Начался третий день моих страстей по Ольшанскому замку. С утра, слава богу, никаких некрологов больше не висело и в больницу никого не увозили. Что до меня, то за эти два сумасшедших дня я успела, кажется, сродниться с призрачной ручкой, и меня она как-то уже и не пугала. Куда больше напрягало бессменное присутствие Садовникова в моей аппаратной, но это являлось обстоятельством непреодолимой силы и обсуждению не подлежало. Вот и сейчас, не успела я переступить порог, а Сашка уже приветствовал меня поднятым стаканом. От стакана шёл дымок - к моему изумлению, там оказался кофе. Сашка был весьма бодр, хотя чёрные круги под глазами ясно давали понять, что ночка у него выдалась неспокойная. Может, призраки снились, а может, очаровывал кого-то из наших барышень. Романы вне телеканала Садовников не признавал.
- Салют героям монтажа! - весело сказал он, отпивая глоток кофе. - Кофе хочешь? Я по дороге в "Кофе-Хауз" завернул, взял два двойных эспрессо. Сахар по вкусу.
- Спасибо, - Кофе сейчас был очень кстати, - а что ты такой счастливый с утра? Кого-то соблазнил или снова вывел Шинникова?
- Почти, - Садовников кинул мне флешку, - наши доблестные графисты нарисовали нам шапку и титры. Я в твоей технике ничего не понимаю, так что это ты давай сама. После кофе, конечно.
- Ой, что-то мне не верится, что тебя так обрадовали титры. Колись, что ещё?
- Ну что вы, женщины, за люди? Ничего-то в секрете не сохранишь...
- Давай-давай, выкладывай.
Сашка полез куда-то в сумку и достал тридцатиминутную кассету Betacam.*
- Из Гостелерадиофонда, - сообщил он, - сам лично Переведенцев проконтролировал.
- Да ну? - я схватила кассету. - Ни фига себе. Это через Шинникова?
- Через Переведенцева, говорю же тебе. Нет-нет, я свои карты никому не открываю. А то Шинников узнает, его удар хватит, что я через его голову перелез. В два часа отнесу в перегонку.
- А что там?
- Какой-то документальный фильм то ли семидесятых, то ли восьмидесятых годов, Беларусьфильм вроде бы. Точнее, студия документального кино "Летопись" от того же Беларусьфильма. Цветной, но если надо, переведём в ч/б или сепию. Да это неважно, главное, что хроника у нас в зубах. Но пока не оцифровали, давай глянем графику.
Мы сели со стаканами кофе к компьютеру. На Сашкиной флешке были начальная шапка, титры и барабан с копирайтом. Шапка и титры нам понравились: готичненько так, в полумраке замок из целого и красивого постепенно превращался в руины, и всё это в 3D. Могут ведь, когда хотят. По титрам пробегали сполохи. Вдоволь насмотревшись, мы приступили к барабану.
Барабан тоже был неплох, замок медленно уплывал в мрачные серо-фиолетовые тучи и выплывал значок копирайта. Как только значок полностью становился виден, над ним возникала тщательно прорисованная уже знакомая нам девичья ручка и изящно махала на прощание. Нас как-то дёрнуло, пришлось пересмотреть барабан раза три, чтобы убедиться, что на этот раз всё чисто. Рука была очень хорошо нарисована в Визарте. Сашка просто цвёл.
- Видала, а? За полтора суток нарисовали! Всё ведь умеют, просто ленятся. Копирайт шикарный, мне и в голову такой ход не пришёл. Позвоню им, поблагодарю.
Я немного удивилась, благодарность и Садовников для меня всегда были вещами несовместными, но, видимо, всё меняется. Может быть, вся эта история на него подействовала крайне благотворно. Вполне вероятно. Что для нормальных людей смерть под парусом, для него всего лишь повод выпить и простебаться.
Сашка набрал графистов.
- Алло, графика? Садовников снова беспокоит. Нет-нет, нареканий нет, всё отлично. Собственно, звоню сказать мерси. А? Какие шутки. Да-да, серьёзно звоню поблагодарить. Мне особенно понравился ваш ход с копирайтом. А? Ну как, там, где после копирайта вылезает призрак. Что? Как - не делали?
Он ещё немного послушал графистов и медленно повесил трубку. Я молчала. И так всё было ясно.
- Ну ты поняла, да? - обратился он ко мне, заметно помрачнев. - Говорят, ничего подобного, никаких призраков в копирайте они не рисовали. М-да, допрыгались мы.
- Что будем делать? - уныло поинтересовалась я. День уже не казался таким хорошим.
- Накладывать графику на фильм, - пожал плечами Садовников, - призраки призраками, а эфир по расписанию. Сейчас оттитруешь всех, покурим, и я пойду архив загонять.
- Тебя наше привидение вообще, что ли, не волнует?
- Волнует, но не до такой степени. Есть у меня по поводу него одна мыслишка, но тебе я её пока не скажу - сам ещё не до конца понял, что придумал. А титры я тебе уже все расписал, и вот, обрати внимание, для архива надо во-от такое количество букв уместить, чтобы киностудия, режиссёр и год выпуска обязательно были, предэфирка иначе с нас голову снимет. Оттитруй пока это без видео, там подложим.
Делать нечего, я засела за титры. Сашка не соврал, он действительно подробнейшим образом расписал все синхроны с титулами, а в барабане указал меня как режиссёра монтажа. Приятно, хоть меня всё никак не повысят. Ну, может теперь чухнутся. Себя же Садовников не записал никак. Я вспомнила, как он вчера язвительно рассказывал мне про эти титры. Что ж, не соврал. Я ещё раз перечитала: автор идеи - Антон Потёмкин, режиссёр - Александр Горячев (ах, вот оно как! А нашему Горынычу фигня к чужой славе примазаться, хоть он и действительно режиссёр. Начальник отдела режиссёров), оператор-постановщик Сергей Золотницкий (Сашкиной рукой помечено: обвести чёрной рамкой), режиссёр монтажа - я, ну и далее по техническому обеспечению. Копирайт. Призрак. Занавес.
Я, конечно, всё оттитровала, как положено, шрифт, правда, мне не очень понравился: уж больно готические буквы наша графика выбрала, такими только про белорусскую киностудию мельчить. С другой стороны, я всё вбила как написано, а что зритель не разберёт - так это его, зрителевы проблемы. Насколько я знаю, титры проверяет только предэфирка, а обществу всегда всё равно. Чёрная рамка тоже легла как-то криво, её на фоне замка и туч почти не было видно. Мне снова вспомнился Сергей Яковлевич, аж в глазах защипало. Скоро гражданская панихида, надо будет пойти и Садовникову сказать. Не настолько же он циник.
Стоило мне подумать о Сашке, как он тут как тут, ввалился в монтажку с вестью, что архив оцифрован. Мы глянули титры, он тоже поцокал языком из-за шрифта, но в общем остался доволен. Копирайт, правда, снова пересмотрел раз пять. Рука как была, так никуда и не делась. Сашка сплюнул, пожелал призраку всероссийской известности, а потом я накладывала титры на его анонс.
- Ну что, последний рывок? - Садовников достал сигареты. - Сейчас перекурим и воткнём архив.
- Что-то мне это всё перестаёт нравиться, - сообщила я, - рука эта совсем охамела. Даже в копирайт влезла, а я ещё не знаю, как поведёт себя анонс. А вдруг после эфира перемрут все, кто видел фильм?
- В мире станет не так тесно. Да ладно, забей.
- Тебе правда всё равно?
- Я этого не говорил. Хотя думаю, что не умрёт вообще никто.
- Откуда такие сведения?
- Блин, Юль, просто поверь мне сейчас. И не бери в голову, нам сейчас надо довести до ума эту халтуру. Ты думаешь, мне она легко даётся? Я всю ночь не спал, думал, как лучше выкрутиться. С тебя хоть Шинников ничего не требует...
- Ладно, ладно, - я решила не лезть в бутылку. Всё-таки Сашка сегодня вёл себя относительно прилично, и ругаться в последний рабочий день мне не хотелось. Садовников и сам уже остыл, допил свой кофе и потащил меня в курилку.
Там, к счастью, никого не оказалось, и мы подымили в тишине и спокойствии. У Сашки был весьма задумчивый вид, и я вспомнила, что у него была какая-то идея насчёт нашего привидения. Что ж, надеюсь, он не займётся спиритизмом у меня в аппаратной.
Тут в курилку зашли Дашуля и Серёжа Пыжовы, что меня весьма удивило, так как оба они не курили. Значит, искали кого-то, и мне подумалось, что именно нас. Так и оказалось. Серёжа начал что-то мямлить Садовникову про анонс, тот вяло ругался, но флешку не показывал; Дашуля же оттащила меня на другой конец курилки и принялась жадно расспрашивать:
- Ну как у тебя дела?
Я не знала, с чего начать, так что просто пожала плечами. Дашуля непонимающе поморгала.
- Я имею в виду твой фильм.
- Он не мой. Он теперь уже детище Садовникова.
- Но как...
Я поморщилась. Ну вот как объяснить, что Сашка сделал для Антона и его фильма? Что нашёл архив, допёк музредакторов и сподвиг нашу графику на быструю и качественную работу? Что вообще смог скоординировать всю мою деятельность и не дал мне времени и возможности психовать из-за призраков? Дашуле, при всей моей к ней любви, такого лучше не говорить. Не поймёт. Для неё, да и практически для всех Садовников был этаким циником-плейбоем, не обремененным моральными установками. Я, в принципе, это мнение разделяла, вот только два дня эти что-то внутри меня перевернули. Говорить об этом не хотелось, но Дашуля вцепилась в меня как бультерьер.
- Так что у тебя с фильмом?
- Сегодня закончим, - буркнула я.
- Бедненькая, как мне тебя жаль, - сочувственно произнесла Дашуля, - что тебе приходится с ним работать. - Она выразительно покосилась на Садовникова. Тот периодически смотрел на нас и криво усмехался. Дашуля нервно повела плечами и шёпотом спросила:
- А у тебя с ним... ну... уже что-то...
- Даш! - Я чуть дар речи не потеряла. Дашуля покраснела, но продолжила:
- Ну было у тебя с ним?
- Дашка, да ты чего? С чего тебе такое в голову взбрело? Ты меня первый день знаешь?
- Нет, но... Вы постоянно торчите у тебя в монтажке, никто не знает, что и думать... Даже курить редко выходите...
- Даша, мы работаем! - Я не заметила, как повысила голос. - Этот фильм с полпинка не осилить, я не понимаю, где здесь место для сплетен?
- Да, я понимаю, - Дашуля совсем стушевалась, - но тут уже всякое говорят...
- Кто говорит? - Садовников подошёл настолько неслышно, что Дашуля взвизгнула. Сашка посмотрел на неё с какой-то брезгливой жалостью и повторил свой вопрос:
- Кто говорит?
- Ну...
- Серёженька твой ненаглядный? Эпицентровцы? Весь ньюсрум? Эх ты, вот от тебя, что называется, не ожидал.
Дашуля совсем сникла, но мне почему-то не хотелось её утешать. В принципе, к слухам я была морально готова, одно дело работать с Потёмкиным и совсем другое - с Александром Садовниковым, а уж постоянная и плотная работа над фильмом... Жаль, что никому не объяснишь, что это действительно только работа. Сашка это тоже понимал, вот и выдал оторопевшей Дашуле, к которой уже вовсю семенил Серёжа:
- С некоторыми женщинами, Дарья, можно иметь только чисто деловые отношения. И поверь, секса в этом даже больше. Если умеешь получать удовольствие от работы, конечно. Да-да, и не смотри на меня так. Спать с Юлькой может только конченый экстремист. Насчёт тебя теряюсь в неизвестности. Твой муженёк за этим сурово бдит. Ладно, позвольте откланяться. Юль, если хочешь, сходи пообедай, а мне ещё надо одну штуку сотворить. Целую ваши ручки.
Садовников свалил, а я, отбив Дашулю у Пыжика, потащила её в столовую. Время было самое обеденное.
В столовой в очередной раз давали пережаренную рыбу, и я довольствовалась блинчиками со сгущёнкой и чаем. Дашуля опять набрала себе какой-то вегетарианской дребедени, и мы заняли столик у окна. Говорить по-прежнему не хотелось, но общество Дашули всяко лучше сидения в одиночестве под якобы незаметными взглядами коллег. Конечно, я теперь герой дня. С нашим Казановой никто столько времени подряд не работал, чего там думать, всё понятно. Интересно, у нас с ним было на пульте или в озвучке? Именно такие вопросы и читались в глазах коллег из ньюсрума.
Дашуля уныло ковыряла свою брокколи. Ей тоже было не по себе, и совершенно непонятно, с чего она вдруг полезла выяснять у Юльки интимные подробности её монтажа. Дашуля всегда была человеком очень тактичным. Что за помрачение рассудка? И какое ей дело до всего этого? В общем, Дашуля была смущена, подавлена и из-за этого молча возила по тарелке зелёные кусочки в какой-то бледной подливке. Я, конечно, видела, что она уже десять раз пожалела о своём любопытстве. Садовников своей отповедью словно выжал её до дна. Смотреть на это становилось невыносимо, и я решила пресечь.
- Даш, забей. Он любого выведет, сама говорила. Перестань из-за этого переживать, я же вижу, что тебе кусок в горло не лезет.
- Юль, я сама не пойму, - оживилась Дашуля, видя, что меня не сильно задела сцена в курилке, - и чего меня понесло? Я-то знаю, как вы всегда собачитесь. Как накатило что-то, с этим фильмом вашим... И не хочется, а язык всё одно трепет...
- У меня вообще складывается ощущение, что этот фильм скоро всех перессорит. Вот реально всех; кто бы к нему не прикоснулся - у каждого какая-то ерунда происходит. Сисадмины чуть не подрались, Сержика твоего Сашка простебал в очередной раз, тебя вдруг на сплетни потянуло... Мы вчера в курилке подверглись прямому остракизму, Садовников уверен, что народ боится сглаза. Даш, до чего дошло! Я ещё не домонтировала, а чувствую себя, будто вагоны разгружала. Это я молчу ещё про все несчастья и летальные исходы. Ну подумай - какие уж тут шашни...
- Юль, я понимаю, - с несчастным видом проговорила Дашуля, чуть не давясь своей брокколи, - но и не понимаю тоже. Что там, в этих съёмках, такого, что всё вокруг рушится? Я не верю в привидений, ты уж извини.
- Н-да? А на картах Таро я тебе, помнится, гадала и не раз.
- Так то карты. Здесь у вас, как я понимаю, настоящее привидение, алчущее людских страданий, а привидений не существует.
- Тогда кто алкал смерти Сергея Яковлевича и сломанной шеи Антохи?
Дашуля грустно уставилась в тарелку, а я поймала себя на мысли, что отстаиваю существование нашего призрака. Так. Всё. Пора завязывать пить даже кофе.
Заорал телефон. То есть, он, конечно, не заорал, а исполнил инструментальную композицию из фильма "Дети понедельника", но я всё равно подпрыгнула от неожиданности. На экране нарисовалась Сашкина морда и довольно сообщила, что архив отсмотрен, расписан по кодам и ждёт меня с нетерпеливой чесоткой. Я вздохнула, допила чай и, оставив Дашулю с её грядкой в тарелке, потащилась в монтажку.
В монтажке царил Садовников. Он уже прочно обосновался в самом лучшем кресле и теперь смотрел на меня с видом победоносца. К чести его, архив он действительно распотрошил знатно, вся распечатка была исчёркана тайм-кодами и пояснениями, что куда вставлять. Господи, да когда он всё успевает? Меня не было максимум полчаса. Однако предаваться размышлениям времени не было - от третьего дня монтажа мне осталось чуть больше половины. Я засела за архив.
- Ну что, чб или сепия? - Сашка за каким-то хреном совершенно не желал оставлять бессмертное творение белорусской киностудии в цвете. - Юль, давай решать, это последний рывок.
Словно прячась под дверью в ожидании этих слов, на мониторе возникла рука и энергично пошевелила пальцами. Я скрипнула зубами, Сашка послал руку к центру притяжения статуи Давида во Флоренции. Рука обиженно юркнула в стенную щель.
- Сань, я не понимаю, что ты имеешь против цвета? Архив он и есть архив, какой дали, и не нам его улучшать. Ещё огребём за надругательство.
- Это не цветность, а маразм какой-то, неужели не видишь? - кипятился Садовников. - И замятины всюду, подрывы постоянные, а перевод в чб это хоть немного сгладит. А, блин, не спорь со мной! Как этот твой эффект называется?
- Десатурейт.
- Вот и клади его, родимого, прям на весь архивчег.
- А права?
- Так, я тебя не узнаю. Титр есть? Есть. Все регалии указаны? Мелким шрифтом и без ошибок. Предэфирка съест, а из Минска нам вряд ли пришлют ноту протеста.
- Ну как посмотреть... Там же батька Лукашенко.
- Ага, щас всё бросит и прильнёт к голубому экрану. Боже мой, да ты можешь просто! Тупо! Без разговоров! Положить свой чёртов десатурейт! - он всё-таки завёлся. Ну и хрен с ним, подумалось мне, я, что ли, автор этого блокбастера? Вж-ж-жик... и вот вам десатурейт на оба ваши дома. Архив стал чёрно-белым и каким-то совсем замогильным. Хотя в нашей ситуации это скорее плюс.
- Всё, баста! - я нажала command+R. - Пошёл рендер. Теперь не дыши.
Рендер и впрямь пошёл. Судя по прогнозу, нам можно было как минимум час предаваться волнительному безделью, чем мы и воспользовались. Сашка откинулся в кресле и застыл там, полуприкрыв глаза, а я просто сидела и смотрела, как уменьшается оранжевая полоска над секвенцией. Мыслей в голове не было, вернее, в ней царил какой-то ватный туман. Даже не верилось, что мы закончили этот фильм. Сорок три минуты чистого времени и казавшийся бесконечным поток времени реального. Интересно, появится ли призрак в эфире? Даже это, как ни странно, меня мало беспокоило. Не вспоминались ни Потёмкин, ни Золотницкий, вообще никто, как будто все мысли мои, чувства и воспоминания откачали невидимым насосом. И спать не хотелось, вот чудеса. Я обернулась посмотреть, как там Садовников. Никак, всё в той же позе. Может, спит. Его тоже это кино доконало, хоть и хорохорился. Что же он такое собирался сделать, какая такая мысль у него была, что он так не хотел делиться со мной? А, неважно. Теперь уже всё неважно. Дождаться бы конца рендера, отсмотреть напоследок и отправить мастер в оцифровку. А там пусть Садовников сидит на озвучке, сдаёт в ОТК и предэфирку... Чёрт, я даже не удосужилась посмотреть, когда эфир. Ладно, в интернете есть программа. Что-то мысли путаются...
Всё-таки я заснула.
Разбудил меня Садовников вульгарным тычком под рёбра. Рендер-таки прошёл, настало время отсматривать мастер. Я кое-как выбралась из кресла, разминая затёкшие конечности, и придвинулась к мониторам. Сашка уселся рядом на край стола. Лицо у него было какое-то странное, глаза полуприкрыты, будто он до сих пор дремлет, рот сжат в тонкую жёсткую линию. Какие сны он видел во время рендера, подумалось мне. А ещё почему-то подумалось, что это последняя его работа. Тьфу-тьфу-тьфу, мысленно сплюнула я через плечо, да что с тобой, Юлька, что за бредовые мысли? Призрак, конечно, допёк нас основательно, но мы пока ещё живы и в строю. Однако отсматривать мастер не хотелось патологически; я вдруг подумала, что вот сейчас, сей секунд нам на этом свеженьком, только что просчитанном мастере откроются такие неведомые, запредельные вещи, что наша жизнь уже никогда не будет прежней. Нормальные люди называют такое состояние страхом. Да, чего уж там скрывать, я боялась отсматривать наш фильм, и Садовников, скорее всего, тоже боялся, но не мог себе позволить показать свою слабость даже мне. Особенно мне. Так и сидел на столе с каменным лицом в ожидании, когда же я нажму, наконец, на play. Тянуть резину дальше было невозможно, и я запустила просмотр.
На экране заставка сменялась видами замка, интервью, архивом... вот и очередь барабана подошла. Мы смотрели в четыре глаза, не отрываясь. Где-то очень глубоко внутри меня мой личный монтажный демон сообщил, что фильм удался, шоколадка, а не фильм, и что я одна, без Сашки, даже близко не подошла бы к такому уровню монтажа. Я мысленно согласилась. Садовников какой-то своей личной, сумасшедшей, несгибаемой волей довёл-таки это кинцо до совершенства. Я покосилась на него. Он всё так же сидел на краю стола, и лицо его не выражало никаких эмоций, только углы рта иногда подрагивали, да пуговицу свою знаменитую он всё-таки оторвал и теперь крутил в пальцах. Я вернулась к мониторам. Призрак появился только один раз, в копирайте, что я сочла несомненной удачей. Ещё бы, такую фигню можно выдать за режиссёрский ход, вон и Садовников повёлся, когда мы графику отсматривали. Нет, всё положительно складывалось очень неплохо, я почти физически почувствовала, как меня "отпускает", как вдруг Садовников заявил:
- Так, это всё очень хорошо, но надо просмотреть ещё раз.
- Зачем? - удивилась я. - По видео всё чисто, склейки ровненькие...
- Юля, надо! - с нажимом произнёс он. - Надо! Что-то мне подсказывает, пропустили мы какую-то блоху.
- Сань, поверь моему глазу! Я микроплан в полполя вижу, рассинхрон в один кадр, какие блохи, этот фильм надо сдавать в Парижскую палату мер и весов как эталон.
- Юля, - он вздохнул и наклонился поближе, - Юль, поверь. Пожалуйста. Меня в этом фильме беспокоит очень и очень многое, я не уйду, пока не разберусь, в чём тут дело.
- Ты о привидении? - блеснула я догадкой. - Но оно вроде успокоилось.
- Ах, если бы! - с досадой выплюнул он, - Так, врубай заново.
Делать нечего, я сдвинула курсор на начало и запустила мастер по-новой. Теперь Сашка уселся в кресло, подкатил его поближе и прямо-таки впился глазами в монитор. Меня не покидало ощущение, что он, как охотничья собака, терпеливо выжидает чего-то (ага, знаем мы, кого он караулит). Только я решила списать всё на его дотошность, как вдруг на экране, на уже смотренном-пересмотренном плане с чёрной свиньёй из стены высунулась ручка и робко помахала. У меня потемнело в глазах, а Садовников вдруг весь подобрался и произнёс:
- Nu dzien dobry. Porozmawiamy?**
Ручка замерла на миг, а потом резко выдвинулась из стены, почти вплотную приникнув к монитору. Я наоборот, поспешила отодвинуться. Внезапно в голове яркой вспышкой родилось понимание Сашкиной таинственной задумки, которой он так не хотел делиться, но это было уже выше моих сил. Я бочком выбралась за дверь, Сашка даже не заметил этого, и побрела в фойе на диванчик. Мысли путались, а глаза предательски щипало. Собственно, мысль была всего одна: Сашка крепился-крепился и в одночасье спятил. Тронулся. Сошёл с ума. Никаких иных объяснений его разговора с призраком по-польски у меня не было. То есть были, но всю паранормальщину я упорно загоняла в самые дальние тайники своего рассудка. Я уселась на диванчик и некоторое время сидела в странном оцепенении. Садовников сошёл с ума. Просто взял и сошёл, в один миг, в одну минуту. Я знала, что такое бывает, от сильного стресса или какого-то чересчур яркого впечатления. Не такой уж и редкий случай, между прочим. Слёзы уже вовсю текли по щекам, а я даже не вытирала их, просто сидела, тупо глядя перед собой сквозь солёную воду. Внезапно я поняла, что отдала бы какие угодно блага ради того, чтобы Сашка остался прежним, не уплыл бы в океан потусторонней тьмы, что наконец, добралась до него. И в то же время я не могла себя заставить снова войти в монтажку. Такой меня и обнаружили Капралов и сегодняшний начальник смены Валдис, тихий и набожный человек, тайный алкоголик. Капралов посмотрел на меня с едва угадывающимся сочувствием и поинтересовался:
- Чего ревёшь?
Я молчала и всхлипывала. Валдис полез за платком, но Капралов жестом остановил его и продолжил допрос:
- Чего ревёшь-то, объясни? Где Садовников?
- В монтажке, - глотая слова, наконец, пробормотала я, - разговаривает с призраком по-польски.
Капралов возмущённо засопел, а потом рявкнул:
- Да что вы все, с ума посходили? Развели тут Твин Пикс! Алкоголики недоделанные, и Садовников твой главный алкаш! А ну пошли, - он рывком выдрал меня с диванчика и, подгоняя заодно Валдиса, направился в монтажку.
Картина, которая нам открылась, до сих пор стоит у меня перед глазами.
Садовников сидел, откинувшись, в кресле, а над его головой, почти прозрачное, висело и колыхалось жемчужно-белое облачко, в котором с трудом угадывалась женская фигурка. Глаза у Сашки были открыты и невидяще смотрели куда-то мимо нас. Когда мы все вошли, облачко дёрнулось, полупрозрачная ручка легко дотронулась до Сашкиного лба, и видение исчезло. Сзади послышался глухой стук - это несчастный Валдис грохнулся в обморок. Капралов стоял с открытым ртом, а я на негнущихся ногах подошла к Садовникову. Он полулежал в кресле, глаза были по-прежнему открыты и не моргали, вот только смотреть в них было невероятно, до одури страшно. Серые глаза с золотистыми крапинками, так сводившие с ума наших девочек, бесследно исчезли. Теперь это были глаза цвета остывшего пепла.
Завертелась невероятная суматоха. Капралов громовым голосом вызвал из медпункта медсестру, которая не знала, за кого приниматься первым, в монтажку набилось невероятное количество народу, впервые за всё время нашей работы. Все галдели, переглядывались, кто-то щупал у Валдиса пульс. К Садовникову пока ещё не пробились, я сидела на полу рядом с его креслом и то ли плакала, то ли просто держала его за руку. Рука была тёплой, но словно каменной.
Их откачали обоих, Валдису подсунули нашатырь, Сашка обошёлся обрызгиванием из пульверизатора, срочно реквизированного у перепуганных гримёров. Пока решался вопрос о скорой, он самостоятельно встал с кресла и внезапно расхохотался. Я совсем сжалась в комочек на полу, Валдис начал часто и мелко креститься, шепотом бормоча "Pater Noster"***. Сашка краем уха услышал и засмеялся ещё громче.
- Валдис, ты не ту молитву читаешь, - даже голос его изменился, стал каким-то металлическим и вибрирующим, - здесь нужен Requiem.
И он звучно начал:
- Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.****
Валдис совсем сник, медсестра кинула на Сашку ненавидящий взгляд и начала копаться в своём чемоданчике. Капралов открыл рот, но ничего не смог сказать, только глотал воздух. Я латыни не знала, но слово "реквием" не давало возможности для широких толкований. Кому вот только Садовников прочёл этот реквием? "Себе" - он повернулся ко мне, и я как-то сразу всё поняла. Но вышло по-другому.
- Её никто не отпел, - этот шёпот возник у меня прямо над ухом. Сашка сидел на корточках рядом со мной и говорил очень тихо. Его губы были почти у самого моего уха. - Её никто не отпел, её не похоронили, она так и осталась замурованной в этом замке без последней молитвы. Я её отпустил.
"Он же сумасшедший", - билось у меня в мозгу, -"Он сумасшедший, с ним нельзя разговаривать, Юля, беги отсюда!"
Но никуда я, конечно, не убежала.
- Ты сумасшедший, - тоже очень тихо ответила я, - ты просто сумасшедший, теперь я это вижу. Что с тобой, Саша? Что это было? Мне кажется, это я схожу с ума. Саша, пожалуйста, объясни мне, я теперь не знаю, что думать. Я не знаю, верить мне глазам или нет. Я боюсь, Саша... я очень, очень боюсь.
- Всё кончилось, - прошептал он, - наша девочка больше не будет никого беспокоить. Она ушла. Навсегда.
- Саша...
- С ней никто никогда не говорил, понимаешь? Никто. Все только шарахались, это из тех, кто верит глазам своим. А я вспомнил, про этот призрак нам ещё в детстве рассказывали кучу историй. Я с ней просто поговорил. И она ушла. Не бойся. Теперь ничего не бойся.
- Что с тобой произошло?
- Мы просто поговорили, - печально улыбнулся он, - просто поговорили. Она никому не желает зла.
- Но Золотницкий... Антоха...
- Это просто случайность, - Садовников говорил тихо, но очень убедительно, - знаю, ты не поверишь, но это действительно случайность. Несчастный случай. Никакого отношения к Эльжбете это не имеет. Я спрашивал, о да, я спрашивал. Не смотри так, я не сумасшедший. Может, самую капельку, после нынешнего. Но поверь, это не она. У Сергея Яковлевича случился инфаркт, но он был уже в возрасте. А с Потёмкиным так просто нелепое, фантастически нелепое стечение обстоятельств. Юля, девочка моя, ну поверь ты мне, кроме тебя мне вообще никто не поверит.
Я слушала молча, Сашкины слова долетали до меня словно из какого-то гулкого тоннеля. Умом я понимала все его объяснения, а сердцем... Сердце просто молчало. Есть некий предел, после которого становится безразличным всё на свете. Призрак никого не убивал? Прекрасно. Призрака зовут Эльжбета? Отлично, красивое имя. Призрак улетел в свои горние выси и не обещал вернуться? Замечательная новость. Может, это всё и не происходило со мной, а я лежу дома у себя в постели и вижу горячечный сон, навеянный бесконтрольным пьянством? Сашка тронул меня за руку.
- Юля, не улетай, я здесь.
Он и правда был здесь, и Капралов до сих пор стоял в дверях. Валдиса уже осторожно увели в фойе. Сашка обернулся на Капралова и весьма вежливо произнёс:
- Не возражаете, мы закончим работу?
Капралов вытаращился на него и, не говоря ни слова, вышел из монтажки, хлопнув дверью. Мы снова остались одни.
Сашка вытирал мне слёзы бумажным платочком, приговаривая:
- Ну тихо, тихо... Я понимаю. Давай я сам этот мастер оцифрую, просто кнопку покажи мне. И иди домой, никто тебе ничего не скажет. Вот только слёзки вытрем... нельзя же с таким заплаканным лицом ехать, муж-то что скажет? Я тебе потом смс-ку пришлю, как пройду все службы. Ну не плачь. Не плачь. Всё прошло. Всё кончилось. Теперь всё будет хорошо...
Через день был эфир. Я смотрела с замиранием сердца, постоянно ожидая появления Эльжбеты. Но нет. Весь фильм и даже копирайт были просто фильмом и просто копирайтом, призрак не появился ни разу. Мужу фильм понравился, меня долго хвалили за хороший монтаж и кропотливую работу. Садовников прислал смс-ку с тремя восклицательными знаками. Вечером мы открыли бутылочку шампанского в ознаменование удачной работы, и я в который раз порадовалась, что не рассказывала дома никаких историй, монтаж сопровождавших. Потом позвонила Дашуля, тоже радовалась за фильм, а потом сказала, что звонила в больницу, и что прогноз у Потёмкина благоприятный. Наверно, впервые за эти дни я легла спать с лёгким сердцем.
Александр Садовников умер через два дня после эфира от внезапной остановки сердца в возрасте тридцати трёх лет.
* - Betacam - профессиональная телевизионная видеокассета
** - Ну здравствуй. Поговорим? (польск.)
*** - Отче Наш (лат.)
**** - Покой вечный подай (ему/ей), Господи,
и свет вечный (ему/ей) да сияет.
Да упокоится с миром.
Аминь.