- Маам! Мамааа! А где моя книжка?
- На самом видном месте. Её трудно не заметить, ты же, как обычно, самую толстую с собой взяла – Валентина посмотрела, как дочь сморщила выросший за последний год нос, взяв со стола книгу Беляева. Подростковый возраст у Оли, в отличие от старшего брата, протекал классически: с бурным самоутверждением и ярко выраженным максимализмом. Пережить всё это Валентине помогало психологическое образование и природное терпение. Сегодня нервозность в атмосфере звенела как струна, потому что они собирались уезжать домой после двух недель отдыха в доме Валентининого детства. Папа страдал, потому что погостили они очень недолго, Оля страдала, потому что пропал в грозу её любимый пёс - рыжий двортерьер Звонок, Владик страдал от отсутствия тренажёрного зала, а дома страдал муж, уставший от их вечного летнего отсутствия. Только ей страдать было не положено по статусу.
- Мама! А что, нас опять провожать всем табором пойдут? – в голосе дочки дребезжало нескрываемое раздражение.
- Оленька, ну конечно да. А как бы ты хотела? Когда ты вырастешь, ты поймёшь, как грустно расставаться с детьми и внуками, когда впереди целый год одиночества.
- Во-первых, не год, дедушка к нам зимой приедет, во-вторых, к дяде Васе горьковские ещё сто раз заглянут, а в-третьих, соседке Вале мы вообще никто. Будут опять стоять на вокзале, как демонстрация. Дурдом какой-то – Оля дёрнула плечиком.
- Ты сходи к дяде Васе и узнай, идут ли они с нами. Нам выходить через десять минут – Валентина знала, что дядя с женой уже при параде, просто ей хотелось, чтобы дочка увидела, что для стариков это не просто прогулка.
Оля обошла дом и поднялась на высокое крыльцо дяди Васи. Тот стоял у зеркала и прилаживал на кримпленовый пиджак орденские планки. Девочка не стала окликать двоюродного дедушку, и так было понятно, что он идёт с ними на станцию. Она вышла и села на крыльцо. Как же он постарел! Казалось, совсем недавно бравый «капитан Василёк» помогал своему «генералиссимусу» справляться с кознями её старшего брата, сидел в засаде и бегал за мальчишками по крышам. А сейчас это, хоть и не сдающийся врагам, но всё же сильно пожилой человек, потрёпанный жизнью и временем. Ещё бы! Не каждый пережил бы то, что пережил дядя Вася. Когда он возвращался домой со срочной армейской службы в Забайкалье, началась война. Минуя дом, молодой солдат был отправлен на Белорусский фронт. Там, оценив энергию и обаяние синеглазого паренька, старшие товарищи помогли ему быстро вступить в партию и назначили политруком. А вскоре их часть попала в окружение, и, как в кино, он, контуженый, угодил в плен. Его счастливая звезда, которую звали Шура Коробочка, успела стянуть с бездыханного парня гимнастёрку и переодеть в другую, снятую с убитого фельдшера. Поэтому в концлагере его не расстреляли в первый день. Русский доктор, такой же пленный, как и все, вызвал его из строя, увидев фельдшерские петлички. Василий сквозь зубы сказал, что не имеет к медицине никакого отношения, но его вторая счастливая звезда так же сквозь зубы ответил: «Молчи и делай, что я тебе скажу!». Потом, через много лет Василий даже давал показание в суде в защиту доктора, обвиняемого в сотрудничестве с фашистами…
Оля сидела и думала, что, если бы она была режиссёром, то сняла бы фильм про дядю Васю. Там, в концлагере он организовал подполье и спланировал побег. Определились беглецы и добровольцы, которые встанут в строй в определённое место, потому что за сбежавших узников должны поплатиться жизнью их товарищи. Пятерым пленникам удалось бежать. Всё шло гладко до определённого момента, когда закончился лес, и дальше надо было идти по открытому пространству. А как это делать в полосатой лагерной робе? Лагерь стоял на территории Польши. Спрятавшись в стоге сена, они дождались первого попавшегося человека, сытого поляка на телеге, запряжённой такой же сытой лошадью, и попросили его о помощи. Тот велел им подождать и обещал скоро вернуться. И, действительно, вернулся быстро, но с карателями. Издали услышав приближающийся лай овчарок, беглецы поняли, что совершили непростительную ошибку…
Когда Вася валялся, умирающий от побоев и истощения рядом с колючей проволокой, отделяющий их лагерь от лагеря союзников, и смотрел, как французы играли в волейбол с англичанами, мимо него проходил парень с подносом пирожных для немецких офицеров. Он растормошил угасающего Василия, уговаривая не сдаваться. Может быть, всё сложилось бы иначе, но каким-то чудом они с парнем оказались земляками. Это так взбодрило узника, что он решил назло врагам выжить. А парень выкормил его пирожными. И они всё-таки сбежали через год, уже во Франции, куда их пытались перевезти в закрытых вагонах. Потом они пробились к своим, воевали, дошли до победы, вернулись домой, отсидели в советских лагерях…
- Приезжайте! Ждём вас!
- Валя, пиши!
- Варенье-то не разбей по дороге!
Притихшая Оля смотрела на цыганский табор, прыгающий под окнами автобуса, увозящего её к узловой станции горьковской железной дороги. Ей уже давно не хотелось морщить нос и ворчать. Понимание нахлынуло на неё, как цунами на Японию: они же провожают их, как в последний раз! Любой раз может быть последним…