Так случилось, что не познала Мария Ивановна мужчину, и только тогда, когда морщины сделали ее лицо таким, что не понятно стало – красивой она была или некрасивой, стал за ней ухаживать один занятный старичок.
Бывало замахнет рюмашку, посмотрит на нее масляными глазками и скажет:
- Ради бога, дорогуша, сжальтесь. Позвольте в губоньки хоть один поцелуешко.
Она ему:
- Вы опять за свое, голубчик. Нет, не просите Иван Иванович. Не близкие мы еще люди. Я должна привыкнуть к вам. И не торопите меня.
А он плечами поведет, тряхнет перхотью и задорно засмеется.
Идут они по парку. Он выступит вперед, станет у нее на дороге и говорит:
- Во имя этой осени, красоты, торжества любви и жизни, позвольте в ваши губы впиться.
Мария Ивановна остановится, покачает головой и скажет:
- Не мучьте меня, не искушайте… Даже в щечку не разрешаю вам, озорник. Не стали мы еще близкими, и воспитана я по-старому.
Сидят в театре. Он на сцену не смотрит, а на нее косится, да ее руку в свою ладонь берет. Она мягко отстранит свою руку и смотрит на него умоляющими глазами.
А потом он заболел, стал валиться, пока не свалился окончательно. Лежал в беспамятстве три дня. Думали, что помрет, но оклемался и стал даже регулярно ходить, но пока только под себя.
- Утку из-под вас надо снять, да помыть вас, Иван Иванович, - озабоченно говорила Мария Ивановна.
- Неловко, право, голубушка, - тихим голосом говорил Иван Иванович. – Не близкие мы еще люди…
2014