«Я никогда не осуждал женщин, которые хотят хорошей жизни, я лишь не понимал мужчин,
которые жалуются, что женщинам нужны только деньги… А сами ведь смотрят на ухоженных,
в красивых платьях, с длинными волосами, от которых приятно пахнет парфюмом
и на руках которых аккуратный маникюр… Говорят, красота требует жертв… Чушь!
Красота требует денег!»
Карл Лагерфельд (известный модельер и фотограф, не имеет семьи).
Если кого он и брался судить, а тем более осуждать, так это себя. Но более всего он избегал судить женщин. Чаще он, если и высказывал, свое отношение к женщинам, то это был - восторг. И реже всего это был восторг от их внешности и красоты, а чаще всего тем, как они созданы в сравнении с ним, с мужчиной.
Его отношение к женщинам заключалось в основном в отношениях с ними, а так отношения эти были изысканно избирательны и немногочисленны, то и высказываться о них он не имел морального права и более всего в своих суждениях и оценках.
Чаще он доверялся мнению тех, кто был признан профессионалам в познании женщины и в тех вопросах, какие их волнуют или могли бы взволновать. И часто разочаровывался в том, как те судят о предмете своего профессионального интереса.
Будучи рожден мужчиной, он исповедовал именно эту ориентацию, а потому, не мог не интересоваться всем тем, что красило и украшало любую женщину. Вот почему часто ноги женщины вызывали в нем интерес, хотя он был чисто любительским, даже без претензий на потребительский. Этот интерес был более похож на интерес ценителя прекрасного в том естественном и реальном мире, который его окружал.
Возможно, такое отношение к женским красотам и вызвало в нем желание изучить суждения такого знатока женщины, как основателя главного дома, где рождается все то, что затем считается модным последние несколько десятков лет. И вот что он «зачерпнул» , окунув руки в поток электронной информации:
Тело всегда должно быть совершенным.
Никому не нужны «натуральные» женщины.
Когда ты начнешь критиковать время, в котором живешь, значит, твое время вышло.
Если бы я родился русской женщиной, то стал бы лесбиянкой.
Проституция - занятие не из самых веселых, но людям нужно как-то расслабиться,
иначе они станут убийцами.
Не жертвуйте собой слишком сильно, в этом случае у вас ничего не останется, чтобы это что-то отдать.
Что я ненавижу, так это неухоженных и неприятных людей.
Некоторые вещи, которые раньше казались незначительными, приобретают важность через много лет.
Любой мужчина, которому за сорок, выглядит вульгарно, когда говорит о сексе.
Люди переоценивают значение плотских утех в жизни. Процесс, который порой растягивается на часы,
можно быстренько закончить за считанные минуты и заниматься более полезными делами.
Секс — кратковременное явление, любовь же может длиться вечно. Я не люблю спать с людьми,
к которым испытываю чувства. Для удовлетворения этих потребностей есть эскорт-службы.
Многое из того, что он познал, вникая в самые популярные суждения Карла, его либо не удивило, либо не заинтриговало, либо он не смог согласиться с таким подходом к тому, что его интересовало. Но и в том не было ничего странного для мужчины – холостяка, который родился в год триумфа фашизма в его родине и всю свою жизнь посвятил облагораживанию женщин и удовлетворению их основной потребности – нравиться всем мужчинам, причем – нравится везде и всегда. Трудное рождение для нелегкой миссии! Да и возраст требует снисхождение и уважения…
И все же несколько мыслей эксперта женской моды вызвало в нем внутренний протест.
Еще десять лет назад, когда Влад только знакомился с возможностью общения через социальные сети, он допустил оплошность, за которую ему стыдно и теперь. Тогда он забавы ради начал виртуальный флирт и молодой женщиной, чье фото в анкете знакомств украшали стройные ноги, которые опирались на ограду набережной реки Москвы. Хотя он и не мог тогда знать, что то фото было единственное, что могло доказать, что стройные ноги удивительной красоты у женщины все же были.
Теперь, когда Влад видит в новостях про зону конфликта - сотни искалеченных людей разного пола и возраста, то та старая оплошность уже не столь больно сжимает его сердце, которое уже начинает привыкать к виду молодых тел без конечностей. Привычка – вот единственное спасение разума от того ужаса и безумия, которое рождает в нем несправедливость того времени, когда первыми страдают от войны самые молодые, красивые и здоровые люди. И самое ужасное для него теперь, это понимание, что он живет сейчас в этом времени и ничего происходящего в нем изменить не в состоянии.
А старый модельер, хоть и с мировым признанием, смеет утверждать, что тело должно быть совершенно, а сама натуральность женщины не является предметом для восхищения и такая ее красота теперь уж никому не нужна! Тогда что можно сказать о красоте 19 летнего парня без обеих ног выше колена? Как ему жить далее и искать свое счастье на протезах без той натуральной красоты его тела, которой он лишился несколько месяцев назад, выполняя свой священный долг перед всеми женщинами и перед Владом в том числе?
А может ему нужно тоже стать лесбиянкой, а Владу признать свою никчемную старость, из-за которой он не смог стать вместо юноши и самому выполнить его и свой долг? Получается, что его, Влада время вышло лишь потому, что старый Карл, рожденный вместе с фашизмом, утверждает, что его критика происходящего из-за зла сегодняшнего дня вызвана тем, что просто время все вышло? Ну - уж нет! С таким Влад согласиться не мог точно также как и с тем, что нет прочной связи между плотскими утехами (сексом) и любовью…
Влад успел познать жизнь и все то, что ее украшает. А потому был готов все это без конца жертвовать тем, кто покинул этот мир, так и не узнав всего этого ни в совокупности, ни в разделении. Эти сотни молодых жизней завершились, так и не начав свое познание ее – жизни!
Успел Влад познать и смерть - свою и близких. Знание это было тягостным для его разума, но полезное для души. Удивительно, но он став сам на грань двух миров и увидев путь в мир иной, не прошел через переоценку ценностей в своей жизни подобно тем, какие переживал каждый раз, прощаясь с жизнью близких ему людей. Чужой опыт подобного испытания для него лично не нашел подтверждения.
Да он, подобно иным людям, тоже видел ослепительный белый свет и сам тот тунель, паря в котором имел шанс уйти в мир вечного. А вернувшись назад, в свой мир реальный и живой, не испытал потрясения от увиденного. Да и само событие для него прошло как-то не заметно.
Возможно так с ним случилось потому, что он уже прожил это потрясение и не раз ранее, но со стороны, наблюдая и переживая уход жизни из других, очень дорогих и близких ему людей.
А уже пройдя с их помощью путь потрясения от утраченных вех и приоритетов в жизни, когда теряешь те точки опоры, которые вкладывают смысл во все, что определяет смысл этой жизни, он научился находить себе новые и новые цели, чтобы таким образом возрождать время от времени в себе желание жить и жить дальше.
Прощаясь с матерью и ее поколением, Влад не мог принять для себя опыт того, как вступить и прожить свою старость. Как и все дети, он убеждал себя и родителей, что его жизнь обязательно будет иной, чем у них. Максимализм молодости в чем-то был оправдан, и это отчасти доказывала его прожитая уже жизнь, которая не могла быть одинакова с жизнью его матери, которая жила в иную эпоху и в иных условиях, чем жил он.
И все же, проживая день за днем, он все более и более находил в своей жизни общие с теми сложностями и разочарованиями, какие переживала не так давно его мать. Каждый новый день его жизни зрелового мужчины на границе перехода в пору "золотой осени" дарил ему понимание тех истин, что он отвергал ранее, слыша из уст своей мамы.
Личная жизнь большей своей частью погружена в тайну, а та ее часть, что открыта любопытному взгляду либо внезапно освещается в таинственной мгле вспышкой чужого интереса чаще приносит разочарование всем тем, кто ее познает или обладает. Очень и очень редко тайны чужой личной жизни приносят радость и удовлетворение. Лишь неадекватные люди испытывают зуд, познавая эти секреты. Есть и такие, кто свой нездоровый интерес превращают в прибыльноле дело. Таких много, но не более тех людей, чьи подробности жизни вызывают интерес публики. Такие люди, собственно, и сами делают выбор - открыть свою жизнь для просмотра и изучения толпы, чтобы стать публичными и в том иметь свою корысть.
И все же, это скорее исключение, нежели правило. Обычные люди бегут и прячуться от публичности, желая сохранить свои главные чувства, эмоции и переживания в себе, а если и открыть их, то только одному, тщательно проверенному человеку. И даже на этот шаг в своей жизни готовы идти не все, проживая ее, подобно улитке в себе самом даже, если жизнь эта протекает на виду у большого количества людей.
В том для большинства людей нет ничего непривычного или странного. Это норма их жизни. Удивиться можно лишь тогда, когда на минуту забудешь что ты член человеческой стаи. Для волка, если себя им представить на минуту, очень странно наблюдать за огромной стаей людей, где даже паруясь и продолжая свой род, каждая особь в стае из численностью во много тысяч особей, тщательно скрывает и охраняет тайну личной жизни от всех остальных. Человек самые ценные и дорогие успехи и достижения своей души не открывает даже самым близким людям. Странно это волку, но отнюдь не человеку, суть которого куда тоньше, хитрее и подлее устроена в сравнении с любым иным животным, большинство которых, возможно, счастлива в жизни лишь потому, что не ведает душевных радостей и мук. Как знать, может имеено в этом отличии и заключено главное превосходство человека в животном мире?!
Влад лишь мог для себя заметить подобную странность в поведении человека, как живого существа, но не владел возможностью даже себе объяснить необходимость и значение ее для человечества в целом, для животного мира его планеты. И это его совсем не огорчало точно также, как сама эта странная особенность оставалась незамеченной всеми остальными людьми планеты, предпочитающих разглядывать себя в зеркало снаружи и совсем не заглядывать внутрь себя.
И это странно. Очень странно и глупо! Ведь большинство проблем своей внешности люди уже научились решать, додумавшись усилия объединить, чтобы сообща менять себе фигуры, лица и волосяной покров как по цвету, так и по плотности. Со своей душой все люди остались и поныне столь же беспомощны, как и их неразумные дети.
Когда накануне вечером дома раздался тот телефонный звонок, Влад почувствовал раздражение и даже легкий страх. Он давно привык к молчаливости телефонов в его доме и к тишине, порой даже гнетущей настолько, что даже постоянный уличный шум не мог его всерьез нарушить. Он и жена приучили себя уже очень давно спасаться от тишины звуком телевизора. Влад не претендовал в этом вопросе на первенство изобретателя. Он давно смирился с реальностью и отдал себя во власть алчного ТВ, от которого спасение обрести ему было уже не суждено. Как не суждено было обрести покой после изобретения мобильной связи. Осталось лишь уныло ностальгировать по давно ушедшим временам, когда ТВ имело скучных и однообразных три канала вещания, а телефоны были распостранены по редким квартирам, почтовым узлам связи и уличным автоматам.
Последние годы в жизни Влада преобладало однообразие и стабильность, крайне редко нарушаемое событиями. События эти имели обыкновение проявляться телефонными звонками и чаще ничего радостного не сулили своими переменами. Так в его жизнь прокрался страх перед звонками по телефону. Страх этот усилился после легкого адюльтера, на который Влад решился в первый и последний раз, успев лишь за один раз в полной мере испытать все приобретения и потери от подобного шага.
И хоть решился он на этот шаг более из-за однообразия в своей жизни и желания изведать непознанный им запретный плод, нежели для удовлетворения бушующих страстей, постигшее его разочарование от последствий измены породило новый страх. Телефон был ключевым элементом в том тотальном контроле, которому отныне Влад был подвергнут более двух лет.
Но в тот раз телефон, подобно колоколу на колокольне, звонил не по его заблудшую некогда душу. Был внезапно объявлен сбор. Не пожарных и не заблудших женщин, а обычных однокласников. А так как класс был не Влада, а его жены, то страх перед грядущими объяснениями о тех событиях, которые большей частью виртуально проходили в той же самой голове, к которой был обращен призыв, то страх улетучился так и не успев материализоваться в неприятность.
Весь вечер был посвящен сомнению - внять призыву или нет?! Утро следующего воскресного дня семья Влада посвятила заботе о внешнем виде бывшей выпускницы. И как всегда в этой суете и беспокойстве никто не пробовал смотреть в душу, и уж точно в ту, что находится внутри другого человека, пусть даже сама жизнь твоя зависит от него. И в том вновь не было ничего необычного.
Впрочем нет! Необычное все же было. Пусть не для всех, а только для самого Влада, но было же! Он глубоко чувствовал и переживал свою зависимость. И это уже был не телефон и не телевизор. Это была зависимость от отношений. Отношений с самым близким и дорогим ему человеком. Зависимость от отношений с человеком, который был и остался ЕДИНСТВЕННЫМ таким для Влада. Разве не удивительно?
"Не могу жить без него", "хочу расстаться, но не могу", " расстаюсь, а потом возвращаюсь зачем-то", "мне никто так не сможет быть близок, как он" - это зависимость, и в том нет сомнений. И это точно не наркотик или алкоголь! Это зависимость от человека, а точнее - от отношений с человеком. И у Влада это была старая зависимость. Зависимость эта была на десять леть моложе года выпуска учеников класса, на который прозвучал сбор.
Последний раз вместе после выпуска они собирались в другом веке, в другом государстве, в другом политическом строе, но в том же здании школы, куда их теперь, видимо, уже никогда не пустит охрана тех родилей, что сегодня здесь учат своих детей. А дети выпускников уже давно закончили свои школы в другом месте. И живут они давно не в этих, теперь элитных кварталах. А потому и внуки будут учиться не в этой школе, а где-то в другой, где не стоит на кованных воротах военизированная нанятая сотоятельными родителями охрана.
Когда душа Влада начинала болеть сильнее, ранимая зависимостью, он искал спасение от боли у других, кто считал себя профессионалом в таких вопросах. От них он узнал, что отношения между даже близкими людьми могут содержать в себе странные вещи. Манипуляции, эмоциональное насилие, контроль, обмен сферами ответственности, борьба за власть...
Каждый раз он удивлялся, когда находил что-то подобное в чужих описаниях отношений, очень похожих на его, а значит все это есть и в его отношениях? Как странно! Не менее странно, чем часовые на воротах твоей старой школы?! Хотя эта странность уже не удиляет. К ней Влад привык или смирился. Какая разница? Эта странность его уже не удивляет.
Как например, может удивить то, что он зависим от своей же привязанности к человеку, который бится и теперь будет бояться ему верить всегда. Прошло долгих два года, пока Влад понял, удивился и принял этот факт, хотя в момент, когда он понял это, то не захотел этому верить!
Точно также, как не хотела ему верить жена, что встречу с одноклассниками нельзя пропускать! И уж совсем неважно: в чем пойдет на встречу жена и как будет выглядеть ее лицо и прическа. Жена не хотела верить в то, что он уже знал точно: это последняя встреча ее с классом и больше они уже не смогут собраться! И причин тому много, но факт остется только один - больше встреч у этого класса не будет!
И вот почему нужно идти обязательно, чтобы потом не жалеть всегда! И разве важно, каким будет на тебе в этот последний раз платье - оценку этому у ребят из твоего класаса ты никогда уже не узнаешь, как не узнают все те, кто не дошел до этой последней в их жизни встречи.
Дюжина. Столько их собралось в уютном кафе тем вечером. Все мужчины признали ее самой красивой среди собравшихся. А потом они пустили тост по кругу, чтобы каждый рассказ о своей жизни и о тех однокласниках, кого он встречал за прошедшие четыре десятка лет с момента их последней встречи. Их души наполнялись теплом и грустью от тоста к тосту.
Дюжина. Столько они насчитали после первого круга. И столько уже точно никогда не сядет с ними за стол. Теперь их можно за столом только всполмнить и помянуть. Собравшиеся так и сделали Помянули свою дюжину. Потом Сотню Небесную. Потом мальчиков, который унес этот год на войне, от которой их так пробовали уберечь их мамы и папы, когда повели полвека назад первый раз в школу, куда нет дороги ни им - ни детям, ни детям их детей...
А потом, он ждал ее и переживал, что ее так поздно нет. Полночи и все воскресенье она с восторгом ему рассказывала, как было здорово на той встрече, куда он уговорил ее пойти. А Влад был искренне рад в те минуты своей зависимости и тому, что их отношения скрипучи и ранимы, но живут так долго, как долго не живут и школы, и страны и ученики. И еще о том, что пусть это будет его зависимостью - он готов и дальше жить с ней, хоть это не так легко порой, как как легко его душе сегодня.
Уже вечером, весь день пробродив по аллеям, полным до краев золотыми листьми осени, они любовались закатом, рекой, видом города и резвостью молодого пса, что вытянул на удивительную воскресную прогулку.
Тем вечером на закате они удивились вновь. Маршрут их прогулки по склонам холмов родного города оказался новым для обоих за те полвека, что каждый из них здесь прожил. Пес же уливился тому, отчего и зачем это понадобилось его хозяину и хозяйке стоять так долго у кромки воды, чтобы всего лишь разглядеть красный круг осеннего солнца за силуэтом города.