Ленинград. Январь. Ночь.
Мороз, всё заснежено. Ветер метёт позёмку, бросает в лицо мелкие колючие снежинки. По улице идёт трамвай. Его окна в морозных узорах слегка освещены бледным светом. Я захожу в трамвай. В трамвае по-домашнему уютно и тепло. Сажусь на свободное место у окна. Чувствую себя одиноким и никому не нужным. Трамвай, постукивая колесами по рельсам, медленно движется по слабо освещённым замёрзшим улицам. В трамвай заходит и садится рядом со мной молодая женщина. Мне сладко моё одиночество. Чувствую, что рядом со мной молодая обаятельная женщина, но я не в силах оторваться от сладкого напитка моего одиночества и, хотя бы, заглянуть в глаза моей попутчицы. Одиночество выталкивает из меня строки моего нового стихотворения и я, не надеясь на память, достаю ручку и записываю его в небольшой блокнот:
В вечернем отблеске огней,
среди осеннего ненастья
стояли розы на окне;
мне розы обещали счастье.
Свет фонарей в промокшей мгле
и отраженье света в лужах...
Они сказали, что я нужен
ещё кому-то на земле.
Моя попутчица, как бы случайно, читает эти строки. Мне приятно её внимание, но я лелею моё одиночество. Молодая женщина рядом со мной. Я, не глядя в её лицо, чувствую, что она красива. Красива и телом и душой, но я не хочу произносить пустые напрасные слова и разрушать праздник моего одиночества.
Трамвай останавливается у Финляндского вокзала. Я выхожу из трамвая; на этой остановке мне надо выходить. Медленно иду к вокзалу. Мне незачем, некуда и не к кому спешить. Моя попутчица обгоняет меня и оглядывается. В её красивом лице грусть и ожидание.
Бесчувственный чурбан, в чём дело? Почему ответное равнодушие? Девушка оглядывается ещё несколько раз и исчезает в снежной мгле. Бывают расставания без встречи.
Ветер метёт позёмку и бросает в лицо мелкие колючие снежинки. Кто-то сказал, что в каждом расставании есть привкус смерти. Настроение отражается в строках стихотворения «У ФИНЛЯНДСКОГО ВОКЗАЛА»:
Клубились сумрачные тучи,
надёжно спрятав солнца луч,
и ветер выл, и снег колючий
бросал в лицо с небесных круч.
И волны невские метались
в гранитных серых берегах,
И чайки на волнах качались,
и правил Миром тайный страх.
Бил колокол часов на башне,
заполонив эфира круг,
и был суровым вождь вчерашний,
и жутким был мятежный дух.
Отмечен вечности печатью,
величественно нем и глух,
благословенье и проклятье
не принимал мятежный дух.
И такое настроение иногда имеет право на существование.
Осознание потери приходит позже, когда что-то изменить уже невозможно.