Рос мой отец без отца, с мамой, бабушкой и старшим братом. Его отца, моего деда, Евграфа Васильевича, Советская власть арестовала в 1928 году. Со слов отца он был казаком в чине есаула. С приходом Советской власти на Дону был устроен геноцид казаков, но дед удержался на плаву, работал в химической лаборатории одного из заводов. Арестовали его за то, что, отмечая какой-то церковный праздник в компании таких же не репрессированных казаков в станице Кривянская, они спели песню «Боже, храни царя». Получил десять лет. После отбытия срока, остался жить в Сибири. Приезжал два раза в Новочеркасск с целью забрать с собой семью, но бабушка не согласилась. Как рассказывала мне мама, дедушка потом женился, и у него в Сибири родился ребенок.
Старшего брата отца звали Виктором (это в честь его мне дали это имя), он был, как и отец, очень подвижным мальчишкой, большим выдумщиком всяких проказ. В школе отец учился неважно, но очень любил читать книги. Обладал хорошей памятью, о чем свидетельствует тот факт, что, играя в домино или карты, всегда помнил какие костяшки или карты вышли из игры. Не говоря о том, что мог пересказать любую книгу, которую прочитал в молодости.
Жили, естественно, бедно, но имели свой небольшой дом. Бабушка работала санитаркой в больнице, а прабабушка хлопотала по хозяйству. После семи классов отец поступил в ФЗУ, после окончания которого работал на заводе учеником токаря. Вскоре началась война. При первой оккупации Новочеркасска немецкая часть разместилась на территории кавалерийской части, граничащей с домом. В конюшнях, стоящих по одну сторону участка и образующих своими кирпичными стенами забор, немцы устроили склады. Однажды ребята, руководимые братом отца Виктором, залезли в такой склад через окно и похитили несколько рюкзаков, в которых был НЗ и шоколад. Виктор прихватил еще и винтовку. Обнаружив пропажу, немцы стали ходить по ближайшим домам с обысками. Но бабушка, найдя до прихода немцев винтовку, выбросила её в выгребную яму дворового туалета. Обнаружив в доме часть продуктов, похищенных со склада, немцы хотели расстрелять отца и его брата, но, в конце концов, избили ребят и отпустили. Винтовку так и не нашли, она была найдена в конце 60-х годов моим братом с друзьями при переносе туалета на новое место. И, как помню, ямокопатели устроили даже выстрел из неё, но отец, узнав об этом, винтовку отобрал и разбил её о камни.
После освобождения Новочеркасска Виктор был призван в армию и воевал разведчиком. Пропал без вести под Кенигсбергом (Калининградом) во время ожесточенных боёв в апреле 45-го, незадолго до Победы. Мальчишкой я читал его последнее письмо, присланное с фронта, где он писал, что идут бои за город, и он скоро вернется домой, так как войне конец. Будучи уже взрослым, папа предпринимал несколько попыток узнать, что же случилось с братом, но безуспешно.
Через полгода в ноябре 1943 года и папу призвали в армию, несмотря на то, что ему исполнилось только полных 17 лет. Служил он в 878-м стрелковом полку 290 стрелковой дивизии рядовым бойцом. Попал он на фронт в разгар ожесточенных битв Красной Армии с фашистской сволочью. Судя по архивной справке, его полк дислоцировался в районе города Могилев. В первый бой отец шел без винтовки, прижимая саперную лопатку к сердцу, тем самым, как ему казалось, защищая себя. Командиры дали такое напутствие: «Оружие в бою добудешь сам». Вот и бежали бойцы с перекошенными ртами от страха и крика «Ура!!!», но с окаянной мыслью, как бы быстрее разжиться оружием. Об отдельных боях, в которых отец принимал участие, я ничего не знаю, но воевал он храбро, судя по пришедшему после его смерти удостоверению к самой главной солдатской медали «За отвагу». Читаю выдержку из приказа по полку, приведенную в справке, присланной по моему запросу из Центрального архива Министерства обороны РФ: «…награждаю медалью «За отвагу» стрелка 1 стрелковой роты рядового Кирсанова Александра Евграфовича за то, что 23.06.44 г. при прорыве обороны противника на р.Проня проявил стойкость, мужество и отвагу. С другими бойцами отразил несколько контратак противника. Форсирована р.Днепр. Заняты десятки населенных пунктов и г. Могилев».
Скупые строчки, но сколько трагичных событий за ними скрываются. «Форсирована р.Днепр…». Можно только представить эту кашу из человеческих тел, фонтаны взрывов, крики о помощи, стоны раненых. Ад на воде. А ведь Днепр не узкая речушка. Сколько ж надо иметь мужества, чтобы войти в красную от крови воду и плыть, цепляясь за плоты и плывущие деревья, на противоположную сторону под шквалом пуль и снарядов. А ведь отцу не было еще и восемнадцати лет.
Как воевал, отец не рассказывал, иногда только кратко скажет: «Как все» и всё. Правда, читая книжки о войне, иногда, закрыв её, произносил: «Хороша брехенька, но коротенька!». Особенно его раздражали строки, рассказывающие о том, как наши бойцы попадали в плен. После войны об этом вообще не писали, так как считалось, что только предатели могли попасть в плен, забывая, что в начальный период войны, только за один месяц в плен было захвачено больше миллиона военнослужащих. Но официальная печать хранила полное молчание. Зачем чернила тратить на предателей. Примерно в начале 60-х годов стали появляться статьи в газетах и книги, где уже говорилось о пленении наших бойцов. Вспомните, хотя бы «Судьбу человека» М. Шолохова. В этом классическом рассказе маститый писатель задал тон истории пленения красноармейцев. Потом все книги и фильмы повторяли один и тот же сюжет: «Взрыв, небо качнулось, шум стих, неслышно было ни раскатистого «Ура!», ни грохота стрельбы и взрывов. И земля стремительно приближалась к глазам. В затуманенном мозгу только одна короткая мысль: «Всё…». И тошнотворная темнота, нет ни боли, ни запаха пороха. Всё! Сколько он пролежал в таком состоянии, неизвестно, но вот вдруг ощутил боль, пронзившую всё его тело. Это кованый сапог немецкого солдата проверял его - живой он или нет? Хриплый стон вырвался из его груди, по телу пробежала дрожь. Немец направил на него автомат и закричал: «Ауфштейн!» и добавил уже по русски: «Бистро, бистро!». Он приподнялся, голова кружилась, но тело напряглось и оторвало себя от земли. Выпрямился. Успел только оглянуться, как тупой удар прикладом по спине заставил его идти вперед. «Плен, плен, плен» стучало в голове и раскалывало её на части. Так бредя под дулом автомата, он шел в неизвестность, полную страданий и лишений…». Все герои книг именно так в бессознательном состоянии, контуженные и раненые попадали в плен. Авторы книг, наверное, не знали, что немцы в плен раненых не брали. Их просто расстреливали. Зачем им обуза? Но иначе было нельзя. Естественно, что отца эта ложь раздражала. Кроме всего прочего, принято было в литературе и кино, чтобы герой обязательно бежал из плена, иногда и не один раз. Но опять-таки, воевавшие знали, что беглецов обычно ловили и расстреливали вместе с заложниками.
Почему я вдруг стал писать о плене? Потому что отец побывал в этом аду и познал весь ужас как немецких лагерей, так и советских.
Видимо, папа рассказывал о том, как попал в плен, потому что в моей памяти всплыли детские воспоминания: «Огромная воронка от снаряда, в ней несколько красноармейцев. Среди них мой отец. Бой давно уже закончился, но они не знали куда идти, где немцы, где наши, так как были в окружении. Два или три дня они просидели в этой яме вместе со своим молоденьким лейтенантом, потом решили пробиваться к своим». Недавно мама мне стала рассказывать подробности пленения отца. Так и было, как в детских воспоминаниях, лишь с той разницей, что впереди, куда, по мнению командира, надо было идти, была речушка, берега которой заросли камышом. Лейтенант сказал, что он сам пойдет в разведку, а потом вернется за ними. С отцом было еще два бойца. Лейтенант ушел, слышно было, как он брёл по камышу, затем всплески на воде, значит, он поплыл на другую сторону. И опять тягучая тишина. Прошло несколько часов. И вот треск камыша и фигура лейтенанта. Не глядя в глаза своих подчиненных, он сказал, что надо переправляться через речку и, повернувшись, повел их за собой. Бойцы осторожно вошли в воду и поплыли. Выйдя на берег, они увидели немцев, которые их ждали, и догадались, что лейтенант привел их в плен. Сначала отца, как и других его товарищей по несчастью, поместили во временный лагерь. Это посреди поля участок земли, обнесенный колючей проволокой. Военнопленные сидели и лежали на земле. Немцы издевались над пленными, бросали через проволоку что-нибудь съестное и хохотали, глядя на свалку человеческих тел, борющихся за подачку. Иногда бросали соленую селедку, но воды не давали. Помню, что на мой патриотический вопрос: «Почему же ты не убежал, сделав подкоп?», он устало отвечал, что несколько бойцов убежали. Немцы снарядили погоню, и, не дожидаясь результата, расстреляли каждого двадцатого. Потом привели избитых беглецов и перед строем их повесили. Больше никто не убегал.
Как потом отец оказался в Германии, я не знаю. Сколько пересыльных и постоянных лагерей он «прошел» тоже не знаю. Отец рассказывал, что их везли в товарном вагоне, было очень жарко и душно. Из еды опять бросали в вагон сельдь, после которой очень хотелось пить. Но воду давали только на остановках и то, кому-то доставалось хлебнуть немного, а кому-то и нет. Мой пионерский мозг при этом рассказе рисовал картинку, как бы я поступил. Расковырял бы пол чем-нибудь и выпрыгнул из вагона. Ушел бы в партизанский отряд и бил бы, и бил бы фашистов. Но реалии были другими.
Затем была Германия, какой-то завод, вроде бы он был пищевой направленности, выпускал колбасу. Отца определили помогать пожилому немцу, который что-то возил на подводе. Отец рассказывал, что немцы, глядя на него, спрашивали, почему Сталин берет детей на войну, значит, русские и детей не жалеют. Отец был худой и небольшого роста, да по годам еще в мужика не вышел. Что меня удивляло, так это иногда произнесенные папой слова, что немцы тоже разные бывают. Тот пожилой немец жалел отца, видя, что у него совсем износилась солдатская форма, дал ему брюки от немецкой формы. Эти брюки потом сыграли свою роковую роль при освобождении отца из плена. Встречались немцы, которые били отца. Я опять говорил отцу, раз ты работал на колбасной фабрике, так почему ты песка в фарш не насыпал? Отец смеялся и отвечал, что он только запах колбасы чувствовал, да иногда ему какие-то огрызки тайком приносил пожилой немец.
Как и по какой причине, отец оказался в концентрационном лагере перед своим освобождением я уже никогда не узнаю. В лагерь часто приезжали офицеры-власовцы, которые уговаривали пленных вступать в их армию. При этом тихо добавляли, что на Родине их ждет тюрьма или расстрел, а, если они вступят в армию, то, обзаведясь оружием, повернут его против немцев и искупят тем самым свою вину. Некоторые соглашались и их увозили из лагеря. Отец не верил, что их накажут за плен, ведь он же добровольно не сдавался.
Этот лагерь освободили американские войска. И тоже стали уговаривать пленных уходить вместе с ними, так как Сталин их всех уничтожит. Многие ушли вместе с американскими войсками. Отец ждал своих. И вот они пришли…
Первым делом выставили охрану и никого из лагеря не выпускали. Затем приехали синефуражечники и создали фильтрационный пункт. Каждого пленного с пристрастием допрашивали. Цель была одна, доказать, что все пленные это предатели, которые добровольно сдались немцам. Отцу очень не повезло, так как на нем были брюки от формы солдата вермахта. Допрашивал его молоденький лейтенант. Судя по его новенькой и старательно отглаженной форме, он пороха еще не нюхал. Поэтому он очень старался выслужиться. Отец, вспоминания эти допросы, как-то лаконично обронил: «Немцы так не били…». От отца требовалось только одно, признаться, что он был власовцем. Следователя не смущало, почему власовец сидит в немецком лагере? Почему власовец не ушел вместе с немцами или, на худой конец, с американцами? Наверное, отец дрогнул, не выдержал, так как получил срок. Не знаю, в каком лагере он сидел перед тем как был отправлен на принудительные работы в уральские шахты. Отец как-то рассказывал такую историю. Зима, в бараках холодно и страшно хотелось есть. И вот как-то, выйдя ночью из барака, он заметил чью-то фигуру что-то закапывающую в снег. Спрятавшись, и дождавшись, когда человек уйдет, папа побежал к этому месту и вытащил из сугроба маленький полотняный мешочек. Развязав его, он обнаружил в нем сахар-песок. Отец, рассказывая это мне, словно извинялся перед спрятавшим за эту находку. Видимо, найденный и съеденный сахар был для отца праздником со слезами на глазах.
Немножко отступлю от хронологии событий и расскажу следующее. Несколько лет назад поздно ночью по телевизору показывали документальный фильм об освобождении нашими войсками лагерей с пленными. Я смотрел этот фильм и вдруг вспомнил, что всё, что показывали в нем, слышал ранее от отца. Вот американские войска освобождают русских пленных из лагеря и предлагают им уехать в Америку, так как Сталин всех пленных считает за предателей. Вот часть пленных уходит вместе с американцами по другую сторону Рейна. Вот приходят наши войска, и начинается разборка с оставшимися пленными. Их под конвоем после допросов увозят в созданные для них фильтрационные лагеря, где они по приговору тройки получают различные сроки. Вот Сталин договаривается с американским президентом под гарантию полной безопасности возвратить всех наших, которые ушли с американскими войсками. Вот машины, заполненные такими людьми, движутся по мосту и с них выпрыгивают на полном ходу несколько человек прямо в реку. Эти знали, что верить Сталину нельзя. Скорее всего, они чем-то себя запятнали. Вот стоит железнодорожный состав, вагоны которого украшены цветами, а впереди паровоза закреплен портрет Сталина, увитый живыми цветами. Играет оркестр, стрекочут камеры киножурналистов, как наших, так и иностранных. Последние умиляются такому приему бывших пленных, выданных американцами. Вот поезд дает длинный гудок, и состав медленно трогается. В открытых вагонах теплушек видны улыбающиеся лица людей, они поверили… Вот, проехав несколько километров и удалившись подальше от глаз журналистов, поезд в каком-то лесочке останавливается. Его тут же оцепляют солдаты с автоматами наизготовку. Цветы с вагонов срываются. Из вагонов вытаскивают людей, одетых во власовскую форму, их строят и отводят вглубь леса. Вскоре оттуда раздаются автоматные очереди. Солдаты возвращаются, теплушки задраиваются, и поезд движется в фильтрационный лагерь. Скорее всего, материал для этого фильма взят из рассекреченных архивов КГБ. Эти жуткие кадры, наверное, снимали для отчета. Откуда эти события известны отцу. Скорее всего, он услышал о них в лагере от товарищей по несчастью.
С 1947 года и по 1953 год отец работал на различных шахтах в поселке Коспаш, который впоследствии получил статус города и являлся пригородом крупного уральского города Кизел, Молотовской области (в настоящее время Пермской). Название Коспаш составлено из имени и фамилии человека Кости Пашина, который по рассказам старожилов нашел уголь, выкопав глубокий шурф. Он этой радостью поделился с очень богатым человеком, тот предложил работнику большие деньги за то, что он покажет местонахождение угольных залежей. Когда Костя Пашин спустился в шурф, чтобы отколоть кусок угля и показать его богачу, последний сбросил ему на голову огромный валун. Сейчас достаточно в Интернете набрать «город Коспаш» как появится сайт под названием «Заброшенные города» и описание вымершего, по сути дела, и исчезнувшего с карты России города, в котором жили шахтеры. Шахты все закрыты, бараки разрушены, и люди, которым некуда было уезжать, переселились, в основном, в город Кизел.
Я родился в Коспаше и помню очень смутно барак, в котором мы жили, и много снега зимой. Снега выпадало столько, что он засыпал по окна барак, и первые проснувшиеся в других бараках откапывали двери соседних. Помню, что мы прыгали с крыши какого-то сарая в снег, проваливались в нем, и потом, бредя в белом тумане, выбирались на тропинку, протоптанную жителями. Помню также, что я шел по тропинке рядом с дорогой и тащил за собой санки на веревке. Санки соскользнули на дорогу, и их раздавил грузовик.
Здесь в Коспаше папа познакомился с моей мамой, которая приехала по вербовке на Урал и работала в шахте, сначала выдавала и принимала шахтерские лампы, а затем клетчицей, то есть опускала и поднимала шахтеров из глубины шахты. Мама рассказывала, как папа впервые с ней познакомился. Мама жила в женском общежитии. Папа был в группе дружинников, которые после определенного времени выпроваживали женихов на улицу. Видимо, мама ему давно понравилась, и вот как-то, выгнав и маминого жениха, он сам задержался и завязался разговор, а потом и роман. Папин выбор я полностью одобряю, потому что лучше моей мамы на свете нет.
Что меня всегда удивляло, так это отношение отца к Сталину и компартии. Он никогда не винил Сталина в своей судьбе и считал его достойным руководителем страны. Очень хотел быть членом партии, но понимал, что ему туда дорога закрыта, хотя был всегда передовым в труде, о чем свидетельствуют десятки Почетных грамот и заметки в городской газете о лучшей бригаде завода, которую он возглавлял.