Сказать, что Юра расстроился – не сказать ничего. Мало того, что признание его решения неверным было оскорбительным, поскольку он ни на секунду не сомневался в своей правоте, но главное, что первая в жизни тройка лишала его стипендии, а это было не просто плохо, это было ужасно!
Он вырос в крошечной деревушке в Тульской области, отрезанной от соседних сёл петляющей речкой Упой. В школу ему приходилось ежедневно ходить по восемь километров туда и обратно. Кроме него в деревне никто не выучился. Но его страстно тянуло к знаниям, особенно к математике и физике! Он часами мог сидеть в сельской библиотеке после уроков, занимаясь любимыми предметами. Мать была этому очень рада, не зря же она лишила себя всего, не отдав документы в колхоз. А иначе сын не смог бы получить паспорт и поехать поступать в институт, несмотря на серебряную медаль. Правда, его отец, который совсем недавно вернулся в родные края с Урала, где был с заводом в эвакуации и задержался, обзаведясь новой семьёй, советовал идти не в институт, а рабочим на производство. Но дед сказал, что не для того внука растил всю войну и послевоенную разруху, чтоб он с такой светлой головой всю жизнь одну деталь точил! Купил ему костюм, пальто, ботинки и отправил в Москву.
В МВТУ имени Баумана экзаменов не было. Смотрели аттестат, читали характеристику и проводили собеседование, то есть задавали разные вопросы по ключевым предметам, как бы «прощупывали» уровень знаний, определяли способности к точным наукам. Он, конечно, прошёл всё это легко и просто. А споткнулся о бытовую проблему: общежитие в «Бауманке» на первом курсе не давали. Слишком сложно там было учиться, и слишком большой отсев происходил в первый год. Юра, конечно, все нагрузки бы выдержал, но где жить столько времени? Родственников и даже знакомых у него в столице не было, а о съемной квартире в его случае не могло идти и речи. Недолго погоревав, он поехал в Тулу, где его как медалиста без экзаменов зачислили в механический институт. Теперь он жил в городе своего детства, готовился стать конструктором стрелкового оружия, получал повышенную стипендию и подрабатывал лаборантом на кафедре, чтобы посылать матери хотя бы немного денег.
Эта стипендия была ему ох как нужна! Надо же было и есть, и как-то одеваться, покупать книги. А иногда хотелось сходить в кино, может быть даже с девушкой. С едой вопрос он решил просто: обедал в институтской столовой, а на завтрак и ужин съедал по полбуханки хлеба, полпачки маргарина и выпивал по два стакана чая с шестью ложками сахара, купленного на шахте в селе, где была его школа. Но всё равно, весь его куцый бюджет трещал по швам без стипендии. И что профессор прицепился к этой задаче? Да, решение нестандартное, но правильное! Эта формула позволяет некоторые вольности. Но, к сожалению, он не обладает даром красноречия, в отличие от профессора, который так распалился, что слова ему вставить не давал и даже поставил не «четыре», а «три», хотя на все вопросы Юра ответил отлично.
От расстройства он первый раз в жизни лёг спать днём и даже уснул, и ему снились бесконечные формулы до самого горизонта и профессор, который тряс кудрявой головой и тыкал пальцем то в одну, то в другую цифру, возмущённо крича: «Нет, неправильно, неправильно, неправильно!» Потом учёный схватил его за плечо и стал трясти, видимо, чтоб он понял, наконец, что неправ: «Юра! Юра! Юрка!!!»
- Да, Юрка! Ты проснёшься уже, в конце концов?! – его однокурсник Володя по прозвищу Эдди Бриолинов тряс его за плечо, вырывая из объятий Морфея. Такое прозвище лохматый джазмен получил за фанатичное обожание оркестра Эдди Рознера, и за то, что однажды перед своим выступлением прилизал непослушные волосы бриолином.
- Тебе чего? – мрачным и хриплым спросонья голосом спросил свежеиспечённый троечник.
- Бери зачётку и беги в институт. Профессор тебя с собаками уже ищет.
- А сколько времени?
- Скоро семь.
- И что ему от меня надо?
- Не знаю. Я последним сдавал. Готовился долго, а он меня почти не слушал, всё задачу какую-то ковырял, бормотал что-то себе под нос, а потом вдруг чему-то очень обрадовался, поставил мне «четвёрку», на которую я и не рассчитывал, и велел срочно найти тебя. А что там у вас случилось? Юр! Зачётку-то взял? – Бриолинов кричал это уже в спину убегающему другу.
Профессор обрадовался Юре, как вернувшемуся с войны сыну:
- Знаете, молодой человек, я ведь всю голову сломал, но понял ход Вашей мысли. Великолепно, знаете ли, талантливо! Я просто потрясён. Вы уж меня извините, что я не сразу разглядел соль. Принесли зачётку? Давайте сюда. В ведомости я уже исправил – и профессор уверенно зачеркнул «удовлетворительно», написал «отлично!!!», «исправленному верить» и размашисто расписался. Юра забрал подтверждение своей правоты и пошёл в общежитие, довольный более даже не реабилитацией и стипендией, а тем, что к нему вернулась его привычная, чуть было не пошатнувшаяся, вера в справедливость этого мира…