В те времена мне исполнилось семнадцать, и училась я на первом курсе. Ленинградский университет имени Жданова, биофак.
Та зима оказалась насыщена событиями, встречами и всем новым. На нашем факультете домашних заданий не давали, но в первый день огласили громадный список литературы. Я не вылезала из библиотеки и к началу сессии осилила больше половины рекомендованных книг. Учеба занимала все мои мысли, на личную жизнь почти не оставалось времени. Родители только радовались такой моей увлеченности, а вот мой жених Антон злился.
- Слушай, Наталка, в школе ты не была такой зубрилой.
- Времена меняются. Tempora mutantur…
- Тоже мне профессорша! Нахваталась латыни. Я тоже могу тебе порассказать.
- Об интегралах своих? Сомневаюсь, что сообщишь что-то новое.
Антон еще в школе серьезно занимался хоккеем, собирался поступать в Лесгафта, но родители зачем-то протиснули его на матмех.
Женихом Антона считала моя бабушка и отчасти мама. Папа кривился, но молчал. Мы с Антоном решили пожениться еще в девятом классе. Тогда наш неистовый роман взбудоражил всю школу, нас называли Ромео и Джульетта. До трагедии не дошло. Родители, к счастью, оказались людьми мудрыми, и оставили нас в покое. Теперь мы ждали совершеннолетия, чтобы пожениться. Но чем ближе становилась эта дата, тем чаще я думала, что не хочу замуж. Слишком часто мы с Антоном спорили и ругались. Он ревновал меня к каждому столбу, закатывал истерики, я злилась на его необязательность и самодовольство. Наши словесные перепалки часто заканчивались ссорой. После мы мирились, а через день все начиналось заново.
За два года я устала от таких вулканических страстей. То, что мы с Антоном учились на разных факультетах, и встречались только по выходным, меня устраивало.
Новый год мы хотели отпраздновать в студенческой общаге, но мои родители пришли в ужас от такой возможности. Тогда было решено перенести веселье на квартиру моей подруги Оксаны, ее родители как раз укатили на дачу.
- Мы будем втроем? В пустой квартире?
Такая перспектива почему-то беспокоила меня.
- Почему втроем? Еще Леша с Катькой придут. А для твоей Оксанки я приведу классного парня.
Антон рассказал, что его приятеля зовут Константин, что учится он на астронома в нашем же университете. Что приехал он из Челябинска, живет в общежитии, каждое утро делает зарядку и мечтает стать ученым.
- В общем, чудик еще тот, но Оксанке твоей понравится. Она хоть и упакованная вся, но с таким фейсом парня ей не найти.
- Неправда, она симпатичная.
- На любителя. Но Костику подойдет. Он говорит, что красота – не главное, ценит ум и это… родство душ. Он сам, кстати, золотой медалист.
- Как его зовут? – я никак не могла запомнить.
Костя оказался невысоким худощавым парнем с необыкновенно умными глазами. Его лицо напоминало портреты кисти Рафаэля. Сходство с итальянцами эпохи Возрождения подчеркивали и черные волосы, крупными кольцами падающие на лицо.
- Вот прекрасная и свободная девушка Оксана, а это – моя Наталка. Комсомолка, отличница и просто красавица!
Я опустила глаза, мне становилось неприятно, когда Антон хвастался, но он не замечал этого и продолжал:
- А готовит - вообще пальчики оближешь! И главное – она меня любит! - Антон прижал меня к себе, чмокнул в висок. - Ну как, повезло мне с будущей женой?
Я осторожно высвободилась из его объятий. Костя смотрел на меня, не отрывая взгляда, и молчал.
- Да, - вздохнул наконец он. – Вы очень красивая, Наташа. Тебе повезло, Антон.
В его церемонной речи сквозило что-то неуловимое, словно он хотел сказать больше, но не стал.
- Да брось ты выеживаться. Бухло доставай.
Костя как-то смущенно достал из портфеля две бутылки портвейна и стоял, словно не зная, что с ними делать. Тут его подхватила Оксана и увлекла в кухню знакомить с остальными.
Через пару минут оттуда уже доносились взрывы хохота: Оксана умела веселить компанию.
Под бой курантов мы пили шампанское, потом портвейн, Оксана приносила какие-то самодельные ликеры. Танцы сменялись песнями под гитару. Антон сыпал тостами, Оксана умно шутила, Леша с Катей, наши приятели еще со школы, постоянно целовались.
А потом мы танцевали с Костей под что-то французское и он тихо переводил мне:
- Если б не было тебя, то для кого б тогда я жил? Предаваться любви не любя – разве это жизнь, скажи.
- Ты хорошо переводишь, - говорила я.
– Я стараюсь все делать хорошо, - улыбался Костя и тут же кружил меня в вальсе.
- Тут нет слов, - смеялась я.
- Я придумаю для тебя все, что захочешь.
Мы танцевали, пока не кончилась пленка, а потом разговаривали обо всем на свете, понимая друг друга с полуслова, смеялись над одними и теми же шутками, вспоминали прочитанные книги и цитировали любимые фильмы. Он больше не смущался, когда смотрел на меня, а мне казалось, что я знаю его тысячу лет и даже больше.
Под утро оказалось, что Антон спит непробудным сном на диване, Оксана – в кресле, а влюбленная парочка давно уединилась в спальне.
За окном побелело.
- Мне пора. Я обещала маме вернуться утром.
Я взглянула на спящего Антона, вздохнула. Костя покачал головой.
- Не надо будить. Я провожу.
- Я рядом живу.
- Жаль. – Костя вздохнул и улыбнулся. – Мне хотелось бы, чтоб ты жила на краю света.
- И ты бы пошел? Провожать…
- Да.
До моего дома мы шли молча и почему-то очень медленно. Пустынные улицы тонули в серых утренних сумерках. Мы миновали Витебский вокзал и двигались по аллее вдоль Загородного. В створе Гороховой тускло блеснул шпиль Адмиралтейства.
- Красивый у вас город. Мой отец здесь жил, еще до блокады. Его вывезли по Ладоге, а потом эвакуировали в Челябинск.
- Сколько же ему лет? Мои родились уже после войны.
- Папа умер в прошлом году.
- Прости...
Шли молча, и казалось, мы совершенно одни. И наши следы на свежем снегу аллеи оказались первыми. Мне нравилось, как снег тихо поскрипывает под нашими сапогами. Эти звуки казались продолжением музыки, под которую мы танцевали.
Мимо нас, сверкая огнями, промчался трамвай.
- В вагонах голубых, и розовых, и алых уедем от зимы, - задумчиво проговорил Костя.
«Там в каждом уголке для поцелуев шалых приют отыщем мы…» - вспомнила я продолжение, смутилась и спросила:
- Ты знаешь Рембо?
- Я люблю французских поэтов. И наших тоже люблю.
Он продолжал:
- Мы рядом шли, но на меня уже взглянуть ты не решалась…
- О! Это Бунин!
- Точно. Там дальше: «Бледна была твоя щека, и, как цветы, глаза синели.»
- Ты так хорошо разбираешься в стихах, почему ты не поступил на филологический?
- Потому что у меня в семье все физики.
- А ты - лирик?
- Отец говорил, что лучшие поэты выходят как раз из физиков.
Я заглянула ему в глаза.
- Костя, ты поэт?
Он почему-то смутился, словно я узнала его страшную тайну. Мы как раз дошли до моей квартиры и топтались возле двери. Костя мельком взглянул на номер, скомкано простился и ушел.
Потом мне пришла почтовая карточка. Там оказались стихи, очень красивые, но совершенно незнакомые мне. На следующий день – новая. А вечерами Костя звонил мне.
- Ухажер, что ли, новый? – глаза бабушки светились любопытством.
- Нет, бабуль, мы с Костей просто друзья.
- Совсем задурила парню голову. Знамо дело, всю ночь телефон занимать. А если кто звонить будет? На вот, надень. По полу тянет.
Я торопливо натягивала толстенные носки, не отнимая трубку от уха. Бабушка уходила, шаркая тапками.
- Что у тебя там?
- Бабушка носки принесла и чай.
- С вареньем?
- С вишневым.
- Мое любимое варенье. Пожалуй, я тоже с тобой чаю попью. Передай мне, пожалуйста, вазочку.
- Оно в банке, - смущалась я.
- Из банки еще вкуснее, - тихо смеялся Костя. – А я тебя угощу лимоном и печеньем.
- Какое печенье? Сахарное?
- Овсяное.
- Мое любимое печенье.
Мы тихо веселились, и казалось, не телефонный провод соединяет нас, а что-то совсем иное.
Временами вмешивался папа.
- Что за ночные бдения? Быстро спать!
- Папочка, у меня очень важный разговор.
- Какие разговоры? Время – за полночь. Антон, что ли?
- Нет. Это совсем другой человек.
Папа удивленно поднимал бровь и добавлял уже мягче.
- Все равно: закругляйтесь. У тебя завтра экзамен.
Папа был прав, полным ходом шла сессия. Я стала похожа на Шурика: везде ходила с конспектами, и даже во сне мне виделись формулы. Хотя спала я мало. Наши разговоры с Костей становились все продолжительнее.
В тот день мы хотели отметить окончание сессии. Нас ждали пирожковая и катание на коньках. Но перед самым выходом позвонила Оксана, сообщив, что у нее флюс. Антон тоже не явился: завалил сессию, и родители заставили его готовиться к пересдаче. Катя с Лешей просто не пришли. Они вообще не нуждались в компании.
Мы с Костей пребывали в смущении от этого неожиданного свидания. Когда нас разделяли километры, общаться казалось проще. Мы катались, держась за руки, как дети, чтобы не потеряться в пестрой и шумной толпе. Наконец я решила спросить:
- Что вас связывает с Антоном?
- Он мой друг. Он самый лучший человек.
- Вы такие разные. Полная противоположность, даже внешне.
- У нас много общего.
Костя вздохнул.
- А еще он очень любит тебя. Я знаю, что вы чуть не спрыгнули с крыши, когда вам запретили встречаться. Еще в школе.
Я поморщилась. Теперь меня мучила совесть за такое поведение, особенно перед родителями.
- Мы были совсем еще детьми.
- Знаешь, один… философ говорил: «Будьте, как дети».
- Ты веришь в Бога?
Он вздрогнул, словно я спросила что-то очень личное.
- Я верю в сопромат и законы физики, - пробовал шутить он, но лицо его осталось серьезным.
- Знаешь, а я все время об этом думаю. И в теории большого взрыва, и в учении Дарвина столько пробелов. Необъяснимых пробелов. Только ты не смейся, я теперь даже думаю о божественном вмешательстве. Ведь по теории вероятности…
Он вдруг наклонился и неловко поцеловал меня в губы. Его глаза оказались настолько близко ко мне, что я увидела и темно-коричневую радужку, и абсолютно черные, расширенные зрачки.
Я застыла ошарашенно, без единой мысли, словно в голове у меня вакуум.
Я совсем не знала, что мне делать. Мне хотелось ответить на его поцелуй, снова ощутить мягкую податливость губ, их теплоту и нежность.
А потом мы бежали наперегонки, чтобы согреться, и на меня вдруг нахлынула такая радость, такое счастье, что сердце словно вылетало у меня из груди и парило где-то высоко-высоко над землей.
Я думала весь вечер и всю ночь, ворочалась в жаркой постели. Вставала, шла в кухню пить воду и снова ложилась. Что я должна сказать Антону? Как быть с Костей? Что будет со всеми нами? Я боялась Антона, но собиралась объясниться с ним. Все изменилось и теперь не могло быть прежним.
За окном бушевала метель, и я вдруг с грустью подумала, что наших следов в парке уже не осталось.
На следующий день я ждала звонка от Кости, но звонил только Антон. Хвастал, что сдал все хвосты, звал гулять. Я сказала, что плохо себя чувствую.
- Ага! Простудил тебя Костик. Знаю, знаю: весь вечер по парку гуляли.
У меня пересохло во рту.
- И ты не… ревнуешь?
- К Костику? Никогда. Не такой он человек. Не то что остальные. Кстати, заходил к нему после экзамена. Сидит, как сыч, в своей общаге.
- Он…заболел?
- Да нет, вроде. Звал его к Оксанке – не захотел. Слушай, правда, пошли к Оксанке.
- Зачем?
- Так… У нее предки опять уехали. Будет весело.
- Я не хочу. У меня голова болит. Пока.
Я повесила трубку. Решимость объясниться с Антоном растаяла, как снег на ботинках.
* * *
- Я так рада слышать твой голос!
- Прости меня.
- За что, Костя?
- Антон - мой друг. Он любит тебя. Это будет предательством.
- Что?
- Ты знаешь. Только я все равно рад, что встретил тебя. Ты самая лучшая, Наташа. Знаешь, я никогда не думал, что окажусь в роли Дантеса…
- Пожалуйста, Костя, пожалуйста...
Почему-то я не могла говорить. Горло свело, я задыхалась от боли, от невысказанных слов, от сожаления и стыда.
Теперь я даже не знаю, состоялся ли этот разговор на самом деле, или я выдумала его в температурном бреду.
После тяжелой ангины, свалившей меня почти на месяц, мы с Антоном опять пришли к Оксане.
- Привет, ребята. А где Костик?
- Уехал он. Насовсем.
- В Челябинск?
- В Израиль. Вот жук! И главное, быстро так. Вроде не собирался. Мать его все уговаривала, а он не хотел.
- Перехотел, - вздохнула Оксана. - А жаль. Мне он понравился. Сразу видно: породистый, интеллигентный мальчик. Не то что наши обормоты. Слушай, Натусик, ты какая-то бледная. Тебя не тошнит, случаем?
Я не успела ответить, влез Антон.
- Да не с чего вроде. Ну, мы это дело скоро поправим…
Антон лез целоваться, по обыкновению, бесцеремонно и грубо. Я вырвалась, оттолкнула его, звонко шлепнув по щеке.
- Ты ведешь себя недостойно...
Глаза Антона побелели от гнева.
- Фу ты, ну ты, Наталья Николавна! Миль пардон! Как я мог? Пойду теперь застрелюсь.
Антон вышел, хлопнув дверью, и хрустальные подвески на люстре жалобно зазвенели.
- Зря ты так, - вздохнула Оксана. – Он ведь отличный парень. Любит тебя…
В тот год мы с Антоном расстались. Я долго искала повод, а когда случайно застала их с Оксаной, испытала даже облегчение.
Антона отчислили со второго курса, он загремел в армию, а когда вернулся, вокруг оказалась уже совсем другая страна. Времена менялись и мы менялись вместе с ними.
Я окончила университет с красным дипломом и вышла замуж за хорошего человека.
Много лет спустя я узнала, что Костя Северов ушел служить в израильскую армию и погиб в военном столкновении.
От Кости у меня остались лишь почтовые карточки со стихами и светлые воспоминания о той прогулке, однажды в январе.
А еще, когда темной ночью я вглядываюсь в звездное небо, мне слышится его голос и знакомые, полные светлой печали стихи:
«Уже полураскрытых уст
Я избегал касаться взглядом,
И был еще блаженно пуст
Тот дивный мир, где шли мы рядом»
* Рассказ опубликован в сборнике "Петербургская проза" 2014 год
http://nil-svetlana.livejournal.com/191362.html