В конце нашего огорода, за кладбищем, где сейчас простирается большой пустырь, над которым гуляет вольный ветер, волнуя чахлые кустики горькой полыни и золотистые низкорослые соцветия бессмертников, когда-то проходила Верхняя улица села. Была она застроена добротными крестьянскими дворами. На Верхнюю улицу отселяли своих старших сынов зажиточные крестьяне с улицы Широкой. Сами же оставались доживать свой век с младшим сыном, который после смерти родителей наследовал их хозяйство. Не хотелось старикам обижать своих старших сынов, а потому и строили они им дворы на Верхней улице просторные, с добротными деревянными домами и постройками. Верхняя улица в былые времена гудела, как пчелиный улей. Много здесь было молодёжи, а она любила веселиться, поиграть и встретиться на кулачных боях. Когда люди потянулись из села в город, Верхняя улица стала основным поставщиком переселенцев. Люди, уезжая в город, свои дома продавали на слом или заколачивали окна и двери досками крест на крест. Перед войной Верхняя улица уже была полу заброшенной и полуопустевшей. Во время войны последние дворы на ней были разрушены или сгорели от мин и снарядов. После войны Верхняя улица совсем опустела, превратилась в пустырь и утратила своё былое значение. Теперь не нужно было старикам отселять своих сынов на Верхнюю улицу. Они, не успев ещё, как следует, вырасти и опериться, сами целыми стаями, как перелётные птицы, улетали в город, селились там и навсегда забывали свой край и его былые традиции.
Дольше всех оставался стоять на Верхней улице Филин двор. Большой деревянный дом под соломенной крышей одиноко возвышался на песчаном взгорке. Окна и двери в нём были заколочены крест-накрест старыми полусгнившими досками. Сиротливо жались к дому старые полуразвалившиеся сараи и другие хозяйственные строения. Большой огород и рядом с ним, когда-то прекрасный, вишнёвый сад, были заброшены и неухожены. Всё вокруг заросло бурьяном. Только тополёвая роща в конце огорода ещё больше разрослась и загустела. Летом она превращалась в место тайных свиданий влюблённых, а зимой стаи голодных волков собирались в ней по ночам и выли злыми голодными голосами, пугая многих в селе.
В далёком довоенном детстве я помню Филин двор совсем другим – огромным и ухоженным. Жизнь в нём так и била ключом. У Фили и его жены Матрёны было пятеро детей: четыре дочери и один сын. И была среди сестёр моя ровесница Мария, подруга моего далёкого детства. Две её старшие сестры – Лидия и Ольга – были старше Марии, а младшая Зинаида совсем маленькой. Брат Василий был в семье вторым ребёнком после Елизаветы.
Мы часто с Васькой Фоминым убегали на Верхнюю улицу и находили там Марию с её подружками, тоже жившими на этой улице. Все мы уходили в просторный Филин сад и устраивали там игры. Сад наполнялся детскими криками, свистом и гулким топотом. И это продолжалось до тех пор, пока не приходил сам Филя или его жена Матрёна, чтобы разогнать нас. Марии за такие самоуправства часто доставалось от родителей. Но вскоре всё забывалось, и мы снова попадали в сад и там веселились, словно ничего и не было.
Филин сад манил нас, как магнит. Особенно он был красив весной, когда зацветали там вишни. В тихие и ясные весенние дни стоял сад, как околдованный богатырь в своём бело-молочном одеянии. И не было другого сада, равного ему по красоте в нашем селе. Был этот сад весь наполнен радостным сиянием и опьяняющим жужжанием многочисленных пчёл, собирающих целебный нектар с его благоухающих цветков. Потом сад отцветал и терял свои лепестки на многочисленные дорожки и тропинки, устилая их белым полотном, словно снегом. И было приятно чувствовать тепло и свежесть сада. Когда созревали вишни, нас в сад не пускали. В это время дядя Филя устраивал в саду что-то наподобие шалаша, в котором и дневал, и ночевал в саду. В это время сад для нас был не доступен. Мы с Васькой приходили на Верхнюю улицу, прохаживались мимо сада туда и сюда и любовались сочными созревшими вишнями, так обольстительно смотревшими на нас из Филиного сада. Иногда сам Филя или его жена Матрёна, заметив нас, подзывали к калитке и угощали сочными и такими сладкими вишнями. И нам тогда казалось, что нет на свете ничего вкуснее Филиных вишен. Марию мы в шутку называли «Вишнёвой королевой».
Потом пришла война. Филя ушёл на фронт, а через год за ним ушли на войну и Лида, и Василий. Осталась Матрёна с тремя младшими дочерьми. Первое военное лето охранять сад было некому. Мы безраздельно господствовали в нём всё лето. Сад превратился для нас во второй дом. Матрёна нас не прогоняла, а только просила быть осторожными и не ломать ветки у деревьев. Мы любили сад и всячески его берегли, не пускали в сад незнакомых нам ребят. Мария всегда была с нами. Она была мастерицей на всякие выдумки. Придумывала занимательные игры и веселья. С ней нам было всегда хорошо. Сестра её Ольга вместе с матерью работала в колхозе, а младшая сестрёнка Зина постоянно находилась с нами, неизменно держась за подол платья Марии. Для Зины Мария тоже придумывала определённую роль в наших играх. Зина сначала хныкала, но потом включалась в нашу игру и увлекалась, как и мы. Второе военное лето было совсем не похоже на первое. Теперь немцы были совсем близко. Их окопы свежими белыми ранами покрыли правобережные возвышенности задонья. Немецкие мины и снаряды постоянно падали на наши огороды, на Филин сад и на тополёвую рощу, оставляя после взрывов глубокие воронки и опалённые огнём ветки деревьев. В Филином саду расположились наши миномётчики. Они вырыли там свои окопы, землянки и многочисленные ходы сообщений. В тополёвой роще расположилась походная солдатская кухня. Мы с Марией встречались теперь редко. Фронтовая обстановка заставляла нас больше сидеть дома под присмотром родителей. И так продолжалось до самой осени. Отцвёл и отплодоносил, как-то незаметно, Филин сад и его плоды до конца остались не собранными. Не было такой радости, которую сад приносил нам раньше. Теперь война безраздельно господствовала и в селе, и в саду, и в тополёвой роще.
Осенью, когда ночью морозы становились всё чувствительнее, а по утрам лужи и вода, оставленная в посудинах во дворе, замерзали и покрывались тонким прозрачным льдом, началась эвакуация населения села в более отдалённые от фронтовой полосы сёла. Каждый вечер, как только наступала темнота, на улицах села незаметно с потушенными фарами появлялись грузовые автомашины. Солдаты с винтовками через плечо ходили по притихшим дворам, приглашая людей с мелким скарбом занимать места в кузовах автомашин. Многие не хотели расставаться со своими, веками насиженными, местами, и уклонялись от эвакуации. К таким сельчанам применялись принудительные меры.
Однажды вечером остановилась автомашина и у Филиного дома. Так получилось, что Матрёны, и Ольги дома не было. В доме находилась только Мария с младшей сестрёнкой Зиной. Когда раздался стук в дверь, Мария вышла в сени. Почуяв, что это не мать и не сестра, она сильно испугалась.
-Открывайте! Иначе стрелять будем! – доносились со двора грубые мужские голоса.
Смысл этих слов до Марии не доходил. Она стояла босиком в сенях, дрожа от холода, не решаясь открыть дверь. В комнате громко плакала Зина. Мария молчала. Стук в дверь становился всё настойчивее, а голоса грубее. Теперь уже в дверь со всех сил колотили прикладами винтовок, но отцовская дверь была прочной, а задвижка надёжной. Мария дверь не открывала. Она совсем перепугалась от этого стука и угрожающих голосов за дверью, представив, как её одну с сестрёнкой без матери и старшей сестры увезут из родного дома к чужим людям. Она была ещё совсем маленькой девочкой, и ей шёл только одиннадцатый год, а сестрёнке не было и пяти. Она уже готова была вслед за Зиной тоже заплакать, как вдруг, что-то острое и горячее со страшным громом пронзило всё её тело и она, вскрикнув, провалилась в чёрную бездонную яму. Она уже не слышала ни громких стуков в дверь, ни грубых матерных голосов за дверью, ни раздирающего душу плача сестрёнки в хате. Жизнь её остановилась, и остановилась навсегда от нелепого выстрела своего же солдата, рьяно выполнявшего приказ начальства. Дверь, наконец, сорвали и ворвавшиеся в дом солдаты обнаружили на полу в сенях мёртвую одиннадцатилетнюю девочку и, забившуюся под кровать плачущую малолетнюю девочку. Вскоре откуда-то прибежала перепуганная Ольга, а за нею потом и Матрёна, ходившая к сестре на Широкую улицу.
На следующую ночь похоронили Марию, скрытно и тайно, тут же рядом на сельском кладбище. В то время у людей так много было горя и страданий, что смерть Марии никого не удивила. Всё списывали на войну. Списали на войну и смерть Марии.
Закончилась война. Возвратился с войны Филипп, но не возвратились его дочь Лидия и сын Василий. Погибли они на фронтах кровопролитной войны. О героической смерти Лидии рассказывали возвратившиеся с войны её подруги. Вскоре тяжело заболела и умерла Матрёна. Попытался Филипп возродить своё хозяйство – привести в порядок строения, огород и сад, но у него ничего не получилось. Собрал он свои пожитки и с дочерьми Ольгой и Зинаидой навсегда уехал в город искать лучшую жизнь.
Дом и другие постройки продал он на слом, а сад ещё долго стоял заброшенный и неухоженный, постепенно зарастая и дичая. Сельские дети ещё долго бегали в Филин сад играть в прятки. Сад уже никого не поражал своей красотой. Без заботливого хозяина он перестал приносить свои чудные плоды и постепенно стал засыхать.
Всякий раз, когда я приходил в Филин сад или проходил мимо, всегда вспоминал Марию. В моей памяти она навсегда осталась весёлой девчонкой-егозой с многочисленными веснушками на её круглом, ещё не оформившемся личике. Веснушки эти, как и Филин сад, каждую весну расцветали, а осенью исчезали или становились едва заметными. Не будь этой ужасной войны и этого нелепого случая, осталась бы жить Мария и, кто знает, получилась бы из неё красивая и стройная дивчина. Вышла бы она замуж за такого же красивого парня, народила бы ему детей, которые жили бы в селе и продолжали вековые традиции своих родителей и далёких предков. Но судьба распорядилась совсем иначе.
Сегодня на Верхней улице не осталось ни одного двора и не одного дерева. Там, где был Филин сад и тополёвая роща, не осталось никаких следов. Голый песчаный пустырь с редкими кустами горькой полыни, кулигами душистого чабреца, жёлтыми головками бессмертников, да высокими стройными кустами коровяка, - это всё, что растёт сейчас на этом месте. Только знающий человек, когда-то живший в селе и переживший военную трагедию, может определить место, где располагался когда-то Филин двор и Филин сад.