   Из книги А. Прозорова "Креститель".


   Библия, Второзаконие, главы 14-28:

   Благословен ты будешь больше всех народов; не будет ни бесплодного, ни бесплодной, ни у тебя, ни в скоте твоём.
   И отдалит от тебя Господь всякую немощь, и никаких лютых болезней Египетских, которые ты знаешь, не наведёт на тебя, но наведёт их на всех ненавидящих тебя.
   И истребишь все народы, которые Господь, Бог твой, даёт тебе; да не пощадит их глаз твой; и не служи богам их, ибо это есть сеть для тебя.
   Если скажешь в сердце твоём: «Народы сии многочисленнее меня; как я могу изгнать их?»,
   Не бойся их, вспомни то, что сделал Господь, Бог твой, с фараоном и всем Египтом,
   Те великие испытания, которые видели глаза твои, знамения, чудеса, и руку крепкую и мышцу высокую, с какими вывел тебя Господь, Бог твой. То же сделает Господь, Бог твой, со всеми народами, которых ты боишься.
   И шершней нашлёт Господь, Бог твой, на них, доколе не погибнут оставшиеся и скрывавшиеся от лица твоего.
   Не страшись их, ибо Господь, Бог твой, среди тебя, Бог великий и страшный.
   И будет Господь, Бог твой, изгонять пред тобою народы сии мало по малу; не можешь ты истребить их скоро, чтобы не умножились против тебя полевые звери.
   Но предаст их тебе Господь, Бог твой, и приведёт их в великое смятение, так что они погибнут.
   И предаст царей их в руки твои, и ты истребишь имя их из поднебесной: не устоит никто против тебя, доколе не искоренишь их.
   Кумиры богов их сожгите огнём; не пожелай взять себе серебра или золота, которое на них, дабы это не было для тебя сетью, ибо это мерзость для Господа, Бога твоего.
   И не вноси мерзости в дом твой, дабы не подпасть заклятию, как она. Отвращайся сего и гнушайся сего, ибо это заклятое.
   Какова священная книга христиан? Имя Яхве (Иегова) в Библии заменено на «Господь». Видимо, чтобы глупых русских не раздражать. Лютая ненависть ко всем народам проходит через все писания, что называется, «красной нитью».


   Родовой Мудрец скорбит:
   Истинное верование россов – чудной красоты религия, кою испоганили и убили. Это была солнечная и живая сила Бога во всём: в дереве, солнце, воде, ветре, мы жили в Природе и ведали себя её частью, мы не считали себя сотворёнными богом, а его прямыми потомками – Дажьбога внуцами. Нам принесли взамен рабскую религию, досель вольнолюбивых россов поставили на колени, пытались сделать рабами бога, его вещами. Нам навязали иконы с чуждыми иноземными ликами, глумливыми и слащавыми в библейской мерзости, продажности, пьянстве и похоти, в звериной жажде покорения земли нашей. Поганая брехня полилась на дом наш, и постепенно болезнь эта помутила разум, искоренила дух свободы. Светлая религия некогда могутного народа, стоящая на честности и радости, была жестоко убита. Только волхвы хранили её из веку в век. Надо ещё веками ждать часа разумного пришествия людей, истинных и свергших тысячелетнее бремя ветхого завета.


   Настало Лето 7242, по чуждому исчислению 1734 год. На российский престол была водружена очередная баба, так же тупо не понимавшая, что ей делать на сей верхотуре. «Императрицы» занимались чем угодно, но только не государственной деятельностью, Россия же держалась и иногда процветала исключительно трудами русских политиков, учёных, воинов и промышленников.
   Известно: баба, наделённая властью, уже точно не баба, но ещё не мужик. Коронованные бабы до конца ещё не изучены, но народная мудрость чётко определяет: когда хозяйство в руках бабы, всегда беспорядок. А тут государство!
   Например, Елизавета, эта блудливая дочь блудных родителей, без меры увлекалась тряпьём и блудом и за время своего «правления» наплодила аж восьмерых детей, и всех от разных отцов. Вы*лядки были записаны на одну из её приближённых. Отсюда растут корни одного из проклятий России – разночинцев. По смерти Елизавета оставила пятнадцать тысяч чулок и десять миллионов рублей внутреннего долга страны. А очередную «Екатерину» звали София-Августина-Фредерика Ангальт-Цербстская, к русскому престолу никаким боком не приставляемая. И неоспоримо: сие также является результатом деятельности внешних сил.
   В 1730 году привезена из Митавы и возведена на престол Верховным тайным советом дочь Ивана V Алексеевича и царицы Прасковьи Фёдоровны Анна Иоанновна. Поскольку она тоже являлась бабой, к ней приставили неведомой нации некоего Бирона, который и стал фактическим правителем России. Понятно, что сразу возросли государственные расходы, расширилось крепостное право, участились казни – европейское ворьё высасывало из России все соки. Только знатных и богатых людей было лишено чести, достоинств, имений и жизни, сослано в ссылку более двадцати тысяч человек. В эту жуткую для России пору ни в коем случае не переставали направлять «на Камчатку» чужеродные экспедиции, чтобы изводить там следы древнего пребывания русских людей.
   Суть ещё и в том, что Европе неловко, видите ли, признаваться, что её территории испокон веков занимали славяне, уничтоженные затем христианским «миссионерством» или ассимилированные неандерталоидами. Поэтому они и из кожи вон вылезали, когда выдумывали себе славную, по их представлению, историю, а для России, трудами немцев, склепали искусственную, полностью не соответствующую действительности. Правда, по недоумию наделали ляпов, но они их «не замечают».
 
 
   Двенадцать лет минуло со дня ухода людей старой веры от чужеземных гонителей. Костромка раздалась, обросла новыми домами, нарожала детей. Настали относительно покойные времена, когда у добрых хозяев жизнь настолько налажена, что если и может обеспокоить, так разве внезапной сменой погоды либо незваными же гостями. Так ведь лиха и не ищут, оно, вишь, само тебя находит.
     – С солью как дело обстоит?
     – Отроки постарше добывали, ведут девять подвод, – отвечали Семяте.
     – Здоровы ли?
     – Здоровы, да руки поело. Ништо, заживёт. Знарок у них за вожа. Смышлён! Солончак новый отъискал, так гребут ныне не глядя и никого не спрашивая.
     – Добро. Ещё что?
     – С рудников должны бы воротиться, что с бургеньскими пошли. Дак те тоже впервые, по рассказам больше знают. Принесут что, нет, неведомо. А промышлять надобно: с серебром-то жить крепче. Не всяк товар у себя вырастишь.
   Серебряные копи далеко, на реке Унде, куда и направились костромские. До Газимура-то ещё дальше, да и китаёзы там, слышно, большую часть захватили, тоже стараются. Держали в тайне Семята с Гривцом, что на дальних быстрых речках, охотясь, золото нашли, и знали о том лишь четверо доверенных посёльцев. Они и уходили иногда на глухие заимки, «на охоту». Богатела Костромка.
   Всякий доход не живёт без забот, да и разживаются не доходом, а расходом. Ино расходы подъитожить – сердце растревожить. Вот Семяте и не до охоты. А так хочется иногда пройти по весеннему лесу, послушать говор просыпающегося ручья, огладить кору деревьев, поговорить с ними. И они, гляди, чему надоумят, а как же! У всякого посёльца свои заботы на душе, а Семята за всех гребтиться должен, вот и выходит, что и сон отлетает, и сердце у вожа болит. Радует, правда, что великий труд для Рода содеян, и оттого покой в душе безмерен.

   
   Прискакал вестник из Багдарина: казаки, прежде местными жителями не виданные, остановились рядом, в полуверсте от селения. Ведут себя смирно, дев и жён не задевают, с Велемаром атаман их беседовал долго. Хлеба казакам дали.
     – Что Велемар передать велел?
     – Сказал, знакомые, по твоим рассказам, повадки. Ищут.
     – Что ищут?
     – Велемар говорит, ты знаешь. По рассказам, опять, твоим. Ушли вскоре.
     – Куда подались? Много ли их?
     – На восход отправили, минуя Костромку. Чем-то обнадёжил их Велемар. И о сём, сказывал, ты ведаешь. А казаков два десятка, лошади в седле и заводные.
     – Кто либо не из казаков есть среди них?
     – Есть, и о том, мол, ты ведаешь, – и покраснел: на кой он, коли всё ведают.
     – Ништо, – успокоил его Семята, – отдыхай, мои вести заутра повезёшь.
   Вот и незваные гости. Послал отроков за волхвами и старшими Рода.
     – Мню я, не угомонится лихая власть, покуда не сотрёт следы наши древние с Тартарии Великой. Дело сие им непосильно, но напакостят довольно, не остановятся ни на чём: и рушить станут, и убивать втихую. Смирны были в Багдарине, так то хитро замыслено: ничего, мол, не знаем, а идём на Камчатку. Мню, злыдни прикрываются ею, дабы всю Сибирь без помех пройти. Гривец, надобно послать воев, кои в следопытстве да скрадывании зело искусны, лучше из молодых, ибо дорога долгая. Выследить, куда идут, для чего, всё по дробям. А мало ли откроют их, могли бы чем прикрыться: охотники, либо трав сборщики, либо серебра старатели.… Либо невзначай открыться. Вожем кого пошлёшь?
     – Знарока бы дождаться, вот-вот соли добытчики подойти должны.
     – Не молод он для такого дела? Шестнадцать лет всего. Как старшие парни молодого вожа примут, не закобенятся ли?
     – Молодость не порок, зато ум в голове есть. У меня строго, не закобенятся. Годами молод, да разумом стар. И телом он крепок, мне уже не совладать.
     – Твой выученик, гордись.
     – Горжусь, дак ведь своих семеро. Дожина ревнует.
     – Дожина мать, ей полагается. Да ты, я знаю, своих не хуже пасёшь. Соколы!
     – Одна дева всего и народилась. Дожина ино всплакнёт даже: помощниц нет.
     – Приведут сыны после. Ступай, готовься.


   Отряд двигался покуда к Нерчи, через верховья Витима и Киренги, разведывая попутно места поселений старообрядцев ли, староверов. Тропили их поначалу багдаринские, сообщаясь гонцами со своими и костромскими, а когда те подоспели, передали «с рук на руки». Костромская ватага невелика, девять воев всего, да более для дела и не потребно: только лишний шум поднимать.
   Казаки шли открыто, не таясь, не как костромские, и между Киренгой и Нерчью набрели на якутских оленных людей, что аргишили на чужих родовых угодьях. Прежде якуты не встречались со «своими детьми», потому и «не узнали» их. Но приняли хорошо, забили оленя, и над тайгой понёсся запах мясного варева, будоража в округе звериный нюх. Атаман велел достать водку, и, непривычные к злому зелью, якуты вскоре повалились под кустами. Казаки разбрелись по чумам, поставили якуткам по пистону, не разбирая по темну, где баба, где малая девка, и, насыщенные, тоже вскоре уснули. О какой-нито страже и разговор не вёлся: глушь, кого опасаться.
   Однако опасаться было кого: вои Знарока тщательно прошерстили вещи незадачливых баболюбов. Жёнки и девки, почуяв неладное, носы из чумов не высовывали, хоть и сладко только что было: захотят ещё, так сами заползут.
   Заутра похмельные казаки собрались было идти далее, но никак не могли сосчитать себя: то ли одного не хватает, то ли лишний один. Пробовали растолкать якутов, но это оказалось мало того, что бесполезным, но и нездоровым: те воняли не только винным перегаром, но и собственными отходами. Не досчитались также одной верховой лошади и одной заводной. Атаман учинил допрос:
     – Кого нет на стане, кто пропал, как пропал, видели?
     – Какое видели, спали все! А нету Епифания с лошадьми.
     – С лошадьми?! Остаёмся, пока не отъищем.
     – Тут это, атаман, оказия некоторая приключилась…
     – Какая оказия, что ты блеешь?!
     – Девок мы попортили, уходить надо, пока мужики ихние не очухались.
     – Да вы озверели никак? Что теперь с ними станет?
     – Что с бабой сделается, – заржали, – коли казак её огуляет? Здоровее будет.
     – Брюхатая она будет! Собирайтесь быстро, далее двинемся.
   К вечеру, еле пройдя двадцать вёрст, стали на ночлег. Поужинали якутским мясом, прихваченным невзначай со стойбища, выставили дозоры. В версте от них расположились костромские вои. Костра не зажигали, так что ужна вышла хуже казачьей. Зато завёлся у них иной припас: пленённый казачина, пьяным снятый чуть ли не с бабы. Затолкали ему в рот тряпку, взятую из чума, и он, похмельный, с гадкой чужой вонью во рту, всю дорогу яростно мычал и пучил глаза.
     – Дёргаешься, будто блоха на гребешке. Будешь молчать, так тряпицу выну.
   Казак радостно затряс головой, после задышал шумно, отплёвываясь от грязи.
     – Пить дайте…
     – Тебе воды али, может, водки?
   Тот сверкнул глазами, но промолчал: видать, о тряпке помнил.
     – На, пей. Зовут как?
     – Епифаний.
     – Ишь ты! Что ж за имя такое, я и не слыхивал, чтобы людей так называли.
     – Как так не слыхивал? Или ты не православный?
     – Православный.
     – Перекрестись.
     – Это ещё зачем?
     – Так баешь, православный ты.
     – Дак православные не крестятся.
     – Во-о-на как, – протянул, – так, значит, это вас велено искать да убивать.
     – Сказывай, кем велено.
     – Есть в отряде некие, под казаков рядятся, бают, русские, а по-русски говорят криво, косноязычат. Похожи они на русских, как свинья на коня!
     – Ты-то как в отряд попал?
     – Так и попал: либо ноздри рвать, либо иди, говорят, на восход, послужи государыне-императрице, пособи истребить лютых ворогов России-матушки.
     – Ты старого обряда христианин или, может, никонианин?
     – Пошто спрашиваешь?
     – Старообрядцы соседями нам доводятся, у многих наших жёны из их села.
     – Да ну?! А говорили, вы всех русских христиан под корень режете!
     – Тебя же не зарезали.
     – Так долго ли… Старого я обряда, из Тобольска призванный.
     – Да что ты! А наши из Тары, слыхивал про такую?
     – Как не слыхивал, слыхал, сродник мой там проживал, сгинул куда-то; видать, царёвы слуги порешили, алибо сам сбежал; семья-то тоже пропала.
     – Как зовут сродника-то?
     – Фофаном.
     – Фофаном? Нет, не слыхивал про него.
   В верховьях Нерчи костромские набили в мешки оловянной руды, будто бы серебро. Отвлечь, дабы посмеялись над ними, за дурачков приняли. Двое перемазались землёй, прошли вдоль опушки и будто невзначай вывернулись перед казачьей стоянкой. Как бы испугавшись, шмыгнули в кусты, но их окликнули:
     – Эй, небога, а ну-ка сюда! Откуда путь держите?
     – Дак с рудника серебряного, – лупая глазами, пролепетал «старатель».
     – Сере-е-бряного, – протянул казак, – а ну, покажь серебро своё!
     – Дак ты, дяденька, отберёшь!
     – Надо мне, у меня своего серебра немеряно, – подмигнул своим казак.
     – Что тут, – подошёл старшой, – кто такие?
     – Да вот, Воин, старатели, говорят, с серебряного рудника.
     – Та-а-к… Онуфрий, кликни-ко немца.
   Подошёл человек в казачьей справе, но носить, как видно, её не умел. Если на казаках одёжа сидела, как влитая, у этого топорщилась, то головой он вертел, то плечами передёргивал. И взгляд холодный, пустой – не русский взгляд.
     – Рудознатцы, господин Вайсман, или как их, серебро добывают? Старатели!
     – Показать!
   Вывернув «старателям» руки, сняли тяжёлые мешки, вывалили руду на траву. Немец повертел камни в руках, потёр руду меж пальцев, которые тут же окрасились в серый цвет, хмыкнул, в глазах появилась искорка, но тотчас погасла.
     – Гоните русских дураков в шею! Да спросите прежде, откуда они пришли.
     – Откуда вы пришли? – эхом откликнулся атаман.
     – С Нерчи-реки, Нерчинского острога посёльцы, – заблажили придурки, размазывая слёзы и грязь по щекам, – сосед наш баял, серебра тута-ко завались!
     – Ваш сосед шутник, ибо это есть олово, на плату не гожается…  не годится.
     – Так что, Перегуда, пускай идут соседу рыло мочалить?
     – Гони в шею, да серебро пусть подберут, соседу продадут. Чаю, он купит.
   Епифаний, матёрый уже тридцатилетний казак, всё поглядывал с изумлением на парней, десятком, а то и более лет его младше, с восхищением зрел на лицедеев-«старателей», что сейчас глаз с него не сводили. Руки казаку развязали, но пасли зорко, и он это спиной чуял. У Знарока была задумка, но её следовало оговорить с воями, а особенно с пленником, ибо от того почти всё и зависело.
     – Так ты понял, в чём суть вашей экспедиции? И что никакие мы не злодеи?
     – Это я как раз понял.
     – Понял, что нельзя допускать чужих к русским святыням? Понял, почему?
     – И это понял.
     – А раз так, на тебя вся надёжа. Нет, мы можем, не торопясь, время есть, и сами всех их положить, только больно уж кровь русскую проливать не хочется.
     – Ишь ты! Тут уж я до конца тебе поверил. Да и молод ты лыгать.
     – У нас и старые люди не лгут. Что после отвечать на засмертном суде?
     – На страшном, что ли?
     – Нет никакого такого страшного суда. Будешь отвечать перед предками, что ты хорошего сделал для Рода, сколько и как детей воспитал, следовал ли заветам своих родовых мудрецов, а не слушал кривые голоса, да и многое другое.
     – Нешто и весь суд?
     – Весь! Там ведь предки наши. Тебя же отец с матерью не судят?
     – Умён ты не по годам. Ладно, что мне надобно сделать?
     – Есть ли среди казаков друг твой или товарищ какой?
     – Нет тут ни у кого ни друзей, ни товарищей. Головники мы. А земляк есть.
     – А подберись-ка ты к стану да вызови тихонько земляка своего.
     – И что? Перепугаю его – и только.
     – Казак он или баба? Расскажи ему всё, дай вот эту траву, пусть он её в варево положит, вроде приправа какая. Когда все уснут, повяжем атамана и немцев, остальные вольные будут, пусть идут куда хотят. Лошадей и оружие оставим. Дорога им в Нерчинский острог; хотят, пусть служат, нет, для себя промышляют. Но ежели разбойничать вздумают, пенять им после будет не на кого.
   Три замотанных и перевязанных кокона мотались на крупах лошадей. Под вечер костромские стали под скалистой сопкой у весёлого ручья, свёртки с пленными побросали подальше от себя, по ветру, и, наконец, впервые за три дня поели горячего от всей души. Пленённых не разматывали: ништо, перетерпят. Так те и ссали под себя весь день, а немцы со страху и вовсе уделались.
     – Помнишь ли Семяту по Крапивинскому скиту? Поклон тебе от него, – слукавил Знарок. Ништо, с врагами лукавить не возбраняется, Гривец сему даже учит. Перегуда позеленел, на лице страх проступил. – Велел доставить тебя к нему.
     – Лучше уж сразу убей!
     – Что так?
     – Он же колдун, превратит в кого-нито.
     – Стало, боишься? А людей русских в сих краях убивать не боишься? Ну да ладно, чего зря словами трясти; свезём тебя к Семяте, отмоем вот только.
     – А с этими что?
     – С немцами-то? На комара поставим – и вся недолга.
     – Нельзя бы: государевы люди…
     – Сатаны они люди, а не государевы! Кто их звал? Ты, гляжу, о немцах более хлопочешь, чем о русских. Ну-к что ж, и сие до Семяты доведено будет.


   Информация о давней истории Земли, даваемая православными староверами, появилась не с пустого места, и до сей поры, оберегаемая волхвами-хранителями, она являлась доступной только людям посвящённым. Русским по рождению скептикам для начала следует, видимо, воспринимать её как мифологию («чтобы не сразу в лоб!»). Ведь известно, что самые дикие, казалось бы, версии (то, что Земля круглая; то, что она вращается; что она вращается вокруг Солнца, а не наоборот; то, что в Природе существуют какие-то невидимые  волны, «летающие» в воздухе, и так далее) становились привычной реальностью.
   Сохранённые древние Знания  повествуют об одном из заселений нашей Земли (староверы называют её Мидгард) около 460 530 лет назад.

   Первым на Мидгард прибыл род Раи (Расичи), сереброглазые да’ Арийцы. Цвет волос светло-русый и почти белесый. Группа крови первая. Рост от 175 до 290 сантиметров. Прибыли из системы звезды Тара (Полярная Звезда) с Чертога Небесной Коровы Зимун. Заселили материк, находившийся в нынешнем Северном Ледовитом океане, и назвали его своим именем – Даария. Температура воздуха на материке в то время не опускалась ниже нуля градусов. Наше Ярило-Солнце – восьмая звезда в созвездии Зимун (Малая Медведица).
   Род х’ Арра (х’Арийцы) прибыл с Чертога Финиста Ясного Сокола (Ророга) или, по-современному, с созвездия Ориона – из системы Солнца Рада, в котором была их Прародина – Земля Троара. Это произошло около 273 900 лет назад. Группа крови первая, редко вторая, ирис глаз зелёный, по цвету их Солнца, рост от 180 до 360 сантиметров, волосы русые и светло-русые.
   Род Святорусов (Свага) – около 211 700 лет назад. Голубоглазые славяне ростом от 175 до 300 сантиметров, группа крови первая и вторая, цвет волос от белого до светло-русого, ирис глаз от небесного до синего. Прародина – Земля Рутта в Чертоге Лебедя (Большой Медведицы) системы Солнца-Аркольны.
   Славянские Роды Рассенов заселили часть Северной Земли Даарии, напротив Земли Свага, и назвали её Туле (тул – огонь). Этот огнеглазый (кареглазый) Род Туле прибыл из системы Дажьбог-Солнце с Земли Ингард. Называли себя внуками Дажьбожьими. Дажьбог-Солнце находится в Чертоге Раса – Белого Леопарда (Пардуса). В официальной астрономии эта звезда называется Бета Льва. Прибыл Род Туле около 185 780 лет назад. Их рост от 175 до 285 сантиметров, глаза карие (огненные и светло-карие, жёлтые), волосы тёмно-русые. Их называют ещё Росы. Эти четыре Рода составляют основу Белой Свята Расы, являясь потомками Рода Небесного.
   Понятие «легенда» к этим данным неприменимо, а значит, надо говорить о нашей Великой Истории, обрубленной составителями псевдосведений о жизни на Земле. Например, у Кирилла Николаевича, как человека русского, вопросов к сим Знаниям не возникает.
   По ряду причин (они указываются) с позволения потомков Рода Небесного на Мидгард-Земле были расселены народы с других звёздных систем: Чертога Великого Дракона, Чертога Огненного Змея и Чертога Мрачной Пустоши.
   Ворогом Великой Расы и других людей являются представители Пекельного Мира, около 5770 лет назад проникшие (засланы, заброшены) на Мидгард-Землю с Галактического Востока, с Земель Эдем и Нод, тайно, поэтому территория их проживания не определена.
   Серокожие племена, евичи – пришельцы, чужеземцы. Цвет кожи бледно серый, ирис глаз вместе со зрачком чёрный или другие цвета в сочетании с чёрным. Группа крови четвёртая или пятая. Рост не выше 150 сантиметров. Длинные руки. Цвет волос чёрный с красноватым оттенком или рыжий (не путать с цветом соломы). Изначально двуполы, могли быть женой или мужем (гермафродиты, в зависимости от фаз Луны у них менялась половая ориентация). Обладают объединённой генетической системой. Могут иринировать между собой, между людьми и между животными не только на физическом и генетическом уровнях, но и на тонких планах.
   Первым делом, по прибытии на Землю, серые украли жену у царя дравидов, спровоцировав войну. Изначально стали смешиваться с людьми цвета кожи мрака, брали их женщин, и у них рождались уже однополые. Смешиваясь с другими людьми, они обретают внешний вид данного народа, но психоструктура остаётся гермафродита, не имеющего Божьего Духа и Совести. Раскрашивают лица, чтобы походить на Детей Человеческих. Никогда не снимают одежду при людях. Создают ложные религиозные культы и специально пытаются уничтожить или очернить Культ Бога Перуна. Они зарятся на всё чужое, им не принадлежащее. Все их мысли только о власти. Цель чужеземцев – сокрушить Гармонию, царящую в Мире Света, и уничтожить потомков Рода Небесного и Расы  Великой, ибо только они могут дать достойный отпор Силам Пекла. Хотят погубить Души Белых Людей, дабы не попали они в Асгард Небесный, а были вечными скитальцами во Тьме беспробудной.
   Используя ложь и льстивые слова, они проникают в доверие к жителям; как только у жителей обретают доверие, начинают постигать их Древнее Наследие. Узнав всё, что можно, в Наследии, начинают толковать его в свою пользу. Себя объявляют посланцами божьими, но Миру приносят лишь распри и войны. Используя хитрость и порочные деяния, они отвращают молодых от Мудрости, приучают их жить в праздном безделии, в несоблюдении отцовских Традиций. Не знают о Чести и Правде Небесной, ибо в сердцах их отсутствует Совесть.
   Ложью и лестью захватят они многие края Мидгард-Земли, но будут побеждены и отосланы в страну Гор Рукотворных, где будут проживать люди с кожей цвета мрака и потомки Родов Небесных (первые четыре династии фараонов – русы). И начнут люди учить их трудиться, дабы могли они прокормить своих детей. Но отсутствие желания трудиться объединит чужеземцев, и они покинут страну Гор Рукотворных и расселятся по всем краям Мидгард-Земли. Это время – около 4000 лет назад – они считают рабством. Моисей вывел их из Египта, и они сорок лет вели войны, уничтожали народы и грабили соседние земли. Потом их бог указал им на землю, чтобы они захватили её, истребив живущий на этой земле народ, и поселились на ней и поработили бы Венею (Европу).
   Миллионы жизней унесут бессмысленные войны в угоду желаний чужеземцев, ибо чем больше будет войн, тем больше богатства обретут посланцы Мира Тьмы. Со времени появления евичей нет покоя на нашей Земле.


   Сергей Олегович, Сережень, однодумец Кирилла Николаевича, поморщился на принесённую бутылку «Смирновской»:
     – Почему водку-то?
     – Так что ещё мужику подарить? Да и тянет сегодня душ изнутри принять.
     – Ладно, есть у меня сухое, настоящее, не то дерьмо, что ныне бодяжат.
   Сидели за столом под яблоней, на даче, да какая дача – усадьба на берегу озера, постройки, сад, дорожки, присыпанные толчёным кирпичом. Тридцать лет неспешного, творческого труда. И вечер погожий, и комары с песнями грызут.
     – А ведь многие, – продолжил беседу Сережень, – не зная истории, а значит, и самой жизни, считают, что хазары все уничтожены. Мол, Святослав разгромил. Да, разгромил, слава ему, но, в основном, разогнал, на девятьсот пятьдесят лет отсрочив самое жуткое иго на Руси, и они живут среди нас со своей неизменяемой психоструктурой! И многотысячелетней ненавистью.
     – Да уж, один из них, с характерной фамилией Буланов, отметился в моей жизни! И Яхве бы с ним, да много принёс он зла, и не мне только. Таких людей явственно чёрная аура обволакивает, иной раз чуть ли не зришь её. Но суть даже не в этом. По сему экспонату отменно видится сущность, менталитет, скажу, жестокого племени: наглый, тупой, не закрывающий рот, из которого изливается непотребная муть, жестокий до дурнины, эгоистичный (всё я, я, я!). Этот потомок скотоводов и ростовщиков, не отягощённый техническими знаниями, в своё время вздумал – ну не смешно ли! – податься в авиацию (я всё могу, я всё умею!), и сей новоявленный ас в первом же самостоятельном полёте расшиб самолёт на ровном месте и позже всем совал в нос фотографию разбитого аэроплана, крича, что он настоящий лётчик, не понимая, по природной тупости, что бахвалится своим позором. Зато стал где-то чемпионом по выпивке и даже перепил какую-то в этом виде соревнования знаменитость. Сомнительная слава. Смешно было видеть, как его хазарята, взрослые уже, с надрывной интонацией и с выражением, явно на публику, вопрошали: «Ка-а-ак тебе не стыдно!».
     – Менталитет – это серьёзно! Ведь ты смотри: христианские летописи пишут о дани, которые брали хазары с поселян – …по беле с дыма. Ангажированные «специалисты» переводят: …по белке, то есть сознательно (!) дурят людям мозги. Если беличьи шкурки в ту пору оценивались сотнями за пятак, то либо это не дань, либо никакие не хазары. По обеле они брали – по невинной девушке! Страшная дань! Надо всё называть своими именами. Все хазары нам кровники!
     – Я спросил как-то у жены этого авиатора, замаскированной хазарки, кто они по национальности. «Ах, мы белорусы!». Ну, жили они какое-то время в Белоруссии. Такими же «белорусами» называют себя и потомки племени буртасов, хазарских единоверцев. Менталитет тот же. Разбойничали на Волге, как известно, золотом месте для грабежа. Не выращивали хлеб, не ковали железо, а лишь убивали, грабили и торговали русскими людьми, которые ценились на восточных невольничьих рынках вдесятеро против прочей шелупони. Не шучу, знаю я одного типа по фамилии Буртасов с характерной библейской физиономией.
   К слову, о рабах. Путь «из варяг в греки», которым взахлёб восхищается «пятая колонна», на самом деле являлся путём «из греков в варяги» – за рабами. А варяги обычно плыли «в греки» вокруг Европы, вдоль побережья.
   Вообще, менталитет – понятие чётко определяющее. И человек, услышав какое-то суждение, должен по крайней мере насторожиться, мягче говоря, проявить внимательность. Вот пишет мордвин Андрей Семёнов: «Если мордвин чего-то захочет – непременно добьётся. Из коленки высосет. Когда человека не хотят обозвать ослом, но желают подчеркнуть его тупое упрямство, говорят: упрямый, как мордвин». Евреи сами о себе говорят: где еврею хорошо, там у него и родина. В своё время мне пришлось общаться с малороссами, и я также сделал соответствующие выводы, когда услышал, как они, также сами про себя, говорили нечто, мне показалось, непотребное, а именно: у хохла самая большая радость, когда у соседа кобыла сдохнет. И позже я воочию убедился: славяне бывают очень разные. И разделило славян, создало им нынешний менталитет именно христианство.
     – Знаешь, Кирилл Николаевич, пусть о так называемой национальной розни блеют так называемые же правозащитники, они давно продались, они не родившись ещё продались; их не коснулись зверства оцивилизованных дикарей. Дурак горя не вкусит, пока своя вошь не укусит. Но наш-то народ в полной мере ощутил и изучил их повадки и обязан, во избежание своего уничтожения, передать потомкам обретённые через слёзы и кровь знания и ощущения.
     – Эти правозащитники – бич какой-то для России! Корни у них, как правило, христианские, а следовательно, библейские. И кто же поддерживает предателей во Христе? А предатели из русских по рождению, но уже не русских по сути.
     – Христианский охмурёж.
     – Да нет, многие творят по незнанию и банальной глупости, причём, как водится у откровенных глупцов, они уверены в своей правоте. И одной из враждебных России сил являются так называемые интеллигенты. «Помощники».
     – Которых Непогребённый назвал говном русского народа.
     – Было дело. А «буревестник» Пешков говорил, что русская интеллигенция – лучшая в мире. Не сказать, что они не ведают, что творят. Есть у них свои ленины. Тут вам и «русское национальное возрождение во главе с Христом», и «как сладостно отчизну ненавидеть», и «Россия воссияет на небесах», и умилительное «мы вам монахов на субботник, а вы нам пионеров в церковный хор»…
     – Говорил же великий Лесков, Николай Семёнович: интеллигенты русской земли не знают, и она их не знает.
     – Лескова определили в писатели второго ряда.
     – Какая же сволочь определила?
     – А ты прочти всего. Мне двенадцати томов как раз хватило, чтобы понять. Главное, ярлык навесить, после топтать проще. Их коронный приём.
     – И ладно бы собирались они, интеллигенты сраные, своей поганой кучкой и шли только им ведомо куда – так нет же, тащат за собой людей, а тут как тут – «специалисты» по работе с толпой, которые толпу эту и зимой купаться заставят. Чётко определил толпу современный Родовой Мудрец, найду сейчас, вот:
   Толпа всегда остаётся толпой, и бессовестным демагогам нетрудно доводить эту толпу до самых диких проявлений безумной жажды истребления и утончённого садизма. Нравственный уровень толпы всегда бесконечно ниже нравственного уровня составляющих её отдельных личностей, и поэтому толпа всегда остаётся средой, наиболее подходящей для того, чтобы претворять в действие наносные внушения. Как тебе?
     – Блестяще, как и все высказывания родовых мудрецов. А дети твои?
     – А что дети, дети подкованы. Сходили они разок, по приглашению, на дискотеку. Плюются: папа, говорят, помнишь, ты нам про толпу читал? Так дискотека – такое же мутное сборище, причём, в самом гадком его проявлении! А вот и они подъехали. Здравствуйте, легки на помине, как черти на овине!
     – Хвала тебе, Сережень! Жевахов, князь, точно не помню, писал: в стремлении достигнуть своих целей они всегда пользовались толпой, как благоприятной для них стихией, вооружая её путём обмана и преступных лозунгов.
     – Коли уж мы заговорили о «помощниках», то характерным примеров являются русские по рождению предприниматели. Почти сразу по накоплении ими кое-какого капитала они стали путать благотворительность со служением христианству, то есть строить для антинародных целей церкви. Взглянуть по-доброму, по-русски: сколько талантливой молодёжи не в состоянии обучаться из-за отсутствия средств. Пусть бы подсчитали – а считать они вроде бы научились – сколько денег вбухано в божий храм, и сколько специалистов, если так уж радеют за Россию, можно было бы на эти деньги для России выучить. А сколько пристроить детей, оставшихся без родителей! Они ведь тоже наше будущее!
     – Русские ведь говорят: «Не строй церкви, прикрой сироту» или «Церковь не строй, а сиротство прикрой». Этим поговоркам сотни лет.
     – А наши ветераны, кровью и жизнями обеспечившие их благополучие и живущие в гнилых домах без воды, света и лекарств! Но эти недоумки, сами не ведая для чего, строят церкви, от которых и так деваться некуда. И ведь такими же будут их дети, потому что их родители, видя слёзы и кровь, на слезах и крови же наживаются и к бедам своего народа, страны остаются равнодушными.
     – Не спуста же говорится, что большое богатство и Совесть несовместимы.
     – Ещё прочту, ты уж послушай: самоеды, саможорцы те, кого всегда манит не своё. Беря чужое, поклоняясь чужому, они признаются перед всем Миром, что темнее, слабее разумом, чем другие, глупее их. Христиане залили кровью весь Мир, они ходят по горло в крови, а вы целуете их крест.
     – Сильно сказано! Внимаете, чада?
     – Да, мы, благодаря отцу и тебе, в родовых знаниях чуть ли не купаемся.
     – Знания лишними не бывают. О многом знании пусть христиане скорбят: они зомбированы. Худую тему мы с отцом вашим подняли: о «помощниках». Противно о них речь вести, да врагов России в лицо надобно знать, и если уж затронули их, необходимо главных «помощников» упомянуть, о попах я говорю. Это особь статья, и вот почему. Нельзя сказать, что все русские и люди других национальностей, служащие христианству, так уж и не понимают его разрушительного воздействия на умы, психику людей, уничтожение народов и целых государств. Возьмём для примера так называемых попов. Во-первых, и это сразу о многом говорит, слово «поп» является древней русской аббревиатурой: прах отцев предавший. А вы не знали? Ну, хотя бы видите, что ни в одной (!) русской сказке, песне, пословице, поговорке, притче, частушке – эх, нельзя пропеть, уши у вас завянут! – о попах нет ни единого (!) положительного отзыва.
     – Это почему же?
     – Смотри, чадо, на аббревиатуру. Издревле говорится,  что все попы на один лад: все в овечьих шкурах, по сути же – волки.
     – Почему?
     – Экая ты почемучка! Ладно, ладно, это вовсе неплохо. Попы, как апологеты христианства, обязаны следовать указаниям Библии, ибо иудаизм, ислам, христианство имеют одни корни. По сути, это одна вера. Вы читали Библию: кровь, убийства, избранный народ, волчьи повадки. Но «пастыри» учат «паству» (стадо, то есть козлов, овец, баранов) смирению. Выходит, все равны, а «пастыри» равнее. А якобы набожность попов – это золотые одежды на грязном теле.
 
   Не так страшен просто волк, страшен тот, который приходит
в овечьей шкуре, побеждает с помощью интриг, обманов, распро-
странения ложных идей, ложной веры. Тот, который воюет не
против тела, а против души.

     – Сельские батюшки, общались мы ради интереса, мерзавцами не выглядят.
     – Справедливости ради сказать, есть и такие. Но, поверьте, их единицы. Волками не выглядят лишь потому, что недостаточно для того христианизированы. А в подтверждение моих слов прихватил, как знал, малую часть русских пословиц и поговорок – ведь это народная мудрость, не так ли? – про попов из моей картотеки. Для удобства внес картотеку в компьютер, вот распечатка. Здесь на букву «П» только, да и то далеко не все. Честно говоря, лень было просматривать около ста тысяч имеющихся в моей картотеке пословиц, поговорок и кратких мудрых изречений русского народа, за который так радеют предавшие его.

   Попам дай синенькую, так они дьяволу обедню отслужат. Синенькая – это купюра, ассигнация, достоинством в пять рублей.
   Попам да клопам жить добро.
   Попам и на руку, что ничего понять нельзя. Это, как вы поняли, о службе в церквях на церковно-славянском языке, который люди не понимают.
   Попам хошь с бесом в болоте, токмо бы ризы в позолоте.
   Попа на дороге встретить – греха наживёшь.
   Поп, баба да заяц дорогу перейдут – самое верное дело провалится.
   Поп без денег и обедни править не станет.
   Поп без денег пальцем не двинет, да ещё торгуется.
   Поп без доходу – народ без расходу.
   Поп в гости – чёрт на погосте.
   Поп взял в жёны комсомолку – ни хрена не будет толку. Ну, что смеётесь? Любовь зла, полюбишь и козла, не только что попа.
   Поп в среду молока не хлебнёт, а молочницу и в великую пятницу не пропустит.
   Поп грехи сбреет. За деньги, понятное дело. Нечего возмущаться католическими индульгенциями: все они одним мирром мазаны!
   Поп грехи скостит.
   Поп дерёт с живого и мёртвого. Фридрих Ницше по этому поводу писал: «Христианская жизнь устроена так, что нигде нельзя обойтись без жреца; во всех естественных событиях жизни – при рождении, браке, болезни, смерти, не говоря о жертве («трапеза»), – является священный паразит, чтобы лишить всё это естественности, «освятить» их, выражаясь его языком». И что бы вы думали? Ницше объявлен христианами сумасшедшим! Навесили ярлык.
   Поп дорогу перешёл – к несчастью.  Древний текст: аще кто бо усрящет черноризца, то возвращается.
   Попов – как на собаке блох.
   Попов карман дна не имеет.
   Поповская порода на чужое добро лакома, за чужим угощеньем обосраться рада.
   Поповские глаза завидущи, руки загребущи.
   Поповского пуза не набьёшь.
   Поповское житьё самое последнее.
   Поповы глаза завистливы.
   Поп, он и с кадилом проживёт.
   Поп отца родного за гривну продаст.
   Поп – первый пропитон, обжора и похотник, а вся его дурья порода – одно посмешище.
   Поп по карману молебен служит.
   Поп своё, а чёрт своё.
   Поп, тараканий лоб, не засти света, ступай прочь!
   Попу да вору отведи хоть золотую гору – всё мало
   Попу деньги отдай, хоть последнюю корову продай.
   Попу молебен с водосвятием лучше всего перед дождём устраивать.
   Попу платят за пенье, а попадье за бзденье. И этой попутно попало!
   Попу хорошо о голоде рассуждать, когда он в шелку да сыт.
   Попу что сноп, что стог – всё мало.
   Поп что клоп, тоже людскую кровь сосёт.
   Попы благодатью, как сукном, торгуют.
   Попы грецки сказки сказывают, как старые бабы, а мы, носы повеся, внимаем.
   Попы да урядники мiр обсетали.
   Попы до денег охочи, на том они все стоят.
   Попы – жеребячья порода.
   Попы за деньги и чёрта святым сделают.
   Попы за деньги на родной матери перевенчают и в том документ дадут.
   Попы – и те торгованы.
   Попы кадилом деньгу себе добывают.
   Попы, как советские профсоюзные работники, всю жизнь болтают.
   Попы любят всё из житий хватать: в житиях можно и того, и другого достать.
   Попы на бога-то поглядывают, а и по земле пошаривают.
   Попы на деньги чутки.
   Попы на мiрское жадны.
   Попы не токмо из карманов, – из самого рта кусок вырывают.
   Попы паствятся над мёртвым, а клопы над живым.
   Попы – первые кощунники.
   Попы похожи друг на дружку, как сорочьи дети.
   Попы поют, словно жуки жужжат в тёплой погоде.
   Попы сами насилу веруют.
   Попы с божьей матерью наберут денег, хлеба да холста – крестьянская шея толста.
   Попы спасаются, да больно кусаются – попадись только в лапы.
   Попы – те же чиновники.
   Попы токмо о царстве небесном бают, а сами кажный клок земли вдоль и поперёк роют, дохода с него ищут.
   Попы – тщеславные люди, земле приверженные, на брюхе ползающие.
   Попы – хищники.
   Попы христианские и муллы татарские токмо бога приемлют по-разному, а дары одинаково.

     – Как видите, картина исчерпывающая. Немыслимо, чтобы русским волхвам давали подобные оценки! Но «тенденция» такова, что к мнению народа, гласа божьего, ныне прислушиваться не принято, а вече в России давно отменили. Так чего ради хлопочут, строят множество церквей, которые уже и ставить некуда. Поскольку «программа» смахивает на государственную, чего не видно лишь слепому, то полагаю, что христианство поддерживается в России искусственно.
     – Но в церковь-то люди ходят.
     – А вы посмотрите, сколько их туда ходит, и, главное, каков контингент.
     – Да уж, видно, в семинариях народную мудрость не озвучивают. Кто-то и не пошёл бы в попы, прочитавши хотя бы столь малую её часть. И какова была бы в этом случае утечка из РОХЦ? – вымолвил, наконец, Сережень.
     – Что ещё за РОХЦ?
     – Российская ортодоксальная христианская церковь – так её надо называть, ибо она и не русская, и не православная. У большинства русских по рождению, кто несмотря ни на что идёт в попы, просто атрофирована генетическая память. И чтобы верно понимать: церковь – это не здание с куполом, а организация.
     – И чтобы не возвращаться более к нашим баранам, выделю два основных момента. Попы, кроме их сути по аббревиатуре, паразиты вдвойне, они не только объедают нас – а едят получше нашего! – но, кроме вреда, ничего и не производят: не стоят у станков, за штурвалами кораблей, они не воины, не врачи, не геологи и т.д. Попы тем более паразиты, что мы не нуждаемся в посредниках между собой и Богами. Мы ощущаем себя их детьми и внуками и являемся ими.


   В официальном названии греческой восточной церкви слово «православная» отсутствует. Православие и христианство – понятия несовместимые. «Русская» «православная» церковь – это химера, наглость вселенского ворья, использующего название не по праву. Это их «православие» протащилось по евреям, грекам, европам, африкам и америкам и «вдруг» оказалось «русским». По аналогии, современная «русская» мафия за границами состоит из кого угодно, но не из русских, которым дорога туда заказана. Так что христианская церковь и не русская, и не православная. По праву ли Гитлер использовал свастику – древнейший символ Света и Солнца – скорее же, символ ему навязали, –  но война пентаграммы со свастикой длится тысячелетия. И позже – крест против полумесяца. Войны, войны, войны…
   А русских будто чем обнесли. Хотя бы из уважения и сострадания к своему народу, залитому кровью псевдоправославием, не прилагали слова «православие», «православная», «православное» к христианству, тем более что в подлинниках (а не в переводах!) эти слова относительно христианской веры и церкви отсутствуют. И ладно, это делают немыслящие и враги. Но вот замечательный писатель Сергей Трофимович Алексеев, русский до мозга костей, в книге «Россия: мы и мир» указывает – не поясняя, голословно, – что русское (?) христианство стало называться православным с 1448 года. Это вовсе не так. Другое дело, начиная с этой даты, ответвление христианской церкви, географически расположенной на Руси, обрело автокефалию и стало возглавляться митрополитом московским и всея Руси, который не назначался константинопольским патриархом, а избирался своим поместным собором, и это не даёт основания обозначать 1448 год в указанном аспекте. Тем паче, и христиане об этом не говорят. В 1948 году церковь в СССР праздновала пятисотлетие автокефалии. Не более.
   Точности ради можно привести цитату из книги Михаила Леонидовича Серякова «”Голубиная  книга“ – священное сказание русского народа»: «Обычно митрополитов в Киеве ставил константинопольский патриарх, от которого Русь была зависима в церковном отношении. Естественно, что при подобной практике подавляющее число глав «Русской» (кавычки мои – авт.) церкви были не русскими, а греками или их ставленниками. Воспользовавшись удобным моментом (предыдущий киевский митрополит грек Михаил скончался именно в тот день, когда в самом Константинополе также не было патриарха), великий князь Изяслав Мстиславич (в 1147 году) решил самостоятельно поставить во главе «Русской» (кавычки мои – авт.) церкви русского же священника. Для этого он собрал в Киеве шесть русских епископов и велел им безо всякого сношения с Византией поставить митрополитом черноризца Климента», что и было не без сложностей, но сделано. Приходится говорить о прецеденте, случившемся за триста лет до 1448 года.
   Ещё пример. Писатель, замечательный исследователь русской старины Лев Прозоров, комментируя «Слово о маловерии» Серапиона, привёл цитату, но в переводе: «Мы же считаем себя православными, крещены во имя божие…». Может быть, он поленился заглянуть в подлинник, может, ещё что. Кирилл Николаевич не поленился: «А мы творимъся вернии, во имя божие крещены есмы…». Где же тут «православными»? Переводы кишат подобными «казусами».
   Надо сказать, что у добрых людей как-то принято вещи и понятия обозначать своими именами и не называть, скажем, кувшин табуреткой, а скорость влажностью. И когда говорят о православных христианах Америки, Греции или Бурунди – это лукавство. Они – приверженцы восточной греческой церкви.
   Неверно называть себя и язычниками. Одно из значений слова «язык», по Владимиру Ивановичу Далю, – это чужой народ, иноверцы, иноплеменники. Стало быть, называть самих себя иноверцами, иноплеменниками абсурдно. Для христиан мы язычники, христиане и другие язычники для нас. Определение «язычник», утверждает Лев Прозоров, появилось во время Московской Руси. Он знает, поверьте. Но одну из своих книг о домосковской Руси назвал «Русь языческая».
     – Язычество, – говорил академик Валерий Алексеевич Чудинов, – это искажённый ведизм. Задали как-то вопрос самому патриарху: кем же по вере были люди Земли до появления «традиционных» религий, то есть иудаизма, христианства, ислама и буддизма. И этот профессиональный лжец не нашёл ничего умнее, как сказать: все они были язычниками. Ей богу, смех разбирает. Может, и кусал он после локти, но слово не птица: вылетело – не схватишь. А наша религия – это ведизм, ведичество, религия Вед, природная, естественная, а не созданная искусственно.


   Предателей на Руси испокон веков вешали на воротах и топили в прорубях. Жалкий вид имел Воин Перегуда, провонявший мочой и дерьмом, в грязной и драной, некогда справной, одежде, бывший казачий сотник, продавший и предавший всё, что можно было предать. Предал семью, детей, предал Родину, отдав её на растерзание иноземцам, которые хоть и исполняли приказы своих хозяев, но и себя помнили: тырили, не глядя на народ, время и место. Казаки не отставали, и нельзя сказать, что все были оторвами и головниками, как Епифаний, который стоял сейчас на коленях рядом с Перегудой, ожидая приговора.
     – Где подручники твои, Епифаний? – Семята и три воя, опиравшиеся на рогатины, учиняли спрос невдалеке от поселения, на берегу малого озерка. 
     – Ушли кто куда, забоялись к тебе идти.
     – А ты, выходит, смелый?
     – Смелый. Не хочу далее жизнь поганить.
     – Похвально. Останешься в Костромке жить?
   Епифаний рухнул в жёлтую пыль, что навеяло с полудня, и затрясся в плаче.
     – Что ж ты слёзы-то льёшь? Воям нашим помог, живи во здравие.
     – Мнил, казнишь ты меня! А он? – кивнул Епифаний на атамана.
     – Не твоя печаль, – жёстко ответил Семята, – иди к тиуну, он тебя обиходит. А с тобой, отбайло, разговор будет иной. Гляди-ко, Епифаний-то как о тебе озаботился, вопросил, что, мол, с тобой, нелюдем, делать станем.
     – Какова же моя вина, – ухмыльнулся, – никого не убивал, не грабил, а немцев по тайге водил, так то служба государева. Там рассуждать не велено.
     – Тебе и здесь не положено. Рассуждать ныне буду я. Ну, коли не поймёшь…
     – Понимать мне нечего, я всё сказал.
     – Ну-к, что ж… Репец, где ныне твой заложный, что Фомцу плоть отсёк?
   Перегуда резко схватился руками за низ живота, глаза его тревожно забегали. Сибирь хоть и просторна зело, слухи в ней летают быстрей заряда пищального.
     – Проживает неподалёку.
     – Пошли за ним. Одна нога здесь, другая там! Ну! – прикрикнул на враз побелевшего Перегуду, – сказывай, кто спосылал тебя?!
     – Ты что же, яйца мне будешь резать?
     – Погляжу, что ещё говорить станешь. А то ишь он: «всё сказал»!
     – Пришли в Тобольск немцы, главный у них чёрный такой, Миллер именем. Образом бес, на месте не стоит, глаза бегают. Показали указ императрицы Анны Иоанновны, не чинить бы им препон и делать всё, что они укажут. Привезли служивых – да каких служивых, одни головники, вроде Епифания; собрали команды из казаков местных, а головников распылили промеж них. Посыланы команды сии по всем сторонам Сибири, дабы искали книги старые, обереги, всё древнее, даже – тьфу! – кости да черепа, что более наших голов окажутся.
     – Что ж, видал ты такие?
     – Видал, как не видать. Отрыли череп, дак он вчетверо нашего.
     – Что делали с ними, куда девали?
     – Всё в огонь, – махнул рукой, – харатьи, книги в огонь, кости, идолища их.
     – Понимал, что ты жёг?
     – Как не понимать! Дак немцы, пропади они, и служба!
     – Находили как?
     – Якуты. Напоишь, они утром, из-за опохмелки, всё покажут. Чужое, дак…
     – И тебе чужое?
   Замолк Воин Перегуда, бывший казачий сотник, что за шальные деньги повёл нелюдей на истребление славного былого страны, коя родила его и взрастила. Ох, много их на Руси, что в брюхо лишь и живут, и вся жизненная планида у них: жрать от пуза, одеваться богато да побольше баб снахратить.
   Заложный – это родович, когда-то убивший человека, своего ли рода, чужого, или инородца, и часто по случайности или глупости. Со своим родом заложные не живут, обитают в одиночестве, но далеко не уходят; добрые люди их сторонятся, но не настолько, чтоб изгонять вовсе, и иногда обращаются к ним по щекотливым делам. В роду Семяты заложных не было, да, по сути, и быть не могло; хотя черти со многим шутят, от лиха никто не острахован.
   Не доехав несколько саженей до людей, заложный остановил коня, спешился и стал поправлять подпругу. Семята подошёл к нему, сказал что-то вполголоса и отправился в сторону Костромки. По его знаку вои двинулись следом. Заложный забросил связанного Перегуду на круп лошади и направился к пади, в сторону дальнего озера. Большой глубины, оно было проточным, с едва заметным течением, вода слегка отдавала неясным запахом, лошади её не пили, потому и рыбу в нём не ловили, хоть она там и водилась. Остановив коня у входного ручья, заложный нашёл два сухих брёвнышка длиною в сажень, перевязал их водорослями, уложил связанного Перегуду на плотик и подпихнул. Плотик, поначалу закрутившись на месте, обрёл, наконец, движение и тихонько поплыл. Как невольный пловец ни старался не шевелиться, вполне ему это не удалось; брёвна разошлись как раз на середине озера, и изменник пошёл ко дну. Война…
   Плоть озёрные жители обгложут, кости илом занесёт. Или водяной возьмёт в слуги, хотя таким непотребством даже водяные брезгуют, в озёрах да реках всякую дрянь не держат. А что ж душа Перегуды? И такие души предки учли:

   Кто уподобляется человеку, который живёт лишь своими
желаниями и всякими деяниями порочными, тот губит чис-
тую Душу свою и не исполняет долга перед Родом. И после
сего не удивительно, что прибежищем таких людей в конце
Жизненного Пути становится Пекло безмерное.


     – Кирилл Николаевич, – это звонит Божата, Сереженя дочь, – рассказала о нашей тогдашней беседе однокурсникам, без имён, конечно, так представь, даже слюнки обозначились у некоторых, в гости набиваются. Я о тебе, хохмы ради, отозвалась, как о дремучем архаике, вот посмеёмся потом, а?
     – Ты, Божатка, проказуха и умна не по годам. О мудрости не говорю: сопля. Но затеяла знатно. У меня стишок написался, прочту. Ты же любишь?
     – О-бо-жа-ю!
     – Договоримся на завтра, подъеду.
   Если Божата с братом купаются в Знаниях чуть ли не с пелён, не мыслящие пока юнцы, коим уже к двадцати, вполне могут получить от них потрясение.
     – Вышло так, что в одной из своих книг мне пришлось упоминать о нечисти, так называемой нечистой силе, в частности, о водяных.
     – Божатка, и вправду архаик! Думал, ты шутишь. Так мы пойдём, наверное?
     – Куда, обалдуй? На дискотеку?
     – Ну, есть места…
     – То-то и оно, что места. Сиди и радуйся, гордиться после будешь.
     – Юноша, ты не из корреспондентов?
     – С чего вы взяли?
     – Говори мне «ты».
     – С чего это крыша загорелась?
     – Если ты русский, то, поди, слыхал, что на Руси и к богу, и к царю обращались на «ты». А я, как видишь, не бог и не царь. За что же мне такой «почёт»? А ты знаешь, что царя в беседе можно было даже собакой назвать? Есть и другая версия уважаемого мною писателя. В русском языке, пишет он, бытует два слова: «ура» и «увы». «Ура» – это у Солнца, у Света, «увы» – у Тьмы. И когда русские князья перед походом восклицали «иду на вы!», это означало не уважение к врагу, как нам «вешают», а «иду на тьму»! А про корреспондентов спросил – попался мне один недомерок умственный, корреспондент, так всё выведывал, чего я больше всего на свете боюсь, и тоже, как у вас давеча, Божата говорила, слюна на губах проступила. Ну, думает, поди, разукрашу я в газете этого мудреца. А я ему: более всего на свете боюсь женщин, идущих навстречу с раскрытыми зонтиками. Так и норовят, безоглядные, глаза выткнуть. Мужчины, те либо зонт приподнимут, либо в сторону отведут. Понаблюдайте.
     – Я всегда отвожу, – буркнула Божата.
     – Ну, ты у нас дева толковая, не о тебе речь. Так как, юноша?
     – Да уж, уровень! Не знал я всего этого, но понял. Пожалуй, я побуду ещё.
     – Считай, что осчастливил. Так можно я продолжу? Нечисть, нечистую силу, как ныне её называют, – зачисляют в персонажи сказочные. Хорошо, допустим. Но если мы сейчас выясним, что такое сказка, думаю, подход к нечисти станет у вас в корне иным. Так что же такое сказка, чада несмышлёные?
     – Развлечение и баюкалка для детей! – выскочил вперёд «корреспондент».
     – Ай-я-яй, торопишься, гляди, назад воротишься! Мы ведь не в «Свою игру» на НТВ балуемся. Скажу определённо: добрая сказка и жизнь скрашивает, и душу согревает, и сердце веселит, и слово отточивает, и баюкает, как ты сказал, и тусклые будни высвечивает, то есть сказка универсальна. Часто попадают на слух и прибаутки, вроде такой: сказка на то и по свету бежит, бежит по свету, людей ворожит, слепому с глаз смертную пелену снимет, глухому в ухо настежь дверь откроет, богача одарит, бедного озолотит, весёлого рассмешит, печального утешит, сиротину приголубит, на погосте свечку родителям поставит, чёрту хвост оторвёт – за то-то её и любит, за то-то её и славит простой народ. Красиво, нет слов! Но ни одна сказка не выдумана для пустого развлечения, за каждой старая правда стоит. А главное, сказка ещё и детство пестует. А каким образом, это и хотелось выяснить.
     – Мне думается, сказка учит, – вымолвила серьёзная дева.
     – Пожалуй, точно! Как твоё имя?
     – Дарья.
     – Откуда сие имя?
     – Пыталась узнать. Мне кажется, не русское, но к русскому близко.
     – Дарья – это Дара: ДАющая или ДАрящая РАдость, Солнце, Свет. Ра – Солнце. Производное от имени Дара – Дарина, и так тебя можно называть. То же Бажовская Дарёнка из «Серебряного копытца». Кстати, Павел Петрович Бажов «всего лишь» переложил древнейшие русские сказания, слышанные им от хранителей нашей Древней Мудрости. Нельзя, впрочем, не отметить, что имя Дарья, возможно, произошло от названия одного из арийских народов, д`арийцев: Д`Арья.
     – Мне только из-за этого стоило сюда прийти. Благодарю, Божатка!
     – Так вот, Дара, и вы все. Почему это сказка и жизнь так похожи, а быль, говорят, за сказкой торопится? Ведь иную сказку от правды не отличить. А ответ простой, надо лишь ум приложить. Сказок нет. Есть правда жизни. Все вы знаете сказку про Колобка. Любопытно спросить вас, о чём она говорит? Не знаете? Будут дети у вас, что им про смысл этой сказки говорить станете, а?
     – Не томи, Кирилл Николаевич! Объясни непутёвым.
     – Эк ты себя понижаешь! Не непутёвые, непутёвых здесь нет. Вы – незаконные дети «цивилизации», чужой, вражьей! А прежде сказка звучала вот как:

   Попросил Тарх Перунович Дживу – создай колобок. И Она по Сварожьим сусекам поскребла, по чертожьим амбарам помела и слепила колобок, и положила на окно Чертога Рады. И засиял колобок, и покатился по Перунову Пути. Но недолго он катился, в Чертог Вепря прикатился; отгрыз Вепрь у колобка бок, но не весь откусил, а крошечку. Покатился дальше колобок и докатился до Чертога Лебедя, и Лебедь отклевал кусочек, и в Чертоге Ворона – Ворон отклевал кусочек, в Чертоге Медведя – Медведь колобку бок помял. Волк в своём Чертоге почти полколобка обглодал, а когда докатился колобок до Чертога Лисы, то Лиса его съела.

   Эта сказка, – пишут православные староверы, – является образным описанием астрономического наблюдения Предков за движением Месяца по небосклону, от полнолуния к новолунию. В Чертогах Тарха и Дживы, на  Сварожьем Круге, происходит полнолуние, а после Чертога Лисы наступает новолуние.
   С помощью этой сказки дети получали начальные познания в астрономии, им показывали Чертоги (созвездия), и они образно изучали звёздную карту Мира.
     – Впечатляет донельзя! Надо понимать, все другие древние наши сказки тоже извращены? В том числе и о нечисти? Мы же про нечистую силу начали!
     – Одно с другим вяжется. Сказка – правда, нечисть – в сказках. Во время моей учёбы в школе логику уже не преподавали, а вот мой старший брат изучал.
     – При чём это?
     – Ты и вправду недотёпа или притворяешься? Было мне лет пять, уже читать умел, так спросил у брата, что такое логика. Тот как раз учебник логики в руках держал, к экзамену готовился. И получил логический же ответ: если ты источник и хорёк источник, значит, ты хорёк. Как вам?
     – Блестяще!
     – Неужто восхищаешься? Да это норма, то же, что ходишь ты на двух ногах! А вас в шорах держат. Обидно? Так хоть сами из невежества выбирайтесь, коли нынешней власти шоры на вас выгодны. Вот теперь подвёл я к теме, ради которой Божата вас собрала. Она знает, что я нудный, посему затихарилась и помалкивает. Дело в том, что официально расы делят на белую, жёлтую, красную и чёрную. Есть ещё серые, но это на потом оставим. Так же, как, скажем, называют только четыре основные религии, вы их знаете. А вот кто слышал про зелёную расу?
     – Гринпис, что ли?
     – Я только что говорил о шорах. Так вот, наши Древние Знания поведывают, что на Земле проживали также люди с зелёным цветом кожи, зеленокожие, земноводные, люди-амфибии. Жили в Аланке, ныне это Шри-Ланка. Ранее там находился материк Му в Марённом, ныне Индийском, океане. Материк скрылся под водой, как и Антлань, которую неверно называют Атлантидой. Так что «Человек-амфибия» писателя-фантаста Александра Беляева – вовсе не фантастика. Да и, к слову, «Час Быка» Ивана Антоновича Ефремова – разве это фантастика? Это один в один наше будущее, в роли планеты Торманс. Кстати, Ефремов, умница, утверждает, что подавление индивидуальности сводит людей в человеческое стадо… когда христианская церковь фактически выполнила задачу Сатаны, озлобив и сделав убийцами множество людей… К несчастью, главная религиозная книга наиболее техничной и могущественной из прошлых цивилизаций – белой – была Библия, наполненная злом, предательством, племенной враждой и бесконечными убийствами.
     – И когда же они жили, зелёные? – с оттенком испуга выдохнула Дара.
     – Речь о десятках и сотнях тысяч лет. Они имели жаберную структуру лёгких, могли жить на земле и в воде. Долгое время они занимались генной инженерией – да-да, как и наши с вами предки! – и проводили генетические опыты по скрещиванию людей и животных. В результате экспериментов многие скрещиваемые виды выжили – ваша фантазия может додумать их внешний вид – и их называют нежить. Сюда же относят различных маньяков и прочих, не обязательно маньяков-убийц. С виду обычные люди, но внутри содержание нежити и одновременно нелюди. Кое-кто хотел уйти, но чаю, что остался не зря.
     – Нет слов, Кирилл Николаевич. Так русалки и водяные в самом деле были?
     – А я о чём толкую, «корреспондент»?
     – Не надо меня так называть. Полагаю оскорблением. Люди Иваном зовут.
     – Убедил. Были, Иван, и ещё как были! Идём далее…
     – Кирилл Николаевич, подожди, – встрепенулась Божата, – а стихотворение-то об этом? Я же тебя, зануду, давно знаю! Просто так ты ничего не делаешь.
     – Об этом, Божата. Хотел позже прочесть, ну да ладно, коли разговор зашёл.

                Заскорбел, зажил не по Уставу,
                Истомился на добро врагу.
                Ну-ка, я поутру рано встану,
                В лес махну, проведаю Ягу!
                Донесу до Бабы Русский Дух,
                Взбудоражу оскудевший нюх.

                И Яга когда-то молодою,
                Пусть не раскрасавою, была,
                Зналася с добром, а не с бедою,
                Мудрою не по летам слыла.
                Косточки на воле разомну,
                Мудрости у Бабы призайму.

                В густолесье завернул с прогала,
                Сырь да морок, Солнца – ни луча;
                Даве тут тропинка пробегала
                Мимо звонко-чистого ключа.
                Чу! Как будто слышен совий гук!
                Скрып избушки поблазнился вдруг.

                Шарабан поправил за спиною,
                В нём гостинцы – шаньги, голубцы,
                При себе несу топор с пилою –
                У избушки подновить венцы.
                Вот он я! И вся тут недолга!
                Здравствуй, душка Бабушка Яга!

                Вышел на поляну, остоялся,
                Огляделся, а избушки – нет!
                Лишь на мху зелёном показался
                Будто от куриной лапы след…
                То ли вздох раздался, то ли хруст –
                Я раздвинул обомшелый куст.

                Дряхлый волк, с облезшими боками,
                Тщетно попытался встать,
                Лишь сверкнул запавшими глазами,
                По всему – собрался подыхать.
                И ни Бабы, ни ея следа,
                Замела метлою навсегда…

                Ой Ты, Русь! Родимая чужбина!
                Мать Земля! Святая всех святых!
                Нет ни леших на Твоих тропинах,
                Ни в зелёных водах водяных…
                Где ты, где ты, Бабушка Яга?
                Пыль дорог… Ушедшие века…

   Примолкла молодость. Иван задумался, у Дары глаза влажные. Божата разлетелась к Кириллу Николаевичу, расцеловала в щёки трижды.

   В 20-е годы, – пишет Ольга Ивановна Грейг, – велась активная полемика на тему «Нужна ли сказка пролетарскому ребёнку?». Руководящий работник дошкольного воспитания Э.В. Яновская писала: «Мы конкретно подходим к полному разрушению сказок и всей буржуазной детской литературы». Ответом на её вопрос стала резолюция, принятая в 1924 году на III Всероссийском съезде по дошкольному воспитанию, решительно изгонявшая сказку из круга детского чтения, считая её «тормозом в развитии материалистического мышления» (!). Правда, позже сказку в советское детство вернули, но слегка изменив и русские народные сказки, и написав свои, советские. Но чтобы никакой хлам и никакие тормоза не мешали советскому ребёнку воспринимать материалистическо-догматическое толкование, в системе Наркомпроса создали комиссии по детской книге, где составляли списки «лучших детских книг».

     – Хотелось бы пояснить, что образ Бабы Яги изуродован христианами «до наоборот»; и что нечисть – она нам своя, дома рощенная. Христиане боятся её русской сути, которую уничтожают или искажают. И это не натяжка. Баба-Йога – Богиня-Покровительница детей-сирот. Она собирала их по городам и весям и доставляла в свой Скит. Да, она сажала их, обмазанных тестом, в тёплую печь на лопате, и когда тесто подсыхало, дитя обретало крепость и здоровье. В нынешней «нетрадиционной» медицине вовсю используются методы врачевания наших далёких предков, в том числе и этот способ Бабы Яги. О домовых и леших, русалках и берегинях мы ещё поговорим, а на сегодня довольно.

   Тем чадам Божьим, кто избирает Правый путь, ведущий
к вершине Духа, с каждым шагом становится труднее
идти, ибо дорога, по которой идут они, постоянно сужа-
ясь, превращается в тропу, которая всё круче и круче
поднимается вверх и исчезает в заоблачной дали.
Но те, кто пойдёт до конца по этому Пути, несмотря на
тяготы и лишения, обрящет такие Духовные блага, Муд-
рость и Духовную Силу, о коих они даже и не помышляли.
Те же, кто решит пойти по вниз уходящей дороге, никогда
не получат достаточно сил, чтобы, вернувшись к истокам,
подняться в самую высь, ибо идущие вниз теряют свой
Разум и Силы, и Пекло пред ними разверзнет свои широкие
Двери, а для стойких, идущих к вершине Духа, Велес-Бог
Врата от Небес открывает, и всё многоцветье Сварги
Пречистой стойкий Духом себе обретает.
 

   Бегуны разнесли вести, что с Лета 7242 вместе с экспедициями по освоению земель для России в Сибирь продолжили направлять «экспедиции», в которых находились неведомо чьи агенты под началом какого-то Миллера, якобы немца. Мол, старообрядцы и староверы со всем скарбом и родовыми святынями целыми поселениями уходят в дальние, глухие таёжные места, а иные старообрядцы и вовсе покидают страну, отходят, к примеру, в Турцию, а то и в Америку.
   Костромка стояла всё же относительно недалеко от людных мест, чтобы отринуть тревожные известия, и следовало крепко задуматься, какие блюсти опаски, но что придёт в голову, ежели смертно гонят, и гонит-то не бурят Ургой, а навалилась изуверская власть чуждых правителей, напялила на себя чужую парчу, обсетала чужие хоромы, разлеглась с грязными ногами в царских постелях, захапала и осквернила символы властвования. Но поскольку в хоромы может воротиться хозяин, она спешила жрать, жрать и жрать, не в состоянии постичь, по своей неандерталоидной сути, что с собой всё не унесёшь – у деревянной одёжи карманов нет, – что в запас нажраться невозможно и парчу в Пекле носить не станешь. Но жрала ненасытно – и жрала, в основном, русских людей.
     – Далеконько мы от столиц, но пали и к нам дурные вести. Напасть накатила не только с заката, как водилось прежде, а с полудня и встока. Кругом казачьи команды, в Читинском ли, Нерчинском острогах. На приисках и Черновских копях также. Указы, касаемые нас и соседей, но больше нас, присланы. Как станем беречься, родовичи? Едва жизнь наладили, снова сниматься? Говорите.
     – Куда пойдёшь? В сторону схронов и думать не сметь, тута-ко пастись нать.
     – На полуночь открыто, иди!
     – Будем пастись, как и ранее опасались, нового ничего не придумаешь.
     – Дак всё налажено, посты издавна выставляем, поиск воями ведётся.
     – Сие важно, но важнее ныне, како с казаками беседы беседовать.
     – Дак будто ведаем, как с ними речи плести, не первый же снег на голову.
     – Атаманы о нас много наслышаны, рвение выказывать станут.
     – Дак что ж, и они вину не враги.
     – Опасен большой враг, а мелкий – вдвое.
     – Да вот только мы-то им «опасны» только потому, что живём на Белом Свете! Сие учтите, родовичи. Надобно уговориваться меж собою, каковые речи им нести. То, что мы старой веры люди, им ведомо – вот беда в чём. А вино да подарки – ну и повадятся шастать, ни неделя, так месяц. Думать надобно!
   В День Стрибога, вечером, из Бургени прискакал отрок: пришли-де казаки малым числом, под началом десятника. Беседовали с Агрипой, угостились, заутра собираются на полуночь, в сторону Костромки. Агрипа, мол, отговаривал, да те баяли: речки, мол, осмотреть велено. Агрипа баял, врут: не розмыслы видом.
   Костромка к приходу «гостей» подготовилась, чай, не малая Бургень: народу у домов полно, люд как бы делом занят, по улице ходят тройки-четвёрки вооружённых воев, будто по надобности, встречь тут же появляются другие.
   В пади между сопками показались казаки, оружные, снаряжением лёгкие, лошади только верховые, вьючных нет. Вертя головами, по сторонам смотрят зорко, изучающе. Въехав на площадь, стали осматривать хран. Десятник хмыкнул:
     – Вот на! Говорено, нет, мол, их, говорено же и теснить их. Дурь, ей-богу!
   Из храна вышел Велеглас, обозрел пришлых с голов до ног и обратно:
     – Коней отведите, невегласы! Чай, не к конюшне подъехали!
     – Прости, добрый человек, – соскочили мигом, – на красоту загляделись!
     – Коли по делу, к вожу идите, без дела – далее езжайте!
   В общинной избе накрыли стол. Пришлых пригласили, те расселись, но оставили двоих на дворе, у входа; рядом с ними тут же возникли трое воев и завели меж собой неспешную беседу. Один из казаков дёрнулся было в избу, но на порог вышел четвёртый и лениво, с прищуром, проговорил:
     – Не след мешать, когда начальные люди беседу ведут!
     – Что ж вы без немцев? – после первой чарки спросил Семята. – У властей ныне заведено с немцами по русской тайге разъезжать.
     – Власти не укажешь, – ответил десятник, Трифон, – велит, немца берём, велит – китайца какого. Ныне вот без них, а ищем служивых, в тайге сгинувших. Приткнулись намедни к Нерчинску двое казаков, на службу, мол, да по розъиску сболтнули: разметали их отряд юнцы какие-то. Может, из баловства, удали лихой, а может, неповиновение императрице оказывают. Разберись, поди!
     – Где ж искать? Тайга велика.
     – Взяли одного с собой, место указать. Якуты там аргишат, может, и знают что. Пропал Перегуда Воин, старшой их. И немцы безвестно сгинули.
     – Не слыхивал о таком атамане, – пожал плечами Семята, – а вот набрёл на нас человек некий, не в себе как бы, оборванный, в крови подтёках весь, бурчал что-то про отряд развеянный. Отхаживают его. Нужда будет, поговорите с ним.
     – Заберём с собой!
     – Кто ж тебе его отдаст? Гость, больной, да и гонимый. Не принято таково!
     – Неужто власти станешь противиться?
     – Ты мне не власть, а гость покуда. Власть тута-ко я, а в тайге медведь.
     – Грозишь?
     – Грозят слабые, сильные дело делают. Вот и делай своё. Меня же ты лишь просить можешь, что и советую, ибо обычаи гостевые ты уже преступил!
     – Не будем ссориться, – примирительно произнёс Трифон, – мы ныне в поиске, малым отрядом, разузнать только, а после, по разведанному месту, выйдет большой, коли о том месте что-либо прознаем.
     – Говорил ли Агрипа, что мы селениями породнились? Что они за нас, соседей своих, встанут ныне? Такоже и мы за них! Про гибельные указы о нас нам ведомо. Тако ли мыслишь и ты, русский человек, что убивать нас надобно? За своих детей, жён, старцев стал ли бы ты горой? Русской крови восхощешь ли?
     – Русских убивать, какой бы веры ни были, мне поперёк сердца. Агрипа одноверец мой, а и их теснить велено. В казаках никониан, считай, нету.
     – Что ж, никониане по крови не русские?
     – Русские-то русские…
     – Власть чужая, будто как немецкая, а на деле глубже брать надобно.
     – Слыхано о том. Позволь покуда откланяться. За трапезу благодарим!
     – Иди за мной, пускай и казак из того отряда с тобой пойдёт, сведу вас с болящим тем и сродником его; в сём краю повстречались, хоть и разными путями до сих мест дошли: одного гнали, другой гнал. Судьба, её не минёшь.
   Епифания уложили в доме Гривца, в дальней горенке, накрыли рядниной, на лоб мокрую тряпицу положили. У лежанки сидел Воркуша и с ложки питал болящего. На вошедших и не взглянули, а Епифаний, ухватив кашу с последней ложки, глаза прикрыл. Казак его отряда кинулся к нему:
     – Фанька, потеряли мы тебя, как жив-то остался?
   Тот приоткрыл глаза, вгляделся, будто не узнавая, затем прошептал:
     – Матюха, ядрёна вошь, ты с того света, никак?
     – Живой, вишь, в Нерчинск ушёл, там ныне на службе. А ты что тута деешь?
     – Дак валяюсь вот, не видишь разве? Меня как по голове-то огрели, так поперву память вышибло, а после ничего, очухался, всё видел, всё слышал.
     – И что ты видел, Епифаний? – спросил Трифон.
     – Дак налетели озорники, здоровенные, хоть и молодые, кого повязали, кого так оставили, да, уходя, пригрозили, мол, ежели станем по их угодьям шастать, знатную расправу учинят. Велели не болтаться по тайге, а идти в Нерчинский острог, мол, они сами там живут. И усвистали махом, только мы их и видели.
   Трифон взглянул на Матюху. Тот кивнул: так, мол, всё и было.
     – Где ж остальные, – спросил Трифон Матюху, – вы же только двое пришли.
     – Кто ж их знает, – отвечал тот, – не хотят, видно, служить непонятно чему.
     – Как так?
     – Да так! Незнамо кто приказы даёт, незнамо для чего и куда идём. Темно! А пошли, видать, к якутам; хоть и напакостили у них, да беда небольшая, примут.
     – И ты пакостил?
     – А что ж, и я! Баб-то сколь времени не щупали.
     – А немцы с атаманом куда подевались?
     – Тоже, поди, у якутов. Так, Епифаний?
     – Надо быть, так.
     – Не ходи по сему делу через наши земли, – по уходу от Гривца сказал Трифону Семята, – от Нерчинска, как сказано тебе, к тому лихому месту ближе.
     – Что по начальству докладывать буду?
     – В Бургени, скажешь, живут люди старого обряда. Сие не диковина: вся Сибирь такова. И вы, служивые, таковы, и атаманы ваши, поди, таковы же, а?
     – В душе таковы, а на виду… Добре, уговорились.
   И в этот раз отвёл беду мудрый вож. И мало оказывается для того одной только голой хитрости, а нужен ещё разум и знание, когда и в каком виде ту хитрость применять. Признаться, из-за близости гонителей обуял страх за Род, потому и седины прибавилось, и сердце не на шутку разболелось, и сон не идёт, ибо сладок он только у беспечального. У ручья бы сейчас посидеть, тайгу послушать, птиц пенье, живности шевеленье, глядишь, и отпустило бы. Но не уходит гребта, и, значит, времени на себя нет! Лишь для людей и для Рода! Христианский страх божий не сравнить со страхом за Род свой, за жизнь его и благополучие.


   Исходные русы – родственники своих Богов, Стрибожьи дети, Дажьбожьи внуки. Так где же видано, чтобы внуки боялись своих Дедов?
   Поскольку христиане – рабы божьи, а христианство – религия рабов, оно держится на страхе: страх божий, страх иудейский, гнев божий…
   Но кто возразит, что там, где появляется страх, начинается ложь: человек, чего-то или кого-то боящийся, непременно начинает изворачиваться и лгать.

   Страх Божий – начало премудрости.
   Непреложный христианский постулат.

   То же и в исламе – порождении иудаизма. Во второй суре Корана видим:
   Эта книга, несомненно, наставление для тех, кто страшится гнева Бога.

   Наши Древние Знания:
   По Закону Богини Карны, после смерти тела душе предстоит пройти Три Великих Суда, называемых также Страшным Судом. На самом деле никакого Страшного Суда нет, есть только задержка восхождения. Суд состоит из трёх ступеней: Боги спрашивают, чему ты научился в том Мире, в который мы тебя послали? Что ты сделал для Рода? И как ты жил по Совести? Отвечать надо честно, ничего утаить нельзя; проявляется всё, что ты сделал за всю жизнь. Для души это мучительно, так как в ней отпечатываются все пристойные и непристойные деяния. Никто не в силе их добавить или стереть. После Суда Совести душу направляют в тот Мир, который соответствует её Душевному и Духовному развитию.


   Много ли убогому, «нищему духом» надо? Он поверит. «Мудрецам» из пастухов выгодно было подать Суд именно как Страшный – требовала идея порабощения. Отсюда и жуткие картинки «из ада», коими пугали, если не будешь исполнять требования Кощеев и позже их выдвиженцев: Моисея, Христа и других деятелей. Иначе не избежать муки вечныя, тьмы кромешныя, скрежета зубовного, червя бесконечного, огня негасимого!.. Огонь, жупел, смола кипучая, геенские томления… Если население России на протяжении тысячи лет уничтожалось христианством во имя «незлобивого» Христа, то не образовался ли, нет, не ген, а некий предзародыш гена страха в нашей памяти? Воистину, это явилось бы величайшим достижением христианских «генетиков» на «ниве» Зла!
   Так же разрушающе понятие греха, внедрённое в души. Мудрец Рода пишет:

   С сугубо атеистической точки зрения «грех» – это нечто из области кондового мракобесия и церковного словоблудия. Но фактически с научной точки зрения всё то, что теологи именуют «грехами», полностью соответствует тем отрицательным признакам, приобретая которые, вид или популяция начинают деградировать, причём, при закреплении этих признаков на генном уровне – деградировать вплоть до исчезновения вида или популяции. 
   Ю.Д. Петухов. Первоистоки русов.

   Посему грех был и должен оставаться понятием ложным. Следует исправлять ошибки, именуемые грехами, а не бежать к попу, который за деньги – без денег в церковь идти грех! – «отпустит» грехи – и можешь грешить дальше. Коронная христианская  формула: не согрешишь – не покаешься. Это одна из основных статей дохода церкви. Только вот каяться – это хаять ся, хаять себя!

   Покаяние – это волчья яма, которую изобрели, чтобы оставить
вас в темноте наедине со своей глупостью. Христианство не даёт
никакой индивидуальной активной свободы, провозглашая лишь
пассивную ответственность через покаяние.

   В индуистском словаре Сензаря, в Зенд-Авесте и в русском дохристианском лексиконе слова «покаяние» и «искупление» отсутствуют.
   А русских призывают каяться за христианские злодеяния! Гнусные негодяи!


   Не слушай глупых сказок о рае и аде: их никто не собирал-
ся строить, ведь вполне достаточно того, что люди мечутся,
как угорелые, при мысли о них.


   Тема ада – естественное продолжение темы о божьем страхе. Ад – пугало для детей и юродивых. Иной поп расписывает мучения грешников так живописно, будто сам только что из ада выскочил. Из множества христианских страшилок ад занимает солидное место в христианских текстах.
   Надо сказать, что ад – это, пожалуй, понятие нравственное, например, хочешь умереть, но не можешь. Конечно, не дай бог испытать. Да и в некоторых христианских писаниях проскакивает: ад – ни что иное, как состояние духа. Что это: промашка библейцев? Ведь в канонических ветхозаветных текстах ад – это царство смерти, земля забвения, царство мрака, загробный мир… Забытая страна, безмолвие, пропасть, яма, гибель и другое. Память об их космической родине? Отчего бы и нет? Память о ней, даже если это Пекло, возбуждает сердца, подвигает на аналогичные, как норма, действия и в «командировке». Картинки о мучениях грешников в аду, намалёванные в церквях (огонь, кипящая смола, холод, распиливание, разрубание, расчленение, растаптывание, сжигание грешников) – это как раз их представление об аде. Да что там «представление» – то же они вытворяли не в аду, а в «этой жизни» с народами Ближнего Востока. Достаточно открыть Библию, в ней их жестокости со смаком расписаны.

   А народ, бывший в нём, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он (Давид) поступил со всеми городами Аммонитскими.  2-я кн. Царств, 12 – 31.
   И поразил Менаим Типсах и всех, которые были в нём и в пределах его, начиная от Фирцы, за то, что город не отворил ворот, и разбил его; и всех беременных женщин в нём разрубил. 4-я кн. Царств, 15 – 16.
    …они (евреи) умны на зло, но добра делать не умеют. Книга Иеремии, 4 – 22.
   Увы, народ грешный, народ, обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!  …Слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский!   …И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Книга  Исаии, 1 – 4,10, 15.


   Бог чёрта не творил, он сам завёлся. Смех смехом, но христианский бог от сотворения ада отказался (надо же, какой парадокс: ведь, по канонам, богом сотворено всё, он создал и небо, и землю, и Вошкино деревню), поскольку всё им созданное должно быть хорошим. Он якобы открывает возможность людям, их воле, или жить в боге, или отказаться от него, хотя отказ от бога подвергает человека риску вечной гибели, ибо вне бога нет жизни, истины и добра. Красивые (и, скорее всего, также украденные у нас) слова – и ещё «парадокс», сиречь, направленная ложь: если под богом имеется в виду Христос, то именно с ним нет ни жизни, ни истины, ни добра! Библию, кто её вообще берёт в руки, следует читать внимательно. Кто библию прочтёт, с ума сойдёт: не разберёшь, где Бог, где Зверь, – писал Дмитрий Мережковский. Но прежде чем читать Библию, надо изучить мифологию и мудрость Белой Расы, а после, например, при необходимости познать врага, браться за Библию уже с подготовленным умом.
   А то, как говорится в христианской проповеди, и хмель выращен на пагубу душам христианским и на вечную им муку, такожде и табак, такожде и губина, сиречь картофель, и чай, и кофей – всё это не божье, а сатанино творение либо аггелов его. И дрожжи хмелевые от него же, от врага божия. Потому, ядый хлеб на дрожжах, плоти антихристовой приобщается, с ним же и пребудет вовеки.

   Чёрт ударил кремнем о кремень – посыпались лешие, домовые, русалки, яги-бабы, то есть плохое, ужасное, мерзкое. Бог ударил кремень о кремень – посыпались ангелы, архангелы, херувимы, серафимы, то есть всё хорошее, прекрасное, замечательное. Таким образом, подобными, даже на таком примитивном уровне, текстами внедряются чужие «ценности». Для кого-то херувимы хороши, – да ради бога! – но для нас, детей наших, подобная мешанина чужда, тем более что образами мы не соизмеримо богаче.
   И вор богу молится, да чёрт его молитву перехватывает. Очень удобно!
   Один мудрый и убелённый сказал как-то Кириллу Николаевичу, что как раз наша Земля и является адом, куда препровождаются «грешники» из других Миров, и евичи даны нам, как «божье наказание». Мол, евичи как раз и есть те черти, что мучают в аду. Нечто похожее копошилось в голове Кирилла Николаевича. И что же! Через несколько дней он буквально наткнулся на записки одного из Родовых Мудрецов:
  "Можно предположить, что древнейшей цивилизацией, существовавшей около шестидесяти тысяч лет назад и погибшей около тридцати-сорока тысяч лет назад, было совершено нечто такое, что противоречило Высшему Вселенскому Разуму (Высшему Разуму Мироздания, то есть Богу). Но Разум, непознанный, неосязаемый, невидимый, не объятый умом человеческим, обладает гуманностью, ибо всё-таки позволил возродиться части людей, но возродиться не прежними, а низшими, по уровню своего восприятия Высшего Разума на несколько существенных порядков ниже. И чтобы довести этот человеческий материал до уровня додревнейшей цивилизации, людям было послано своеобразное испытание, некая форма экзамена на выживание. На Землю был послан вирус, но в обличье людей, с кровью, имеющей, казалось бы, те же, что и у всех остальных, эритроциты, лейкоциты и иные составные клетки, но (как показали исследования русских медиков XIX века) действующими с совершенно иной, отличительной скоростью и имеющими разное – в сравнении с большинством людей на Земле – соотношение в составе крови. И разница эта настолько существенна, что не может не сказываться на образе мышления и поступках и отличать их от иных народов, именуемых ими гоями".
   Гоями называют нас евичи. А также – всё по Библии! – акумами, клифотами, кути, нохри, свиньями, псами, овцами, вообще стадом, которое они, вероятно, призваны пасти, но не людьми. Правда, говорят ещё, что чертей бабы придумали, чтобы было на кого сваливать. Ну что ж, если ничего случайного на Земле нет…
   В довершение темы необходимо отметить, что в дохристианской Руси понятия ада не существовало. И об это разбиваются все христианские измышления.

   Вероятно, надо коснуться и рая, что ж всё о страшном-то! Но и с раем у евичей «дела обстоят» не лучше. Сравнительно с их Пеклом, наша Земля является для них раем; а кто ж от рая отказывается? Вот и бьются за него, а нас, чертей, из него изгоняют. Ничего случайного на Земле нет! Вероятно, для освещения темы рая достаточно разобрать всего три примера. Рай для индейцев Южной Америки – это наша Луна, на которой нет москитов; для скандинавов – Вальгалла, где ежедневно происходят битвы с последующим определением сильнейшего воина и награждением его Одином; для мусульманина – возлежание на ложах из золота и драгоценных камней, поедание любимых кушаний в окружении гурий. В связи с этим весьма просто сделать вывод о менталитете. Заметив, что если с индейцами всё ясно и к северянам вопросов, на взгляд воина, нет, то мужи Востока спят и видят себя по смерти ублажёнными жратвой и бл*дями. Попадут они в рай ещё и за то, что отрезали головы и яйца русским пленным, сдирали с них, живых, кожу, насиловали русских женщин, убивали их и их детей, попутно освобождая себе места для проживания. Забывать такое нельзя!
   Когда Кирилл Николаевич прочёл Коран, один из его выводов вышел таким: если ты не мусульманин, ты должен быть убит. Подумав, по русской простоте, что он чего-то недопонял, Кирилл Николаевич поделился своим впечатлением с соседом, правоверным мусульманином. И этот Али Касим-оглы, правда, «поддатый», ответил ему: «Да, это именно так!». Не сказать, что Кирилл Николаевич не поверил, но полезно было бы найти более убедительное подтверждение, чем ответ пьяноватого соседа; и оно нашлось. В письме адвоката мэтра Коллара (опубликованном в газете «Память», № 228, 2012) он прочёл следующее:

   В программу ежегодной стажировки по повышению квалификации, необходимой для продления допуска на территорию тюремных заведений, были включены выступления представителей четырёх религий – католической, протестантской, еврейской и мусульманской.
   После докладов я спросил имама: «Если я правильно понял, большинство имамов объявили джихад (священную войну) и заявили, что убивая неверного (что выставляется обязательством для всех мусульман), мусульмане тем самым обеспечивают себе место в раю. В таком случае, не могли бы вы мне дать определение понятия «неверный»? (Подчёркнуто автором).
   Не высказав никаких возражений против моей интерпретации ситуации, и без малейшего колебания имам ответил: «Это не мусульманин»!!
   Я заметил на это: «Тогда я правильно понял, что все без исключения почитатели Аллаха должны следовать заповеди убивать любого человека, не принадлежащего вашей религии, чтобы завоевать место в раю?».
   Выражение его лица, характеризовавшееся до сих пор властной самоуверенностью, неожиданно сменилось на выражение мелкого проказника, которого поймали с украденной банкой варенья в руках.
   «Это верно», – ответил он шёпотом.
   Я продолжил: «Мне очень трудно представить себе Папу Римского, призывающего всех католиков уничтожать ваших единоверцев, чтобы обеспечить место в раю своим единоверцам».
   Имам смолчал.
   Далее: «Мне также весьма трудно считать себя вашим другом, когда вы сами и ваши собратья побуждаете ваших верующих перерезать мне горло!»
   Ещё один вопрос: «Предпочитаете ли вы последовать за Аллахом, который приказывает вам убить меня, чтобы попасть в рай, или за Христом, который призывает меня любить вас, чтобы я тоже смог попасть в рай, потому что Он хочет, чтобы я оказался там вместе с вами?».
   В воцарившейся тишине можно было бы услышать, как пролетела муха. Излишне говорить, что организаторы и спонсоры семинара по диверсификации отнюдь не оценили такую форму обращения со служителем исламского культа и высказанные мною отдельные истины о догматах этой религии.
   В ближайшие тридцать-пятьдесят лет избирателей-мусульман в нашей стране станет достаточно, чтобы установить угодное им правительство с применением шариата в качестве закона. 
   Жильбер Коллар.

   Молчание – знак согласия. Имам же молчал и мялся, как медведь перед сраньём после зимней спячки. Действительно, что тут ответишь.
   В самом деле, Европа стремительно чернеет, белое население, которое в мире и так составляет не более семи процентов, там уменьшается. Например, на семью этнических французов приходится в среднем один ребёнок, а на семью мусульман, живущих во Франции, – пять. К тому же парламент Франции узаконил однополые браки.
   Нашествие небелых рас (миграция) в Европу и Россию – очередной действенный метод уничтожения белой расы мировым еврейством. Иначе эту многомиллионную всё пожирающую саранчу рассматривать нельзя!
   Ислам и христианство – порождения иудейства – являются минами замедленного действия, что явно просматривается в причинах войн: все они религиозные, и лишь в последние десятилетия они ведутся ещё и за природные ресурсы.

   И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами…
И убивайте их, где встретите…
И сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения,
а вся религия не будет принадлежать Аллаху.
   Коран, сура 2, аяты 186, 187, 189.

   Человек, не понимающий Корана, – утверждают мусульманские мыслители, – не может считаться просвещённым в общественной жизни народов. Вот такие они, оказывается, сложные! Толерантных хорошо бы просветить, что представители мусульман (а также жёлтой расы) не имеют Совести, и даже такое слово отсутствует в их лексиконе. Считаются только с силой, а подарки и благожелательное к себе отношение принимают за проявление слабости. Мусульмане лицемерны, клятва неверному у них – пустое место, а невыполнение обещаний – норма. Вежливы и льстивы, если их мало, наглы и беспощадны, когда их много. Во все времена служили только сильным, то есть тем, кому служить было выгодно. Потенциальные убийцы и насильники. У них до сей поры (XXI век!) имеет место рабство. Наблюдения многовековые. Это и есть их менталитет.
   Без причины ни вражды, ни неприязни здоровый психически человек ни к кому не испытывает. То же касается и государств, оставляя в стороне химерическую «дружбу народов». Надо понимать, что мы просто другие, разные. Оперирующие при оценках только сравнениями делают вывод: если мусульмане такие кровожадные, то христиане чуть ли не белые овечки. Нет таких весов, чтобы определить первенство, но думается, «христиане» всё же далеко впереди.
   Говорите потом, что «рай и ад зарождаются в сердце человека». Рай не только зарождается в сердце, но и является местонахождением первых людей до совершения ими греха, утверждают библейцы. Думается, это не наше: менталитет не позволяет.
   Совесть (Со-весть) – совместная весть души человека и Светлых Богов. Нет совести, – пишет Сергей Алексеев, – либо с душой нелады, либо Светлых Богов у твоего народа нет.
   Менталитет – это образ мыслей, поведенческие свойства народа, человека.


     – Так что о серых-то, Кирилл Николаевич?
     – Начну издалека, ибо тема настолько глобальна и, как навязчиво нам внушают, болезненна, что необходимо предварить её подачей знаний, коими вы, думаю, не владеете. Помнится, я рассказывал вам о Дне Сварога, Утро которого, точнее, его едва забрезживший Рассвет наступил в 2001 году по христианскому летоисчислению. Православные староверы поясняют: через определённые промежутки времени происходят битвы Света и Тьмы, по истечении Сварожьего Круга и Девяноста Девяти Кругов Жизни, то есть через 40 176 лет.
   Замечу, что кто-то предполагает под этим Природный Космический Цикл.
   Потомкам Рода Небесного на протяжении многих сот тысячелетий приходилось вести Великую Ассу, Войну Богов, с Силами Мира Тьмы, которые несли дисгармонию в нашу жизнь. Лестью и кривдой эти силы пытались проникнуть на Мидгард-Землю, как до этого, проникнув на Землю Сварога, Дею, погубили её около 153 тысяч лет назад, обрушив на Дею один из двух её спутников – Луну Летицу.
   Первый Великий Потоп на нашей Земле произошёл в результате разрушения нашей Луны Лели, где сосредоточили свои силы  Кощеи (Князья Тьмы) для вторжения на Мидгард-Землю.
   Но люди были предупреждены Тархом Даждьбогом, сыном Бога Перуна. Затем Тарх уничтожает Лелю, первую Луну, ближайшую к Земле, применив Фаш-разрушитель, и сокрушает Оплоты Кощеев.
   Царство Кощеев вместе с Луной Лелей было уничтожено в получастьи, за 648 долей, или 18, 75 сек. Осколки Лели и её воды, пятьдесят морей, Ратью Сварожичей (Огненные массы) на Землю Даарию радугой пали, сотворив тем самым потоп, в результате которого Даария ушла на дно Студёного (ныне Северного Ледовитого) океана. У нас остался один спутник – Луна Месяц… Впрочем, когда-то около Земли вращались и три Луны.
   И началось Великое Переселение Расы Великой из Даарии в Рассению по перешейку на земли, лежащие южнее. Остатки перешейка сохранились в виде островов Новой Земли…
   В память об этом событии появился своеобразный обряд с глубоким смыслом на Великий весенний Славяно-Арийский праздник – Пасхеть. Сей обряд хорошо всем знаком. На Пасхеть крашеные яйца ударяют друг о друга, проверяя, чьё яйцо крепче. Разбитое яйцо называют Яйцо Кощеево, то есть разрушенной Луной Лелей, а целое яйцо – Силой Тарха Даждьбога.
     – Вот те на! – встрепенулась Дара. – А я считала этот обряд христианским!
     – Это ещё раз говорит не столько о вашей зашоренности, сколько о том, что Знания от основной массы наших людей скрываются. Казалось бы, чего проще: открыл нужную книгу и прочитал. Ан, нет! И христианам действительно невыгодно, чтобы сей обряд считался исконно русским, поэтому им постоянно приходится лгать, хотя меня это давно не удивляет. Мне, например, не постичь, как можно жить только ложью и в то же время проповедовать благодать, истину, а у них это является нормой. Историк Дмитрий Иванович Иловайский заметил: «Христиане сеют землю рожью, а живут все ложью». Ведь смотрите, пасха не только звучанием похожа на славяно-арийское слово Пасхеть, но и сутью (то и то – воровство!), ибо также является исходом. Но чьим? А исходом евреев из Египта. Всеволод Владимирович Крестовский писал в романе «Тьма египетская»: «Пасха – праздник праздников еврейских, есть праздник крови в память не одного лишь исхода из Египта, но и избиения первенцев земли египетской». Евреи, во-первых, обманом завладели драгоценностями египтян, а во-вторых, уничтожили всех их первородных, от людей до скота. В еврейских детективах, например, в той же Библии, со смаком расписаны зверства евреев в Египте и на Ближнем Востоке, то есть они своих кровавых деяний не стесняются!
     – Мы привыкли судить по себе, нам и кажется это дикостью. А им – нормой. Что-то слишком уж многое связано у них с кровью, – отозвался Иван.
     – О крови попозже потолкуем. Тема ещё та! Повторю: она требует глубокого подхода. Вначале поговорим о войнах и так называемых революциях. Считается, что первая земная война произошла между Великой Расой и людьми расы Жёлтого Дракона. Быть может, её причиной было посягательство Жёлтых на не принадлежащие им территории; в настоящее время они успешно применяют способ «мягкого вдавливания», что говорит об их крепкой исторической памяти: выводы сделаны. В конечном счёте, вышла победа Расы Великой, и 7521 год назад был сотворён Мир. Мирный договор подписали Великий Князь Земли Свята Расы Асур и Правитель Аримии Ариман. Отсчёт времени пошёл от этого события, настолько оно являлось важным. Назвали новое исчисление «от Сотворения Мира в Земном Храме». Библейцы лукавым образом – а лукавство их постоянно! – убрали три последних слова, и стали, воровски же, вести отсчёт «от сотворения Мира». Немыслящие подхватили, и пошло: от сотворения мира, от сотворения Земли и человека (еврея) на ней. Дата, их точка отсчёта. Как важно! Надо сказать, что со временем вообще шутить не рекомендуется. Но эти шутят. Так, последней шуткой в 1918 году куда-то подевались две недели и три часа. Шутят они и ныне, тасуя зимнее и летнее время. То, что это отражается на здоровье, особенно детей, оправдывает формула для нас: чем хуже, тем лучше.
     – Есть хозяйства, а то и районы, которые плюют на временную свистопляску и живут, не переводя часов. Недавно на шоу под названием «ответы президента народу» один хозяйственник так и заявил. У президента аж бровки поднялись.
     – Что ещё о времени? Библейское начало Нового года принято оттого, что первое января – день рождения Христа. То есть русские и другие люди отмечают не Новый год, а день рождения нерусского человека Христа! У нас начало Нового года приходится на день Осеннего Равноденствия, а у них? Число 1 января астрономически ни к чему не привязано. Да и точка отсчёта нашей эры весьма приблизительна: плюс-минус четыре, что ли, года. Подобные и другие «мелочи» евреев не смущают, им важно самоутверждение: кто владеет Временем, тот владеет Миром.
   Идём дальше. Кто не согласится, что революция – это тоже война, даже более кровавая, долго не остывающая, ибо ведётся внутри государства, где одни свои граждане убивают своих же других. Почему? А потому, что силам, организующим и творящим революции, это выгодно и именно по указанной причине.

   Французская и другие революции, финансированные евреями, не были только экономическими или политическими событиями. Они должны считаться началом замены христианских монархий еврейскими... «Французская» революция, в сущности, была еврейской и не имела ничего общего с благополучием народа, его свободой и равенством.
   Л.Н. Кей. Мировой заговор.

   К примеру, главным достижением Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, также развязанной евреями, явился не разгром фашистской Германии, а образование государства Израиль и Организации Объединённых Наций, полностью подвластной Ордену, Мировому правительству.
   Прочёл в Сети: великая Русская революция была сделана руками евреев. Среди рядовых Красной Армии нет евреев, но в Комитетах и Советах еврейские комиссары ведут за собой массы. Символ еврейства стал символом русского пролетариата, который можно видеть из того факта, что в качестве символа революции была принята пятиконечная звезда, которая в старые времена была символом сионизма и еврейства.
   М. Коган. Харьковская газета «Коммунист», 12 апреля 1919 г.
   
   Все революции, а также мировые войны являются частью одного дьявольского плана, направленного на разрушение нашей цивилизации… чем претворяется в жизнь план формирования наднациональной мировой власти, которая является древней мессианской мечтой мирового еврейства.
   Из аннотации к книге Арчибальда Рамзея «Безымянная война».
 
   Позволю себе предложить вам несколько цитат о революции (ре-эволюции).
   
   Революции всегда были заданием определённой группы людей, выполняющей директивы центра, программа деятельности которого непосредственно вытекала из требований талмуда.
   Революции делают молодые с привычкой сначала жать на спусковой крючок, а потом уже думать.
   Революция всегда ложь, всегда клевета.
   Революция всегда направлена к одной определённой цели – ломке законодательного аппарата и разрушению государственной машины.
   Революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня да в полымя.
   Революция: попадёт и правому, и неправому, а чаще – безвинному.
   Революция потому и удаётся, что задумывается всегда худшими, а выполняется, нередко, и лучшими, но слепыми людьми.
   Революция – слово французское, а по-русски – воровство.
   «Революция – стихия…». Землетрясение, чума, холера тоже стихии, однако никто не прославляет их, никто не канонизирует, с ними борются.
   Революция – это всегда бал сатаны.
   Писать картину Великой революции, начиная с самой Революции, значит, говорить о следствии, минуя причину.
   Вся героическая история большевизма – сплошная выдумка, как и занесение всех мало-мальски содействующих уничтожению Империи в разряд «гениальных», «выдающихся», «великих», «исключительно талантливых» и, конечно же, избранных некоей высшей силой… Масонский каганат, выспренно и лживо назвавший себя российским революционным движением.
   Пожалуй, достаточно, а то можно цитировать до ночи. Ясно одно: подготовка и совершение революций – дело рук одной определённой группы. Разве ты, Иван, намерен совершить некий переворот так просто, с бухты-барахты?
     – Мне менталитет не позволит. Надо быть либо идиотом, либо ни с того ни с сего возжаждать крови, причём, большой, чтоб ею до макушки залиться.
     – Так что же получается, Кирилл Николаевич, во всём виноваты евреи?
     – Исходя из полученной, а тем более, ещё не знаемой вами информации, поскольку период познания весьма длителен, ваш вопрос является ответом. Приходится констатировать: во всех наших больших бедах – внедрении к нам чужой веры, революциях, голодоморах, лагерях, войнах, межнациональных конфликтах, запланированном, а потому сознательном, истреблении народов, то есть откровенном геноциде, дурной для нас политике, дурном хозяйствовании и других злобострастиях – виноваты только и только евреи, в руках которых ныне Россия – колония Израиля и мирового еврейства. Впрочем, если, алкая власти, они и желали бы править продуктивно, то им это не дано, ибо настроенные на зло и разрушения, по их менталитету, производить что-то полезное всё равно не смогут: правители из них, как из дерьма пули.
   Но, истины ради, следует заметить, что евреи в своё время с определённой целью были зазомбированы египетскими жрецами на избранность с потугами овладения всем миром, на что они, в общем-то, и "повелись". Но это уже их беда. И это большая-большая отдельная тема!
   Вот у меня на руках справка, в которой просматриваются «достижения» нынешней власти в России. Читаю: одно из первых мест по коррумпированности госчиновников; третье место по уровню убийств; пятое место по детской смертности; шестнадцатое место по валовому национальному доходу; двадцать седьмое – по качеству образования; пятьдесят восьмое – по развитию экономики; шестьдесят второе – по уровню технологического развития; шестьдесят пятое – по уровню жизни; семидесятое – по использованию информационных и коммуникационных технологий; семьдесят второе – по расходам государства на человека; девяносто седьмое – по доходам на душу населения; сто двадцать седьмое – по показателям здоровья населения; сто тридцать четвёртое – по продолжительности жизни…  Либо такая ситуация создана искусственно, как злой умысел, либо власть не в состоянии продуктивно управлять страной. Третьего нет! Весьма характерно, что российские СМД, средства массовой дезинформации, эти данные на обозрение быдлу не выдают, то есть опять лгут. Симпатичны русские и булгарские лица дикторов в программах новостей, но многие из сих несчастных являются попками, «козлами отпущения» антинародного телевидения в России, ибо нынешние новости тенденциозны и лживы.

   Вся официальная информация на 80 % лжива, причём,               
лжива умышленно. Практически ВСЕ сегодняшние               
государства иудохристианского мира распространяют
ложь умышленно и злонамеренно.
   Истархов В.А. Для чего нужны права человека?

   
     – Что ещё за булгары, Кирилл Николаевич? Болгар я вроде бы знаю.
     – Поясняю: булгарами называют себя сами «татары», это их самоназвание. Ради исторической точности следует называть их волгарями: булгары, болгары, волгары, волгари. Когда-то «татарские» учёные выступили с просьбой исключить из определения «татаро-монгольское иго» первое слово, но их просьбу не стали даже рассматривать. Из «Истории стран зарубежной Азии в средние века» следует:
   Название «татар» в XI веке имело два значения: непосредственное наименование огуз-татар, живших южнее реки Керулен, и собирательное – всех восточных кочевников от Китайской стены до сибирской тайги.
   Итак, ведущих других программ подбирают по иному принципу: зомбированные зрители млеют, когда по ту сторону экрана мельтешат либо такие же идиоты, как они сами, либо законченные бездарности типа Максима Галкина.
   Что мы видим в программах нынешнего телевидения в России? Беспредельное насилие, ложь; негры, китайцы – всё чужое; низкопробные фильмы, дешёвый юмор, одним словом – бесовщина. Нынешнее телевидение в России является безусловно «пятой колонной», работающей исключительно на разрушение и совершающей откровенные и абсолютно не замаскированные антинародные деяния на одном из главных фронтов – информационном.
   Криминал, криминал и криминал! Будто в стране ничего не происходит, кроме ограблений и убийств, взрывов и катастроф, сексуального насилия и наркомании; будто бы люди не живут, доярки не доят коров, пахари не пашут, хлеборобы не растят хлеб, рабочие не трудятся и не производят продукцию, а врачи не лечат. Зато криминал успешно разгребают, часто не выходя из кабинетов, крутые сыщики, поголовно красавцы и мужественные красавицы. Опера ездят на расследование в Париж, в Африку, на мыс Доброй Надежды… Дурдом!
   Не постигают: того, кто волей или неволей, по знанию или нет совершает деяния во вред России, в своё время настигнет суровая кара – до десятого колена!
   Но говоря о работниках полиции (милиции), приходится констатировать, что в основной массе их моральный уровень ниже среднего по стране (ведут, ведут статистику!), а интеллектом, как правило, и не пахнет. Достаточно побывать в любом отделении полиции. В основном, они – узаконенные бандиты. Но власти они такими ныне и нужны. Почему? Проведите аналогию между идущими в семинарии и силовые структуры. Они не ведают ни народной мудрости, ни действительности. Это жертвы преступной рекламы. Вот что писал Луи Буссенар:
   Полицейский, привыкший всегда вращаться на самом дне общества, видеть только его язвы, всегда кого-нибудь подозревать, не может и не хочет верить в чью бы то ни было честность. Напротив, он склонен видеть урода или сумасшедшего во всяком, кто по своим личным качествам стоит выше толпы. Полицейский разбирается в пороках, но великие человеческие качества скрыты от него за семью печатями.
   Так-то. Хотите быть таким монстром, ступайте в полицию. С другой стороны:
   Порядочный человек попадает впросак и становится жертвой просто потому, что не может представить себе, насколько подлым может оказаться другой человек. Если сам не способен на подлость, то кажется, что и другой не способен. Полиция, – говорят сами же пенты, – это последнее место, где можно искать справедливость. Порядочному человеку там не ужиться!
   Спецназы – те на порядок выше, но выше за ними и контроль на лояльность к разрушающим страну властным структурам. Посвящённые этим службам сериалы уже набили оскомину. В них также большая доля лжи и одни и те же, надоевшие до тошноты, актёры-говоруны. Безмудрый молодняк, насмотревшись рекламной нудоты, валит в церберы вместо обучения житейским специальностям, освобождая учебные места представителям «малых» народов.
   Кстати, «независимые» судьи, большей частью, на жёстком поводке. Способы воздействия на них для острастки показывают в бандитских сериалах. 
   Любая тема, освещаемая на телеэкранах, «раскручивается» только с позволения власти. Над ними, темами, скрупулёзно работают целые институты. Развели бодяжное шоу об очередном конце света, а с 22 декабря, когда его не случилось, резко заткнулись, ибо суть такая: конец Света наступает для тёмных душ, а начало Света – для светлых, и конец Света набирает силу. Разве что-то сказано об этом в телепрограммах? Нет! Ибо директоры каналов и составители программ как раз и имеют тёмные души. Многие ли знают их в лицо? Опять нет! Потому что скрывают свои лица агенты, рушащие «эту страну», прячутся, как зайцы в борозде, и их помощники боятся: предатели всегда трусы.
   А «властные структуры»? Видят, понимают, но бездействуют? Опять нет! Мало того: принимают участие, руководят. В телевизионном шоу «вопросы народа президенту» ни разу не прозвучало о пагубности телевизионных программ в нашей стране. Известно, что с протестами пробивались тысячи раз, но не пропускают «помощники»: руководители, ведущие, операторы. У них сумасшедшие оклады, премии и другие блага. Иудины сребренники! Каким же надо быть негодяем, чтобы сознательно идти против народа, Родины, нравственности своих детей, против себя, наконец! Так дрожать за свои шкуры и колбасы!
   Надоело смотреть на всех этих амбициозных умников, не знающих, да и не желающих знать ни истории своей, ни богов, ни предков, ни, тем более, Мудрости их. Вот и приходят в минуты слабости мысли: эх, запороться бы куда-нибудь в костромские дебри, расчистить родник, обделать его срубом, да и жить в срубе же, наполовину закопанном в землю! Думается, не пропал бы и там.
   Чтобы средства массовой дезинформации стали средствами массовой информации, в их структурах не должно оставаться никого из «пятой колонны»! 
   А что выявили наши «экскурсии» в глубокую старину? Да одну из причин, по которым тщательно, а это настоящая индустрия лжи, скрывают от нас нашу истинную великую историю, ограничив познания о ней тысячью годами и замурзанным, торгашеским Киевом, изредка нехотя упоминая, скажем, о Великой Биармии или Тмуторокани, а была бы таковая  возможность, и того бы не делали. Поскольку же нынешние правители и их активные помощники являются прямыми потомками тех, кто делал революции в начале двадцатого века, то об их предках известно достаточно, чтобы в злом умысле не сомневаться.
     – Наука логика, – задумчиво произнёс Иван, – все источники и все хорьки! Правители России – враги России? Мрак! Кому же всё это разгребать?
     – Вам и разгребать. А самое тяжкое в вашей доле то, что пока вы разгребаете, страны, не подвергавшиеся христианскому разгрому, Япония, например, или Китай, в развитии уйдут вперёд. Война ведь на то и рассчитана, чтобы уменьшить население, разграбить, разрушить хозяйство страны, то есть остановить развитие государства, чтобы тратились десятилетия на восстановление! Последними примерами являются 1914, 1941, 1991 годы, так что и в двадцатом веке без внимания нас не оставляли. Да и гибнут в войнах самые сильные и смелые, то есть «попутно» истребляется генофонд, что также оборачивается бедой на века.

      
   Кажется, тяга к перемещениям, путешествиям зародилась у Кирюхи с посещения Веденеевой заимки, а то и раньше, от старой памяти досталась. Добавил густоты проезд через всю страну – вот и готов неугомон, который никогда теперь не усидит на одном месте, а будет стремиться колесить по всем краям по делу и по безделью. Ещё девятилетним отроком убегал Кирюха на вокзал, усаживался на перронной скамейке и слушал гудки, нагоняющие тихую грусть и щемящее желание рвануть куда-нибудь подальше, где нет – и не могло быть! – опостылевшей жизни, болезни и нешуточных детских горестей.
   Позже, если Кириллу долгое время не удавалось куда-то отъехать, он тускнел, всё валилось из рук, но когда к тринадцати годам обрёл велосипед, был безмерно счастлив, потому что удавались недолгие поездки и неважно в каком направлении – лишь бы ехать. Обычно, посмеиваясь над собой, тыкал, не глядя, пальцем в приобретённую карту и обследовал какой-нибудь дальний просёлок, сторонясь шоссейных дорог. Ничего необычного, как правило, не находил, но сама поездка, несмотря на усталость, давала бодрость и чувство новизны.
   Страсть к велосипеду осталась на всю жизнь, и уже пенсионером – о, времени свободного сколько! – Кирилл Николаевич, начиная с весны, устроивал себе путешествия на полторы-две тысячи километров, направляя себя на север России. Почему туда? Потому что настоящая Россия как раз там, в Архангельской, Вологодской, Костромской, Вятской губерниях. Москва, шутят, ещё не Россия, а в последние годы: уже не Россия; в Питере, по большому счёту, вообще жить нельзя, ибо этот город-монстр стоит на костях многих миллионов русских людей. Это же всё одно, что построить себе жилище на кладбище!
   Ночевать в лесу, готовить на ужин отвар изо всех подряд лесных трав, мгновенно утоляющий голод, или, под настроение, шулюмку – сваренные в котелке сухари с тушёнкой, но её под рюмку водки, после чего отрубаешься до утра, не слыша комариных концертов. От другой живности, а может, и нежити, гарантированно убережёт посыпанная вокруг места ночлега смесь соли, перца и махры.
   Выгодны путешествия и финансово: в месяц, на крупы да на хлеб, тратится не более тысячи рублей. Проживи-ка в городе месяц на тысячу рублей! А ещё отпивался Кирилл Николаевич чистейшей водой: родники, колодцы, ручьи и вкусом воды, и местами расположения наводили на мысли о старине, и рядом с тобой будто возникали далёкие предки, доставали воду из колодцев, что живут и поят людей сотни лет; трезвонили женщины, и собиравшиеся-то встарь зачастую лишь у колодцев: где ещё посудачить, а то и «помыть косточки» сударкам.
   Чего только стоит Куков родник неподалёку от Оштинского Погоста, на западе Вологодской губернии, переходящий в ручей, а затем, собирая вокруг воды других чистых источников, и в небольшую речку с такой прозрачностью, что на глаз и глубину не определить. И, как неприкрытая наглость вселенского ворья, сколь ни видел Кирилл Николаевич крупных родников, возле них наставлены часовенки с крестами и множеством дешёвых иконок внутри, на полочках, с намёком, что природные источники ни что иное, как дары Христа, его именем «освящённые», по известной привычке чужими руками жар загребать, то есть воровать, красть, тырить, лямзить, в данном случае у самой Природы!
   Крадут идеи, выдавая их за свои, приписывают сумасшедшему Христу чудеса, их иконы «плачут», исцеляют глухих, слепых и шелудивых. Своему «святому» Крестителю воровским же образом прилепили прозвище «Красное Солнышко» (этому хазару!), «перепутав» с Владимиром Славичем Красное Солнце, что сидел в Киеве на Дунае в VI веке. Былинные богатыри из того же времени махом «переброшены» в X век. Тянут ложь за ложью, как лыко за лыком!
   Разоблачения вору, мягко говоря, неприятны. В конце XIX века христианская общественность была шокирована, узнав, что библейский рассказ о Всемирном потопе, которым бог погубил всё человечество за исключением семейства праведного Ноя, не оригинален. Его прототипом оказалось гораздо более древнее шумерское предание. Леонард Вулли отмечал, что легенда о Ноевом ковчеге не является древнееврейской. Она заимствована евреями в Месопотамии и после соответствующей переработки включена в Священное писание. Фактически эта история записана задолго до того, как Авраам появился на свет. Причём в обеих версиях совпадают не только многие подробности, но и фразы.  Янович В. Происхождение человека: инопланетный след.
   Но им это как с гуся вода. Бесстыжим глазам не первый базар – отморгаются.
   Куликовская битва – ключевое событие в истории становления Российского государства. И сколько же было желающих если не присвоить себе славу «участника», «свидетеля», «инициатора», «духовного пастыря» сражения, то хотя бы быть как-то причастным к стремлению московского князя обрести независимость от татаро-монголов. Но, конечно, постфактум. И в первых рядах – Русская православная  церковь, которая во все века и, как правило, задним числом примазывалась к поступательному движению Российской державы.
   Спустя время после того или иного знаменательного события в истории России, обнаруживалось следующее: то какой-то «глас» слышал русский князь (вариант: воевода) накануне решающего столкновения с врагами, то икона (чаще всего «Божьей матери») являлась полкам и указывала им путь, вселяя при этом страх разного рода «агарянам», то Архангел Михаил поражал своим огненным мечом противника, то какой-нибудь полусъеденный червями схимник «благословлял» образом «незлобивого Христа» дружину на кровопролитие.
   «И мы пахали» – таков был смысл церковных апокрифов, легенд, сказаний, акафистов, «молебствий». И мы были не против светских властей. К победе – почему же не прилепиться, хотя бы сбоку. Не отказываться же от славной русской истории.  Богданов Н.Г. Подвиги христианских пастырей.
   К слову, христианские акафисты «прославились» и в другом посылании. Вот, к примеру, «Акафист богородице» («Взбранной воеводе»). Сложен не то Романом Сладкопевцем, не то патриархом Сергием. Создан во время нападения на Константинополь русов в VII веке. Акафист этот перешёл и в «русскую» церковь, и тысячу лет русские князья, цари и императоры просили победы и воодушевлялись на брань строками, прославлявшими разгром и гибель их предков. Такая вот исконно «русская» религия. Позднее византийские мародёры будут находить на полях битв женщин в русских доспехах, так же, как после разгрома под Константинополем. «Небесную царицу» благодарили и за гибель русских женщин; и этими же словами их правнуки будут славить её же за защиту «православной» Руси.
     Примеры вытеснения русских географических названий, ползучее воровство: Аласия, Олешье (Кипр); Бабило, Бабель (Вавилон); Белестина, Белестан, Белый Стан, Опалённый Стан, Палестан (Палестина); Белый Остров (Пелопоннес); Бранибор (Бранденбург); Бремя (Бремен); Бурунна (Евфрат); Быдгощ (Бромберг); Велигард, Рерик, Микулин Бор (Мекленбург); Велигост (Велгаст); Виндебож (Вена); Висок (Виттсток); Волынское море, Скифское море, Сарматский океан (Балтийское море); Вроцлав (Бреслау); Вышемир (Висмар); Гам (Гамбург); Гданьск, Гдыня (Данциг); Горица (Греция); Гостков (Гютцков); Грумант (Шпицберген); Двина (Даугава); Доленское озеро (Толензее в Германии); Дроздяны (Дрезден); Дымин (Деммин); Загрос (Палестина, Иран); Зверин (Шверин); Земля Велеса (о. Валаам, по имени христианского «святого»); Зималаи (Гималаи); Ильмень (озеро Ильменау в Мекленбурге); Ириания (Иран); Земля Ирий (Ирландия); Камбалык, Ханбалык (Пекин); Кандия (Крит); Кемь, Кеме (Египет); Колывань (Ревель, Таллин); Лаба (Эльба); Липск, Липец (Лейпциг); Морея (Пелопоннес); Одра (Одер); Оловянные острова (Британские); Оломютичи (Олмюц); Падь (река По); Перунов, Пернов, Пернава (Пярну); Поступим (Потсдам); Раданица (Рейн); Раковор (Раквере); Расенский п-ов (Апеннинский); Ратибор (Рацибург); Русса (Неман); Руян, Буян, Ран, Рус (о-в Рюген); Сиянская гора, Сиян-гора (Сион); Смирный (Измир в Турции); Соколин остров (Сахалин); Старгард-Рерик, Старгород (Ольденбург); Сурия-Русия (Сирия); Тартарское море (Северный Ледовитый океан); Ти-Моску (Дамаск); Урга (Улан-Батор); Хорив (гора Синай, ныне гора Моисея, Джебел Муса); Щетин, Щетинь, Щецинь, Штетень (Штеттин); Ювава (Зальцбург); Юрьев (Дерпт, Тарту); Яридон, Ярдон (Иордан); Ярихо (Иерихон); Ярова, Ярово, Ярова пустошь (Аравия, Аравийский п-ов); Ярохеттия (Хирокития, Кипр); Яруса, Урусалим (Иерусалим)…
   «Была коптилка да свеча, теперь лампа Ильича». То есть не будь их революции, по сию пору сидели бы в темноте. Сколько визгу было о разработанном большевиками плане ГОЭЛРО! Но вот «беда»: план представили правительству России в первых годах ХХ века. «Народные массы» отреагировали мгновенно:

   Как родному Ильичу
   В жопу вставили свечу,
   Чтоб горела та свеча
   В красной жопе Ильича.

   Как известно, народу рот не запечатаешь. Совейская пропаганда кричала: «До такого чуда, как метро, могли додуматься только большевики!». Плевать, что в Англии, например, метро давно уже работало, да и не станет же эта самая пропаганда горланить, что собственно метро стали обсуждать в России ещё в 1890-е годы, а в 1893 году Санкт-Петербургский градоначальник получил проект по утверждению Общества для постройки метрополитена.
   Как «разновидность» лжи, выступает характерная «тенденция»: о каких-либо так называемых больших тайнах, разумеется, не касающихся тайн разведки, сообщать «простому народу», сиречь быдлу, лет эдак через пятьдесят, а не часов через пятьдесят. Будто бы даже нормы по времени установлены. Взять события октября 1993 года в Москве. Прошло двадцать лет. Толком не известно ничего! Но не в наше лживое время сказано: как ложью ни верти, а правде путь один.
   До сей поры мало кому известно, что, например, никакая Каплан в Ленина не стреляла; что Яков Михайлович (Ешуа-Соломон Мовшевич) Свердлов не умер, а был забит рабочими во время своего выступления; что, напротив, Николай II и адмирал Колчак были не убиты, а умерли гораздо позже своей смертью; что в первые же годы после «русской» революции, а не в 1937-38 годах, были уничтожены десятки миллионов человек; что в период с 1930 года по декабрь 1932 года профессором В.И. Вернадским были завершены работы по созданию атомного оружия в нашей стране и осуществлены несколько испытаний на севере страны; что в те же годы освоено реактивное движение для прорыва в Космос; что…
   Так что не мы у них, как нам лгут, скоммуниздили секреты производства атомной и ядерной бомб, а мы им передали все технологии по её изготовлению.
   Вот отрывок из книги русского националиста, посвящённого в своё  время в «мировые тайны»: «Документы свидетельствовали, что в конце XIX века Россия стала главным препятствием для международных сил, стремящихся контролировать мировые ресурсы.
   Силы эти, именуемые Орден, означают центр по подготовке войн и революций, ещё – центр мирового еврейства, и расположены по адресу: США, Нью-Йорк, Бродвей, 120.
   Тогда как в Англии еврейские банкиры, имеющие те же цели, организовались в так называемую Группу.
   Чтобы устранить препятствие в виде могущественной Российской империи, было предпринято множество подлых, но хорошо рассчитанных и верных шагов. К примеру, были приняты меры к иностранным займам, как долгосрочной кабале. Орден совершенно не устраивала русская идея всеобщего и полного разоружения. В связи с этим Орден предусматривал разрушить кадровый состав МИДа Российской империи. Происходило усиление масонства в России как высшей формы русофобии; усилилось влияние иностранных лож «Великий Восток Франции», «мартинисты», «розенкрейцеры»; масонство и сионизм насильственно вживлялись в организм  здорового общества. Как орудие против России предусматривалось использовать и Японию, конечной целью которой является якобы возвращение исконно японских земель, захваченных русскими. Под нажимом извне, в результате хорошо спланированной  партии политической игры, была осуществлена японская агрессия. При Порт-Артуре и в Цусимском проливе погиб русский флот; после чего в задачу Японии входило… попросить мир. Однако одновременно против России велась и тайная война; Орден с помощью японских спецслужб стал финансировать еврейских революционеров, находящихся в России. В России началась активизация масонского подполья, в частности, «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» во главе с Г. Плехановым. Толчком к активизации послужило совещание евреев в Париже. Внутри страны опора делалась на Гапона и его организацию «Тайная пятёрка», которая находилась в тесном контакте с «Союзом борьбы…». Была спланирована и организована массовая провокация евреев против русских в виде шествия к царю 9 января; другие провокации во многих губернских городах, не говоря про обе столицы…
   Одной из важнейших задач для эскалации революции и захвата власти Орден предусматривал обязательное разрушение научных сил Российской империи. Помимо Русской Национальной академии и её структурных подразделений, в поле внимания заинтересованных сил было и Русское Географическое общество (РГО). Особое значение здесь имел руководитель РГО, академик Семёнов-Тян-Шанский, – тайный масон, в задачу которого входило поддерживать связь с агентурой Ордена, не допуская утечки самых значимых материалов об экспедициях и открытиях новых месторождений полезных ископаемых, в особенности на Севере, в том числе исследований Северного Ледовитого океана, Кольского полуострова, полуостровов Таймыр и Ямал».  Олег Грейгъ.
   Характерна слышанная Кириллом Николаевичем лекция Владимира Алексеевича Истархова «Для чего нужны права человека?». Вот отрывок из неё.
   Чтобы мои слова не звучали голословно, давайте для примера немного посмотрим на адекватность миропонимания хотя бы нашей аудитории. Кто знает физика Альберта Эйнштейна? Кто считает его гением? Большинство подняло руки. А кто читал Эйнштейна в первоисточнике? Никто. А кто понимает теории Эйнштейна? Никто. А кто знает, что идеи Адольфа Гитлера – это полное мракобесие? Большинство подняло руки. А кто читал Адольфа Гитлера? Два человека. Кто знает о том, что Иисус Христос принёс в мир великие созидательные идеи? Кто считает себя христианином? Около половины. А кто знает хоть одну заповедь Иисуса Христа? Из зала перечисляются две заповеди из десяти: не убий, не укради. Больше не знают. Ответ не правильный. Десять заповедей – это не заповеди Христа. Это заповеди Моисея из Ветхого завета. А у Христа Новый завет. Он сказал что-то новое. Что именно? Из зала: «блаженны плачущие». Верно. Ещё что? Тишина.
   Вот вам картина. Полная неадекватность. Все знают, что Эйнштейн гений, и никто не понимает его теорий. Полный абсурд. Очевидно, что вывод о гениальности Эйнштейна – это не ВАШ вывод. Он не вытекает из ваших собственных размышлений. А у вас в голове мысль о гениальности есть, и вы считаете её своей. А она чужая. Она вам внедрена в голову кем-то другим. Как это  произошло? КТО и КАК внедряет в ваши головы какие-то мысли? На этой лекции мы Эйнштейна разбирать не будем, но в скобках я скажу, что Эйнштейн – это аферист от науки, и все его теории не просто бред, это умышленное злонамеренное надувательство. А вы его считаете гением. Вот картина.
   Вы все знаете, что у Гитлера бредовая идеология. Но никто его не читал. Вот вам полная неадекватность.
   Многие считают себя христианами, но практически никто не имеет никакого представления об учении Христа. Люди верят в то, сами не знают во что.
   И все эти примеры можно продолжать очень долго. Вот вам картина. Не думайте, что вы самые глупые в мире. Так не только в нашей аудитории. Так везде. Вот что ОНИ с нами делают.
   Что нам делать? Для начала надо выучить очень важное слово «Я». Это ключевое слово, надо не стесняться его произносить. Надо смело говорить: Я думаю, Я считаю, мне кажется, Я хочу, Я требую! Пусть вы будете часто ошибаться, это не страшно. Зато вы будете думать, вы будете исправляться, вы будете развиваться. Вы не будете членом стада попугаев, бездумно повторяющих чужие мысли.
   Как-то на улице Кирилл Николаевич услышал такое: «Я Маркса не читал, но вполне с ним согласный». «Вот вам картина»!
   Примечание автора. Заповеди не принадлежат и Моисею, ибо всё содержание «библейских» писаний является воровством, списано с древних религий.

   Заповеди Моисея, как общепринятые ценности человечности (пусть и заимствованные из других, более древних культур), звучат: «Не убий. Не укради. Не прелюбодействуй». Талмудисты вторят, что все эти заповеди верны, но… только по отношению к избранному народу: «Не убий! – еврея. Но лучшего из гоев – убей. Не укради! – еврей у еврея. А собственность гоя – твоя. Не прелюбодействуй! – но с гойкой еврей может прелюбодействовать, ибо это приравнивается к скотоложству и не является нарушением заповеди. Так как гои – все неевреи – это двуногие скоты, а не люди».
   Олег Грейгъ. Тайна за 107 печатями, или Наша разведка против масонов.


   …И людей в тех краях, не говоря о более отдалённых – о них и речи нет! – не сравнить с «цивилизованными» жителями столиц. Так что и общением с людьми в северных губерниях «отпивался» Кирилл Николаевич, – помнилась задушевность забайкальских староверов, – а не одной только водой: через местных жителей утолялась в нём иная жажда. Была вживе жажда познания древней Руси, ибо в северных краях она до сей поры сохранилась – в речи ли, в обычаях, в одежде. «Цивилизованный» обходится в быту полутора-двумя тысячами слов, а бабушка из северной деревни применяет все семь, а то и более. Мало того, вычитал Кирилл Николаевич, «оказалось», что там говорят на санскрите. Приехавшему из Индии санскритологу хозяйка деревенского дома представляла домочадцев: «Вот мой сын, а это моя сноха». Того чуть кондратий не хватил, потому что фраза была произнесена на… санскрите. Вот что такое наш Север!

   Через городок Буй двинулся Кирилл Николаевич по асфальту в сторону древнего Галича. Дороги в Костромской губернии пустынные, покрытием худые, и как ни высматривал Кирилл Николаевич, кроме дорожного знака «Обгон запрещён», иных ему не попадалось. Впрочем, и он не нужен: перед увалом выставлять бессмысленно, тут даже лихой обгонять не рискнет. Увалы идут чередой, а направлением они с запада на восток. Едешь, словно по вертикальной синусоиде: вверх-вниз, вверх-вниз. Полагают, что по описанию это те таинственные Рипейские горы, которые историки никак не могут отъискать. Именно они, а не Уральский хребет.
   Попался на пути и старинный город Чухлома (неожиданно с ударением на первом, а не на последнем слоге) с вкуснейшим хлебом, конечно, фирменным, «Чухломским». Кирилл Николаевич, взявши в лавке три рыбника и бутылку пива, уселся тут же на завалинке и принялся воскрешать в себе цивилизацию.
     – Приятного аппетита, отец! – грянуло над головой.
   Кирилл Николаевич поперхнулся от неожиданности, и поскольку рот был полон, не вставая, ответил глубоким поклоном двум молодцам и двум же девам. Навьюченное средство передвижения отметало половину вопросов, но местные парни и девы не задали ни одного: путнику надобно поесть спокойно.
   Город Чухлома на берегу озера, разумеется, Чухломского. Помимо обычной рыбы, что водится в наших северных водоёмах, в озеро когда-то был запущен канадский ёрш, длиною, говорят, до тридцати сантиметров. Неподалёку от Чухломы, в селе Ножкино, построенный в XIV веке на высоком берегу озера, с края села, стоит Авраамиево-Городецкий монастырь в два больших «корпуса».
     – Что-то много у вас дармоедов, – подошёл Кирилл Николаевич к местному парню, затеявшему топить баню во дворике, – и ворота закрыты. Не пущают?
     – А у этих кривоссаких вообще с головами нелады. Нет, людей иногда к себе пускают, особенно девок, из столиц приехавших, кельи им свои показывают. А так все в святые метят, дела божьи творят, молятся, ажно вой стоит по округе.
     – Святые у христиан прославленные. Был, к примеру, такой Симеон Столпник, так тот тридцать лет на столпе отстоял, за что и причислили к лику святых. А как дурачье дело нехитрое, то и последователей у него было предостаточно. А что: работать не надо, забот никаких, жратву умилённые дуры приносят…
     – Будет тебе, дед! А как же Сергий Радонежский, что князя Дмитрия на битву с татаро-монголами благословил? Он-то уж настоящий святой!
     – Опять же канонизированный христианской церковью. А что касается его благословения на битву, это очередное, в числе многих, поповское враньё. Нехристианизированные историки так описывают ситуацию на Руси в то время.
   Во-первых, христианская церковь, и это общеизвестно, пользовалась в Орде привилегированным положением. Так, митрополит Алексей (Бяконт) творил за Орду молебствия, и видеть в нём союзника князь Дмитрий никак не мог, и, по сути, надо было ожидать его смерти, что с восьмидесятитрёхлетним Алексеем и случилось в 1378 году. Церковь в Москве осталась без руководства. Во-вторых, не помню дословно, но, надеюсь, близко к тексту исследователя Богданова Николая Георгиевича, в 1375 году за взятку митрополитом Киевским и Литовским был поставлен «болгарин» Киприан, и по смерти Алексея он решил явочным порядком занять московскую кафедру. Надо обязательно сказать, что в Москве Киприана ждали почти все церковные деятели, в их числе Сергий и его племянник Фёдор, основатель и настоятель Симонова Московского монастыря. Именно с ним вёл переписку Киприан, намереваясь занять богатую митрополию в Москве. Но князь Дмитрий велел схватить Киприана и выслать из Москвы «на худой телеге». «Смиренный», так он подписывался, Киприан предал Дмитрия анафеме, то есть отлучил от церкви. В письме Киприану в Киев Сергий и Фёдор полностью отмежевались от действий Дмитрия Ивановича, за что и получили похвалу от митрополита. В письмах двух игуменов нет и намёка на осуждение анафемы и отлучения от церкви, наложенных Киприаном на князя и его слуг.
   Почему же, если верить жизнеописаниям Сергия, именно к нему обратился за благословением Дмитрий Иванович? Да потому, что так захотели позднейшие авторы литературы о Сергии.
   Принцип церковников был и остаётся один и тот же: если церковь не трогают, то на Руси хоть трава не расти. Церковь была – и есть! – исправной и последовательной «пятой колонной» оккупантов на Руси. Монахи-летописцы безнаказанно и без цензуры «городили» что попало в пользу будь то Сергия или Киприана по принципу: пиши, что-нибудь да останется в памяти потомков.
   Притянутый за уши игумен из Троицы явно не соответствовал по своему незначительному положению на роль благословителя, и как «законопослушный» член церкви, Сергий должен был соблюдать «апостольские правила» и не общаться с отлучённым от церкви московским князем.
     – Но ведь кто-то благословил князя на битву? Без этого тогда было нельзя.
     – Сей сомнительный пробел попытался «замазать» историк Скрынников. Ты прав, совсем без «благословения» в то время было никак нельзя. Без ссылки на источник (!) он сообщает, что оставшийся летом 1380 года единственным святителем в Москве коломенский епископ Герасим – мало кому известный за пределами своей епархии священнослужитель – и явился тем советчиком, чьим напутствием воспользовался Дмитрий Иванович. Хоть какая-то логика есть: великий князь разговаривает с каким-никаким, но всё же архиереем, в тот момент самым старшим в Москве. Герасим, кстати, мог снять с князя и «проклятие» Киприана. Но, повторю, это, скорее всего, надуманная история. То есть Скрынников также отвергает факт благословения Сергием.
     – Мне попадались книги Скрынникова, брал в библиотеке, но не припомню его указаний на то, чтобы хоть кто-то благословил князя Дмитрия на битву.
     – Тут всё темно, как в христианской душе. У бабы под юбкой и то светлее.
     – В баню пойдёшь, дед?
     – Зовёшь – иду. В моей дороге какая баня? В речке только и помоешься, да и то наспех, не то слепни загрызут.
   Бельё чистое у Кирилла Николаевича припасено, но не тронуто как раз на подобный случай. В дороге как: в речке или в озере скоренько вымоешься, тут же трусы да рубашку, обсиженную слепнями, простирнёшь, сырыми на себя напялишь – и пусть сохнут по системе йогов. Те, слыхать, мокрые простыни в мороз на себе сушат. Баня не ахти какая, из старых шпал собрана, потому и духу нету банного, настоящего. Так, сполоснуться, грязь дорожную смыть. Андрюха, благодетель, тем не менее, шваркнул два ковша на железную печку – всё пар.
     – Да ты никак христианин? – позрел крест на Андрюхиной шее.
     – А чёрт его знает, кто я! Но по рождению точно что русский.
     – Что ж в бане крест-то не снимаешь? Смотри, сила нечистая придушит!
     – Какая ещё «сила», – засмеялся, – все сгинули давно! А крест от бабки. Всё-то у нас попутано-перепутано, толком не знаем ничего.
     – За всех не говори! Я ведаю, у меня не попутано. Тебе кто, бабка мешала?
     – Бабка не мешала, наоборот, сказки матерные про попов рассказывала. По привычке больше кресты носили. А монахов чурались. Бабка всё говорила: богу, мол, верь, а попам не верь да кривоссаких сторонись, бойся их. Они, кривоссакие, по виду только скромны, глаза в землю тупят. «Мы, – говорят, – блюдёмся». Какое там «блюдёмся», плевалась бабка, коли черти у них в монастыре вередуют! Не блюдутся они, а бляdутся да жрут без меры! Что же за вера такая, а, если её служителей народ чурается? Видать, издавна ведётся?
     – В самую точку! Поначалу попы на Руси лет, наверное, двести пришлыми были. За богатством к нам пёрлись. Тьмой тьмущей повалили на Русь! Поведаю тебе пример из истории. Хапали все, от мелкого попишки до больших иерархов. Во времена Фёдора, сына Ивана Грозного, был поставлен «свой» патриарх. Царьград, который «Второй Рим», заняли турки, и чтобы не вымереть, Москве навязали положение «Третьего Рима». В течение нескольких веков греческое духовенство приезжало на Русь для сбора милостыни, часто весьма значительной. В 1586 году явился очередной попрошайка, один из восточных патриархов, Иоаким Антиохийский, которому напрямую высказали желание иметь патриаршество в Москве. Вскоре прибыл и «сам» царьградский патриарх Иеремия, несколько раз свергаемый и возводимый на кафедру по прихоти султана. Царь Фёдор принял его, получил благословение и частицы некоторых мощей – по-нашему, трупов «святых» – в подарок. Иеремия, проживший в Москве год на богатых русских хлебах, соглашался на становление патриарха из русских с условием, чтобы и самому находиться на Руси. После долгих переговоров, сопровождавшихся щедрыми дарами, он отказался, наконец, остаться и в январе 1589 года духовным собором поставил на патриаршество заранее указанного Годуновым митрополита Иова. По библейскому обычаю Иов ездил вокруг Кремля на осле. И где только взяли?
   Насколько богато был отдарен Иеремия за свои «подарки», видно из списка даров, посланных в Царьград вторично, после доставки в Москву в 1591 году утверждающей грамоты на московское патриаршество, сиречь приезда за очередной подачкой. Точности ради надо отметить, что патриархом присланы «два золотных атласа, булатная сабля и два ценинных сосуда».
   Послано в ответ: «сорок сороков соболей, тридцать сороков куниц, десятеры цки горностайные, пятнадцать пудов рыбьего зуба (моржовых клыков); омофор сажен жемчугом, чару золотую на святую воду, да убрусец сажен жемчугом дробным; от Иова бархат чёрный да сорок соболей; от Годунова сорок соболей, от жены ширинку, от сына Фёдора кубок серебряный позолоченный с крышкою. На строение Пантелеимонова монастыря Афонского послано рухляди на пятьсот рублей, этому же монастырю возобновлена жалованная грамота Грозного, по которой его старцы могли приезжать в Россию для сбора на церковное строение; такая же грамота дана иерусалимскому монастырю Саввы Освященного. В 1593 году посланы Трифон Коробейников да Михайла Огарков с задравною милостынею в Царь-град, Александрию, Иерусалим и Синайскую гору; послано было с ними 5534 золотых угорских, да три золотых португальских против 30 угорских, восемь сороков соболей, да цки собольи, цки куньи, сорок куниц, пятеры цки бельи хрептовые, черева лисьи, да велено им взять в Царьграде у Ивана Кашурина за государевы соболи, которые ему даны на Москве за 300 рублей, 600 золотых угорских». Правда, впечатляет? Эти хитрованы под общим названием «греки» и из сухой кости жир сумеют высосать. Так что на веру эти жадюги плевали с высокой колокольни. Русскому человеку жадность не присуща, в материальном плане он всегда был достаточен. Не зря говорено, что на Руси с голоду ещё никто не умирал. Последние времена в расчёт не бери: европейская «культура» пытается нас с собой сравнять, ведь нищая Европа кроме жратвы и барахла иных ценностей не имеет и ни о чём более не мечтает.


   В монахи постриглись во имя покоя телесного, чтобы всегда бражничать. Упивание безмерное, разврат, содомский грех. Отцы пустынники ходят с иконами, якобы собирая деньги на постройку монастыря, а на самом деле затем, чтобы их пропить. Из письма Ивана Грозного митрополиту Макарию.

   Нынешнее житие монахов точию вид есть и понос от иных законов, немало же и зла происходит, понеже большая часть тунеядцы суть и понеже корень всему злу – праздность, то сколько забобонов (суеверий), расколов и возмутителей произошло, всем ведомо есть; також у нас, почитай, все из поселян, то, что оные оставили, явно есть: не точию не отреклись, но приреклись доброму и довольному житию, ибо дома был троеданник, то есть дому своему, государству и помещику, а в монахах всё готовое, а где и сами трудятся, то токмо вольные поселяне суть, ибо только одну долю от трёх против поселян работают.
   Прилежат ли же разумению божественного писания и учения? Всячески нет. А что говорят: молятся, то и все молятся, что же прибыль обществу от сего? Воистину токмо старая пословица: ни богу, ни людям, понеже большая часть бегут от податей и от лености, дабы даром хлеб есть.  Из указа Петра I от 31 января 1724 года.
   Изменилось ли что с тех времён? Нет, не изменилось! «Традиции» блюдутся.


   Стоял Кирилл Николаевич на трассе, будто витязь на росстани, у повёртка на Панкратово: не то что чаял покороче проехать к Устюгу Великому, чтобы после Колохты спрямить на Никольск, а, честно говоря, искал на своё задубевшее седалище свежих приключений. Направление на Колохту угадывалось, но какова выйдет дорога? На карте пунктиром показаны тропки, а вот кто и как по ним ходит, география не сообщала: не в свою компетенцию не совалась. Поразмыслив, решил двигать на Тотьму через Чертово: хоть по худому асфальту, но надёжнее.
    Была надежда собрать какой-нито фольклор, но выходило, что бабушки и дедушки, у которых следовало бы народную мудрость черпать, были младше Кирилла Николаевича, меньше его в этом смысле знали, и мудростью, правда, не житейской, он мог бы и сам накормить их до отвала. Кончилось время хождения в народ за песнями, сказками, старинами да пословицами с поговорками.
   Север Костромской губернии – первозданный край. Большого производства нет, поэтому земля, воздух и вода чисты. Во множестве сеется лён, мужское население занято изготовлением срубов домов на вывоз, в основном, говорили, в сторону Москвы. Почти единственная доходная статья. На пригодной поляне или в поле навалены брёвна, где и трудятся по четыре-пять работников. Срубы мастерят «из-под пилы», а не топорами, брёвна выстругивают – то и другое нарушает целостность бревна, его структуру, и это, по большому счёту, не сруб. Такой дом простоит недолго. Но москвичи и в этом тупы, им лишь бы красиво было.
   В Чертово, на самом севере губернии, а может, Чёртово, не спросил, проведя велосипед мимо деревенских собак (ехать нельзя: у собак зрение устроено таким образом, что видя быстро движущийся предмет, они принимают его за добычу, начинают преследовать и, возможно, нападают), подошёл Кирилл Николаевич к магазину на другом краю деревни, вероятному месту собрания жителей для обсуждения новостей, альтернативе колодца в старые времена, но ныне у продавца был нерабочий день. На закрытую дверь печально смотрел человек лет сорока пяти, в рабочих портках, рубахе навыпуск и покупных «лаптях».
     – Вот, закрыто, – вымолвил с безнадёжной интонацией.
     – Знал, поди, а всё равно пришёл. Завтра откроют. Блюдут расписание-то?
     – Блюдут, поди-ка не открой, загрызут бабы.
     – Ладно, пойдём, – кивнул Кирилл Николаевич на лавочку, – по рюмочке.
   Радостно-недоверчиво блеснули глаза, кинулся – я мигом! – за манерками в ближний дом, но прибежал без стакашков: закрыто. Пришлось пить по-братски, из одной полулитровой банки. Узкие, высокие, продают в них «заморскую» икру и, может, какие варенья. В бутылках Кирилл Николаевич водку не возил, после того как в дороге, от тряски, отвинтилась пробка, и шулюмку пришлось поглощать без рюмки. Отхлебнули по два добрых глотка, и затеялась, как водится, беседа, по аналогии с разговорами с попутчиком в вагоне поезда, которому можно вываливать всё, зная, что впредь с ним не увидишься. Кирилл Николаевич больше помалкивал, давая выговориться благодарному местному жителю.
     – Сколько ж тебе лет, что в такую даль на велосипеде прёшь?
     – Далеко за шестьдесят, – не стал уточнять, – как вы тут поживаете?
     – Работы нет, живём с огородов. Я вот дома рубил в бригаде, так надоело. Не то чтоб без сил, а заказы не постоянные: то деньгами завален, то зубы на полке. А тут взялся откуда-то азер и, считай, купил деревню. Созвал всех, провёл собрание, наобещал горы, а утвердился главой администрации – так и обещания побоку. Потом навёз своих неардетальцев, соседка моя их так называет, и стали они заниматься невесть чем, только не хозяйствованием. «Деньги делают».
     – А вы-то? Гнать их надо!
     – Ты, никак, с Луны свалился? Как их теперь выгонишь, если они всё уж тут схватили. Дают начальству на лапу, починили мосток деревянный, аж двадцать брёвен потратили, и в ус не дуют. А что нам тот мост? Мы по нему не ездим.
     – Да, это их менталитет.
     – Чего?
     – Существуют, говорю, так, ведут себя. Менталитет называется.
   Выпили ещё по глотку. Время тянулось к вечеру, и Кирилл Николаевич надеялся, что новый знакомец уладит ему ночлег не под открытым небом.
     – Правду ли говорят, в церкви пьют кровь и едят тело бога? Приезжий баял.
     – Говорят, что раньше колёса были квадратными.
     – Как так?
     – Да так вот! Рассказывал один мудрец байку, мол, колёса-то раньше были квадратными. Вот встречаются на тропе двое знакомцев, один говорит, у твоих, мол, колёс углы стёрлись, когда новые на тачку поставишь? Тот, мол, некогда всё, времени не хватает, соберусь как-нибудь да поменяю. Так и не поменял.
     – Анекдо-от, – протянул.
     – Может, и анекдот, только на Земле просто так ничего не бывает.
     – И про кровь анекдот?
     – Про кровь правду тебе приезжий сказал.
     – У нас-то церкви нет, мы и не знаем. Вон, видишь, молельный дом стоит, а кто там, не понять. Поп там раньше жил, но чьих поп, не ведомо. А так, видать, христиане, коли про Христа щебечут. Так что же с кровью-то, мода новая?
   Кирилл Николаевич задумался. Что ему ответишь? Весьма часто сталкивался он с положением, когда та или иная проблема наглухо замалчивалась; если же кто-то и пытался вскрыть-осветить, мало ему не показывалось, вплоть до убийства. И всё же Кирилл Николаевич был убеждён: «опасные» вопросы задавать необходимо. Исследуя, по своей въедливой сути, очередной «секрет полишинеля», он наткнулся на показавшееся вначале странным применение крови. А начало положило мнение неведомого автора: «В 1913 году… была издана так называемая “Записка о ритуальных убийствах” с именем Даля на обложке в качестве автора. Это работа являлась переизданием более ранних публикаций, авторство которых неясно… по своему содержанию книга не представляет существенного интереса». Насторожили два момента. Во-первых, стиль. В наше время так пишут протоколы менты (пенты): не золото, а металл жёлтого цвета, не героин, а порошок белого цвета. Во-вторых, Даль и – не представляет существенного интереса? Кто это посмел, взъярился Кирилл Николаевич!
   От времени до времени, – писал Владимир Иванович Даль, – находимы были трупы без вести пропавших младенцев в таком искажённом виде и с такими признаками наружных насилий, кои вполне согласуются с образом мученической смерти и того рода убийства, в коем обвиняются евреи. Происшествия были исключительно в таких только местах, где живут евреи...
   Какому обстоятельству приписать возобновляющиеся по временам случаи мученической смерти младенца, рассудительно и осторожно замученного до смерти? Какую можно придумать причину или повод для такого злодейского истязания ребёнка, если это не изуверство? Наружные признаки трупа показывали каждый раз положительно, что смерть никак не могла быть случайная, а умышленная; и притом обдуманная и продолжительная: всё тело истыкано или исколото, иногда клочки кожи вырезаны, язык и детородные члены отрезаны, или сделано, у мальчиков, еврейское обрезание; иногда некоторые члены обрезаны, или ладони проколоты насквозь; нередко знаки и синяки от тугих перевязок, наложенных и опять снятых, вся кожа в ссадинах, будто обожжена или сильно тёрта; наконец, труп даже обмыт, на нём нет крови, равно как на белье и на платье, которое было снято на время убийства и после опять надето. Чем ребёнок или родители его могут подать повод к такому злодейству? Без цели это не могло быть сделано нигде и никогда, а тем менее ещё повторяться в разных местах почти одинаково.
   Талмуд – толкования и дополнения раввинов жидовских к Ветхому Завету. В.И. Даль. Толковый словарь русского языка.  С давних времён евреи ставят Талмуд несравненно выше Ветхого Завета…
   Талмуд, составленный из разных преданий и дополнений в первые века христианства, дышит такою злобою против всех иноверцев и, в особенности, против христиан, что нет злодейства, которого бы он относительно их не допускал. Написанный едва объяснимой смесью еврейского, халдейского, сирийского, партского, греческого, латинского и других языков, Вавилонский Талмуд, оконченный в V столетии, состоит из 36 томов в лист и содержит неимоверно бессмысленное, безобразное и безнравственное сплетение сумасбродных исчадий фанатизма, – писал Владимир Иванович Даль в своём исследовании «Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их».
   Об этом обряде, – писал в то же время монах Неофит, выкрест, то есть крещёный еврей, – написано в книгах не ясно, а только загадочно; тайна известна не всем, а только раввинам, хакамам и фарисеям, кои называются у них хасидым. Сии изуверы еврейские полагают, во-первых, что убивая христианина, делают угодное Богу; во-вторых, они употребляют кровь для чар, по суеверным обрядам. Для сего, в день свадьбы, раввин подаёт новобрачным печёное яйцо, посыпанное, вместо соли, золою из куска полотна, обмытого в крови христианского мученика. Молодые едят яйцо, а раввин читает молитву, в которой желает им обманывать христиан и питаться трудами их. Евреи, изуверы, употребляют также кровь убитого христианина при обрезании, пуская в чашу с вином каплю крови от обрезанного ребёнка и другую каплю от христианского младенца.
   Неофит говорит ещё, – продолжает Владимир Иванович Даль, – что евреи, когда едят на пасху опресноки свои, изрыгая всевозможные хулы на христиан, пекут один опреснок особо, посыпая его золою с христианской кровью… что евреи мажутся христианскою кровью, дабы исцелиться от разных недугов; что при похоронах таких изуверных евреев употребляется также белок яичный с христианскою кровью; что в праздник Пурим в феврале, на память Мордохея и Эсфири (Ветхий Завет, книга «Эсфирь»), фанатические евреи убивают христианина, вместо Амана, пекут треугольные медовые пряники с частицею крови его и рассылают повсюду. В то же время, говорит Неофит, евреи крадут, если можно, христианских детей, держат их взаперти до Пасхи и тогда совершают над ними своё ужасное убийство, мучат их… в книге Басни Талмудовы также утверждается, что в месяце несен (апрель) жиды распинают и мучат христианского младенца, если могут достать его, и что об этом говорится в книгах Талмуда Зихфелеф, Хохмес и Наискобес, хотя смысл скрыт и тёмен… евреям нужна кровь этого младенца для 1. чарования против христиан, 2. свадебного обряда, 3. обряда при похоронах, 4. опресноков или мацы, 5. счастливых оборотов по торговле, 6. праздника Амана (Пурим), где раввины кровь сию кладут в брашна и рассылают в виде гостинца…
   Талмуд так богат бессмысленным и противным человечеству изуверством, что, конечно, нет злодейства, на которое он бы не разрешал жида против христианина. Какую бы ни заставить еврея произносить клятву, относящуюся до христианина, она во всяком случае будет ничтожна и никогда ни одного талмудиста не свяжет. Здесь можно напомнить про обещания и клятвы, даваемые мусульманами иноверцам. «Почерк» один. Всё, что говорится в Ветхом Завете о людях, о человеке и человечестве, евреи относят собственно и исключительно к себе только, потому что они люди, а прочие народы скоты или животные…
   В книге Сулхан Орул (Шулхан Арух) сказано также ясно: «кровь скота и зверя употреблять в снедь нельзя, а кровь человеческую, для пользы нашей, можно». Евреи уверяют, что это относится до болезней, где кровь употреблялась в древности, как лекарство, но в толковании на приведённое место говорится именно: «Христиане давно уже предостережены, но нам нельзя обойтись без крови, для того, о чём пишет книга Тойсвюс». Далее: «не дружись с христианином там, где тебе надобно… для того, чтобы не узнали о пролитой крови». Здесь образчик пропусков в Талмуде, конечно, более чем только подозрительного.
   Владимир Иванович Даль приводит 135 (сто тридцать пять!) случаев убиения евреями христиан и «Заключение» своего исследования начинает словами:
   Рассмотрев весь этот ряд ужасных случаев и возмущающих душу происшествий, частию доказанных исторически и юридически, – обвинение жидов в мученическом умерщвлении к Пасхе христианских младенцев невозможно считать призраком и суеверием, а должно убедиться, что обвинение это основательно, как равно и общее мнение об употреблении ими крови сих мучеников для каких-то таинственных чар…
   В России решением Ленинского районного суда почему-то города Оренбурга от 26 июля 2010 года брошюра «Записки о ритуальных убийствах» внесена в Федеральный список экстремистских материалов под номером 1494. В «свободной» России на конец 2013 года в список впихнуто около 2200 произведений, в основном, раскрывающих правду о евреях и их захвате Земли. Однако библейские тексты в списке отсутствуют, несмотря на оголтелый экстремизм. Запретители ещё не допёрли, что список помогает людям определиться, что им читать в первую очередь.
   Всеобъемлющий генетический, а потому неистребимый, еврейский маразм в нашем понимании – это психический недуг. Так, например, в Израиле и странах, оккупированных евреями, запрещены произведения гениального немецкого композитора Рихарда Вагнера, потому что-де он не любил евреев…
   А спросить, кто их любит, так это разве что истинные христиане, которым евреев любить вменяется, буквально приказывается. И поскольку еврейский гевалт и хай испытан тысячелетиями, то и стонут эти вечно гонимые и вечно притесняемые. Но достаточно задать себе простой вопрос: а за что это вас отовсюду гонят, что вы такого уж страшного натворили? И начинать на него отвечать.
 

   – Бабушка, я не хочу, чтобы русских убивали!
   – Значит, внучек, ты экстремист!

   Во времена всеобщей лжи говорить правду –
это экстремизм.  Джордж Оруэлл.


   Примерно так Кирилл Николаевич подготовил Володю, жителя деревни Чертово, не чаянного им собутыльника, к ответу на его вопрос о евхаристии.
     – Живя в деревне, не больно-то почитаешь: работы по дому невпроворот. Знаю я о Дале как составителе русского словаря, сборник его пословиц дома есть. Но чтобы он писал о такой жути, не слышал никогда.
     – Ты, поди, и про Державина мало знаешь?
     – Ну, ты уж совсем меня!.. Державин-то сюда каким боком? Он же поэт.
     – Державин Гаврила Романович не только поэт, а «вдобавок» государственный деятель, имперский министр юстиции. И занимался теми же, что и Даль, исследованиями и в тех же «знаменитых» местах. И авторитет их настолько высок, что никто не осмеливается чесать об них свои поганые языки.
     – Тогда, выходит, замалчивают…
     – Именно так!
   Из банки Володя уже не отхлёбывал, увлекшись «не деревенской» темой. Модельной походкой к магазину подплыла сисястая особа, одетая, как на кастинг.
     – В магазин, что ли? – обратился к ней Володя. – Ты же знаешь, что закрыт.
     – У тебя не спросила! Чего расселись тут? Что это за чучело с тобой?
     – На себя посмотри! Человек проезжий, гость, считай. Так и скажи одеялу.
   Существо, похожее на женщину, фыркнуло и ушло. Володя поморщился:
     – Секретутка, подстилка азера. Видать, прислал узнать про тебя.
     – Боятся чего?
     – Конечно! Чужие, дак… Места у нас глухие, новый человек сразу на виду. Да ладно, тьфу на них! Я так понял, что евреям нужна человеческая кровь?
     – Приходится считать, настолько нужна, что они не могут без неё существовать. И видятся проявления, кроме «тонких планов и материй», древнейших инстинктов, явно не земного происхождения, которые ближе к динозаврам, чем к людям. Кто же запретит предположить в таковой жажде крови евреями позывы их генов к некой неведомой нам форме вампиризма. Ведь вдумайся: их земное существование неразрывно связано с кровью, с пролитием крови, большой крови. Где они, начиная, по крайней мере, с библейских писаний, а то и много ранее, там и кровь, там зверства и убийства. Без достоверной информации, а её прячут, не постичь, в чьей качественной власти находится сегодня наша земля.
     – Но ведь на этой, как её, евхаристии, кровь пьют не евреи, а русские.
     – В том-то и проявляется их изощрённый сатанизм. «Таинство» богоедского причащения – один из их актов по приобщению иных народов к Христу. Таких актов несколько: крещение, венчание, отпевание, туда же относят исповедь; все эти христианские процедуры называют таинствами, в том числе и евхаристию.
     – Проезжий баял, что это, может, понарошку. Мол, акт символический.
     – А вот и нет! Христиане вкушают именно тело и именно кровь своего бога; канонически это трактуется как реальное превращение хлеба в подлинное тело, а превращение вина – в подлинную кровь Христа. Мерзость! Впрочем, христианская церковь не только не разъясняет верующим скрытого смысла ритуала, но и не рекомендует о нём задумываться, дабы не впадать в грех сомнения.
     – Стало быть, опять лгут?
     – А им безо лжи никуда, иначе тут же рухнут со своим Христом. А падать ой как больно им будет! Вот и внушают попы, что их Господь (Яхве) – наш Отец, а Церковь – наша мать. То есть христианин – раб своего Отца, раб Божий.
     – Нет уж, мне такие «родители» точно не нужны! Лучше буду сиротой.
   День постепенно подходил к вечеру, и уставший Кирилл Николаевич уже подумывал о горизонтальном положении тела. Есть не хотелось: водка, она калорийная. А хотелось отлежаться да отдохнуть от комаров, что на протяжении беседы принимали в ней самое живое участие.
     – Разместишь меня на ночь? Эх, в бане бы! – возмечтал Кирилл Николаевич.
   Но Володя привёл Кирилла Николаевича в заброшенный дом, почти рядом с магазином. Не спросил названия, но неподалёку от Чертово видел он целую заброшенную деревню с наполовину разобранными домами, видать, на дрова. Но этот дом только-только начали разбирать: доски пола в сенях, так что пришлось скакать по лагам, двери, что худо-бедно, а на сарай сгодятся, настил и дверки с печи. А сам брошенный дом, сказал Володя, начинают разбирать через два года: может появиться какой-нито наследник. У этого наследник не предвиделся, но двухлетний срок всё равно блюли. Дом живой, пока в нём люди живут, без людей он и сам развалится. А жила в нём учительница, отходившая, по словам Володи, всю жизнь в резиновых сапогах: и по погоде, и по достатку. Огромная комната во весь дом; печь почти посередине, на битом глиной фундаменте в срубе; окон, по-северному махоньких, много. Оконные и дверные наличники резные.
   У стены кровать со стальной сеткой, на такой же Кирилл Николаевич спал в армии. Говорят, в брошенном доме человек чувствует себя угнетённо, но здесь ничего подобного не ощущалось. По полу разбросаны конверты с письмами и открытки, в основном, поздравительные. Они ли хранили добро в доме, дух ли жившего здесь человека, но Кирилл Николаевич отоспал двенадцать часов безо всяких сновидений и проснулся в прекрасном настроении. Несмотря на открытые двери, в доме не было ни одного комара. У входа зашебуршались, и явился вчерашний благодетель с радостным сообщением: открылся магазин. Никак не отреагировав на известие, Кирилл Николаевич достал банку с водкой, тушёнку, хлеб, и они без необходимости опохмелились; впрочем, Володя под вопросом.
   Кирилл Николаевич засобирался: пора и честь знать. Путешествия подобного рода не предполагают длительных остановок: с ритма собьёшься. Возобновив запасы в магазине, и отошёл-то от него метров двести, как едва заметная тропка на Тотьму, названная дорогой, превратилась в глубокие, до метра, колеи, проделанные и вдоль, и наискосок, и поперёк. Неодолимое для автомобилей препятствие. Вспомнилась старинная система засек: особым образом подрубались деревья, и стоило ворогам зацепить хотя бы один сторожок, на них обрушивались лесные великаны, ломая кости, вырывая нутро, убивая. Ныне засек не устроивают, но устроить непроходимой дорогу, огородить свои владения, попутно напакостив людям, у азера получилось. Правда, ещё через двести метров пошёл чистый лесной просёлок, перейдя затем в тряскую дорогу, выстланную трёхметровыми бетонными плитами, по всей видимости, ещё в совейские времена.
 
   Вологодские дороги много лучше костромских, во всяком случае, похоже, что ими занимаются, и передвигаться по ним можно было, не очень опасаясь колдобин, от скачков на которых вылетали спицы и возникали «восьмёрки» на колёсах. Кирилл Николаевич старался ехать вечерами и ночами: днём заедали слепни. Поздним вечером подкатил к колонке, огляделся: без позволения хозяев воду набирать, по людскому обычаю, недопустимо. В сумерках из калитки показалась женщина.
     – Хозяйка, водой угоститься можно?
     – Бери-бери, воды не жаль. Ты никак здесь в гостях у кого?
     – Нет, мимо проезжаю. Как вы называетесь? – спросил, доставая карту.
     – Называемся Бабушкино. Ты, мил человек, откуда взялся-то?
     – Дак прям из Петербургской губернии.
     – Неужто прям? И всё на велосипеде? – ахнула. – А куда же пути держишь?
     – Покуда на Тотьму, а тамо-ка видать будет, – подбился под местный говор.
     – О-о, Тотьма – большо-ой город! – и быстро ушла.
   Кирилл Николаевич, слегка удивившись, наполнил водой пятилитровую канистру, поправил «подпругу» на велосипеде и задрал уже ногу, как позади раздалось заполошное: «Э-эй, погоди-ко!». Оглянувшись, увидел бегущую хозяйку колонки, размахивающую большим пакетом. Отпыхавшись, сунула пакет в руки и облегчённо выдохнула: успела. Заглянув в пакет, Кирилл Николаевич обнаружил в нём пучки зелени: укроп, лук, редиску и ещё что-то из огорода.
     – Б-благодарю, д-добрая женщина, – только и смог вымолвить, а та, довольная исполненным перед путником древним обычаем, уже удалялась, и тут только Кирилл Николаевич разглядел моднячие, игривые шортики леопардовой расцветки, что, облегая плоть, смачно побалтывались из стороны в сторону. Ах, вы женщины-женщины! Всегда ведь извернутся подать себя!
   И вот ведь тупость зашоренного цивилизованного сапиенса! В будущем году, за двадцать километров до Череповца, на заднем колесе махом полетели почти все спицы, и пришлось преодолевать расстояние пешком, благо, была ночь, и слепни почивали в своих травах и кустах. Кое-как добравшись до спортивного магазина, Кирилл Николаевич купил новое колесо, отошёл в сторонку, к хоккейной коробке, и принялся за починку аппарата. Мимо проходила весёлая пара, не бомжи, нет, так себе, слегка выпившие. Остановились, а когда разузнали, что перед ними путешественник, пригласили в гости. И когда Кирилл Николаевич отказался, сославшись на возможный сбой темпа, предложили взять «ну хотя бы десять рублей». И не взял ведь зашоренный, отверг добрый обычай!
   А сейчас, неожиданно смутившись, Кирилл Николаевич затолкал в рюкзак нежданные дары, спустя минуту вымахнул на дорогу и перед высоким подъёмом узрел впереди человек двадцать идущего толпой молодняка. Он насторожился, прикидывая пути отхода: однажды в его городе десяток подонков пятнадцати-семнадцати лет уронили его на тротуар и чуть не забили ногами. Просто так, из спортивного интереса. Вот и сейчас навстречу выдвигалась шумная толпа, однако эти метров за двадцать хором гаркнули: «Здра-а-вствуйте!», и Кирилл Николаевич тотчас осознал, что находится в качественно иной цивилизации.
     – На Тотьму в эту сторону? – спросил, лишь бы не молчать.
     – Сюда, сюда! – ухнули разом.
     – Благодарю, чада! Что за праздник у вас?
     – Дак школу закончили! – радостно возопила молодость. – Выпускной вот!
   Поднявшись пешочком на взъём, Кирилл Николаевич перевёл дух: наверное, это недурно, когда вместо каблука по башке обретаешь медовый пряник.


   На будущую весну маршрут был затеян в те же края, но другим путём, теперь уже через городок Пикалёво Петербургской губернии, грязного от цементного производства. Но о городе судят по людям, и это аксиома. В небольшом сверике у дороги увиделось нелепой архитектуры сооружение с вывеской «Шаверма». При свете белой ночи внутри проглядывался чёрный силуэт. По памяти, шаверма – это нечто мясное, и Кирилл Николаевич, несколько дней не вкушавший мяса, решил оскоромиться. Присев за уличный столик, открыл бутылку пива и только приготовился отведать настроганного мяса, как появился невесть откуда взявшийся абориген. Понятно, что для начала попросил закурить. В дороге Кирилл Николаевич курил редко, и пришлось лезть в рюкзак; достал блок сигарет и нажал на кнопку выкидного ножа: вскрывать-то надо. Абориген резко отшатнулся, выпучив глаза, сделал два шага назад. Кирилл Николаевич протянул ему пачку и сразу отобрал, как только тот вытащил сигарету, ибо, судя по всему, он уже почитал её своей. Абориген оказался заурядным жлобом, поэтому душевно оскоромиться не вышло из-за несусветной мути, что понёс любитель чужого курева. Вечное горе, нелёгкая судьба, жизненные страдания –  христианизированный набор мученика по жизни. И вот ведь: жлоб вкупе с шавермой – и мнение о городе сложилось. Остальные жители спали, даже не подозревая, какое о них вынес впечатление некоторый отдельный проезжий человек.
   Бабаево – уютный старинный городок, каковые на севере и в средней полосе России пока ещё живут, но скоро и их заглотит цивилизация в виде новодельного строительства, плиточных тротуаров, английских газонов, ларьков и магазинов чужаков, что, не умея и не желая трудиться, подвизаются в сих городах исключительно в спекуляции. А паче того, внедрение не свойственных русскому человеку нравов и обычаев, от которых пустеют души и тупится совесть.
   На отрезке Бабаево-Череповец через дорогу, из болота в болото, ползут змеи: свадьбы у них. Повсюду валялись раздавленные гады, но змеи ползли и ползли, невзирая на возможную гибель: инстинкт продолжения рода неумолим. Здоровенную, только что раздавленную гадюку Кирилл Николаевич брать не стал, а словил живую и невредимую. На обочине уже стояли две открытые банки с водкой; осталось отрезать змее голову и слить кровь в одну из банок. Затем Кирилл Николаевич аккуратно вскрыл тело гадюки, достал желчь и, размяв её в пальцах, опустил в другую банку. На месяц, а то и больше снадобья для поднятия жизненного тонуса достанет, но разовый приём лучше ограничить чайной ложкой, иначе тонус каверзно явит себя в нижней части организма, и станет сугубо неуютно, если рядом не окажется очень знакомой женщины.
   Свершив столь нелишнее для оздоровления дело, Кирилл Николаевич присел отдохнуть у сосенки, невдалеке от дороги, и на малое время расслабился, а по глупости включил лёгкую музыку. Прикрыл было глаза, но шестое (или какое?) чувство заставило, поднявшись с травы, осмотреться. Так и есть: несколько головок торчало неподалёку. Невольные слушатели завораживающей мелодии Свиридова свадьбу, видимо, завершили, поэтому тоже расслаблялись. У Кирилла Николаевича был давний опыт, связанный с музыкой и змеями: помнится, собирая чернику, поставил приёмник на пень, а оторвавшись от сбора ягод, позрел вокруг себя немалый змеюшник. Припомнив неприятный случай, Кирилл Николаевич быстренько встал, повёл велосипед к дороге и едва не придавил колесом змею, похожую на медянку. Та замерла, и разглядывая лесную жительницу, Кирилл Николаевич не обнаружил у неё глаз, но, без сомнения, змея видела.
     – Ну, проходи!.. Не хочешь? Тогда я пройду, – и неспешно зашагал дальше.
   Ползучая невеста, а теперь и чья-то жена, смотрела вслед долгим «взглядом».

   Поглядеть, так зрелище для нынешних дорог редкое: пилит на велосипеде дед похоронных лет, правда, резво пилит; немалой длины борода треплется по ветру. Этакий типаж был бы понятнее верхом на кобыле. Шофера большегрузов, которых видишь каждодневно, есть даже знакомые, сигналят, орут из кабин; легковые притормаживают, дабы разглядеть реликт, иные останавливаются. Кто «тонко» издевается, особливо молодняк на иномарках, но таких почти нет, кто ахает, кто здраволюбопытствует: люди… В прочем продвижение однообразно, разве на хорошей встречной скорости получишь в лоб майским жуком.
   Андозёра – хайдуки: нет ни хлеба, ни муки, – отметил андозёрцев Максимов Сергей Викторович, путешественник, этнограф и фольклорист, в книге «Год на Севере». Итоги его изъисканий изложены в книгах «Куль хлеба и его похождения», «Лесная глушь», «На Востоке», «Крылатые слова», «Нечистая, неведомая и крестная сила» и других работах и впечатляют как своим объёмом, так и богатством нашего «великого и могучего» языка. Со времени исследований Максимова и других подвижников прошло не менее ста пятидесяти лет, но Кирилл Николаевич всё ещё чаял, что не обеднел народ мудростью, что ещё есть она именно в таких отдалённых от цивилизации местах, как округа Андозера, и в других северных краях тоже (чем чёрт не играет – и ощепками бросает!), и что потому за пустяк отклониться на какие-то пятьдесят километров вбок от маршрута, и без того спонтанного! Заночевал в Белоозере, в бане приветливой трёхдетной женщины, скрючившись на мокром – отмылся сначала! – и коротком полке, и утром, заручившись обещанием, что «Кирилла Николаевича приветит живущий там брат», тронулся в очередное прекрасное неизведанное. До Андозера долетелось как-то быстро, дорога шла с постоянным уклоном, и опыт начал нашёптывать, что обратный путь не будет таким же весёлым. Брат Тамары Николаевны, хмуроватый мужичок, «не приветил», а направил в соседнюю деревеньку, к двум братьям, мол, у них запросто заночуешь. И легонько эдак ухмыльнулся. У Кирилла Николаевича уже ноги чуть не отваливались, надо было обязательно отдохнуть и отоспаться, поэтому он безропотно преодолел ещё полтора километра и на дальнем краю деревеньки в пять домов (жилых два) со стоном рухнул на скамейку у жилища, по описанию, братьев.
     – Не-е, – растянул свой отказ в приюте один из братьев, старший, – я сейчас не пью, давно уже, почитай, пятый день пошёл. Хозяйство отдохнуть не даёт.
   Младший пока помалкивал. Менее всего Кирилл Николаевич собирался сейчас кого-то поить либо с кем-то выпивать. И со скамейки подняться уже не моглось: остатние силы иссякали. Подошедшая пожилая женщина из соседнего дома молча слушала, поставив локоть одной руки на ладонь другой и подперев ею подбородок. Расспросы старшего тем не менее продолжались, и пришлось коротко выложить историю всех этапов путешествия.
     – Что ж, так и едешь от Питера, дел никаких больше нету?
     – Чем ещё на пенсии заниматься, – уклонился, – свобода, вся жизнь впереди.
     – Говорили по телевизору, в Европе, мол, пенсионеры тоже путешествуют, по чужим странам больше. У наших, видать, на чужие страны денег не достаёт.
     – Мне Европа не указ, и делать мне в чужих краях нечего, красот их не надо.
     – А у нас красоты? Вон, смотри, погода худая, ветер, холод…
     – Не скажи, красиво! Озеро большое, краёв не видать. Поди, и рыбы полно?
     – Какая рыба, – забегал глазами, – налим да щука, плотва да окунь. Хариуса нет, судака нет. А озеро – почитай, километров пятнадцать с гаком, большое.
     – Не бойся ты за свою рыбу, я не рыбак.
     – Пойдёмте ко мне, – остановила беседу женщина, – вам отдохнуть надо.
     – Что ж сразу не пригласили? – спросил, когда отошли, Кирилл Николаевич.
     – Ну, как же сразу? Надо поглядеть, что за человек, послушать, что говорит.
   Кирилл Николаевич мысленно согласился. Дом у Анны Павловны рубленый, не маленький, с большим количеством окон на улицу, как и строят дома на Русском Севере; на первый взгляд, не меньше ста лет. Земля не ухожена: некому.
   Хозяйке восемьдесят лет, живёт в Белозерске, сюда приезжает на лето. Хлеб не покупает, выпекает сама. Впервые домашний хлеб Кирилл Николаевич пробовал у Веденеев, и вкус его остался незабываем. У Анны Павловны вкус хлеба другой: мука не та, не доморощенная, покупная, а вкус у хлеба и от муки зависит.
   Кирилл Николаевич спал двенадцать часов, до самого утра. Вышел во двор, и тут, откуда ни возьмись, появился младший из братьев, Олег.
     – Одолжи сто рублей, только Палне не говори.
     – Что значит «одолжи»? Значит, отдавать намерен?
     – Ну, отдам когда-нибудь…
     – Так я завтра уеду.
     – Ну, завтра и отдам.
   Таких ухарей навидался Кирилл Николаевич. Посему достал банку с водкой, в которой было на треть, протянул Олегу:
     – Отпей половину. Просил сосед ваш одолжить ему сто рублей, – сказал он Анне Павловне, войдя в дом. Та как раз собирала на стол к завтраку.
     – И что ж вы, дали? – всплеснула она руками.
     – Дал ему водки глоток, было у меня немного, да и сам допил остатки.
     – Его ничто не берёт, ни стыд, ни дым. Его споить – надо всю водку в округе скупить, и то не хватит. Прогудит всё, после ходит по деревням, побирается. У него уж эти, как их, машруты свои проложены. С водкой ратится без устали. В рай его определи, он и там водки запросит. Глаза пьяные только стакан и видят.
     – С виду вроде не пропойца.
     – С виду-то не опоек, деревня, вишь, здоровый воздух, только надолго ли? Водка, она лукавая, никого не милует. А этот водку пьёт, как в бочку льёт.
     – Да уж, водка портит всё, кроме посуды. У меня с собой бутылочка хорошего вина есть, на представительство, выпьете? Как раз такой случай.
     – Отчего же не выпить, если с хорошим человеком.
     – Песни-то старые поют нынче в деревнях?
     – Что вы, какие нынче песни! Некогда народу петь: телевизор смотрят. Мать моя, помнится, много песен знала. Песни по всей округе лились, а сейчас… Эх!
     – Помните какие-нибудь из тех, что мать пела?
     – Помнила две-три, да и те забыла.
     – У вас-то здесь телевизора, я смотрю, нет.
     – А что в нём смотреть? Чертей? В Белозерске, так и там почти не включаю.      
   В разговорах почти весь день и прошёл. К вечеру Кирилл Николаевич прилёг на диванчик, да и задремал опять до утра, что называется без задних ног.
     – И спать же вы, Кирилл Николаевич!
     – Усталость многодневная. Храпел, наверное, сильно?
     – Как пылесос. Ничего, я дверь прикрыла, считай, не слышно было.
   Распрощались душевно. Сфотографировал Кирилл Николаевич хозяйку у её дома, фотографии позже выслал. Махнул рукой Олегу, копошившемуся у дома, и, отдохнувший с запасом вёрст на пятьсот, резво закрутил педалями. Километров через пять вымахнул к центральной усадьбе и у магазина увидел Олега. Дорога одна, никто не обгонял, по воздуху на чём прилетел, что ли? Мистика!
     – Купи вина бутылку, – попросил.
     – Нет, Олег, денег у меня в обрез.
     – Тогда хоть пива.
     – Брату кланяйся. Прощай.               
   Что же, опять по двум-трём жителям впечатление создавать? Нет, на сей раз не выходит, поскольку и в других дальних деревнях те же помидоры, только в профиль. Деревня брошена без работы, без средств для хотя бы существования; в магазинах полно дешёвой водки; детей в деревнях нет, потому что нет школ, негде учиться и т.д., и т.п., и т.м., и ведь никто об этом не шумит, не бьёт в набат; посредством сволочного, продажного «российского» телевидения стремительно выветривается русская суть; на телеэкранах горячо обсуждаются неимоверные трудности мигрантов в России и за кордоном, как им, бедненьким, тяжело живётся. А русские сердобольны. Смотрите, говорят, есть те, кому хуже нас живётся, так что мы пока потерпим. Но русская мудрость неспроста гласит, что тихомирный под спудом живёт. И это власть? Да, но чужеродная и поэтому сугубо антирусская. Это президент? По должности – да, но по сути и своим разрушающим деянием сугубо антинароден. «Все источники и все хорьки». Проблемы погибающей русской деревни не освещаются: тёмные дела свету боятся.


   Восьмого июня 1735 года Читинский острог «посетил» Г.Ф. Миллер, проклятие нашей истории. Сей Герхард Фридрих по кличке «Фёдор Иванович» – действительный член Академии наук и художеств, профессор истории, организатор Московского главного архива, руководитель «Второй Камчатской экспедиции», состоявшей из девяти самостоятельных отрядов, работавших в северных и восточных краях России в 1733-43 годах. Десять лет «открытий» того, чего не было надобности открывать, и, посему, извращений или «закрытий» того же.
   По заданию мутных сил Миллер объездил Западную и Восточную Сибирь в пределах Берёзов – Усть-Каменогорск – Нерчинск – Якутск и тщательно обследовал эти места, уничтожая следы раннего пребывания там русских людей, что являлось необходимым для поддержания созданной «немцами» «норманнской теории», утверждавшей дикость русских людей, которых цивилизованные европейцы сняли с деревьев, спасли от голода и холода и возглавили. В сибирских городах «экспедиции» перешерстили архивы, правдами и неправдами изъимали у людей святыни, книги, вещи и предметы, являвшиеся доказательством проживания русских, уничтожали вредоносные для «теории» Миллера свидетельства. Оправданием некой полезности сих преступных деяний выставлялись немногие писаные работы, посвящённые сибирской истории, например, обнаружению летописи и географических карт Ремезова. В 1750 году Миллер напечатал первый том «Описания Сибирского царства», по отзыву некоего Пыпина, «первый правильный учёный труд по сибирской истории». Второй том появился лишь в отрывках и закончен им не был (занимались другие), несмотря на то, что Миллер прожил ещё более тридцати лет. Всё это откровенно походит на жалкие объедки, кинутые хозяевами собакам. Значит, и созиданий не наблюдается, и о разрушениях десятилетняя экспедиция сведений почти не оставила: совершенно секретно! А вот фамилии некоторых подельников Миллера: Фишер, Гмелин, Делакроер, Стелер…
   Русское подданство Миллер принял аж в 1747 году! То есть русской историей плотно занимался иноземец, задавал ей направленность и, в итоге, вконец загубил её. Схожих агентов при оккупации России «немцами» была тьма тьмущая!
   Более половины остатков сибирского архива Миллера ещё не опубликовано. А ведь уничтожая, «немец» мог чего-либо «опасного» не доглядеть, не убрать, да и между строк мы научились читать, из костей обглодыши выколупывать. На бесптичье, говорят, и жопа соловей. А «немцы» скажут о нас следующее:

   Человек не должен знать о прошлом, искать в нём силу, – это даёт ему убеждения и идеи, несовместимые с подчинением власти.


   На тогдашний разгром русской истории в 1733-34 годов было выделено триста шестьдесят тысяч рублей русских же денег – сумма астрономическая. В направленности истории по выгодному им руслу «немцы» средств не жалели. Кто выделял деньги, кто позволял иностранцам тратить их во вред России? Вопрос? Один из основных ответов настолько на виду, что непонятно, как ещё держится христианство на «Святой Руси». И это ещё одно доказательство того, что в России русские по рождению «христиане», носящие кресты, библейских писаний не изучают. Или почему-то считают, что они писаны не про них.

   Действительно, учебник «Религиоведение» поясняет: «Согласно церковному учению, основателем христианства является Иисус Христос. Иисус – сокращённая форма имени Егошуа, что означает Яхве есть спасение, или Бог-спаситель. Христос – это не фамилия и не собственное имя, а как бы титул, звание, присвоенное человечеством (то есть евреями) Иисусу. Христос – это греческая форма еврейского «мишиах» (помазанник, царь), то есть мессия. Этим нарицательным именем Иисус связывается с ветхозаветными преданиями о приходе на израильскую землю пророка, который избавит свой народ от страданий и установит там праведную жизнь – Божье царство. (Выделено автором).
   Очень откровенно! И не ясно, при чём здесь другие якобы спасаемые народы. Спасителем Христа называют евреи. По глупости это подхватывают недоумки из народов, одурманенных христианством.
   И ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных; ибо из тебя произойдёт Вождь, Который упасёт народ мой Израиля. Евангелие от Марка, 2 – 6.  Так что губу не раскатывайте, «русские христиане»: спасёт он только евреев, а вас призван уничтожить, ибо не мир принёс Я вам, но меч.
 

   Съизнова тёмные тучи набрякли над Костромкой, гоняло их злобным инородным ветром, да всё в стороны староверческих скитов, хоть и оповещены их жители о чужебесьих злодеяниях. Посему если и отъискивали гонители в дебрях тайги какое-либо поселение, то, как правило, убирались, не солоно хлебавши: не находили ни людей, ни скотины домашней, ни, тем более, святынь родовых. На родимой земле да быть изгоями – это ли не стало за горький обычай на Русской Земле! Костромские же поближе к многолюдью, стало быть, и жить опаснее; но помогли знакомцы из Читинского острога: направили лиходеев в Якутск через Нерчинский острог, уведомив тех о недавней пропаже казачьего отряда. Прикрыли они Костромку, конечно, тоже не задарма: пришлось посёльцам откупаться и зерном, и мёдом, и дорогим мехом, и, чего уж, серебром да золотом.
     – Всё ж прознал воевода, звал меня на беседу, пытал, кто вы такие. Дак, русские, баю, люди. Русские, мол, не русские, а выходное пускай платят. А то болтали мне, что проходом они шли, а сами мало не город поставили.
     – Что ж он, князь нам, выход ему давать? Дашь един раз, после привяжется!
     – Дай, Гривец, и далее давай помалу, жить твой Род покойнее будет.
     – Дак и тебе, поди, тоже дать? – в сердцах вырвалось у Гривца.
     – И я не откажусь, коли семеро по лавкам. И все, поверишь ли, еду требуют! Я землю не пашу, не охочусь, а жалованье – смех да слёзы. Так что не обессудь.
     – Эх, Семяты нет, скончал себя за Род свой! Может, выдумал бы что-нибудь.
     – Пусть Небо ему будет пухом! Славный человек! Да и он бы тут не помог.
     – Да, время… А что немцы, вороги наши?
     – Попёрли на Нерчинск и далее, к Якутску. Опять, вишь, моя заслуга.
     – Ладно, не обессудь и обиды не держи. Приготовлено уже и тебе, и казакам.
   Вот и Гривца, не старого ещё, стала посещать явная боль за Род свой. Долго ли протянет? Пусть Светлые Боги даруют великое благо на этом свете и на том великим же русским людям, отдающим порой остатние силы для Родов своих!
 
   И жили костромские относительно спокойно аж до двадцатых годов двадцатого же столетия, пока не одолела-таки Россию поганая власть и не взялась, наконец, за никак не желающих исчезать староверов. В двадцатых, когда в Забайкалье угомонились воевать с чехами, японцами, а особливо русские с русскими, пришла «долгожданная» совейская власть, одних вроде бы и обласкала, с других шкуры стала сдирать, а третьих, по тайным, как у них заведено, директивам, выводить с корнем. Были ещё и четвёртые с пятыми да шестыми, да кто на них силы тратить станет – сами выведутся. А поскольку русские русских в плен не берут, то и науськивали на своих же, чтобы результат был полновеснее. Давай, мол, за власть советов: эти нашей власти враги, и эти враги, и те тоже! Круши! Строй, дурак, «новый мир» на своих же костях! И кто нахваливает совейскую власть, тоскует по ней, мол, как хорошо мы жили! – тот и знать не желает, что она на большой крови была ставлена, да и допрежь на ней стоит! Темень!

 Ох, воля-воля, всем горям горе. Настанет время, да взыграет сучье
 племя, сперва бар погрызёт, потом бросится на народ. От села до
 села не останется ни забора, ни кола, всё лопухом зарастёт. Копы-
 то конское найдёте – дивиться будете: что за зверь такой ходил
 по земле. Есть будете каменья, а срать поленья.

   Всем этим хвалебщикам до великой лампочки, кем и как велась подготовка к уничтожению процветающего Российского государства и свержению якобы ненавидимого народом якобы кровавого царского самодержавия. И как «умные на зло» за шестьдесят-семьдесят лет подвели нашу страну к трагедии 1917 года.
   А началась (продолжилась, так как евреи не оставляли Русь, Россию своим вниманием никогда!) интенсивная подготовка к трагедии в первых годах XIX века с появления многих масонских лож, прочно связанных с еврейством всего мира.
   Мартинисты, розенкрейцеры, «Союз спасения», «Союз благоденствия», ложи «Великий Восток Франции», «Восток Сибирских Копей», «Крест и Звезда», «Аполлония», «Святой Иоанн Равноапостольный», «Святой Владимир Равноапостольный», «Святой Иордан», «Кирилл и Мефодий» и другие, а также секретные организации, заговорщические группы, кружки. В 1860 году образовался «Всемирный Израильский Союз». Характерный вид имеет его эмблема: две руки, пожимающие одна другую, под которыми земной шар. И надпись: «Один за всех, и все за одного». Эмблему иногда можно видеть на экранах еврейского телевидения России. В России с 1863 года он действовал под названием «Общество распространения просвещения между евреями Российской империи».
   Основным фундаментальным стержнем противоречия в России конца XIX-начала XX века являлась не классовая или социальная борьба, а борьба между еврейскими масонскими группировками, имевшими глубокие гомосексуальные связи, за внедрение их образа жизни – по Талмуду – в жизнь России. И помехой в этом были гои – русские, которых надлежало уничтожить физически, присвоив их русские имена, их русские фамилии, их дела и богатства себе. Еврейская война против России и русского народа подавалась всему миру под предлогом неизбежной классовой борьбы и движения «за прогресс против реакции царизма», за «улучшение жизни угнетённого народа и его попранных прав» и т.д. и т.п.
   Но у русских рабочих, как у крестьян и иных слоёв русского общества во всей империи, не было никаких оснований для недовольства, а тем более для противостояний или революций против существующей законной имперской власти.
   Олег Грейгъ. Подлинная судьба адмирала Колчака.
   Скрупулёзный анализ подготовки международного еврейства к захвату власти над миром провели в своих книгах Э. Саттон и Л.Н. Кей.

     – В конце двадцатого века один известный христианский деятель обронил фразу: мы боимся поверить, что всё, происходящее с нами в последние восемьдесят лет, не есть случайность или прихоть капризной истории, но целенаправленная попытка разрушить Россию любой ценой. Мы плохо знаем собственную историю, мы боимся знать её, а зря! И хоть говорено верно, но сразу видно, что сказал христианин: эти оговорки с безликим «мы» (говори «я»!); «боимся поверить», когда всё на виду; «мы боимся знать»; «попытка», а не «война». И с годами «ошибся»: не восемьдесят лет, а с середины девятнадцатого века. А по большому счёту – последнюю тысячу, как не более, лет.
     – И так для иерарха смело. Им же запрещены подобные выходки.
     – Ну, этот у них почти «белая ворона», да и авторитет ему создан немалый – вот и не трогают прилюдно. А что у них там в кулуарах – дело тёмное.
     – Все всё знают, да не каждый говорить осмеливается. Да и не желают.
     – Ну, у нас препон нет. Разве затаскают по созданной ими же 282-й статье. Меня же вызывали в ФСБ, до сих пор посмеиваюсь, хотя ситуация серьёзная. Позвонили жене на работу и говорят: ваш, мол, сын состоит в экстремистской организации, просим его явиться туда-то. Она, заполошная, звонит мне, чтобы сходил разобраться и на меня наезжает, мол, это же ты у нас экстремист. А те-то тупые, им невдомёк, что и старый пень в России может быть экстремистом. Прихожу, явился, говорю, враг народа, в чём, мол, дело. А они мне газету в руки, где чёрным по белому выведена моя фамилия и в каком городе живу, и ещё несколько из других городов, я их знать не знаю, да и указано, что это наилучшие из наилучших наших патриотов. Ладно, начинаем беседу. Они не представились даже, хотя делать это обязаны. Пацаны, сопливые ещё. Их натаскивают на мне, как на зверюшке. Секретутка сидит, пишет, тоже молоденькая, да таково со страхом на меня смотрит, даже жалко её стало. Что ж вы, говорят, Кирилл Николаевич, считаете, что Россия только для русских? Нет, говорю, не могу так считать, в России должны жить её коренные народы. Это законно, не правда ли? Согласились. Так что, спрашиваю, вы от меня-то хотите? А вы, говорят, сотрудничаете с этой газетой. Да, говорю, сотрудничаю, пишу стихи, а не так давно газета поместила мою обширную статью, аж в двух номерах. Это запрещено? Нет? Молчат, не отвечают. Вы, говорю, поставили на уши мою семью, а потом удивляетесь, что вас не любят. Так и поговорили.
   Но беда-то в том, что редактор газеты, если он думает головой, а не жопой, не имел права помещать фамилии кого бы то ни было под таким «соусом» не только без их согласия, но и с точки зрения элементарной безопасности. Иное дело подпись под статьёй или стихотворением. Для нас придуман закон, по которому любая организация должна регистрироваться у властей; эти организации отслеживают, но с отдельными людьми им сложнее. Регистрироваться нам у них ни в коем случае недопустимо. Разве командиры партизан регистрировали свои отряды в немецких комендатурах? А тут нате хрен в томате, на блюде и под самый нос! И пусть недопустимо публично критиковать соратников, но у редактора-то башка есть или она у него только для того, чтобы шапку носить? Общаться с ним я, конечно, перестал. 
     – Весь народ не перетаскают. И хоть они многое могут, хотелось бы считать, что война ими проиграна; а то, что гадят напоследок – таков уж менталитет.
     – Их же Библия называет их «умными на зло».
     – Верно! Но кто сказал, что умные на зло должны быть глупыми на сокрытие зла? В Библии указано то ли семь, то ли десять уничтоженных ими народов, но так ли это, столько ли, и не намного ли больше? И всё ли, до конца ли описано «качество» жестокостей, которым подвергались народы? «Тайна сия велика есть»! По нашему предъидущему разговору о правде, следует отметить и везде говорить и говорить о том, что нас приневолили прозябать не в малой лжи, как иные считают, а, что касается ситуации в целом, – в полной! Каково: русскому правдолюбу – и жить во лжи! Лгут во всём без исключения, попутно создавая «общественное мнение», которое придурки и отстаивают с пеною рта.
     – Ну, придурки-то – это мы с тобой, – рассмеялся Сережень.
     – Не понимаю, – наморщил лоб Кирилл Николаевич, – шутка новая, что ли?
     – Эх, кабы так, – вздохнул Сергей Олегович, – президент нас с тобой так назвал: националисты, мол, – это придурки. И ляпнул-то в телепередаче да на всю страну! Из ума ли выжил, что за речью не следит, или принудили.
     – Безусловно, заставили. Он же страной не руководит, вид один. А вот что Путин ляпнул, как ты говоришь, ещё в апреле 2007 года в эфире первого израильского канала: «Мы (интересно, кто это – мы?) категорически против любых проявлений национализма, необходимо постоянно реагировать на них для того, чтобы защитить интересы национальных меньшинств, интересы ЕВРЕЙСКОГО народа. Для нас (для кого это – для вас?) борьба с антисемитизмом является основой нашей внутренней политики». Так что ничего он там не «ляпнул», это Программа его и его хозяев. Когда Великий Жлоб привёл его за ручку в Кремль и произнёс свою зловещую фразу «Я сделал всё, что мог», мне сразу стало ясно: быть ещё большей беде!
     – Тут, пожалуй, надо учесть вот что, – задумчиво произнёс Сережень. – Власть-то Путин принял, но ельцинская шелупонь вокруг него осталась. Тайные и явные враги России. И как это отребье разгребать, руководить им? Вот пока и надо делать вид, что лоялен к Западу, а планы свои держать при себе. А ведь чтобы очиститься от них, нужны годы и годы. Да и «своих» набирать.
     – Возможно, ты и прав. Я ведь понимаю, что странами руководят не их правители, а «сообщество», известное, как «Комитет 300». Впрочем, необходимо время. Ментально мы всегда надеемся на лучшее.
     – Надо сказать, христианство полагает правителя наместником бога на земле и его власть приравнивает к божественной. Наместники Христа, помазанники божьи Ельцин, Путин, Медведев церковь посещают. Они христиане? Но они и синагогу посещают. Положено по должности? А мечеть? Пагоду? Вертятся промеж тех и этих, так какое к ним может быть уважение? Не говоря о прочем. 
     – Известно, что правители, которых народ любит, – а этих народ любит? –  возвышаются  духом, ненависть же народа преступных правителей сплачивает. Против кого, пояснять, думаю, не надо.   
     – Иван-то, «корреспондент», помнишь, про хорьков поминал? Прям в точку!
     – Наши встречи с молодыми ещё будут, и опять мне цитаты выковыривать!
     – Вот и вынимай, что у тебя там есть.
     – Надо сказать, «на верхах», где на еврейство в России работают многие институты, прекрасно понимают, что такое фашизм, шовинизм, национализм, но страшатся их только в нашем «исполнении» и потому ненавидят, так как страх вообще к кому или чему-либо всегда рождает ненависть. Это аксиома. Ещё скажу: национализм – жупел, еврейская запука для людей с «собственным» мнением, то есть для попугаев. Дураки ведь сами не плодятся, таковыми их делают. Вот что говорят непредвзятые умы о национализме:

   Нет вернее пути для нации, чем национализм.
   Национализм – основа мирного строительства народов.
   Национализм крепит не только нацию, национализм крепит отношения между народами.
   Национализм – это любовь к своей нации.
   Национализм – это наше вдохновение.
   Национализм – это преобладание интересов нации над всеми другими интересами: государства, партий, идеологий.
   Национализм – это прививка от любой чумы, которую нам могут в очередной раз подсунуть в ярко размалёванном фантике свободы, равенства, братства, в приманке общечеловеческих ценностей, прав, в обещаниях расцвета и укрепления России.
   Национализм – забота нации о своём физическом, нравственном, духовном здоровье.
   Национализм – понятие духовное. Личное в нём вырастает до общенационального. Общенациональное становится личным.
   Национализм – понятие ратное. Националист обязательно воин.
   Национализм – сила, которая даст человеку веру в свою нацию, в свой народ, в свою Родину, когда любовь к Родине соединяется с верою в неё, в её призвание, в тот грядущий расцвет, который её ожидает.
   Национализм в России – единственный гарант недопущения распада России, он единственный способен спасти Россию от повторения трагедии Советского Союза. Каждый народ, живущий рядом с русским народом, хорошо понимает, что его жизнь, благополучие, развитие будут зависеть от крепости дружбы с русским народом, многочисленным, сильным, с чувством любви и сострадания.
   Националист якут, националист калмык, националист мордвин, каждый националист каждого проживающего в России народа во имя благоденствия своего народа будет стремиться к сохранению своего народа рядом с большим русским народом на богатейшей российской земле.
   Национализм – естественное чувство самосохранения, возникающее у наиболее сильных представителей нации в минуты наивысшей угрозы её исчезновения.
   Об угрозе национализма может кричать лишь тот, кому противны, ненавистны, крепость нации, её дух.
   Подпишусь под каждым словом!

   Ведь в любой стране есть националисты, поскольку быть патриотом и не быть националистом достаточно сложно: даже себе трудно объяснить, какой же нации ты патриот.
   Из книги Юрия Мухина «Уроки Великой Отечественной»

   И поскольку Путин, будучи президентом России, а не частным лицом, назвал националистов, граждан своей страны, придурками, стало быть, он из тех, кому противны, ненавистны крепость нации, её дух. Хватило же ума! Президент, управляющий страной придурков!
     – Да уж, звучит неординарно! Только вот детишки, ты знаешь, как кричат: кто как обзывается, тот сам так называется. Впрочем, чему удивляться. Путин – достойный преемник Ленина, который писал, что «наше дело бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов», что лишний раз подтверждает: принадлежат они к одной компании.
     – А вот определение национализма в русскоязычном словаре Ожегова, который почему-то называется «Словарь русского языка»: «Реакционная буржуазная и мелкобуржуазная идеология и политика, направленная на разжигание национальной вражды под лозунгом защиты национальных интересов и национального превосходства и практически служащая интересам эксплуататорских классов; проявление ложного чувства национального превосходства, национальной замкнутости». Мрак! Явный еврейский след.
     – Подмена ценностей.
     – О подменах мы ещё потолкуем, есть интересная тема, пусть только молодняк подтянется. Нам надо их лечить от еврейской заразы, а то совсем мозги у них ложью забиты. А пока смотри, что у меня есть о фашизме. Из той же «оперы».
   Ну, во-первых,  «русский фашизм» – это злоумно придуманный ярлык на возрастающее национальное сознание русских, на русский национализм.
   Фашистскую тень в России наводят на правое исконное дело любой нации – укреплять свой национальный дух.
   Ярлык «фашизма» на русском национализме – это выплеснувшиеся в крике ненависть и страх наших врагов перед русских духом.
   Б у д ь   п р о к л я т   п а т р и о т и з м ! Лейба Бронштейн (Лев  Троцкий).
     – Чего материшься, Кирилл Николаевич? – подошла Божата.
     – Материться надо: стресс снимает. Иные водкой, я вот – иногда матом.
     – С чем сегодня?
     – Да вот, толковали с отцом про фашизм русский, да это так, для затравки.
     – Время терять говорить про то, чего нет.
     – Ну, по-стариковски побрюзжали, как на погоду ненастную. А вы с чем?
     – У Дарьи, то есть у Дары, – поправила себя, – день рождения сегодня.
     – Поздравляю, Дара! То-то гляжу, сияешь ты. Что-то доброе содеялось?
     – Ходили к оракулу, – засмеялась Божата, – уж я отговаривала-отговаривала.
     – Что ж отговаривала?
     – Не ты ли поведывал, что восточный гороскоп не наш, чужой?
     – Я с вами, ей-богу, дурой себя ощущаю: всё у вас не так, всё вы обсмеёте!
     – Ты, Дара, смех наш за обиду не держи, он от доброты души. И не смех это, а слёзы наши. Все беды от незнания, это ты усвоила. Мы сейчас как раз говорили о подмене ценностей, что напрямую связано, в том числе, и с гороскопом.
     – И в чём же суть?
     – Могу пояснить, в трактовке наших Знаний. Суть гороскопа такова: Сварожий Круг – это есть Небесный Путь, по которому движется Ярило-Солнце, проходя через шестнадцать Небесных Чертогов. Чертог – участок Вселенной, в котором собраны Солнца, Звёзды и Звёздные скопления.
   Жизнь во Вселенной подчинена Единым Законам, и они незыблемы.
   Все планеты, вращаясь вокруг своей оси, излучают энергию. Ещё они вращаются вокруг Ярилы, а Ярило вращается вокруг центра Галактики – и все они находятся как бы в замкнутом колебательном контуре, излучают тонкие виды энергий, которые питают Солнце, и энергии проходят вовнутрь и вовне, и, таким образом, все Звёзды, Земли и Солнца влияют на каждое небесное тело.
   На Земле влияние распространяется на каждое растение, каждое насекомое, каждое животное, на каждого человека – и между ними существует взаимосвязь. А если наличествует взаимосвязь и взаимовлияние, то значит, и жизнь человека также влияет на Земли, Луны, на Солнце и Звёзды, так как, по Закону, что есть вверху – подобно тому, что внизу.
   Кроме того, на человека влияют также Вышние Боги, Боги-Покровители, Боги-Управители, Боги-Защитники, Боги-Учителя и Предки человека. Они дают Духовную и Душевную поддержку. А когда необходимо, то и оберегают от влияния тёмных сил и несчастий в Мире Яви. Но как ни помогают человеку Боги, Предки, Стихии, Луны, Солнца, Земли, Духи, какая бы помощь ни шла, человек, в конце концов, сам определяет, как ему выполнить свой Долг перед Родом.
   Поэтому гороскоп – это, в основном, рекомендация, основанная на качественных данных человека, ибо, прежде всего, он определяет именно их. Послушайте-ка, что писал замечательный исследователь старообрядчества, прекрасный русский писатель Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский):
   Всякий вещун, коего б духа пророчество его ни было, – ложь есть перед людьми и перед богом. Скажет ли кто тебе, что чарами или тайными вещими словами может узнать судьбу человека, – не верь. Скажет ли, что по звёздам узнает её, аль по руке, али по сну, аль по иному чему, – не верь. Скажут тебе про святошу какого-либо, про юрода, что знает он будущее, – не верь. Те же басни, что от колдуна, что от святоши. Будущего знать людям не дано. Что бы за жизнь человеку была, если б он знал всё наперёд? Не было б тогда на земле ни надежды, ни радостей, жил бы человек, как скотина бессловесная.
   Так что по гороскопу невозможно узнать, как именно сложится судьба человека, но поправки по нему сделать можно. Гороскоп не укажет, что во вторник, например, рано утром, в развалинах вы раскопаете клад, а в четверг, в три часа дня, вам на голову рухнет балкон. Ну, это я так шучу. Чтобы разбираться в гороскопах, иногда жизнь изводят. Этот оракул, он, наверное, мудрый старец?
     – Нет, молодой, наших, считай, лет.
     – Так я и думал: когда же он успел. Нахватался верхушек и пророчит. Много ныне шарлатанов. Ты Божаты держись, она их почему-то за версту чует. Сколько вас? Человек десять? Прошу добровольца, желающего узнать о себе новое.
     – Давай уж я, – выступила Дара, – заодно сравню с предсказанием оракула.
     – Итак, ты родилась пятого числа…
     – Шестого, – пискнула Дара.
     – В марте – да, шестого, а вот в Месяце Пробуждения – пятого.
     – От чего пробуждения? – спросил чей-то голос.
     – Пробуждения Природы. Не договорил, прошу прощения. Итак, стану всего лишь возвещать Знания, накопленные нашими Великими Предками. Касаемо тебя, Дара, ты народилась в Лето Пса, твоя стихия – Земля, твой цвет – чёрный, священное дерево – берёза. Пятый день рождения в первой четверти месяца, то есть в течение первых десяти дней, даёт возможность обрести другое Знание, но тут же наделяет страхом перед ним, что, как видишь, с тобой и происходит.
     – Уже перестаю бояться, но это обо мне и подмечено верно.
     – Не перебивай пророка! Люди, рождённые в первой четверти Месяца Пробуждения, пытаются обрести себя в полезности своих деяний для окружающего мира. Их мягкая, нежная природа подвержена влиянию различных учений как религиозного, так и социально-бытового направления. Их добрый, мягкий, мнительный характер помогает приспособливаться к любой обстановке. Чувство любви и сопереживания помогает им строить их семейную жизнь, но подводные камни в течение жизни создают много проблем для такого человека, и он начинает паниковать перед якобы неразрешимой проблемой, хотя через некоторое время она решается сама собой.
   Шестица – день недели рождения. Покровитель – Стребог, Бог Ветров и Дыхания Богов. Обитель Стребога – Земля Стребога, ныне зовомая Сатурном.
   Чертог Лося. Покровительница – Богиня Лада. Отвечает за Гармонию, Красоту и Любовь. Лося называли ещё Слона Сохатая, то есть слон с сохой на голове. Человек, рождённый под этим Чертогом, должен просудить в себе жизненные чувства красоты, гармонии и любви.
     – И сколько же у нас чертогов, – потянулся к «пророку» русый юноша.
     – Ах, хорошо спрошено: у нас! Что ж, назову. Всего шестнадцать.
     – Почему так?
     – У нас шестнадцатиканальная энергоновая система крови.
     – Что за энергоновая, впервые слышу?      
     – Ну, это долго объяснять. Если вкратце – это энерго-генетическая структура крови. Собственно, энергон – это система образа, а энергоновая система крови – передача образной структуры о живом существе. Одновременно энергон является и каналом взаимосвязи. У нас восемь информационных каналов мужских и восемь женских – стабилизированная и полностью гармоничная система. Тогда как у серых, например, система десятиканальная, пять плюс пять, но женское начало у них преобладает над мужским, поэтому национальность они считают по матери, в то время как у других рас генофонд передаётся только по отцу. Отсюда разная психика, разные моральные оценки. Поройтесь в Сети, там информации полно. Понятно, что школьная программа этих знаний не даёт.
     – Так люди вообще все разные.
     – Вот-вот, а причёсывают под одну гребёнку. Внедрённый к нам восточный гороскоп с его раками и сраками – нота из той же мелодии: оглупление, ограбление, уничтожение нас как народа, как расы. Восточный гороскоп базируется на двенадцати созвездиях – двенадцатиканальная энергоновая система. Её носители – люди жёлтой расы. Мы-то здесь при чём? Если русскому человеку почему-то придёт блажь «предсказывать» себе по восточному гороскопу, он попадёт как раз пальцем в небо, «напророчит» себе чужое.
     – Что же тогда получается при смешении рас?
     – Ах, умница-разумница! Вопрос-то как раз коренной! Дело в том, что при смешении русских с иными расами убывает как раз русское население. Преображается не только внешний вид, исчезает родовая связь и взаимосвязь из-за смешения крови, а следовательно, и суть человека, уже не русского, ибо он перестаёт осознавать себя русским. Например, порождение русской и китайца будет иметь энергоновую систему не в шестнадцать или двенадцать каналов, а в четырнадцать. Китайская кровь получает «прибыль», а русская – «убыль». И у народившегося гибрида теряется родовая связь, он мечется, не зная, в какую сторону ему податься, ибо он уже и не русский, и не китаец. В жизни такие гибридные особи кончают, как правило, плохо. Если же белый человек соединится для деторождения с серым, а паче с чёрным, у которого и вовсе шестиканальная система, это для их детищ совсем уж жуткого пошиба вырождение.
     – Да что там, – вступил Сережень, – ты ведь знаешь Жданова Владимира Васильевича? Его родители чистые русаки, но сам он долгое время жил в Узбекистане. Так с виду узбек и узбек. По-моему, у этого явления есть даже научный термин. То есть русскому, чтобы быть похожим на них внешне, не обязательно иметь в себе азиатскую кровь, а достаточно длительное время жить среди них и каждодневно общаться. Но у узбеков и других при проживании среди русских это явление почти не проявляется. Так вот, Жданову понадобилось более двадцати лет после отъезда из суверенного ныне Узбекистана и каждодневного же общения с русскими людьми, чтобы у него восстановилась его природная, родовая внешность.
     – Бывал я в Узбекистане, как раз в начале «парада суверенитетов». И косых взглядов тогда было уже много, и криков, мол, «русские, убирайтесь!». Какая к шайтану благодарность за построенные заводы, электростанции, за восстановление городов после землетрясения! Менталитет не пущает. «Нет, – отвечали русские, рассказывал тот же Жданов, – не уедем!». «Это почему же?». «Мы вас ссать стоя научили? Научили! Вот когда срать стоя научим, тогда и уедем!».
   Грянул хохот, хотя, кажется, мало кто понял подоплёку юмора. Так и есть:
     – Кирилл Николаевич, видно, надо там побывать, чтобы постичь суть байки.
     – Кто тебе сказал, что это байка? Чтобы помочиться, узбек становился на колени, выкапывал ямку, писал в неё и после зарывал. Никого не напоминает?
     – Напоминает, – захохотал Сережень, – но говорить об этом не толерантно!
     – И понаблюдайте, за теми, кто сидит на корточках. Это показатель! В Сети причиной указывается отсутствие мебели, и из-за этого, мол, азиаты часто сидят на корточках. Ложь, конечно, так как ели они, сидя не на корточках, а по-турецки. На корточках они сидят «по наследству» от своих неандерталоидных предков. Однажды в ташкентском аэропорту я стоя перекусывал за столиком. Рядом со мной пила чай русская бабушка. Подошла узбечка, села на грязный пол, хотя столы свободные были, достала платок со снедью, развернула его на полу и принялась питаться. Старушка, я понял, что приезжая, часто и мелко крестясь, смотрела на неё с ужасом. Что, не толерантно говорить об этом? Так толерантность должна быть обоюдной. Она, по сути, вообще не нужна, это понятие ложное. Скажите, какой нормальный, кроме христианина, будет толерантен, когда уничтожают его землю, убивают его родителей и детей? Толерантность – это провокация сродни покаянию.

   В настоящее время человечество нельзя считать единым видом. Есть Человек, подлинный «хомо сапиенс», и есть зверь-имитатор, недолюдок, шестёрка. У него срезаны необходимые меры восприятия, он неадекватен, попросту говоря. К примеру, он искренне не понимает, о чём идёт речь, когда слышит воззвания к совести или чести. В этом смысле он инвалид, и его, конечно, жаль. Но в настоящее время эти ущербные особи пребывают не в изоляторах и не заняты трудами, необходимыми обществу. Благодаря своей врождённой жестокости, жадности и полному отсутствию совести почти все они ныне скучились у властного кормила. В ближайшем будущем они неизбежно угробят этот мир.
   Сергей Трофимович Алексеев. Алмазная скрижаль.

     – С какими же глазами они едут к нам калымить!?
     – Остынь, при чём здесь глаза? Глаза у них есть, совести нет. Это бесспорно!
     – В самом деле, давайте-ка остынем. Мы затронули тему переоценки ценностей, а съехали на карачки да мочеиспускание. Поговорим о более серьёзном, о мультфильмах, например. Ведь они с детства сопутствуют вам в жизни. Молчите? Это отрадно: видно, усвоили, что мелочей в жизни не бывает. Тому, кто знает, напомню, кто не знает, пусть послушает отрывок из выступления на Совете по международным отношениям при Конгрессе США в начале 1945 года некоего Аллена Даллеса. Слышали про такого деятеля?
     – Если только краем уха, – произнёс Иван, – что-то связанное с ЦРУ.
     – Даллес Аллен Уэлш действительно с 1947 года работал в Центральном разведывательном управлении, а в 1953-61 годах был его директором. Но тогда, в 1942-45 годах, он возглавлял систему политической разведки США в Европе.
     – Каким же боком сюда мультфильмы?
     – А у них в ход идёт всё, и все нестроения наши берут начало как бы с пустяков. Известны слова Даллеса, что «такое понятие, как русский народ, должно исчезнуть вообще». Истинно, титан мысли! Бахвалила мышь, де-богатырь! Вынашивая план по уничтожению России, он говорил в своём выступлении:
   Окончится война, кое-как всё утрясётся, устроится. И мы бросим всё, что имеем, всё золото, всю материальную мощь или ресурсы на оболванивание и одурачивание людей.
   Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим в эти фальшивые ценности поверить. Как? Мы найдём своих единомышленников и союзников в самой России.
   Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания...
     – Подобную программу выпестовывал и Гитлер. Так что же делать?
     – Этот вопрос у нас всегда был риторическим, но отвечать на него необходимо. Перво-наперво отключить телевизор, который откровенно работает на программу уничтожения нашей страны и народов России. В телевизионных передачах нашему Духу не соответствует НИЧТО. Иначе как оккупацией это не назвать. Программы ТВ угнетающе напряжённы. Что ж пенять на убийства, в том числе массовые? Детей чуть ли не с пелёнок откровенно зомбируют. В мультфильмах искажаются образы национальных героев, в том числе, былинных богатырей. Странные бесполые существа вроде чебурашки и прочих покемонов калечат детские души, выдирая из них родовые корни. «Изъисканная» подлость заключается и в том, что за всё это паскудство мы ещё и деньги платим, содержим антинародное, антирусское телевидение. Родовой Мудрец предостерегает:

   Враг уже не у ворот, враг давно в городе и помечает дома крестами, вырезает караулы на башнях, лезет со свечой в пороховой погреб… Продажные писатели, художники, лицедеи уже в открытую навязывают обществу – хуже того, детям – сказку про доброго дракона, про хорошего ящера, про храбрых черепашек и мудрых удавов. Упорно внушается мысль, что чужое, уродливое, нечеловеческое обязательно должно быть милым, дружелюбным и совершенно безопасным. Чтобы детишки, выросши, не пугались до тех пор, пока их не станут жрать… И когда рухнут стены и маленькие зелёные твари хлынут в дома искать свежей горячей крови – вот тогда мы сами, со своей свечой, спустимся в свой пороховой погреб.

   Знаменитый мультик «Ну, погоди!», который уже на протяжении десятков (!) лет так нравится детям – это дезинформация, природное извращение, подмена ценностей. Кто-нибудь о сём задумывается? Кроме создателей подобных извращений и их заказчиков – никто! Суть мультфильма: волк, благородный могучий зверь, всегда терпит поражение от зайчишки, удел которого – дрожать от страха в кустах. Почему? И сравните волка из «Ну, погоди!» с волком из «Маугли».
     – Как мы с тобой и говорили, идёт подготовка к Эпохе Волка. Многие ли из людей знают об этом или чувствуют? Впрочем, враги наши всё равно опоздали.
     – Но нагадить успели! И гадят по сей день, долго ещё будут гадить. Посредством телевидения вывернуты мозги, по крайней мере, у двух поколений людей, их психика в смятении. Только здоровая генетика кое-как удерживает небольшую их часть от деградации. Мы подвергаемся непрекращающейся идеологической бомбардировке. И кто не может – в прямом смысле! – отлипнуть от экрана, уже является зомбированным. Никто не замечает за собой? Впрочем, вопрос пустой: ведь и дурак не замечает, что он дурак. А вот дурак, который понимает, что он дурак, уже не дурак. Не заплутались в дураках?
     – Вроде бы нет. Это ты к тому, что и зомби не замечает, что он зомби?
     – Ну, конечно. Но «замечающий» зомби и обязан в первую очередь отключить телевизор, выйти с детьми на Природу, пойти в музей, филармонию, ещё куда, пока они за покемонами не забыли лиц родителей. Иначе к старости этим самым родителям гарантировано адекватное отношение. По древней мудрости: как аукнется, так и откликнется, без обид, тут уж не только телевизор будет виноват. На своих детей вообще обижаться глупо, ибо что сам в них положишь, то и вынешь. Читайте хорошие, мудрые книги. Нет дома книг? Идите в библиотеку, книжный магазин. Литр палёной водки – цена хорошей книги.
   Книга уже сама по себе, – пишет Родовой Мудрец, – присутствуя в хоромах, одним своим видом, благоговейным чувством, исходящим от неё, выделяет владельца из прочего люда. А если это воистину книгочей, да ежели он познал неоценённость этих сокровищ, как кладезь премудрости, коей не заменить ничем?..
     – Великий Лесков писал: «Нельзя с равнодушием глядеть, если детей ведут не к тому, что серьёзно и свято, – что воспитывает дух в человеке и ставит его господином над зверем, живущим в самом человеке».
     – Что и относится в полной мере, скажем, к той же рекламе. Проследите, как дети смотрят рекламу: они буквально впиваются в неё. Что там заложено?
     – Специалисты по рекламе определили: для реального воздействия на покупателя необходимо, чтобы он услышал или увидел определённый сюжет не менее семидесяти раз. И куда вы после денетесь? Купите, мало того, будете убеждены, что вещь, которая прежде и даром вам была не нужна, стала необходима.
     – Факты говорят, что человек – толпа, всё живое на Земле – может программироваться, управляться. Технологии программирования, управления человеком были известны в конце девятнадцатого века, но применять их стали с 1918 года большевики, в частности, специалисты из Спецотдела, возглавляемого членом Ордена Глебом Ивановичем Бокием. Известная писательница назвала его «руководителем Спецотдела по созданию советских дегенератов и самой засекреченной личностью». Особо рекомендую для прочтения книги Олега Грейга, в которых описаны жуткие деяния этого полуеврея, маниакального убийцы.
   Выполняя волю Ордена, – пишет Грейг в своей книге «Тайна за ста семью печатями», – Троцкий кровавыми руками осуществлял на 1/6 суши установление тюремного коммунизма. А для того, чтобы это неестественное новообразование могло существовать, надо было уничтожить здравомыслящее, натуральное здоровое русское общество. Пришедшее к власти правительство осуществляло практически две функции:
1. Уничтожить всех лучших представителей русского общества;
2. Так организовать существование оставшегося населения, что оно будет безропотно выполнять установленные порядки.
   …речь пойдёт о создании аппаратов, работающих от генераторов низкой частоты, разработку которых русские учёные начали ещё в начале века, а сейчас, собранные под начало Бокия, просто изобрели чудо техники, которое влияет на мозг человека и, в особенности, на беременных женщин. Все разработки действительно уникальны, но их применение чудовищно.
     – С помощью завербованного нами в Спецотделе инженера мы проводили испытание воздействия аппарата на людей. Эксперимент показал: человек впадает в состояние паники, у него появляется страх, начинается головокружение, возникает сильная аритмия сердца. Затем подопытные жаловались на тошноту. Спустя несколько часов начинались расстройства психики, и человек становился практически неуправляемым.
   «…электродвигатели, в которых электромагнитный пучок имеет чётко выработанное направление, создающее звуковое воздействие в голове человека. Двигатель, которым воздействовали на мозг, способен удивительным образом изменять состояние психики.
   Так, за время с 1918 по 1921 год проведён ряд испытаний, ярко показавших эффективность аппарата в действии. С 1919 года по распоряжению Троцкого к изготовлению этих электродвигателей были привлечены большинство специализированных предприятий. Часть аппаратов, сделанных по спецзаказу, завезли из США и Великобритании. Затем Бокием и его сотрудниками с помощью частей особого назначения ГПУ это оборудование установили практически во всех губернских, а позже и районных городах вблизи родильных домов, воинских частей и военно-учебных заведений. Подобные испытания были проведены в Твери, Ростове-на-Дону, Ярославле, Саратове, Вологде, а также в некоторых губернских городах Украины; несколько позднее эти двигатели были опробованы на человеческом материале в ряде крупных населённых пунктов Северного Кавказа, Урала, Сибири и Дальнего Востока.
   К этой проблеме были привлечены не только инженеры, но известные русские психиатры и физиологи, проводившие опыты над человеческим материалом. Результат их опытов можно считать величайшим открытием ХХ века: психика и физиология всех, кто был массово подвергнут направленному излучению, пришла в состояние разрушения, происходило повреждение и самоуничтожение клеток мозга. О результатах такого воздействия Троцкий доложил в Орден, откуда ему рекомендовали щедро отблагодарить всех участвовавших в операции инженеров и учёных высокими окладами, а некоторым из них даже открыть “за кордоном“ личные счета…».
   В процессе опытов с большими группами людей в вышеназванных городах было отмечено, что после воздействия на психику человека можно свободно управлять его поведением, эмоциями и мыслями. Для чего использовались на очень низком пороге небольшой мощности раздражители, которые человеческим мозгом не воспринимаются, но зато глубоко внедряются в подкорковое сознание. И тем самым направляют в нужном ракурсе мысли и поведение каждого индивида. Воздействие на человека производится через уши восприятием специальной музыки и текстов, а также через глаза восприятием определённых картинок.
   Например, какое-нибудь музыкальное произведение, знакомое и позитивно воспринимаемое людьми, обрабатывают посредством накладывания словесных текстов необходимого внушения; затем приготовленную таким образом музыку замедляют в восемь-семнадцать раз. При включении подобного произведения человеческое ухо воспринимает его как завывание, при этом наложение текста становится совершенно незаметным. Убирая звук полностью, специалисты оставляют лишь диапазон частот, улавливаемый нашим ухом и воздействующий на подсознание (при том, что человек не слышит никаких звуков, никакой  музыки; к слову сказать, этот метод успешно задействуется и сейчас, в XXI  веке: смотрим ли мы телевизор, слушаем ли радио…).
   Совместно с наркомом здравоохранения товарищем Николаем Александровичем Семашко (членом Ордена) было принято решение о резком увеличении финансирования, необходимого на якобы медицинское обслуживание населения, особо подчёркивалось внимание к родильным домам и Домам малюток. Совет народных комиссаров под руководством Ленина утвердил данный проект финансирования и задачи в области здравоохранения. Два человека – В.И. Ленин и Н.А. Семашко – реально знали, откуда поступают деньги на проект.
   При этом ЦК ВКП(б) через партийные и государственные органы печати, а также с помощью местных органов власти постоянно внушали людям, что советская власть постоянно заботится о гражданах своей страны и, в первую очередь, о подрастающем поколении, всячески при этом подчёркивая, что советские люди высоко оценивают заботу партии и советского правительства и лично товарищей Троцкого и Ленина.
   …За период деятельности Спецотдела при участии в этой работе иностранных благотворительных обществ и частей особого назначения ГПУ к началу 1922 года более 85% населения Советской республики было обработано новыми методами воздействия на психику и физиологию, в особенности, повторюсь, беременные женщины и дети.
   …русские люди (и иные бывшие подданные Российской империи) подвергались (с помощью звуковых волн, всеобщей вакцинации и т.д. и т.п.) спецобработке для погашения самостоятельных мыслительных процессов, уничтожения здоровой физиологии, разрушения генной памяти.
     – Злодейство настолько масштабное, – подвёл итог чтению Кирилл Николаевич, – что здравый ум не в силах вместить его в себя!
     – Нечто подобное я читал у Стругацких, – сказал  Иван, – но ведь нас изначально как бы предупреждают, что их книги – фантастика. А те писали всерьёз.
     – Кажется, это «Обитаемый остров». Сейчас найдём. У меня десятитомник Стругацких. Ага, вот, «Обитаемый остров», страница 196. Читаю:
   Излучение… действовало на нервную систему каждого человеческого существа этой планеты. Физиологический механизм воздействия известен не был, но суть этого воздействия сводилась к тому, что мозг облучаемого терял способность к критическому анализу действительности. Человек мыслящий превращался в человека верующего, причём верующего исступлённо, фанатически, вопреки бьющей в глаза реальности. Человеку, находящемуся в поле излучения, можно было самыми элементарными средствами внушить всё, что  угодно, и он принимал внушаемое как светлую и единственную истину и готов был жить для неё, страдать за неё, умирать за неё.
   А поле было всегда. Незаметное, вездесущее, всепроникающее. Его непрерывно излучала гигантская сеть башен, опутывающая страну. Гигантским пылесосом оно вытягивало из десятков миллионов душ всякое сомнение по поводу того, что кричали газеты, брошюры, радио, телевидение, что твердили учителя в школах и офицеры в казармах, что сверкало неоном поперёк улиц, что провозглашалось с амвонов церквей. Неизвестные Отцы направляли волю и энергию миллионных масс, куда им заблагорассудится. Они могли заставить и заставляли массы обожать себя; могли возбуждать и возбуждали неутолимую ненависть к врагам внешним и внутренним; они могли бы при желании заставить миллионы убивать друг друга во имя чего угодно; они могли бы, возникни у них такой каприз, вызвать массовую эпидемию самоубийств… Они могли всё.
   А дважды в сутки, в десять утра и в десять вечера, гигантский пылесос запускали на полную мощность, и на полчаса люди переставали вообще быть людьми. Все подспудные напряжения, накопившиеся в подсознании из-за несоответствия между внушённым и реальным, высвобождались в пароксизме горячечного энтузиазма, в восторженном экстазе раболепия и преклонения. Такие лучевые удары полностью подавляли рефлексы и инстинкты и замещали их чудовищным комплексом преклонения и долга перед Неизвестными Отцами. В этом состоянии облучаемый полностью терял способность рассуждать и действовал как робот, получивший приказ.
   Опасность для Отцов могли представлять только люди, которые в силу каких-то физиологических особенностей были невосприимчивы к внушению. Их называли выродками. Постоянное поле на них не действовало вовсе, а лучевые удары вызывали у них только невыносимые боли. Выродков было сравнительно мало, что-то около одного процента, но они были единственными бодрствующими людьми в этом царстве сомнамбул. Только они сохраняли способность трезво оценивать обстановку, воспринимать мир, как он есть, воздействовать на мир, изменять его, управлять им. И самое гнусное заключалось в том, что именно они поставляли обществу правящую элиту, называемую Неизвестными Отцами. Все Неизвестные Отцы были выродками, но далеко не все выродки были Неизвестными Отцами. И те, кто не сумел войти в элиту, или не захотел войти в элиту, или не знал, что существует элита, – выродки-властолюбцы, выродки-революционеры, выродки-обыватели, – были объявлены врагами человечества, и с ними поступали соответственно.

   Фантастика? Как знать!.. Однажды пьяный Ельцин, Великий Жлоб, промычал с трибуны, что «для нас десять миллионов голосов – это не проблема». То есть обозначилась некая цифра, как раз те самые десять миллионов полностью «незамечающих» зомби, охмурённых средствами массовой дезинформации. Столько же «замечающих» плюс так называемые «грязные технологии» – и на любых выборах победа обеспечена! То есть, при зазомбированном желании, поиграть в выборы с ними можно, но выиграть – никогда! Поскольку не всякую черноту лампами высветишь, постольку и трудно понять незрячему уму, чем они воздействуют на нашу психику. Нашумевший «25-й кадр» – прикрытие, мелочь по сравнению с технологиями, каковыми обладает нынешнее телевидение. Воздействие СМД направленно, и весь этот сатанизм, весь комплекс воздействий находится в руках евреев! Так где же там ваше мнение?
     – Выходит, Стругацкие завуалировано, под фантастику, описали преступные деяния большевиков в России, сообщив, кстати, что не все подвержены пагубному влиянию сатанинских технологий.
     – Ты прав, Сергей Олегович, но если воздействию «двигателей» было подвержено, как пишут, 85 % населения России и результаты, как это ни страшно, не обратимы, то мы имеем 15 % «необработанных», а не один, как у Стругацких, что вселяет надежду на наше возрождение. Под нынешним понятием «сибирское здоровье» подразумевается как раз то, что предки сих «сибирски здоровых» не подвергались воздействию «двигателей». То же касается людей с крепкой родословной и психикой, достигших в жизни чего-то путного, не обывателей. Впрочем, они не останавливаются!.. Сюда же я отнёс бы амнезию, случаи которой происходят чаще и чаще. Учитывая сказанное, взгляните теперь на демографическую ситуацию в нашей стране. Во-первых, далеко не секрет, что прирост населения полностью зависит от отношения к этому самому населению властных структур. Это аксиома, это история. В середине XVIII века в России проживало (после петровской «встряски») 14 миллионов человек. Затем, к 1800 году, 39 миллионов, а к концу XIX века уже 129 миллионов благополучно живущих наших граждан. А сколько сейчас? Демографы подсчитали: если бы не истребление населения России в течение всего (!) ХХ века, у нас было бы ныне более миллиарда благополучно живущего населения. И это сотворили евреи! И никак не наказаны! Почему?
     – Ведь что получается: русским по сути людям необходимо, наконец, осознать глобальность ведущейся против нас скрытой войны на уничтожение. Важно, что эта страшная война ведётся и во вселенском масштабе. Об этом вообще везде и повсюду глухое непонимание: от незнания ли, от беспечности.
     – Сами по себе евреи, которые уничтожают нас мыслимыми и немыслимыми способами, в своей серой массе ничего выдающегося из себя не представляют, являясь, как максимум, посредственностями, и на первый взгляд, что нам аккуратно и пытаются внушить, впечатление такое, что это зазомбированные своими якобы избранностью и непревзойдёнными талантами особи. Но нам-то известно, что ими жёстко руководят и жёстко же направляют. «Череп и кости», Орден, Группа, Мировое Правительство, Новый Мировой Порядок, «Священный союз», Золотой Миллиард, клуб Д-95, Бнай-Брит, основанный в 1866 году, в котором ныне полмиллиона членов в сорока странах – это всё они. В то время как русский человек, за малым исключением, не имеет понятия о задачах, которые ставят перед собой евреи, то каждый еврей знает о них и работает на них. Поди-ка, повоюй с ними! Хищники в стаде не подозревающих об опасности травоядных! Ещё и поэтому их Библия называет нас овцами да свиньями.
     – Надо раз и навсегда затвердить: евреи являются неким племенным – не коренным! – образованием, живущим в России на положении хозяев и ведущим с ней же войну на уничтожение. Но русские по своему менталитету не готовы к отражению опасности, во-первых, потому, что о деяниях иных народов судят, в основном, по себе, то есть у них в голове не укладывается, что таковые могут свершаться, а во-вторых, психологически не могут им воспрепятствовать, ибо у них нет возможности использовать потенциал знаний, чтобы производить анализ информации, за отсутствием таковой. От нас всё тщательно скрывается.
     – Насколько мне известно, ни один еврей не осудил публично деяний своих соплеменников! Одни боятся физического устранения либо остракизма, который у них считается хуже смерти, другие участвуют или «не возражают».
     – Евреи – пришельцы, чужеземцы. В Сети полно информации о том, откуда они взялись, но ведь Сеть тоже контролируется, иначе евреи не были бы евреями. Мало где рассматривается их космическое происхождение, их цели и задачи по завоеванию Земли в космическом плане. Ждут они кого, что ли, и готовятся к «прилёту»? Тема должна выступать отдельно! Пока мы твёрдо убеждены: их основные, с начала ХХ века, цели – ограбление богатейших Российских недр, что на наших глазах и происходит, и истребление коренных народов России, что на наших глазах и происходит. Так как же зовутся таковые пришельцы?
     – Агрессоры!
     – Мягко говоря, да! А как поступают с агрессором?
     – Его изгоняют.
     – Правильно! А буде не уходит, уничтожают. Таковое положение является нормой для всех стран, наций и народов.
     – Добавлю, что бороться с исчадиями нравственными способами – это наивность. А евреи, судя по их тысячелетним деяниям – это исчадия их же ада, то есть их космической родины! Евреи – метастаза, раковая опухоль на некогда здоровом теле нашей Земли. Время показало, что излечению она не подлежит.
     – Значит, её нужно удалять хирургически? – вопросил совершенно ошалевший от информации Иван.
     – А вот за такие слова еврейские же оккупационные законы, писаные ими как раз для таких, как ты, через тридцать две секунды засадят тебя в темницу! Они выдумали 282-ю статью за разжигание – слово-то какое! – межнациональной розни, идущую, кстати, вразрез с конституцией Эрэфии. Надо сказать, что когда большевики пришли к власти, то мгновенно издали закон об антисемитизме, по которому даже анекдот про Абрама и Сару карался смертной казнью! Так что же это, как не оккупация? До трагедии 1917 года в России было предусмотрено уголовное наказание за преступление против нравственности. В совейских школах учили, что первым указом большевиков был Декрет о Мире и Земле. Еврейская ложь, одна из неисчислимых! На самом деле их первый указ был об отмене уголовного наказания за преступление против нравственности. Спросите, почему? Да потому, что девяносто девять процентов пламенных революционеров были гомосексуалистами, попросту говоря, пидорами. В их числе и тот, который «и теперь живее всех живых, наше знамя, сила и оружие».
     – Тот факт, что Непогребённый до сей поры лежит посередине страны, говорит о том, кто и поныне заправляет Россией. Иногда по этому случаю нас кормят байкой, что Ленин, мол, завещал похоронить его на Волковом кладбище, рядом с матерью. Но нет ни одного устного либо письменного свидетельства относительно его «последней воли» быть захороненным в каком-то определённом месте. А учитывая, что с 1922 года Ульянов-Бланк был невменяем, большевистская байка и вовсе является несостоятельной. Тем не менее, исполняя веление Ордена, карманный оппозиционер Зюганов, заслуженный артист Эрэфии, тетешкается с ним, как дурень с писаной торбой.
     – Надо сказать, что уничтожают они нас на всех уровнях, в том числе на бытовом. У них это в генах заложено. Однажды врач-еврейка расковыряла мне иглой зрачок после попадания в глаз окалины – и 0,2 единицы как не бывало! Русская дива, врач-окулист, матюгалась сквозь зубы, когда я прибыл к ней на лечение. В другой раз еврей-рентгенолог упорно настаивал, что мне надо делать снимок левого плеча, а не правого, как было предписано «направлением». Причём, надо было прикрывать свинцовыми пластинами другое плечо и яйца. Лишнюю дозу радиации гою – мелочь, но приятно!
   Вообще, жалкое состояние медицины в РФ – это полностью «заслуга» евреев.
     – Если начать с давних времён, так в исследованных костях родственников Ивана Грозного отравляющие вещества были обнаружены:   
– у великой княгини Елены Глинской, матери Ивана Грозного, мышьяка десять смертельных доз, ртути – пятнадцать смертельных доз;
– у царицы Марии Нагой, жены Ивана Грозного, мышьяка одна смертельная доза, ртути – пятнадцать смертельных доз;
– у великой княгини Софьи Палеолог, бабушки Ивана Грозного, мышьяка три смертельных дозы, ртути – пять смертельных доз;
– у княгини Ефросиньи Старицкой, тётки Ивана Грозного, мышьяка 160 (сто шестьдесят!) смертельных доз, ртути – две смертельных дозы;
– у царевича Ивана, сына Ивана Грозного, мышьяка три смертельных дозы, ртути – тридцать две смертельных дозы.
   Жуткая байка о том, что Иван Грозный убил своего сына, никакой критики не выдерживает. Известно, что Иван Иванович скончался по дороге на богомолье. Картина Илюшки Репина «Иван Грозный убивает своего сына», возможно, впечатляет кого-то, но исторически лжива, и есть вероятие, что она «заказана».
– у царицы Анастасии, первой жены Ивана Грозного, мышьяка десять смертельных доз, ртути в костях – три смертельные дозы, ртути в волосах – 120 (сто двадцать!) смертельных доз;
– у Марии Старицкой, троюродной племянницы Ивана Грозного, мышьяка 101 (сто одна!) смертельная доза, ртути – две смертельных дозы;
– у младенца Марии, дочери Ивана Грозного, мышьяка 47 (сорок семь!) смертельных доз, ртути – пять смертельных доз. 
   У царя Алексея Михайловича от Марии Милославской было пять сыновей и шесть дочерей. Но сыновья как-то не жили в этой семье. Старшие сыновья Дмитрий и Алексей умерли при жизни родителей. В марте 1669 года умерла Мария Ильинична, за нею последовал царевич Симеон. Четвёртым покойником стал царь Фёдор Алексеевич, а пятым – царь Иван.
   До 1682 года у Петра не было ни единого шанса стать царём. Но каменщики «работали» исправно, поэтому он, шестой якобы сын Алексея Михайловича и Натальи Нарышкиной, и был возведён на царство.
   Удивительно умирали на Руси в XVII веке: цветущие юноши могли умереть от печали, царевич Фёдор – от цинги (это при царском-то питании), царевич Алексей – от недостаточно подвижного образа жизни. Но всё это лишь мелкие отговорки.
   У Петра I оба сына, зачатые во грехе с блудной девкой, провозглашённой им впоследствии императрицей, весьма странным образом умирают и почему-то в раннем возрасте, а своего сына Алексея он  л и ч н о  замучил в застенке. Все же четыре его дочери достигли взрослого возраста. Как, впрочем, и дочери Алексея Михайловича.
   Пётр II (сын царевича Алексея и внук Петра I), о котором совейские историки и слова не сказали, царствовал всего три года, после чего от каких-то там якобы «излишеств», весьма невразумительных (это в 14 лет!), так же, как и все прочие, скоропостижно вдруг заболел и так же скоропостижно скончался. И как все прочие, от подобной смерти умершие, не оставил завещания… Перед отравлением самого государя была отравлена и его сестра Наталья.
   Итак. Мать, жёны и дети Ивана Грозного; пять странным образом слишком рано ушедших из жизни наследников престола – детей царя Алексея; двое не менее странно ушедших из жизни незаконных наследников беззаконного царя Петра I и один сын, замученный им самим же; Пётр II и Иван Антонович, Пётр III и Павел I – всего двенадцать ушедших из жизни венценосцев и наследников, четверо из которых были убиты слишком явно, чтобы смерть их можно было отнести на счёт болезненности и хилого здоровья.
     – Выводы напрашиваются сами.
     – Выводы таковы: евреи, согласно «Сионским  протоколам», считают, что малая победа – тоже победа. И приносят они, малые, победы большие. Даже говоря только о «медиках», прослеживается последовательность, растянувшаяся на века. Христиане перебили волхвов, колдунов, ведунов, знахарей – к чему это привело? Да лечить стало некому, оберегать некому! В результате «чистки» попёр на Русь сброд: медикусы из «голландцев», «англичан», «итальянцев», прочих «немцев», являясь, в основном, евреями или служащими их многотысячелетней программе, «помощниками». В медицине не сведущие, нахватавшиеся где попало верхушек знаний, они являлись, тем не менее, искусными отравителями: европейская школа! Можно добавить про Ватикан, иезуитов, да всё это одна шайка. Еврейское кубло окопалось на Руси и творило такое, что под силу не всякому вражьему военному вторжению.
   Теперь о современной медицине. В РФ младенец до года получает 19 прививок. Они или бесполезны, или наносят вред неокрепшему организму. Евреям плевать на здоровье наших детей: ибо прежде всего прививки приносят им прибыль. То же касается индустрии бесполезных и вредных лекарств, а производство контрафакта приобрело колоссальные размеры. Но эта прибыль идёт уже на прививки иного рода, на что евреи денег как раз не жалеют.
   Обнародованы планы глобалистов по программе евгеники и, в частности, программы вакцинации, назначенной на 2011 год. Раскрыты планы по стерилизации женщин путём вакцинации в России, Украине и Беларуси. Российский активист Александр Гончаров, исчезнувший после получения серьёзной угрозы для своей жизни, сделал заявление 22 сентября 2010 года:
   «Прививки имеют два вида.
   1. Прививка рассчитана на девушек 12-20 лет.
   Данная прививка будет вводиться под видом профилактики якобы для предотвращения рака груди или матки.
   Содержание. Совпадает с прививками, которыми стерилизовали девочек Мексики, Никарагуа, Ирака.
   Воздействие на организм. Создание в организме постоянной, так называемой «ложной беременности» и отторжение плода на 3-4 месяце беременности. Кроме прямого действия, данная прививка имеет огромное психическое воздействие, так как выкидыши на поздних сроках беременности создадут панический страх перед самой возможностью забеременеть.
   2. Прививка рассчитана на женщин старше 45 лет.
   Содержание. Иммуноглобулин человека и препараты ГМО.
   Воздействие на организм. Резкое возбуждение иммунитета с помощью введённого «молодого иммунитета» с последующим, в течение 2-5 лет, резким его снижением, без подпитки «молодого иммунитета», до нуля, то есть невозможности организма противостоять никакой инфекции.
   Идёт уничтожение на всех «фронтах», и через Орден (Мировое Правительство, Золотой Миллиард – суть не меняется) занимаются этим, в основном, евреи – жуткая сатанинская «общность», несущая народам Земли смерть!
     – Картина не будет исчерпывающей, если не рассказать вам, в качестве примера, о некоторых евреях, пытающихся что-либо созидать, тем более, в сферах, не присущих их особенностям. Я не скажу ничего обидного, да и учёными давно признано, что от генетики, исторических традиций никуда не денешься: если это народ-воин, он и воюет лучше других, как русские, которые из последней тысячи лет своей истории семьсот воевали; если народ-весельчак, вроде итальянцев, у них и музыка на высоте, и певцы лучшие в мире; если это народ-кочевник, скотовод, народ-торгаш, народ-ростовщик, то как ни пыжься, ни лётчика, ни космонавта, ни толкового инженера, ни даже среднего хоккеиста из него не выйдет. Посмотрите-ка, в хоккей играют только люди Белой Расы.
   Но прежде сделаем существенное отступление. Псевдоисторическая наука внушает, что человечество (а человек – это только еврей, теперь понятно?) возникло в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Пробыв в Египте 430 лет и основательно развалив его, кочевое племя евреев со стадами и барахлом двинулось осуществлять указания Кощеев. Но не тут-то было!
   Оказывается, «экологическая ниша» уже занята! С незапамятных времён и по первые века нынешнего летоисчисления (нашей эры) на Ближнем Востоке последовательно проживали русы-праиндоевропейцы, русы-индоевропейцы, русы Шумера, Аккада, Хараппы, Вавилонии, Ассирии, Месопотамии, Митаннии, Хеттии… Библейцами этакая неудобь замалчивается.
   Любой другой табор стушевался бы от такого «пассажа» и двинулся на свободные земли и пастбища, благополучно деградируя и превращаясь уже в полных обезьян. Но не евреи с их руководителями и их Программой.
   По существу, «классическая» библеистическая школа пытается навязать мнение, что некие «амореи» семитического происхождения и «ассирийцы» (также семиты), пришедшие неизвестно откуда (кочевники), вдруг сами, своим трудом и своим гением создали огромное государство, Ассиро-Вавилонию, на месте «разгромленного» Шумера, северных и западных княжеств… И это принимается на веру, на слепую наивную веру. Более того, это становится постулатом в учебниках, справочниках и основополагающих учениях всех исторических школ. Фундаментом, на котором затем строится «здание» всей истории Древнего Востока. Вот этот «фундамент»: семиты создают государства Древнего Востока, одно за другим. Именно они (не считать же каких-то шумеров и хараппцев!) есть первогосударственники и созидатели первых цивилизаций Древнего мира, зачинатели всей земной цивилизации. Каким образом первобытные кочевники, не достигшие даже уровня керамического неолита, могли создавать государства и империи, не поясняется…
   Евреи таборами сидели под стенами городов. Чрезвычайно активно занимались меновой торговлей, отсюда в дальнейшем и наследственные профессии менял, ростовщиков и тому подобные. 
   Ю.Д. Петухов. Первоистоки русов.

   Взгляните на лица многих современных иранцев, иракцев, других представителей населения Ближнего Востока. Лица индоевропейцев, тронутые южным солнцем, не более. Типичные русы.
   Евреи столетиями путём «вдавливания» проникали в структуры государств и империй русов. Понятно, что только этим методом они не ограничивались: для выполнения своей Программы, как показало время, в ход шли любые средства; даже если судить по их священным детективам, на их «совести» (которая у них начисто отсутствует!) до десяти полностью истреблённых народов Ближнего Востока! А чтобы не было лишнего шума (ох, не любят шума!), уничтоженные народы расписаны ими в чёрных красках, дабы о них реже вспоминали и не жалели. Мусор, мол. Это один из весьма действенных приёмов, используемый евреями всегда и повсеместно. Только вот народы-то, обозначенные псевдонимами и раскрашенные чёрным колером, принадлежат к белой расе. Где-то об этом сказано, лукавые негодяи? Программа.
   Нечто похожее, – продолжаю цитировать Ю.Д. Петухова, – происходит и с нами. В настоящее время в Москву (и другие города России) переселяются десятки миллионов мигрантов (азербайджанцев, армян, таджиков, афганцев, китайцев, вьетнамцев и т.д.). Означает ли это, что данные мигранты создали Москву, Россию или на их базе создадут своё принципиально новое государство? Безусловно, нет. Данные мигранты, несмотря на их незаурядную спекулятивно-посредническую активность, не являются созидателями. Они преуспевают до тех пор, пока существует базисное, созидающее, государствообразующее население. Они существуют за счёт приобретения товара у одних слоёв базисного населения (или извне) и перепродажи товара другим слоям базисного населения (а также за счёт всех видов криминала). Мигранты связаны родоплеменными догосударственными узами и потому незначительно поддаются ассимиляции. Но активно вносят в общество свои уклады, традиции, привычки: клановость, кумовство, гаремность, систему бакшишей-взяток, рэкет, подкуп, вымогательство, похищения и торговлю людьми, что приводит к рабовладению и работорговле и т.д.
     – Юрий Дмитриевич Петухов недавно умер, и далеко не старым человеком.
     – Умницей был! Светлая ему память, пусть Небо ему будет пухом! Такие не живут долго, не дают им долго жить. Но я продолжу. Надо понимать, что изначально противостоят две Силы: Белая Раса и евреи, и война между ними имеет глубочайшие корни. Отсюда ненависть к нам евреев на генном уровне. Отрадно, что их люто ненавидят не только русы, да и наша ненависть к ним адекватна. А как ещё, простите, относиться к оккупантам? Нет, русские по рождению христиане их, вероятно, любят, по формуле «возлюби врага своего», за то, что те грабят их и уничтожают. Противостояние растянулось на тысячи лет, и сейчас мешаем им только мы; но силы неравны, и вот почему: людей Белой Расы осталось на нашей Земле всего-то шесть-семь процентов; русы по своей природе добры и миролюбивы, забывчивы на зло; «вдобавок» выбиты еврейским геноцидом, еврейскими революциями, еврейским голодомором, войнами, развязанными евреями, еврейскими лагерями… Пока мы терпим поражение за поражением и потому поныне хлебаем еврейское иго полной ложкой. В то же время бороться с ними, кроме нас, некому: Европа и Америка в их полной власти. То-то там сплошная тоска, политкорректность и права пидоров.
     – К слову, теория Гексли-Дарвина об эволюционном происхождении человека из обезьяны критики не выдерживает. Больно уж смахивает на еврейский заказ, как и марксизм (талмудизм). Здравствующие ныне обезьяны – это антропы человека, бичи, в результате «эволюции» обросшие шерстью, приобретшие хвосты и влезшие на деревья. БИЧ – совейская аббревиатура, определяла она Бывшего Интеллигентного Человека, алкача и выродка, промышлявшего пропитание на помойках. Правда, если помянуть антропометрические данные евичей… Антропоцентристы уже всем уши прожужжали, что у шимпанзе, мол, белая кожа. Но о других помалкивают. Наверное, у тех всё же серая.
     – Благодарю тебе, Сережень, за отступление в отступлении. Весьма кстати. А я хотел бы закончить разговор о великой еврейской истории. Итак, в досюльные времена, при бегстве из Египта, амбициозно названном Исходом, евреи обобрали местное население и ритуально пролили его кровь (не могут они жить без пролития крови!). Подробности со смаком описаны в еврейских священных детективах. И это было их обычной (от слова «обычай») «благодарностью» за приют. Пока они не стали ПЧН (племенем чрезвычайного назначения), а были кочевым сбродом, Моисей, исполняя указания Кощеев, таскал их «по пустыне» и «закалял» в грабежах и насилиях. Попробовал бы он этого не делать! Неисполнение жестоко каралось, а жёсткое подчинение евреев Кощеям (Князьям Тьмы), своим пророкам, раввинам существует и поныне. Ослушников подвергают казни либо, как я говорил ранее, остракизму, что, по еврейским понятиям, хуже казни. Страз божий (страх перед Кощеями) обязывает к повиновению.
   По другой версии, также высказанной Ю.Д. Петуховым, жрецы Египта, русы, понимая, что русы-индоевропейцы Ближнего Востока в скором времени будут ассимилированы в семитском массиве, отправили с волхвом-русом Моисеем и его помощниками некоторое количество людей (десять-двадцать тысяч, а не полмиллиона) для сохранения культурного и духовного наследия русов Шумера и Сурии. В этом, собственно, и заключалась «избранность» отправленного племени. Но Моисей умер, едва «избранные» дошли до своей цели, Ханаана. Власть перешла к Иисусу Навину (Ешуа бен-Нун, семитской крови). Тот, пребывая в свите Моисея, пошёл иным путём, то есть не постепенным внедрением в ханаано-филистимляно-хеттскую цивилизацию, окультуриваясь, получая начала языка, письменности, образования, трудовых навыков, а военными действиями, и «для начала» захватил Иерихон (Ярихо). То есть «избранность на этом прекратилась: племена-таборы евреев, ведомых Навином, были просто первобытными дикарями, вооружёнными палками и камнями. Вожди жили под козьими шкурами (по Торе-Пятикнижию, «в шатрах»), остальные под деревьями и открытым небом. Евреи не знали ни письма, ни земледелия, ни ремёсел… Культурная и военная пропасть между ними и индоевропейцами была большей, чем в наше время между палестинскими мальчишками, бросающими камни в танки, и израильтянами, сидящими в этих танках… Неслыханная прежде для «избранных» победа окрылила евреев и прибавила авторитета Навину. Победа подтверждала «избранность» и абсолютное покровительство бога. Произошёл перелом в сознании. Больше о долгом и терпеливом врастании в местную цивилизацию не могло быть и речи. Захотелось получить всё и сразу…
   Ю.Д. Петухов. Первоистоки русов.

   Собственно, таковыми евреи остались и поныне. Вот он, менталитет дикарей! По мнению учёных, они не стали ни народом, ни нацией, а всего лишь общностью. Территории нет, единой культуры нет, языка нет: иврит восстановлен по крохам в последние столетия, а идиш – диалект немецкого языка.
   Теперь очевидно, что для этих пастухов их «древнюю историю» написали, используя фрагменты истории русов Ближнего Востока. Но даже это не сделало евреев народностью или нацией, и они по сию пору остались общностью. Похоже, это их не смущает, и надо понимать, что они к сему и не стремятся. Так, отвлекающий пустячок, каковых у них множество, чтобы не слишком бросалось в глаза что покрупнее. Вообще, их повадка – держаться в тени, делать свои пакости не самим, а, как они говорят, «чужими руками жар загребать»: одна из их классических формул. В превосходной степени это касается их кощеев: истинные главари всегда остаются в тени и никогда и никому не известны.
     – Сногсшибательно, – после минутного молчания проговорил Иван, – ты сегодня в ударе, Кирилл Николаевич!
     – Это вы в ударе: столько времени внимать не перебивая. Благодарю вам!
     – И это лишь прелюдия? Ты же собирался поведать о талантливых евреях.    
     – Собирался, и если не утомил вас, то продолжу. Пожалуй, одним из ярких примеров может послужить чрезвычайное положение в СССР в авиастроении в тридцатых-сороковых годах. Меня взвеселил рассказ из книги военного историка, который буквально издевается над евреями-«творцами». Перескажу вам его.
   Известно, как велико было напряжение в сфере военной промышленности перед войной 1941-45 годов. Русские конструкторы не жалели сил на разработки и осуществление своих выдающихся проектов. Разумеется, и евреи, тут как тут, присасывались, чтобы, по их  коронной формуле, жар загребать. Например, у выдающегося авиаконструктора Николая Николаевича Поликарпова «скоммуниздили» его проект И-180 (и не только!), уже успешно проходивший лётные испытания. По своим данным самолёт опережал уровень мировых стандартов.
   Главным конструктором ОКБ-153 в Новосибирске тогдашний руководитель Авиапрома М. Каганович поставил своего зятя А.В. Сильванского, выпускника МАИ, дабы доработывать и внедрять в производство И-180. В апреле 1939 года этот зять внаглую, «чисто» по-еврейски, вызвал обворованного им Поликарпова на соцсоревнование. Проект «переименовали» в И-220 – и работа закипела.
   В августе 1939 года И-220 был изготовлен и перевезён в Москву на испытания… Первый конфуз случился тогда, когда к «самолёту Сильванского» попытались привинтить пропеллер. Выпускник МАИ не подумал заранее о том, что проект «ЦКБ-25» был разработан под другой мотор и другой винт. К тому же Сильванский имел неосторожность изменить конструкцию шасси. В результате винт цеплялся за землю – случай в истории авиации неслыханный. Истории пока неизвестно, кто именно чертил курсовые и дипломный проекты для Сильванского, но решение «молодой конструктор» принял быстро и решительно. Он распорядился обрезать лопасти воздушного винта до нужного «по условиям существования» размера… после чего самолёт не пожелал даже оторваться от земли. С горя Сильванский стал чудесить. Он велел поставить на самолёт штатный, необрезанный пропеллер, а для того, чтобы лопасти при разбеге не цеплялись за землю… приказал вырыть глубокую канаву вдоль взлётной полосы…  М.С. Солонин. Разгром 1941. На мирно спящих аэродромах…
   Другой авиадеятель, С.А. Лавочкин, «переименовал» поликарповский И-180 в И-301, но вес у этого  «И-301» «почему-то» вышел на восемьсот килограммов больше, чем у И-180, при той же мощности мотора. Это при том, что после разгона КБ Сильванского к Лавочкину перешли лучшие специалисты. Получившийся аппарат назвали ЛаГГ-3 (Лавочкин, Горбунов, Гудков). Лётчики, по аббревиатуре, назвали его «лакированный гарантированный гроб». Самолёт был обшит тяжёлой многослойной фанерой, пропитанной феноловыми смолами.
     – Из тьмы житейских примеров хорошо просматривается, что евреи не способны не только сделать из говна конфетку, но и любую конфетку превратить в полное говно! Несмотря на такую явную очевидность, они везде лезут со своими блестящими талантами и выдающимися способностями. Помнится, в послевоенные годы редкий парикмахер не был евреем. Да и в войну эти орденоносцы околачивались, в основном, в обозах. Занимались стрижкой и там. Казалось бы, было время обрести куафёрское мастерство – ан нет! И в нём оказались бездарями. Если кому невдомёк, так я поясню: «даже» в парикмахерском деле необходимо быть Творцом! Ну и чтобы руки не из жопы росли…
     – Собственно, многие из них это понимают, но ведь там, куда они лезут, как правило, высокие оклады и премии, а это для еврея превыше всего. Деньги – это ревнивый бог Израиля, – писал Маркс в статье «О еврейском вопросе», – который не допускает никаких других богов. Впрочем, из многих примеров становится ясным, что евреям не дано творить самим, так как (надо и надо повторять!) их психика настроена на разрушение, и, в основном, они «коммуниздят» идеи у простецких русских людей, а после присвоивают авторство.
   Скажем, известный теперь случай. «Отец» водородной бомбы, точнее, одного из её вариантов, А.Д. Сахаров вовсе ей не отец. Он украл, спёр, как водится у евреев, наработки у русского парня, демобилизованного солдата.
   Будущие академики Сахаров и Гинзбург разделили между собой результаты талантливой находки Олега Лаврентьева, давшего стране идею водородной бомбы – ту самую идею, по которой эта бомба создаётся до сих пор. А Лаврентьева посредственности выбросили из Москвы в Харьков и всю жизнь не давали ему денег на исследования. 
   Ю.И. Мухин. СССР – потерянный рай.

   А вознесённый евреями на высоты академик Ландау принципиально никогда не занимался практическими задачами физики: они, дескать, не требуют творчества, поэтому он чистый теоретик. На самом деле творчества и ума требуют именно практические задачи, поскольку требуется положительный и конкретный результат их решения, а если ты этот результат не получил, то объясняй это как хочешь, но всем понятно, что ты дурак и работать не способен. А быть «теоретиком», то есть баловаться математическими формулами и рассуждать о чёрных дырах во Вселенной может любой придурок, поскольку поди докажи, есть эти чёрные дыры или нет, и, главное, как это использовать на пользу гражданам твоей страны? Ландау занимался именно этой «чистой теорией», и никакими посулами нельзя было его заставить приносить пользу людям. Он не умел творить и боялся таких работ. 
   Ю.И. Мухин. Там же.

   В целом, писал Родовой Мудрец, мир евреев способен только считать деньги, а не совершать даже какие-либо незначительные научные открытия. А как насчёт престижных премий, спросите вы? Так вот, если любой грамотный человек поинтересуется происхождением Нобелевских премий (нет, не создателем взрывчатки Нобелем, а финансовым происхождением комитета по этим премиям), то быстро обнаружит деньги золотого тельца Ордена. Аксиома проста: коль деньги выделяет международный еврейский центр, то и большинство лауреатов, награждаемых Нобелевской премией, должны иметь чистое еврейское происхождение, или даже частицу еврейской крови, или, на худой конец, жену (мужа) из евреев.
     – Ну, вот. Теперь говорите, что вор – это не профессия. Что ж тогда – хобби, что ли? Им, по песне, «энтропию во Вселенной не прибрать пока к рукам»!
     – Вор, по Владимиру Ивановичу Далю, – это мошенник, бездельник, обманщик; изменник; разбойник. Тут же, в словаре, приводится высказывание: грабежи есть, воровство есть, а воров нет. Провидец, заглянувший в наше время!
   Не могу не упомянуть ещё об одном разрушающем большевистском, а значит, еврейском, Декрете ВЦИК и СНК РСФСР об учреждении Государственной комиссии по просвещению, 9 (22) ноября 1917 года, полностью уничтоживший имеющуюся в России систему образования, лучшую в мире. Вы должны понимать: чтобы подготовить любой государственный документ, необходимо немалое время на его разработку, обсуждение и т.д., и т.п., а тут нате вам! – через месяц после ВОСР всё уже продумано и, так сказать, воплощено. Еврейская гениальность и забота о народе – это байки для дураков. А вот то, что Орден был всерьёз обеспокоен высоким уровнем образования в России и прилагал колоссальные усилия для его разрушения – совсем другое дело. Проследим вместе с вами перечень образовательных учреждений, существовавших до 1917 года.
     – К слову, все эти ВОСРы, ВОВы, ЦИКи и РИКи – результат скудоумного еврейского «образования», одно из характерных явлений в совдепии. Доходило до абсурда: замкомпоморде(л) – заместитель комиссара по морским делам!
   Абревиатуре, – пишет русский Грамотник, – всегда сопутствует ложь, бездарность, бестолковщина и обман. Сокращённые названия повсюду лишь прикрывают жалкую посредственность. Полнокровными словами выражаются полнокровные и явления, а выхолощенный язык превосходно отражает дурные свойства самой жизни. Блестящее наблюдение! Теперь о списке.
   Приготовительные классы, педагогические классы, минный офицерский класс (в Кронштадте), специальные классы и вспомогательные школы для умственно отсталых детей… Учительские школы, второклассные учительские школы, земские школы, технические, средние коммерческие, воскресные, передвижные, повторительные, гарнизонные, горнозаводские, киселёвские (сельские) конфессиальные, монастырские, старообрядческие, церковно-приходские, миссионерские, иезуитские, художественные, театральные, инородческие школы. Средние специальные учебные заведения, волостные училища, реальные училища, главные народные училища, высшие начальные, высшие технические, женские училища, уездные, министерские, училище живописи, ваяния и зодчества, училище технического рисования, Строгановское училище, коммерческие, епархиальные, одноклассные и двуклассные начальные, кадетские, Московское училище слепых, Санкт-Петербургское училище глухих, горные, строительные, сельскохозяйственные, технические (например, МВТУ), театральные. Семинарии, прогимназии, гимназии мужские и женские. Высшие женские курсы, медицинские, сельскохозяйственные, историко-литературные, юридические, естественно-научные. Высшие педагогические курсы. Вечерние общеобразовательные курсы для рабочих. Пажеский корпус, кадетские корпуса, лицеи, пансионы, дворянские институты, множество институтов различного профиля, женские институты, институт благородных девиц, сиротские институты, учительские институты, университеты народные, медицинские, академии; народные дома.
   Такой дикой страны, в которой бы массы народа настолько были ограблены в смысле образования, света и знания, – такой страны в Европе не осталось ни одной, кроме России, писал великий Ленин (ПСС, т. 23, с. 127), еврей, педераст и сумасшедший. И также лгал по этому поводу: …трудящееся население России было почти сплошь неграмотным (примерно 76 %).
   ЧЕМ и КАК заменили систему русского просвещения, узнаете из книги Ольги Ивановны Грейг «Красная фурия…». Собственно, перечень взят оттуда же.

   … должны сделать всё, чтобы русские и другие не могли мыслить масштабно, не могли делать выводы. Пусть для них отныне играет главнейшую роль то, что мы внушили им, что внедряем в их сознание: всё происходящее принимать как неизбежную трансформацию, как веление научной теории гениальнейших учителей человечества, Маркса и Энгельса.
…следует научиться действовать на самые чувствительные струны человеческой психики: на страх и алчность. Каждая из этих человеческих слабостей, взятая в отдельности, способна убить инициативу, отдавая волю людей в распоряжение обладающего властью над ними.
   …Любые гарантированные нашей конституцией права для порождённого нами нищего – всего лишь гарантированная фикция.
   Из чернового варианта программы Института красной профессуры; составлен Н.К. Крупской.
 
   И напоследок, до кучи, поговорим о спасении, сначала христианском, а после о нашем с вами. В христианстве спасение, по Библии, – это спасение человека от греха и его последствий – смерти и ада, и обретение человеком Царства Небесного – соединения с Богом. Для того чтобы спастись, достаточно доверять Богу и следовать за ним. Уверенность христиан в спасении зиждется на следующем утверждении: если мы уверовали в Иисуса Христа как своего спасителя, то мы на 100 % можем быть уверенными в своём спасении. И выбор веры в Христа надо сделать при жизни, ибо после смерти будет уже поздно.
   Иными словами, церковь не сомневается в догме, поэтому навязчивым рефреном неизменно звучит: доверься, не сомневайся, не думай, не мысли… Будь бараном, одним словом. Церковь, зомбируя, категорически определяет порочный круг, из которого нет выхода: мы являемся грешниками, потому что грешим, или мы грешим потому, что являемся грешниками? И то, и другое верно. Библия учит, что все мы виновны в содеянных грехах. Библия также учит, что мы рождаемся с грешной природой. Да уж: прилепить на чистую душу ребёнка клеймо грешника – на это способны только исчадия Пекла!
   Как же соотнести смиренное христианское спасение и спасение от кровавого христианства, уничтожающего людей лишь за то, что они исповедуют иную религию? Да никак! Само по себе христианство является весьма неубедительным прикрытием оглупления, порабощения, ограбления и уничтожения народов.
   Кстати сказать, «универсальное» христианство является и золотым дном для мошенников, создающих на его основе разного пошиба секты, в которые идеологически опустошённые люди лезут за благодатью, как мухи за мёдом. Но если бы христианство было естественным, от Природы и Души, а не от какого-то неясного индивида, будь он разгениален и якобы собой пожертвовавший (оценили люди?), сего безобразия не случалось бы. Но… «чем хуже, тем лучше». Да и задумано христианство не для раздачи благодати, а совсем наоборот.
   Сюда же отнесём и многочисленные ереси. Родовой Мудрец пишет:
   Понятие «ереси» христианами (евреями – Авт.) извращено до немыслимости (см., например, словари), а всё из-за того, что ереси будут держаться хотя бы потому, что душа человека не может мириться с высокомерной ложью христианской церкви.
   Валентин Дмитриевич Иванов. Русь изначальная.


   На гноище разложения лучше всего и процветает всякая мерзкая погань.


     – Видать, мало ещё кто постигает всю пагубность наваливающейся на Мир катастрофы. Христианская цивилизация доедает нас и может совсем сожрать.
     – В том-то и соль. Народы, не подвергшиеся христианскому безумию, выживут безусловно. Азиаты, папуасы и немногие другие, что живут вкупе с Природой, почти не пострадают, им особенно нечего терять. Они – будущие хозяева Земли и вряд ли в дальнейшем захотят развиваться вопреки законам Природы. 
     – Что же произойдёт с нами, цивилизованными?
     – А вот что. Если у пигмея при отсутствии электричества, транспорта, связи, электроники и прочих протезов жизни ничего не изменится, то у народов цивилизованных оно, отсутствие, превратится в катастрофу. Конкретно, так Москва, например, уже превращённая в помойку, и «град Петра» полягут первыми; деваться их ожиревшей, зажидовленной массе будет некуда: деревня отторгнет эту жруще-срущую торгашескую ораву, как здоровый организм отторгает паразитов, потому что их цивилизация состоит, в основном, в колбасных благах: обмельчал народ. Цивилизация и блага у них – слова-синонимы. А пыщатся-то как, гордятся неведомо чем! Ну, колбаса – ладно, за несколько трагических бесколбасных лет с великими страданиями отвыкнуть от неё, возможно, удастся.
     – Гибель цивилизаций на Земле – явление известное и, как бы сказать, уже привычное. Так, во всяком случае, толкуют. Приучают, что ли? Знать бы ещё, по каким причинам предъидущие цивилизации погибали. Или их разрушали?
     – Трудно сказать определённо, но не обязательно, что механизмы были схожими с нынешними. Помните рассказы о давних войнах, во время которых уничтожались планеты, а то и галактики? А теория «большого взрыва» безукоризненна? Думается, дело в другом. Достижения в науке и технике, которыми современная цивилизация в последние пятьдесят лет пользуется, принципиально достигнуты в конце XIX-начале XX веков, остальное, выдаваемое за открытия, просто дошлифовывается. Нет сейчас принципиальных открытий, предел. А поскольку отпала необходимость творить, люди, за редким исключением, начинают жить «для себя». Это начало конца любой размогущественной цивилизации. 
     – Так мы далеко зайдём, хотя вопросы не лишёны оснований. Но сколько же, случись что, понадобится миллионов лет тому же пигмею, чтобы достичь уровня нынешней цивилизации, не говоря о том, чтобы превзойти её?
     – А ты подумал, захотят ли они? Они живут с Природой, она им Мать, они – её дети, стало, пигмеи мудрее нас. Только изверги губят свою Мать. Точнее, это враги губят нашу Мать. Так что кто-кто, а пигмеи цивилизовываться не захотят. Те, что ныне живут без цивилизации, и будут первыми на Земле. Ты вот, Иван, и зверя-то убить не сможешь, а значит, он тебя сожрёт; и топор в руках держать не умеешь. А ведь топор, он, по русским пословицам, всему голова. Топор одевает, обувает, да он же и кормит; топор дорогой – ударение сам проставь – товарищ; топор своего дорубится. Топор – орудие творчества, – писал Салтыков-Щедрин. Видел я на Севере, что топором вытворяют, какие узоры выводят.
     – Так в чём же, собственно, суть христианской цивилизации?
     – А никто толком не поясняет, в том числе с этим никак не справятся и сами христианские идеологи. Попытки разъяснения есть, но, в основном, некорректные и, по христианскому обыкновению, замутнены настолько, что простому люду их мудрых толкований не постичь. Отсюда, как, например, и в непонимании прихожанами церковно-славянского языка, церковникам снова идёт «чистая» выгода. Ну, мы разбираться не станем; нам достаточно крепко усвоить, что наше с вами спасение, спасение нашей страны, мира заключается в полном отказе людей не только от христианства, но и вообще от религий, во главе которых выступают личности, коих, как правило, непомерно расхваливают их адепты, будь то Христос, Будда или Аллах с их многочисленными пророками и святыми. Только природные религии, основанные на Знаниях, а не на пустой вере и домыслах толкователей, займут подобающие им места в душах людей.


   За двадцать веков кошмарной лжи уже можно сделать
окончательные выводы, чтобы не питать соками своих
человеческих страстей гадкую гидру великой иллюзии
«спасения».
   Владимир Борисович Авдеев. Преодоление христианства.


   Костромка спасалась-спасалась, но так и не устояла против извечных своих гонителей. Пришла в семнадцатом поганая власть, которая и по сей день рулит Россией и рушит её, и давай бороться со своим же богом, коего несколько веков назад сама же и внедрила. Потому евреев и называют богоборцами. К концу ХХ века опять станет возводить церкви и разрешит «ходить» в них. И всё это не в давнюю старину, а на наших глазах. Скоро, гляди, съизнова будут христиан гнобить, точнее, убивать исповедующих христианскую религию русских по рождению людей. Пока всех не уничтожат. Так что христианство для врагов Руси религия удобная, универсальная. Под её прикрытием устроиваются постоянные смуты, когда «сын идёт на отца, а брат на брата»; и важно, чтобы народ уничтожал себя своими же руками и не пенял после на каких-то евреев, что – гады такие! – сгубили Россию. Слишком явно просматривается, что без руководящего сими «процессами» центра таковые деяния сами по себе совершаться не могут.
   Когда стало ясно, что приход большевиков неизбежен, многие стали покидать обжитые места, хотя отовсюду слышно было, что новая власть сулила всем поголовно коммунистическое благополучие, всеобщее счастье и рай на земле.


   Все революционеры (а революционеры – это сплошь евреи или люди со смешанной кровью, служащие  еврейству), а в особенности в началах своих дел «славных» желают убедить мир в благости намерений. Ужасаются пусть потом, когда вдруг проснувшись от навеянного «преобразователями» лёгкого бриза некоей лишь видимости свободы, нежданно увидят себя связанными по рукам и ногам, в застенке и с кляпом во рту.


   На новые места уходили не абы как, а собранно, обстоятельно, но тридцать семей в Бургени и десять в Костромке покуда остались. Не все костромские подались с родовичами потому, что ждали с войны отцов и сыновей, чтобы, по их приходу, нагнать ушедших в полуночную сторону бывших жителей бывшего таёжного селения с родовым названием. Но возвращение воинов затянулось почти на два года; так и жили костромские в ожидании. Иные посёльцы, не покинувшие Бургень, всё же не чаяли от новых властей больших теснений: любая, мол, власть от бога, а бог наш зла не попустит. Мало, видать, были жизнью поучены, алибо память напрочь одырявела.
   Костромские тронулись на север, далёкой стороной обходя древние родовые схроны, намереваясь поселиться невдалеке от озера Баунт, между реками Ципиканом и Верхней Ципой, а там видать будет. Места ведомые, и заимки имеются: ходили и в ту сторону за пушниной костромские промысловики. По родовым преданиям костромские ведали о давнем уходе своих пращуров из Тары, и посему ныне сами смогли в полной мере ощутить, что те переживали, покидая могилы предков и обжитые родные края. И хоть в Сибири всюду таёжные красоты и изобилие, только старайся, невольных походцев одолевала щемящая горечь и печаль по покинутой «малой родине». Междуречье Ципы и Ципикана испокон веков заселяли эвенки, считай, дальние родственники, а у них не было в обычае селиться на худых местах. Разве что якуты погонят, но у тех ныне столь огромные угодья, что и самим не охватить, а всё, по жадности, чужие земли хапают.

 
   Ярослав Гривцов, бывший унтер-офицер Волынского полка, кавалер двух Георгиевских крестов, в полку формально числился православного исповедания, как и доложил писарю, и не покривил, хотя у него и писаря понятия о православии были противоположными. Да и кто станет вникать: в бою все исповедания равны. В «революционные» времена офицеры полка, да и сами «нижние чины» сумели удержать дисциплину и не позволили распространиться заразе, посему большевистской сволочью в полку не воняло; блюлись традиционные устои, и поэтому по демобилизации полчане смогли организованно, с оружием и припасами, возвратиться к родным домам. Добрался, наконец, воинский эшелон и до Читы. Ярослав и полчане-земляки – уходило на войну пятнадцать, возвратилось восемь – об уходе родовичей не знали: в письмах им о сём не писали, чтобы, не дай бог, не проведали власти, и воины поначалу поразились запустелости родовых селений, тут же помстилось худое. Когда же прознали причину, решили невдолге собраться в Бургени на совет. Подтянулись к разговору и костромские посёльцы.      
     – Вот ведь, у нас как бы вече наладилось, давненько его на Руси не было, – оглядел Ярослав посёльцев, – судить да рядить нать, как далее жить станем.
     – Уходить многим надобно, планида такая намечалась, – рубанул воздух рукой Богумил Велегласов, бывший в Костромке за старшего, – чего ещё ждать!
     – Так-то так, – тёрли затылки бургеньские, – да наших с вашими ушло малое число. А как землю-то родную покинуть, могилы дедовские на кого оставить?
     – Мудрые и ушли. А ты никак свою могилу к дедам добавить торопишься?
     – Дак лучше уж в могилу, чем под антихристами жить!
     – Снова-здорово, старая песнь полилась! Христы они, а не антихристы. Не все же уйдут, приглядят за могилами. Наведываться будешь, не дальний свет.
     – Ин ладно, спор этот у нас давний и бесполезный; давайте по делу. А поспорите после, где-нито в кустах, побьётесь жопа об жопу – кто дальше отлетит.
     – По делу, дак прежде поведаем, что в иных землях творится. И хоть время для того немалое нать, нам нынь поспешать некуда, для того и собрались.
     – Мнится, ваш рассказ в пользу будет, чтоб порешить, как далее дела вести.   
     – Был в нашем полку штабс-капитан, дворянин. Не христианского исповедания, но и не из наших, хотя по рождению точно что русский. Офицеры, бывало, вместе после боя кучкуются, а этот нет – с солдатами норовит. Кто-то безбожником его звал, атеистом, но и это не так: был у него бог в душе. Дознался он, что я старой веры, и что единоверцы мои есть в полку, и на многое он глаза нам стал открывать. После боя отдохнуть бы, поспать, да рассказывал он занятно, заслушивались его допоздна. Сидим, бывалоче, у костра, а многие подходили, всех исповеданий солдаты, и начинает он издалёка, с незапамятных времён. Я-то сам от дедов наших многое из того, что он рассказывал, ведал, и за диковину мне поначалу показалось, что не только в нашей вере есть таковое же знание. И из бесед его вывелось: враг-то, мол, у всех на Земле один, русский ты человек, не русский. Да так и сыпет, так и сыпет. Торопился рассказать побольше, чуял, видать, что убьют его. Так вскорости и вышло. Шибко била по нам их артиллерия, а у нас снарядов кот наплакал; их, баял штабс-капитан, нарочно не подвозили. Снабжали нас на самом деле худо, и не только боеприпасами. И это, по его словам, может предопределить наше поражение. Так вот, звездануло прямо в соседнюю траншею, в которой штабс-капитан был, и костей ничьих не нашли. И понял я, что пощады от нынешней власти ждать нам, не дождаться, христы мы алибо антихристы, да и почему, тоже понял. Побывали мы с полчанами на митингах в Петербурге, что ныне Петроградом зовётся. Митинги эти там повсюду шумят. Со всех высоких мест, аж на столбы залазят, орут всякие там кадеты, эсеры, анархисты, прочая другая шелупонь, особо же выделяются чёрные люди, с бородками. Говор у них не нашенский, косноязычный, но глаза горят и щёки пыхают, талдычат про свободу да равенство с братством. А какое у меня с ними может быть братство, коли чужие они нам, инородцы? Ведь где-нито живут же, пускай бы промеж своих про братство и толковали, чего к нам-то в братья лезть? Так нет, пришли, и революцию, баял штабс-капитан, они, евреи, сотворили, смуту великую посеяли. Давно, баял, они к нам подбирались.
     – В Чите тоже они кругом: командиры, комиссары, какие-то «ответственные работники», и все большие места обсетали. Вьются возле них неедяки всякие, с кем добрый человек и разговаривать-то побрезгует. Семёнов атаман бился-бился с их властью, да не совладал, в Китай ушёл. А шли супротив него наши же люди, русские, казачня из бедняков да мужики, вот этого я постичь не могу! А эти – евреи, говоришь? – принимаются уже новую жизнь строить, ругательски костерят прежнюю и всё посулами кормят о счастии всенародном. А на кой она ляд нам, новая, для чего нам их счастие, никого не спрашивают. Строят – и всё тут. Чего-то они настроят…
     – Да уж, лютый враг к нам нагрянул, почитай, всё охомутал. Не бывало ещё такого на Руси, чтоб всю её в полон взяли! Как же допустили-то беду сию?
     – Мню я, беречься покуда вот как надобно: ничего, мол, не знаем, живём глухоманкой, вести до нас не доходят. А вам, – поворотился Богумил к полчанам, – и вовсе, кто не уйдёт, не след кому-нито признаваться, что на войне были. Охотились, мол, по заимкам три, четыре ли года, семьи, мол, там, скоро сюда всех переправим – и вся недолга. А пушнины, вроде как вы добыли, дадим.
     – А ты?
     – А что я, мне уходить нельзя. Как был за вожа в Костромке, так им и останусь. Уйду – землю мою кто беречь станет? Дети, к тому ж, малые ещё. Старшему-то, Веденею, шестнадцать, да Красимиру, последышу, третий год всего. Ладно ещё, отец в дальний скит удалился, вовсе опасно ему в Костромке ныне.
     – По нашим Знаниям, горевать нам ещё чуть ли не восемьдесят лет. Считай, два поколения пройдёт, Веденея твоего внуки только и дождутся Рассвета.
    На том и порешили. Оставили в Костромке шестнадцать домов, остальные разобрали. Сиротливо торчат окладные камни, да темнеют похожие на подглазья болящего человека ямы погребов… Безжалостное время и их сокроет…

   
   Нет силы, способной сломить славян в открытом бою. Но против Слова славяне бессильны, а Слов этих на Русь приходит немало. Сперва Словом было «Единоверие». Потом Словом стало «Окно в Европу». Потом – «Свобода, Равенство, Братство». Потом – «Демократия и Права Человека». И ведь слова-то вроде красивые да правильные, но вот что странно. Каждый раз из-за них на Руси нашей прекрасной потоки крови литься начинали, брат вставал на брата, земли пустели и рассыпались, словно чужие, сироты появлялись миллионами… И потому надо рубить на месте голову каждому, кто посмеет учить людей счастью, и разрывать лошадьми того, кто призовёт за счастье бороться.
   Александр Прозоров. Слово воина.


   Бившись с козой – не удой. Евреям всё равно, какая ныне вера в России. Во что-то верить или не верить – уже не актуально, ибо на смену верованиям пришли цивилизованные технологии оглупления и уничтожения человечьих стад.
   Христос, как Мессия, выполнил поставленную ему задачу: принёс в наш Мир еврейский меч, обагривший большой кровью народы белой расы, особенно русский народ. Чудовищность преступлений, свершённых еврейством вкупе с христианством, порождением еврейства же, здравым умом не воспринимается!
   Христианство, посредством которого, с помощью правителей и помощников, евреи держали Русь, Россию под гнётом, для них теперь пройденный этап, все пенки сняты. В настоящее время христианство прозябает по инерции, и его закономерный удел – развал в ближайшие десятилетия. Церковь не может не грабить, не может обходиться без награбленного у народа богатства именно по своей еврейской сути: ведь все евреи, а вослед им и христианские служители, жадны до непристойности. Христианство держится только на выгоде, но выгоды заканчиваются. Те, кто с помощью самой человеколюбивой веры уничтожал нашу страну, давным-давно это поняли и буквально толпами оттекают от некогда обильного кормления. И «проклятие нашей Земли», «умные на зло» в скором времени изобретут ещё какую-нибудь пакость с давнишним намёком на второе пришествие Христа, сиречь Сатаны. Если уже не изобрели. Готовьтесь!

   
   История повторяется, если её забывают. Правда, забыть можно только то, что когда-то знал, помнил. Но если помнить не хочешь, не знаешь или знать не желаешь – тогда продолжай обывать подобно свинье, которая всегда глядит только вниз и роет рылом землю, даже не имея представления о том, что есть Небо.
 

                ПАМЯТЬ ГОЯ

                В тьмочисленный раз, свои судьбы пытая,
                Коварные вороги, нам досаждая,
                С Гнилых притекают Болот.
                Мы с Братом – не кровью, но битвами сродны,
                Горячей отвагой и доблестью сходны –
                В ущелье держали проход.

                Негаданно в мощное братнее тело
                Стрела иноземская злая влетела,
                А мнилось – вонзилась в меня…
                На скорбном пиру прославляющей Тризны
                Арийское сердце во имя Отчизны
                Взял пламень Семаргла-Огня.

                Как ныне, отмеченный даром нежданным,
                Я встретился с ним, моим Братом названным,
                А минули тысячи лет.
                И вновь назначенье у нас неизменно:
                От Родины Тьму отвращать беспременно,
                Держать Её Солнечный Свет.

                *   *   *

                Охвачена Русь раскровавым пожаром.
                Приспела пора ненасытным хазарам
                Воздать: по заслугам и честь!
                И мы с Побратимом, достойно и право,
                В дружине Хороброго Буй Светослава,
                Свершаем свещенную месть.

                Не брали добыч – ни полона, ни злата:
                Русь издавна Духом могучим богата.
                Корысть – иудейский удел:
                Они – торгаши, упыри вековые.
                За злато ж разбойные гузы степные
                С землёй заровняли Саркел.

                За злато ж – я бросил, ногой попирая –
                Смердящий хазар, над мошной издыхая,
                Вонзил в мою спину стилет…
                Седые века пробуровили мимо –
                Я свиделся вновь со своим Побратимом,
                Держать с ним над Родиной Свет.

                *   *   *

                По вышней планиде хазар недобитки
                Стекли, прихватив нехудые пожитки,
                Ушли кто в Европу, кто в Крым…
                Открытого боя тщету сознавая,
                Рассеялись, гниль христианства внедряя,
                Москве навязав «Третий Рим».

                С тех пор как Руси гнойный вирус привили,
                Враги столько кровушки русской пролили,
                Что ввек им себя не отмыть;
                Осталось дерзать на татьбу неприкрыту:
                Ведь жрущему-срущему лишь паразиту
                Отпущено раз только жить.

                Почуя лихую погибель, недаром
                Они копят мощь перед главным ударом:
                Изжить прямодушных словен,
                Оставя в рабах кучку пакостной гнили,
                Что русичей ввергнуть врагам пособили
                В доселе невиданный плен.

                *   *   *

                Россия издревле бойцами богата,
                Да коли обрящет кто Друга, кто Брата,
                Пусть их поведёт за собой
                На тех, кто, лелея библейские бредни,
                Сто лет уж поют: «Это есть наш последний –
                Со Светом – решительный бой!».

                Тьма снова грозит нашей давней Отчизне.
                Я, Брат, Побратим – мы в теперешней жизни
                Сошлись к лютой битве не зря:
                Мы близим свершенье прекрасного мига –
                Взойдёт после самого жуткого ига
                Арийская Дева-Заря!

                А съизнова сгибнем – в бою может статься, –
                Так правнукам будет на что опираться
                Во многие тысячи лет:
                С любовью и гордостью, следом за нами,
                Держать высоко, как Свещенное Знамя,
                Сакральный над Родиной Свет!


                *   *   *


                Во славу Единаго и Неделимаго Бога Отца,
                Трисветлаго Великаго Рода нашего!
                Да свершатся вси деяния наша!
                Тако бысть, тако еси, тако буди!

               
   

     СЛОВАРЬ


   Акрида – саранча.
   Вервь – 1850 квадратных метров.
   Вложился – пошёл по следу (охотничья, о собаках).
   Гребта, гребтиться – забота, заботиться, печалиться.
   Имануха, иман – коза, козёл.
   Канават, коноват – род шёлковой ткани.
   Кро`сата, кра`сота – символ девичества, головной убор, венок с восковыми цветами и лентами, спускавшимися до пят. Кро`сату невеста не снимает весь девишник.
   Неедяки – бродяги, тунеядцы, неумехи, блудословы и пр.
   Обсетать – опутать, окружить, охмурить и пр. От слова «сеть».
   Перунов Путь – Перунова дорога, Путь Перуна; Млечный Путь; Лебединая дорога; Великий Воз; Небесное Становище; Путь, ведущий в Божий Град; мышины тропки, мышиная тропа; становище, место отдыха дорожных людей, странников; Батыева дорога…
   Поставить на комара – привязать голышом к дереву. От укусов комаров и слепней наступает нескорая мучительная смерть.
   Ржавица – болото с застойной и ржавой водой.
   Собина – имущество, скарб.
   Стопочка – настенный крючок или колышек.
   Сыновец – племянник.
   Эпоха Лисы (Марена) – 392-2012 годы; Эпоха Волка (Велес) – 2012-3632 годы.   
   Уйти с голком – насовсем, без следа.
   Хайдуки – крикуны, буяны, воры и пр.
   Чур – обережный божок, изваяние которого, как правило, небольшого размера, ставят на границах владения.

 

                ПРИЛОЖЕНИЕ
                (страна советов)


   Будь терпелив и не унывай при неудаче.
   Внимательный слушатель вдохновляет оратора.
   Где слова редки, там они имеют вес.
   Дёшево головы не отдавай, если пришла крайность.
   Для воинов разумных нет препятствий трудных.
   Запас да замок – лучший друг человека.
   За проступком следует раскаяние.
   Заржаветь у дела – плохое дело.
   Земля родит оттого, что за ней ухаживают.
   Земля – тарелка: что положишь, то и возьмёшь.
   Золотые руки у того, кто обучился хорошо.
   Каждое дело надо с утра начинать.    Вероятно, и пьянку тоже.  Все примечания автора "Ухода".
   Ковали детали, а выковали медали.
   Когда придёт беда неминучая, затыкай дыру онучею.
   Когда ты не плут, так приметы твои не лгут.
   Коли пьян, так не будь упрям.
   Колюч ёж шипами, да стар годами.    У ежа иголки. Стар ёж годами, да колюч иглами.
   Кто много захватил, тому больше не надо.
   Кто не боится холеры, того она боится.
   Кто не думает о победе, тот храбрецом не будет.
   Кто не хочет чахотки – подальше от водки.
   Кто угрожает, на того пуля есть.
   Кто умён, тот скорее победу достанет.
   Легко увидишь сам: сову по полёту, грязного по рукам.
   Личные дела важными не бывают.
   Найдёшь не одного ты хвата, что за копейку выдаст брата.
   Настоящий человек добудет хлеб из камня.
   На ученье идёшь – жмут подтяжки, домой пришёл – дожидайся растяжки.
   Не говори, кто ты такой, а скажи, где живёшь и с кем знаком.    Русская пословица гласит: скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты.
   Неизвестный друг нехорош для услуг.    Как это: друг – и неизвестный? Неизведанный.
   Не коси глаз на чужой овёс.
   Не по чужие жёлуди, не по чину шолуди.
   Не шути с таким ты шуток, кто на всяко слово чуток.
   Обедать – так из трёх блюд, а как работать, так брюки жмут.
   Отстанешь на веретень, не догонишь во весь день.    Верстень, то есть верста. Переписать и то не могут.
   Ошибающихся исправляют, а предателей уничтожают.    Исправляют, видимо, на зоне.
   Парнишка ввалился, так и колодец накрыли.
   Пить пиво – не беда, а любить девку – нет вреда.
   Плохо знают люди, чем хорош человек.
   Пойдёшь налево – придёшь направо.
   Пока есть земляника в доме, врач не надобен.
   Пока талант получат, век учат.    Талант – это божий дар, и «обучить» ему невозможно.
   Посадишь оглоблю – вырастет тарантас.
   Почеши телёнка, он и шею протянет.    Протягивают ноги. Шею вытягивают.
   Птицу по перьям знать, сокола по полёту.    Будто сокол не птица.
   Птичку за крылья не хвалят.
   Пьянство – спутник хулиганства.
   Рабой жила Марья на свете, а сейчас депутат в Верховном Совете.    Рабой жила? Ложь!
   Работать – ребята, а есть – жеребята.
   Расхититель народного имущества ослабляет наше могущество.
   Резва мышь, да от правды не уйдёт.    Мышь – от правды?
   Сапоги что зеркало, галстук что сито, а лицо неделю не мыто.
   Слово вовремя и кстати сильнее письма и печати.
   Слово Ленина и теперь тепло.
   Слово сказал, так на нём хоть терем клади.    Терема ставят, а не кладут.
   С медведем дружись, а за топор держись.    С медведем – дружись?
   Смелый мастер и из псаря сделает царя.
   Сначала пахать, а потом уж отдыхать.
   Совет да любовь – на этом свет стоит.    Любовь да Совет – на том стоит Белый Свет.
   Советскую правду все люди знают.
   С правдой хорошо, а счастье лучше.
   С ремеслом спеши дружить – в коллективе легче жить.
   Старику где тепло, там и родина.    Еврейскому – да.
   Стиляга Аркашка: что ни день, то рубашка.
   С хулиганством не мирись, а борись.   
   Тому и почёт огромный, кто скромный.
   Тому худу не отбыть, кто привык неправдой жить.    Написание сохранено.
   Хлеб ешь зубами, а дело делай руками.
   Хорошая ложь полезнее плохой правды.
   Хочешь жить ладно – работай исправно.
   Хоть и хороша погода, а зонтиком запасайся.
   Целуй ту руку, которой укусить не можешь.
   Чего на яве бредится, то и во сне грезится.
   Человек не для себя трудится.
   Честь добра, да съесть нельзя.    Правильно: снесть. Обретается смысл.
   Что желудку потребно, то и не вредно.
   Я тебе помогу, ты мне – это первый закон на земле.

   Что же общего между этими более чем странными высказываниями? А это русские пословицы и поговорки. Как это «не может быть»? Они помещены в сборники русских пословиц и поговорок: «Избранные пословицы и поговорки русского народа» (М. ГИХЛ. 1957) и «20000 русских пословиц и поговорок» (М. Центрполиграф. 2009), где красной, как говорят, нитью проступает явная бездарность, а также в большом количестве прописаны поучения русскому Ваньке, как ему работать на земле, как воевать и даже когда жениться.

   Бахвалился пан, пока был цел жупан.
   Без ленинских заветов не было бы власти Советов.
   Белые драли без оглядки, снаряды им в запятки.
   Белые так удирали, что у них сапоги с ног слетали.    Какой восторг: русские убивают русских! Сколько злобной радости!
   Белый бандит всегда будет бит.    И красный бандит.
   Бились с  н а м и  атаманы да паны, да потеряли свои штаны.    Разрядка везде моя.
   Была Россия царская – стала пролетарская.    Настало самое жуткое иго – еврейское.
   Был такой Махно, да утёк от  н а с  давно.
   В гражданскую войну били белых гадов на Дону.
   Власть советская пришла – жизнь по-новому пошла.
   Где власть народа, там победа и свобода.    Не уточняется, какого народа и кому свобода.
   Дождались поры – покатились врангелевцы с Крымской горы.
   Если бы не советская власть, к нам бы трактору не попасть.
   За октябрьскую  н а ш у  свободу – в огонь и в воду.
   За советскую власть не жаль голову скласть.    Не свою, конечно.
   Как сюда шли паны – понадевали жупаны, утекали паны – поскидали и штаны.    Местечковый жаргон: понадевали, поскидали. Лепят, как горбатого к стене.
   Конём воевать, а штыком штурмовать.
   Конница Будённого бьёт врага и пешего, и конного.
   Красный Питер бока Юденичу вытер.    Напомнить, что это идёт за русские пословицы?
   Кремлёвские звёзды путь к свету указывают.    Еврейская, сионистская пентаграмма? Неспроста сказано, что символ – это визуальное воплощение заклинания.
   Нажил пан себе беду в восемнадцатом году.
   Нет ни рабства, ни оков в стране большевиков.
   От будённовской конницы все генералы хоронятся.
   От ленинской науки крепнут разум и руки.
   Петлюра в лес, а Деникина взял бес.
   Свет советского маяка виден издалека.
   Славный семнадцатый год разогнал всех господ.
   Советский народ смотрит всегда вперёд.    Не было такого народа. Были народы СССР; нет и российского народа, а есть народы России.
   Советским железом да по головорезам.
   Спасенья не чай, когда рубит Чапай.
   Стыд и срам, кто ушёл к врагам.
   У генералов длинные ноги, да не нашли к Москве дороги.
   Царь да князь пали в грязь.    Какое торжество!
   Шёл Юденич полным ходом, да разгромлен был  н а р о д о м.

   Последуем по времени далее.

   Бедность учит, а счастье портит.    Так для нас по Библии.
   Без хлопот и труда растёт не кукуруза, а лебеда.
   Без хорошего труда нет плода.
   Богатый всегда в страхе.
   Бригада бригадиром славится.
   Бригадир без задора, что ворота без запора.
   Бригадир в поле, что капитан в море.
   Бригадиру грош цена, коль любитель он вина.
   Брось кубышку – заведи сберкнижку.
   Будешь впереди – и других за собой веди.
   Будут на ферме корма – не страшна зима.
   Будь в жизни орлом, а в труде маяком.
   Бурьян уничтожаешь – урожай поднимаешь.
   Была бабья доля – умереть в неволе, стала светлой доля на колхозном поле.    Издёвка.
   Была дорога от горшка до корыта, а теперь везде дорога открыта.
   Была коптилка да свеча, теперь лампа Ильича.
   В дни сева одна забота – не стала бы работа.
   В дни уборки одна забота – не встала бы работа.
   Веди за скотиной хороший уход – будешь иметь доход.
   Велик день для лодыря, а для ударника мал.
   В забой пойдёшь – под бой попадёшь.
   В коллективе чиста нива и пышна жнива.
   В колхозе – сила, без колхоза – могила.
   В рабочее время – язык на засов.
   Время и труд к победе ведут.
   Всегда и всюду будь лицом к люду.
   Вспашешь в срок, посеешь в срок – будет урожай высок.
   В страду одна забота – не стала бы работа.    У кого что болит, тот о том и говорит.
   В тёплый месяц май о зимовке скота не забывай.
   В тюрьму сажать – не в гусельки играть.    Блестяще! Перламутр!
   Где машины в ходу, там легко в страду.
   Где много говорят, там машины стоят.
   Где охота и труд, там поля цветут.
   Где работает машина, там не болит спина.    Видимо, ударение на первом слоге.
   Где раньше был мох, теперь сена сноп.    Браво, недоумки! Сено-то в стогах и копнах.
   Где согласие и лад, там дело клад.
   Где твёрд закон, там всяк умён.
   Где успехи трудовые, там и горы зерновые.    Ложь! В колхозах не было ни успехов, ни зерновых гор. На трудодень давалось 200 граммов зерна (не муки!).
   Где учёт, там зерно не утечёт.
   Голова с куль, а разума с нуль.    Вероятно, о председателе колхоза.
   Голос народа могуч, как океан.
   Дело право: только гляди прямо.
   Дело право, лишь рассматривай прямо.
   День уборки прогулять – много хлеба потерять.
   Диплом имеет, а дела не разумеет.
   Дли дело дольше, так будет хлеба больше.    ???
   Для всякого семя знай время.    С таким русским языком – и лезут учить!
   Доверие народа дороже золота.    Видимо, к составителям подобных шедевров.
   Дождь не преграда, коли дружна бригада.
   Дружному да смелому круглый год лето.    ???
   Если есть за коровой уход, от коровы получишь доход.    Кажется, всё же Ванька откуда-то знает, что и под крепкой крышей безопасней жить, и в крепких сапогах удобнее ходить.
   Жене была дорога: от печи до порога.
   Живи не тужи, теперь нет межи.
   За брак не по головке гладят, а куда надо садят.
   За взятки не по головке гладят, а куда надо садят.
   За морем тепло, а у нас теплее.    Намёк на счастливую жизнь.
   Земле – воду, богатство – народу.
   Землю орошаем – урожай поднимаем.
   Землю согрело – не опоздай с посевом.    Впечатление сдельного заработка: лепи больше!
   Землю уважай, она даёт урожай.
   Землю удобряй, таки получишь урожай.
   Зябь плохая – не жди урожая.
   Как ни замазывай лаком, брак останется браком.
   Каков трудовой счёт, таков и почёт.
   Когда в работе успех – перерыв не грех.
   Количеством взял, да качеством смял.
   Колос дорог, хоть и мал, подбери, чтоб не пропал.    И получи 10 лет по закону от 7.8.33 г.
   Колос к колосу – получится сноп, зёрнышко к зёрнышку – насыпешь мешок.
   Колхоз богат, в котором лад.
   Коль мужик сыт – барин ночь не спит.    ???
   Кончил курс науки, а знает аз да буки.
   Копейка миллион бережёт.
   Корову и лошадь – под крышу колхоза.
   Костюм модный, да сам негодный.
   Костюм солдата таков: встал и готов.    Боже Свароже, дай сил читать!
   Красиво поле снопами, а гумно скирдами.    Русский скажет: красно.
   Кто в Совете, тот за людей в ответе.
   Кто за правду стоит смело, тот совершает большое дело.
   Кто за правое дело дерётся, у того и сила двойная берётся.
   Кто за правое дело стоит, тот всегда победит.
   Кто не ведёт прополку, положит зубы на полку.
   Кто первый в труде, тому слава везде.
   Кто получает рубль, а проживает три, как будто сам кричит: «В тюрьму меня запри!».
   Кто почёт и славу заслужил, тот не зря на свете жил.
   Кто Родину любит, у того она в долгу не будет.
   Кто сам собой всегда доволен, тот разумом немножко болен.
   Кто скромный, тому и почёт огромный.
   Кто с пользой для Отечества трудится, тот с ним легко не разлучится.
   Кто умнее, тот достанет поскорее.
   Кто хитрее, тот победит быстрее.
   Кукуруза тем ценнее, что на всё идёт она: и для супа, и для каши, а особо на фураж.
   Ленивому Савве не приобрести почётной славы.
   Лён для льноводов – золото: с ним и старые дышат молодо.
   Лён золой удобряй – получишь урожай.
   Лён не жнут, не косят, а теребят.    Понял, Ванька? Волга впадает в Каспийское море!
   Лён не косят, не жнут, а рвут.
   Лён по клеверу посеешь – урожай уже имеешь.
   Лён тем и силён, что всех одевает он.
   Лодыри и нытики не выносят критики.
   Лодырь да рвач – гони их вскачь.    Здесь мой компьютер дал сбой.
   Лодырь ударнику не товарищ.
   Лучшая награда, если бригада труду своему рада.
   Машину поймёшь – далеко пойдёшь.
   Много дела, цель одна: больше вырастет зерна.    Вырастить.
   Мы науку уважаем – значит, будем с урожаем.
   На нашем заводе брак не в моде.
   Народ захочет – бездну перескочит.
   Не будь тетерей, борись с потерей.
   Недостатки всем несладки.
   Не лучше ли пропасть, чем терпеть напасть.
   Не надо хвалить утро, пока не наступил вечер.    Не хвали утро до вечера. Кратко и точно!
   Не нам судьба судья, а мы судьбе хозяева.
   Не обездоль корову едой – будет удой.
   Не разводи барства за счёт государства.
   Не спустим растрату ни свату, ни брату.
   Не стращай, капитал, у нас есть оборона.
   Один за всех, за тебя – весь цех.
   Одно кривое окно весь фасад портит.
   Орать – не пахать.    Прелестно! Орать – по-русски и значит пахать.
   Отличной бригаде – хвала и почёт! Ударно работай – получишь зачёт!
   Плохой бригаде всё беда: сажают кукурузу, а растёт лебеда.
   Поработает бригада с душой – будет урожай большой.
   Посеешь густо – не будет пусто.
   Посеешь крупным зерном – будешь с хлебом и вином.    У русских: посей добрым зерном – соберёшь хлеб бугром. Еврейские перлы вызывают не смех, а горечь и презрение.
   По ударному работать – по зажиточному жить.
   При засухе не ленись, с засухой борись.
   Прогульные дни воровству сродни.
   Просвадебничали неделю, а хлеб в поле стоит.    Еврейским творцам-недоумкам неведомо, в какое время играют свадьбы на Руси. Во всяком случае, не в пору уборки урожая.
   Работай дружней – так будет верней.    Шедевр!
   Работа огородная, а слава всенародная.
   Рабочий человек – всему хозяин.    Бум-бум, бум-бум по голове, глядишь, и поверишь.
   Раздельная уборка хлеба бережёт.
   Рано в поле выезжай – лучше будет урожай.
   Рано вспаши – урожаи хороши.
   Рано пар паши – урожаи хороши.
   Руководить – не руками водить.    Этимология как раз такая: руководитель – руки водитель.
   Сделаем досрочно, дёшево и прочно!
   Себе откажи, а колхозу послужи.
   Севу есть своя пора – сей, пока земля сыра.
   Сей в ненастье, а убирай в ведро.    Точек над «ё», конечно, нет. Точек там нигде нет.
   Сей в срок – урожай будет высок.
   Сей в шубе да в зипуне – будешь жить в рубахе.
   Слушай агронома – будет хлеб и солома.
   С севом медлить да ждать – урожая не видать.
   Стахановские руки процентами говорят.
   Труд – дело чести, будь всегда на первом месте.    Лозунги пишут те, кто не знает труда.
   Ударная работа человека красит.    А хозяйство ведут, словно телегу вверх колёсами тащат. Только бы и надо телегу-то перевернуть. Ан нет: колхозное, не моё.
   У лентяя закон простой: работай час, полсмены стой.
   У нас самый счастливый – человек трудолюбивый.
   Хвались урожаем, когда рожь в амбар посыплешь.    Засыплешь, посыплешь – им одна сатана.
   Хороша нива только у коллектива.
   Хочешь быть передовым, сей квадратно-гнездовым.    Так сказать, на злобу дня, по моде.
   Час смену бережёт.    И куча других ни к чему не обязывающих высказываний, вроде:
   Чтоб зерна получить гору, паши и сей всегда в пору.

   А вот перлы на военную тему – из уютных кабинетов, с пайком и боевыми наградами.
   Автомат да лопата – друзья солдата.
   Армия – живая стена, в учёбе крепнет она.
   Без патриотизма не разбить фашизма.    Неужто? А ваш Лейба Бронштейн что говорил? Будь проклят патриотизм!
   Без «языка» что без ног, не знаешь к врагу дорог.
   Бей врага винтовкой, бей и сноровкой.    Из винтовки.
   Бей врага, не жалей батога.    Батог – это палка, чего её жалеть.
   Бей не трусь, за нами вся Русь.
   Бей противника тем, чего у него нет.    Что это за оружие, не поясняется.
   Бей русским боем, будешь героем.
   Бей так, чтоб не поднялся враг.
   Береги оружие, как зеницу ока.    Сборник пословиц и поговорок, а не плакатных воззваний.
   Бить врага до победы завещали  н а м  деды.
   Бить врага – святое дело, надо бить его умело.
   Близка врагу наша граница, да перейти боится.
   Богатырь умрёт – слава его воюет.    И здесь же: Вчерашней славой на войне не живут.
   Боевое знамя над нами – победа за нами, знамя упало – победа пропала.
   Боевые рубежи крепче держи.
   Боевые увечья – не бесчестье.
   Боевым опытом овладеешь – врага одолеешь.
   Боец со смекалкой воюет и палкой.    Дались вам эти палки!
   Боец чести не кинет, хоть головушка сгинет.
   Будь скор, бей в упор.
   Бухнет бомба – трус дрожит, ухнет мина – трус бежит.
   В атаке граната вместо брата.    Восплачьте, людие!
   В атаку водить – не разиня рот ходить.
   В бой знамя несть – великая честь.
   В бою без командира – могила.
   В бою будь смел – останешься цел.
   В бою быть стойким до конца – закон для каждого бойца.
   В бою бьёт тот, кто умнее и смелее, а не кто сильнее.
   В бою не зевай, знай, где берег, где край.
   В бою нужна смекалка, отвага и закалка.    Никто из этих творцов в бою не бывал.
   Винтовка без ухода, что конь без овса.    Браво, чего там! Орден ему!
   В каждом бою диктуй волю свою.    Понял, Ванька?
   Внезапный удар приводит врага в угар.
   Впереди тот, кто врагов крепко бьёт.
   В плену ждут не розы, а слёзы.
   Врага бояться – в живых не остаться.
   Врага в бою разбил – честь и славу заслужил.
   Врага на словах ненавидеть мало, надо, чтобы пуля его достала.
   Врага не бить – живу не быть.
   Врага не поймаешь, коли не обманешь.
   Врага не разведать – горе изведать.
   Врага обратить вспять – ещё не благодать; врага растоптать – вот то благодать.
   Врага хорошо бить дружно.    Советы, советы…
   Враг берёт на обман, от него везде ожидай капкан.    Автора!
   Врагов бояться – пограничником не быть.
   Враг прёт – на испуг берёт; врага бояться – в живых не остаться.
   Враг рыщет – в душу лазейку ищет.
   Враг рядом – бей прикладом.
   Враг тогда сильный, когда противник пассивный.
   Врагу не верь, враг коварен, как зверь.
   Врагу смерть неси – не позорь Руси.    И пусть не удивляются, за что Ванька их ненавидит.
   Враг хитёр, да у нашего разведчика глаз остёр.
   Враг хотел пировать, а пришлось горевать.
   В разведке звёзды не считай.
   В разведке не нужен учёный, а нужен смышлёный.    Бред!
   В разведке оттачивай слух и взор: тот побеждает, кто смел и хитёр.
   В разведке ползи на локтях, на брюхе, будь тише змеи, легче мухи.
   В разведку поспешай (?), но в разведке не плошай.
   В разведку спеши (?), да товарищей не смеши.    Чего ради рифмы не насобачишь!
   Вразнобой не ходи в бой.
   Всюду примером служи, честью и славой своей дорожи.
   Всяк держи свои рубежи.
   Гвардейская слава – врагу отрава.
   Гвардейская слава – фашисту отрава.
   Гвардейский удар приводит врага в угар.
   Гвардейцам страх неведом.    Только полному дураку страх неведом.
   Где бдительность есть, там врагу не пролезть.
   Где враг раздавлен, там полк прославлен.
   Где враг слабей, туда и бей.
   Где герой пал, там курган встал.    Негодяи! Сотни тысяч воинов не захоронены!
   Где дисциплина плохо ведётся, там врагам легче живётся.    Боже, ну и стиль!
   Где дружбой дорожат, там враги задрожат.
   Где закалка, там и смекалка.
   Где не под силу кавалерии, под силу артиллерии.    Блестящая военная мысль.
   Где не спасёт лопата – выручит граната.    А как же батог, палка? Их куда?
   Где плохо дело ведётся, там врагам легче живётся.
   Где пограничник зорок, там нет врагу щёлок и норок.
   Где пулей не с руки – бери в штыки.    Пулей – и не с руки?
   Где робкий Семён, там враг силён.    Назидание Самуилу, чтобы был жёстче с рабами.
   Где смекнёт боец, там врагу конец.    По щучьему велению.
   Где стойкий боец – врагу конец.
   Герои в бою думают не о смерти, а о победе.    Герои вам сообщили, о чём думают в бою?
   Герои куют победу.  Все «куют», и герои тоже.
   Герой за славой не гонится.  Это почему же?
   Герой известен в борьбе, а трус – дома.    Мрак, нескладюха про вас!
   Герой никогда не умрёт, он вечно в народе живёт.
   Герой тот, кто побеждает смерть.
   Голос командира в темноте узнаётся.
   Горе всей части, если нет согласия.
   Горе горюй, а с фашистами воюй.
   Граната – верная спутница солдата.
   Граната мала, да бойцу мила.
   Граната – подруга русского штыка.
   Гранату возьмёшь – смелей в бой идёшь.
   Держаться молодцевато – закон солдата.
   Держись присяги – богатырь будешь.
   Дисциплина в полку – удар по врагу.
   Дисциплина плоха – не победить врага.
   Для наших солдат кордон свят.
   Для победы первое дело воевать умело.    А Волга по-прежнему впадает в Каспийское море.
   Для русского солдата граница свята.
   Для солдата что ни куст, то хата.
   Для труса, позабывшего долг, и заяц – волк.
   Для умелого солдата нет преград на пути.
   Долг блюсти – отлично службу нести.
   Долг солдата – блюсти дисциплину свято.
   Долг солдата и командира – держать честь мундира.
   Драться насмерть – завоевать бессмертие.
   Друг друга поддерживать – победу одерживать.
   Друг за друга стой – выиграешь бой.
   Един воин десять рот водит.
   Если воевать не умеешь – врага не одолеешь.
   Если враг у ворот – на защиту весь народ.
   Если для тебя страшна атака, то ты не вояка.    А ты, сволочь, мечом между глаз получал? Или осколок в живот?
   Если погибать, так жизнь подороже отдать.
   Если Родина дорога – бей врага.
   Если сметливый боец – врагу конец.
   Жалка та слава, которая приносит пользу врагам.    ???
   Жизнь не пощадим, а врага победим.    Призыв из кабинета.
   За боевое знамя держись зубами.    ???
   За винтовкой уход нужен: кто небрежен, тот безоружен.
   Закон бойца – бить врагов до конца.
   Закон бойца – стойкость до конца.
   Закон бойца – стоять до конца.
   Закон войны нельзя забыть: врага прогнать, догнать, добить.
   Закон победы – удара не ждать, а ударом врага побеждать.
   Закрепляй свою победу – по пятам врага преследуй.
   Закрепляй славу боевыми делами.
   За муки наши врагу не простим, за всё отомстим.
   За Москву-мать не страшно умирать.
   За народное дело бейся смело.
   За наше жито много врагов побито.
   За Отечество головы положим.    Не свои, ясное дело.
   За Отечество жизнь отдают.
   За плохого бойца ругают и мать, и отца.
   За победой вспять не ходи: она всегда впереди.
   За пограничником как за каменной стеной.
   За Родину-мать не страшно умирать.
   За родную землю стой, как скала: трусу – пуля, герою – хвала.
   За Русь иди вперёд – не трусь.
   За храбрую расправу всегда получишь славу.
   Зевающий разведчик опаснее врага.    Зевающий часовой. Лезут везде, не в своё дело.
   Земля врагу – могила, а нам – защита.
   Знает враг, как дерётся наш моряк.
   Знали, кого били, потому и победили.
   Знамя несть – великая часть.    Все пули знаменосцу, и погибал он в первую очередь.
   Зорки и бдительны Родины хранители.
   Из рядовых в командиры выходят.    Спёрто. По-русски: из рядовичей в атаманы выходят.
   Изучай военное дело, будешь врагов бить смело.
   Изучай умело военное дело.
   Или умру героем, или вернусь героем.
   Каждый полк выполняет перед Родиной долг.
   Какую фашист яму копал – туда и попал.
   Кипит суп – котелок друг, стук-бряк – котелок враг.
   Когда бы все были равны, на свете не было б войны.    Острая вещица! Все войны «на свете» развязывают евреи, так как они всех «равнее».
   Коли мало штыка, так дадим приклада.
   Коль у пушки стал, бей врага наповал.
   Коль хорош солдат в наряде, будет толк и на параде.
   Командир без воли, что птица без крыльев.
   Командиром рота крепка, без командира солдат – сирота.
   Кому мир недорог, тот сам и ворог.
   Кому Родина дорога, тот бьёт без промаха врага.
   Кончились сроки фашистской сороки: на Москву летела, под Москвой околела.    Это что за птица такая?
   Который воин не трусит, тот скорее победит.
   Красна брань дракой.    Брань – это и есть драка, битва.
   Красна пава опереньем, а солдат – отвагой и уменьем.    Пава серенькая, павлин красён.
   Кто в бою вял, тот и голову потерял.
   Кто в бою не бывал, тот и храбрости не испытал.
   Кто в огонь ходит, того и смерть обходит.
   Кто военную тайну разглашает, тот присягу нарушает.    А Волга впадает и впадает…
   Кто в опасности спокоен, тот славы достоин.
   Кто воюет браво, тому и слава.
   Кто воюет, кто горюет, а кто и ворует.    Это про вас.
   Кто вперёд идёт, того страх не берёт.
   Кто в победе не сомневается, тот смело сражается.
   Кто к нам метит, тот смерть у нас встретит.
   Кто крепко держится, тот побеждает.
   Кто мечтает о победе, тот не думает о смерти.
   Кто много болтает – врагу помогает.
   Кто назад бежит, тот честью не дорожит.    Прям гении: все случаи жизни учитывают.
   Кто нахально наступает, тот многим досаждает.
   Кто развязывает войны, те презрения достойны.    Презрением вас не проймёшь.
   Кто с врагом пьёт и гуляет, того земля не принимает.
   Кто смерти не несёт врагу, тот перед Родиной в долгу.
   Кто с мечом к нам войдёт (?), от меча и погибнет.
   Кто смышлён да хитёр, тот противнику нос утёр.
   Кто сражается на славу, тот патриот по праву.
   Кто умело бьётся, победителем остаётся.
   Кто хорошо бьётся, тому и победа достаётся.
   Кто хочет воевать, тому причин к войне не занимать.
   Кто храбр на войне, тот близок к победе.
   Кто храбро врага бьёт, в том слава не умрёт.
   Кто храбро сражается, тот к победе приближается.
   Легко про воина слушать, да страшно его видеть.    И это русский человек писал? Списывают, как и для Библии своей, а ума нет. Русские говорят: легко про войну слушать, да тяжело (страшно) её видеть. Списать, и то не в состоянии, а поучают, поучают.
   Лучшая примерность – службе верность.
   Лучше в борьбе умереть, чем век терпеть.
   Лучше в бою умереть, чем в плену тлеть.
   Лучше погибнуть да победить, чем живым, но битым быть.
   Лучше рана на мне, чем позор в семье.
   Лучше смерть, нежели иноземное иго.
   Лучше смерть, чем плен.
   Лучше умереть в поле, чем в фашистской неволе.
   Лучше умереть с пулей в груди, чем сбежать позорно.
   Мало отвагу иметь, надо сражаться уметь.
   Мало победы ждать – надо победу взять.
   Мгновение даёт победу.    Характерно, что у этих мыслителей нет ничего конкретного; так, общие вскрики, не говоря об обращении, например, по родам войск, так как они в них не разбираются. Как видно, им что разведчик, что часовой – разницы никакой.
   М ы   знаем, что захватчика с землёй сравняем.
   На винтовку нечего пенять, коли сам не умеешь стрелять.
   На врага злого винтовка всегда готова.
   На всякую гадину есть рогатина.
   На героя и слава бежит.
   Н а д о  в оба глядеть, чтоб врага разглядеть.
   Н а д о  всем знать, как врага распознать.
   На командира надейся, но и сам смекай, где берег, где край.
   На марше, в блиндаже, в палатке держи оружие в порядке.    Назначили лису воеводой в лесу, – пера много, а птицы нет. Так и у этих мыслителей.
   Нападай там, где враг не ждёт.
   Напуганный враг – побеждённый враг.
   На того народ не обижается, кто хорошо сражается.
   Находчивость в бою – великая сила.
   Находчивость – великая сила, от неё врагу могила.
   Н а ш а   грозная сила – фашистам могила.
   Н а ш а   правда врагам глаза колет.
   Наша рота – сто два патриота.    Названо, наконец, количество еврейских гениев, уклонившихся от участия в войне и изобретавших русскую народную мудрость на все случаи.
   Н а ш а   сила фашистов подкосила.
   Н а ш   народ – герой, ходит на врага стеной.
   Наш обет – защищать в бою Совет.   В кабинете.
   Н а ш   пулемёт врагу пощады не даёт.
   Не бойся смерти, бойся поражения.
   Не верь судьбе, спасение – в борьбе.
   Не так уж страшно воевать, как любят трусы малевать.
   Не та пуля страшна, что летит, а та, что в дуле сидит.    Из предела тупости.
   Не тот смел, кто за семерых съел, а тот смел, кто убил врагов сорок семь.    Ну, знаете, это уже неприкрытая символика. Прилепили сюда еврейский плясовой «гимн» «Семь сорок».
   Не хвались на словах, покажи себя в боях.
   Оружием овладеешь – врага одолеешь.
   Оружие – сила бойца, используй его до конца.
   Осторожность – первая похвала для воина.
   От гвардейской хватки фашисты кажут пятки.
   Оттачивай сметку свою, она пригодится в бою.
   Партизана к столу, а предателя к столбу.
   Побеждает тот, кто смело в бой идёт.
   Помни присягу свою: будь стойким в бою.
   По оружию видно, кому товарищей стыдно.
   При храбром начальнике и трус храбреет.
   Пуганый боец и от козы бежит.
   Пуля в того метит, кто боится.
   Пуля – что пчела: побежишь – ужалит.
   Разведчику нужна сноровка, увёртка, храбрость, маскировка.
   Родина для нас дороже глаз.
   Самая лучшая (?) смерть – смерть на поле боя.
   Служи так народу, чтобы за него в огонь и в воду.
   Смекнёшь да схитришь – врага победишь.
   Смелого пуля облетит, смелый и мину перехитрит.
   Смерть бежит от штыка храброго.
   Сметлив боец – врагу конец.
   Снайпер прищурился – враг окачурился.    Орфография источника.
   Снайперский счёт врага сечёт.
   Солдат без храбрости, что соловей без песни.
   Стойкий боец для врага неприступен.
   Стойкий солдат не знает слова «назад».
   Того и земля ругает, кто врагу помогает.
   Тому, кто не верен чести, смерть на месте.
   Тот побеждает, кто смерть презирает.
   Трус домой не воротится – от него и мать отворотится.
   Убил противника в схватке – и всё в порядке.
   Умей своей хитростью из врага душу вытрясти.
   Умелый, храбрый и стойкий владеет победой.    Кто спорит? Но какая же это пословица?
   Умирать, так умирать по-гвардейски.
   У пехоты обычай такой: портянки высушил – и в бой.    Не смейтесь. Плакать надо.
   У сметливого солдата и рукавица – граната.
   У храброго в обычае нет с поля битвы идти без победы.    Побед, если жаждете рифмы.
   Хитрость и сметка бьют метко.
   Хитрость на войне нужна вдвойне.
   Хитрость не дурость, второй ум в голове.    Русские говорят: хитрость – это ум без добра.
   Ходит ходко пушка-самоходка.    Эх, вы, чуковские и маяковские!
   Хорошо быть храбрым, но надо быть и осторожным.    Страна советов, куда денешься.
   Храброго бойца дзот не остановит.    И непременно надо закрыть амбразуру грудью! Как же иначе поступать герою? Но если уж добрался до дзота, может, попробовать гранатой, а?
   Храброму длинная шпага не нужна.    Гласит теоретическая еврейская «пословица».
   Храброму смерть не страшна.
   Храброму солдату никакой обход не страшен.    Вероятно, окружение.
   Храбрость бережёт бойца.
   Чтобы врага бить, надо силы крепить.
   Чтобы успешно воевать, надо много знать.    И т.д., и т.п., и т.м.
   Шпиона пропустил – победу упустил.
   Шпион вьётся, а всё-таки кончик найдётся.
   Шпион слова подхватывает да на ус наматывает.
   Шумом и стуком неприятеля не удивишь.    В пику всей этой блудоте: на месте не стоять, назад не отступать, чтоб не прослыть трусами; сего не водится меж русскими полками, – писал великий Державин. У евреев Державиных (по сути, не по фамилии!) нет, вот и тужатся.

   Больная тема у них – окопы. Наверно, потому, что нехудо окопались сами. «Стиль» тот же.
   В землю зароешься – от беды укроешься.
   В землю заройся – бомбы не бойся.
   Враги близко – вройся глубоко; окоп мелкий – смерть недалеко.
   Ко всему готовым будь – окопаться не забудь.
   Кто не окопается, тот пуль нахватается.
   Кто окопаться поленился, смотришь – жизнью поплатился.
   Любишь рыть, будешь жить.
   Не стой, как поп, а залезай в окоп.
   Окопавшийся боец втрое сильнее.
   Окоп отрывать – не чаёк попивать.
   Окоп – твоя крепость.    Квинтэссенция! Ну-ка, вынь его, окопавшегося, из ямы-синекуры!

   Русский человек, по сути, не злой. Поэтому когда зло на «ниве зла» начинает преобладать, он реагирует, но запоздало и, понятно, проигрывает. Весь этот ужасный мусор давно присутствует в сборниках, но на него редко обращают должное внимание. В сборниках русских пословиц и поговорок помещено множество еврейских провокаций. Вот некоторые из них.

   Дружба народов увеличивает их силу.    Никакой «дружбы народов» не существовало, не существует и быть не может. Этот еврейский вымысел, точнее, замысел, является химерой.

   Если дружба велика – будет Родина крепка.    Спросите у русских  людей, которых «друзья» убивали или гнали из республик во времена «пляски суверенитетов». А ныне они видят тьму иммигрантов, заполонивших Россию? Да это же унижение, одно из многих! Прикажете «российскому» народу дружить с ними, зная это и помня об их зверствах? Много ли народов на Земле, которые относятся к нам хотя бы нейтрально? Разве что сербы да белорусы. И всё! А славян разделило христианство: чехи, поляки, хорваты – католики, сомнительные славяне албанцы – в основном, мусульмане, отуреченные болгары вообще не понять кто. И все эти «братья» воевали против нас в 1941-1945 годах!

   Народная дружба и братство дороже всякого богатства.

   Народы нашей страны дружбой сильны.

   Наши народы – одного кремня искры.    Очень поэтично, но также ложно. А вот ещё тема:

   В ком есть страх, в том есть бог.

   За добро добром не платят.    Это не по-русски.

   Злом за зло не плати.

   Зло побеждай добром.    Эти высказывания, точнее, русские пословицы и поговорки, взяты составителями из Библии, чуждой нам мифологии чуждого нам племени, и направлены на смирение перед врагом, чтобы ему сподручнее было нас копытить.

   Дуб – дерево хорошее, да плоды его только свиньям годны.    Дуб – священное дерево славян, тех, кого Библия называет псами, свиньями и т.д. Под плодами подразумеваются не жёлуди, а мировоззрение, которое библейским племенем регулярно и повсеместно охаивается, дабы внедрить «свиньям» свою идеологию. Вот такие русские поговорки впихивают в русские сборники пословиц и поговорок. Иногда обширная статья, а то и целая книга, публикуется только ради одного или нескольких высказываний, как правило, провокационных.

   На то и 1 января, чтобы год начинался.    Давление на уровне подсознания.

   Январю-батюшке – морозы, февралю – метели.    Про дату 1 января написано выше. А все нынешние названия месяцев чужеродны, в том числе и январь. Какой же он нам батюшка?

   Счастье не в воле, а в доле.    Подход «чисто» еврейский. Счастье в колбасе, должно быть.

   Неволя только крушит, а воля человека губит.    У русских: не будет воли, не будет и доли. Напоследок ещё несколько еврейских перлов из тех же сборников:

   Без газеты, как без солнца, и днём темны оконца.

   Без жены, что без шпаги.

   Без шпаги, что без жены.

   Без шпаги, что без шапки.    Дались им эти шпаги.

   Всегда отец веселится, когда хороший сын родится.

   Выпил на грош, а на рубль – дебош.

   Глазу верь, а прибором проверь.

   Говорит, что дипломат, да дела не идут на лад.

   Два волка в одной берлоге не живут и одну кость не грызут.    Непрошеные учителя не ведают, что у волка логово, а берлога – у медведя. Бер – по-русски медведь. Славянское  слово «берло», в переводе с русского языка на русский, – логово бера, медведя. Отсюда, например, название славянского города Берлин, на гербе которого, кстати, изображён медведь. А одну кость два зверя никогда не грызут, иначе – война.  И для чего  вообще всунуто в сборник это высказывание? Лишний раз показать свою некомпетентность, невежество, незнание русского языка, глупость, наконец? Так это и без того известно.

   Жить в Крыму, что суме в дыму.    Как постичь сию глубокую мудрость?

   За попом – та же княгиня.    Правильно: за попом, так не княгиня. Обретается смысл.

   Затосковал, что глухарь.    Учителя уверены, что тупые русские пропустили букву «с».

   Злобный мужик всем не дюж.    По-русски: злой муж всем не дюж.

   Кривое окно и фасад портит.    А как «фасад» по-русски? Или «дебош»?

   Кроил кафтан, а сшил чемодан.

   Кто верит примете, трудно тому жить на свете.    И опять внедрение нерусской сути.

   Кто в молодости много спит, тот в жизни просвистит.

   Кто в парче, кто в кашне, а мы в холсту на том же мосту.    Есть русская поговорка: кто в камке, кто в парче, а мы в холсту на том же мосту. Надо ж сообразить влепить сюда кашне!

   Не татарин выскочил, не голову снял.    Наскочил; татары наскакивали. В русских поговорках татары странным образом «заменили» хазар, бандитов-упырей иудейского исповедания.

   Птицу можно узнать по её песне.    Чужая размазня. По-русски: птицу по песне узнают.

   Пустая мошна никому не страшна.    Кто бы писал!


   Русская сущность отвергает чуждые, уродливые проявления. Но может быть, глубина чужеродной мудрости нам недоступна, и мы не в состоянии постичь, что таки авантажнее бранить чистый источник, а хвалить грязную лужу?


   2014 год.